За час до пасхальной ночи в Москву прилетел Благодатный огонь из храма Гроба Господня. Спецрейс был организован Фондом Андрея Первозванного, который доставляет огонь уже в пятнадцатый раз. Корреспондент «Ленты.ру» в составе делегации посетил святые места перед Пасхой — в конце Страстной недели, когда Иерусалим до предела заполнен паломниками со всего мира.
«Спаси Господи люди Твоя» — поет матушка из Русской духовной миссии в Иерусалиме. Распев подхватывают все, кто его знает. Искренне, с позиции живого опыта.
Здесь эти слова, кроме религиозного, принимают вполне практический смысл. Покровительство высших сил — то, что поможет выжить в толпе, которую представляет собой Старый город в эти дни, и вернуться на родину с Благодатным огнем.
Если у вас во рту есть съемный протез, то его лучше снять. Эти дни в Старом городе Иерусалима представляют из себя прежде всего тотальную давку — слэм в лучших его традициях. Один удар локтем в лицо — не специально, просто толкаются все, потому что это подступы к первой станции крестного пути, Via Dolorosa: одни хотят оказаться ближе к той или иной процессии, другие рвутся против течения, потому что их оторвало далеко от своей группы… И вот уже кто-то из поляков — а католиков тут много, такой год, совпали две Пасхи — безуспешно пытается найти зубы в толпе. Расступаются как могут, но сзади уже напирают новые процессии, так что никто не может никак.
Обувь — легкая, но покрепче и подешевле: ноги отдавят в первую очередь. Можно добраться до ближайшей улочки и уйти влево, чтобы сгруппироваться и перевести дух. Русские выходят из давки цепочкой человек в пятнадцать: делегация в сто человек давно уже разбита. Проходим коптов и эфиопов в белых одеждах, натыкаемся на американцев — одну из протестантских деноминаций. На их многоголосое «you cannot go there» цитируется приписываемое Сергею Лаврову «Who are you to f***ing lecture me». Срабатывает: десять метров — и группа на воле с другой стороны стены, где арабские торговцы на руках передают тяжелые тележки с бубликами и другим товаром.
Сестра Елена из Русской духовной миссии ведет в обход по улочкам Старого города. Выходим в районе Претории — полицейского участка I века н.э., где в каменном мешке содержали Спасителя перед отправкой на казнь. Вышли вовремя: на дороге показалась процессия. В авангарде — огромный динамик, откуда звучит печальная португальская песня. За ним — полураздетый человек с крестом. По бокам — двое в костюмах римских стражников времен императора Тиберия, как их понимают паломники из Португалии. Бичи, впрочем, хлещут вполне натурально — как и кровь из-под тернового венца. Вокруг — прохожие с телефонами и планшетами, две профессиональные телекамеры.
Понимаешь, что случись все сейчас — так бы оно и было. Стрим напрямую от Via Dolorosa — с лайками, значками «ух ты!» и «возмутительно», комментами. Селфи на фоне Голгофы. Коптеры, сталкивающиеся над горой. Люди, снимающие друг друга: встать, чтобы все три креста в перспективе уместились на ладошке, как положено. Светящиеся экраны мобильных и задняя часть оператора, вылезшего на первый план и испортившего картинку всем — неотъемлемая часть иконографии Страстей Господних в переводе на наши дни.
И кажется, что сейчас тот, кто несет крест, глянет на того у стены напротив Претории, который вытянул телефон почти к окровавленному лицу для лучшего кадра — и любитель красивых фото превратится в жабу. Или вот в горлицу — как в свое время случилось с торговкой молоком, по греческой легенде никак не желавшей уступить хотя бы монету за напиток для Спасителя. Сколько апокрифов, столько и вариантов.
«Юра, все пропало, у нас свечей нет», — кричит дама в середине торговых рядов старого Иерусалима. Юра бежит исправляться, благо это совсем не труд: приличный пучок свечей в эти дни на каждом углу можно купить за доллар, а если еще больше, то за три. То же с деревянными распятиями: крест в полторы ладони идет за три, в половину — доллар. Можно в шекелях, но курс у продавцов — арабов, причем в основном христиан — не так удобен, как в обменниках.
У русского храма Александра Невского на коленях стоят чернокожие — «Того либо Бенин, судя по расцветкам», авторитетно объясняет кто-то из наших рядом. Проверить возможности нет: люди славят Богоматерь. «Аве, Мария, мерси, мама» — разносится на ближних подступах к Голгофе.
В Геенне Огненной никто не горит. На склонах долины Хинном, где веками жгли мусор со всего Иерусалима — а задолго до того приносили младенцев в огненную жертву Баалу и прочим языческим богам — теперь расположился бассейн отеля Mount of Zion. Из вестибюля гостиницы, собственно, один из лучших видов на Геенну. Панораму можно наблюдать отовсюду — общаясь с теми, кто приехал из России за Благодатным огнем.
«Человеческая жизнь изобилует проблемами, трудностями и неприятностями, — рассуждает Владимир Якунин, председатель попечительского совета Фонда Андрея Первозванного. — Пасха, Рождество, Новый год — всплески положительных человеческих эмоций, которых так не хватает в повседневности. Пасха — праздник жизни, праздник весны, праздник добра».
Нынешний приезд за Благодатным огнем для фонда юбилейный, пятнадцатый. И всего второй с тех пор, как Якунин оставил свой пост в РЖД. «Все в жизни взаимосвязано, — уверен Владимир Якунин. — И мой переход в положение по большому счету пенсионера, безусловно, сказался [на деятельности фонда]. Хотя понятие пенсии тоже относительно: я занимаюсь “Диалогом цивилизаций” (Международный общественный форум, где Владимир Якунин — президент-основатель — прим. «Ленты.ру»), фондом, кафедрой государственной политики в МГУ… Особенно не посидишь на завалинке».
По словам Якунина, за последние пару лет естественным образом отпали «те, кто хотел притулиться к фонду, имея заднюю мысль как-то так поближе подойти к президенту РЖД. И оказалось, что таких было очень немного». От личности главы попечительского совета, полагает Владимир Якунин, зависит еще меньше: «Куда больше зависит от идеи, приводящей нас в эти дни на Святую Землю».
А без идей, уверен он, никакого общества быть не может — особенно информационного, которым Владимир Иванович в последние годы интересуется немало: «Мы своим маленьким усилием помогаем нашим людям, нашей власти — всем, кто хочет духовного развития. Не только у нас, но и во всем мире. Вот в нынешней поездке, помимо наших журналистов — два представителя западных СМИ. Значит, у наших идей есть востребованность, которую необходимо поддерживать и развивать».
«Берегите от сумасшедших, нападают и срывают», — наставляет девушка, раздающая пропуска. Только по ним можно попасть в храм Гроба Господня — но еще не факт, что попадешь. Какие сумасшедшие, право: от Яффских ворот до храма Гроба Господня — примерно десять полицейских кордонов. И тем не менее.
«Как повяжешь галстук — береги его», — говорит отец Василий из Воронежа, прилаживая поверх облачения трехцветный платок, опознавательный знак делегации Фонда Андрея Первозванного. Без пропуска не пустят никуда, а без платка, знакомого всем службам, не пустят на место, отведенное россиянам. «Я пионером был, не стесняюсь и помню».
До храма удается дойти за два часа. Это, как говорят опытные паломники, по-божески. «Дорогу, дорогу!» — кричат у очередного кордона в три языка: иврит, английский, по-русски. Полтысячи человек расступаются. Подъезжает квадроцикл с надписью «полиция», привозит груз — финики и кока-колу для стоящих на посту.
Им сочувствуешь более всего: те, кто ждет, спешат на праздник — а у полиции только работа. Накануне в иерусалимском трамвае зарезали студентку из Англии: 25 лет, приехала по обмену. Это не повод для усиления — здесь все и так усилено до предела десятки лет назад, если не собственно с 1948 года, когда был создан Израиль. Просто новый всплеск ножевой интифады — то, чего, конечно же, так не хватало полиции и спецслужбам именно в эти дни. Когда вопрос у администраторов на всех уровнях только один: перевалит ли количество пасхальных туристов за миллион — или же обойдется обычными сотнями тысяч.
Справа на крыше храма Гроба Господня — тенты: с прошлого года идет реставрация. Смотришь, стоит ли на фасаде деревянная лестница — символ Статус-кво, соглашения между шестью конфессиями, которые представлены во храме. Лестница опирается на карниз, принадлежащий греческой церкви, и ведет в окно, закрепленное за церковью армянской. Так и называется — недвижимая, с XVIII века. Лестница на месте, все хорошо.
Два часа на кордонах плюс четыре часа ожидания — уже в храме. Кувуклия, содержащая собственно Гроб Господень, снаружи теперь нежно-розовая, а не закопченная от миллионов свечей за десяток веков: реставрация добралась и сюда. Работы шли и внутри Кувуклии. Так что вопрос, сойдет ли Благодатный огонь в этом году — и, соответственно, как провести последние дни, если огонь не сойдет, — беспокоит многих верующих.
Хотя без мирского и тут никуда. «За шиворот капать будет, — критично оглядывают кого-то из впервые приехавших: официальный пиджак, такие же брюки. — От свечей же капать. И на лацканы, и на спину. Надо было надеть что-то, чтобы не было жалко». Подсказывают адрес химчистки, сразу справляющейся со свечным воском — в Москве, понятное дело: «На Юго-Западной не знаю, я вот в Крылатском только со второго раза нашла, можете записать. Часто бывает, что не сразу отчистить могут. То ли воск здесь особый, то ли еще что».
Треск десятков тысяч свечей. Запах — по светским меркам — как у отменного трубочного табака. Света столько, что от него действительно темно. Короче, все то, что не передает ни одна трансляция церемонии схождения Благодатного огня. Пиджак действительно закапан наполовину; владельца, однако, уже не волнует ничего — кроме того, как разместить три пучка свечей. Последняя давка — на выходе из храма, под праздничные колокола и рев собравшихся. Свечи гасят почти сразу: все везут домой — себе и в подарок на Пасху.
«Христос Воскресе!» — машут теми трехцветными платочками на перекрестках от Старого города до Русской духовной миссии сотрудники миссии и Фонда. «Вам налево, потом наверх и направо». До пасхальной ночи — почти полдня. Но те, кто обрел огонь, уже пируют прямо возле автобусов в аэропорт Бен-Гурион. Объясняют: «Правящий владыка благословил». Тот случай, когда мистерия и связанная с нею практика побивают любые правила. Даже наиболее строгие для тех, кто их добровольно принял.
В очереди на регистрацию с лампадой — каждый пятый. Почти у всех пересадки: Минск, Тюмень, Мюнхен, впервые — Лондон. «Меньше смысла нет», — отвечает Евгений Томберг из «Русского дома» в Таллине на вопрос, почему он везет сразу две лампады с огнем. «А лучше бы и больше. Во-первых, его может задуть в самолете. Во-вторых — во втором самолете. В-третьих, уже в аэропорту кто-то может свечкой неловко в фитилек ткнуть — и вот… Согласитесь, было бы печально проделать такой путь и утратить огонь».
На выходе приоритет тем, у кого лампады. Во Внуково, когда проходишь паспортный контроль, уже горит везде. Людей — тысячи, внутри и снаружи. Никаких правил безопасности: свечи у всех, даже у молодой полицейской в руках.
От терминала отрывается кортеж — на храм Христа Спасителя. До Пасхи всего ничего. Надо успеть.
