В середине июля в рассматривать законопроект о равенстве мужчин и женщин. Документ такие понятия, как дискриминация по признаку пола, харассмент и домогательства на рабочем месте. Он пылился в кабинетах Охотного Ряда с 2003 года, но после сексуального в нижней палате парламентарии решили поставить на нем крест. Законотворцы заверили, что трудности преодолены и россиянки вполне защищены от дискриминации Трудовым кодексом. поговорила с женщинами из разных городов и сфер занятости и выяснила, почему эти заверения пока далеки от реальности.
Юлия Лазарева, 29 лет, Евпатория, дальнобойщица
До работы дальнобойщицей я получила экономическое образование, но никогда не работала по найму, у меня было свое дело: конный спорт, конные прогулки, обучение верховой езде. Деньги доставались адским трудом, но мои сотрудники наплевательски относились к работе, и несмотря на то, что я платила им 20 процентов от доходов, они еще 40 процентов воровали — от дешевых вещей для лошадей до денег. Дошло до того, что начали «зарабатывать» больше меня. Что я только ни делала: разговоры, видеокамеры, микрофоны, слежка — все равно говорили, что берут «свое», а от меня «не убудет».
Я ночами не спала, стала пить таблетки — с сердцем начались проблемы. Решила, что больше никогда в жизни не буду нанимать работников. Примерно тогда же я купила себе фуру-пятитонник, чтобы лошадей перевозить, на права сдала без проблем. Мне понравилось ездить, и я решила зарабатывать перевозками: не нужно с людьми общаться, сидишь «отдыхаешь» целыми днями. Намного проще, когда одна я, одна машина, один руль. Чаще всего всю неделю провожу в машине Крым — Москва — Крым, потом возвращаюсь из рейса, могу пробыть день-два дома, а порой и неделю-две, и обратно в дорогу.
В первой фирме я проработала два года, и все было нормально: директор был водителем в Европе, где много дальнобойщиц, это не событие века — женщина за рулем. Уволилась потому, что машины были очень старые, совсем развалюхи, никто их не ремонтировал: то резину не выдадут, то запчасти, едешь — и все разваливается. Два месяца искала работу, читала объявления и звонила всем подряд, никто не брал. Один псих прямо в трубку начал ржать: «Девочка, ты вообще знаешь, что такое фура?» А у меня опыт работы был больше двух лет официально. Сказала: могу трудовую принести и показать. Он поржал-поржал, кинул трубку и даже не стал меня слушать. Потом повезло: взял на работу нормальный директор — если его что-то не устраивает, он просто увольняет.
Диспетчер рассказывал, что несколько раз заказчики отказывались давать мне груз, потому что я женщина. Говорили: или меняйте водителя, или мы выберем другого перевозчика. Но на загрузках и выгрузках самый частый вопрос ко мне: «А где водитель?» Бывает, груз привезла, зарегистрировалась, звоню, чтобы встать на выгрузку. Слышат женский голос и кидают трубку. Звоню опять, они просят: «Дайте водителя», я говорю: «А мозгов не хватило сразу спросить, кто водитель?» Ну, не могут они этот факт просто так принять. Орут даже, когда видят, что кабина пустая, в машине никого больше нет. Глаза видят, а мозг сопротивляется. Вот, говорят, в документах написано «Лазарев». Я отвечаю: какой, к черту, «Лазарев», если «Лазарева». Документ написан на русском языке! Все равно, говорят, водитель нужен. Если у меня настроение нормальное, я отвечаю: «А что, я на него не похожа?» А если достали уже, то просто крою матом.
обычно, когда останавливают, долго расспрашивают, права просят, маршрут рассказать, обязательно спрашивают, зачем же я сюда пошла. Иногда зовут напарника: иди поржи — смотри, тут баба. Хотя среди неадекватных водителей я встречала чаще мужчин. Как-то, когда мы до Украины возили почту по тысяче километров без остановок, у меня был напарник, с которым я старалась избегать вставать в смену: у него дебильная была манера езды, психанутая, до аварии было совсем недалеко.
С коллегами стараюсь не общаться: обычно они начинают закидывать вопросами: а как ты колесо будешь менять, а где твой муж… Потом советами: мужа себе заведи, роди ребенка, сиди дома. Процентов 80 считает, что это нечто сверхъестественное, так быть не может, что женщина справляется. Смотрят на меня, как на обезьяну в зоопарке.
Рацию тоже не использую: они чаще всего обсуждают, как им плохо, какие они бедные, несчастные, вкалывают всю жизнь, но если понимают, что я в канале, тема сразу переходит на меня, и еще три часа обсуждают: сначала — что я проститутка, потом — что, скорее всего, не проститутка, а жена или любовница какого-то дальнобойщика, потом еще кто-то вклинивается — да нет, это может быть сама дальнобойщица, видел ее на синей «Скании», и в итоге все плавно переходит на тему, что женщина должна делать. И пошло: да варила бы борщ, да рожала бы детей, да тебе мужик нужен, чего ты тут катаешься. Я отвечаю, что сама решу, когда мне рожать детей, или говорю, что это несложная работа, которой может заниматься даже обезьяна: давным-давно уже никто ничего не ремонтирует, все на новых машинах ездят, а если лень колесо качать, есть даже выездной шиномонтаж, едешь себе и балдеешь. Вот на это они обычно оскорбляются. Начинают спорить — считают, что баба должна сидеть всю жизнь кашеварить, а крутить руль — это верх совершенства.
Но это было «неженским делом» примерно 20-30 лет назад: были другие машины, другие трассы, сервисов таких не было, как сейчас, когда есть выездные маленькие технички, эвакуаторы. В интернете находишь, они выезжают и все чинят на трассе. Даже выездные шиномонтажи есть, если тебе лень запаску поменять. Можешь встать на трассе, залезть в интернет, и к тебе приедет помощь. Единственное — на остановках до сих пор туалеты чаще мужские, женских нет, а души общие, поэтому приходится ждать, пока все выйдут, и просто закрываться там полностью, занять все 10 душевых кабинок.
Я специально одеваюсь в спортивном стиле, обычно в балахоны, чтобы меня не было видно, кепку натягиваю чуть ли не на нос, но постоянно кто-то пытается подкатить. Говорят: давай я тебе сегодня «помогу» — для здоровья ж надо. Когда боятся грубой реакции, намеками начинают, издалека: а как же ты без секса в дороге, у нас-то хотя бы проститутки есть — прощупывают почву, можно прямо предлагать или нет. Есть и те, кто считает, что не надо тратить время, и сразу предлагают, а когда слышат отрицательный ответ, удивляются: а почему ты отказываешь, когда есть такая возможность? Это все происходит каждый день, с утра до ночи. Действительно, почему?
В кафе придорожные вообще лучше не заходить. Принимают за проститутку и спрашивают, сколько стоишь. Ужасно хочется их убить в этот момент. Но чаще всего обхожусь тем, что крою матом. В автозапчастях тоже сначала принимают за проститутку, потом — за женщину на легковой машине, говорят с пренебрежением: вы не сюда зашли, тут для вас ничего нет, заблудились, что ли?
Один раз чуть не изнасиловали. Я гуляла с собакой на остановке в рейсе. Бухой дальнобойщик, видимо, принял меня за проститутку, начал трогать, зажал, удерживал силой. Я отбивалась, орала, что я водитель. В последний момент он меня вдруг отпустил, сказал: «Да ладно!» Видимо, до него дошло. Я быстро убежала. Он остался там стоять. Мужиков начинаешь уже ненавидеть. Кто-то, может, и нормальный человек, но когда это случается в таком количестве — просто ненавидишь уже ни за что.
Но такие инциденты случаются только на загрузках, разгрузках и стоянках. Потерпела этот бред — и едешь себе дальше, тебя никто не трогает. Немного помучаешься на выгрузке — и потом снова все нормально. В Европе уже давно женщина за рулем фуры — нормальное явление. Вот когда у нас такое же количество будет, все привыкнут и не будут обращать такое дикое внимание.
Я езжу уже пять лет и свою работу делаю намного лучше других, потому что смотрю на нее с точки зрения не работника, а работодателя. Я, например, не смогу, как коллеги, воровать: они продают ворованную солярку, а хозяину говорят, что расход гораздо больше, чем на самом деле. Говорят, что не воруют, а забирают свое — я такое уже слышала. Я пытаюсь все сделать максимально хорошо: если мне говорят, что груз надо постараться доставить быстро, я его доставлю не просто быстро, а со скоростью света, не буду спать, буду ехать до последнего, не останавливаясь. Но долго я не хочу этим заниматься. Вот понравится что-то, кроме катания на фурах, — займусь этим.
Ольга Буранова, 27 лет, специалист по тендерам
О разнице в зарплате с коллегой-мужчиной, с которым мы занимали одни позиции, я узнала случайно. В организации, которая занималась системами видеонаблюдения, я была руководителем тендерного отдела, он — отдела закупок: по факту, он занимался расходными договорами, я — доходными. И когда он между делом рассказал, сколько получает, я поняла, что у нас разница в 20 тысяч рублей. Хотя нас позвала на работу одна и та же женщина и на одну и ту же позицию, объемы работы примерно одинаковые, я приступила к работе на месяц раньше, и у меня был в подчинении человек — то есть больше ответственности, а у него не было. Было обидно, что ему предложили больше.
Но я объяснила себе это тем, что ему было 40 лет, а я гораздо младше, и я не захотела портить отношения с руководством. На одной из моих предыдущих работ женщина-коллега, у которой был ребенок и осталась ипотека после развода, нуждалась в деньгах. Ее коллега-мужчина, который работал с ней в связке, ежеквартально ходил к руководству и просил ему увеличить зарплату, мотивируя тем, что он уйдет в противном случае. И ему действительно увеличивали. Она же понимала, что ей ответят: иди, потому что понимают, что она ипотечница. В итоге они выполняли одну работу, но разница была существенная в зарплате.
Хотя каждый раз, когда я уходила с работы, мне предлагали поднять зарплату, почему-то остались эти стереотипы о том, что женщине навстречу не пойдут, что некрасиво себя хвалить, чтобы оценили и повысили. Я считаю, что должны ценить не потому, что я говорю, а по тому, какие результаты показываю, но замечала, что у коллег-мужчин представления другие: они легче себя хвалят, продают лучше, чаще отпрашиваются, позволяют большие поблажки. Например, они уходили на деловую встречу и не возвращались с нее, говорили, что до сих пор заняты по работе, хотя это было не так. Женщины же боялись, что их уволят, если они будут недисциплинированными, и за ними я вранья не замечала. К тому же на женщинах всегда дополнительно были обязанности накрывать на стол и убирать за всеми после праздников. Это было не принуждением, а из разряда «ну вы же хозяйки, вам нетрудно».
Месяц назад я искала новую работу: предприятие на предыдущей разорилось, начались финансовые сложности. На каждом собеседовании меня спрашивали, когда я планирую уйти в декрет. Самая дикая история случилась на одной из таких встреч. Моя предполагаемая руководительница, не кадровый специалист, удостоверилась, что я подхожу по профессиональным навыкам, и перешла к личным вопросам. Как только она узнала, что я замужем и без детей, она вздохнула: как жаль, это значит, что вы скоро уйдете в декрет! Я ответила, что в ближайшем будущем не планирую. Она уточнила, чем я предохраняюсь.
Я смутилась, но рассказала про противозачаточные таблетки. Она попросила назвать их наименование. А затем решила посмотреть на них: попросила меня достать их из сумки! Я ответила, что у меня с собой их нет, но есть справка о том, что я как донор сдавала кровь — беременная женщина вряд ли ходила бы на такие процедуры. Я думала, она скажет: нет, не надо справку показывать, я вам верю. Но нет, она попросила и справку.
Она, конечно, передо мной извинялась за то, что это спрашивает, рассказывала, что недавно к ним пришла работать беременная, но все равно продолжала настаивать, и это было абсурдно. В итоге мне предложили эту работу, но я поняла, что работать там не хочу. Если такое давление и недоверие было уже на собеседовании, то дальше вряд ли могло быть лучше.
К тому же когда женщина уходит в декрет, она не теряет свои компетенции и не перестает быть специалистом, а декретные выплачивает государство — работодатель вообще ничего не теряет, за исключением того, чтобы найти нового человека. В принципе, задавать такие вопросы — как-то не очень: я разговаривала со многими девушками, которые по каким-то причинам не могут иметь детей, и они признавались, что отвечать про это на собеседовании очень болезненно.
Ксения Страхова, Белгород, 27 лет, владелица веб-студии
Я начала заниматься бизнесом на пятом курсе, после стажировки в кадровом агентстве, где мы нанимали персонал для разных компаний. Нас часто просили найти девушку-блондинку на позицию офисного менеджера или помощника руководителя, и приходилось «фильтровать» людей даже с классным образованием и навыками на собеседованиях, потому что в тексте вакансий пожелания заказчиков внешность как дискриминирующий признак указывать было нельзя. Все было завуалировано, и надо было отказывать людям просто потому, что у них не того цвета волосы и не тот пол, профессиональные качества были вторым делом. Мне это очень не нравилось.
Поэтому я решила создать собственное кадровое агентство. Оно быстро стало рекламным: в 20 лет я могла позволить себе экспериментировать, работать без денег и отдыха, на голом энтузиазме. Клиенты хотели рекламу в интернете, и я погрузилась в IT с нуля, самостоятельно посещая онлайн-курсы и семинары. Там было всего около 10 процентов девушек, и все очень толковые, педантичные, внимательные, собранные — я до сих пор не понимаю, почему сложилось стереотипное мнение, что девушка-программист — это нетипично.
Однако и родные, и друзья, и просто знакомые мне постоянно говорили, что это неженское дело. Заказчики спрашивали, как я пришла в эту «мужскую» сферу, прямо во время переговоров. Клиенты приходили на встречу, удивлялись, что я девушка, и дальше просто не смотрели в мою сторону, как будто я исчезала, а общались с моим менеджером по продажам. Когда у них были вопросы по технической части, то есть в моей области компетенций и я отвечала на них, они по-прежнему не реагировали и продолжали обращаться к менеджеру: «Александр, это так?»
Однажды позвонил руководитель строительной компании. Все были на обеде или в разъездах, я взяла трубку. Мы общались, я отвечала на технические вопросы, он как-то так неохотно вел беседу, чувствовалось напряжение. Я передала контакты менеджеру, и заказчик тут же сказал: «Как хорошо, что мне позвонил мужчина, а то девушка как-то ваша не очень разбирается». Я менеджеру говорю: «Ну да, глупенький у тебя руководитель».
Иногда прямо с порога спрашивают: «А у вас нет мужчины поговорить?» Чаще всего это касается управляющих компаний, крупных заводов, сельхозпроизводителей. Обычно это мужчина, который чего-то добился, выстроил свой бизнес с тысячей сотрудников и ничего не привык объяснять. И если его требование не удовлетворить, он просто встанет и уйдет. Он привык по старинке рекламу где-то давать в газете, и когда ты к нему приходишь и рассказываешь про сайты, как устроена интернет-реклама, а он вообще ничего не понимает, то реагирует раздраженно: типа что ты тут меня учишь жизни. У таких клиентов две стратегии — либо игнорирование, либо прямо говорят: «У нас нет желания общаться с женщиной, позовите коллегу-мужчину, мы будем говорить с ним на одном языке».
Не знаю, может, как-то затрагивает мужское эго, что девушка может объяснить то, в чем он не разбирается, но очень неприятно, когда тебя не воспринимают всерьез. За шесть лет работы, наверное, было таких ярких клиентов двадцать, которые категорически не хотели со мной общаться. Порой хотелось просто встать и уйти: ты тут, извините, построила компанию, а тебя считают пустым местом. Но потом психолог успокоит — и пытаешься принять: ну, хочет заказчик общаться только с мужчиной, ну и пусть. Мы же заключаем договор, и мне нет выгоды лезть на рожон и упираться: «Общайтесь со мной, я директор!» Я как руководитель просто переключаю их на помощников. Сейчас я свела общение с клиентами к минимуму, на мне только управление — налаживание бизнес-процессов, контроль сотрудников, выставление задач.
Конкуренция в городе огромная: на население около 500 тысяч человек приходится 90 веб-студий. Но, с другой стороны, все они очень разного уровня. Мы, например, не ограничиваемся территориально: у нас есть клиенты и из Москвы, и Санкт-Петербурга. А в одной студии, где тоже руководительница-женщина, коллектив преимущественно женский: там даже программистки — девушки. И если бы ко мне пришла на работу устраиваться девушка, я бы ее, конечно, взяла. Но в любом случае, если она придет в мужской коллектив, ей нужно будет доказывать свои способности и квалификацию гораздо более активно, чем мужчине.
, ведущий инженер, Мурманск
У меня высшее образование: я окончила физико-математический факультет и до переезда в Мурманск четыре года назад (туда распределили мужа, он военный) работала в крупных айтишных компаниях на должности руководителя группы аналитиков. Я думала, что приеду в Мурманск и буду нарасхват. Но на поиски работы у меня ушло больше полутора лет: мне отказывали 12 раз. Работодатели говорили, что я слишком опытна, что увижу, «какой у нас тут дурдом по сравнению с Москвой», и уволюсь через месяц. В итоге сначала меня взяли консультантом техподдержки с зарплатой в пять раз меньше, чем в Москве, а потом, наконец, по моей специальности бизнес-аналитика предложил работу знакомый Олег Фадякин с заоблачными, по меркам области, деньгами — 60 тысяч рублей. Тогда он занимал должность руководителя Центра информационных технологий Мурманской области, и в этой новой организации мне предстояло стать ведущим инженером. Это было в апреле 2017 года.
С Фадякиным мы были знакомы до этого по курсам английского, на которые ходила и его жена, которая сначала ушла в декрет, а потом уехала в другую страну. Он страдал лишним весом, не был приятным внешне и отличался высокомерием, но зато очень хорошо владел умением втираться в доверие к людям, вдохновлял грандиозными планами, рассказывал, какие технологии будет внедрять. Друзья говорили, что он скользкий человек, предупреждали о его скверной репутации, но я хотела работать по специальности. Как же я пожалела!
Все это время Фадякин всячески ко мне подкатывал. Шлепнуть по попе, назвать меня «солнце», «любимая», «я люблю тебя» у него было в порядке вещей. Он все время пытался меня приобнять. Когда я стояла рядом со столом, он мог рукой меня подпихнуть, чтобы я присела на столешницу, и сказать: «Ну да, стол тебя выдерживает». Все это было при коллегах, при заказчиках и клиентах. Я с таким вообще не сталкивалась, была в каких-то розовых очках после Москвы. И сначала опешила. Потом отвечала в резкой форме, ставила жестко на место. Но это было бесполезно: четыре дня в неделю, начиная с обеда, у нас были на рабочем месте пьянки. Он практически ежедневно выставлял ящики водки и пива. Коллеги боялись, что их внесут в какой-то несуществующий черный список работников или уволят за отказ отмечать вместе с руководством, и присоединялись к пиршеству. В итоге на работе был «релакс», и после каждой пьянки он начинал прессовать меня, а когда я отказывалась выпить с ним или осаживала, он называл меня социопаткой, которая отбилась от коллектива. Однажды он напился и предложил мне поехать к нему домой после концерта, на который я собиралась. При этом он был знаком с моим мужем, но его это не смущало.
Апогея ситуация достигла, когда я в очередной раз отказала. Начались оскорбления: я «дура», «тупая», а сертификатами, которые я в Москве получала, можно подтереться. Мой непосредственный начальник Максим Кушнаренко, который знал, что это не так, предложил рассказать нашему куратору в комитете по развитию информационных технологий правительства области о домогательствах. Фадякина вызвали на беседу. В организации провели проверку и обнаружили хищения и растраты на пять миллионов рублей. Фадякин пообещал, что не даст мне спокойно работать, настроит весь коллектив против меня, и предложил уйти по собственному желанию. Он нашел хороший способ меня выжить: у женщин на Севере рабочий день до 17:00, и он назначал совещания на 18 часов, чтобы можно было потом придраться ко мне. Но я приходила. Тогда он перестал замечать меня, настроил против меня коллектив. Все встали на его сторону, говорили, что я человека оклеветала, что он женат — что его жена подумает о нем… Со мной перестали здороваться. Наша общая подруга, с которой он вел себя точно так же, звонила мне и стыдила за то, что я написала заявление о домогательствах. Она, хоть и была замужем, не считала, что шлепки по попе и фамильярности — это нарушение границ, и говорила, что жаловаться нечестно, «нельзя так с человеком поступать».
Я чувствовала себя использованной, испытывала вину перед мужем и ощущала всю безысходность своего положения. Однако коллеги считали, что харассмент — это просто повод, что это нормальное общение, просто флирт, а не домогательства: так мужчина проявляет внимание к женщине, и плохо, если он его не проявляет. На меня смотрели так, будто я что-то украла. Когда я пыталась спросить у главного бухгалтера, что же такое домогательства, она сказала: «Тебя же никто не раздевал». А что, надо сидеть и ждать, пока меня разденут? Ну, наверное, некоторым женщинам даже хотелось этого. Но муж мой был в шоке. У нас были скандалы, он хотел пойти и пристрелить его, но даже если бы дошло до драки, это повлияло бы на его карьеру, поэтому я была категорически против разборок.
У меня началась бессонница, аритмия, панические атаки, постоянно хотелось плакать от унижения. Это прекратилось только спустя несколько месяцев после ежедневной терапии и приема антидепрессантов, когда я вернулась в Москву сменить обстановку. Фадякин остался на месте. Меня уволили по статье «непрохождение испытательного срока». Это было незаконно, потому что критериев качества работы они не прописали. Мне предложили восстанавливаться через суд. В правительстве мне предложили рассказать в суде о домогательствах, но в этом не было смысла: согласно закону, домогательства — это если он меня прижимал, лапал, трогал и при этом говорил «я сожгу твою машину» или «убью твоего мужа». И никакие свидетели не помогут. В суде прокурор попеняла мне на то, что депрессия в результате незаконного увольнения — это ерунда, несмотря на то, что были справки, и судья согласилась: «ну, вы не с переломом лежали». На апелляцию пришла она же, хотя прокуроры должны меняться от суда к суду. В итоге мы проиграли и апелляцию. Моего свидетеля, непосредственного начальника, отказались выслушать.
Я буду однозначно подавать в кассацию, и если там откажут — в Верховный суд. Когда я вернулась в Москву, я думала, что из-за моей записи в трудовой об увольнении после испытательного срока очень долго буду искать работу. Но в первый же день я пошла на три собеседования и получила три приглашения на работу. Я, естественно, рассказываю, что происходило. Но на самом деле, если бы я знала, что это будет продолжаться так долго и что правды я не найду, я молча бы уволилась. Ну, потому что те полгода, которые я потратила и сидела на антидепрессантах после стрессов и травли, — это ужасно. Мне кажется, для женщины это такая ситуация, что лучше уволиться сразу.
Комментарий партнера юридической фирмы MSS Legal Ксении Михайличенко:
Права трудящихся у нас регулируются Трудовым кодексом России. Там с 2002 года есть базовая статья 3 «Запрет дискриминации труда», в которой и указано, что никакие предпочтения или исключения в сфере трудового права не должны основываться на каких-либо дискриминационных признаках, то есть поле, возрасте, месте жительства и так далее. Она связана с международными актами, которые ратифицировала Россия. И с формальной точки зрения наше законодательство не содержит дискриминационных положений, за исключением некоторых — например, наличия запрещенных для женщин профессий.
Но если посмотреть статистику департамента Верховного суда, можно увидеть за год три-пять дел о дискриминации, и все проигрышные. У нас просто нет судебной культуры рассмотрения дел о дискриминации, судьи не понимают, как их рассматривать, потому что их у них, может, за всю практику и не было. Решения выносятся в пользу работодателя, потому что доказать дискриминацию очень сложно. У нас бремя доказывания лежит на работнике — на том, кто обращается в суд. В большинстве же западных стран бремя доказывания лежит на ответчике: в иске откажут, только если работодатель докажет, что не дискриминировал. Кроме того, у нас даже свидетельские показания коллег невозможно привести в качестве доказательства, просто потому, что коллеги либо не пойдут против своего работодателя, либо суд, как это было в Мурманской области, вообще откажется их выслушать.
Чаще всего дискриминируют женщин. Если ей до 30 лет, работодатель боится, что она выйдет замуж и родит ребенка, поэтому он ее меньше продвигает по работе или вообще не хочет брать. Выбирая между 25-летней женщиной и 25-летним мужчиной, он, скорее всего, выберет мужчину, даже если у него меньше компетенций. Дальше — дети, то есть это больничные и так далее, и обычно зарплата у женщин с маленькими детьми меньше, чем у мужчин на этой же должности, потому что работодатель считает, что мужчина меньше выходит на больничный. Начиная с 40 лет, опять же, идет очень активная дискриминация женщины по возрасту, потому что считается, что она уже скоро уйдет на пенсию. И в нашей культуре традиционно считается, что мужчина будет работать пусть не так эффективно, как женщина, но количественно больше, поэтому ему нужно больше платить и активнее его продвигать.
Обычно обращаются беременные женщины: вдруг оказывается, что они работодателю не нужны. Начинаются всякие истории с «напиши заявление по собственному желанию», сажают их на сквозняки, в помещения без окон и дверей… Работодатели всегда вуалируют дискриминацию и вводят человека в стресс, загоняют, давят морально и эмоционально, начинают травить. Но если тебя посадили на сквозняк, это дело не суда, а трудовой инспекции, которая рассматривает заявление по 30 дней. А если вы сдались и подписали заявление по собственному желанию, ничего сделать нельзя. Иногда еще говорят, что реорганизационные изменения, и ставку сокращают, что тоже формально законно. А потом через месяц снова открывают и берут нового человека. Таких дел, чтобы именно по дискриминационным основаниям восстанавливали — например, женщину уволили за прогулы, и она доказала, что ее уволили именно потому, что она женщина, — я не знаю ни одного. И есть такая проблема, что сами женщины — и прокуроры, и судьи — почему-то выступают активно против в таких делах.
