Московский международный кинофестиваль открылся песней «Верните память», посвященной служащим в Сирии россиянам. Ее автор — официальный представитель МИД Мария Захарова. Ее же композиция, но уже о любви, прозвучит и на закрытии ММКФ. Кто из российских политиков на досуге пишет песни, стихи какого министра заинтересовали «Бутырку» и кто удостоился авторской арии — в материале «Ленты.ру».

«Верните память, вернитесь сами. Я отмолю вас всех слезами. Земля и небо слились навечно, как это больно, бесчеловечно», — пела российская исполнительница Наргиз Закирова. Гости фестиваля слушали стоя.

Мария Захарова объяснила, что эта песня прозвучала со сцены благодаря Никите Михалкову: «Он меня силой заставил ее прислать». Песня — «про тех наших ребят, которые сейчас воюют в Сирии, кто делает так, чтобы мы сидели в зале и наслаждались этой жизнью», — говорит представительница российского дипведомства. Она написала ее после гибели в Сирии российского пилота Олега Пешкова. Турецкие ВВС сбили его бомбардировщик Су-24 в ноябре 2015 года.

Захарова — автор и текста, и музыки. Но сама она не поет: по собственному признанию, «нет голоса». Исполнять композицию, в ее представлении, должна «необычная женщина, пережившая многое». И Наргиз Закирова с этим справилась.

Дуэт найдется

Не читал, но одобряю — так на дебют Марии Захарова отреагировала член Совета Федерации Ольга Ковитиди. Сама она тоже состоялась как автор песен: в частности, написала гимн «крымской весны» «Крым вернулся домой» и песню «Встречают и провожают поезда» о Симферополе. «Музыка для меня — не профессия, песня — это состояние души. Думаю, для Захаровой тоже. Для меня очень понятны люди, которые пишут — они не могут не писать», — отметила Ковитиди, признавшись, что с радостью бы рассмотрела предложение о творческом сотрудничестве с представителем МИД.

Правда, речь шла о дуэте, а Мария Захарова, как мы уже знаем, не поет. Зато крымский сенатор выступала неоднократно, например, перед ветеранами в честь Дня Победы. «Я тоже занимаюсь творчеством, пою, но сильно это не афиширую», — говорит парламентарий. Последнюю свою песню под названием «Сыновья», премьера которой состоялась в марте, она исполнила вместе с Дианой Гурцкой. «Я мечтаю, чтобы песня «Сыновья» была на большой сцене, она заслуживает этого. Я твердо уверена, что это хит, которому не страшно время, потому что это вечное», — признавалась Ковитиди.

Большая часть ее творчества посвящена родному для нее Крыму, одна из песен, например, рассказывает об истории сожженного фашистскими войсками греческого села Лаки.

Высший пилотаж

С большой сцены неоднократно звучали песни спичрайтера сразу двух российских президентов Джахан Поллыевой. Начинала она еще в администрации Бориса Ельцина, а впоследствии, по данным источников, лично отвечала за тексты речей Владимира Путина. Несмотря на жесткую аппаратную работу, Поллыевой не чуждо музыкально-поэтическое творчество. Сама она рассказывала, что пишет постоянно, и иногда даже поет — только для самых близких.

Со сцены музыкального телешоу «Фабрика звезд 7» Александр Буйнов, например, исполнял ее композицию «Зачем»: «Гладковыбритая змея, тычет в сердце холодной мордочкой / Как запутана жизнь моя — без тебя стала словно порченой / Ну зачем я захлопнул дверь и поверил себе заносчиво? / Переборчива смелость моя, неразборчива». Кроме того, ее песня стала одной из главных в фильме «Ирония судьбы. Продолжение», вышедшем на экраны в 2007 году.

От тапочек до шансона

Джахан Поллыева — человек пусть и творческий, но не публичный. Чего не скажешь о бывшей главе департамента имущественных отношений Минобороны Евгении Васильевой, признанной виновной в нескольких эпизодах мошенничества, злоупотреблении полномочиями и отмывании денег. До вердикта суда чиновница дольше года находилась под арестом в пятикомнатной квартире в центре Москвы. За это время она написала несколько сотен картин (которые представляла на выставках), в том числе портреты стилиста Сергея Зверева и пресс-секретаря российского президента Дмитрий Пескова, выпустила сборник стихов «Васильковые песни Жени Васильевой» и два музыкальных клипа. Первый, под названием «Ни за что», анонсировала в июне 2014 года. Рэп собственного сочинения Васильева зачитывала на фоне затянутой полотном стены: «Ни за что тебе не отвечу, / Даже если безумно хочется; / Даже если ворвутся медведи, / В мою богом забытую комнату». Видео было черно-белым.

Шквал критики обрушилcя на ее второй клип «Тапочки». Этот ролик на официальном канале Васильевой посмотрели свыше 2,7 миллиона человек. Из-за песни про «аленькие тапочки с розовым цветком», которые «подарил мне миленький, подарил родной», в Госдуму посыпались инициативы об ужесточении наказания за коррупционные преступления, запросы — в ФСИН. Судебные приставы только развели руками: своим творчеством Васильева закон не нарушает. После того как бывшая чиновница министерства обороны была приговорена к реальному сроку, представитель Следственного комитета Владимир Маркин с сарказмом предположил, что она сможет освоить новый жанр — шансон.

В присущей ему эмоциональной манере отреагировал лидер ЛДПР Владимир Жириновский: «Ей бы в белых тапочках ходить. Устроила грабеж нашей экономики через министерство обороны и сочиняет клипы. Это, конечно, издевательство». Но сам главный либерал-демократ страны тоже не чуждается музыки. Он исполнял в эфире федеральных каналов и множество советских патриотических песен, и даже арию из оперетты венгерского композитора Имре Кальмана «Принцесса цирка». Гостям мероприятий ЛДПР традиционно раздают сборник песен в исполнении Владимира Жириновского, на фотографиях он — с баяном в руках. Впрочем, за сочинительство либерал-демократ не берется.

До шансона недалеко

Творчество Алексея Улюкаева пошло в народ после того, как он стал первым федеральным министром, задержанным по коррупционному делу. Сборник его стихов «Огонь и отсвет» вышел еще в 2002 году, потом было еще два. После задержания министра в его творчестве увидели пророчество: бывший руководитель ФСБ, депутат Госдумы Николай Ковалев отмечал, что в стихах Улюкаев очернял Россию. Например: «Эх, dolce vita. Сладко, Витя? Что ж, Витек / Смотри: родное пепелище / Отсюда попросту убег / Любой, кто не хотел быть нищим. / Рванул отсюда со всех ног, / А мы с тобой тут пепел ищем. / Ну да, вот этот пепел нищих».

Лидер группы «Бутырка» Олег Симонов заинтересовался стихами Алексея Улюкаева: «Конечно, мы бы их взяли в репертуар, почему нет?» Исполнитель блатняка даже сделал подозреваемому в получении взятки министру комплимент, мол, редко не сидевшие люди хорошие стихи пишут. Группе «Бутырка» есть из кого выбирать. Предприниматель Сергей Полонский, намеревавшийся участвовать в президентских выборах, еще в камбойджийской тюрьме делился в интернете песнями собственного сочинения, получившими незамысловатые названия «Первая» и «Вторая».

Сейчас находится в столичном СИЗО и подозреваемый во взяточничестве бывший глава Марий Эл Леонид Маркелов, строчки из стихов которого неоднократно мелькали в заголовках в день его отставки. В его творчестве, как и в случае с Улюкаевым, прослеживалось предчувствие: «…Но ползут по гранитным плитам / И по паперти мостов / Стая форменных паразитов / Из созвездия гончих псов».

Некоторым российским политикам не нужно писать стихи, чтобы стать в своем роде автором песни. Так, ругательства депутата Госдумы Виталия Милонова в адрес геев легли в основу целой арии про «петухов», «козлов» и «ложки дырявые».

Сделать из студента хорошего доктора — дело трудное и долгое. Одних лекций в вузе явно недостаточно. Эту трудную миссию взяли на себя уже состоявшиеся врачи и ученые. Проект «Высшая школа онкологии» существует с 2015 года. Ежегодно туда принимают по конкурсу около десятка лучших выпускников российских медвузов. Конкурс — как в Щукинское театральное училище: 40 человек на место. Чему учат ребят и как может горстка очень мотивированных врачей изменить российскую систему медицинского образования, «Ленте.ру» рассказал идеолог проекта — исполнительный директор фонда профилактики рака «Живу не напрасно» Илья Фоминцев.

Несогласные получат стулом

«Лента.ру»: Можете объяснить свой тезис о том, что в России фейковое медицинское образование?

Фоминцев: Это когда люди получают корочку о медицинском образовании, но не имеют реальных компетенций. В России это сейчас норма. Грубо говоря, если взять выпускников медицинского вуза и полностью укомплектовать ими больницу — от терапевтов и хирургов до главврача, — то это учреждение не сможет работать. У ребят нет навыков, умений и знаний, чтобы быть самостоятельными. Зато все выпускники сдали экзамен, некоторые даже отличники и формально, юридически имеют право лечить пациентов.

Выпускник вуза, допустим, в Германии или Америке — это готовый самостоятельный врач?

Нет, конечно. На Западе после получения диплома медицинской школы студент не считается готовым специалистом. Он должен проучиться еще лет пять в резидентуре — это что-то типа нашей ординатуры. Но в России ординатура занимает два года. И с прошлого года она необязательна для тех выпускников, которые после получения диплома захотят пойти в поликлинику терапевтами.

Кроме того, качество обучения в наших ординатурах оставляет желать лучшего. Например, выпускники-хирурги как приходят в ординатуры безрукими, так и выходят — такими же. Я на личном опыте это знаю. Когда я только-только после ординатуры пришел работать в качестве сертифицированного хирурга-онколога в Ленинградский онкодиспансер, меня спросили: «Что умеешь?», я честно ответил: «Виртуозно владею крючком Фарабефа».

Чем?

Это крючок-ранорасширитель. Задача ассистента — аккуратно держать этот инструмент, когда хирург выполняет операцию. Коллеги посмеялись. Но я в результате нашел человека, который стал меня учить хирургии. Не каким-то виртуозным вещам, а самому элементарному. Считаю, что только благодаря своей коммуникабельности я чему-то научился. Не всем так везет. Чаще всего бывает, что выпускники оказываются на положении рабов отделения: перебирают бумажки и учатся скорее делопроизводству, чем медицине. Либо, в лучшем случае, оказываются под плотным патронажем старшего коллеги. Но тогда выпускник приобретает в больнице не систематические знания, а просто перенимает опыт конкретного врача.

Но если врач замечательный — разве это плохо?

А если не замечательный? В результате вся медицинская Россия состоит из своеобразных микросообществ: «казанская школа», «петербургская школа», школа такого-то вуза — и так далее. Один и тот же пациент, пройдя обследование по очереди в этих «школах», получит совершенно разные заключения о своем состоянии. Варианты лечения тоже будут радикально отличаться: кто-то порекомендует немедленно делать операцию, кто-то — ни в коем случае.

Как приходят к общему знаменателю?

Компромисс достигается простым способом. Врачи собираются на конференциях и говорят друг другу: «У нас вот такой опыт имеется». — «А у нас такой». — «А вы, батенька, кто будете?» — «Я доктор наук». — «А я — кандидат». — «Значит, ваша карта бита». Беда, если оба оппонента — доктора наук. Тогда в качестве аргумента могут и стул по голове применить.

Шутите?

Нисколько, ситуация вполне жизненная. У нас споры о том, что лучше или хуже, решаются на понтах, авторитете, связях. Либо вообще никак не решаются. Пациенту просто говорят: у нас так принято, не нравится — уходите: вот Бог, а вот порог.

Онкологи не разбираются в биологии рака

Вы описываете какой-то шаманизм. Мне как пациенту страшно.

Конечно, в реальности врачи должны руководствоваться языком науки: это когда тактика лечения выбирается доказательно, на основе качественных исследований, которые всеми одинаково читаются и понимаются. Я по делам Фонда профилактики рака много езжу по стране, общаюсь с разными докторами, слышу, что и как они говорят, какие решения принимают, чем обосновывают. Если бы вы знали, какую чушь несут! Иногда врачи просто не понимают, зачем надо делать органосохраняющие операции — им проще все взять и отрезать. Онкологи не разбираются в биологии рака. Они до сих пор повсеместно думают, что чем больше вырезали — тем лучше. Помните рассказы Виктора Драгунского о Дениске Кораблеве? Парнишка считал, что хорошо поет тот, кто делает это громко. Вот тут то же самое.

Поэтому вы решили, что нормальных врачей нужно воспитывать самостоятельно, и создали Высшую школу онкологии?

Три года назад, когда родился этот проект, мы на самостоятельное воспитание врачей даже и не замахивались. К нам в фонд обратилась компания, которая хотела пожертвовать 200 тысяч рублей. Но они выдвинули условие: потратить деньги на что-то масштабное, желательно в области маммологии. Один из моих сотрудников тогда съязвил: «Можем масштабно увеличить грудь моей девушке». Посмеялись. Но в итоге из шутки родилась идея, что, конечно, на 200 тысяч можно хорошо помочь только одному человеку, и мы придумали организовать масштабный конкурс среди выпускников медвузов. Главный приз — обучение в ординатуре Санкт-Петербургского НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова. Провинциальные студенты, даже очень талантливые, часто не могут учиться в столичных вузах по причине бедности.

Ординатура дорогая?

В Санкт-Петербурге в то время она стоила как раз 200 тысяч за два года, сейчас цена уже выросла. Бюджетные места для ординаторов есть, но их очень мало. Но даже если кто и прорвется на бюджет, это не спасает: в мегаполисе ребятам ведь еще надо на что-то жить, снимать квартиру. У многих родители не имеют возможности помогать. Мы сначала хотели просто заплатить за обучение победителя и завершить миссию. Никто не думал о долгоиграющем проекте. У нас было два заочных тура и один очный, в Питере. На финал пригласили десять ребят. Директор Национального онкоцентра им. Петрова Алексей Беляев у нас был в конкурсной комиссии. Когда он увидел этих студентов — сказал, что ТАКИЕ нужны все. И пообещал, что будет помогать искать деньги для оплаты обучения. Мы установили им стипендию — 20 тысяч ежемесячно. Мало, но выжить можно.

В те дни в Питере проходил международный онкологический форум «Белые ночи». Там я познакомился с Вадимом Гущиным, директором отделения хирургической онкологии американской клиники Mercy Medical Center. Он — наш бывший соотечественник, уехал из России в 90-х годах. Рассказал ему эту историю, а он: «Можешь меня с ними познакомить? Позанимаюсь удаленно». И эти занятия настолько отличались от традиционной программы в российских медвузах, настолько ломали ординаторов — заставляли их иначе смотреть на медицину и на свою роль в ней, что мы подумали: это как раз то, чего в России сегодня не хватает.

Что значит иначе смотреть на медицину? То есть в российских медвузах изначально учат не тому?

Мы уже три года набираем ребят в проект ВШО. В прошлом году в качестве экзамена предложили соискателям решить задачи по общей медицине. Ничего сложного, простейшие вещи, рассчитанные на проверку базовых клинических знаний. Полностью справились меньше 10 процентов. По итогам — 34 процента студентов «убили» своих виртуальных пациентов, то есть не смогли вылечить. Причем, хочу подчеркнуть, все участники нашего конкурса — хорошие, интеллигентные, умные ребята. Беда одна: их плохо учили.

Анализировать и критиковать

В Высшей школе онкологии вы учите иначе?

Ребята занимаются по программе обычной ординатуры НИИ онкологии им. Н.Н. Петрова, плюс мы организуем дополнительное обучение. С ними занимаются и вживую, и удаленно крупнейшие врачи и ученые мира. Каждый — эксперт в своей области. Причем — совершенно бесплатно, как волонтеры. Они узнали о нашем экспериментальном проекте, почувствовали искренний интерес ординаторов и решили помочь. Спектр предметов обширный — от клинической эпидемиологии до медицинской статистики. Главные — это «Технологии общения с пациентами» и «Теория принятия рациональных клинических решений». В стандартных российских медвузовских программах дисциплин, направленных на эти компетенции, просто нет.

Про общение с пациентами — понятно. Рациональные клинические решения — это о чем?

Та самая доказательная медицина. Когда мы лечим не потому, что Иван Иванович так посоветовал, а на основе научных исследований. Самое главное — ребята обучаются критически мыслить, методично анализировать, ничего не принимать на веру. Предмет проходит в форме еженедельных журнальных клубов. Это не наше изобретение, а общемировой формат преподавания. Берется какая-то статья, где рассказывается о научном исследовании, сыгравшем знаковую роль в онкологии. И с помощью модератора — опытного ученого — разбирается в ней каждое слово. В последнее время в российском медицинском сообществе появился заимствованный на западе термин «гайдлайн» (в переводе с англ. «руководящие принципы» — прим. «Ленты.ру»).

Клинические рекомендации?

Гайдлайны могут касаться абсолютно всего, а не только лечения болезней: технологий, операций, применения лекарств. Гайдлайн строится на основе научных исследований. Он не идеален — закрывает примерно 60-70 процентов случаев той или иной патологии. Вы можете осознанно пользоваться гайдлайном только когда поймете, откуда он взялся, какие научные исследования легли в его основу, что за пациенты в них участвовали и как вообще строились те исследования. Врач должен все эти исключения и особенности держать в уме, чтобы понимать, в какой степени можно следовать гайдлайну. И научно обосновать, если лечение потребует отступления от рекомендаций.

Большая часть российских врачей сегодня с гайдлайнами не знакомы вовсе. Те из них, кто говорят, что пользуются, на самом деле редко дочитывают их хотя бы до середины. В каждом гайдлайне есть глава «Дискуссии», а это самый главный раздел: обсуждение разными учеными, при каких обстоятельствах рекомендации оказываются бесполезными. Но даже если кто из россиян прочитает эти обсуждения, есть опасность, что не поймет, потому что один доктор советует одно, другой — другое. Где же правда-то в итоге? А нет никакой общей правды. Необходимо умение анализировать и критическое мышление. Всему этому мы учим наших резидентов.

Какие онкологические специальности осваивают студенты?

Химиотерапевты, хирурги. Во втором наборе у нас появились онкологические патоморфологи, и это очень круто. Мы планируем расширить прием этих специалистов. Патоморфологи – ключевое звено мультидисциплинарной команды в лечении рака. Они определяют тип рака, к каким лекарствам может быть чувствительна опухоль, хорошо ли хирург сделал операцию — то есть в лечении все опирается на патоморфолога. Однако в российской действительности они, как правило, исключены из этапа принятия клинического решения.

Почему?

Патоморфологов мало, они адский дефицит. На всю страну около 750 человек, большинство пенсионного возраста. Специальность непопулярна из-за скверной системы профориентации в медвузах. У студента в голове из кинофильмов заложен определенный образ врача, а патоморфолог с чем ассоциируется? «Да не буду я трупы вскрывать». Да, трупы — это тоже часть профессии патоморфолога, но это меньше пяти процентов рабочего времени. Основная работа патоморфолога — аналитика. Специальность требует очень высокого интеллекта, энциклопедических знаний, и она высоко оплачивается. Но ребятам же об этом никто не рассказывает! Мой четырехлетний сын отказывается есть дыню. Говорит: «Мне не нравится, как она выглядит». Я ему: «Ты хотя бы попробуй». — «Не буду». Так и студенты — откуда они будут знать, что такое патоморфология, если им никто толком не дает это попробовать?

Вирусы перемен

Первых ребят вы искали по соцсетям и чуть ли не уговаривали поступать в ВШО. Сейчас народ сам к вам идет?

Мы серьезно озабочены тем, чтобы все выпускники знали об этом проекте: читаем лекции, по-прежнему работаем с социальными сетями. На мой взгляд, осведомленность студентов-выпускников составляет около 40-50 процентов. Мечтаем увеличить охват, чтобы получить широкую базу для отбора абитуриентов. Но и сейчас у нас конкурс 40 человек на место — как в Щукинское театральное училище.

У вас состоялся первый выпуск онкологов. Каковы результаты? Можете сказать, что у выпускников знания из фейковых перешли в другое качество?

В прошлом году девять ребят закончили ординатуру НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова, но из ВШО они не выпустились, продолжают заниматься с нами теми же предметами. Они сейчас работают в больницах Санкт-Петербурга и Москвы, получают зарплату. В связи с этим мы не платим им стипендию. Но я не могу сказать, что они уже самодостаточные врачи. Да они и сами о себе так не скажут — времени прошло немного. Но наши ребята несопоставимо лучше подготовлены, чем обычные ординаторы. Я, например, уже знаю онкологию гораздо хуже, чем они. Я с ними уже в полный рост советуюсь, а не наоборот.

Денег нет, но врачи нужны

Вы на каждом углу рассказываете о резидентах Высшей школы онкологии. Они не «звездят» из-за этого?

Наоборот, переживают. Такая кампания иногда вызывает негативную реакцию у других. Но мы вынуждены про них рассказывать, чтобы искать деньги на обучение. Да и сама идея — учить будущих врачей по-другому — многое двигает. Наши ребята — это вирус изменений в российской медицине. Чтобы вирус начал инфицировать других, должна скопиться определенная его доза. Для заражения требуется не одна копия вируса, а миллиарды. С меньшим количеством иммунитет справится. Вот и тут точно так же: нужна большая порция вируса — много новых врачей, которые превратят количество в качество. Но, к сожалению, пока мы можем позволить себе обучать только 28 человек.

Не боитесь, что ваших новых докторов поглотит российский иммунитет — то есть «старорежимные» коллеги?

Ребята предупреждены и знают о том, что им будет тяжело. Конечно, у них присутствует некоторая фрустрация, когда они приходят на свои рабочие места. Мы их учим, как должно быть, как это происходит в мире, а они наблюдают за тем, как это в реальности устроено в отечественных больницах.

Это нормально, когда новое вызывает раздражение. Я не скрываю, что у нашей ВШО есть противники. «Что это за выскочки такие наглые появились тут? — говорят некоторые. — Какая такая доказательная медицина? Это все западные придумки. А в России человек совсем другой. У отечественного пациента свой менталитет, не то что у какого-нибудь европейца». Так часто рассуждают.

Как я понимаю, вы ребят учите на благотворительные пожертвования. Деньги на эти цели хорошо собираются?

Сборы на обучение ребят изначально не были рассчитаны на массовый фандрайзинг. В массовом фандрайзинге нужны эмоции: рассказывает кто-то печальную историю про ребенка умирающего, у всех дети есть, всем жалко. Еще музыку включат: «Ведь так не должно быть на свете…» Глаза на мокром месте, рука тянется к телефону, чтобы отправить СМС со взносом. Я сам так отправлял много раз — ну жалко же детишек.

Мы же так не можем делать, явно не тот случай. У нас подопечные — интеллектуалы. Хоть и бедные, но совершенно здоровые. Поэтому мы взываем к рассудку жертвователей. Объясняем, что если не будем учить ребят сегодня, завтра вообще медицины не останется. Нормальные врачи не рождаются на пустом месте. Их учить — дорого. Чтобы убедить в этом потенциального донора, нужно общаться с ним индивидуально, а не в массовом режиме. Нам нужны партнеры из бизнеса, которые будут с нами постоянно. Пусть это будет пожертвование в 10-20 тысяч, но ежемесячное — регулярность для нас самое важное. Сейчас деньги собираются с трудом. Как верно заметил Дмитрий Анатольевич Медведев, денег в стране нет, и стало очень заметно, что свободных средств даже у бизнеса заметно поуменьшилось. И вот сейчас нас иногда спасают пожертвования физических лиц, многие из которых оформили подписку в 100 рублей в месяц с банковской карты. Вроде немного, но когда таких людей накопилось заметное количество — это порой латает финансовые дыры в программе.

Свалить — стыдно

Не получится, что сегодня вы вложите деньги в студентов, воспитаете классных специалистов, а завтра они рванут за границу?

Это один из первых вопросов, которые задают мне наши жертвователи. У нас есть три уровня защиты. Начнем с того, что никто их в Америках и Европах не ждет.

Вы же их так хорошо обучаете, что любой будет рад заполучить.

Мы пытаемся воссоздать международную систему медицинского образования в России. Но мы же еще не создали ее, огрехи есть, и много. Чтобы человеку с дипломом российского медвуза поехать на Запад, требуется довольно долгий период подтверждения квалификации — минимум полтора-два года. Ребятам в Питере-то часто не на что жить, а за границей — тем более. В тех же США толпы ищущих врачей и масса ограничений. Например, каким бы сильным соискатель не был, если он не гражданин США — на некоторые врачебные специальности его просто не возьмут. То есть на Западе своя конкуренция. Кроме того, мы в ВШО сдруживаем их, формируем из них команду. Стараемся создавать внутри сообщества такую атмосферу, чтобы свалить отсюда было стыдно, как бы ни казалось, что тут тяжело.

Развиваете патриотизм?

Здоровый патриотизм, а не квасной. Резиденты у нас книжки разные художественные читают, а не только медицинскую и научную литературу. Например, «Попытка к бегству» Стругацких даже включена в программу для обязательного прочтения. Ребятам хочется сделать что-то полезное, нужное для общества. Там, на Западе, они будут одними из, а тут станут героями. Они же молодые люди. «Пока сердца для чести живы» — это про них. И это совсем не пафос, а совершенно обыденные наши мотивации.

Не планируете расширять набор резидентов?

В будущем хотим сделать независимый последипломный медицинский вуз, то есть частную ординатуру. Большинство студентов, которые выдержат жесткий отбор, там будут учиться бесплатно. Сейчас разрабатываем проект. Надеюсь, что там будет не только онкология, а несколько специальностей — хирургия, урология, терапия. Примерно на 200 специалистов в год. Думаю, что это прилично. С измеримыми компетенциями на выходе. Спрос на грамотных специалистов, кстати, острый. Но до того времени, пока мы не начали заниматься с ребятами в ВШО, все просто критиковали российское медицинское образование. А потом посмотрели на первые результаты наших ребят и поняли, что все возможно. Нашлись инвесторы, готовые рискнуть.

Вдруг прогорите?

Прогнозирование — дело неблагодарное. Но какие варианты в обратном случае? Никаких. Я уверен, что если ничего не делать — никогда ничего не произойдет.

Команда спичрайтеров президента России пополнилась новым сотрудником — Антоном Баевым, который составлял тексты выступлений спикера ГД шестого созыва Сергея Нарышкина, сообщают источники. Спичрайтеры обычно работают тайно, не выдавая своих имен, но есть исключения. О том, кто пишет тексты российским политикам, насколько влиятельны эти люди и почему, эксперты рассказали «Ленте.ру».

Фильм «Ирония судьбы, или С легким паром!» мог бы исчезнуть с экранов почти 40 лет назад, если бы реплика о киноленте однажды не появилась в тексте выступления Леонида Брежнева. Всенародно любимый фильм с опаской воспринимали чиновники в строительной отрасли.

Они не без оснований полагали, что путаница между одинаковыми домами в Москве и Ленинграде, на которой завязан сюжет, — упрек массовому жилью и его однотипной архитектуре. А поскольку Госстрой был одной из наиболее влиятельных структур в стране, критика строителей могла бы дорого стоить авторам фильма, тем более, что их обвиняли еще и в пропаганде пьянства.

«Все же градостроительство в целом нуждается в большей художественной выразительности и разнообразии. Чтобы не получалось, как в истории с героем фильма, который, попав по иронии судьбы в другой город, не сумел там отличить ни дом, ни квартиру от своей собственной», — заявил Брежнев на съезде КПСС в 1981 году, окончив спор между киношниками и строителями.

После упоминания «Иронии судьбы» генсеком выпады прекратились, рассказывает замдиректора Центра политических технологий Алексей Макаркин, историк по образованию. «Спичрайтеры Брежнева очень гордились, когда им удавалось вставить в речь своего шефа слова, которые хоть как-то намекали на перемены, хоть как-то подвергали критике негативные явления», — отмечает политолог. По его словам, раскритикованные чиновники обижались не на генсека ЦК КПСС, а на тех, кто «подсовывал» ему подобные реплики.

Культура спичрайтерства в советское время была выстроена на высоком уровне, говорит, в свою очередь, председатель совета директоров коммуникационного холдинга «Паблисити» Гай Ханов, который трудился собкором ТАСС в советское время. Отделы пропаганды и по работе с прессой, готовившие выступления первых лиц, существовали на региональном и даже районном уровнях. В Телеграфном агентстве Советского Союза, по его словам, были организованы специальные группы сопровождения политиков. «Принципы были одни и те же, очень высококвалифицированные спичрайтеры работали в ТАСС и АПН (Агентство печати «Новости», ориентированное на внешнее вещание), обслуживали высшие должностные лица, помогали готовить им речи», — вспоминает эксперт.

Оба печатных органа, однако, были нацелены в первую очередь на пропаганду — как в своей повседневной работе, так и на поле подготовки речей для высоких чинов. Да и самого слова «спичрайтинг» в ходу, конечно же, не было.

Профессиональное сообщество вместе с собственной терминологией сложилось только в 1990-е годы, отмечает Ханов. И не последнюю роль в этом сыграл первый президент России Борис Ельцин: в его команде воспитывалась «целая школа спичрайтеров».

«Перлы» от неизвестных

Многие авторы речей для видных политических и общественных деятелей вышли из СМИ или сотрудничали с ними. Но в отличии от журналиста, спичрайтер не ищет факты. «Его задача — преподнести факты нужным образом, в своем роде выполнить работу имиджмейкера. Например, уложить новогоднюю речь в три минуты вместо 40 и разбавить ее запоминающейся репликой», — поясняет Макаркин.

Даже если руководитель от природы наделен способностью общаться с аудиторией, спичрайтер снабжает его интересными фактами и цифрами, но обычно тексты готовятся все-таки целиком, уточняет политолог Андрей Колядин. В середине 2000-х он возглавлял департамент по информполитике в правительстве Самарской области, позже перешел на работу в АП, где занимался регионами, а в начале 2010-х был заместителем полпреда президента в Уральском федеральном округе.

«Бывает еще интереснее: например, начальник приезжает на какую-то выставку, — приводит Колядин пример качественной подготовки спикера. — Заранее просчитывается маршрут — мимо каких стендов пройдет человек, где будут остановки — спичрайтер либо вместе со службой охраны, либо с организаторами визита делает так, чтобы фактура в выступлении руководителя соответствовала стендам на выставке». Это позволяет ньюсмейкеру впоследствии выступить органично, продемонстрировав свою осведомленность.

Яркие перлы тоже могут оказаться результатом трудов спичрайтера. «Генерал-демократ — это то же самое, что еврей-оленевод», «Когда я целенаправленно иду к цели, я похож на летящий лом», «Потряси любого россиянина, так обязательно пять-шесть лет тюрьмы из него вытрясешь», — реплики генерала Александра Лебедя, несостоявшегося президента России, шли в народ одна за другой. Как утверждает политолог Олег Матвейчев, запомнившиеся россиянам высказывания самобытного генерала Лебедя создавали в том числе его спичрайтеры. «Они придумывали ему эти фразы, которые выглядели по-генеральски», — говорит он. Источник в бывшем окружении Лебедя, однако, не согласен — по словам собеседника, генералу давали только «общие наброски» его заявлений. Так или иначе, на авторство легендарных генеральских реплик пока никто не претендовал.

Спичрайтер не может быть публичным человеком, сходятся во мнении Ханов и Колядин. С ними согласен и Матвейчев: «В кодексе, что называется, этики спичрайтеров не выдавать, кто кому и что писал». Поэтому авторы удачных перлов из выступлений президентов и других политиков остаются неизвестны. Их для того и нанимают, чтобы их заслуги оставались в тайне, поясняет эксперт.

Райтеры для первых

И все-таки среди тех, кто готовит речи для первых лиц России, порой находятся довольно видные, почти эксцентричные фигуры. Джахан Поллыева, которая начинала свою карьеру в верхах консультантом при администрации Ельцина, с тех пор стала известна далеко не только в профессиональных кругах и успела поработать со всеми российскими президентами. По данным РИА Новости, она «лично отвечала за написание речей для Путина». «Эксперты называют ее опытным и жестким аппаратчиком, а между тем Джахан Реджеповна — творческая натура: пишет стихи и рассказы, увлекается пением», — отмечало агентство. Поллыева, кстати, даже написала слова к одной из главных песен для фильма «Ирония судьбы. Продолжение».

Теперь бывший спичрайтер заняла место в бизнесе: пост главы аппарата Госдумы она сменила на должность вице-президента «Объединенной судостроительной корпорации» (ОСК) по взаимодействию с органами госвласти и связям с общественностью. Кроме того, 6 января ее включили в правительственный совет по русскому языку.

Под началом Поллыевой работал действующий глава референтуры Владимира Путина Дмитрий Калимулин. Это подразделение администрации президента, согласно официальной справке, участвует в подготовке ежегодных посланий главы государства, а также «готовит проекты выступлений, приветственных писем и поздравлений».

«У президента работает целый цех референтов под руководством Калимулина, которые пишут все, начиная от президентских телеграмм», — отмечает политолог Матвейчев. В должности замначальника в этот цех предстоит войти и Антону Баеву, который, по данным СМИ, ради этого покидает Госдуму.

Спичрайтеры есть не только в командах представителей исполнительной власти, но и органов судебной системы и силовых ведомств. Хотя людей, которые постоянно нуждаются в их услугах, не так много. «Это все-таки крупные государственные деятели — президент, премьер-министр, губернаторы, отдельные министры», — поясняет Минченко. По данным политолога Олега Матвейчева, спичрайтерами обзавелись главы всех регионов, «у кого-то лучше, у кого-то хуже».

Иногда такие специалисты погружены в жизнь региона не меньше, чем сами губернаторы, посещают вместе с ними все мероприятия, в том числе закрытые совещания. Подобные фигуры, по мнению Колядина, могут без согласования подготовить материал, который идеально подходит «и под образ мышления начальника, и под его речь».

Поближе к телу

Особая нужда в специалистах по речам возникает во время выборов, когда публичная презентация политика выходит на первый план. На волне повышенного спроса привлекают и журналистов, которые порой оказываются блестящими спичрайтерами. Они берутся за самых разных кандидатов, не обращая внимание на их партийную принадлежность, рассказывает Гай Ханов.

Но обычно спичрайтер все же относительно близок к первому лицу. Нынешний глава президентской референтуры Калимулин, выходец из бизнес-структур и сын бывшего главы КГБ Татарстана, впервые появился в аппарате референтов главы государства еще в 1997 году, а позже вслед за Владимиром Путиным переместился из Кремля в Белый дом и обратно. За Дмитрием Медведевым по схожей же схеме следовала бывший журналист Ева Василевская.

Со временем, указывают политтехнологи, райтерам удается готовить материалы так, чтобы речь звучала как авторский текст говорящего. «Это идеальный вариант, когда спичрайтер сживается с фактурой руководителя», — подчеркивает Колядин.

Хотя как бы близок специалист ни был к спикеру, сами спичрайтеры по сути редко что сочиняют, уверены большинство экспертов. «Спичрайтинг — важный функционал, но он является вторичным относительно политической стратегии», — говорит Минченко. Он добавляет, что Путин, к примеру, довольно активно работает с текстами выступлений лично, хотя их подготовкой занимается целая команда профессионалов: «Это не то, что ему принесли текст, и он прочел его по бумажке».

Близкие к Кремлю источники добавляют, что часто авторские куски речи легко опознать по экспрессивной манере, в которой Путин их излагает. К примеру, именно в такой манере он говорил о недопустимости нападок на искусство, пытаясь разрешить спор между творцами и их оппонентами. «Любые хулиганские выходки, попытки сорвать спектакль, выставку, абсолютно недопустимы», — повторял он. Но попутно предостерегал и самих творцов от лишнего эпатажа.

Правда, рок-оперу «Иисус-суперзвезда», которую сначала собирались показывать в Омске, а потом передумали, это не спасло. По словам Путина, причиной отмены стал низкий спрос. В отличие от «Иронии судьбы», которую каждый год с удовольствием смотрели миллионы советских граждан, на спектакль было продано всего 46 билетов.