Художник комиксов, скрывающийся под псевдонимом Duran, чья аудитория во
«Лента.ру»: Cчитаете ли вы свою картинку с часами патриарха экстремистской?
Duran: Конечно, нет. Я не считаю ее экстремистской, как не считаю, что юмор в принципе может быть экстремистским. Экстремизмом скорее можно назвать реакцию властей на эту картинку. Вломиться с СОБРом в дом к выложившему картинку в интернет — не это ли называется чрезмерной, крайней формой методов действия? Помнится,
Оскорбительной для кого-либо вы ее тоже не считаете?
Юмор зачастую подразумевает оскорбление кого-то — подчеркивание стереотипов о некой группе лиц, каких-то неприятных качеств. В половине анекдотов есть кто-то, кому будет немного обидно. Жаль, что именно у нас в стране появляются такие уголовные дела. Мне всегда казалось, что у русских одно из лучших чувств юмора в мире (ну, кроме англичан, возможно). Если мы продолжим оскорбляться на шутки, то вскоре провалимся куда-то на уровень немцев или японцев (заранее извиняюсь перед немцами и японцами, не подавайте на меня в суд).
Как именно вы узнали о деле Шашерина? На своей странице вы написали, что готовы помочь ему. Вы находитесь на связи с ним или с его защитой?
О деле Шашерина я узнал из новостей в ленте. Защищать его в суде будут правозащитники «Открытой России». Они справятся с задачей лучше меня — я не юрист, я могу лишь предавать огласке подвижки в его деле.
Учитывая анонимность вашего творчества, было бы довольно просто проигнорировать это дело — так, возможно, сделали бы многие. Колебались, высказываться или нет?
Я не питаю иллюзий насчет своей или чьей-то анонимности на территории России до тех пор, пока я пользуюсь социальными сетями, к серверам которых силовики могут легко получить доступ. Они могли завести дело и на меня, и на сотни и тысячи людей из тех, кто шесть лет назад зарепостил эту картинку. Просто рандомайзер Фемиды выбрал Шашерина. Игнорировать такое, я считаю, нельзя. Как, безусловно, нельзя игнорировать принятие любых абсурдных законопроектов.
Что с самой картинкой — вы ее удалили из своих пабликов?
У себя я эту картинку давно удалил, чтоб обезопасить себя и тех, кто ее отрепостил.
А другой контент? Даже в комментариях к последнему (на момент интервью — прим. «Ленты.ру»)
Мне кажется, народ сейчас настолько напуган, что видит экстремизм во всем, в том числе и в последнем комиксе. На самом деле половина комментаторов под тем же комиксом считают, что я продался Кремлю, так что в среднем пост вышел в ноль. Там есть шутки про геев, льстецов, обжор и блудниц (что все они попадут в ад) — но это канон, я лишь играю на территории чужой мифологии. Если чревоугодники — это группа лиц, то да — это оскорбление группы лиц, и меня могут привлечь за экстремизм. Но мы же еще не на таком уровне абсурда?
Рост аудитории, а в последние годы еще и бесконечные абсурдные дела, не привели к возникновению или усилению самоцензуры?
Самоцензура у меня была всегда. Возможно, что-то особенно оскорбительное я так и не выложил. Но я верю, что однажды мы очнемся от этого дурного сна с посадками за репосты, и тогда шутить снова станет можно о чем угодно. Я никуда не тороплюсь, неоскорбительного материала хватает.
Как раз хотел спросить, были ли комиксы и шутки, которые вы не рискнули опубликовать.
Да, такие есть. Но этот риск скорее связан с личной самоцензурой, а не боязнью угодить под статью. Для каких-то шуток просто еще не настало время.
Может ли история с барнаульским делом повлиять на ваше творчество? Из сказанного выше можно сделать вывод, что оно станет мягче.
Я не стал мягче, но определенно стал осторожнее. Если раньше перед отправкой поста я думал трижды, то теперь думаю четырежды. Но это очень нездоровая атмосфера. Я считаю, что в делах культуры (и тем более юмора) общество должно само себя цензурировать. Мы будем стагнировать и дальше скатываться в Средневековье, если дела, подобные делам Шашерина и Мотузной, будут продолжать поступать в производство.
И все же хотел уточнить: стену в сообществе и на личной странице уже пролистали? Что-то еще удалили, кроме картинки с патриархом?
Да, была пара картинок, довольно популярных в свое время, которые до сих пор можно найти на других ресурсах. Но удалил я их давненько — в связи с угрозами в свой адрес.
Какого рода угрозы поступали? И от какого рода публики?
Дела давно минувших дней. Сейчас я жив-здоров, и мне никто не угрожает. Вот это я называю саморегуляция!
Что, на ваш взгляд, будет с юмором в России? Сможем ли мы когда-нибудь так же спокойно воспринимать шутки, как, к примеру, американцы, британцы и австралийцы воспринимают своих стендаперов?
Морально мы к этому уже давно готовы. Осталось только упразднить пару статей УК и создать сайт, где извинения перед
Вас же блокировали на Facebook. Напомните, за что.
На ФБ меня блокировали три раза: за обнаженную женскую грудь, за фистинг принцессы Леи и за комикс про геев на небоскребе.
Есть такая фраза: «из интернета ничего удалить нельзя». Трудно спорить, глядя, как в прессе поднимают посты многолетней давности (достаточно вспомнить историю с отстранением Джеймса Ганна с поста режиссера «Стражей Галактики»). Не напоминает ли это чем-то ситуацию с нашим отечественным «экстремизмом»? У нас тоже любят поднять старые картинки. Нет ощущения, что история глобальнее и соцсети в принципе пришли к какой-то промежуточной точке?
На Западе общественность гораздо более мобильна и восприимчива к подобным вещам. Грубо говоря, утром H&M вывешивает на сайте худи «coolest monkey in the jungle», днем об этом пишут в Twitter, вечером их магазины громят, к ночи худи уже нельзя найти на сайте. Поэтому Дисней был так озабочен найденными в Twitter Ганна шутками: недовольные могли существенно подпортить сборы новинок киногиганта. И, действуя на опережение, Ганна сняли с третьей части франшизы.
В России, несмотря на проникновение интернета в жизнь населения, общественность пока не настолько волатильна. Мы медленнее и спокойнее реагируем на любую несправедливость. Я думаю, делами уровня «выложил картинку со свастикой» или «добавила песню Тимура Муцураева в свои аудиозаписи» должна заниматься именно общественность, а не судебные приставы. На Западе за подобное не сажают — «экстремисты» теряют работу, друзей, подвергаются осуждению в сети, но не более. Такая модель взаимодействия граждан в сети мне кажется более приемлемой, нежели то, что мы имеем сегодня в России.