21 июня — День поддержки людей с боковым амиотрофическим склерозом (БАС). В 2014 году весь мир обливался ледяной водой в рамках флешмоба Ice Bucket Challenge, чтобы собрать деньги на поиск методов лечения этого тяжелого заболевания. Тогда в интернете было опубликовано более 17 миллионов видео, на которых водой обливались и студенты, и клерки, и миллионеры, и знаменитости — Марк Цукерберг, Криштиану Роналду, Бенедикт Камбербетч и др. По данным Международного альянса БАС, благодаря той акции по всему миру было собрано 220 миллионов долларов. Финансирование в том числе получил исследовательский проект Project MinE, чья команда занимается расшифровкой генома больных БАС и выявлением генов, нарушение которых ведет к развитию болезни.

При боковом амиотрофическом склерозе страдают двигательные нейроны, отвечающие за работу мышц. У человека возникают проблемы с движением, глотанием, речью, дыханием и со временем наступает полный паралич. Средняя продолжительность жизни с БАС — от двух до пяти лет с момента диагноза. По статистике, этим заболеванием страдают в среднем два человека из 100 тысяч. В России сегодня примерно 8-12 тысяч пациентов с БАС. Помощь этим людям в нашей стране оказывает фонд «Живи сейчас» и службы БАС в Москве и Санкт-Петербурге. Известные люди, ставшие жертвами этого недуга, — в галерее «Ленты.ру».

По решению возглавляемой США коалиции в Ракке был сбит сирийский истребитель-бомбардировщик Су-22. Дамаск назвал это актом агрессии, заметив, что американцам не дают покоя успехи правительственных войск в борьбе с боевиками, которые во многом достигаются благодаря российской поддержке. В коалиции парировали, что истребитель атаковал силы дружественной им оппозиции. Что в действительности стоит за воздушным инцидентом, была ли это провокация против Москвы и чем она чревата, «Лента.ру» спросила у российских политиков.

В воскресенье, 18 июня, Минобороны Сирии сообщило об уничтожении международной коалицией самолета, выполнявшего боевые задачи против «Исламского государства» (ИГ, ИГИЛ; запрещенная в России террористическая организация). В оборонном ведомстве арабского государства увидели в инциденте попытку подорвать усилия их армии против радикалов.

В коалиции подтвердили информацию и заявили, что защищали своих партнеров. Сирийский Су-22 якобы сбрасывал бомбы рядом с бойцами «Сил демократической Сирии». При этом представители штаба подчеркнули, что «не ищут конфликта с сирийским режимом, российскими или поддерживающими режим силами».

Минобороны России, в свою очередь, прекратило взаимодействие с США в рамках меморандума о предотвращении инцидентов в небе над Сирией, посчитав, что американские военные сознательно проигнорировали положения документа. Москва теперь может принимать в качестве целей любые воздушные объекты в районах действия российских воздушно-космических сил (ВКС) на сирийской территории.

В российском МИД атаку на истребитель также сочли актом агрессии. Члены Госдумы и Совфеда в целом солидарны с оценками ведомств. Что же толкнуло США на противоправные действия и к чему они могут привести?

Возможность ответного удара

Юрий Швыткин, зампредседателя комитета Госдумы по обороне:

«Действия коалиции во главе с США вызывают сожаление и недоумение. Я расцениваю их как акт агрессии в отношении суверенного государства. К сожалению, США сегодня не идут на достаточные контакты для того, чтобы обезопасить правительственные войска Сирии и все те силы, которые борются с терроризмом. Вместо этого они идут по пути эскалации напряженности. Это показывает, что реальная цель нахождения там Армии Соединенных Штатов и коалиции — показать свое присутствие, некую силу.

С нашей стороны последуют действия, призванные не допустить повторения подобных шагов. К сожалению, их череда вылилась в точку кипения. Необходимо США и коалиции еще раз задуматься об их роли и тех задачах, которые они выполняют в Сирии. Все юридические принципы для того, чтобы армия САР нанесла ответный удар, есть, потому что это был агрессивный шаг в отношении суверенного государства, которое вправе себя защитить. И это может привести к серьезному конфликту».

Разгильдяйство коалиции

Владимир Джабаров, первый зампредседателя комитета Совета Федерации по международным делам:

«Это полная несогласованность и разгильдяйство со стороны командования войск коалиции, потому что есть масса способов взаимного предупреждения. Проблема в том, что нет выработанного механизма [по взаимодействию]. Сейчас американцы доказывают, что якобы сирийский самолет наносил бомбовые удары тех сил, которые борются с ИГИЛ, но это же сложно доказать. Прежде чем сбивать самолет, нужно было связаться с командованием сирийских ВВС, в крайнем случае, с российской стороной.

В противном случае в следующий раз американские или другие самолеты коалиции могут получить ответный удар. У них есть для этого все силы. Чтобы избежать разрастания конфликта, обязательно нужно, чтобы военные координировали действия и договаривались о взаимном предупреждении. То, что сирийская сторона не ответила на действия коалиции, — это хорошо, иначе пошла бы эскалация».

Следующими могут стать американцы

Алексей Чепа, зампредседателя комитета Госдумы по международным делам:

«Конфликт разгорается. И это не будет зависеть от того, ошибка это американского пилота или какие-то направленные действия — в любом случае это усложнит ситуацию. Соединенные Штаты находятся на территории Сирии незаконно, и этот инцидент есть не что иное как вмешательство в ее внутренние дела.

Ослабят ли эти действия сирийскую армию? Не думаю, учитывая наступательную политику, которая ведется со стороны Сирии. Эти позитивные результаты достигаются не только за счет помощи, которую оказывают наши ВКС, но и за счет того переговорного процесса, который сирийская армия вместе с нашими советниками ведет через центры примирения. И это более существенный фактор по налаживанию мирной жизни в Сирии.

Пока точно не известно, куда именно залетел этот [сирийский] самолет, но американские истребители не могли не понимать, что он не несет угрозу для мирного населения. В то же время можно предположить, что сирийский истребитель должен был нанести удар по оппозиционным силам, которые США оппозиционными не считают.

Все это очень плохие симптомы, этих действий не должно быть. Ситуация с САР может осложниться. Завтра может быть сбит американский самолет — ничего нельзя исключать».

«Наколошматил бы американских самолетов»

Александр Шерин, первый зампредседателя комитета Госдумы по обороне:

«Если бы я был в министерстве обороны, я бы наколошматил столько самолетов американских, они бы вообще боялись подыматься! Я гражданский человек, могу только порассуждать, а реально за такие вещи нужно сбивать самолеты противника.

Ну, мы, наверное, сейчас ноту протеста выразим. Это целенаправленная провокация, нам пытаются указать на наше место. Мы находимся в Сирии для того, чтобы защитить интересы этого государства, значит, надо защищать. Надо устанавливать системы ПВО и сбивать самолеты, которые летают над небом Сирии тех государств, которых туда не приглашали. (...)

Меня как бывшего военного этот инцидент раздирает изнутри, я оскорблен, возмущен и подавлен. Это хамство, это наглость, это неслыханная дерзость и юридическое бескультурье со стороны США. Так провоцировать по-детски — это подло.

Мы же не сбиваем американские самолеты в сирийском небе, хотя все основания для этого имеются, они находятся там незаконно. Самолет сирийских ВВС был сбит за то, что он летал в небе на территории своей страны, самолетом страны, которая там не имеет права находиться. Ее туда никто не звал».

Очередная провокация

Леонид Слуцкий, глава комитета Госдумы по международным делам:

«Сбитый сирийский истребитель силами ВВС коалиции во главе с США ― еще один красноречивый фрагмент складывающейся в последнее время очень неблагоприятной тенденции по нарушению международного права и суверенитета в Сирии западными странами, которая несет откровенно провокационный характер. Это никак не укладывается в линию по борьбе с терроризмом, скорее наоборот. Самолет сирийских воздушных сил участвовал в операции против ИГ, которую проводят районе города Ракка армия САР и ополченцы. И это не первый случай ― точнее, уже четвертый, начиная с провокации в Идлибе и последующего авиаудара по базе Шайрат, — когда американцы и их союзники под разными надуманными предлогами громят проправительственные силы, которые ведут борьбу с террористами.

Все это говорит о том, что продекларированные США цели по борьбе с международным терроризмом лишь прикрытие для очередного грубого вмешательства в дела суверенного государства. Становится все более и более очевидно, что истинным намерением присутствия США в Сирии является свержение неугодного им режима во главе в Башаром Асадом любой ценой».

Рассказать об опасности США всему миру

Андрей Климов, зампредседателя комитета Совета Федерации по международным делам:

«Если бы американцы сбили, к примеру, самолет европейской страны в Европе, то шума много было бы. Я посмотрел западные передовицы, и там это воспринимается как нечто нормальное, будто ничего не произошло. А в суверенном государстве другая страна применяет военную силу — сбивает самолет. Это акт агрессии. Мы же понимаем, что там не только сирийцы летают, но и наши ВКС. А если бы по случайности что-то произошло с нашими ребятами? Американцам надо бы подумать о том, что они рискуют вовлечь себя в страшный конфликт.

Мы должны подобные случаи делать достоянием общественности и стараться, чтобы до каждого серьезного человека на земле дошло, насколько агрессивны и непредсказуемы сегодня Соединенные Штаты. (...)

Американцы в качестве оправдания вяло говорят о том, что якобы сбитый сирийский пилот атаковал там каких-то друзей Америки. А кто приглашал американцев на территорию Сирии? Правительство Сирии их не приглашало, они заявились по собственному разумению, сколотили там группировку, которая, нам мой взгляд, совершила военное преступление. Конечно, это пороховая бочка».

Сила в правде

Сергей Цеков, член комитета Совета Федерации по международным делам:

«Это акт агрессии, говорящий, что США не хотят мира на сирийской земле. Они ввергли весь Ближний Восток в хаос братоубийственной войны, устроив там "арабскую весну". И в таком же ключе продолжают действовать. Россия в этой ситуация должна говорить правду (а именно, что подобными действиями США фактически помогают ИГИЛ) и требовать неукоснительного соблюдения международных прав, возможно, через Совбез ООН. Хотя это будет сделать непросто, так как американцы и их союзники обладают в этой организации правом вето.

На дипломатические структуры ложится основная задача [по разрешению таких конфликтов]. Но и политики, и журналисты должны говорить правду о том, что происходит в Сирии. Если эта правда игнорируется сегодня, то, возможно, к ней будут прислушиваться через месяц, год, 10 лет».

Следственный изолятор №2 города Москвы, известный как «Бутырская тюрьма», — это город в городе, живущий по своему особому укладу. Здесь есть все необходимое для жизни его невольных обитателей: пекарня, прачечная, библиотека, больница. А еще есть недавно отреставрированный храм Покрова Пресвятой Богородицы. Сюда приходят и те, кто сидит в «Бутырке», и те, кто их стережет. За церковными стенами протекает вроде бы привычная для такого места жизнь: люди молятся, причащаются и даже венчаются. И все-таки есть свои нюансы. О тюремном храме и его прихожанах — в репортаже «Ленты.ру».

За семью вратами

«Бутырка» с ее крепостными стенами скрыта от взглядов прохожих за неприметным фасадом здания следственного управления столичной полиции на Новослободской улице. Есть два входа. К одному весь день подходят женщины с «передачками», адвокаты с портфелями и следователи с папками. Другой — для сотрудников СИЗО и автозаков с арестантами.

Через зарешеченные шлюзы (небольшая комната, перекрытая с двух сторон автоматическими дверями) можно проходить только по трое. Телефон, прочие гаджеты и те вещи, в которых нет нужды на внутренней территории, — все это остается здесь, у дежурного. Дальше внутренний двор: «конвейер» перевозки подследственных и осужденных работает безостановочно. Железные ворота то и дело открываются, чтобы выпустить очередную партию этапируемых осужденных. Несколько шагов под открытым небом, и вновь камера с решетками, только на колесах.

Пройдя сквозь здание, где находится «сборка» — камеры, куда сажают перед отправкой в колонию или в суд, попадаешь в еще один внутренний двор. Он сильно отличается от первого. Это крошечный островок зелени, где будто бы сама собой выросла деревянная колоколенка (пожертвована храмом Живоначальной Троицы в Никитниках). А посреди двора большой белый корпус. Не сразу понимаешь, что это и есть тюремный храм. Размеры двора позволяют рассмотреть его только вблизи, купол с крестом с такого расстояния не увидеть. Над церковными вратами — выкованная в золоченом металле молитва: «Вечная память за веру Христову в узах пострадавших».

Между сотником и разбойником

Внутри все, как в других церквах. Смысл такого единообразия, как утверждают священнослужители, в том, чтобы любой православный христианин, откуда бы он ни приехал, чувствовал себя как дома.

Но вглядевшись в росписи, украшающие стены Бутырского храма, осознаешь и его особенности. Здесь изображены люди, которых лишили свободы и самой жизни за их веру. Все они были узниками «Бутырки» в эпоху террора 1920-1930-х годов, а затем тех, кого не расстреляли, отправили на Север, в Сибирь и в Среднюю Азию.

По краям иконостаса, там, где боковые двери в алтарь, установлены иконы: слева — благоразумного разбойника, справа — святого мученика сотника Лонгина.

«Первый был приговорен, причем справедливо, к смертной казни. А второй стерег его и участвовал в исполнении приговора, — рассказывает настоятель храма протоиерей Константин Кобелев. — Но в результате оба стали святыми».

Разбойник, распятый рядом с Христом, признал Бога в избитом оборванце и покаялся перед ним в грехах, не прося спасения. Лонгин же принял вскоре после казни святое крещение, вступил в первую церковную общину, проповедовал и доказал свою преданность Богу, приняв мученическую смерть за веру.

«Теперь мы здесь между святым разбойником и святым стражником», — резюмирует священник.

И это не метафора. Круглый зал храма под большим куполом заполняется подследственными, осужденными и сотрудниками изолятора. Сначала они стоят отдельными группами, но когда начинается исповедь, сотрудники в форме, зэки в робах и подследственные в «гражданке» перемешиваются в одной очереди.

«Советую со смирением принять кару»

К отцу Константину для исповеди подходит молодой человек — Максим Хохлов. Он уже бывал в местах лишения свободы — на руках у него тюремные татуировки. Сейчас под следствием. Молодой человек вины не признает, считает себя жертвой предвзятого отношения к «ранее осужденным».

Первый раз в колонию он попал еще несовершеннолетним, как здесь говорят, «по малолетке»: банальная драка привела к гибели человека. Отсидев девять лет, освободился в прошлом году, пробыл на свободе всего несколько месяцев и вновь угодил за решетку.

И вот он исповедуется. В чем именно молодой человек кается, никто, кроме отца Константина, не узнает. Никогда. Иначе никто сюда больше не придет.

«Когда человек уже способен исповедаться в своем грехе, то он на пути к чистосердечному раскаянию следователю, — говорит священник. — Но чаще люди признаются в том, что за давностью уже не подлежит наказанию. Таким я советую со смирением принять нынешнюю кару, нынешнее обвинение».

«Этот храм. Это такое особое место, где возникает чувство, что тебя любят. Только это порой дает силу и смысл жить дальше, бороться с унынием, — рассказывает Максим. — Много среди нас тех, кто вместе со свободой потерял все: доброе имя, имущество, работу, семью, здоровье. Эти люди видят лишь ненависть или безразличие в глазах окружающих».

Община

В тюремном храме не бывает туристов и тех, кто зашел на службу «по случаю», но часто оказываются те, кто не заглядывал в церковь с момента крещения в детстве. Внешне они похожи на обычных пациентов городской больницы: та же помятая одежда, немытая голова. Только в здешних «палатах» живет по два десятка «пациентов», и не всем хватает коек.

Осужденные в черных робах держатся в храме куда увереннее подследственных: пишут записки с именами для молитв за близких, зажигают свечи. Спокойным и отстраненным выражением лиц они чем-то напоминают монахов. Вот, двое из них поднялись на звонницу к колоколам, еще один — Виктор — облачился в богослужебную одежду. Он алтарник — помощник священника во всем, что происходит в храме, включая исполнение таинств.

«У тебя есть кто-то, кто умело обращается с инструментом? Нужен мастер с дрелью. Сейчас!» — говорит Виктор кому-то по телефону перед литургией. И нужный человек с чемоданчиком на плече тут же появляется.

Окончание реставрационных работ в Бутырском храме пришлось на главный христианский праздник — Пасху. А началось все тоже на Пасху, только 25 лет назад — в 1992 году.

В то время в помещениях храма размещалась тюремная больница. На первом этаже — кабинеты врачей, большой круглый зал под куполом также был разделен на этажи. В комнатке на самом верху священники тогда натянули белое полотно и прикрепили к нему несколько бумажных иконок — импровизированный иконостас.

Сегодня в подсобных помещениях Покровского храма можно увидеть немало предметов, говорящих об истории и повседневной жизни необычной церковной общины. К примеру, скромный, сбитый из старых дверей иконостас, оформленный, однако, весьма изящно. Разбирать его священникам не хочется. Или вот большой, покрытый железом крест: раньше он венчал крышу храма, пока не установили купол.

Кругом на стеллажах и в коробках — духовная литература, пожертвованная московскими приходами. Книжки раздают осужденным, и они увозят их с собой в колонии.

Две стены небольшой комнаты завешены иконами с ликами святых, незнакомых пока большинству православных. Видно, что сначала это был небольшой уголок с образами новомучеников.

Выделяется необычный образ почитаемого не только в России, но и в странах бывшего СССР святого Луки Войно-Ясенецкого — епископа, а также выдающегося хирурга и ученого (он, в частности, разработал методику местной анестезии, написал основополагающий труд по гнойной хирургии). Тоже был узником Бутырской тюрьмы, и на иконе отражен именно этот период жизни святого.

Монахиня Тавифа рассказала нам о трех десятках насельниц закрытого советской властью Иоанно-Предтеченского монастыря на Китай-городе. В 1930-х годах они сидели в «Бутырке», ожидая этапа в Среднюю Азию, куда в те годы отправляли многих священников.

«Прославить Иоанно-Предтеченских монахинь в чине святых мучеников за веру пока нельзя, так как нам неизвестна их дальнейшая судьба. И так со многими, очень многими», — посетовала Тавифа.

Любовь зла

Многие знают, что в тюрьмах иногда заключают официальные браки, но в «Бутырке» еще и венчают. Анна Глушкова — супруга арестанта Максима Хохлова — согласилась пройти через таинство в стенах «Бутырки», но лишь при одном условии: никакой скромности в наряде!

В условленный час она приехала к служебному входу в подвенечном платье и с цветами. Дежурный, похоже, счел, что это какой-то перформанс или розыгрыш со скрытой камерой: в таком туалете сюда еще никто не приходил. На всякий случай он отправил девушку и ее сопровождающих в бюро пропусков.

«Это платье я сшила сама, сидя ночами после работы», — говорит невеста, поправляя наряд. На лавочке в бюро пропусков, среди скучающих адвокатов, приехавших к своим клиентам, она выглядит несколько странно.

Со своим суженным Анна познакомилась по переписке, когда Максим еще отбывал срок в мордовской колонии. Молодой человек был тюремным библиотекарем, активным членом местной православной общины и стремился жить по христианским заповедям, строил большие планы на будущее.

Анна уверена, что сейчас Максим сидит в СИЗО совершенно безвинно, и надеется, что суд его оправдает.

«После выхода на свободу он жил со мной, устроился помощником риелтора, учился этому ремеслу. Все было хорошо. Пока не произошел этот случай в метро», — вздыхает она.

В январе Хохлова в компании мигранта из Средней Азии по фамилии Муминов задержали в метро «за нетрезвый вид». Поездка в отдел должна была закончиться для собутыльников административным протоколом, но вместо этого открыли уголовное дело.

Муминов обвинил Хохлова в краже у него мобильного телефона стоимостью пять тысяч рублей. И сотовый в отделе изъяли из кармана у Максима, но тот кражу отрицает: «Хотел сделать доброе дело: дотащить перебравшего Муминова до дома, — говорит он. — Разряженный телефон тот отдал сам, чтобы не разбить или не потерять».

Анна верит Максиму, как верит и отец Константин, взявший на себя организацию их венчания. Священник пытается привлечь к делу Хохлова внимание правозащитников и СМИ.

«Парня взяли за тюремные наколки на руках, — говорит настоятель Бутырского храма. — Повесили на него дело, чтобы выполнить план раскрытия преступлений. И никаких доказательств, кроме показаний Муминова, по сути, нет. Да и он просил на днях в суде, чтобы парня не сажали. Очень печальное дело».

Тем временем невесту и ее спутников все-таки пустили в тюрьму и сопроводили в храм, где уже дожидался Максим — в белой рубашке и отглаженных брюках, как и положено жениху. Зажгли свечи...

Добрым людям много достается. Причем чаще в плохом смысле этого слова. Вот живут они в Самаре, любят друг друга, не курят, не пьют, вовремя ходят на работу, у них есть прекрасная дочь Ира Смирнова и планы на будущее. Казалось бы, вот так и должно быть. Но нет. У дочери в восемь месяцев начинаются эпилептические приступы, да еще долгие, по часу. Ей становится все хуже, врачи и лекарства не помогают, и что теперь делать, как с этим жить дальше? Рубрику «Жизнь. Продолжение следует» ведет Сергей Мостовщиков.

За 12 лет перепробовали уже все, что только можно, принимали все противосудорожные препараты, какие есть в России, даже с помощью Русфонда ездили в Германию на обследование, а потом установили девочке так называемый стимулятор вагуса — приспособление, которое воздействует на блуждающий нерв и гасит приступы. Но толку немного, ребенок все равно страдает. Как еще помочь? И спрашивается: за что вот это вот все? Почему именно добрым людям дается столько печали? Видимо, потому что именно они и делают добрые дела, на которых стоит весь этот мир радости и слез. Об этом мы разговариваем с Аллой Смирновой, мамой Иры:

— Родители мои познакомились на Камчатке. Отец поехал после армии работать на пассажирском теплоходе, а мама моя приехала туда из Самары — раньше-то вот так вербовались, чтобы заработать. Ну вот там они поженились, я там родилась, а когда мне был месяц, они переехали сюда, в Самару. Так что ничего я не помню про Дальний Восток. Остались только открытки с Камчатки, на них какие-то сопки. Но я, знаете, в этом смысле не романтик. Мне все равно, что за окном, лишь бы меня окружали близкие и любимые люди.

Самара так Самара. Я здесь окончила педагогический институт, поработала немножко в школе учителем начальных классов. У меня вообще две только страсти — готовить и дети. Я даже в восьмом классе собиралась пойти на повара, но все мои учителя говорили, что я с ума сошла. Учишься, говорят, хорошо. Куда тебе поваром на всю жизнь? Отговорили. Ну и куда деваться, поступила в пединститут, пошла работать к детям. А в 90-е начались проблемы с деньгами, у меня к тому же начал пропадать голос. Классы были большие, наговоришься вот так. И вот один раз голос пропал, второй раз. Пришлось менять направление.

Пошла в торговлю — она тогда активно развивалась. Сначала администратором в меховом магазине, потом — в спортивном. Вот там мы с мужем и познакомились, он там работал. Все было нормально, все хорошо. Активный образ жизни, здоровье, спорт. Никто и не думал, и не ведал, что может быть что-то не так, что вообще существуют больные дети. Мы все делали правильно. И повенчались, и, когда Иришка родилась, имя ей дали по святцам, и 40 дней прошло — мы ее покрестили, и крестных хороших набрали, и развивалась она, росла хорошо, была вся такая кудрявая, пухленькая, глаза голубые. Дед у нас все говорил: германская кукла. А в семь месяцев она заболела, простудилась. И ночью у нее был первый судорожный приступ.

Я проснулась, потому что услышала какое-то постанывание. Смотрю: вся правая сторона у нее, рука, нога — все дергается. Схватили ее, не поймем, что случилось. Вызвали скорую. И понеслось: больницы, больницы, больницы. Сначала-то думали на температуру, что это она спровоцировала. А потом, после года, приступы начались и без температуры. Лечились здесь, у самарских врачей. Пили все, что они прописывали, но ничего не помогало. Потом появился у нас интернет. Я стала рыться в нем до такой степени, что компьютер мне постоянно присылал сообщения: «Вы робот, вы робот, мы вас заблокируем». Но в результате сошлись с одним московским врачом.

Съездили к нему, он подобрал нам другой препарат. Месяц продержались без приступов. Потом они опять начались, врач назначил другую схему. И так это и продолжается. Сегодня мы перепробовали и перепили уже все, что есть в России, включая препараты тысяч по десять за пачку. А приступы не проходят. Мы оказались в тупике. Хоть занимайся контрабандой и ищи способы привезти какие-то незарегистрированные в России препараты из-за границы.

В первый раз нам помог Русфонд, мы съездили на обследование в Германию. Там нас как следует посмотрели, назначили лечение. Иришка начала принимать лекарство, на следующий день у нее не стало приступов. Мы просто парили от счастья. Пять дней еще нас наблюдали, скорректировали дозировку, все было хорошо. Но мы вернулись — и приступы начались опять. Две недели продержались, а потом опять все по новой. Какое-то свойство организма — сначала действует препарат, а потом не действует. Почему — никто не может понять.

Следующей нашей попыткой была установка стимулятора вагуса, с которой нам тоже помог Русфонд. Устанавливали мы его в Уфе. Под кожу вживляется специальный аппарат, небольшой, как таблетка, и есть магнит, который надо подносить к нему, если начинается приступ. Вроде как приступ должен проходить. Но, видимо, у нас такие они сильные, что не проходят. Правда, первые полгода, надо сказать, у Иры днем приступов не было. Мы думали: слава богу, хоть днем ей теперь полегче. А с января что-то у нас опять ухудшение. Было уже два дневных приступа, а ночью-то постоянно. Поедем вот скоро опять в Уфу, подрегулировать стимулятор. Может удастся что-то заново настроить.

Трудно все это. Даже меня, знаете, настроить непросто. Вот только муж мой умеет выводить меня из критических состояний. Сделает мне внушения — становится немного легче. Раньше-то было просто невыносимо. Мы инвалидность ребенку до шести лет не оформляли. Даже произнести слово «инвалид» или «эпилепсия» я не могла — слезы градом. Помогло то, что со временем все вокруг стало вращаться только вокруг эпилепсии. Познакомилась с мамочками, у которых такие же проблемы, походила на психологические тренинги. Я преодолела внутри себя какой-то барьер, прошла через страх. Говорю себе все время, что на любой яд есть противоядие, что выход всегда есть, даже когда ты в тупике.

Есть, конечно, вот этот вопрос: почему? Почему это случилось именно со мной и моим ребенком? И как на него ответить? Мы пересмотрели всю свою жизнь, начиная с сознательного возраста. Что не так? Где не так? Невозможно это понять. Да и как понять, кого понять? Все изменилось полностью. И ты прежний к тебе нынешнему, наверное, уже не имеешь отношения. Все лишнее и ненужное исчезло. Остались только любовь и печаль. Но это немало. Это и есть целая жизнь.

Миллионам россиян в скором времени придется регистрировать своих домашних питомцев и, возможно, платить за них налог. Законопроект, призванный навести порядок в сфере владения животными, на этой неделе Госдума рассмотрит во втором чтении. Серьезные ограничения ждут и тех, кто на братьях наших меньших делает свой бизнес. Под запрет попадут не только печально известные притравочные станции и передвижные дельфинарии, но и любые фильмы или ролики, демонстрирующие издевательства над животными. К жестокому обращению с животными законопроект приравнивает и действия тех, кто выбрасывает своих питомцев на улицу.

То, как изменится наша жизнь с принятием закона, Михаил Кожухов обсудил в студии «Ленты.ру» с кинологом Еленой Типикиной, зоозащитником Анастасией Федюниной, членом Общественной палаты Артемом Кирьяновым и биологом Владимиром Рыбалко. В первой части этой беседы речь шла о том, какие способы сокращения численности бродячих животных можно считать приемлемыми.

Четыре федеральные министерства попросились в «Москву-Сити»: с просьбой перевести сотрудников в современный деловой центр они обратились к премьер-министру Дмитрию Медведеву, сообщили СМИ. Министры уверены, что это повысит производительность труда. Где мечтали обустроить кабинеты российские чиновники и депутаты, а какие районы воспринимали как ссылку — вспоминала «Лента.ру».

За создание правительственного комплекса министерств и подведомственных им учреждений в деловом центре ратуют два самых молодых министра — главы Минэкономразвития и Минкомсвязи Максим Орешкин и Николай Никифоров, а также министр промышленности Денис Мантуров и руководитель Минстроя Михаил Мень, сообщает «Коммерсантъ». Они полагают, что на новом месте удастся «улучшить работу с гражданами» и «сформировать положительный имидж государственной власти».

Предполагается, что в новом здании министерства будут занимать около 70 тысяч квадратных метров. Сейчас госслужащие трудятся на территории 300 тысяч квадратных метров. Сокращение расходов на коммуналку — еще один аргумент в пользу переезда. Министры надеются справить новоселье уже во второй половине 2018 года.

По пятому кругу

Кабмин пытаются перевезти не впервые: в 2012 году Дмитрий Медведев, занимавший тогда пост президента, поручил подготовить проект по размещению чиновников на территории Новой Москвы. «Органы управления разбросаны по территории Москвы, это неудобно», — объяснял он.

Без внимания не остались тогда и парламентарии, которых решили разместить в одном здании на окраине столицы. Идея объединить членов верхней и нижней палат под одной крышей не нова: в 1994 году правительство выделило 500 миллионов долларов на строительство парламентского центра на месте стадиона «Красная Пресня». В 2000-м спикер Думы Геннадий Селезнев предложил перенести обе палаты парламента в Санкт-Петербург, а мэр Москвы Юрий Лужков — на территорию «Москва-Сити».

Федеральное собрание в разные годы хотели вывезти и на Кутузовский проспект, и на место бывшей гостиницы «Россия», в поселок Коммунарка и на металлургический завод «Серп и Молот». Не могли власти определится, кого в первую очередь коллективно вывезти подальше от центра: кабмин, суды, депутатов, силовые ведомства или сразу всех? К консенсусу никто так и не пришел, все проекты подвисли, а потом внес коррективы кризис.

В этом году Медведев предложил новый подход к организации работы чиновников федерального и регионального уровня — так называемый open space. По его мнению, госслужащие проявят больше энтузиазма, работая бок о бок друг с другом: «Это совсем другой подход, он заключается в том, что представители и региональных, и федеральных властей находятся в одном офисе, в одном открытом зале, и решают одну и ту же задачу».

Пока федеральные чиновники осмысливают плюсы и минусы, региональные осваивают западный подход. Еще в декабре прошлого года губернатор Московской области Андрей Воробьев сообщил, что пространство для работы чиновников в Доме правительства Подмосковья организуют как open space.

Новые кресла депутатов и выселение Кремля

Если с переездом исполнительной власти вопрос оставался открытым, то с парламентом дело чуть было не дошло до новоселья: в 2014 году было решено перевести Госдуму и Совет Федерации на северо-запад Москвы, в Мневниковскую пойму. Народных избранников не воодушевила перспектива ездить на работу за кольцо, они даже обратились за поддержкой к Владимиру Путину. Однако в феврале 2016 года треволнения политиков разрешились: от идеи отказались из-за кризиса. Депутаты ГД по-прежнему заседают на Охотном Ряду, а члены Совет Федерации — на Большой Дмитровке.

После начала работы Госдумы седьмого созыва к вопросу о специальном центре для парламентариев вернулся лидер ЛДПР Владимир Жириновский. Выступая на первом пленарном заседании, он призвал народных избранников «скинуться» на строительство: «Может, кого-то вызвать к председателю Следственного комитета? И быстро найдутся деньги на строительство».

В июне вдохновитель либерал-демократов пожаловался на здание Госдумы и призвал устроить ему реновацию по аналогии со столичной. Жириновский с возмущением напомнил, что в зале пленарных заседаний раньше обитали «уборщицы и вахтеры Госплана». Бюджетные деньги для этого не нужны, только «один рывок» (видимо, в собственный карман). Эмоциональность выступления политика мог спровоцировать случай с его однопартийцем: как раз в тот день под депутатом провалилось кресло в зале. «Такие случаи нас немного в стресс вводят», — негодовал Жириновский.

Жириновский не впервые озабочивается судьбой правительственных зданий. В начале марта глава ЛДПР предложил превратить Кремль в музей, а резиденцию президента перенести в другое место. В том же месяце он, устроив скандал на пленарном заседании Госдумы, пообещал «въехать в Кремль» после президентских выборов 2018 года и «расстреливать и вешать» оппонентов.

Партийный переполох

В конце прошлого года в новое здание на Кутузовском проспекте переехал центральный штаб «Единой России». Переезд прошел добровольно и без скандалов. Депутат Госдумы от ЕР Виталий Милонов радовался новому офису, недобрым словом вспоминая архитектурные решения конца 1990-х: «На Банном (переулок возле станции метро «Проспект Мира» — прим. «Ленты.ру») — там вообще был ужас, неудобно, и место депрессивное, какое-то нагромождение безвкусное в стиле раннего Лужкова».

В регионах у партии власти с площадями дела складывались не так гладко. Зимой 2015 года из-за финансовых сложностей без крыши остались саратовские единороссы. Собственник старинного особняка, где размещалось региональное отделение «Единой России», потребовал оплатить долги, однако денег (около четырех миллионов рублей) у партии власти не нашлось. Для саратовских единороссов паковать коробки — дело привычное: одно время по приглашению ректора Саратовского государственного университета они занимались политикой в вузовских помещениях, но и оттуда были выставлены.

В Омской области с партийными помещениями развернулось целое представление. После выборов в законодательное собрание региона в офис, который долгое время занимало местное отделение «Справедливой России», подселили либерал-демократов. Из-за проволочек активисты ЛДПР остались без ключей от помещения. Пикантности ситуации добавляло то, что политикам-конкурентам приходилось делить один туалет. В итоге справороссы съехали из привычного здания в деревянную избу постройки начала XX века, по официальной версии — из-за дорогой аренды.

Приемная с сауной

Из-за долгов пытались выселить из приемной в Самаре депутата Госдумы шестого созыва Александра Хинштейна. Власти города через суд требовали с него семь миллионов рублей за аренду помещения, расходы на транспорт и связь. Парламентарий, в укор местной администрации, напомнил, что с обращениями в его приемную пришли 10 тысяч человек, и почти 40 процентов их вопросов удалось решить. Хинштейн утверждал, что конфликта с властями не хочет, но шпильку в их адрес все же вставил: «Я человек не амбициозный, я готов хоть с чертом лысым работать».

Депутат петербургского парламента от «Справедливой России» Александр Егоров потребовал у местных чиновников найти ему пригодное для общения с избирателями помещение. После того как он по разным причинам отверг несколько вариантов, администрация Выборгского района предложила ему занять комнату, в которой до этого размещалось заведение развлекательного характера: «Я зашел и увидел: бассейн, сауна, всего одно окно, в комнатушке большая кровать. Я спросил, что тут было раньше. Мне сказали — бордель». Подходящее место для общения с избирателями депутат в итоге снял за свои деньги.