В новогодние праздники большинство россиян отдыхают. У тех, кто не отбыл на солнечные пляжи и заснеженные склоны, досуг, как правило, сводится к затяжным застольям с редкими выходами на свежий воздух. И конечно, в постоянном сопровождении алкогольных напитков. Зима, знаете ли, холодно… Не для всех и не всегда многодневные возлияния проходят без последствий. Что и сколько пьют россияне в зимние каникулы? Многие ли впадают в запой? «Лента.ру» разбиралась в этих вопросах.

Главный по стаканчикам

Новый год — праздник, который в российских семьях принято отмечать с размахом. А какой может быть размах без горячительного? Нередко новогодний алкомарафон, стартующий вечером 31 декабря, финиширует ближе к Старому Новому году — 14 января. Статистика показывает, что объемы реализации алкоголя в этот период резко возрастают.

«В предновогодние дни специализированный алкогольный магазин продает практически столько же вина, сколько за весь год, — уверяет автор нескольких книг по истории винокурения, биохимик Игорь Шеин. — Это опыт наблюдения многих лет. Отсюда безапелляционный ответ на вопрос, какой праздник в нашей стране самый главный. В январе люди пьют в разы больше, чем в какой-либо другой праздник».

По оценке независимого центра исследований федерального и региональных рынков алкоголя «ЦИФРРА», в декабре россияне покупают в три раза больше вина и шампанского чем в любой другой месяц в году. Продажи водки перед Новым годом увеличиваются только на четверть. Однако не стоит смешивать продажи и употребление. Скромные показатели связаны с тем, что данные официальной статистики учитывают только белый, легальный сектор. Значительная часть водки, попадающей на столы россиян в периоды пикового потребления, — контрафактная, а иногда и суррогатная.

Производство контрафактной водки за последние несколько лет достигло колоссальных объемов, сопоставимых с легальными. Эта водка выпускается на тех же предприятиях, полностью соответствует стандартам качества, но она дешевле за счет того, что не облагается акцизом. Глава центра «ЦИФРРА» Вадим Дробиз считает, что около 30 процентов рынка крепкого алкоголя приходится на продукцию легально работающих заводов, которые производят больше, чем заявлено в документах, еще столько же — на суррогаты.

Впрочем, в ноябре минувшего года производство именно легальной водки выросло почти на 45 процентов. А трагические события в Иркутске дали старт масштабной кампании по изъятию из оборота суррогатной водки и спиртосодержащих жидкостей. Все это дает надежду на то, что в эти праздники россияне чаще делали выбор в пользу правильных напитков.

Афтепати без конца

Независимо от того, пьют ли наши сограждане «Боярышник» или 12-летний виски, факт остается фактом — в первые дни нового года они пьют куда больше, чем во время отпусков и иных праздников. Случаются и запои.

Главный внештатный нарколог Минздрава, директор Московского научно-практического центра наркологии Евгений Брюн как-то сказал, что для внушительной доли наших соотечественников проводы старого года незаметно переходят в празднование Рождества, а там, не успеешь глазом моргнуть, как уже Крещение (19 января).

Главный нарколог рекомендует россиянам воздержаться от дальнейших возлияний на утро после бурной вечеринки со спиртным. Ведь даже народная мудрость гласит, что «неправильно организованное похмелье ведет к запою». По словам Брюна, лучший способ пережить похмелье — остаться в постели и снизить свою активность.

«Ночью пить водку опасно, особенно после шампанского. Да и не нужно, —  считает он. — Ночью организм спит, и любой алкоголь, который принят в ночное время, где-то после 9-10 часов вечера, не полностью перерабатывается, и человек может себя неважно чувствовать наутро и вплоть до середины следующего дня. Но главное: не наслаивать новый алкоголь на перерабатываемый вчерашний или ночной. Это многократно увеличивает вероятность запоя».

Но наши граждане не привыкли искать легкие пути. А потому лишь немногие считают первое января «Всемирным днем минералки». Прочие предпочитают лечить подобное подобным, ссылаясь на опыт предков и национальные особенности. У некоторых такой курс лечения затягивается на неделю и более.

«Каждый выходит из многодневных застолий согласно своему миропредставлению и уровню культуры, — поясняет Игорь Шеин. — Не существует единой, общепринятой культуры пития, существует просто культура. Если человек с детства воспитывался в культурной среде, то он видел, что алкоголь употребляется в разных, но жестко прописанных в семейном быте ситуациях: водка под закуску перед обедом, по праздникам; вино за столом для сопровождения соответствующего блюда. Это и есть гастрономическое миропредставление, основанное, кстати, на многовековой русской культуре».

Но чаще превалирует другая модель поведения: когда алкогольные напитки служат средством для создания настроения и изменения сознания. «Если у человека в голове сидят мысли «градус за столом надо повышать или как минимум не снижать», «мешать разные напитки нельзя», то такое миропредставление и уровень культуры приведет в конце концов к запою», — утверждает Шеин.

По его мнению специалиста-биохимика, запой чаще всего провоцируется химически чистым, ректификованным алкоголем, например водкой. А вот обильная трапеза смягчает его действие и оттягивает запой как физиологическое явление. «Если же многодневные застолья происходят в испытанных, исторически устоявшихся схемах, согласно культурным обычаям, то и запоя не будет», — уверен эксперт.

Стоит ли надеяться на возрождение культурных обычаев, в том числе и в употреблении спиртного? По данным Минздрава, до 2014 года количество обращений к наркологам после новогодних каникул стабильно увеличивалось в Москве на 20 процентов. Но за последние три года этот показатель сократился в четыре раза — до пяти процентов. Сегодня в России совершеннолетний гражданин за год выпивает примерно 12,8 литра алкоголя. Это уровень потребления Европы, США, Австралии. Хотя еще 10 лет назад, по данным Минздрава, в России употребляли примерно по 18 литров на человека в год. Причины этого, по мнению министра здравоохранения Вероники Скворцовой, кроются в изменении культуры потребления алкоголя.

Чиновники уверены, что положительная тенденция наметилась как раз из-за жестких ограничительных мер, направленных на борьбу с алкоголизацией населения. Игорь Шеин, однако, полагает, что статистике в данном случае свойственно лукавить. «Прежде всего: обращение к наркологу — это деньги, и как правило, не маленькие. Но в последние годы мы заметно обеднели. Цены, в том числе на медицинские услуги, выросли, светлое будущее для многих в тумане, и все экономят. Эта статистика точно не означает, что пить стали меньше, — пить стали качественнее», — уверяет эксперт.

Причем под качеством Шеин имеет в виду не столько цену алкоголя, сколько осознанный выбор напитков и их количества. Человек начинает задумываться о том, что он пьет. Когда он понимает, например, что сладкое вино дешевле 1000 рублей — не вино, а подслащенный виноматериал. Или то, что ректификованную водку вообще сложно назвать гастрономическим напитком. В лучшем случае — средством изменения сознания.

Исход горожан из города в деревню социологи называют новым российским трендом. В отдельных регионах доля «разурбанизировавшихся» может достигать десяти процентов. Чем отличаются современные «понаехавшие» от советских дачников, проанализировали ученые Российской академии народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС). Почему горожане становятся главными сельскими инноваторами и выгодно ли сегодня заниматься личным подсобным хозяйством, «Ленте.ру» рассказал директор Научно-исследовательского центра аграрных исследований РАНХиГС Александр Никулин.

«Лента.ру»: Действительно горожане начали переезжать в деревни?

Никулин: Сегодня мы фиксируем вторую волну горожан, которые начинают уезжать в сельскую местность. Причем, они уезжают не просто чтобы выжить, как это было в первую волну — в начале 1990-х годов. Едут сознательно. Многие открывают собственное семейное дело. Ищут какую-то свою оригинальную нишу хозяйственной деятельности.

Вроде бы на земле логично заниматься сельхозпроизводством: разводить коров, свиней, сажать картошку?

После 2000 года в регионах, особенно расположенных рядом с крупными городами, начали как грибы расти агрохолдинги. Соотношение рубля и доллара тогда оказалось привлекательным для инвесторов, вкладывающих деньги в сельское хозяйство. Владельцам личных подсобных хозяйств (ЛПХ) с гигантами агробизнеса конкурировать стало трудно. Поэтому многие из них сейчас стараются специализироваться на эксклюзивных сельских занятиях, не поддающихся концентрации и тиражированию крупного бизнеса.

Например?

В агрохолдингах в конвейерных условиях обычно разводят десятки тысяч голов птицы, свиней, коров и т.д. А, скажем, коза — животное-«единоличник». Не существует козьих агрохолдингов. Значит у частников в козоводстве имеются определенные преимущества. В Саратовской области есть удивительный фермер Юрий Карамзин. В 1990-е годы он работал в Испании, смотрел, как там делают сыр. Вернулся в Россию. Сейчас в 80 километрах от города в деревне Лох пасет элитных козочек и занимается сыроделием по испанским технологиям и своим собственным рецептам. Продает это зажиточным клиентам в Саратове.

Личными огородами никто не занимается сейчас?

Интенсивность занятия огородничеством зависит от региона. Где-то это выгодно, где-то нет. Взять ту же Липецкую область. Прекрасный картофельный регион. В 1990-е годы народ там массово выращивал картофель в личных хозяйствах. Рассказывали, что хорошо на этом зарабатывали. Осенью нанимали грузовик и везли урожай в Москву. Сейчас это становится невыгодно. Потому что даже в селах в три-четыре тысячи жителей открываются сетевые магазины. В них на картошку израильскую цены ниже тех, которые липецкие подсобные хозяйства могли бы предложить за свой товар.

Но многие сельско-городские хозяйства гибко перестраиваются в поисках новых ниш. Здесь часто именно «понаехавшие» выступают драйвером перемен, инициаторами чего-то нового. Выращивают, допустим, особые сорта картофеля, которые по вкусовым ощущениям с магазинными не сравнятся. Многие семейные домохозяйства занимаются заготовкой ягод, грибов, рыбы. Когда едете по тракту в направлении Москва — Вологда — Архангельск, везде на дорогах вам предлагают дикоросы, домашние консервы. И личные хозяйства в отличие от мегапроизводств основной упор все же стараются делать на качестве товара. Если, например, это продукция с огорода, акцент делается на ее экологичности, отказе от ядовитых удобрений.

Но это же все слова, подтверждающих документов у них ведь нет?

Дело в том, что вся неформальная экономика личных подсобных хозяйств основана на доверии. Оно выступает как социальный капитал. И владельцы домашних личных хозяйств своей репутацией дорожат. От этого зависит их рынок сбыта. Достаточно один раз продать некачественный продукт — и все, легко потерять своих персональных клиентов.

Можно оценить масштабы деурбанизации? Сколько горожан вернулось в деревни?

С точностью до человека — вряд ли можно сказать. Сейчас все мобильны. Транспортная связь очень развита. Сегодня ты — горожанин, завтра — сельский житель. То есть невозможно говорить сейчас об автономности города и села. Когда-то классик русской социологии Питирим Сорокин предложил для этого феномена термин: сельско-городской континуум. По статистике, в России имеется 150 тысяч сельских населенных пунктов. Однако из них 30 тысяч числятся только на бумаге. Это — заброшенные деревни. Из них порядка 10-12 тысяч живы как раз благодаря горожанам-дачникам. По нашим экспертным оценкам, в зависимости от региона доля горожан, обратившихся к сельской занятости, может составлять семь-десять процентов от числа сельских жителей.

Это много или мало?

Отток коренного населения из деревень это не перекрывает, конечно. Гораздо больше жителей, которые официально числятся селянами, сейчас работают в городах.

Но в то же время доля переехавших горожан достаточна, чтобы дать толчок позитивным переменам в деревне. Уровень занятости сельчан повышается, формируется ресурсная база для агротуризма. Дачники заинтересованы в том, чтобы села обустраивались. Из своих ресурсов они помогают тоже что-то делать с заброшенными домами, окружающими ландшафтами.

Выходит, настоящих, коренных деревенских жителей в селах практически не осталось?

Это опять же зависит от региона. Деревенский социальный ландшафт действительно меняется. Идет диверсификация деятельности крестьян. Она началась еще в 1990-е годы. Сейчас процесс усиливается. Огороды обрабатывают меньше, занимаются больше обслуживанием дач, строительством и т.д. Уезжают на заработки в крупные города. Обычно работают там вахтовым методом: месяц-два в отъезде, небольшой отдых дома и снова — вахта.

Мы недавно с китайскими учеными сравнивали сельское развитие наших государств. Китайцы сказали, что у них население страны делится на три части: сельский Китай, городской Китай и Китай мигрантов. То же самое можно сказать и про Россию. Внутренние мигранты из российских сел — это сегодня мощная армия, их миллионы. И они — важный элемент неформальной сельской экономики. Заработанные средства они вкладывают опять же в поддержку и развитие своих домохозяйств.

Кстати, сейчас в связи с кризисом некоторые сельчане, работавшие в городах, потеряли работу, вернулись обратно в село, снова заниматься подсобным хозяйством, но уже с использованием современных городских технологий. Сельское хозяйство во всем мире сегодня — одна из самых инновационных отраслей.

У многих стереотип, что деревня и технический прогресс — несовместимые понятия.

Сто лет назад в основном все так и было. А сегодня если мы посмотрим на производительность труда, технологическое оснащение сельскохозяйственных отраслей, то часто уже обнаруживается технико-экономическое превосходство современных аграрных предприятий над многими предприятиями городской промышленности.

В 1920 году трактор завода Ford был примитивней автомобиля любой марки. Современный западный трактор Fendt, например, технически сложнее и стоит дороже, чем Mercedes или BMW. И нынешний агрохолдинг во много раз производительней, чем бывший колхоз и совхоз. Хотя это тоже палка о двух концах. В условиях капиталистической экономики рост производительности труда выбрасывает на улицу лишних людей.

До личных хозяйств инновации добрались?

Мы сейчас приступили к изучению этих процессов. Прогрессу все равно кого облагодетельствовать — агрохолдинги или частные домовладения. Многие помнят, какие в 1990-е годы у людей на личных участках стояли теплицы. Кто-то строил их из оконных рам, пускали в дело даже остовы железных кроватей, кто-то целлофановой пленкой покрывал. Сейчас же, если проехать по регионам, можно зафиксировать, что практически по всей России установлены стандартные удобные технологичные конструкции теплиц самых разных размеров. Их можно купить в крупных магазинах или даже заказать по интернету.

Практически любую современную высокопроизводительную и надежную садово-огородную технику можно приобрести. Пока в основном зажиточные и успешные домохозяйства могут себе это позволить. Но хорошо, что процесс технического переоборудования личных подсобных хозяйств (ЛПХ) также набирает обороты.

Государство вполне могло бы в этом плане поддержать сельчан. Делегация нашего института была в Китае. Средний земельный надел китайского крестьянина — это примерно наши 14 соток. То есть аналогичен размеру обычного российского ЛПХ. Местные власти помогают китайцам мелким инвентарем, техникой, оборудуют их хозяйства солнечными батареями. В результате растет производительность труда и в этих малых формах сельского хозяйства. К тому же китайское государство старается через специальные кооперативы осуществлять гарантированную покупку сельхозпродукции у крестьян. А у нас часто ЛПХ не знают, где и как продать свой товар.

В России как складываются отношения «новых деревенских» с государством? Особенно, если они пытаются заниматься неформальным бизнесом?

Вплоть до недавнего времени государство закрывало глаза на неформальную сельско-городскую экономику. Была и в значительной степени остается проблема депрессивных территорий, сельской бедности, низких зарплат на селе — именно с этими проблемами неплохо сама справляется неформальная экономика домохозяйств.

Но сейчас все чаще чиновники говорят, что пора бы навести порядок, потому что это только с точки зрения одного конкретного хозяйства масштабы экономики микроскопические. А если таких хозяйств миллионы? И раздаются поручения вывести неформальную сельскую экономику деревни из тени.

Но здесь нужен дифференцированный подход. Одно дело старушка, выращивающая лук и чеснок для себя и внуков. И другое — шабашники-строители. Они нигде не легализованы, хотя и зарабатывают достаточно большие деньги.

После войны при Сталине государство налогами стремилось обложить любой вид продукта, производившийся в ЛПХ. Тогда в ответ производство в крестьянских садах и огородах стало сокращаться. В результате и деревне было очень туго, и у государства от этого доходы стали уменьшаться.

Можно оценить оборот личных подсобных хозяйств, их вклад в экономику?

Развернутой статистики не существует. Все в полутонах. Сами сельчане предпочитают не иметь дело с государством, не предоставляя о своей экономике информацию.

Мы пытаемся в своей работе использовать некоторые фрагменты обобщенных официальных данных, которые имеются в государстве. Согласно Всероссийской сельскохозяйственной переписи, состоявшейся в 2006 году, на долю семейных домохозяйств приходилось 57,3 процента всей сельхозпродукции, производимой в России. Если по отдельным видам смотреть, то на долю ЛПХ приходилось 92 процента выращиваемого в России картофеля, 77 процентов овощей, фруктов и ягод, 88 процентов меда. То есть кроме молока, мяса, птицы, зерна многие виды сельскохозяйственной продукции в нашей стране по-прежнему производятся на приусадебных участках.

В последнее десятилетие, конечно, ЛПХ сократили производство своей продукции, но они диверсифицируют свою деятельность в промыслы, туризм, рекреацию, экологию.

Современная деревня — не только не умирает, но и процветает?

Дела на селе могут идти хуже или лучше, почти всегда трудно, но жизнедеятельность сельско-городского населения в русской провинции неистребима как сама природа. Наши географы проводили исследования сельского расселения. Семимильными шагами деревни исчезали именно в позднесоветское время, в 1960-1980-е годы. Шла массовая урбанизация, индустриализация, в городах все время требовались рабочие руки. Сейчас все в значительной степени стабилизировалось. И деревни исчезают меньше, чем в советское время. Главная причина: очень многие деревни прекратили свое существование еще во второй половине XX века, а оставшиеся располагаются в основном вблизи крупных городов и на плодородных землях.

К сожалению, мы потеряли относительно сплошную расселенческую сеть в России. Сейчас имеются лишь архипелаги сельского расселения вблизи крупных городов, а меж ними бывшие сельхозугодья зарастают лесом. Страна пустеет изнутри. И власти нужно озаботиться этой проблемой. Так как речь идет не только о продовольственной, но также о пространственной безопасности страны.

Наверное, проблема безопасности касается больше приграничных территорий страны? Того же Дальнего Востока?

У нас и Нечерноземье сегодня пустует, не то что Дальний Восток. Раздайте вы эти бесплатные гектары также в Нечерноземной России. Толку будет еще больше. Это могло бы реально оживить российскую сельскую местность.