Сегодня, когда в сети всерьез обсуждают перспективы боевых действий между Россией и США из-за Сирии, а сами власти двух стран признают, что отношения между ними, мягко говоря, недружественные, уже с трудом верится, что недавно все было иначе. Однако еще не состарились те, кто помнит и лично участвовал в том кратком пире дружбы с Америкой в начале 90-х, когда казалось, что холодная война завершилась примирением и стала предметом для шуток. Полковник милиции в отставке, главный редактор газеты «Петровка, 38» Александр Обойдихин рассказал «Ленте.ру» о том, как он в числе первых советских силовиков ступил на американскую землю, чтобы перенять опыт вертолетной полицейской службы и применить его в России.

В 91 году Москва в лице руководства городской администрации и главка МВД решила обзавестись собственной вертолетной милицейской службой. Специальная делегация отправилась в США, где вела переговоры о подготовке группы наших сотрудников, а также самого полицейского вертолета — это был Bell 206 Long Ranger, семиместный.

Американцы были крайне заинтересованы продажей своих вертолетов России, поэтому они сначала предлагали одну цену, потом снижали до минимума и в итоге предложили бесплатно опробовать в столице машину в деле и так же бесплатно обучить персонал в академии компании Bell Helicopter Textron. Там имеется специальное полицейское отделение.

Всего для отправки в США сформировали три группы: одна для изучения механики, вторая — электрики, третью должны были обучить работе пилотов-обозревателей. Каждая из них прилетала в Штаты, проходила свой курс и улетала обратно. Я как переводчик учился со всеми этими группами, пробыл там дольше всех и получил все три диплома.

Здесь скажу немного о себе. Я окончил авиационно-самолетостроительный техникум, а затем Московский авиационный технологический институт имени Циолковского. Стал специалистом по ракетным и авиационным двигателям. Меня в институте учил сын того самого Туполева. Соприкасался с Федерацией космонавтики СССР, занимался научной работой. А потом решил уйти из авиации в милицию и возвращаться не собирался, так что от работы в новом отделе по технической части — зампотехом или механиком — категорически отказался.

Опыт работы переводчиком у меня уже был. Я работал в этом качестве с делегациями американских полицейских, которые стали приезжать к нам с 1989 года. Хорошее знание языка у меня еще с английской спецшколы, потом продолжал его изучение уже для себя, в качестве хобби.

Команду будущего вертолетного отдела возглавил Михаил Терехов, который прежде был начальником 5-го отдела ГАИ Москвы. По возвращении из Штатов я стал его заместителем. В группу вошли не только сотрудники милиции, но также сотрудники Чкаловского аэроклуба и гражданские пилоты из НПО «Взлет». В течение полугода, которые нам дали на изучение языка, я активно зубрил специфичные вертолетные термины. Благо мне в МАТИ дали хороший справочник на эту тему.

В один хороший весенний день 1992 года нам объявили о вылете. Собрались с вещами у мэрии на Тверской, чтобы получить необходимые документы. Виз у нас не было, только загранпаспорта.

Я приехал в шинели с новыми майорскими погонами. Меня попросили лететь в форме. В мэрии мы порядочно задержались. Как раз в это время велись переговоры с американцами. Мне их содержание неизвестно.

И вот уже во второй половине дня, наконец, выехали мы на микроавтобусах в Белоруссию. Откуда мы должны были вылететь с военного аэродрома на военном же «Руслане».

Причем вылететь мы должны были именно в этот день из-за каких-то полетных графиков. И вот мы мчались в сопровождении машины ГАИ на этот белорусский аэродром и добрались до места поздно вечером.

В самолете никаких кресел не было, расположились мы в хвостовой части. «Руслан» этот шел в Америку за гуманитарным грузом — продуктами и вещами. Туда он отправлялся пустой.

Мы летели двое суток. Через Камчатку. И уже почти над Беринговым проливом узнали, что без виз нас в страну не пустят и если мы все же прибудем на Аляску, то нас всех арестуют и отвезут в тюрьму. Плюс еще штраф придется заплатить.

Что делать, было непонятно. Летчики сказали, надо садиться на камчатском военном аэродроме. А потом пришла информация, что нам все же разрешили сесть на известной военно-воздушной базе в Анкоридже. И на месте уже будет решаться вопрос с визами.

После приземления в Аляске, мы до ужаса боялись миграционной службы, которая должна проверить самолет. Мы боялись за наш груз, а мы везли много ящиков тушенки, сгущенки и… водки. Почему водку? Да потому что американские полицейские до этого посещали Москву и были в большом восторге от нашей водки. Лучшего сувенира, к тому же достаточно доступного, представить себе было нельзя.

Этот груз был рассчитан на весь период обучения, чтобы мы могли экономить наши скромные суточные 20 долларов в день.

Ну и вот мы накрыли ящики брезентом и поставили сверху одну бутылку водки, точнее графин, водка была в графинах. Открыли тушенку и сгущенки — накрыли на стол. Зашли американцы, проверили документы и спросили, везем ли мы какой-то груз, продукты. Мы ответили, что немножко есть, и пригласили их разделить с нами трапезу.

Они доброжелательно ответили, что, мол, нам не надо, доедайте сами, и удалились.

А на летном поле выстроился военный почетный караул с винтовками. Американцы нас таким образом приветствовали. Так как я был выше остальных наших ребят и единственным человеком в форме, да к тому же свободно говорил по-английски, то, независимо от того, что с нами был подполковник армии Аваков — главный от нашей делегации, американцы подошли ко мне и рапортовали мне.

Потом нам предложили покушать, а мы переживали о том, сколько это будет стоить, и вежливо отказались. Но после американцы объяснили, что все бесплатно, и тогда я впервые увидел, что такое настоящий шведский стол и разнообразие блюд. Это была обычная столовая для летчиков.

Сразу же заметили улыбчивые лица. Люди впервые увидели русских, и сразу возникло море вопросов. Для них было дико, что русский хорошо знает английский. Они думали, что у нас все ходят в лаптях, а в Москве никогда не бывает плюсовой температуры. Это были стандартные вопросы, на которые приходилось отвечать.

Самый большой шок у них вызвал наш военный самолет «Руслан». Они спрашивали, откуда он, такой громадный? На что я ответил, что у нас есть «Мрия», который еще больше.

Рядом с нашим самолетом стоял А-130 Hercules, и казалось, что его можно целиком загрузить в «Руслан», если снять крылья. Это, к слову, был первый российский военный борт, который сел в Анкоридже.

Мы на этой базе находились всего несколько часов, пока нам делали визы, а потом полетели на юг. На другую военную базу. В Чикаго. Там пересели уже на американский самолет. Когда перегружались, нам помогали военные. Они спрашивали, что внутри. Я ответил, не скрывая, одним словом: «Водка!» Один из местных так удивился, что выронил ящик, и, к сожалению, один графин разбился.

Прилетели в Даллас. Сама академия находилась рядом с ним, по пути в Форт-Уэрт. Нас встретили, отвезли в гостиницу Лексингтон — это знаменитая сеть придорожных отелей. Расселили по два человека в номер. Холодильника там не было, что для Техаса с 40-градусной жарой было неприятно. Но мы же русские! Кондиционер был. Настенный. И мы могли что угодно охлаждать, положив прямо на него.

Еще раз отмечу, что простые американцы о русских там практически ничего не знали. Когда устраивались в отеле, то нас спросили, откуда мы. Из Москвы? Из какой Москвы, ведь у них тоже есть такой город. Сказал, что из Советского Союза, и у меня спросили, а что это и где это? В итоге парень, который нас оформлял, так и не понял и написал у себя в журнале: «недалеко от Лос-Анджелеса».

Мне было непонятно, на каком языке разговаривают местные жители. Даже спросил их об этом, а в ответ услышал: «мы говорим по-техасски». Что-то они смешивают из нескольких языков, что-то проглатывают. Даже вместо простого «yes» у них «yep». Нужно было привыкнуть — и я смотрел техасские телеканалы.

Нам в распоряжение дали два микроавтобуса на шесть человек. Там в Техасе никто пешком не ходит. Там, казалось, и пешеходных переходов-то нет. И вечером, когда мы захотели прогуляться до ближайшего магазина, нам все гудели, неприличные жесты показывали. А когда решили хайвей перебежать, то вообще, казалось, что нас могли даже сбить.

Мы увидели, что напротив магазин, вот и побежали через хайвей — широкая такая трасса по пять полос движения в каждую сторону. Поняли, конечно, что этого нельзя делать, но уже потом… Слава богу, никто не пострадал!

Надо сказать, в Техасе очень хорошие дороги. И машины нам дали с автоматической коробкой передач, с нулями на спидометре (абсолютно новые тачки) — «Вояджеры» красного цвета.

На следующий день полицейские сопроводили нас до академии и попросили запомнить дорогу, чтобы мы могли ездить затем самостоятельно.

Для нас, московских полицейских, сделали специальный курс. Для того чтобы нам понимать, как работать в воздухе над таким огромным мегаполисом, как Москва, американцы пригласили полицейских из Лос-Анджелеса. Они читали нам курс лекций.

В первой группе были механики. Изучали устройство двигателей, как в учебных залах, так и в ангарах, где все представлено наглядно, в разрезе.

Рядом поляки обучались. Они, кстати, и жили в нашем отеле. Завтрак и ужин входили в стоимость проживания. Опять же шведский стол: сколько хочешь, столько и ешь. Булочки, сэндвичи… да что угодно! А вечером выкладывалось пиво и вино, чем поляки активно пользовались.

С собой в академию мы брали тушенку со сгущенкой. На обеденный перекус. Садились там, открывали тушенку обычным ножом. Американцы смотрели на это раскрыв рот и все гадали, что мы едим из этих банок, спрашивали. Мы, шутя, отвечали: «Второй фронт».

Шутки наши американцы понимали хорошо, и это помогало наладить контакт.

Старались держать себя в строгости, несмотря на окружающее изобилие. Если и возьмем баночку пива, то в карман положим. И на виду не пьем. Поляки же вели себя развязнее.

Учеба шла с утра до пяти вечера. А потом была работа с американскими полицейскими, которые показывали нам на практике, как взаимодействуют патрульные с вертолетчиками.

Большую помощь по приезде нам оказал Володя Крамаров. Это наш бывший дипработник, который был направлен в США из СССР, да так там и остался вместе с семьей. Работал теперь на компанию Bell. Он помогал с переводами, с культурной программой. Мы ужинали у них дома и узнали о трудностях, которые испытывают эмигранты в плане построения карьеры и решения других вопросов.

Однако зарплату Крамаров получал все же неплохую — 5 тысяч долларов в месяц. Полицейские там, для сравнения, зарабатывали тогда 2,5 тысячи.

Запомнились сами преподаватели. Летчики, как правило, были бывшими военнослужащими, прошедшими Вьетнам. Вот Чарли Кларк, к примеру. Человек, потерявший в боях глаз и заработавший еще несколько ранений. Как же он восхищался русскими пилотами!

«Ну и летчики у вас. Просто фантастика!» При этих словах он задирал штанину и показывал: «Вот сюда пуля вошла ваша калашниковская, а отсюда вышла».

Они там на «Хью Кобрах» летали, а наши — на Ми-24. Заходили бывало друг другу в лоб. «Никогда русские не отворачивали, мы уворачивались сами. А у нас хорошая броня лобовая, ее не пробьешь, и ваши как раз били в бок, когда мы уходили от столкновения…», — говорил этот ветеран.

А потом с удовольствием водочку пил, к себе домой приглашал. Он — коллекционер оружия, показывал нам свои карабины, винтовки, автоматы. Доброжелательность исходила от него исключительная.

Единственное, конечно, жмотничество американское проявлялось то и дело. Звали нас, бывало, в гости вечером, а мы старались экономить как-то. Думали, что раз пригласили, то, наверное, накормят бесплатно. Так принято же у нас в России! А американцы выставляли оранжджус свой и говорили: «Ну, давайте водочку свою ставьте». «А закусить?» — «Не надо, она и так у вас классная».

И мы уже не знали что сказать, терялись. Один раз, второй так произошло. А потом я уже в открытую сказал, что так нельзя. Получился откровенный разговор, в процессе которого нас расспросили о зарплате. Я ответил, что в переводе на доллары мы получали тогда сотню в месяц.

Они удивлялись, как такое может быть, и думали, что мы шутим. Потом они уже пересказали друг другу, что с деньгами у этих русских не густо, и после этого нас встречали с закуской. Но! Спрашивали, сколько нас будет.

Я говорю: да какая вам разница? Может, один кто-то не приедет. А мне отвечают, что им надо знать, сколько точно стейков купить и приготовить… Но стейки эти, правда, такие, что взрослый мужчина наедается с одной порции.

Местные полицейские приглашали нас к себе, показывали, чем живут. Один из них строил в то время дом — одноэтажный такой, большой по площади. Внутренний дворик с бассейном. А с внешней стороны даже заборов нет — подъезжаешь прямо к домику. И так там у большинства.

Коп этот 300 тысяч долларов получил в кредит на этот дом под три процента годовых на 30 лет.

Но интересно, что когда он увидел у меня в кошельке стодолларовые купюры (а я часто расплачивался за всю группу), то попросил посмотреть. Оказывается, он такие крупные купюры в глаза-то не видел. Почему? Мало там оставляют на жизнь, буквально 500 долларов из 2,5 тысяч.

Большая часть зарплаты уходит на кредиты, медстраховки. Если семья из четырех человек, то значит, у нее четыре машины плюс еще какой-то микроавтобус — чтобы вместе путешествовать. И все это покупается в кредит.

Ездили с местными полицейскими в настоящие патрули. Я в своей милицейской форме. В рубашке. Без кителя. У меня был значок московской милиции. Я его нацепил, учитывая, что у них у всех бляхи. С одним полицейским мы потом махнулись.

Меня вооружали дубинкой, но запрещали вмешиваться в процесс общения с людьми. Задние двери американской полицейской машины открываются только снаружи, так что каждый раз мне нужно было ждать, пока откроют.

Главным предметом изучения была организация правильного взаимодействия наземных и воздушных патрулей. Вертолетчик должен уметь правильно наводить офицеров на какие-то точки. При этом он никогда ни в кого не стреляет, поэтому и по самому вертолету преступники очень редко когда стреляют…

Во время этих поездок происходили разные случаи. Один раз на пустыре была большая драка — человек двадцать на двадцать. Это под Форт-Уэртом.

Я думал, сейчас мы туда побежим втроем и нас там убьют, но побежали мои американские спутники вдвоем, напарники — мужчина и женщина, а мне строго приказали не вмешиваться.

Подбежали к дерущимся, гаркнули на них, и те сразу легли на землю. Человек сорок было, и никто не шевелился, смирно так лежали. Полицейские даже пистолеты не доставали. Через двадцать минут подъехали машины, хулиганов туда погрузили и отвезли сразу в тюрьму, где уже работала группа разбора.

Второй случай, который мне запомнился, когда в доме заперся какой-то вооруженный семьянин, держал там насильно жену с ребенком. И вот мы приехали. Стали вести переговоры через дверь. Полицейские даже не пытались ни войти, ни ворваться туда: «Не имеем права — это частная собственность». — «А если убьет?» — «Ну убьет, значит убьет, но мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло».

А там шла стрельба, слышно было, как он там бил и ребенка, и жену.

Но переговоры дали результат. Мужчина открыл дверь, и из дома вышла его жена с ребенком, попросила полицейских отменить вызов и не забирать мужа никуда, объяснив, что никаких претензий она к нему не имеет. И после этого мы уехали, даже не оформив никаких бумаг.

Мы в России его бы все-таки задержали за стрельбу и избиение, да еще и в жесткой форме.

А вообще, первое, что делали американские патрульные, заступив на дежурство, — ехали на склад-магазин, где покупали упаковку жвачек, конфет всяких. Не для себя: когда мы въезжали в негритянские районы, полицейские раздавали сладости детям. И те, только завидев, патрульную машину, уже сбегались к ней со всей округи.

«Майк, привет! — кричит семилетний шкет полицейскому. — А там вчера драка была, а там наркоманы опять…» А Майк этот, не выходя из машины, все записывает себе в блокнот и дальше работает по полученной информации.

Надо сказать, стражи порядка там боятся все же въезжать в негритянские районы, работать там. Нам вовсе запретили туда соваться одним. А мы полюбили магазин «Все за доллар», и как-то один полицейский сказал, что в негритянском районе есть такой же, где все за 50 центов. И наши все же не удержались и один раз туда смотались. А меня на следующее утро в академии вызвали к руководству и очень строго отчитали. «Убьют вас там, и никто искать не будет», — сказали наши наставники.

Но с полицейскими мы в эти злополучные кварталы заходили. Люди там пользуются бесплатным социальным жильем и пособием по безработице в 500 долларов: на каждую большую семью трехкомнатная квартира метров на сто «квадратов». Чем не жизнь?

Больше всего мне нравилось летать на вертолетах, смотреть как они лихо взаимодействуют с автомобилями. На крыше каждой американской патрульной машины написан ее номер. Крупно. Достаточно было лишь назвать его в радиоэфире, и сотрудник оттуда отзывался.

Мы пытались это сделать уже в Москве, в 1992-м. Даже разрисовали несколько машин, но ничего не получилось…

А в Америке нам задачи ставили учебные, интересные. К примеру, надо найти угнанную машину — белый Ford такой-то. И вот мы начинали кружить, постепенно увеличивая радиус. На борту тепловизор был, «Ночное солнце» (Sunlight) — это лампа на тридцать миллионов свечей. Эта фара могла использоваться как оружие. Как лазер. Если в точку луч сводишь, то можно запросто поджечь что-нибудь. А если разводишь, то можешь метров на 500 осветить площадку для работы полицейских.

Когда включаешь тепловизор, то можешь увидеть спрятанный у человека пистолет, нож, зажигалку. Если есть разница в один хотя бы градус по температуре, то любой объект высвечивается.

При этом работает система видеозаписи, отснятые материалы с которой потом можно использовать в качестве доказательств в суде.

В Лос-Анджелесе тогда было 11 вертолетов, и, как нам говорили, в воздухе над городом постоянно должны находиться три из них. Норматив подлета к месту преступления не более 15 минут. В Далласе было шесть вертолетов, и один из них они также пытались всегда держать в воздухе.

Вертолет Bell еще хорош тем, что его можно «раскрутить», то есть подготовить после запуска двигателя к взлету буквально за пару минут.

Учили нас брать на борт спецназовцев — четырех человек. Разные есть варианты их десантирования. К примеру, по команде «раз-два». На раз они сходят (спрыгивать нельзя) на землю с площадки одной ногой, на два — второй. Здесь очень важна координация, потому как если с одного борта человек сойдет, а с другого нет, вертолет может опрокинуться.

Нас учили не бояться виражей, скоростей больших, учили на бреющем летать, в каньонах тренировались. Нам эти навыки потом пригодились на улицах Москвы.

Кстати, у них там нет этих висящих между домами проводов, как у нас. А в Москве — это была большая проблема, и очень хорошо, что нынешние городские власти при реконструкции улиц наконец убрали их под землю. Хотя все равно страшно, что кто-то за ночь протянет какой-нибудь шнур, не спросив ни у кого разрешения. У нас такое бывает.

А еще мы там учились культуре поведения. Вот едем мы на машине, грызем яблоко и куда огрызок деваем? Бросаем — птички съедят. А там это недопустимо. Увидит кто-то, передаст информацию в участок, и вас оштрафуют. 50 баксов минимум. За то, что выбросил из окна чего-то.

Или едем мы по шоссе между городами, захотелось в туалет. Что делать? Остановиться и сбегать в лесочек. А там так не принято. Остановки на хайвее вообще строго запрещены. Я остановился, а меня спрашивают: и куда ты пойдешь? Вон к тем деревьям. А это частная собственность, туда заходить нельзя — пристрелят. Но там на каждом шагу есть благоустроенные зоны отдыха, туалеты со всем необходимым.

Не видел я также, находясь в патрулях, чтобы люди там пили спиртное на улице. У них люди сидят в кабаках, забегаловках. В негритянских кварталах бывало всякое, да.

В патрульных машинах у них уже тогда были компьютеры. И они, к примеру, завидев нарушителя скоростного режима на дороге, сначала его пробивали, а потом уже действовали. Если человек добропорядочный, то просто пальцем могли погрозить из окна и внести в компьютер, что было сделано предупреждение, а если у него уже куча штрафов — останавливали для проверки.

Полицейские постоянно помогали там бабушкам переходить дорогу, коляски детские поднимали и так далее, а потом даже отчитывались об этом после смены. И командир за это его не ругал и не шутил, а благодарил за работу.

Чем их патрульные похожи на наших, так это тем, что могут позволить себе снять бронежилет во время службы. Ну жарко там очень, в Техасе. Чопорности такой у них нет. Но! Если остановил машину, то никогда американский полицейский спереди к ней не подойдет. Только сзади. Они там отдрессированы четко, как и водители, которые уже сами кладут руки на руль, чтобы их было видно, и так далее.

Американские полицейские были в шоке, когда узнали, сколько у нас милиционеров погибает при исполнении служебного долга. В Далласе за сто лет погибло всего трое полицейских, как они сказали. Хотя криминальная ситуация в целом у нас была намного лучше, чем у них. Но это, правда, был 92-й год.

У них нет никаких благотворительных фондов, помогающих семьям полицейских. Там за гибель обычных патрульных платят вдовам и детям так, что они могут на эти деньги потом всю жизнь жить.

В Техасе строгое отношение к договорам между полицейским профсоюзом и муниципалитетами. Никаких переработок. Отработал смену — и все. А если нужно работать дополнительно, то эти часы дополнительно оплачиваются. Каждый год договор пересматривается.

Американским полицейским разрешают подрабатывать. И почти все, с кем мы там общались, этой возможностью пользовались — охраняли со своим оружием какой-нибудь ресторан или кафе. Вообще стремление зарабатывать у них в крови: дети развозят почту, молоко, гуляют с собачками, ухаживают за престарелыми.

Еще один интересный момент. Когда мы останавливались где-то обедать, то выяснялось, что с полицейских местные кафе никогда не берут денег. Это неофициально. То есть ты должен достать кошелек и продемонстрировать намерение расплатиться, но хозяин подойдет и скажет: «Нет, это мое доброе отношение к вам». И никто там не считает это коррупцией, мол, правило хорошего тона. И не только пообедать! Два пива полицейский там может свободно выпить после работы. Бесплатно. В любом кабаке.

Обратно летели через Нью-Йорк и Европу. Американские девчонки-стюардессы не отходили от нас весь полет, расспрашивая о том, как живут люди в России. Одна из них несколько лет поздравляла меня с Новым годом открытками.

Перед выездом мы сами подготовили тот вертолет, на котором потом работали в Москве, изучали панели управления, раскрасили его там.

Во время испытания «Суперкобры» лопасть сорвалась и повредила борт нашего вертолета. Пытались скрыть от нас, но нам все же сказали добрые люди. Неприятный момент, но все исправили тогда.

Встречать вертолет из Москвы мы потом приезжали в Брест. Возникла заминка, связанная с приходом нового столичного градоначальника Юрия Лужкова. Американцы же не дождались, пока будут решены бюрократические вопросы, и без спросу вылетели на нашем Long Ranger из Польши в Брест. Белорусы даже подняли истребители для перехвата. Был такой напряженный момент, но все закончилось благополучно, и мы, встретив вертолет, долетели уже на нем в Москву. Сели на Манежной площади, и 18 мая в торжественной обстановке американцы передали нам ключи от первого милицейского Bell. Эта дата стала днем рождения вертолетной службы.

Правда, история с Bell завершилась уже через полтора года. Когда подошел к концу оговоренный период бесплатного тестирования, столичные власти отказались от покупки, и наш американец улетел в Германию, где продолжал свою службу уже под другим флагом. А в Москве стали работать отечественные вертолеты, но это уже другая история.