Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Официальный представитель Кремля Дмитрий Песков признался, что надеется на участие Владимира Путина в следующих выборах главы государства. Сам президент пока старательно избегает конкретики, отвечая на вопросы о своих планах на 2018 год. «Лента.ру» вспомнила, что Путин говорил по поводу президентской гонки, и узнала, когда он может прояснить ситуацию в этот раз.
Во время съемок программы на «Би-би-си» Пескову пришлось в который раз отвечать на вопрос о планах Путина баллотироваться на новый срок. Официальный представитель Кремля напомнил о своем заявлении почти 13-летней давности: перед выборами 2004 года он подчеркивал, что надеется на участие действующего президента в выборах «как гражданин России».
Таких граждан, по данным социологов, в стране примерно две трети. Весной 2015 года электоральный рейтинг президента Путина достиг рекорда — 75-76 процентов опрошенных фондом «Общественное мнение» указывали, что готовы проголосовать за нынешнего главу государства, если бы выборы состоялись немедленно. К весне 2016-го цифры особенно не изменились: ВЦИОМ насчитал 74 процента граждан, готовых поддержать президента. Тогда примерно 15 процентов респондентов не планировали голосовать за Путина, еще 11 процентов не успели определиться.
По словам социологов, россияне обращали внимание на выполнение предвыборных обещаний, которые дал Путин, будучи кандидатом в президенты в 2012 году. Но, судя по всему, для потенциальных избирателей это не определяющий фактор. «Даже среди тех, кто считает, что президент еще не реализовал многие свои предвыборные обещания, Путина готовы поддержать 70 процентов», — отмечалось в материалах ВЦИОМ, опубликованных в прошлом марте.
Президент говорит о своем потенциальном участии в гонке с гораздо меньшей однозначностью. «За эти годы с Путиным все должны были уже привыкнуть к тому, что такого типа решения он откладывает на последний момент, — комментирует интригу политолог Алексей Чадаев. — Он в своем репертуаре».
Вопрос об участии в выборах поднимался почти на каждой прямой линии или ежегодной большой пресс-конференции президента. В феврале 2008 года, когда до очередного голосования оставалась всего пара недель, во время общения с прессой Путину предложили пофантазировать о своем будущем: «Давайте представим 2018 год, 10 лет, пофантазируем: Ваша должность, в каком городе Вы живете, чем Вы занимаетесь?» «Об этом рано говорить», — в своем фирменном стиле ответил глава государства. И предложил сначала дождаться президентских выборов и нового правительства: «А там видно будет».
Почти то же самое он говорил по поводу долгосрочных планов в 2004-м: «О возможности баллотироваться на такую высокую должность, как президент Российской Федерации, в 2012, 2016 годах либо совсем уже дальше — конечно, сейчас я об этом не думаю».
Но даже когда речь шла о ближайших выборах, Путин не вносил ясности загодя. «Это зависит от общих результатов работы в стране и на президентском, и на правительственном уровне, и на уровне Центрального банка», — подчеркивал президент, отвечая на соответствующий вопрос в декабре 2014-го.
К январю 2016-го определенности не прибавилось. Песков заверял журналистов, что решения по поводу участия в президентской гонке еще не принималось. В сентябре — тоже ничего нового. «Я пока ничего для себя не решил», — вторил самому себе Путин. И добавлял, что сначала надо посмотреть, как реализованы поставленные задачи, а потом уже определяться относительно кампании в 2018-м.
«Любое официальное заявление ограничивает пространство для маневра», — объясняет уклончивость главы государства вице-президент РАСО Евгений Минченко. Он подчеркивает, что важнейший элемент управления политическим процессом — возможность определить место и время. В том числе, видимо, и для запуска президентской кампании.
Нужный момент по состоянию на декабрь 2016-го не наступил: за неделю до Нового года глава государства снова обещал принять решение, когда «время созреет».
Не считая досрочных президентских выборов в 2000-м, Путин объявлял о своем участии в гонке не раньше, чем за полгода до ее начала.
Сейчас досрочных выборов, которые могли бы сломать эту традицию, не ожидается. По словам председателя ЦИК Эллы Памфиловой, голосование состоится в марте 2018 года. Провести их раньше, как утверждала глава Центризбиркома, невозможно даже технически. В Кремле уточняли: это возможно, но нецелесообразно.
Последние несколько раз президента тоже выбирали в марте. Перед голосованием 2012 года возглавлявший тогда страну Дмитрий Медведев имел право баллотироваться повторно и не исключал такой возможности. Но в сентябре 2011-го на съезде «Единой России» в качестве кандидата от партии выдвинули тогдашнего премьера Путина, а он (в случае своей победы) предложил Медведеву пост премьер-министра.
Перед выборами 2008 года после двух сроков подряд в Кремле Путин в кои-то веки говорил о перспективах заранее и вполне определенно: идти на третий срок, нарушая конституцию, он не собирался.
А вот на подходе к мартовской кампании 2004 года, когда Путин, как и сейчас, раздумывал над потенциальным вторым сроком, интрига тянулась до последнего. Президент поделился планами как бы невзначай, на декабрьской прямой линии. «Знаю, что вопросов таких много. Мой ответ утвердительный: да, буду баллотироваться и в ближайшее время, повторяю, сделаю официальное заявление по этому поводу», — сказал он, отвечая на очередной вопрос по теме. . Тогда до выборов главы государства оставалось всего три месяца.
Хотя на этот раз, вполне возможно, до декабря ждать не придется, предполагает политолог Глеб Кузнецов. По его мнению, Путин может объявить об участии в президентской гонке в мае — в очередную годовщину подписания пакета майских указов. «Годовщина подписания ключевых документов по развитию социальной сферы, так называемых майских указов, мне представляется вполне логичным способом объявить о начале президентской кампании, — отмечает Кузнецов. — Дабы, так сказать, закончить начатое».
«Лидер должен быть не только крепок умом, но и телом»
Фото: Владимир Андреев / ТАСС
В Москве 23 января в медиалофте РАНХиГС были подведены промежуточные итоги конкурса «Лидеры России», в котором молодые руководители состязались за образовательные гранты и шанс войти в специальную программу развития кадрового управленческого резерва. «Лента.ру» рассказывает о том, чего добились участники и что их ждет дальше.
В небольшом помещении в окружении журналистов и телекамер собрались молодые и не очень люди. Некоторым из них удалось пройти в финал конкурса управленцев «Лидеры России». Некоторые не смогли выйти из полуфиналов. На диванах перед большим телевизором, транслирующим презентацию, оживленно дискутировали их наставники, представители крупного бизнеса и руководители госучреждений.
Участникам, не попавшим в финал конкурса, была предложена игра, в ходе которой они должны были в сжатые сроки решить задачу, сходную с теми, что придется решать финалистам в Сочи в начале февраля. Она действительно была непростой — им предстояло предложить метод, с помощью которого россиян удастся приучить к раздельному сбору мусора, к чему, как отметили кураторы, население страны пока не готово.
Тем временем этажом выше началось подведение итогов работы конкурса, которое началось с того, что проректор РАНХиГС Алексей Комиссаров поделился с присутствующими аналитической информацией, полученной в ходе состязаний. Он отметил, что по всей стране на «Лидеры России» было подано 199 тысяч заявок, но до последнего этапа конкурса дошло лишь 300 наиболее достойных управленцев.
В каждом федеральном округе, в каждом полуфинале были выбраны 30 лучших специалистов, которые получили наибольшее количество баллов и прошли в финал. Поскольку в Центральном федеральном округе было два полуфинала (из-за очень большого количества участников), здесь прошли 60 человек. «Так мы набрали 270 финалистов, остальные 30 набирались по сквозному федеральному рейтингу по максимальному количеству баллов», — пояснил Комиссаров.
По сравнению с участниками полуфиналов, в финале на 10 процентов выросло количество руководителей высшего звена. Организаторы конкурса ожидали этого — люди с большим опытом смогли добиться лучшего результата на этапе очного отбора. К сожалению, среди участников было изначально лишь 15 процентов женщин, хотя к финалу этот показатель немного улучшился — правда, всего на один процент. Но во многих федеральных округах женщины выступили очень успешно и примерно в два раза увеличили свое представительство после выхода в финал.
В финале конкурса изменилось соотношение участников по возрасту. «Много было споров и сомнений относительно того, кто победит: более активная молодость, или опыт, с присущей ему мудростью», — сказал Комиссаров. На полуфиналы вышло 55 процентов участников до 35 лет. По итогам полуфиналов эта пропорция изменилась с точностью до наоборот — опытных участников оказалось больше на пять процентов. Впрочем, опять же, по федеральным округам показатели разнятся, например, в Уральском федеральном округе среди финалистов оказалось больше молодежи, чем в полуфинале.
По отраслям доля представителей сферы услуг выросла с 28 процентов до 45. Больше всего спад составил в строительстве — с 19 до 4 процентов. Согласно статистике, среди специальностей, полученных финалистами в вузах, лидировали экономические, управленческие, юридические, финансовые и инженерные. Чтобы получить более полную картину, участников финала конкурса опросили относительно того, управленческие качества каких исторические деятелей они считают для себя примером. Пятерку лидеров составили Петр I, Петр Столыпин, Екатерина II, полководец Александр Суворов и Александр II.
Комиссаров заметил, что в начале конкурса было много вопросов о том, не будут ли в результате отобраны участники, обладающие широким пластом знаний, но не являющиеся хорошими управленцами. Однако, по мению как оценщиков, так и гостей, приезжавших на полуфиналы, этого не произошло. «Нас ожидает очень серьезная битва за победу в этом конкурсе», — завершил Комиссаров.
Первый заместитель руководителя администрации президента и один из наставников участников «Лидеров России» Сергей Кириенко рассказал о том, что за конкурсом пристально следит Владимир Путин, а также отметил, что подобные состязания теперь будут проводиться каждый год. При этом он рассказал и о некоторых трудностях, с которыми столкнулись организаторы «Лидеров России» — так, например, поступало много заявок от соотечественников, живущих за рубежом, которые, согласно правилам конкурса, не могли принять в нем участие. Кириенко рассказал и один забавный случай, который случился во время полуфиналов:
— В Санкт-Петербурге у одного из финалистов очень высокого уровня на день полуфинала выпала свадьба [из-за чего он уехал в другой регион страны]. К сожалению, нашими правилами не была предусмотрена возможность участвовать в полуфинале в другом округе. Очень жаль, он сильный управленец, и мы договорились с ним о том, что он будет участвовать в конкурсе на следующий год. Для нас было очень важно неукоснительное следование правилам, чтобы потом не говорили, что кто-то за него попросил или что-то еще подобное. На следующий год мы пропишем в них право перебрасываться в другой округ по таким уважительным причинам.
Кириенко привел и примеры «настоящего героизма» участников, «ярких и мотивированных людей». Так, Александра Савельева из Алушты, директор по развитию в одной ИТ-компании, участвовала в полуфинале в Южном федеральном округе. В это время в холле ее ждал муж с грудным ребенком, и она периодически выбегала покормить малыша, а потом возвращалась.
Первый заместитель руководителя АП отметил, что участники конкурса уже начинают продвигаться по службе. Например, в Нижегородской области врач Соломон Апаян участвовал в проекте, в финал не вышел, но за время участия был назначен главврачом нижегородского областного Центра по профилактике и борьбе со СПИДом и инфекционными заболеваниями. За два месяца его работы в этом качестве он смог поднять зарплату сотрудникам на 56 процентов без увеличения бюджета учреждения.
По словам Кириенко, руководители, участвовавшие в конкурсе, готовы брать ответственность не только за себя. «Считаем, что если конкурс называется «Лидеры России», то человек не только сам должен проявлять управленческие качества, но и уметь вовлекать других», — подчеркнул он. Поэтому одной из задач финалистов будет чтение в школах города Сочи лекций о лидерстве. Оценивать результаты будут сами школьники. «Непростая задача, сложная аудитория», — констатировал Кириенко.
«Кроме интересных и сильных ребят, прошедших в финал конкурса, для нас очень важно не потерять тех, кто прошел в полуфинал, но не прошел в финал, да и некоторых из тех, которые не прошли в полуфинал, — заметил он. — Существует высокий интерес к ним среди руководителей регионов и компаний, они приглашают их работать, создается резерв на уровень регионов. Так что вовлекать в работу мы будем не только финалистов».
Финал конкурса пройдет в Сочи с 6 по 11 февраля 2018 года. Участников ждут мастер-классы, круглые столы и дискуссии и новые интересные задания. А на следующий год, как рассказал один из наставников «Лидеров России», президент ПАО «Ростелеком» Михаил Осеевский, для конкурсантов, возможно, будет выделен спортивный день, «поскольку лидер должен быть не только крепок умом, но и телом». «Кстати, наставники тоже смогут поучаствовать», — заметил он.
Трудно себе представить кого-то хуже сборщика долгов и работу презреннее мытарства. Даже мошенники и убийцы популярнее. Даже прапорщики. Истории о коллекторах, бросающих в окна должников коктейль Молотова, пытающих старушек и берущих в заложники детей в России рассказывают с начала 1990-х. С другой стороны, кто не одалживал хорошему знакомому денег, после чего тот вдруг пропадал, начинал прятаться, врать и сбрасывать звонки…. Воистину: хочешь потерять друга, дай ему взаймы. Кто такие сегодняшние российские коллекторы, как они выглядят и какими способами действуют, выяснял корреспондент «Ленты.ру».
Как выглядят коллекторы? Одно скажу точно — вы никогда не узнаете их в толпе. К примеру, Николай, работающий помощником генерального директора ООО «Национальное агентство по сбору долгов» (НАСД), — высокий, худощавый молодой человек в рваных джинсах и кедах с заклепками. Суть в том, что внешность роли не играет. Человеку, собирающему долги на законных основаниях, не обязательно иметь большую массу и огромные кулаки. Гораздо важнее крепкие нервы и «железные яйца».
Давида нет дома
В шесть пополудни два автомобиля завернули во двор 22-хэтажного дома на юго-западе столицы. «Опель Инсигния», в котором сидели коллектор Василий (среднего роста, лет пятидесяти, в седой шевелюре и усах) и судебный пристав Тамара (милая девушка в форменном пиджаке и пилотке), остановился на пустом парковочном месте, а кроссовер БМВ, высадив меня, «запер» искомый черный внедорожник «Тойота Хайлендер» 2012 года. Заинтригованные прохожие останавливались, но разглядев нашивки на пиджаке Тамары, проходили мимо. Лишь один пожилой мужчина рискнул спросить, что тут происходит. «За невыплаченные долги забираем залоговый автомобиль гражданина Давида Г., — объяснил Василий, показав удостоверение. — Вы имеете к нему какое-либо отношение?» Мужчина отношения не имел, поэтому быстро исчез в подъезде.
Сразу по приезде Василий начал установленную процедуру: пытался дозвониться до владельца «тойоты», отправлял ему СМС («В данный момент судебный пристав арестовывает ваш автомобиль, просьба подойти»), писал в WhatsApp. Тем временем судебный пристав Тамара составляла акт описи имущества, а Николай объяснил мне процедуру:
— У коллекторских агентств много профилей: ипотека, потребительские кредиты…. Наше занимается залоговыми автомобилями среднего и дорогого сегментов. Эта «тойота» у нас в работе уже год. Хозяин не только не отвечал на звонки, обычные и электронные письма, но даже почти никогда не оставлял машину в одном и том же месте. Нам пришлось некоторое время следить за ним, чтобы выяснить: по четвергам, в шесть вечера внедорожник можно найти именно здесь и приехать с судебным приставом.
Некоторые готовы договориться
Если человек задерживает выплату по автокредиту на 90 дней или более, банк имеет право передать дело в коллекторское агентство. Банки в этих обстоятельствах ведут себя по-разному. У кого-то есть служба операторов, и те пробуют дозвониться до клиентов. У некоторых есть даже свои отделы взыскания. А другие сразу передают анкету подрядчикам.
На первом этапе работы в НАСД пытаются выйти на связь с должником. Ведь есть шанс, что кредит не погашен по недоразумению. Человек мог попасть в больницу, уехать в отпуск, уйти в запой…. Иногда это удается, но обычно должники умышленно избегают неприятного разговора, либо грубят и швыряют трубку.
— Есть такая причина, как забывчивость — банальная и уникальная одновременно, — продолжает Николай. — Человек пользуется автомобилем год, привыкает к нему, считает его частью своей жизни, а тут вдруг дела пошли плохо. И он «забывает», что кредит на этот автомобиль еще не погашен. Не знаю, что именно происходит у него в голове, я не психиатр, но факт налицо.
Статистики нет, однако явно меньшая часть должников, поняв, что они разговаривают с коллекторами, готовы или погасить задолженность, или обсудить и задокументировать отсрочку и пени. Большая же часть — злостные неплательщики — становятся клиентами НАСД.
Только без грязи
В течение получаса Василий пытался дозвониться на городской номер владельца «тойоты», набирал номера несколько мобильных телефонов, писал сообщения в трех или четырех мессенджерах — безрезультатно. В 18:33 Василий, Николай, Тамара и я вместе с ними проследовали по адресу прописки должника. Судебный пристав показала консьержке удостоверение, и мы поднялись на пятый этаж. Василий нажал на кнопку звонка нужной квартиры. Звонил пару минут — тишина.
После этого Василий позвонил в двери трех других квартир на этаже. Вскоре железная дверь приквартирного холла открылась, явив нам гражданина лет 60-ти в шортах и майке, а также гражданку лет 45-ти. Соседи, как выяснилось, Давида Г. лично не знали, хотя мужчину за пятьдесят характерной кавказской внешности видели в подъезде не раз. С позволения соседей Тамара втиснула в щель сбоку от двери квартиры Давида оповещение об эвакуации его автомобиля. Затем мы вернулись во двор, и Николай вызвал эвакуатор.
— Чтобы вы понимали, в нашей работе нет и никогда не было грязных методов, — рассказывает Николай, пока мы курим и ждем эвакуатор. — Мы не пишем угроз на стенах подъездов, не подсылаем к должникам шпану, не спамим в соцсетях, не отправляем сообщений по месту работы. Если звоним родственникам, то только чтобы узнать, как можно связаться с должником, поскольку все его телефоны не отвечают. Мы ни у кого ничего не вымогаем. Специфика автокредитования в том, что приобретенный автомобиль, в соответствии с подписанными владельцем документами, является залогом банка под выданный кредит. Если другие меры не срабатывают, мы забираем залог. Если же клиент вдруг начинает себя неадекватно вести, лезет в драку, мы звоним «02» и вызываем полицию. Нападение на госслужащего. Мы так работаем уже 7 лет, поэтому легко прошли лицензирование.
Сейчас вылетит птичка
Если коллекторам не удалось дозвониться до должника и обнаружить его по месту жительства, дело переходит на судебную стадию. Банк передает документы по кредиту в реестр агентства. В НАСД есть группа юристов. Они готовят исковые заявления и направляют их в суд по месту расположения банка. Суд назначает заседание, вызывает ответчика. Если ответчик не является (обычно так и происходит), суд переносит заседание и еще раз вызывает ответчика. Учитывая загруженность судов, от момента подачи иска до выноса решения о взыскании долга и процентов проходит от трех до десяти месяцев.
Конфисковать по судебному решению автомобиль может только судебный пристав, но вот искать его пристав не станет. А злостные должники редко держат залоговый автомобиль на виду. Ставят его в подземные гаражи, на охраняемые парковки. Или паркуют каждый день в разных дворах. Найти автомобиль — задача коллекторов. В случае Давида Г. от передачи дела банком в НАСД до конфискации прошел год. Всего же на балансе у НАСД подобных дел более двух с половиной тысяч.
— Сейчас с большой вероятностью вылетит «птичка», — криво улыбается Николай, когда эвакуатор наконец приближается, пробираясь между припаркованных автомобилей. — В 60 процентах случаев должник, с которым мы не смогли связаться в течение года, объявляется вместе с эвакуатором. Может, в окно смотрит, может, соседи сообщают….
Как в воду глядел
И точно, стоило эвакуатору заменить кроссовер БМВ перед передним бампером «тойоты», как к нам подъехал темно-синий седан БМВ-735 предпоследней модели, из которого выскочили два возбужденных армянских парня, оба не старше тридцати, в джинсах и темных рубашках.
— Зачем вы так, никого не предупредив, машину забираете, разве по-человечески так поступать? Кто из вас старший, с кем нам надо говорить? — затараторили Арсен и Ваган, представившиеся племянниками Давида Г. — Давайте договоримся, сколько надо, чтобы вы уехали? Не берете взяток? Да кто говорил о взятках? Оставьте машину, сколько он должен? Полмиллиона? Послушайте, уважаемые, нет проблем, мы до воскресенья деньги занесем. Верьте нашему слову! Точно занесем, правду говорю! Вы поймите, это очень некрасиво, если вы дядину машину заберете, а ему не на чем поехать будет. Братан, пожалуйста, слово даем, в воскресенье деньги занесем! Ну, хочешь, мы сейчас пятьдесят тысяч отдадим, а остальное в воскресенье занесем?!
Арсен и Ваган снова и снова повторяли одно и то же, обращаясь то к Николаю, то к Василию, то к Тамаре, и даже к водителю эвакуатора. Примерно через час все устали, и тогда Ваган все-таки услышал, что в течение 10 дней можно оплатить задолженность и забрать автомобиль. В результате он принял решение самостоятельно отвезти «Тойоту Хайлендер» на специальную стоянку НАСД. Ключи и документы на автомобиль оказались у него с собой. Вместе с Ваганом в «тойоту» села пристав Тамара. Эвакуатор отпустили.
Стрессоустойчивость
— И что, у вас каждый день так? Вроде адреналинового спорта по-русски? — спросил я, когда все четыре автомобиля выехали со двора должника.
— Да это разве стресс, — повернул под стрелку на Ленинский проспект Николай. — Вот когда в Краснодар один едешь машину забирать, а там охрана с оружием или кулаками встречает. Или арестованный автомобиль перегоняешь, а тебя на трассе пытаются в клещи взять. Или должник садится в автомобиль и идет на таран, пытаясь отодвинуть запершую его машину и скрыться. На угрозы и оскорбления мы, кажется, даже реагировать уже перестали. Или вот, недавний и довольно мирный случай. Приехал я в Электроугли забирать залоговый автомобиль. А это такой город, где все друг друга знают. Вызываю эвакуатор, но владелец парка эвакуаторов, друг должника, отказывается прислать платформу. Пришлось вызвать технику из Москвы и ждать ее два часа. Был случай, когда автомобиль арестовывали девять часов. Или ездил я в Ростов, забирал автомобиль. Должница подала заявление в суд на неправомочность конфискации. Ростовский суд отклонил иск, она дошла до московского. Московский отказал. Тогда она объявила, что я ударил ее по голове, встретив около метро. Хотя я ее даже ни разу не видел, не знал ее контактов и телефонов.
Все дело в репутации
— Зачем вы работаете в Ростове и Электроуглях? Там что, нет своих коллекторов? На мой взгляд слишком рискованно и не очень целесообразно.
— Мы работаем по всей стране, хоть в Ростове, хоть в Набережных Челнах, хоть где — такая специфика. Автокредиты в других городах выдают региональные отделения банков, а делами о невыплатах по кредитам занимаются в центральных офисах (банков), то есть в Москве. Мы же, получив в работу анкету должника, не можем себе позволить передать дело субподрядчикам. Слишком велик риск, что коллекторы из Ростова, например, возьмут у должника взятку и заявят, что не смогли его найти. Или применят незаконные методы, и история закончится уголовным делом. Нельзя допустить такого удара по репутации, потому что репутация в нашем деле — основной актив. Банки узнают о нас от других банков, чьи дела мы успешно закрываем. Один прокол может стоить всего.
В десятом часу вечера московские пробки начали рассасываться, что позволило нам быстро доехать из Юго-Западного округа в Северный. Специальная стоянка для арестованных автомобилей оказалась крепостью. Высокий забор с камерами видеонаблюдения, охранники с собаками. Там Ваган припарковал «тойоту», отдал ключи и документы Николаю и уехал вместе с братом. Василий с Николаем по всем правилам опечатали конфискованную машину. Николай повез меня в офис, по дороге рассказывая о дальнейшей судьбе арестованных машин, которых на стоянке было более сотни.
Кстати, на момент публикации материала со дня эвакуации «тойоты» прошла уже неделя — денег нет.
Долг после изъятия залога
Через десять дней после конфискации запускается процедура реализации залогового автомобиля через Росимущество. Рыночная стоимость уже рассчитана независимым экспертом и зафиксирована в судебном решении и исполнительном листе. Автомобиль выставляется на торги. Если им никто не заинтересовался, назначаются вторые торги, а цена снижается на 15 процентов. Если вторые торги не состоялись, цена уменьшается еще на 10 процентов, а банк получает право принять на баланс залоговое имущество.
После реализации автомобиля его бывший владелец, как правило, остается должен банку. Одни банки в таких случаях выставляют фиксированный долг. Другие начисляют довзыскание, то есть проценты на оставшуюся сумму, и оформляют это через суд. Документы на оставшуюся задолженность снова передаются в коллекторское агентство, которое может обратить внимание (взыскание) на любое имущество должника: другой автомобиль, квартиру, если она не единственная, дачу и так далее.
Я б в коллекторы пошел
Кто идет в эту профессию, если специального коллекторского образования не существует, да и лицензируется деятельность коллекторских агентств меньше, чем полгода.
— Кто-то в банках работал, кто-то приходит из госорганов, то есть полиции, кто-то — из службы судебных приставов. Наш генеральный был помощником судьи, собрал богатый опыт в данной сфере и решил показать, что коллекторство может и должно быть цивилизованным. С улицы мы, конечно, никого не берем — только с серьезными рекомендациями. Очень полезно юридическое образование, чтобы иметь возможность обосновать свои действия, аргументировано возразить клиенту. Необходимы жесткость характера и стрессоустойчивость — тебя могут несколько раз за день в жесткой форме послать куда подальше, а ты должен сохранять ситуацию под контролем. Как минимум каждый второй, кто приходит к нам работать, через несколько месяцев не выдерживает напряжения и уходит.
Без четверти одиннадцать у помощника директора звонит телефон. Последняя фраза разговора: «В 6 утра буду по адресу».
— Утром поедем арестовывать Mercedes-AMG S 63 стоимостью в 10 миллионов, — объясняет Николай, пока мы спускаемся по лестнице. — Должник внес первоначальный взнос, взял кредит, купил автомобиль и больше ни разу не платил по кредиту. Автомобиль все время прятал — еле нашли. О чем только люди думают?
На платформе ТНТ PREMIER недавно вышел сериал «Секта», в котором главной героине приходится столкнуться с могущественным культом. Описанный в нем метод «депрограммирования» действительно существует и был популярен в США в 90-е годы. На это же время пришелся и пик активности «деструктивных религиозных сект» в России. Идеологами борьбы с ними сперва выступали православные миссионеры и преподаватели вузов РПЦ. Затем за дело взялись силовики. Несмотря на то что порой их работа скорее напоминает устранение неких неугодных общественных организаций, в стране действуют сотни действительно опасных групп, адептов которых лишают свободы, имущества и эксплуатируют, в том числе в сексуальном плане. По какой причине люди готовы поверить своим гуру, почему между религиозными сектами и «тренингами личностного роста» часто нет разницы и как борьба с ними иногда оборачивается «охотой на ведьм» — в материале «Ленты.ру».
«Я лежу на полу зала и плачу»
В России, по разным оценкам, действуют от 300 до 500 тоталитарных сект, в которые вовлечены порядка 800 тысяч человек. И если на Западе людей за само участие в сектах не преследуют, но по крайней мере следят и жестко карают тех гуру и наставников, кто переступает черту закона, то в нашей стране подобные персонажи порой долго остаются безнаказанными. Даже широко известному «богу Кузе» —Андрею Попову — удавалось длительное время уходить от ответственности, несмотря на заявление о побоях, которое написала одна из «верующих», а также на обнаруженные у него дома при обыске 219 миллионов рублей и 150 тысяч долларов.
Главная опасность подобных организаций в их непрозрачности и использовании техник активного воздействия на психику с целью полного подчинения адептов «духовному лидеру». О том, что такие техники — никакая не выдумка, есть масса свидетельств. Поддаться могут даже те люди, которые изначально настроены не просто скептически, а специально пришли в секту, чтобы подвергнуть ее методы критике. Например, журналисты.
На личном опыте в опасности тренингов «личностного роста» (по сути — такой же секты, но с бизнес-подтекстом вместо религиозного) убедилась Елена Костюченко из «Новой газеты». Она пришла на такой тренинг ради журналистского расследования.
«Я помню отрывки. Помню, что я лежу на полу зала и плачу — и плачут рядом… — написала она в своем посте. — Вообще в зале были 50 человек, совершенно разные — офисные сотрудники, богема, люди со своим бизнесом, домохозяйки, несколько инженеров, — и к вечеру третьего дня накрыло всех. Такое прекрасное и болезненное чувство единства. Я помню, что их всех очень любила…»
Последствиями четырех дней жесткой психической обработки стали отчаяние и апатия. «Я помню, как я начала бояться темноты. Оставаться одна в квартире. Умереть во сне… Потом я перестала вставать с кровати. Аня водила меня в ванную мыться, приносила в постель еду, следила, чтобы я не забывала пить. Иногда я начинала плакать — но слезы лились как вода, не приносили ни облегчения, ни боли», — писала журналистка.
У Костюченко появилась навязчивая мысль «доползти до окна», чтобы все кончилось. Примечательно, что ее интерес к этой секте первоначально привлекли самоубийства нескольких побывавших в ней людей. В результате Елене потребовались специализированная медицинская помощь и госпитализация на 1,5 месяца.
В декабре 2018 года «Лента.ру» опубликовала официальное обращение в МВД с требованием принять меры к деструктивной секте, действующей в Севастополе. Ее членом едва не стала сотрудница редакции Антонина Матвеева.
«Нас пытались вовлечь в странную религию — смесь сексуального воспитания и тантрических практик из королевства Бутан. Два раза в день Падме звонила в гонг, и все рассаживались по кругу послушать, как Наставник читает книги о буддизме или литературу с эротическим подтекстом, а потом медитировали, — вспоминала Матвеева. — Заниматься сексом нас не принуждали, но разговоры о нем велись регулярно. Порой во время беседы с наставником я замечала за собой состояние легкого транса и головокружение, но списывала все на жару. Он говорил тихим, монотонным голосом, смотрел в глаза, каждое важное наставление сопровождал прикосновением к плечу или животу».
Как выяснила Антонина, этот «наставник» превращал девушек в некое подобие гейш. Они должны были заключать фиктивные браки с украинцами и обеспечивать своего гуру материально.
«Обещание элитарности»
Алгоритм действия деструктивных сект практически одинаков — он не зависит от того, является ли секта религиозной или атеистической, считает Елизавета Балабанова, медицинский психолог, психоаналитик, действительный член Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги, которая консультировала создателей сериала «Секта». Деструктивные культы должны постоянно вовлекать новых адептов. Это одновременно способ развития, обогащения организации и методов закрепления адептов, превращающихся в миссионеров.
«Обещание элитарности, некоего доступа к особым знаниям, практикам, верованиям, недоступным для остальных, — рассказывает она. — Здесь культивируется чувство избранности, близости к группе единомышленников. Выход из этой группы ассоциируется с потерей доступа к чему-то уникальному и осмысленному. Людей держит чувство причастности, играющее на страхе одиночества и отвержения».
В группе риска — люди с высокой степенью неуверенности в себе, со страхом одиночества, социально неустроенные, не чувствующие себя в безопасности. «Секта — как материнская среда, дает долгожданную безопасность и любовь. Установка — тебя здесь любят, ты не один», — поясняет эксперт.
Занятия на деструктивных «тренингах личностного роста» проходят примерно также, как и «духовные практики»: они идут в течение всего дня, чтобы ввести людей в состояние истощения и отключить защитные механизмы психики. Учеников могут вынуждать подолгу обходиться без пищи или предлагают им только легкий перекус. Чтобы человек потерял ход времени, сессии могут проходить в залах, лишенных солнечного света. В голове человека даже на протяжении многих лет после выхода из секты могут периодически всплывать полученные там установки, усвоенные образы.
Последовательность применяемых «упражнений» создана так, чтобы человек постоянно испытывал сильные эмоциональные перегрузки. Все это направлено на то, чтобы человек вошел в состояние транса и полностью отключил критическое мышление. Подобные тренинги могут вызывать состояние длительной эйфории, которое сменяется тяжелой депрессией.
Силовая реабилитация
Благодатной почвой для сект или для людей, использующих сходные психотехники, стала организация реабилитационных центров для наркозависимых. Новости о вызволенных силовиками подопечных подобных организаций приходят из разных регионов страны регулярно.
Так, в январе сотрудники ФСБ со спецназовцами Росгвардии освободили из четырех реабилитационных центров полсотни жителей Новокузнецка (в том числе шестерых подростков). У «пациентов» отобрали паспорта и мобильники, их запирали и заставляли «проходить религиозное обучение». Все это сопровождалось сбором пожертвований.
В 90-е, когда проблема сект захлестнула США, родственники пострадавших считали самым эффективным методом так называемое «депрограммирование»: человека силой увозили в место, недоступное для его товарищей по вере. Там человека запирали, чтобы долго и методично рассказывать о том, что его организация вредит ему, и демонстрировали всю доказательную базу.
Помимо этого, человеку напоминали о том, что он оставил позади — семью, работу, хобби, и что он может получить все это обратно, если пожелает и будет бороться. Если все удавалось, человек признавал правду и уходил из секты.
Однако депрограммирование было признано неэтичным и со стороны закона рассматривалось как похищение. Теперь наиболее эффективным способом вызволения человека из секты считают психотерапию, основанную на понимании механизма, лишившего его воли.
«Человек «вербуется» и попадает под влияние группового сознания, только если его личностная структура уже нестабильна. Структура секты поддерживает эту нестабильность и подводит окончательно к тому, что человек убеждается — «я могу быть целостным и осмысленным только здесь, только с ними», — объясняет Балабанова.
Человеку долго и упорно объясняют, показывают, как его состояние от пребывания в секте становится все хуже и хуже, как его там обманывают.
«Отвести человека к психотерапевту насильно невозможно. Только если у него есть хотя бы малейшая критическая установка — и он понимает, что что-то не так. В противном случае любая попытка вытащить человека будет встречаться агрессивным противодействием», — предупреждает Балабанова.
Родственникам и близким адептов сект (а больше за их спасение бороться сейчас некому) рекомендуется быть терпеливыми, стараться не употреблять в общении с ними слово «секта», не отвергать огульно пережитый ими духовный опыт, а главное, давать возможность таким людям проявлять свою индивидуальность: оригинальность взглядов человека, а также стремление к свободе и независимости, по мнению специалистов, — главный враг сектантского мышления.
«»Деструктивных сект» не существует»
Однако бывает и по-другому. На днях в Орловском областном суде оставили в силе решение городского районного суда, который приговорил к шести годам заключения датчанина Дениса Кристенсена за проповеди и помощь в организации жизни местной общины «Свидетелей Иеговы» — запрещенной в России экстремистской организации.
«Лента.ру» подробно писала о том, как Кристенсен переехал в Мурманск из Дании, работал плотником, а потом стал фигурантом уголовного дела не потому, что лишил кого-то свободы или имущества, а фактически за свою веру. Процесс привлек внимание и удивил свой нелепостью даже бывалых советских диссидентов.
«В советское время за веру преследовали представителей всех религиозных конфессий — это считалось антисоветской деятельностью и было по-своему понятно, — рассказывал диссидент Валерий Борщев. — А то, что сейчас происходит, эти обвинения [Свидетелей Иеговы] в экстремизме удивили даже Владимира Путина, который назвал их полной чушью».
В Западной Европе и США к иеговистам относятся как к полноценной христианской церкви, одному из ее протестантских направлений. В Германии свидетелей даже пускают к школьникам.
В сети ситуацию со «Свидетелями Иеговы» называют примером современной охоты на ведьм. Чтобы признать ту или иную религиозную организацию экстремистской, порой достаточно лишь экспертного заключения, угодного силовикам или основанного на культурологических и религиозных предубеждениях ее автора. Конкретных жертв и материального ущерба — не требуется.
Автоматически вешается ярлык секты, и организацию вместе с ее членами уже боятся как огня. Как показал апрельский опрос «Левада-центра», к таким людям россияне относятся наиболее нетерпимо.
В Санкт-Петербурге филолог и религиовед Александр Панченко лишился работы после того, как его заключение на некоторое время помешало Центру борьбы с экстремизмом закрыть пятидесятническую церковь «Вечерний свет». Панченко убежден, что сам термин «секта» в отношении современной религиозной жизни применим быть не может. «Если серьезно, то никаких «деструктивных сект» не существует, это — миф», — отмечал эксперт в интервью «Ленте.ру».
В России сменился министр здравоохранения — вместо Вероники Скворцовой руководить российской медициной будет Михаил Мурашко, бывший глава Росздравнадзора. Смена главы министерства произошла на фоне многочисленных скандалов в сфере: врачи в 2019 году проводили многочисленные публичные акции, «итальянские забастовки» и даже увольнялись, чтобы противостоять несправедливым (на их взгляд) порядкам в здравоохранении. Почему нравы медиков, которые раньше считались самым лояльным власти классом, вдруг изменились? Отчего усиливается конфликт между врачами и пациентами и к чему это все может привести? Об этом «Ленте.ру» рассказала профессор социологии и член экспертного совета Всемирной организации здравоохранения Анна Темкина.
«Лента.ру»: У врачей всегда была стратегия — не выносить из избы сор. Сейчас многие начали открыто говорить о недостатках. Что изменилось?
Анна Темкина: У врачей, как и у многих других медицинских работников, существует сильная ориентация на профессию, гордость и достоинство, на то, что они могут справиться с очень серьезными проблемами в соответствии со своими знаниями и навыками. Для них это очень важно. При этом они все больше и больше осознают, что не могут реализовываться как профессионалы. И это основное, что их толкает и на протесты, и на то, чтобы менять работу или пытаться что-то изменить на своем рабочем месте. Они видят и осознают большие противоречия между новыми высокими технологиями и расширяющимися клиническими возможностями, достижениями фармацевтических индустрий и тем, что наблюдают и могут сделать в реальной практике.
Медицина уверенно шагает в ХХII век, а на местах вместо прогресса врачи ощущают регресс, функции и возможности часто сводятся к чему-то среднему. Многие говорят, что они нечто среднее между функциями технического работника и сестринского звена, а функции квалифицированных медсестер — ближе к обслуживающему персоналу.
Что стало последней каплей? Низкие зарплаты?
Скорее повлиял разрыв потенциальных возможностей с реальностью, который постоянно растет. Это одна из центральных причин недовольства. В одном из наших исследований мы обнаружили, что врачи довольно остро ощущают несправедливость очень во многих измерениях. Усиливается контроль, при этом одна инстанция предъявляет к ним одни требования, другая — прямо противоположные.
Обычно врачи были склонны относиться к этому диссонансу как к сильному дождю, который идет, и сделать с этим ничего нельзя. Но дождь может превратиться в шторм или наводнение, когда нужно что-то предпринимать для спасения. Свою зарплату врачи, конечно, тоже воспринимают как несправедливую. Но не думаю, что это главная причина — скорее, это понятный символ несправедливости и способ донести до общества свои проблемы.
Еще одна особенность последнего времени — в различных социальных сетях все больше и больше врачей организуются в профессиональные группы. Многие из этих сообществ относительно открыты. Часто в них обсуждаются вопросы, о которых еще недавно говорили только за закрытыми дверями.
Какие?
Профессионалы инициативно обсуждают стандарты лечения, говорят о невозможности реализовывать свои задачи и обсуждают просто клинические случаи. И очень часто это одновременно и разговор о социальной несправедливости. Недовольство все более осознается как системное — не где-то плохой врач, конкретная ужасная больница, а повторяющиеся, то есть системные закономерности.
В феминизме есть лозунг «Личное — это политическое». Это значит, что если «личные» проблемы есть у многих (например, насилие или дискриминация), то к ним приводят действие или бездействие определенных социальных структур, системное неравенство и несправедливость. Это политика в широком смысле слова. Я бы сказала, что сейчас ситуация в России может быть охарактеризована аналогичным лозунгом: «Профессиональное — это политическое». Когда журналистам могут указывать темы работы — это профессиональное, а не личное. Когда все или многие врачи или учителя не могут эффективно работать — это тоже политический вопрос.
Среди медиков появилось расслоение: главврачи, приближенные к ним и все остальные. Разница в зарплатах между этими классами может достигать десятков раз. В связи с этим в медицинской среде популярна теория заговора — государство специально внедряет принцип «разделяй и властвуй». Есть основания так считать?
Для социолога не существует «практической» теории заговора — все процессы имеют социальные причины и последствия. Однако, согласно мему «хотелось как лучше, а получилось как всегда», заговор и все его последствия спланировать невозможно, как и в любой реформе нельзя учесть все заранее, — в социологии это называется непреднамеренными последствиями. Однако дискурс заговора существует, и он выгоден — ясно, на кого направлять раздражение, где искать псевдоисточник несправедливости.
У меня нет данных по социальному расслоению врачей. Я бы сказала, что этот тезис скорее медийный продукт. В медучреждениях, с которыми мы сотрудничаем, нет жесткого неравенства в оплате. Мы проводим исследования в организациях практического здравоохранения, видим много врачей на административных должностях, которые первыми приходят на работу и уходят последними. И зарплата у них хотя и выше, но не в разы, и за каждого сотрудника они болеют, и за все несут ответственность. И это обычные государственные учреждения.
В медицинском сообществе есть еще и другая популярная теория заговора. Врачи — буфер между населением и чиновниками. И, мол, чтобы народ мог куда-то выпустить пар, то мальчиками для битья назначили докторов. Эти подозрения — тоже медийный продукт?
Я такое мнение тоже встречаю довольно часто. Но из данных правоохранительных органов, которые получают и анализируют коллеги, видно, что легально, через суды, врачей наказывают довольно мало. О наказаниях много говорят, но реально медики страдают меньше, чем даже сами работники правоохранительных органов.
Медийно врачи у нас действительно представлены как «убийцы в белых халатах», но юридически это не совсем так. Если пар и выпускается, то выпускается он в гораздо большей степени на публику, не имея значительных правовых последствий. Однако врачи чувствуют себя в ситуации постоянного контроля и угроз, о которых им часто приходится думать больше, чем о потребностях пациентов.
Врачи обижаются на пациентов за потребительский экстремизм. Те в ответ предъявляют претензии, что сегодня доктор не на стороне больного. Пациентов, дескать, лечат не тем, чем нужно, а единственное, что осталось в наличии, — йод.
А что врач может сделать, если ничего нет?
Хотя бы записать в карту, что в больнице нет препаратов, жизненно необходимых пациенту.
На следующий день этот врач будет уволен или строго наказан, а у него (с большой вероятностью, у нее) — трое детей. Много среди ваших коллег-журналистов тех, кто готов написать что-то, из-за чего завтра он может лишиться работы? Конечно же нет. А почему среди врачей должны быть исключительно герои? Врачи такие же, как и все общество. Я не спорю: индивид способен на многое и на своем рабочем месте, но он очень рискует, если делает это индивидуально. А вот коллективное действие иногда срабатывает. Заступились журналисты за Ивана Голунова — был реальный эффект.
Да, врач сегодня не на стороне пациента. Врач — на стороне государства. Но это — 70 лет советской и 25 лет постсоветской власти, контроля и множественной подотчетности, сейчас еще и экономической. Иного не сформировалось. Не было ни моральных, ни материальных условий, чтобы врач системно вставал на сторону пациента. Врач был и остается зависимым от государства, его профессиональная автономия ограничена. И тем не менее доктора встают на сторону пациента. Мы это видим в наших социологических исследованиях. Профессиональная честь заставляет врачей рисковать. Простой пример: не так уж редки ситуации, когда врачи за счет собственных средств покупают отсутствующее лекарство в больнице. Но часто пациент об этом даже не подозревает.
Почему?
Врачи этим самым нарушают закон и все мыслимые и немыслимые ведомственные инструкции. В больницах могут использоваться только те препараты, расходные материалы, которые куплены по тендеру. А необходимого препарата, например, нет, и появится он только через несколько недель — а ребенок болен сегодня.
Пациенты даже не подозревают, что врач ради них рискует. Наоборот — пациенты скорее подозревают, что врач не в их команде. И они во многом превентивно правы. Потому что если доктор действительно будет на стороне государства и жесточайших правил и санкций, то потом будет «поздно пить боржоми». Поэтому лучше заранее иметь несколько врачебных мнений, разные мнения из интернета, и с этим идти к врачу.
Докторов такая «осведомленность», конечно, сильно раздражает. Потому что это они семь и более лет клинически учились, а тут человек с улицы заранее сомневается в их знаниях и решениях. Но на самом деле в этом конфликте есть системная политическая составляющая. Потому что здесь речь не о плохом враче и агрессивном пациенте, а о заложенной системе, когда и сверху, и снизу врача подозревают в дурном. И действительно, ему приходится постоянно маневрировать, чтобы соблюсти все законы, нормативы и в условиях ограничений и нехваток все-таки вылечить человека. Система препятствует нормальному взаимодействию врача и пациента в интересах последнего.
А это нормальное взаимодействие когда-то было?
С советских времен в медицине сохраняется патерналистская модель поведения: доктор (представитель государственной системы) знает лучше. Пациент не спорил, а подчинялся — и многих проблем не существовало, то есть они не были видимыми и осознанными. Такая модель современных пациентов уже не устраивает. У пациентов, особенно у тех, у кого есть деньги, — есть и выбор. Он или она может обратиться в частную клинику, может прочитать гайдлайн (руководство по лечению — прим. «Ленты.ру») даже на английском языке и прочее.
Конфликт между доктором и пациентом, который всегда существовал латентно в условиях жесткого контроля и отсутствия профессиональной автономии, сегодня становится более открытым и осознанным. Ибо у пациента появился и доступ к информации, и голос, и свое мнение. И это все очень обостряет и без того непростую ситуацию среди профессионалов.
Тактика жалоб от пациентов, добивающихся справедливости, до сих пор эффективна?
Если со мной грубо будут разговаривать в медицинском учреждении — я могу написать жалобу. И напишу. Но при этом как исследователь я прекрасно понимаю бессмысленность такого действия. Допустим, уйдет моя бумага в Минздрав или Росздравнадзор. Оттуда придет проверка, которая испортит на месяц-два жизнь всей организации. А врач, который мне нахамил, в худшем случае отделается легким выговором. То есть накажут не конкретного доктора, а всю организацию.
Или, напротив, жалоба будет использована для решения внутренних проблем, к грубости отношения не имеющим. Понимая это, я, может быть, и воздержусь от жалобы. Хотя именно благодаря давлению снизу грубости стало в медицине гораздо меньше, никому не хочется получать выволочки от начмеда и заведующих.
Хамство — это меньшая из бед. А если лекарств нет в больнице, не то назначили, не проводят исследований — тоже бессмысленно жаловаться?
Маловероятно, что пациент узнает о том, что чего-то нужного в больнице нет или его лечат не тем, чем необходимо по международным стандартам. Конечно, если он возьмется штудировать медицинские стандарты — тогда, может быть, и узнает. Или он сам врач. Но, скорее всего, врача (коллегу) будут лечить как надо. А простому пациенту объяснят, что есть местный, региональный протокол, закон номер такой-то и прочее.
Одна коллега, занимающаяся социальными исследованиями в сфере репродуктивного здоровья, рассказывала московскую историю. Женщина ходила на роды не с доулой (помощница при беременности — прим. «Ленты.ру»), не с мужем, не с матерью, а с юристом — поскольку ее интересовало соблюдение всех прав и всех правил. Но это редкий случай. В целом пациент не знает, каковы его реальные права, что и как конкретно ему должны делать, какими лекарствами его должны лечить, он не знает, например, дженерики это или оригинальные препараты. И откуда ему знать, если сами врачи не всегда успевают отслеживать новые правила, нормативы, изменения правил в закупках, в экономических стандартах и прочее? Исключение — хронические больные, которые 10-20 лет живут со своей болезнью и уже знают ее лучше, чем врач. Тогда — да, такой пациент уже может потребовать: «Раньше мне давали такое-то лекарство, куда оно у вас делось?» И тогда действительно могут быть серьезные разбирательства. Но таких «профессиональных пациентов» все-таки меньшинство.
Недовольные пациенты часто не очень понимают, на что жаловаться, что зависит от врача и организации, а что — нет. Жалуются в результате на все подряд. Плохое питание, отсутствие оборудования, очереди, логистические проблемы — это очевидные проблемы. Но в каком состоянии здоровья вы выйдете из больницы, вряд ли существенно зависит от этого.
В прошлом году медицинскую отрасль сотрясали скандалы: увольняли врачей из ведущих медицинских федеральных центров. Причем не рядовых сотрудников, а профессионалов с регалиями. В этих историях чего больше — битв за кресла или за дело?
Все же это московские истории, поэтому я в них не компетентна, ничего не могу сказать. В столице много денег и других ресурсов, много власти, много престижных мест и конкуренции. В Питере их в разы меньше, поэтому такие события случаются гораздо реже. В Москве это происходит и будет происходить еще чаще. Изменения заключаются в том, что раньше, когда сильные увольняли слабых, последние молчали. Сейчас — заговорили.
Возможно, такие вещи происходят потому, что у нас не ценят профессионалов?
Кто не ценит?
Работодатель, государство. Если нужно освободить место для чьего-то сына или племянника, то потеснят любого профессионала, каким бы уникальным он ни был.
Вообще-то, государство — это мы все вместе. Но у нас понятие «государства» окружено каким-то мистическим ореолом невидимой непрозрачной силы. Это — Кремль, это — чиновники? Это — министерство, Росздравнадзор? В принципе, для врачей высшим органом контроля должно быть их собственное профессиональное сообщество. Более строгого контролера не придумаешь, если врачи отвечают за свою работу перед пациентом и собой, а не перед мистической высшей силой.
А что касается «потеснят хорошего профессионала» — это известное упрощение. Вряд ли к операционному столу допустят чьего-то сына или племянника, который не умеет оперировать: последствия будут на первой же операции. А вот к управлению допустить могут — и это большая проблема. Или действительно потеснят, если два врача имеют равную квалификацию, но один «со связями». Победить в конкуренции с равным поможет властный ресурс.
Проблема не в обесценивании профессионализма. Часто отсутствует, например, хорошо налаженный уход за человеком, его должны обеспечивать родственники или нанятая сиделка. Постоянно не хватает работников сестринского звена, которых вообще не замечают как профессионалов, и это сказывается на их зарплате, престиже и мотивации. А именно они могли бы во многом высвободить руки врача — знаний и навыков у них вполне достаточно. Но и им нужна автономия в сестринском деле, разговоры о которой все еще выглядят в наших условиях ересью.
То есть больница в лучшем случае обеспечит квалифицированными врачами и лекарствами. А вот дальше — крутись как хочешь. И это — Санкт-Петербург, в котором ресурсы есть. Что же происходит на периферии?
Я бы сказала, что у нас не ценят не то что профессионализм, главное — не ценят вообще человека. Если пациенту не помогать 24 часа в сутки справляться с последствиями даже не самой тяжелой операции — он просто не выживет. Вернее, у молодых шансы есть. А с пожилыми людьми — беда. И это действительно мало волнует тех, от кого это зависит.
Врачей тоже не волнует?
Они ничего сделать не могут. Врачи почти круглосуточно в операционной, судно выносить за больным и его кормить они не могут. Сиделки-санитарки ухаживают за огромным количеством пациентов и не справляются. Кроме того, исполняя майские указы, многих вывели за пределы медицинского штата, что позволяет не повышать им зарплату. Многие из них очень обиделись на это, посчитали несправедливым, мотивация понизилась еще больше.
В то же время официальная позиция Минздрава: у нас есть отдельные недостатки, но в целом российская система здравоохранения эталонная. Почему?
Я не могу в нескольких словах ответить на этот вопрос. Целый курс надо читать о том, как устроены наше общество и разные социальные институты, в том числе медицина и система здравоохранения. Но, вообще-то, это неготовность брать на себя ответственность. Мало кто может сказать: «Да, я ошибся, давайте сделаем по-другому».
Можете спрогнозировать, что ждет отрасль здравоохранения в 2020 году?
Единственное, что я могла бы ожидать как социолог, — это то, что профессиональные группы будут укреплять свою коллективность и солидарность. Их голос будет звучать громче, они будут ярче и четче формулировать свое недовольство, заявлять о своих требованиях. Если профессионалы будут обретать социальный и политический голос — можно надеяться на позитивные перемены.