Двухлетняя Поля Распопова живет в Воронеже с мамой и папой. Девочка родилась со множественными аномалиями развития сердца, печени, почек, мочевого пузыря. В прошлом году Поля перенесла две тяжелые операции. Но самое серьезное испытание у нее впереди — это трансплантация почки. Донором будет ее мама Анастасия. Чтобы мамина почка прижилась и работала как можно дольше, Поле необходимы дорогие лекарства. Семья живет на скромную зарплату папы и пенсию ребенка-инвалида. Собрать необходимую сумму они не в состоянии.

До рождения Полины Анастасия работала кондитером в пекарне и выпекала самые вкусные торты в Воронеже. А потом работу пришлось оставить, потому что долгожданная дочка родилась со множественными пороками развития внутренних органов, у нее даже не было ануса.

— Мы с мужем и предположить не могли, что такое бывает, — вздыхает Анастасия. — Во время беременности я сделала более десятка УЗИ и плановых скринингов. Все врачи говорили, что ребенок здоров. И вот ошиблись.

Когда Поле было две недели, их с мамой на вертолете доставили из Воронежа в Москву. Девочку обследовали, откачали скопившуюся жидкость из брюшной полости с помощью дренажа. По поводу состояния сердца кардиолог советовал не тревожиться — дефекты, вероятнее всего, закроются вскоре сами.

Но прогноз нефролога для родителей Поли прозвучал как приговор: «Из-за кист и аномального строения мочевой системы у девочки гибнут клетки почек. Придется делать пересадку».

Поля росла и развивалась как обычный ребенок, только болела чаще других и медленнее росла. В 11 месяцев она пошла. И не просто пошла, а затанцевала. Каждый вечер Поля ждала папу после работы, чтобы попрыгать с ним под музыку.

Но состояние почек у девочки постепенно ухудшалось. В январе прошлого года Полю обследовали врачи в клиническом центре в Санкт-Петербурге. Оказалось, что обе почки работают на пределе. Чтобы их разгрузить, установили урологическую стому.

А в сентябре Поле провели операцию на кишечнике, который также требовал ремонта. Первые десять дней после операции девочке пришлось лежать в распорках под капельницей.

Месяц назад Полю проконсультировали в Российском научном центре хирургии (РНЦХ) имени Б.В. Петровского в Москве.
Знаменитый трансплантолог Михаил Каабак подтвердил необходимость трансплантации, причем срочной.

— Я сразу решила, что донором буду я, а кто же еще? — говорит Анастасия. — Муж — монтажник, у него тяжелая работа, с одной почкой он не справится.

Анастасия рассказывает, что сейчас она стала гораздо внимательнее относиться к своему здоровью и питанию.

— Ощущение как во время беременности. Только теперь я ношу в себе будущую почку Поли, которая подарит моей дочке вторую жизнь.

После трансплантации мамина почка будет работать 15 лет, если за ней правильно ухаживать. Есть лекарства, очень дорогие, которые помогают донорской почке прижиться в чужом организме и продлевают ее жизнь. Их надо пить до и после трансплантации. Но эти лекарства стоят почти как однокомнатная квартира, в которой живет семья Распоповых.

Родители Полины обратились к местным властям с просьбой, чтобы они помогли с покупкой лекарств, но ответа так и не получили.

Трансплантация назначена на март. Но лекарства надо принимать уже сейчас. Жизнь двухлетней девочки в наших руках.

Для спасения Поли Распоповой не хватает 2 621 950 рублей.

Заведующий отделением трансплантации почки РНЦХ имени академика Б.В. Петровского Михаил Каабак (Москва): «Полине требуется как можно скорее провести пересадку родственной почки. Чтобы снизить риск отторжения донорского органа и увеличить срок его службы, перед операцией, во время и после нее необходима длительная терапия специальными препаратами. Они стоят дорого и, к сожалению, не покрываются госквотой на лечение».

Стоимость лекарств 2 621 950 рублей.

Дорогие друзья! Если вы решите помочь Поле Распоповой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.

ПОМОЧЬ ПОЛЕ

Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда

Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 171 печатном, телевизионном и интернет-СМИ в регионах России.

Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 12,834 миллиарда рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 23 тысячам детей. В 2019 году (на 21 февраля) собрано 209 676 519 рублей, помощь получили 260 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО — исполнителей общественно полезных услуг и получил благодарность президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность. В ноябре 2018 года Русфонд выиграл президентский грант на издание интернет-журнала для потенциальных доноров костного мозга «Кровь5». Президент Русфонда Лев Амбиндер — лауреат Государственной премии РФ.

Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.

Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».

Дополнительная информация о Русфонде и Отчет о пожертвованиях региональных бюро Русфонда.

С советских времен в российской системе здравоохранения помощь пациентам с психическими расстройствами оказывается в закрытых стационарах с длительным сроком госпитализации. Европейский медицинский центр действует иначе.

На Западе с закрытостью психиатрических клиник боролись с 1950-х годов. Страх перед душевнобольными глубоко укоренил в общественном сознании миф о том, что они представляют угрозу для окружающих. На больных это действовало угнетающе. После выписки пациенты долго не могли вернуться к привычной жизни, испытывали тревогу и неуверенность. У них часто формировался так называемый «синдром госпитализма», когда пациент впадает в зависимость от больницы и только там чувствует себя в безопасности.

Усилия активистов принесли свои плоды. Психиатрические больницы на Западе стали более открытыми, срок лечения в стационаре сократился. В России подобные реформы только начинаются.

Одно из немногих исключений — психиатрическое отделение Европейского медицинского центра (ЕМС). Руководство EMC восемь лет назад поддержало этот проект, потому что аналогов в России практически нет. Речь идет о полноценном отделении психиатрии, интегрированном в инфраструктуру клиники. Пациенты в условиях общего стационара сохраняют социальную активность и гораздо быстрее возвращаются к привычной жизни. У человека не возникает ощущения, что он страдает каким-то особым недугом, что он изолирован от общества и представляет опасность для окружающих.

Зачастую люди с психическими расстройствами скрывают, что с ними происходит. Прекращают общаться с друзьями, отказываются от работы, учебы. Для психиатрического отделения ЕМС главная задача — социальное восстановление. Срок пребывания в больнице сокращен до двух-трех недель, курс завершается в дневном стационаре. Лечебный процесс легко совмещать с работой или учебой, повседневными делами.

В кардиологии и онкологии пациенты иногда отказываются от лечения из-за его длительности, побочных эффектов или из-за того, что не верят в результат. В психиатрии такое тоже случается. В этом случае требуется более высокая квалификация врачей для правильного выстраивания диалога с пациентом и поиска мотивации к лечению. После выписки из стационара важно выполнять все рекомендации врачей. Стабильный эффект от терапии достигается через шесть-восемь месяцев, нередко требуется еще больше времени. Нельзя отказываться от лечения, особенно в тот момент, когда наступает улучшение. При выборе терапии специалисты ЕМС учитывают, что на самом деле беспокоит пациента. Лечение не должно мешать жить полноценной жизнью. Но и от пациента требуется осознанность и включенность в лечение — на более высоком уровне, чем в обычной больнице. Это возможно, когда пациенты по-настоящему понимают, для чего лечение нужно, и в достаточной степени контролируют свое состояние.

Особый случай — пациенты с выраженным суицидальным риском или находящиеся в состоянии психического и двигательного возбуждения. Они могут представлять опасность сами для себя, поэтому направляются для госпитализации в городской стационар. Тем не менее врачи ЕМС контролируют лечение, работают в тесном контакте со специалистами клиники. Как только состояние пациента улучшается, он возвращается в EMC. Отделения острой психиатрии одинаковы во всем мире. Но безопасность человека всегда прежде всего, поэтому определенные этапы лечения пациент должен пройти в городской клинике.

Для успешного лечения пациентов с психическими расстройствами необходим комплексный подход — сочетание лекарственной терапии, психотерапии и социальной реабилитации. Лекарства воздействуют на биологическом уровне, психотерапия и реабилитация помогают социальному восстановлению и обучают контролю над болезнью. Большую роль в этом играет семья. Родные и близкие должны понимать, что происходит с человеком, чтобы не усугубить развитие болезни.

С каждым пациентом в стационаре работает команда специалистов: психиатр, нейропсихолог, психолог, психотерапевт… Те же доктора ведут пациента амбулаторно, обеспечивая преемственность в лечении. В городской системе, когда пациент из больницы приходит в диспансер, в терапии многое может меняться, что крайне нежелательно. Пациентам нередко приходится самим искать себе врача.

В России исторически так сложилось, что пациентами с психическими расстройствами занимается преимущественно психиатр. Другие специалисты привлекаются лишь в крайнем случае. Конкуренция в психиатрии чревата серьезными проблемами — например, недооценкой суицидального риска. Пациента должна вести команда равноправных специалистов, сообща вырабатывающая стратегию, направление лечения. Для каждого пациента в ЕМС организуется консилиум с участием всех врачей. Они совместно принимают общий план действий. В EMC проводится лечение практически всех заболеваний, любой степени тяжести, не только психотерапевтических. Круглосуточно доступен полный спектр диагностики и сильная команда специалистов: терапевтов, неврологов, онкологов и др.

В городском стационаре госпитализация обычно длится полтора-два месяца. В EMC пациент, как правило, через две-три недели переводится на дневной стационар. Это три-шесть часов в день под контролем врачей. В городском стационаре ставка делается на фармакотерапию. В ЕМС психотерапевт подключается уже на первых этапах лечения. Более того, пациент и его семья могут сами выбрать врача.

Городским психиатрическим стационарам крайне сложно работать с пациентами с тяжелыми соматическими заболеваниями или же психическим расстройством, вызвавшим соматическую патологию. Например, онкологические пациенты с психическими расстройствами. Иногда таким больным отказывают в лечении. В EMC принимают любых пациентов, потому что в команде врачей есть специалисты всех областей медицины. В экстренном случае помощь оказывают дежурные доктора.

В детском психиатрическом стационаре городских клиник пациенты находятся без родителей, посещать больных можно только в специальном помещении в строго отведенное время или посещения своем запрещены. В ЕМС детей и подростков не разлучают с родителями. В стационаре организован круглосуточный медицинский пост, рядом с пациентом постоянно находится медицинская сестра. Родители могут навещать ребенка в любое время, им предоставляется вся полнота информации о ходе лечения.

Большинство мифов о психиатрии связано именно с закрытостью системы лечения, когда близкие не знают, что происходит в стационаре. В городских стационарах потенциально агрессивных пациентов помещают в наблюдательные палаты. Вся жизнь человека происходит на глазах персонала. С одной стороны, это делается ради безопасности пациента, но с другой — это может вызывать стресс и быть унизительным для человека. В ЕМС безопасность обеспечивается индивидуальными дежурными постами, в стандартной палате состояние пациента круглосуточно контролирует медсестра.

Возможности психиатрического отделения ЕМС позволяют оказывать помощь иностранцам, в том числе психотерапевтическую. Врачам доступны все фармакотерапевтические препараты и современные международные протоколы диагностики и лечения.

История семилетней Аиши Ажиговой из Ингушетии, которой врачи ампутировали часть руки после побоев и пыток в семье родственников отца, потрясла всю Россию: в июле ребенка доставили в больницу Назрани в тяжелом состоянии, с множеством ушибов, травм, следами от укусов и ожогов, переломами ребер, обеих рук и нескольких позвонков. По версии следствия, ее истязательницей была сестра отца, которой он оставил на попечение свою дочь. Она арестована. Также следователи проверили на причастность к травмам девочки ее мать, Лидию Евлоеву, которую уполномоченная по правам ребенка в Ингушетии Зарема Чахкиева обвинила в отсутствии материнских чувств. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Лидия Михальченко разыскала мать девочки и расспросила ее, почему семилетняя Аиша оказалась беззащитной перед родственным насилием и какую роль в этом сыграли местные обычаи.

«Брат хозяйки потребовал, чтобы мы убирались»

«Аишу я называла Наси — ласковое домашнее прозвище. Одна девочка среди братьев, для меня она была принцесса», — говорит 31-летняя Лидия, мать восьмилетнего Тимура, семилетней Аиши и шестилетнего Ибрагима.

«Когда я узнала, что Аиша в больнице, поехала туда, ночевала в больнице. Мне не позволили с ней увидеться. Врачи сказали, это ее травмирует, нельзя, где вы были раньше? Утром приехали журналисты, стали меня снимать, но я не хотела давать интервью. Бывший муж прислал мне ссылку на сюжет про Аишу, говорил: «Посмотри, какой твоя дочка сейчас стала», оскорблял меня», — рассказывает она.

О случившемся с дочерью Лидия узнала вечером 4 июля. В больнице тетя Аиши Макка Ганиева представилась ее матерью, поэтому когда обнаружилось, что ребенок подвергался истязаниям, врачи вызвали полицию и объявили мать в розыск. Сотрудники правоохранительных органов пришли к Лидии и спросили, приводила ли она ребенка в больницу. «А я целый день дома сидела. Потом показали видео с Аишей, все ее повреждения… Я потеряла сознание», — вспоминает Лидия.

Мать истерзанной девочки вызвали на допрос в следственный отдел СКР Сунжи. Ни юридической грамотностью, ни знанием законов, ни информацией о своих правах она толком не владела, на допросе была без адвоката. По ее словам, на нее давили и угрожали отнять сыновей. Она подписала все протоколы, которые дали. В них была запись о том, что она добровольно отдала дочь.

Когда содержимое протоколов было обнародовано, Лидию стали травить. «Как только меня ни клеймили! Мы с мужем снимали тогда квартиру в Карабулаке. Местный участковый позвонил хозяйке квартиры и потребовал, чтобы нас выгнали. Брат хозяйки сказал, чтобы мы убирались в тот же день», — рассказывает Лидия. По ее словам, потом им все отказались сдавать жилье.

«Похитил меня на автостанции в Назрани»

Лидия — инвалид второй группы: одна нога короче другой. Рождение подряд трех погодок привело к новым проблемам со здоровьем. Помимо этого — хронические материальные трудности и сгоревший пару лет назад со всем имуществом дом-времянка.

Отец и мать Лидии развелись, когда ей было два месяца, и оба отказались от родительских прав. Она росла у пожилых родителей матери. Мать навещала ее изредка, а отец не интересовался ею вовсе.

«Опекуны тоже мною особо не занимались. Бывало, избивали до крови. У меня тоже остались шрамы с детства. Правда, никакая опека и чиновники мне на помощь не пришли. Дядя по маме избивал меня, и некому было защитить. У мамы была новая семья, четверо новых детей», — вспоминает она.

В Сунже Лидия окончила среднюю школу, потом — швейные курсы. Профессию так и не приобрела — в 17 лет ее выдали замуж за Ису Ганиева, который был старше на 11 лет.

«Познакомились у нас во дворе. Он приехал в гости к кому-то по соседству. Увидел меня, попросил воды. Я подала. Разговорились. Спустя какое-то время он похитил меня на автостанции в Назрани. Я тогда еще не думала о замужестве. Некоторых девиц умыкают по сговору, но это не мой случай. Уже позже наш муфтият стал бороться с похищением невест, а тогда это было обычным делом. Иса привез меня к своей сестре. Потом, как это у нас полагается, явились мои родственники», — рассказывает Лидия.

Вскоре выяснилось, что Иса был ранее судим за убийство, предположительно в драке, и был женат до Лидии дважды. Первую жену он оставил из-за ее бесплодия, а вторая на момент его третьей свадьбы была беременна третьим ребенком. Она стала женой еще раньше, чем Лида, — в 16 лет. Иса объяснил Лидии, что развелся якобы потому, что она была гулящей, но еще несколько лет периодически жил со второй женой.

Лидия мечтала о детях, долго не могла забеременеть и обошла множество клиник и врачей. В 2011 году родился долгожданный старший сын Тимур. Почти сразу она забеременела Аишей.

«Первый раз муж ударил меня, когда я была на восьмом месяце. Плохо себя чувствовала, а муж собрался навестить другую жену. Я упрашивала не ходить. Мне плохо, мало ли что? Та жена может подождать. Он меня ударил и ушел. Открылось кровотечение. Потом больница, реанимация, кесарево. Аиша родилась недоношенной», — вспоминает мать девочки.

«Твоя косая орет»

Аиша была младенцем, когда Лидия забеременела от Исы снова. Но шестилетний Ибрагим не знает родного отца и называет папой второго мужа Лиды. Иса совершил ДТП со смертельным исходом — наехал в пьяном виде на трехлетнюю девочку и оказался в тюрьме, а из тюрьмы позвонил родственникам Лидии и заявил: «Я с вашей Лидой развожусь, заберите ее к себе, а когда вернусь, детей заберу».

«Я не печалилась о разводе — он по-скотски со мной и детьми обращался все эти годы. Издевался над моей хромотой, забирал всю мою пенсию по инвалидности до копейки. Пьянствовал, бил, даже не пытался содержать семью. Никакой любви у меня не осталось. Он никого, никого не любил, кроме себя. Аишу — она с детства косит — так и называл: “косая”. Говорил: “Твоя косая орет”», — с обидой продолжает Лидия.

Похищение детей у матерей на Кавказе практикуется довольно часто: традиционно считается, что ребенок должен воспитываться в семье отца. Часто приводится аргумент, что мать не должна брать детей в новый брак, чтобы их не воспитывал чужой мужчина, но нередко детей отбирают и у не вышедших замуж женщин. Местные чиновники тоже придерживаются мнения, что детей должна воспитывать семья отца, — иначе мать может прийти к государству за поддержкой. Европейский суд по правам человека ставил перед правительством России вопрос о системной дискриминации женщин на Северном Кавказе в вопросе опеки над детьми, и правительство не прислало содержательных возражений по дискриминации. Но проблема остается нерешенной и замалчивается.

Женщины пытаются изменить ситуацию силами родственников и муфтията, но даже когда надежды на успех нет, все равно не обращаются к официальным правовым институтам: во-первых, чиновники редко принимают сторону матерей, во-вторых — силен предрассудок, что в будущем это отразится на детях. «Девочкам замуж выходить, а о них будут говорить, что их мать с отцом судилась», — объясняют местные жительницы.

Однако Лидия, несмотря на традиции, оставила сыновей и дочь у себя. Жили на ее маленькую пенсию по инвалидности, пособия и случайные заработки. В Сунже ей как малообеспеченной выделили участок земли под строительство жилья, а благотворительная организация предоставила вагончик, где Лидия обустроила комнату и кухню.

Органы опеки в какой-то момент поставили ее на учет. Приходили и указывали на недопустимость беспорядка в доме. Но дети-погодки постоянно играли, а мать постоянно искала средства на проживание — поэтому в вагончике всегда был беспорядок.

Вскоре она познакомилась с Амиром Плиевым — серьезным, порядочным человеком, который был готов заботиться о ней и детях. Она стала его второй женой. В браке с первой у него пятеро детей, которых при разводе он передал на воспитание своим родным.

«Второй брак оказался удачным. Не бьет, не ругает, не орет. Помогает материально и во всем поддерживает. От бывшего я никогда не видела такой заботы. Я была бы не против, если бы и его дети жили с нами, надо только обустроиться в подходящем жилье», — признается Лидия.

«Знакомые удивлялись, что я детей в новый брак забрала»

Все шло своим чередом, пока летом 2018 года к Лидии не пришла сестра первого мужа Макка со своим мужем Исой Марзиевым, сотрудником силовых структур.

«Я была дома, Амир на работе. Они силой отняли моих детей. Всех троих — и мальчиков, и Аишу. Грозили расправой, если посмею пожаловаться. Макка угрожала, что у ее мужа связи в соцслужбах, в опеке, что меня лишат прав на всех детей», — рассказывает Лидия.

В тот же день мальчиков вернули, а Аишу Макка оставила у себя. По словам Лидии, у Макки два сына — пятилетние двойняшки, первый брак кончился неудачно: муж отправил ее к родителям и отобрал трех дочерей, не позволив ей видеться с девочками. Возможно, поэтому Макка, лишившаяся своих и утащившая чужую дочку, не позволила Лиде видеться с Аишей. Макка была ранее судима по статье 111 УК («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека») и, по слухам, с будущим мужем познакомилась в изоляторе временного содержания.

Лидия была в отчаянии. «Я постоянно ходила к Макке, просила навестить Аишу, но меня прогоняли и угрожали лишением прав. Я просто ходила к их дому и смотрела на Аишу издалека. Тогда с ней было все в порядке — чистая, опрятно одетая. Я и в страшном сне не могла предположить, что родная тетя будет истязать ее, связывать и кусать. Однажды она подбежала ко мне, но Макка кинулась за ней, мы поругались. Чуть не с кулаками на меня. Муж еле затащил ее в дом», — вспоминает она.

Тем не менее Лидия все равно приходила к дому Ганиевой и утром, и ночью; обращалась к соседям, чтобы узнать о девочке, и даже звонила бывшему мужу, но тот пригрозил, что заберет и сыновей.

Лидия, не имевшая связей, признается, что боялась обращаться в официальные инстанции, опасаясь, что Иса и Макка исполнят угрозу, и в итоге не выдержала — продала свой участок и уехала с сыновьями из Сунжи. Ее поддержала мать, у которой есть дом и хозяйство в Магасе, но забрать к себе дочь и внуков она не может, поскольку Лидия замужем: по местным традициям, зять не должен попадаться теще на глаза и тем более у нее жить — это позор.

«Мне сейчас люди говорят: как ты могла девочку дома держать, если чужой мужик дома находится. Под “чужим мужиком” подразумевается мой нынешний муж. Знакомые удивлялись, что я детей в новый брак забрала. Но ведь муж Ганиевой, у которой год прожила Аиша, тоже, выходит, чужой мужик», — пытается понять Лидия.

Она повторяет со слезами: «Я не отказывалась от девочки. Она моя единственная дочка, как я могу отказаться? Я и родить больше не смогу. Я не хотела, чтобы мой ребенок воспитывался в чужой семье. Мне самой тяжело пришлось у опекунов». Затем рассуждает вслух: если бы она официально отказалась от дочери, Макка смогла бы получать пособие по ее инвалидности и опекунские деньги — может, тогда бы не посмела тронуть девочку?

«Следователи на допросах все выясняют, почему я ребенка отдала садистам. Я знаю, что виновата! Если бы, когда Макка привела обратно моих сыновей, я бы их не приняла, сказала бы, что у меня новая семья, муж, новая жизнь… Тогда в глазах нашего общества я была бы более правильной, и не было бы травли, как сейчас. Одна моя близкая подруга позвонила и говорит: “Я не понимаю, как я с тобой раньше общалась!” И все ведь знали и видели, что дочь я не отдавала добровольно, что хотела ее вернуть. И все равно осуждают меня», — сокрушается Лидия.

«А где спрос с отца?»

За три месяца до госпитализации Аиши Иса сильно избил Макку. «Он прислал мне несколько голосовых сообщений с рассказом, что встретил Макку на похоронах у каких-то родственников. Она была там вместе с Аишей и якобы была неподобающе одета — в короткой юбке и без платка. Он грязно обзывал сестру и рассказал, что избил ее до такой степени, что домой пришлось отправлять на такси — сама ехать не могла. Это все было при Аише. Возможно, Макка обозлилась на Ису и в отместку решила истязать его ребенка», — рассказывает Лидия. Все эти голосовые сообщения она передала следствию.

Следственный комитет провел проверку в отношении матери Аиши. Изучал, имеется ли в ее действиях состав преступления по статье 156 УК («Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего»). К тому времени к делу подключился адвокат правозащитной организации «Правовая инициатива». Вместе они были на допросе в сунженском отделе полиции, где Лидии показали данные первого допроса, когда ее вызывали в качестве свидетеля, где было написано, что она отдала Ганиевой дочь сама. Но нарушений в итоге не нашли.

«Ее упрекали за то, что не пожаловалась, когда ребенка отняли. А кому жаловаться? Ее осуждают, что не боролась за девочку. Здесь часто такое услышишь. Вначале на женщину давят «развелась — отдай детей отцу», а потом — «она бросила детей!» Хотя только что на нее давили, чтобы отдала», — поясняет адвокат.

По словам правозащитников, тот факт, что не только власти, но и некоторые общественники на Кавказе публично отрицают факт дискриминации и насилия в отношении женщин и массового отъема детей у матерей при разводе, очень сильно затрудняет их работу. Помогая жертвам, приходится быть крайне осторожными, чтобы не навлечь на травмированную женщину новый шквал критики. Любая огласка оборачивается против них и их подопечных.

«Половина Ингушетии и Чечни живут таким семейным укладом. Дети зачастую живут с родственниками отцов, нередко матерям не позволяют с ними встречаться, в результате дети травмированы. В муфтияте придерживаются позиций, что дети должны быть с отцом. Но никто не следит, чтобы «дети у отца» действительно воспитывались отцом, а не его новой женой, сестрой, мамой, тетей, соседкой. А это самое распространенное развитие событий. Детей рассовывают по родственникам. А где спрос с отца?» — возмущаются правозащитники.

По словам Лидии, Ису судьба дочери не интересует. «У него очень странное поведение для его возраста. Сейчас ему 42 года, а он рассказывает, что знакомится с 16-летними девочками, школьницами, что хочет заново жениться. Сидят девочки-подростки на лавке, он подходит, пристает с разговорами. Как-то фото одной из них мне скинул. Говорит, что ей 16 лет, что она чеченка, что любит его, что он на ней женится. Я говорю: какая женитьба, посмотри на себя, тебя самого скоро хоронить повезут!» — рассказывает она.

Сейчас официальным опекуном Аиши является уполномоченная по правам ребенка в Ингушетии Зарема Чахкиева. В интервью «Кавказ.Реалиям» она выразила готовность содействовать приезду Лидии в Москву для выхаживания дочери. Но когда мать Аиши разыскала через правозащитников ее телефон, вместо обещанного содействия она услышала, что ее лишат материнских прав.

«Сказала, что хочет вернуть дочь, но я сделаю все возможное, чтобы этого не произошло. Где она раньше была, когда ребенка мучили месяцами?» — заявила журналистам Чахкиева.

В Сочи открывается волонтерский городок XIX Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Его жители — пять тысяч человек из 67 стран мира — дадут клятву добровольцев, познакомятся друг с другом и пройдут финальные этапы подготовки к работе на объектах фестиваля. Это право заслужили лучшие из 35 тысяч кандидатов в возрасте от 18 до 85 лет. «Лента.ру» предлагает узнать, как был сформирован и чем конкретно займется крупнейший, по словам организаторов, в истории неспортивных мероприятий интернациональный волонтерский корпус.