Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Мужчина спокойно, по-будничному, накидывает веревку на шею послушно сидящего рядом хаски, который благодушно смотрит в глаза незнакомцу и, кажется, только рад ему услужить. С этого начинается видео, снятое на даче в Наро-Фоминском районе Подмосковья. Затем запись прерывается. Труп избитого и повешенного пса через несколько дней снимет с забора сторож. Хозяева собаки и зоозащитники требуют привлечь палачей к уголовной ответственности. По словам зоозащитников, свидетелями убийства могли быть дети. А другая сторона конфликта подала иск о моральном и материальном вреде от пса. «Лента.ру» попробовала разобраться в произошедшем.
В пятницу, 7 июля, семья Зайцевых приехала на дачу в СНТ «Росинка» вместе со своей собакой — трехлетним хаски по кличке Харви. Вечером того же дня собака убежала с участка, хозяевам не удалось ее отыскать. Глава семейства Арсений расклеил объявления и уехал в Москву.
Через несколько дней с ним связался сторож дачного поселка по имени Сергей и рассказал, что вынес с участка председателя соседнего СНТ «Золотой ручей» Анастасии Беленковой повешенный на заборе труп собаки. По ее просьбе.
На место, куда сторож отнес мертвого пса, вызвали полицейского. Он осмотрелся и зафиксировал в протоколе, что на шее собаки, помимо ошейника была накинута веревка. Тело Харви отправили на экспертизу в столичную ветеринарную лабораторию, где установили (копия заключения есть в распоряжении редакции), что «смерть наступила от механической асфиксии, возникшей вследствие нарушения проходимости верхнего отдела дыхательных путей, осложненного закрытой черепно-мозговой травмой в виде перелома костей черепа, с повреждением оболочек и ткани головного мозга».
Другими словами, собаку избили, а затем задушили. Гражданин, представившийся супругом Беленковой, рассказал телеканалу «360», что она ударила ее дрыном (большой палкой), но просил журналиста не писать, что это было убийством.
Как отмечает источник «Ленты.ру», Беленкова первое время не скрывала своего участия в расправе над собакой, но даже, напротив, разместила фото экзекуции в общем чате СНТ в Whatsapp, оставив соответствующий комментарий. Потом, естественно, все оттуда было удалено.
В письменном объяснении, которое Беленкова дала по факту произошедшего (копия есть в распоряжении редакции), говорится, что она держала на участке домашнюю птицу: 5 кур и 2 утенка.
Вечером в пятницу, 7 июля, она подошла к загону-курятнику и заметила, что на нее оттуда «смотрела окровавленная морда серого животного, похожего на волка, с голубыми глазами и страшным оскалом».
Беленкова впала в панику, поскольку на земле валялись убитые птицы и перья, а собака стала «бросаться на меня, кидаясь на сетку и пытаясь перепрыгнуть через ограждение».
Объясняя страх за свою жизнь и здоровье, Беленкова рассказала, что 25 лет назад ее укусил ротвейлер: шрамы на запястье сохранились до сих пор.
В какой момент, кто и каким образом убил собаку Беленкова, согласно данному объяснению, не помнит. Она добавила, что за месяц до ЧП уже лишилась ночью пяти кур, от которых остались одни перья.
В распоряжении редакции «Ленты.ру» есть видеозапись, которую, предположительно, сделала сама Беленкова. На ней некий мужчина надевает собаке (внешне похожей на Харви) на шею веревку. Все происходит в небольшом огороженном загоне. В кадр действительно попали две мертвые птицы и перья. Однако собака, судя по записи, никакой агрессии к людям не проявляла.
Кроме палача, в загоне был еще один мужчина: его голова на секунду попала в кадр. Беленкова прервала запись, так как, по словам вязавшего собаку, «пошла поискать веревку помощнее».
Беленкова не обращалась ни в полицию по поводу загрызенных чужим псом птиц, ни в медучреждение — по поводу причиненных травм. Вероятно, она считала инцидент исчерпанным: пес «наказан», и об этом сказано через соцсеть, сказано публично, чтобы другим неповадно было.
Однако владельцы замученной собаки и зоозащитники всерьез настроены привлечь Беленкову с компанией к уголовной ответственности по статье 245 УК о жестоком обращении с животным, повлекшим его гибель. Причем по второй части, так как предполагается, что преступление совершено группой лиц. Максимальная ответственность за это деяние предусматривает два года лишения свободы.
Отметим, что согласно российскому законодательству, преступным считается не всякое убийство животных, но только такое, которое совершено публично и с явным пренебрежением к обществу (из хулиганских побуждений), либо же с особым садизмом. А наиболее жесткое наказание (реальный срок), исходя из практики, получают те, кто мучил животных на глазах у детей.
Наро-Фоминский участковый Штанько вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по заявлению Зайцевых. Руководитель общественной организации «Зооправо» Анастасия Федюнина, взявшаяся за эту историю, намерена добиваться отмены этого решения. Для чего в среду, 9 августа, идет на прием в прокуратуру.
«Беленкова проживает с детьми, а еще в день убийства у нее гостила подруга, тоже с детьми. И есть сведения, что они видели весь этот ужас и очень переживали. А уж труп собаки, повешенный на заборе, как им было не заметить?» — рассказала Федюнина «Ленте.ру».
По словам зоозащитницы, избить собаку до полусмерти, а затем еще, видимо, живой подвесить на заборе — это настоящий садизм, а не попытка защитить собственность или свою жизнь от нападения животного.
В любом случае, как отмечает Федюнина, доследственная проверка была проведена крайне некачественно. «Не была исследована и приобщена аудиозапись разговора заявителя и сторожа об убийстве собаки, не опрошены соседи Беленковой, не осмотрен загон, где произошло убийство собаки, — говорит зоозащитница. — Наконец, следовало в присутствии педагога и психолога опросить детей, которые могли быть невольными свидетелями всего этого».
На днях Беленкова вышла на контакт с семьей Зайцевых, но не для того, чтобы помириться.
«Они подали на меня в суд и требуют выплатить 1 200 000 рублей в качестве возмещения морального и материального ущерба», — рассказал «Ленте.ру» Арсений Зайцев.
В исковом заявлении, по его словам, содержатся «фотографии кур с какого-то сайта» и чек об их покупке.
Беленкова также указывает, что из-за перенесенного стресса неспособна ездить за рулем и вынуждена была нанять водителя. «Это должен теперь, по ее мнению, оплатить я. Однако во вторник, 8 августа, я и еще несколько человек видели своими глазами, как она сама вела машину», — отметил Зайцев.
Он рассказал, что собаку купил в питомнике. Прошел с ней курс дрессировки. «Представители этой породы не проявляют никакой агрессии, поэтому их не берут на службу в полицию или не используют для охраны, как овчарок, к примеру», — объясняет Зайцев.
Он считает, что еще можно понять какие-то спонтанные действия человека, встретившегося с незнакомым животным лицом к лицу. «Но вся эта ситуация в загоне развивалась около часа. На видео заметно, что собака сидела спокойно. Решение убить ее принималось обдуманно, без крайней необходимости», — заключил Зайцев.
Однако не все поддерживают хозяев убитой хаски. Есть и те, кто оправдывает действия Беленковой и компании. В частности, кинолог Елена Типикина.
«Это не называется казнить собаку. Это называется — уничтожить деревенского скотинника, владельцы которого раз за разом приносили всем окружающим ущерб. Это нормальный метод «народной селекции»», — сообщила она «Ленте.ру».
Похожий эпизод, по ее словам, произошел весной 2015 года под Ярославлем. В селе Туношна семейная пара избила и повесила на веревке хаски по кличке Перчик, которому еще не было года. Пес сбежал из вольера, пока дома не было хозяйки, и задушил несколько куриц.
По словам Типикиной, пес проделывал это неоднократно, за что и поплатился жизнью. Хотя ответственность за его поведение, как и во всех прочих инцидентах с собаками, по мнению кинолога, целиком лежит на хозяевах.
Скандал с убийством собаки получился громкий. В селе устроили народный сход, в котором участвовали представители местной администрации. «Весь поселок был. Приезжали из Ярославля, Костромы и Иваново», — рассказала хозяйка убитой собаки Наталья Макурина порталу Progorod76.ru. Было написано коллективное обращение, и на тех, кто повесил ее любимого питомца, завели уголовное дело.
«В результате женщина, повесившая скотинника, не выдержала общественной травли и через несколько дней скончалась», — отметила Типикина.
В этих российских селах не боятся смерти и знают, как общаться с мертвыми
На кладбище принято приносить цветы, а на поминках наливать умершему рюмку водки и занавешивать зеркала. Впрочем, совершая эти и другие ритуалы не все россияне отдают себе отчет в том, что они означают. Чтобы разобраться в вопросе, фотографы Александр Сорин, Федор Телков и антрополог Наталья Конрадова побывали почти во всех марийских деревнях Свердловской области и Пермского края, стараясь зафиксировать живые еще обряды, ритуалы и поверья, связанные с умершими. Полтора года экспедиций превратились в проект «Урал мари. Смерти нет», созданный при поддержке Фонда «Хамовники». Эти записи и фотографии — попытка городских людей понять традиционные деревенские отношения со смертью.
Мы, горожане, стараемся не думать о плохом. Вся наша культура обслуживает желание забыть о смерти, поэтому смерть для нас всегда внезапна и вероломна. Для жителей марийской деревни граница между мирами гораздо более демократичная. С их точки зрения, человек после смерти продолжает вести активную загробную жизнь.
Похороны — обряд, благодаря которому покойник должен благополучно добраться до того света, найти там свое место и хорошо устроиться. После смерти он не должен беспокоить живых своими жалобами или просьбами, а тем более приносить им неприятности. Так покойному и говорят на поминках: «Иди и не беспокой нас больше».
На похороны и поминки приходят всей деревней — в том числе, чтобы вспомнить и покормить своих собственных умерших родных.
После похорон в некоторых марийских деревнях, например, в Нижнем Бардыме, на кладбище проводят специальные ритуалы, перекрывающие покойникам дорогу обратно в деревню: сжигают одежду умершего и проходят через дым от нее, кормят на прощание владыку и сторожа (духов) кладбища, чтобы они хорошо выполняли свои функции.
Марийское кладбище обычно находится недалеко от деревни, и в те дни, когда нет похорон, туда стараются не ходить, чтобы не тревожить покойников. В деревне Юва нам удалось услышать довольно подробное объяснение ритуалов, защищающих от неприятностей. Покойники могут принести эти неприятности, сами того не желая: «Когда покойник вот умер, мы оставляем веник, ложим на полати, воду ставим и как бы говорим: “Мойтесь в бане, но нам не помогайте, нам не помогайте!” Или “Замуж за тебя не выйду! — если муж умирает у жены. — Ты там женись, меня не жди!” “Скотину смотреть не помогайте, сами смотрим!” Потому что они помогают уже по-своему, получается. Наоборот помогают».
Cтаршие марийцы готовят все необходимое заранее.
Аняй Семенова из деревни Курки уже давно подготовилась к собственным похоронам и даже жалуется, что за ней не приходят. В сундуке у Аняй лежат платки, платье, одеяло, бутылка водки, которую она собирается передать умершей маме, а также три белых нитки — «чтобы качаться там на качелях». Свой ялан (кафтан) Аняй тоже приготовила на похороны — в нем она сможет перенести деньги на тот свет. В кармане праздничного ялана Аняй держит мешочек с монетками. По ее словам, на том свете нужно иметь с собой не бумажные купюры, а монетки, чтобы они звенели. Аняй обещает присниться дочери после своей смерти и рассказать, что она увидела на том свете.
***
Ольга Вапаева, деревня Андрейково, Свердловская область:
«Ту одежду, в которой человек умер, полностью тоже кладут. Получается три вида: в чем он лежит, чистая одежда и одежда, в которой он умер. У меня брат умер, так тоже так сделали. Он умер летом. Зимние туфли рядышком положили. У марийцев — неважно, лето или зима, — когда хоронят человека, обязательно надевают варежки или перчатки.
В новых вещах нельзя хоронить, а если все-таки, например, у человека старых нет, мы режем. Купили мы ему, например, брюки и ножницами порезали. Или делают дырки, чтобы он в новой одежде не умер. Почему так говорят? Если человека хороним в новой одежде, он не может носить эту одежду, эта одежда до него не доходит. У нас разговор такой. Нельзя человека хоронить у нас, у марийцев, в новой одежде. Сколько во сне снится: «Галоши не мои, я босиком хожу»».
***
Сейчас в марийской одежде хоронят только людей старшего поколения — тех, кто ходит в костюме при жизни и специально откладывает его на похороны. Другие вещи покойного, не надетые на тело и не положенные в гроб, подвешивают на три года — в доме или на дерево у могилы.
***
Аня Максимова, деревня Усть-Маш, Свердловская область:
«В гроб что кладут — подушку делают из веников, из листьев веника березового, потом одевают, что есть, да положат. Если женщина (мужчине все равно), на нее кладут специальный ниже колена и до подбородка материал и нитки трех цветов — черные, оранжевые и зеленые, чтобы качаться на качелях, у нас говорят. Потом сверху укрывают покрывалом или чем — и все. Еще одежду взамен, переодеваться-то.
Носки, варежки. Деньги кладут в мешочки — под пазуху туда. На левую пазуху кладут блинчики, специально пекут, а на правую пазуху — деньги. Чтобы деньги были, взаймы не просили ни у кого, без денег-то куда? Три палки кладут для того, чтобы пугать собаку, змею и когда в гору подниматься. Вот, для этого… Окошко делают. Молодежь-то ведь не знает сейчас — заставляем делать».
***
После похорон с умершими регулярно поддерживается связь. Для этого есть, во-первых, специальные праздники, когда они приходят погостить в деревню и возвращаются обратно, а во-вторых — сны. Главный марийский праздник — Кугече, или марийская Пасха. Кугече приходится на весну и справляется несколько дней, которые строго расписаны: в некоторые дни нельзя работать и топить печь, в другие нужно ходить в баню и готовить еду. Апогей Кугече — четверг, время перед самым рассветом, когда покойники посещают родные дома, где их нужно угощать любимой едой, а также яйцами, лепешками и самогоном.
Следующее важное событие в потусторонней жизни покойного происходит на сороковой день. В некоторых деревнях — на тридцать девятый, и это для марийцев является важным отличием от русской традиции. Этот день до сих пор называют «свадьбой» — моментом окончательного перехода на тот свет, где покойники должны начать новую жизнь, не связанную с земной, снова жениться или выйти замуж. Поэтому умерших хоронят не по семьям, а по родам — то есть рядом с родителями, а не с супругами. На тридцать девятый или сороковой день родственники снова едут на кладбище, где сначала кормят покойного, после чего «везут» его домой погостить. Чтобы покормить, нужно не только положить еду, но и сказать «шужо» («это тебе», «пусть до тебя дойдет») и назвать имя. «Говорят, что если имя не назвать, то угощение может не дойти — тот, кто на том свете их распределяет, не будет знать, кому его отдать», — сказали нам в деревне Верхний Потам.
В деревне Андрейково нам рассказали, что на сороковой день у изголовья могилы оставляют еду для мертвых. Ее кладут на маленькие трехногие столики, рядом с которыми ставят маленькие стулья. Это специальная мебель для мертвых, которая не должна быть похожа на обычную, поэтому у столов и стульев по три ножки. Там же, на могилах, оставляют ведра с пробитым дном, «чтобы на том свете легче было воду носить».
***
Наталья Шуматова, деревня Артимейкова, Свердловская область:
«Муж умер… И вот 40 дней тело живет. Мы это тело кормим каждый день, каждое утро. Горячей пищей. Только уже за порогом. Вот у нас главная штакетина — основатель, матка дома, на которой лежат доски, потолок держится и за нее гостям можно, живым. А дальше — это уже другой силе, которая уже ушла, мертвецам, по крайней мере. И вот мы ставим сюда полотенчико, свечку зажигаем, горячий чай, горячий суп, кашу, что угодно, но только горячее. Сигаретку зажигаем, и рюмочку водки ставим. Все это кормим какое-то время и выкидываем на улицу скотине. На улицу, или как получится, желательно на улицу. Вот 40 дней это идет у нас».
***
В начале лета, перед православной Троицей, после нескольких недель, проведенных покойниками в деревне, их провожают обратно на кладбище и празднуют Семик — родительский день. Этот обряд знаком многим горожанам, потому что сохранился лучше всего: рюмка водки с куском хлеба на могиле — это и есть следы Семика, который раньше праздновали не только финно-угры, но и славяне. Сегодняшние деревенские марийцы празднуют его гораздо более интенсивно: крошат на могилу еду, льют самогон, а если покойный курил, то кладут зажженную сигарету.
«Свекор ветераном войны был, много пил, — рассказала нам Наталья Шуматова из деревни Артимейкова. — И как-то дочь его говорит: “Вот умрешь, буду приходить к тебе на 9 Мая и выливать целую бутылку водки на могилу!” Так и вышло. Ходит теперь каждый год».
Общение с покойным продолжается до тех пор, пока о человеке помнят — то есть в пределах двух-трех поколений.
Первые три года покойника кормят в день смерти, а старых покойников — то есть тех, кто умер давно, — на Семик и Кугече, а также по специальному требованию, если они доносят его во снах. На то, что родственники не приходят на кладбище во время праздников, а также не участвуют в других деревенских поминках, покойные могут обидеться. О мести мы ни разу не слышали, но нам часто рассказывали, что умершие снятся, жалуются на голод и требуют покормить их.
Сны — канал связи с умершими не такой стабильный, как праздники, но более интимный. Они приходят, чтобы пожаловаться на забвение, просят покормить или убрать на могиле, иногда предупреждают о беде или, наоборот, зовут к себе.
За время экспедиций мы собрали коллекцию таких снов. Один покойник регулярно просит вдову принести ему еды — семь лепешек, грибов, капусты. Другая жаловалась детям на проволоку, которая ее окутала, — нужно было убрать искусственные цветы, воткнутые в могилу. Третий сообщал родным, что лежит в воде, — значит, им нужно меньше плакать, вспоминая его. Четвертая приснилась своей племяннице в бигуди и с расческой, и это сообщение было понято как просьба принести эти вещи на могилу, чтобы передать ей.
Покойников нужно помнить и уважать их желания, но нельзя допускать слишком близко, потому что, перейдя границу жизни и смерти, они меняют свойства, перестают быть людьми и становятся частью иного мира. Поэтому покойники во снах часто зовут своих родственников к себе или приносят им угощения. Принимать их еду или идти на их зов очень опасно — можно заболеть, попасть в аварию, умереть раньше положенного срока.
Нестандартное поведение при похоронах ведет за собой и проблемное поведение умерших. В деревне Сызганка Пермского края нам рассказывали о похоронах гармониста во время Великой Отечественной войны, с телом которого водили хороводы перед тем, как положить его в могилу. После похорон он снился вдове с жалобами на беспокойство. В 1990-е годы в Верхнем Потаме Свердловской области один деревенский житель, о родовом месте которого не было известно, был похоронен рядом с родом жены. Он снился родственникам с сообщением о том, что не может найти свое место на том свете. Однако марийцы никогда не перезахоранивают покойников, поэтому жалоба не могла быть удовлетворена.
Похоронные ритуалы, кормление покойников по праздникам и по требованию, сны — неотъемлемая часть деревенской жизни современных уральских марийцев. За пределами деревни, где тоже живут марийцы, такой интенсивной связи с предками нет. Покойные не путешествуют по планете и не становятся безымянными привидениями, как в кино или в комиксах. Они лежат на деревенском кладбище и приходят гостить в свои дома, но не выходят за магическую территорию деревни.
Авторы проекта: Александр Сорин, Федор Телков и антрополог Наталья Конрадова
В России началась кампания в поддержку сестер Хачатурян, которых задержали в прошлом году после убийства отца, годами подвергавшего их физическому, психологическому и сексуальному насилию. Им предъявили обвинение в убийстве по предварительному сговору, то есть девушкам может грозить до 20 лет тюрьмы. В Санкт-Петербурге, Самаре и Владивостоке прошли одиночные пикеты россиян, которые не согласны с обвинением. Такая же акция в среду, 19 июня, проходит в Москве, на Новом Арбате, напротив здания центрального управления Следственного комитета. «Лента.ру» поговорила с теми, кто вышел на улицы и узнала, почему они посчитали важным вступиться за сестер Хачатурян.
«Это то, что пугает больше всего и абсолютно каждого»
Мария Трубицына, лингвист, Москва
Мы узнали об этом деле, когда состоялось убийство, и это совершенно поразительный случай, потому что весь этот кромешный ад проходил за закрытыми дверями. Об этом знали что-то соседи, что-то — подруги девочек, но полностью об этом не знал никто, а полиция, куда обращалась мать, не предприняла ничего, чтобы их остановить. Дело сестер Хачатурян — это яркий пример того, насколько опасно домашнее насилие и насколько опасно ничего не предпринимать.
Все в этом деле кромешный кошмар, но больше всего меня удивило, что девочки ему прислуживали, и он вызывал их звоном колокольчика, как слуг. Это выглядит не как поведение вспыльчивого человека, а очень цинично: как будто он намеренно унижал их изо дня в день и хотел, чтобы им было плохо. Это страшно, когда люди настолько настойчивы в намерении причинить другим боль. Для меня сестры Хачатурян — героини: они нашли в себе силы бороться за освобождению от тирании. Бежать они не могли — их как несовершеннолетних вернули бы ему, а обращения матери в полицию ни к чему не привели.
Для России пикеты — это не самый типичный способ выражения мнения, потому что у нас нет сложившейся культуры протеста. В последние годы этому способствует полицейский произвол и законодательные ограничения на спонтанные акции протеста. Но я выхожу, потому что меня беспокоит проблема домашнего насилия в России. Дело сестер Хачатурян иллюстрирует большую язву в российском обществе, о которой мало говорят: в большом количестве семей происходит домашнее насилие, и от него нельзя защититься. Не так давно приняли закон о декриминализации семейных побоев, и теперь за то, что ты избил жену или ребенка, можно заплатить небольшой штраф — звучит, как в средние века.
Учитывая, в каком количестве семей это происходит (а я сейчас говорю только о тех, кто попал в статистику МВД и дошел до обращения в полицию; понятно, что большинство этого не делают), нужны серьезные законодательные и другие меры, чтобы просвещать людей, менять эту структуру, работать с жертвами насилия. Нужно принять закон о домашнем насилии, ввести охранные ордера, убрать формулировку «превышение пределов допустимой обороны», потому что сама по себе эта идея абсурдна, принять Стамбульскую конвенцию, чтобы гарантировать пострадавшим от домашнего насилия физическую и психологическую безопасность.
То, что выходят практически одни женщины, наверное, следствие нашей патриархальной среды: с детства девочки всегда готовы, что нужно будет защищаться и убегать, потому что часто сталкиваются с угрозой насилия, как физического, так и сексуального. Само это знание позволяет женщинам проявить эмпатию. В той или иной мере, если не каждая была в этой ситуации, то как минимум были подруги.
Виктимблейминг — это серьезная культурная проблема, которая тормозит поворот механизма в сторону помощи женщинам и всем людям, страдающим от домашнего насилия. Сексуальное насилие над детьми — это то, что пугает больше всего и абсолютно каждого, оно напоминает нам о том, что мы живем в небезопасном мире, поэтому люди могут не хотеть об этом говорить, а некоторым это даже дает почву агрессивно кричать и обвинять жертву. Но вряд ли им удастся сделать вид, что ничего не произошло.
«Сработал момент возмущения: дальше просто некуда»
Дарья Апахончич, художница, активистка, участница проекта «Ребра Евы», соавторка канала «Феминистки поясняют», Санкт-Петербург
Одиночный пикет — это чуть ли не единственная законная возможность в России высказаться в публичном месте. Такое высказывание обладает другой силой, потому что реальное, физическое присутствие на улице связано с большей опасностью, чем в интернете. Это важно делать там, где мы теряем права: на улице у нас их меньше, важно показать, что мы не собираемся уходить в тень и анонимность.
Петербург — город, где мало реагируют на уличные акции. Мы вышли с соавторками канала «Феминистки поясняют», с которыми мы в равной степени занимаемся и онлайн, и офлайн активизмом. К нам подошли несколько молодых мужчин, спросили подробнее об этой истории, стали искать в интернете их фамилии.
Для нас в этом деле сошлись все возможные степени уязвимости девочек, которые в этой ситуации оказались. Во-первых, они принадлежат к традиционному обществу, и хоть мы живем в светском государстве, эта история связана с традиционным укладом нашего мультинационального мира. В России много таких укладов, но, к сожалению, не принято говорить о проблемах внутри закрытых сообществ.
Во-вторых, эта история про детей, потому что насилие началось для них в детстве. У нас с правами детей трудности. На протяжении многих лет сестры Хачатурян подвергались ужасному насилию, и никто не вмешался, хотя знала опека, знала школа, знали соседи! Если бы мы узнали, что какого-то ценного для нас человека, например, певца, на протяжении 15 лет держат дома, избивают и насилуют, это был бы шок: как так можно. А то, что это происходило с тремя девочками, — все разводят руками. Это возмутительно, что жизнь разных людей оценивается по-разному!
В-третьих, эта история про патриархальную проблему в нашем мире, потому что есть еще мама девочек, которая была совершенно бесправна: вышла замуж в 17 лет, была мигранткой, и с того же возраста по сути была в рабстве — много лет Хачатурян не давал ей выходить из дома, избивал, и тоже все об этом знали, но ничего не происходило.
Те, кто пишут, что преступлением нельзя отвечать на преступление, мыслят из своей благополучной ситуации. Это тот случай, когда сытый голодного не разумеет, и здоровый не понимает ситуацию нездорового, дисфункционального. Когда всю жизнь подвергалась жестокому насилию, откуда возьмутся силы на то, чтобы организовать побег? Тем более, это был бандит-взяточник, который держал в повиновении всех окружающих, у него была власть их вернуть и проучить так, как он хотел. Он их наказывал, когда узнавал, что они общаются с родной матерью. Куда бы они, несовершеннолетние, сбежали? У нас даже пребывание в шелтерах [убежищах] несовершеннолетних считается незаконным!
Эта риторика, что закон един для всех, хорошая, но здесь девочки, по сути, все это время были заложницами тирана. Если не работает государство, не работает правосудие, а они в ситуации насилия, в том числе сексуального, они были вынуждены действовать таким путем. Старшие, как они объясняют, увидели кровь и подумали, что младшую отец опять подверг насилию, и бросились ее спасать. Я верю, что они были в аффекте.
Я думаю, пикеты начались, потому что сработал момент возмущения: дальше просто некуда! Для меня это дело не только про этих сестер. Мне бы хотелось, чтобы у нас был пересмотрен закон по самообороне, потому что огромное число женщин сидят в тюрьме за то, что в результате домашнего насилия как бы превысили пределы самообороны. Хотя мы понимаем, что женщина не может, как мужчина, дать кому-то в нос, чтобы все прекратилось: после этого насильник ее так изобьет, что она долго не сможет вставать. Пределы самообороны — очень нечеткая для обсуждения тема, потому что мы находимся в разных ситуациях. И мне бы хотелось, чтобы этот случай привел к принятию Стамбульской конвенции, потому что женщина в России не защищена от насилия. У меня есть надежда, что общество сделает выводы из этих случаев, поэтому я выходила и буду выходить на пикеты.
В прошлом году, когда девочек отпустили под домашний арест, была надежда, что в ситуации истязания детей все же разберутся, что будут расследовать, почему проверяющие органы не сработали. Но предъявляется обвинение в умышленном убийстве по сговору, и это вопиющее несоответствие нашим представлениям о справедливости. Женщины поколениями терпят домашнее насилие, но тут я надеюсь, что хватит сил не терпеть.
«Женщина попросила эти плакаты и встала сама»
Анна, редактор, Самара:
Меня возмущает то, что для людей в положении девочек, сестер Хачатурян, не было никакой возможности получить помощь, пока они были жертвами насилия со стороны отца. Их должно было защитить государство. Оно эту свою обязанность не выполнило, а теперь их за это наказывают.
Я не выхожу на пикеты часто, но считаю, что по такому делу важна реакция общественности. Я решила выйти, когда узнала, что их все-таки будут судить по самому тяжелому составу: не за самооборону или что-то еще, а за убийство по сговору группы лиц, и им грозит большой срок. По-моему, это несправедливо, это зверство.
Когда об этом случае стали писать в прессе, версия домашнего насилия выглядела достаточно правдоподобно, и меня это встревожило. Я и до этого случая встречалась с историями, когда жертвы изнасилования оказали сопротивление и получили большие сроки за это сопротивление. В России в принципе самооборона карается, и это проблема, о которой я знала и до случая сестер Хачатурян.
Их дело я считаю также самообороной, потому что они находились в зависимости от отца и никуда не могли сбежать, потому что две несовершеннолетние девушки были бы ему возвращены. Когда их мать писала обращения в полицию, их возвращали ему, а им никто помощи не оказал. Я не вижу в этой ситуации другой возможности спастись, если государство не делает ничего. Что еще остается людям, чтобы защитить себя?
Это лучше всего понимают женщины — что чувствуют жертвы домашнего насилия, насколько они беззащитны. У мужчин просто не хватает такого жизненного опыта: когда ты живешь вместе со своим насильником, тебе некуда от него уйти и ты не можешь получить никакой защиты от него. Женщинам это понятно.
На моем плакате было написано: «Требую принять закон о домашнем насилии». У нас его нет. Например, могло бы помочь введение охранных ордеров. Это необходимо, потому что у нас достаточно бедная страна, и женщине некуда идти в таких случаях. Законопроект этот существует, периодически направляется в Госдуму, его отфутболивают обратно. И то, что его примут, не очень похоже. Скорее, есть движение в противоположную сторону — та же декриминализация. Но и раньше помощи не получали: есть знакомые, которых постоянно бьют отцы или мужья. Вызывают полицию — она не приезжают.
Периодически я вижу истории, от которых волосы дыбом встают: Герман Стерлигов хвастался, что выдал свою дочь замуж насильно, только что отпустили с условным сроком Юрия Юдина, который издевался над малолетними детьми, пытал током, иголки втыкал… В случае с сестрами Хачатурян я могу допустить, чтобы их судили, но не по тому составу, который приведет к пятнадцати годам тюрьмы.
Пока мы стояли, люди останавливались, смотрели, читали. Подошли двое: мужчина и женщина. Мы рассказали им, почему стоим. Мужчина сказал: как же так, он [отец сестер] всего лишь их насиловал и бил, а не убивал! А женщина попросила эти плакаты и встала сама.
«Домашние тираны каждый день получают сигналы, что могут быть безнаказанны»
Я давно слежу за ситуацией с сестрами Хачатурян, и для меня это дело в первую очередь о том, что у нас нет закона о домашнем насилии. Множество женщин сидит в колониях, потому что самооборонялись от домашних тиранов, но следствие считает, что, поскольку это было систематически, они могли к этому подготовиться, это было спланировано, и место им в тюрьме, а не в реабилитационном центре.
Для меня было шоком, как на ситуацию с сестрами отреагировала армянская диаспора, и возникло такое чувство, что на стороне девочек никого нет, хотя они были всего лишь детьми, которые годами были в порочном круге насилия и ада. Кто-то за них должен вступиться! Если этого не делает общественная организация, пусть это сделаю я, другие феминистки. Кто-то должен быть на их стороне, потому что эта ситуация очень показательна в контексте того, как все плохо с законом о домашнем насилии, и к чему его отсутствие в итоге приводит.
Я выхожу на этот пикет, потому что я чувствую, что времена меняются, к сожалению, в худшую сторону. Уже просто невозможно отсиживаться по своим квартирами и думать: ну, что я решу, ничего не решу, справедливость не восстановишь. Так больше не работает. Пора как-то более вербально выражать недовольство.
Девочки совершили преступление, и этого никто не отрицает. Но принимая во внимание все то, что уже известно следствию про многолетнее и физическое, и психологическое, и сексуальное насилие, про невероятное количество унижений, которое испытывали сестры каждый божий день, их психическое состояние, — очевидно, что они заслуживают реабилитации, а не тюрьму строгого режима.
Я не вчера приехала в Россию и морально я готова к тому, что пикеты ничего не изменят и суд не примет во внимание все смягчающие обстоятельства. Но если их все же осудят по этой тяжкой статье, я буду крайне разочарована в судебной системе, хотя, казалось бы, дальше некуда, но я почувствую, как пробьется очередной уровень дна. Это будет финальный страшный аккорд: государству на проблему насилия все равно. Домашние тираны и так каждый день получают сигналы, что могут быть безнаказанны: важные чиновники, медиаперсоны транслируют ужасные сексистские мысли, оправдывая домашнее насилие. Мы постоянно слышим: нельзя выносить сор из избы, разберитесь между собой, вы же семья. Считается, что раз вы семья, любой ад за закрытыми дверьми — это норма.
«Cестры должны пройти лечение, а не садиться в тюрьму»
Андрей Ходырев, тьютор, Владивосток
На пикет мне предложила выйти супруга. Она рассказала историю сестер Хачатурян, и меня она очень задела. Эту ситуацию трудно воспринимать без сжатых зубов, она очень тяжелая. Я думаю, что сестры до сих пор не осознают, что с ними вообще произошло.
Я переживал погони с ножами от отца, когда мне было 12 лет. Мама подавала заявления в полицию, но органы их не рассматривали и отправляли разбираться внутри семьи. Я потом писал в дневниках, что мне хотелось решить те ситуации другим путем: хотелось отстоять себя. Но есть разные типы нервных систем: кто-то отвечает сразу на насилие, а кто-то тушуется и впадает в оцепенение.
Несмотря на то что многие мои знакомые также подвергались домашнему насилию, им сложно читать такие истории. Как-то это вытесняется, возможно. Но нужно понимать, что жертвы не просто так называются жертвами — они находились именно в этой позиции, и их поступок был следствием насилия. И до конца дела их [сестер Хачатурян] нужно именно так и воспринимать.
У меня есть опыт поездки в Америку по обмену опытом работы с людьми, пережившими семейное и сексуальное насилие. Как раз в тот момент в России декриминализировали домашнее насилие, и было очень обидно, как мало говорится о том, что чувствуют жертвы, и за равнодушие к ним. У нас никаких программ профилактики, никаких программ реабилитации. В Америке есть даже кейсы, когда родителей, которые проявили насилие по отношению к детям, отправляют на психологические программы, где учат работать с выгоранием, контролировать свое поведение. Они получают поддержку.
А здесь совершенно другая ситуация! Но даже некоторые адвокаты высказывают мысль, что, мол, человек убил человека, и это статья. Не учитываются все обстоятельства произошедшего. При квалификации дела не учитывалось, что происходило до убийства — и как люди к этому пришли. Моя позиция — сестры должны пройти лечение, а не садиться в тюрьму. Нужно понимать, что убийство в противоположную сторону могло произойти в любой момент их жизни.
Если обвинение устоит, для меня это будет провал, потому что это будет трансляцией государством сомнительных ценностей. Я понимаю, что как-то выжил в той ситуации в детстве, но мог и не выжить. Не успеть дверь закрыть или что-то еще. А сколько таких людей, которым непонятно, на кого уповать?! На соседей — не факт, что попадутся те, кто поддержат. На полицию — законом сказано, что это семейное дело, дадут штраф.
Пока я стоял с плакатом, люди в основном проходили мимо. Несколько человек (единицы) узнавали, о чем эта история, я им кинул ссылки. Но у нас в России есть боязнь выхода куда-то и проявления гражданской позиции. У меня тоже был страх, опасения, что найдут какую-то причину, чтобы обвинить меня в том, что я пропагандирую что-то. У нас все довольно грустно с культурой принятия иного мнения и культурой поддержки. Нам надо учиться говорить об опыте насилия экологичным образом.
«Кристально чистый страх»
Алена Агаджикова, журналистка, медиахудожница, активистка
Когда я узнала, что сестрам Хачатурян все-таки предъявили обвинение по очень тяжелой статье, убийство по сговору, и это какие-то сумасшедшие сроки, меня захлестнули эмоции и чувство несправедливости, что такого не должно происходить. Судьбы трех девушек будут разрушены, и это ужасно. Мне стало понятно, что я не могу просто сидеть, мне нужно было что-то сделать. Я сделала плакаты с надписями «Сестры Хачатурян — наши дети, у них больше никого нет. Пожалуйста, помогите» и «Где была полиция? Где была опека?», чтобы привлечь внимание к их истории.
Мне было важно донести, что это то дело, от которого нельзя отвернуться. Само по себе оно целиком связано с гендерным насилием. Это не просто жестокость, это систематические изнасилования, властный отец-тиран, диаспоровая история, история о привилегиях богатого и влиятельного человека: именно деньги и связи позволяли отцу сестер столь долго оставаться безнаказанным. И мать, и дочерей он избивал прилюдно, тому есть свидетельства. И это дело касается каждого и каждой, потому что у всех есть матери, сестры, подруги. Обществу нужно понимать, насколько беззащитными могут быть женщины в условиях существующего законодательства, когда полиция не приезжает, соседи не приходят на звонки. В этом деле есть вынужденный трагический ответ. От насилия пострадать могут все.
Я ходила по району Южное Бутово часа два. Просто стоять было не очень действенно. Сначала я предлагала людям сфотографироваться с плакатом, но практически все отказывались, после чего я стала предлагать помочь сфотографировать меня. Они начинали интересоваться надписями на плакате. Из сорока человек только шесть сказали, что знают о деле сестер Хачатурян. Я рассказывала, что они долгое время находились в рабстве у собственного отца: он их насиловал и бил, они его убили, и теперь их судят за умышленное убийство. И у женщин, и у мужчин менялось лицо, они говорили: «Какой кошмар!» и реагировали с ужасом, а на моменте про убийство — качали головой, но осуждения не было.
Одна девушка резко ответила: «Да, знаю» и «Не все так однозначно», одна женщина сказала: «Видела по телевизору, не хочу обсуждать», третья девушка ответила: «Не знаю, что вам ответить». Я думаю, что этому несколько причин. Во-первых, факт совершенного убийства — нам с детства говорят, что это тяжелый грех и серьезное преступление, и это действительно так, но это включает автоматизированное черно-белое мышление: в данном случае убийство было вынужденным. Об этом мало кто говорит, но каково это — убить человека, с которым жил всю жизнь? Это может свести с ума, это очень тяжело.
Во-вторых, это непонимание, как работает мышление человека, который постоянно подвергается угрозе убийства и насилию, находится в состоянии рабства. У него возникает туннельное мышление, Стокгольмский синдром, искаженное восприятие внешнего мира. Когда твоя жизнь постоянно зависит от прихоти другого человека… Здоровым людям кажется, что легко было убежать и не возвращаться, но никто не берет в расчет то, что там были угрозы пистолетом и расправой, множество связей у отца. Это абсолютно кристально чистый страх.
И в-третьих, это эскапизм и отрицание, которое дает осуждающим сестер иллюзию, что с ними этого не случится. Людям хочется верить, что все не так, как подают. Это как с внутренней мизогинией: когда мужчины жестоко шутят над женщинами, и те женщины, которые сидят рядом, смеются, — им кажется, что если они будут со всеми смеяться, то над ними не будут так шутить. Кто-то вообще предпочитает думать, что сестры якобы были развратницами, и для них не работают аргументы, что это не повод их насиловать и истязать.
Дело сестер абсолютно нетипичное и сложное. Они однозначно будут осуждены, другой вопрос, как. Есть факт совершенного убийства, есть чистосердечное признание, и ни одна страна не оправдает убийство, потому что жизнь неприкосновенна. Оправдание — совершенно сказочная история. Но самым лучшим вариантом был бы условный срок и психологическая реабилитация. Судебная система не должна быть механизированной и должна учитывать контекст. Смягчение должно быть максимальное.
Супергероя зовут Кирилл, ему четыре года, и он живет в подмосковной Ивантеевке. Весной этого года у мальчика в грудном отделе позвоночника обнаружили лишний полупозвонок. Из-за крошечного отростка позвоночник ребенка растет неправильно, спина искривляется, внутренние органы сдавливаются. Выпрямить спину ребенка можно с помощью специальной металлоконструкции, которая должна закрепить позвоночник в правильном положении. Если этого не сделать, Кириллу грозит пожизненная инвалидность. Примите участие в благотворительном проекте Русфонда и «Ленты.ру».
— Мама, я супергерой! — прямо с порога закричал радостный Кирюша, когда вместе с папой они вернулись из Московского института ортопедии и травматологии.
— А что случилось? — поинтересовалась мама.
— Врач сказал, что у меня лишний полупозвонок, — похвастался сын. — Только у супергероя могут быть запасные части тела. Значит, у меня есть сверхспособности! Теперь я буду спасать человечество.
Мама Кирюши почему-то не обрадовалась, а поспешно отвернулась и вышла в другую комнату по «срочному делу». До этого дня о том, что у мальчика серьезные аномалии развития позвоночника, никто не догадывался. Даже врачи. Кирюша появился на свет в срок с абсолютно нормальными показателями роста и веса. Через несколько дней врачи выписали малыша домой с отметкой в медкарте: «здоров». Рос и развивался по возрасту, болел редко и недолго.
Когда Кирюше исполнилось три года, его родители Андрей и Елена начали выбирать сыну спортивные секции, чтобы он рос крепким и гармонично развивался.
— Будет заниматься плаванием и тхэквондо, — решил в конце концов папа. И отвел мальчика в спортивный клуб. Кирюше очень понравилось первое занятие, он ловко повторял за взрослыми все стойки и упражнения, пробовал сесть на шпагат.
— Очень перспективный парень, — похвалил его тренер, — Беру хоть сейчас.
Но вскоре у Кирюши на медосмотре обнаружили паховую грыжу.
— Не волнуйтесь, — сказал врач в больнице, — операция несложная, вырежем грыжу, а через несколько дней пойдет домой своими ножками.
После реабилитации Кирилла оформили в детский садик. Там абсолютно здоровый раньше ребенок начал болеть. Про спортивные секции пришлось забыть. А в конце прошлого года малыш дважды попадал в больницу с тяжелой пневмонией.
Но на этом испытания супергероя не закончились. Нынешней весной он стал сильно сутулиться, спина приобрела неестественный изгиб. Родители отвели мальчика к районному ортопеду. Врач поставил диагноз «сколиоз» и назначил массаж и лечебную физкультуру. Но эти процедуры не помогли. Кирюша стал часто жаловаться на усталость и боль в спине. Активный ребенок, который раньше не пропускал на своем пути ни одной горки или карусели, теперь то и дело садился отдохнуть. А играм во дворе стал предпочитать тихие занятия дома с прабабушкой.
На консультации в Центральном институте травматологии и ортопедии (ЦИТО) профессор Колесов объяснил родителям, что лишний полупозвонок мешает правильному росту ребенка и вызывает боли в спине.
— Ребенок интенсивно растет. В процессе роста полупозвонок деформирует соседние позвонки. Поэтому его необходимо удалить как можно скорее и укрепить позвоночник в правильном положении с помощью специальной металлоконструкции. Без операции мальчику грозят тяжелые осложнения, дыхательная и сердечно-сосудистая недостаточность.
Операция дорогая, государственных квот на нее не предусмотрено. У родителей мальчика таких денег нет.
Лучший друг Кирюши — его прабабушка. Мальчик старается заботиться о ней, лечит от всех болезней конфетами. В следующем году ей исполнится девяносто лет.
— Я больше не хочу быть супергероем, — на днях заявил мальчик. — Я хочу стать врачом, чтобы вылечить свою прабабушку и других таких же стареньких бабушек и дедушек. Потому что я молодой, у меня много сил, я все смогу вытерпеть. А таким стареньким надо помогать.
Для того чтобы Кирилл Елшин-Парфенов не стал инвалидом нужно собрать 1 601 943 рублей.
Заведующий отделением ЦИТО имени Н.Н. Приорова Сергей Колесов (Москва): «У Кирилла врожденная аномалия развития позвоночника — добавочный боковой полупозвонок; прогрессирующая деформация, боли в грудном отделе. Со временем деформация позвоночника будет только усугубляться, провоцируя неврологическую симптоматику, нарушение функций внутренних органов и развитие сердечно-легочной недостаточности. Мальчику поможет только срочная операция: хирургическая коррекция и фиксация грудопоясничного отдела позвоночника с одномоментным удалением добавочного полупозвонка. Эта операция позволит избежать возможных осложнений. После формирования костного блока, через 2-3 года после операции мы демонтируем конструкцию, и ребенок сможет жить полноценной жизнью, забыв о своем недуге».
Стоимость операции 1 601 943 рублей.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Кириллу Елшину-Парфенову, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда
Русфонд (Российский фонд помощи) — создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте Rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», «Московский комсомолец», в интернет-газете «Лента.ру», в эфире Первого канала, в социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 174 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
За 20 лет частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 10,313 миллиарда рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 18 тысячи детей. В 2017 году (на 21 сентября) собрано 1 243 400 214 рублей, помощь получили 1922 ребенка, протипировано 7246 потенциальных доноров костного мозга для Национального регистра. Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, детдомам, школам-интернатам и больницам России.
Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».
Уже действующие в России два десятка министерств не могут за всем уследить, полагают некоторые российские политики и чиновники. По их мнению, в стране недостает специальных структур, которые бы занимались, например, сферами магии и психологии. Что предлагается создать и есть ли у этого реальные перспективы, выясняла «Лента.ру».
Отдельный государственный орган сможет лучше управлять арктическими территориями, уверен полпред президента в Северо-Западном федеральном округе Николай Цуканов. С инициативой создания нового ведомства он выступил 29 марта на Арктическом форуме в Архангельске. Его идею поддержал полпред главы государства в Сибирском федеральном округе Сергей Меняйло: «Кроме экономической компоненты, есть еще и социальные обязательства перед теми людьми, кто был в том числе заселен сюда еще в советское время».
Интерес к этому макрорегиону в первую очередь связан с нефтяной отраслью. За Арктикой будущее, считает министр энергетики Александр Новак. По оценкам, там миллиарды тонн нефти и десятки триллионов кубометров голубого топлива.
Однако большинство ведомств, предлагавшихся российскими чиновниками и политиками, были связаны с менее приземленными вопросами и более тонкими материями.
Психологический момент
Депутат Заксобрания Ленинградской области Владимир Петров в конце марта обрушился с критикой на школьных психологов. Они ориентируются не на качество, а на количество, заявил политик. И предложил для контроля и надзора за этими специалистами создать министерство психологии.
«Прошу Вас рассмотреть возможность упразднения неэффективного института школьных психологов и внедрения в отечественную образовательную систему нового, но необходимого элемента — педагога, заместителя директора по политическому образованию учащихся», — говорится в его обращении к министру образования Ольге Васильевой.
Плодовитый на идеи парламентарий, выдвигая инициативу, учитывал и актуальную повестку. По его словам, одна из основных задач нового ведомства — борьба с так называемыми «группами смерти» в интернете.
Депутат областного заксобрания Валерия Коваленко сочла идею разумной. Она убеждена, что школьные психологи зачастую «завалены работой не их компетенции», и специальное ведомство, возможно, помогло бы решить этот вопрос.
«И вообще, если вспомнить, то в свое время Минздрав открестился от психологов, а Минобрнауки не справляется. Поэтому надо выделять их в отдельную структуру», — настаивал, в свою очередь, Владимир Петров.
Едва ли на стыке двух министерств нашлось бы достаточно полномочий, чтобы перевести их в самостоятельную госструктуру, но более или менее системное регулирование отрасли, похоже, не за горами. В 2014 году в Госдуму был внесен законопроект о психологической помощи населению, вводящий единые правила работы психологов, а также описывающий права и обязанности их пациентов. Среди соавторов документа — представители парламентского большинства, в частности, депутат от ЕР и первая женщина-космонавт Валентина Терешкова.
Отдых и воспитание
Окружить юных россиян дополнительной заботой и опекой хотят многие — особенно, когда с детьми или подростками случаются неприятности или, тем более, трагедии. После гибели детей на карельском Сямозере депутат Законодательного собрания Карелии Ирина Петеляева заявила: «Нужно создать министерство детства, которое было бы ответственно за детский отдых».
Это давняя идея. Дискуссия регулярно возобновляется и по менее печальным поводам, а то и вовсе без них. Так, за министерство по делам детей и подростков ратовал режиссер Никита Михалков. По его мнению, в современной системе образования напрочь упущен воспитательный аспект, и это негативно сказывается на подрастающем поколении.
В регионах мыслят еще масштабнее. Глава Башкирии Рустэм Хамитов в начале марта призвал сформировать в республике министерство по делам не просто детства, а семейных отношений в целом. Чиновник подчеркивал, что сегодня на первый план выходит демография.
Впрочем, предлагаются и более простые решения. Депутат от ЕР Виталий Милонов уверен, что число разводов и конфликтов в российских семьях снизится, а демография улучшится, если запретить в стране эротические СМИ.
Магический совет
Попутно Милонов готов запретить и программы оккультного содержания — по его мнению, они опасны. «Я не общаюсь с людьми, практикующими хиромантию и прочее. Это неправильно», — подчеркивал парламентарий.
Но, возможно, проблема была в том, что хиромантов в России неправильно регулируют.
Депутат Петров, выступавший за открытие министерства психологии, также подготовил законопроект, регулирующий деятельность колдунов и гадалок. По его замыслу, люди, обладающие сверхспособностями, обязаны лицензировать свою деятельность и отвечать за ее качество.
«Должны быть изначально лицензированные маги и колдуны, которые входят в советы, органы власти, комитеты какие-то», — отметил он. Будет ли за работой магов следить отдельная госструктура или им лучше войти в уже существующие органы вроде Общественной палаты, Петров не уточнял.
Главное, уверен питерский депутат, разрешить колдунам практиковать исключительно белую магию — ту, которая, в понимании Петрова, не вредит здоровью человека. Ну и, конечно, маги и колдуны должны платить налоги.
Пока ни одно из ведомств публично не приглашало хиромантов или парапсихологов ни в какие комитеты. Но если кто-то решится, граждане, скорее всего, это оценят: согласно опросам ВЦИОМ, в магию верят 36 процентов россиян, причем почти треть из них лично сталкивались с колдовством.
Следящий за счастьем
Почти все неохваченные специалисты по семейным и душевным вопросам могли бы неплохо устроиться в другом потенциальном ведомстве — министерстве счастья. Этот надведомственный орган рассматривал бы все принимаемые решения с точки зрения того, сделает ли это людей счастливыми, объясняла спикер Совфеда Валентина Матвиенко. Ее вдохновил пример ОАЭ, где Минсчастья уже существует — с работой ведомства глава верхней палаты российского парламента познакомилась во время визита в эту ближневосточную страну.
«Они создали министерство счастья. Это, наверное, единственная страна, где есть такое министерство», — восхищалась Матвиенко.
Пока на федеральном уровне идею всерьез не обсуждают — в отличие от некоторых регионов. В Свердловской области молодые предприниматели презентовали соответствующий проект губернатору Евгению Куйвашеву. Он обещал подумать.
Хотя гораздо полезнее министерство счастья было бы на других территориях. Как показало исследование агентства NewsEffector и Фонда региональных исследований «Регионы России», самые несчастные россияне живут вовсе не на Урале, а в Братске, Южно-Сахалинске и Чите.