Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
«Там теракта не нужно, из-за опилок тысячи человек сгорят»
В красноярском городе Канск в минувшие выходные прошел митинг против коррупции и бездействия местных чиновников. В действительности же он превратился в акцию протеста против главы города Надежды Качан, градус претензий к которой накалился после майских пожаров, оставивших без жилья более 250 человек. «Лента.ру» попыталась разобраться, почему жители Канска требуют отставки градоначальника.
Митинг, прошедший в Канске 11 июня, организовали депутаты местного совета Евгений Иванов и Владимир Макаров. По их данным, на акцию вышли полторы тысячи человек. Для города с населением около 100 тысяч — серьезная цифра. Горожане вышли на улицы в 33-градусную жару, подчеркивает Иванов.
Изначально темой митинга были заявлены общие проблемы, но в итоге все свелось к отставке Качан, которая, как утверждает Иванов, всеми возможными способами препятствовала его проведению. «Целую книгу можно садиться писать, сколько она мудрила за эти 10 дней, чтобы не разрешить нам проводить митинг», — говорит депутат. По его словам, сначала администрация отказалась согласовать митинг, затем пыталась перенести его на окраину, ссылаясь на то, что в центре будут проводиться строительные работы: «На следующий день там начали бордюр пилить, хотя пять лет никаких работ по благоустройству не проводилось».
Пришедшие на митинг несли транспаранты «Канску нового мэра», «Тарифы на ЖКХ нас убивают», «Глава, дождалась пожара?». Недовольные горожане наперебой жаловались на бездействие чиновников после масштабных майских пожаров, наболевшие проблемы с завышенными тарифами и сложности с предпринимательством. На акции, помимо местных, присутствовали и депутаты Законодательного собрания Красноярского края. Парламентарий Александр Глисков оценил ситуацию в Канске как критическую, признав, что градоначальник исправить ее не в состоянии.
Иванов, выступая с трибуны, заявил, что нынешние власти Канска довели город до предбанкротного состояния. «Требуем признать действия руководителя администрации непрофессиональными, направленными на получение личной материальной выгоды, — говорил он под бурное одобрение митингующих. — Мы с вами просим — пока еще именно просим — отстранить от должности Надежду Качан в связи с утратой доверия». Народный избранник предложил для расследования ситуации создать независимую комиссию под руководством вице-премьера краевого правительства.
Около 1,2 тысячи человек по итогам митинга подписались под соответствующей резолюцией с обращением к руководителю Следственного комитета России Александру Бастрыкину с просьбой провести проверку в отношении Надежды Качан.
«Это митинг той оппозиции, которая, к моему великому сожалению, в то время как на фоне горя действительно нужно объединиться и решать имеющиеся проблемы, использует такую ситуацию в своих целях. Вот это горькая для меня позиция», — так прокомментировала акции сама Надежда Качан. Она подчеркнула, что уважает любые чаяния людей, однако не готова считаться с ложными обвинениями от оппонентов. По словам Качан, один из организаторов митинга Евгений Иванов изначально нацелился снять ее с должности. Она уверяет, что депутат от «Справедливой России» уже проворачивал такую схему в бытность членом Абанского районного Совета. Надежда Качан в прошлом — директор канского лицея и член Общероссийского народного фронта (ОНФ), избралась в 2012-м главой города от партии эсеров.
Если воскресный митинг Качан не одобряет, то под резолюцией бастовавших против лесоперерабатывающих предприятий готова подписаться лично. Этот митинг прошел в центре Канска 13 июня и, по разным оценкам, собрал 100-300 человек. Впрочем, как отмечают местные СМИ, и там прозвучало немало лозунгов против градоначальницы.
Участники второго за неделю митинга приняли резолюцию (которая писалась при участии Надежды Качан, утверждает она) с требованием приостановить работу всех лесопильных предприятий города, пока все разрешительные документы не будут соответствовать закону. Кроме того, они потребовали закрыть созданные при участии китайского капитала лесопилки, а остальные вынести за пределы города.
Незаконные действия сотрудников лесопилки «Синь И» (работающей при участии китайского капитала) стала причиной масштабных пожаров, разгоревшихся в Канске 24 мая. Огонь удалось локализовать только к ночи следующего дня. В результате сгорели более 70 домов, без крова остались 257 человек, в том числе 55 детей. В огне погибли два человека. Изначально сообщалось, что возгорания произошли из-за того, что местные жители устроили пал сухой травы. Однако впоследствии правоохранительные органы установили, что виновником трагедии является лесопильное предприятие «Синь И».
Директор лесопилки не исполнил решение суда, который обязал его ликвидировать скопившиеся на территории предприятия отходы. Вместе того чтобы вывезти легковозгораемые опилки на специальный полигон, «Синь И» сжигало их на своей территории. В прокуратуре Красноярского края заявили, что судебные приставы предупреждали руководство фирмы об уголовной ответственности, которая последует в случае неисполнения решения суда. Несмотря на это за два дня до пожаров «опечатанные ранее судебным приставом станки на момент проверки находились в рабочем режиме, электрощиток освобожден от пломбы, вокруг станков имелись свежие опилки», говорится в сообщении ведомства. Впоследствии в поле зрения следователей попал судебный пристав, который составил фальшивый акт по итогам осмотра территории «Синь И».
Через несколько дней после пожара был задержан начальник отдела надзорной деятельности и профилактической работы по Канску ГУ МЧС по региону Александр Пешков. По версии следствия, он получил 200 тысяч рублей взятки от директора лесопилки за обещание помочь избежать административной ответственности. При этом за несколько недель до трагических пожаров, когда в городе уже вводился режим чрезвычайной ситуации, Пешков заявлял, что работа по контролю за предприятиями лесной промышленности введется неэффективно: «По крайней мере сколько мы боремся с этой проблемой в Канске — земельный контроль ни разу не выходил, и мы не привлекали к работе».
Кроме руководителя лесопилки, пристава и сотрудника МЧС в ходе расследования халатности был также задержан начальник канской таможни. Он подозревается в том, что, как и Пешков, получил 200 тысяч рублей от китайских бизнесменов за покровительство. Депутат канского горсовета Евгений Иванов считает, что проблема не в самом бизнесе, а в правилах игры, которые установила местная власть. «Двести тысяч откатов — и на территории города можно делать все, что хочешь, — говорит народный избранник. — Я не думаю, что это конец (задержаний). Если плотно поработать, можно еще кого-то перехватить».
Его коллега Владимир Макаров утверждает, что виной всему кризис управления: «Администрация города последние пять лет под управлением Надежды Качан не ведает, что творит. Они не понимают причинно-следственных отношений между бизнесом и властью». По словам депутата, лесопилки в городе открываются с легкостью, чего не скажешь, например, об обычных торговых точках. Чтобы запустить одну, местным предпринимателям нужно пройти массу бюрократических процедур.
Если дело продолжится в таком ключе, новых бед не миновать, уверен Евгений Иванов. «Ситуация с пожарами может повториться в любой момент. Продукты лесопиления не переставая поджигаются, они горят, — предупреждает он. — У нас есть поселок мелькомбината, там теракта не нужно устраивать, достаточно в ветреную погоду кучу опилок поджечь — тысячи человек сгорят».
Глава Канска Надежда Качан уверяет: все точки над «i» в деле о пожарах будут расставлены. «За собой какой-то явной вины в этой части мы не чувствуем», — подчеркивает градоначальница. По ее словам, погорельцы, наоборот, благодарят власти за оперативное оказание помощи, в том числе с временным размещением.
Ситуация с пожарами и лесопилками — лишь верхушка айсберга, утверждают организаторы митинга, у жителей города и без того накопились много претензий к властям. «У нас любая сфера жизнедеятельности города запущена до предела. Взять здравоохранение: укомплектованность врачами составляет 25 процентов, средним медицинским персоналом — меньше 50 процентов», — приводит данные Евгений Иванов. Кроме того, Канск занимает первое место по безработице в Красноярском крае. Если в 1940-е годы в Канске работали и хлопчатобумажный, и гидролизный заводы, то сейчас людям работать практически негде.
Заявления о приходе в город иностранных инвесторов вызывают истерический хохот, с горечью говорит Владимир Макаров. Речь якобы идет о переговорах с предпринимателями «чуть ли не из Сингапура» об открытии завода по переработке продуктов лесопиления. Депутат объясняет: в городе уже перерабатывается две тысячи кубометров в день, больше физически невозможно. «Канск стоит посреди России, куда везти? В одну сторону, в другую — тоже далеко», — рассуждает Макаров. В советское время, по его словам, промышленные связи были налажены с остальными территориями Красноярского края и Иркутской областью, сейчас же они утеряны.
На этом фоне ситуация с завышенными тарифами ЖКХ выглядит особенно удручающе. Тепло жители города получают от компании «Гортепло», у которой одна гигокалория электроэнергии стоит 4,3 тысячи рублей (у остальных компаний, работающих в Канске, — от 1,5 до 2,8 тысячи). Глава города на публичных слушаниях по этому вопросу уверяла, что такое решение приняла независимая комиссия по итогам оценки показателей всех предприятий. Участники слушаний на это ответили смехом и свистом. Руководитель «Канской ТЭЦ», выставляющей минимальную цену, заявлял, что у него никаких данных никто не просил.
«Тарифы в Канске выше, чем где бы то ни было по Красноярскому краю, — отмечает депутат Евгений Иванов. — За двухкомнатную квартиру платят 8-10 тысяч рублей за услуги ЖКХ. Это в городе с высоким уровнем безработицы, где люди работают и за 15 тысяч, и за 10». Он также подчеркивает, что такая ситуация сложилась из-за кадровой политики администрации: директор «Гортепла» Олег Какоулин в горсовете Канска возглавляет комиссию по вопросам ЖКХ, а председателем законодательного органа является Андрей Береснев, он же — директор МУП «Канский электросетьсбыт».
У властей была возможность исправить эту ситуацию, считает Владимир Макаров. В Красноярске, например, котельные работают на оборудовании, производящем с 20 тысяч тонн опилок количество тепла, которого хватит на обогрев 20 тысяч квадратных метров площадей и при отсутствии вредного воздействия на экологию. «У нас самая высокая онкологическая заболеваемость в Красноярском крае», — возмущается он.
Оба депутата, выступившие за отставку главы города Надежды Качан, заявляют, что лучшим подтверждением ее провальной политики является сокращение населения города. «Люди бегут из города, никто не хочет здесь оставаться. Буквально за последние пять лет количество жителей уменьшилось на несколько тысяч человек. Это лишь подтверждение тому, что делать здесь больше нечего», — резюмировал Иванов.
Цель всероссийской премии «Headliner года» — найти и поддержать идейных лидеров из разных областей культуры, науки, спорта, бизнеса и общественной жизни. В 2019 году в жюри конкурса вошли журналист Алена Долецкая, нейролингвист Татьяна Черниговская, арт-продюсер Софья Троценко, писатель Александр Цыпкин, бизнес-тренеры Михаил Воронин и Владимир Герасичев и председатель ассоциации социально ориентированных НКО «Благотворительное собрание »Все вместе»» Татьяна Тульчинская. «Лента.ру» спросила некоторых членов жюри, кого они сегодня готовы назвать хедлайнером и всегда ли известность — синоним успеха.
Татьяна Тульчинская, председатель ассоциации социально ориентированных НКО «Благотворительное собрание «Все вместе»»:
«Лента.ру»: Кто такой «хедлайнер» сегодня?
Татьяна Тульчинская: Во-первых, это лидер мнений. В каком-то смысле хедлайнерами можно назвать людей, которые являются авторитетами, к которым прислушиваются. Это важно, потому что в наше время таких людей мало. Впрочем, их всегда мало, но когда-то так было потому, что в информационное пространство могли попасть единицы, а сейчас их мало, потому что в информационном пространстве слишком много мусора, и трудно прозвучать таким образом, чтобы значимое большинство тебя услышало и к тебе прислушалось.
Во-вторых, хедлайнеры — это люди, которые формируют тренды. Они предлагают что-то новое, то, чего еще не было до них, и преуспевают в реализации этого нового.
В ХХ веке нередко можно было услышать про кого-нибудь известного: «подлец, конечно, но абсолютный гений». В последнее время тема этики и этичности поведения публичного человека занимает в общественных дискуссиях одно из главных мест. Насколько для вас важно, чтобы условный «хедлайнер» был условным «хорошим человеком»?
Для меня этический облик человека важен всегда, независимо от того, хедлайнер он или нет. Другое дело, что личные этические нормы, в соответствии с которыми человек живет, либо влияют на его профессиональную деятельность, либо не влияют. Если спортсмен хорошо бегает стометровку, но при этом последний подлец, бегать он от этого хуже не станет. Но если мы говорим о социальной сфере, этический аспект не может не приниматься во внимание.
Другое дело, что я против оценочных категорий вроде «хороший человек», «плохой человек» — это все довольно условно. Есть этические нормы профессиональных сообществ. Если человек работает в определенной области, он должен соответствовать этическим нормам, принятым в данной области. Это важно.
Есть ли с вашей точки зрения какие-то общественные нагрузки, которые накладывает на человека известность? Скажем, довольно много публичных людей занимаются благотворительностью. Как вам кажется, это всегда строго веление души или еще и отклик на общественные ожидания?
Я не считаю, что участие в благотворительности является обязательным для каждого. Каждый человек сам для себя решает, хочет он это делать или нет, и по каким причинам. Кроме того, заниматься или не заниматься благотворительностью — это решение, которое человек принимает не раз и навсегда, а каждый раз — в конкретный момент. Когда я веду семинары, в том числе по работе с волонтерами, я всегда говорю, что человек имеет право прекратить свою деятельность в любой момент. Никто никому ничем не обязан. Если человек использует свою публичность для продвижения благотворительных инициатив — он молодец. Если он так не делает — он тоже имеет на это полное право.
Если благотворительность нужна ему только для пиара — жаль, и показуха всегда видна и считывается. При этом я не считаю благотворительность обязательной историей. Если человек известен, но не отдал свои три рубля на сирот, это не значит, что он непременно плохой человек. Но здорово, что тех, кто помогает совершенно искренне, так много.
Что для вас важно в номинантах премии «Хедлайнер»?
Это возвращает нас к началу нашего разговора — по этим критериям я и буду смотреть. Мне интересно, как, в каком качестве эти люди способны выступать в роли лидеров мнений. У нас кризис моральных авторитетов в социальной и благотворительной сфере. А еще хочется, чтобы представленный проект был оригинальным, интересным, необычным, прорывным.
Я стараюсь быть ответственной в своих оценках и очень бы не хотела, чтобы эти оценки были субъективными. Потому что критерий «нравится/не нравится» в данном случае не работает. Я могу посмотреть шорт-лист и подумать, что вот этот человек мне интуитивно симпатичен, но было бы безответственно с моей стороны руководствоваться только самоощущением.
Я была экспертом большого количества разных конкурсов и выступаю за максимальную формализацию. Должны быть четкие критерии, баллы, коэффициенты. Простор для субъективного мнения всегда должен оставаться, но лишь в соседстве с внятными критериями.
Какой вы хедлайнер?
Я не настолько публична, чтобы это могло быть предметом рефлексии. Моя публичность скромна и больше напоминает широкую известность в узких кругах. Ну да, количество людей, которые знают меня, давно превысило количество людей, которых знаю я. Бывает, что меня узнают, что забавно. Но это ровным счетом ничего не значит. Иногда мне это немножко помогает чисто технически. Скажем, когда люди, с которыми я хочу выстроить отношения, говорят: «Мы про вас слышали». Это упрощает коммуникацию на первом этапе, но это сугубо рабочий момент. Я же не Филипп Киркоров, чтобы всерьез говорить о моей публичности (смеется).
Александр Цыпкин, писатель, сценарист, попечитель фонда «Дети БЭЛА» и Фонда профилактики рака:
Мы живем в мире маркетинга и пиара, поэтому часто хедлайнер — это не только человек, который что-то важное сделал и тем прославился, но и тот, кто сумел себя грамотно преподнести заинтересованной аудитории. Тебе, как профессиональному маркетологу, какие-то скрытые механизмы хедлайнерства видны?
Александр Цыпкин: Совершенно верно, сегодня уже действия не так важны как правильное их представление в сети. Иногда и действия-то не происходят, лишь слова о них, а эффект колоссальный. Как помнишь, с миллиардом мелочью от «Самсунга» — «Эпплу». Никто не знает, был ли сам миллиард, но необходимые реакции в головах уже произошли. Сейчас время иллюзий, время эмоций, а значит, время пиара и пиарщиков, время звезд. Сеть дала шанс абсолютно любому человеку стать звездой за счет своего таланта и трудолюбия, и постепенно мы пришли к тому, что успешный человек сегодня практически обязан быть публичным, ярким. Идет ли речь о главе компании или о враче. Согласитесь, врач с именем, с известностью, с какой-то публичностью выигрывает у равно талантливого, но не публичного коллеги. Аналогично во всех отраслях. Взять хотя бы политику. Ведь победа Трампа — это победа селебрити и хедлайнера, а не победа политика. В каком-то смысле «пиарщик» сегодня — это такой же встроенный навык у успешного человека, как у айтишника (в смысле умения применять новые технологии) и лингвиста.
По каким критериям ты будешь отбирать номинантов? Что для тебя важно в человеке?
Как человек старорежимный, аналоговый я все-таки уделю внимание содержанию того, чем занимаются номинанты, но при прочих равных отдам свой голос тому, кто правильнее представляет результаты своего труда, тому, кто может повести других за собой. Ведь по сути хедлайнер это тот, кто идет в первых рядах. Остальные идут за ним.
Какой ты сам хедлайнер?
Наверное нужно спросить об этом других. Но я точно родился вовремя. Мне необходимо всему миру рассказать о том, чем я занимаюсь, и без соцсетей меня, наверное, разорвало бы это стремление. Другой вопрос, достойный ли у меня повод. Надеюсь да, но я с не меньшим удовольствием рассказываю об успехах других, это хоть как-то меня оправдывает. С точки зрения прикладного применения навыков хедлайнерства я отдаю себе отчет в том, что значительную роль в успехе моих творческих проектов сыграли мой опыт пиара и маркетинга.
Еще важный момент. Если ты уже известен, ты можешь позволить себе бОльшую свободу. Потому что если ты попал на позицию хедлайнера, то тебе простительно чуть больше. То есть я могу написать один-два не очень высокого уровня текста, и они какое-то время продержатся в рейтинге, их прочтут. Если это будет третий, четвертый или шестой небрежные тексты, то читать уже не станут и скажут, что он исписался. Но если три года назад каждый мой текст обязан был быть безупречным, то сегодня мне позволено чуть больше.
И последнее. Человек высокого уровня развития должен отдавать себе отчет, что, получив что-то от общества, он должен что-то обществу возвратить. Это может быть благотворительность или что-то другое. Я пока еще на самом нижнем этапе, пытаюсь что-то давать обществу, но пока меньше, чем это делают другие люди. Знаю, что есть гораздо более осознанные хедлайнеры, чем я.
Михаил Воронин, старший партнер Atlanty Group, создатель первого российского бизнес-форума «Атланты»:
Стоит предположить, что вы взяли название для бизнес-форума «Атланты» не без оглядки на Айн Рэнд. Кто такие «атланты» сегодня, с вашей точки зрения?
Михаил Воронин: Для меня «атланты» — это люди, которые что-то созидают, а не сидят на попе ровно. При этом не только предприниматели, у которых свой бизнес и зарегистрированные ООО. Это может быть врач, учитель, художник, бизнесмен, который ищет какие-то необычные комбинации, способные стать ценностью для общества и для отдельных людей.
А хедлайнер, по вашему мнению, это кто?
Смотря в какой сфере. Для кого-то Филипп Кирокоров хедлайнер. Для кого-то Илон Маск. Наша большая идея и то, зачем мы делаем «Атлантов», в том, чтобы популяризировать предпринимательство в России за счет создания ролевых моделей и продвижения их в обществе.
Мы ездили недавно в Казань, такое небольшое роуд-шоу, встречались там с разными группами предпринимателей и спрашивали их, кого они знают из известных бизнесменов. Люди называют Игоря Манна или Радислава Гандапаса, например, но не знают, кто такой Александр Тынкован, Владимир Седов, Марк Курцер, Андрей Трубников и так далее.
Я с большим уважением отношусь и к Манну, и к Гандапасу, они делают важную вещь для популяризации бизнеса, но при этом предприниматели не знают других героев, которые построили бизнес с нуля. Тынкован создал «М.Видео». Курцер — клинику «Мать и дитя». Трубников — Natura Siberica и так далее. Для меня они являются хедлайнерами. Я очень хочу, чтобы не только предприниматели, но и широкая аудитория знала людей, которые являются двигателями развития общества.
И, проводя параллели с Айн Рэнд, не хочу, чтобы все эти люди, убедившись, что их недооценивают, уехали и создали свой отдельный город.
Насколько человеку, который занят своим важным делом, увлечен им, и все у него получается, необходима известность?
Это каждый определят для себя сам. Есть люди, которые готовы делиться своими знаниями, опытом, историями, ошибками. Есть те, кто видит в этом бизнес-цели, продвигает свой личный бренд, увеличивает финансовые показатели. Кто-то ищет новые проекты, новых людей. Кому-то это не нужно. Роман Абрамович не дает интервью, не выступает — это его выбор, ему так комфортней.
Когда самый успешный предприниматель будет известней Ольги Бузовой, тогда я скажу, что достиг своей цели. Хотя Ольга Бузова — крутой предприниматель, на мой взгляд.
Читая ваши интервью, я обратила внимание, что вы регулярно высказываетесь о тайм-менеджменте сотрудников, часто говорите о работе в выходные. Как, с вашей точки зрения, должен выглядеть выходной успешного человека?
Мне нравится работать, общаться и жить со свободолюбивыми людьми, у которых есть свое мнение. Которые кайфуют от своей работы, а не тянут лямку. Если эти критерии соблюдаются, то каждый определяет свой выходной для себя сам.
Я, например, с большим удовольствием могу засесть на всю субботу за разработку нового продукта. Облазать кучу сайтов, посмотреть часы разных видео, чтобы сформировать идею и концепцию. Вечером погулять с женой, в воскресенье приготовить завтрак и поехать куда-то. При этом во вторник могу почувствовать, что устал и пойти в кино или остаться дома и смотреть сериалы.
Есть те, кто четко для себя разграничивает эти вещи. Тоже круто.
Как вы будете выбирать среди номинантов вашего хедлайнера?
Мне нравятся люди, у которых есть мечта и которые, несмотря ни на что, к ней идут.
А вы какой хедлайнер?
Такой, у которого есть мечта.
Владимир Герасичев, бизнес-тренер и основатель международной компании Business Relations:
«Хедлайнер» — синоним «успешного человека» или все сложнее?
Владимир Герасичев: Хедлайнер — хедлайнеру рознь. Можно стать хедлайнером, но при этом не быть успешным. Да и понятие успеха у каждого свое. Участие в проекте «Дом-2» — тоже своего рода успех. Ведь огромное количество людей смотрят его, и для них его герои — тоже хедлайнеры. Хотя для меня, например, это не так, и те ценности, которые они транслируют, уводят меня от чего-то по-настоящему важного. Поэтому мне слово «хедлайнер» не говорит ничего, если за ним не стоит какой-то серьезной работы. Ведь хедлайнером можно назвать и простого выскочку. Если ты хедлайнер ради того, чтобы набрать какое-то количество лайков в соцсетях, — это одна история. А если ты хедлайнер для тех, кому ты полезен, для кого ты создал что-то важное, — это другая история.
То есть я бы посмотрел на хедлайнерство как на некую обратную связь, полученную от той пользы, которую ты принес своей работой.
Успех — синоним счастья?
Они часто связаны. Если человек добивается того успеха, к которому он шел, то он испытывает радость, удовлетворение. А иначе зачем мы все это делаем? С другой стороны, можно и не добиться успеха в какой-то области, но при этом быть счастливым.
В одном интервью вы сказали, что за успех люди часто принимают его иллюзию, внешнюю составляющую деятельности. Как соотносятся успех внешний и реальный?
Сегодняшние технологии позволяют каждому быть и радиоточкой, и телевизионным каналом. Все знают, что то, что мы видим в Инстаграме процентов на 80 — удачный кадр с наложенным фильтром. Редко кто выкладывает в социальных сетях то, что реально с ним происходит.
Я работаю с большим числом компаний. У каждой есть фасад, а есть внутренняя кухня, которую люди стараются не показывать. Причем это может быть компания номер один в какой-то сфере. Но когда начинаешь копаться глубже, может выяснится, что она убыточная. Радости от своей работы люди не получают и устали много лет нести этот фасад успешности. Так что фасад и внешний успех — это не то же самое, что наполненность, удовлетворенность и самореализация. Настоящее счастье — это, конечно, совпадение внешнего и внутреннего.
В своих выступлениях вы подчеркиваете, что не учите людей жить и работать, а учите слушать себя и менять себя, потому что привычки — это судьба. Оценивая номинантов премии «Хедлайнер», на что вы в первую очередь будете обращать внимание?
С моей точки зрения, есть три компонента, которые делают любого человека успешным: профессиональные знания, профессиональные навыки и отношения (к компании, бренду, к хедлайнерству). Последний пункт очень важен.
Поэтому я буду смотреть на внутренние отношения, контекст. Для меня важно, чтобы человек был скромным, не был эгоистичным. Важно, как он относится к другим людям. Такие вот базовые простые человеческие вещи, как искренность, открытость, естественность, заботливость, внимательность. То, что я называю словом «Контекст».
Какой вы хедлайнер?
Мне неловко об этом даже думать. У меня нет потребности рваться быть на виду. Это немного странно звучит и противоречит профессии, которую я выбрал, но когда я работаю тренером — это одна энергия, а когда я не в зале — я другой.
Хедлайнер — это ведь еще и лидер. Для меня лидер — это тот, кто позволяет другим людям добиваться большего. То есть он лидер не за счет других, а для других. И это для меня, наверное, самое важное.
Во Владимирской области проходит всероссийский молодежный образовательный форум «Территория смыслов на Клязьме». Мероприятие посетил министр иностранных дел России Сергей Лавров и ознакомился с представленными там инновационными проектами.
Этот форум проводится в Камешковском районе Владимирской области ежегодно — в деревне с трогательным названием Дворики. Несмотря на пасторальность обстановки, собравшиеся — молодые ученые, преподаватели и специалисты разного профиля, политические лидеры, молодые руководители социальных НКО и журналисты — обсуждают самые серьезные вопросы. В рамках образовательной программы форума проводятся лекции, семинары и панельные дискуссии с участием ведущих экспертов и лидеров профильных отраслей.
11 августа здесь принимали министра иностранных дел России Сергея Лаврова. Он внимательно осмотрел экспозицию производителей Владимирской области, заметное место в которой занимал стенд биотехнопарка «Генериум» — лидера российской биотехнологической отрасли. Министру представили разработки компании, состоялся обстоятельный разговор об их экспортном потенциале.
Биотехнопарк «Генериум» — предприятие полного цикла по производству биотехнологических лекарственных препаратов, находится в поселке Вольгинский Владимирской области, располагает собственной уникальной инфраструктурой, научно-исследовательским центром, высококвалифицированными кадрами. Сейчас в компании (а это единственная биофармацевтическая компания в мире, имеющая в своем портфеле все три рекомбинантных фактора свертывания крови) реализуется программа выпуска оригинальных субстанций и лекарственных средств с высоким экспортным потенциалом. Прежде всего министру показали оригинальный препарат для диагностики туберкулеза — диаскинтест.
Генеральный директор компании «Генериум» профессор Дмитрий Кудлай пояснил, что компания знакомит врачебное сообщество с новыми качественными возможностями в области диагностики туберкулеза: результаты испытаний эффективности нового рекомбинантного теста демонстрировались более чем на 30 европейских и всемирных конференциях по фтизиатрии, пульмонологии и педиатрии. Диаскинтест будет представлен как оптимальная мировая альтернатива пробе Манту на Первой глобальной министерской конференции ВОЗ по туберкулезу, намеченной на 16-17 ноября в Москве. На мероприятие приглашены министры здравоохранения из 194 стран мира.
Дмитрий Кудлай сообщил, что, учитывая многократное преимущество диаскинтеста по сравнению с классической пробой Манту по критерию специфичности, буквально на днях правительство РФ утвердило порядок использования теста в массовом скрининге детей и подростков в возрасте от 8 до 17 лет. За этот препарат «Генериум» удостоен высшей международной награды в области биофармацевтики — премии Галена.
Сергей Лавров подчеркнул, что «это большое достижение для России, а проведение глобальной министерской конференции ВОЗ по туберкулезу ознаменовано тем, что министр здравоохранения РФ Вероника Скворцова была выбрана председателем 70-й Ассамблеи Всемирной организации здравоохранения».
Затем Дмитрий Кудлай рассказал министру, что препараты компании для лечения гемофилии и диагностики туберкулеза проходят процедуру регистрации в странах Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии. Кроме того, компания заинтересована в поставках препаратов для лечения редких заболеваний в страны Латинской Америки и единственная в России получила сертификат Национального института по контролю медикаментов и питательных добавок Республики Колумбия (INVIMA).
Сергей Лавров заверил, что знаком с мировым трендом развития биомедицины в этой области и что вверенное ему министерство готово оказать российским производителям всестороннюю поддержку для развития экспортного потенциала.
В России началась кампания в поддержку сестер Хачатурян, которых задержали в прошлом году после убийства отца, годами подвергавшего их физическому, психологическому и сексуальному насилию. Им предъявили обвинение в убийстве по предварительному сговору, то есть девушкам может грозить до 20 лет тюрьмы. В Санкт-Петербурге, Самаре и Владивостоке прошли одиночные пикеты россиян, которые не согласны с обвинением. Такая же акция в среду, 19 июня, проходит в Москве, на Новом Арбате, напротив здания центрального управления Следственного комитета. «Лента.ру» поговорила с теми, кто вышел на улицы и узнала, почему они посчитали важным вступиться за сестер Хачатурян.
«Это то, что пугает больше всего и абсолютно каждого»
Мария Трубицына, лингвист, Москва
Мы узнали об этом деле, когда состоялось убийство, и это совершенно поразительный случай, потому что весь этот кромешный ад проходил за закрытыми дверями. Об этом знали что-то соседи, что-то — подруги девочек, но полностью об этом не знал никто, а полиция, куда обращалась мать, не предприняла ничего, чтобы их остановить. Дело сестер Хачатурян — это яркий пример того, насколько опасно домашнее насилие и насколько опасно ничего не предпринимать.
Все в этом деле кромешный кошмар, но больше всего меня удивило, что девочки ему прислуживали, и он вызывал их звоном колокольчика, как слуг. Это выглядит не как поведение вспыльчивого человека, а очень цинично: как будто он намеренно унижал их изо дня в день и хотел, чтобы им было плохо. Это страшно, когда люди настолько настойчивы в намерении причинить другим боль. Для меня сестры Хачатурян — героини: они нашли в себе силы бороться за освобождению от тирании. Бежать они не могли — их как несовершеннолетних вернули бы ему, а обращения матери в полицию ни к чему не привели.
Для России пикеты — это не самый типичный способ выражения мнения, потому что у нас нет сложившейся культуры протеста. В последние годы этому способствует полицейский произвол и законодательные ограничения на спонтанные акции протеста. Но я выхожу, потому что меня беспокоит проблема домашнего насилия в России. Дело сестер Хачатурян иллюстрирует большую язву в российском обществе, о которой мало говорят: в большом количестве семей происходит домашнее насилие, и от него нельзя защититься. Не так давно приняли закон о декриминализации семейных побоев, и теперь за то, что ты избил жену или ребенка, можно заплатить небольшой штраф — звучит, как в средние века.
Учитывая, в каком количестве семей это происходит (а я сейчас говорю только о тех, кто попал в статистику МВД и дошел до обращения в полицию; понятно, что большинство этого не делают), нужны серьезные законодательные и другие меры, чтобы просвещать людей, менять эту структуру, работать с жертвами насилия. Нужно принять закон о домашнем насилии, ввести охранные ордера, убрать формулировку «превышение пределов допустимой обороны», потому что сама по себе эта идея абсурдна, принять Стамбульскую конвенцию, чтобы гарантировать пострадавшим от домашнего насилия физическую и психологическую безопасность.
То, что выходят практически одни женщины, наверное, следствие нашей патриархальной среды: с детства девочки всегда готовы, что нужно будет защищаться и убегать, потому что часто сталкиваются с угрозой насилия, как физического, так и сексуального. Само это знание позволяет женщинам проявить эмпатию. В той или иной мере, если не каждая была в этой ситуации, то как минимум были подруги.
Виктимблейминг — это серьезная культурная проблема, которая тормозит поворот механизма в сторону помощи женщинам и всем людям, страдающим от домашнего насилия. Сексуальное насилие над детьми — это то, что пугает больше всего и абсолютно каждого, оно напоминает нам о том, что мы живем в небезопасном мире, поэтому люди могут не хотеть об этом говорить, а некоторым это даже дает почву агрессивно кричать и обвинять жертву. Но вряд ли им удастся сделать вид, что ничего не произошло.
«Сработал момент возмущения: дальше просто некуда»
Дарья Апахончич, художница, активистка, участница проекта «Ребра Евы», соавторка канала «Феминистки поясняют», Санкт-Петербург
Одиночный пикет — это чуть ли не единственная законная возможность в России высказаться в публичном месте. Такое высказывание обладает другой силой, потому что реальное, физическое присутствие на улице связано с большей опасностью, чем в интернете. Это важно делать там, где мы теряем права: на улице у нас их меньше, важно показать, что мы не собираемся уходить в тень и анонимность.
Петербург — город, где мало реагируют на уличные акции. Мы вышли с соавторками канала «Феминистки поясняют», с которыми мы в равной степени занимаемся и онлайн, и офлайн активизмом. К нам подошли несколько молодых мужчин, спросили подробнее об этой истории, стали искать в интернете их фамилии.
Для нас в этом деле сошлись все возможные степени уязвимости девочек, которые в этой ситуации оказались. Во-первых, они принадлежат к традиционному обществу, и хоть мы живем в светском государстве, эта история связана с традиционным укладом нашего мультинационального мира. В России много таких укладов, но, к сожалению, не принято говорить о проблемах внутри закрытых сообществ.
Во-вторых, эта история про детей, потому что насилие началось для них в детстве. У нас с правами детей трудности. На протяжении многих лет сестры Хачатурян подвергались ужасному насилию, и никто не вмешался, хотя знала опека, знала школа, знали соседи! Если бы мы узнали, что какого-то ценного для нас человека, например, певца, на протяжении 15 лет держат дома, избивают и насилуют, это был бы шок: как так можно. А то, что это происходило с тремя девочками, — все разводят руками. Это возмутительно, что жизнь разных людей оценивается по-разному!
В-третьих, эта история про патриархальную проблему в нашем мире, потому что есть еще мама девочек, которая была совершенно бесправна: вышла замуж в 17 лет, была мигранткой, и с того же возраста по сути была в рабстве — много лет Хачатурян не давал ей выходить из дома, избивал, и тоже все об этом знали, но ничего не происходило.
Те, кто пишут, что преступлением нельзя отвечать на преступление, мыслят из своей благополучной ситуации. Это тот случай, когда сытый голодного не разумеет, и здоровый не понимает ситуацию нездорового, дисфункционального. Когда всю жизнь подвергалась жестокому насилию, откуда возьмутся силы на то, чтобы организовать побег? Тем более, это был бандит-взяточник, который держал в повиновении всех окружающих, у него была власть их вернуть и проучить так, как он хотел. Он их наказывал, когда узнавал, что они общаются с родной матерью. Куда бы они, несовершеннолетние, сбежали? У нас даже пребывание в шелтерах [убежищах] несовершеннолетних считается незаконным!
Эта риторика, что закон един для всех, хорошая, но здесь девочки, по сути, все это время были заложницами тирана. Если не работает государство, не работает правосудие, а они в ситуации насилия, в том числе сексуального, они были вынуждены действовать таким путем. Старшие, как они объясняют, увидели кровь и подумали, что младшую отец опять подверг насилию, и бросились ее спасать. Я верю, что они были в аффекте.
Я думаю, пикеты начались, потому что сработал момент возмущения: дальше просто некуда! Для меня это дело не только про этих сестер. Мне бы хотелось, чтобы у нас был пересмотрен закон по самообороне, потому что огромное число женщин сидят в тюрьме за то, что в результате домашнего насилия как бы превысили пределы самообороны. Хотя мы понимаем, что женщина не может, как мужчина, дать кому-то в нос, чтобы все прекратилось: после этого насильник ее так изобьет, что она долго не сможет вставать. Пределы самообороны — очень нечеткая для обсуждения тема, потому что мы находимся в разных ситуациях. И мне бы хотелось, чтобы этот случай привел к принятию Стамбульской конвенции, потому что женщина в России не защищена от насилия. У меня есть надежда, что общество сделает выводы из этих случаев, поэтому я выходила и буду выходить на пикеты.
В прошлом году, когда девочек отпустили под домашний арест, была надежда, что в ситуации истязания детей все же разберутся, что будут расследовать, почему проверяющие органы не сработали. Но предъявляется обвинение в умышленном убийстве по сговору, и это вопиющее несоответствие нашим представлениям о справедливости. Женщины поколениями терпят домашнее насилие, но тут я надеюсь, что хватит сил не терпеть.
«Женщина попросила эти плакаты и встала сама»
Анна, редактор, Самара:
Меня возмущает то, что для людей в положении девочек, сестер Хачатурян, не было никакой возможности получить помощь, пока они были жертвами насилия со стороны отца. Их должно было защитить государство. Оно эту свою обязанность не выполнило, а теперь их за это наказывают.
Я не выхожу на пикеты часто, но считаю, что по такому делу важна реакция общественности. Я решила выйти, когда узнала, что их все-таки будут судить по самому тяжелому составу: не за самооборону или что-то еще, а за убийство по сговору группы лиц, и им грозит большой срок. По-моему, это несправедливо, это зверство.
Когда об этом случае стали писать в прессе, версия домашнего насилия выглядела достаточно правдоподобно, и меня это встревожило. Я и до этого случая встречалась с историями, когда жертвы изнасилования оказали сопротивление и получили большие сроки за это сопротивление. В России в принципе самооборона карается, и это проблема, о которой я знала и до случая сестер Хачатурян.
Их дело я считаю также самообороной, потому что они находились в зависимости от отца и никуда не могли сбежать, потому что две несовершеннолетние девушки были бы ему возвращены. Когда их мать писала обращения в полицию, их возвращали ему, а им никто помощи не оказал. Я не вижу в этой ситуации другой возможности спастись, если государство не делает ничего. Что еще остается людям, чтобы защитить себя?
Это лучше всего понимают женщины — что чувствуют жертвы домашнего насилия, насколько они беззащитны. У мужчин просто не хватает такого жизненного опыта: когда ты живешь вместе со своим насильником, тебе некуда от него уйти и ты не можешь получить никакой защиты от него. Женщинам это понятно.
На моем плакате было написано: «Требую принять закон о домашнем насилии». У нас его нет. Например, могло бы помочь введение охранных ордеров. Это необходимо, потому что у нас достаточно бедная страна, и женщине некуда идти в таких случаях. Законопроект этот существует, периодически направляется в Госдуму, его отфутболивают обратно. И то, что его примут, не очень похоже. Скорее, есть движение в противоположную сторону — та же декриминализация. Но и раньше помощи не получали: есть знакомые, которых постоянно бьют отцы или мужья. Вызывают полицию — она не приезжают.
Периодически я вижу истории, от которых волосы дыбом встают: Герман Стерлигов хвастался, что выдал свою дочь замуж насильно, только что отпустили с условным сроком Юрия Юдина, который издевался над малолетними детьми, пытал током, иголки втыкал… В случае с сестрами Хачатурян я могу допустить, чтобы их судили, но не по тому составу, который приведет к пятнадцати годам тюрьмы.
Пока мы стояли, люди останавливались, смотрели, читали. Подошли двое: мужчина и женщина. Мы рассказали им, почему стоим. Мужчина сказал: как же так, он [отец сестер] всего лишь их насиловал и бил, а не убивал! А женщина попросила эти плакаты и встала сама.
«Домашние тираны каждый день получают сигналы, что могут быть безнаказанны»
Я давно слежу за ситуацией с сестрами Хачатурян, и для меня это дело в первую очередь о том, что у нас нет закона о домашнем насилии. Множество женщин сидит в колониях, потому что самооборонялись от домашних тиранов, но следствие считает, что, поскольку это было систематически, они могли к этому подготовиться, это было спланировано, и место им в тюрьме, а не в реабилитационном центре.
Для меня было шоком, как на ситуацию с сестрами отреагировала армянская диаспора, и возникло такое чувство, что на стороне девочек никого нет, хотя они были всего лишь детьми, которые годами были в порочном круге насилия и ада. Кто-то за них должен вступиться! Если этого не делает общественная организация, пусть это сделаю я, другие феминистки. Кто-то должен быть на их стороне, потому что эта ситуация очень показательна в контексте того, как все плохо с законом о домашнем насилии, и к чему его отсутствие в итоге приводит.
Я выхожу на этот пикет, потому что я чувствую, что времена меняются, к сожалению, в худшую сторону. Уже просто невозможно отсиживаться по своим квартирами и думать: ну, что я решу, ничего не решу, справедливость не восстановишь. Так больше не работает. Пора как-то более вербально выражать недовольство.
Девочки совершили преступление, и этого никто не отрицает. Но принимая во внимание все то, что уже известно следствию про многолетнее и физическое, и психологическое, и сексуальное насилие, про невероятное количество унижений, которое испытывали сестры каждый божий день, их психическое состояние, — очевидно, что они заслуживают реабилитации, а не тюрьму строгого режима.
Я не вчера приехала в Россию и морально я готова к тому, что пикеты ничего не изменят и суд не примет во внимание все смягчающие обстоятельства. Но если их все же осудят по этой тяжкой статье, я буду крайне разочарована в судебной системе, хотя, казалось бы, дальше некуда, но я почувствую, как пробьется очередной уровень дна. Это будет финальный страшный аккорд: государству на проблему насилия все равно. Домашние тираны и так каждый день получают сигналы, что могут быть безнаказанны: важные чиновники, медиаперсоны транслируют ужасные сексистские мысли, оправдывая домашнее насилие. Мы постоянно слышим: нельзя выносить сор из избы, разберитесь между собой, вы же семья. Считается, что раз вы семья, любой ад за закрытыми дверьми — это норма.
«Cестры должны пройти лечение, а не садиться в тюрьму»
Андрей Ходырев, тьютор, Владивосток
На пикет мне предложила выйти супруга. Она рассказала историю сестер Хачатурян, и меня она очень задела. Эту ситуацию трудно воспринимать без сжатых зубов, она очень тяжелая. Я думаю, что сестры до сих пор не осознают, что с ними вообще произошло.
Я переживал погони с ножами от отца, когда мне было 12 лет. Мама подавала заявления в полицию, но органы их не рассматривали и отправляли разбираться внутри семьи. Я потом писал в дневниках, что мне хотелось решить те ситуации другим путем: хотелось отстоять себя. Но есть разные типы нервных систем: кто-то отвечает сразу на насилие, а кто-то тушуется и впадает в оцепенение.
Несмотря на то что многие мои знакомые также подвергались домашнему насилию, им сложно читать такие истории. Как-то это вытесняется, возможно. Но нужно понимать, что жертвы не просто так называются жертвами — они находились именно в этой позиции, и их поступок был следствием насилия. И до конца дела их [сестер Хачатурян] нужно именно так и воспринимать.
У меня есть опыт поездки в Америку по обмену опытом работы с людьми, пережившими семейное и сексуальное насилие. Как раз в тот момент в России декриминализировали домашнее насилие, и было очень обидно, как мало говорится о том, что чувствуют жертвы, и за равнодушие к ним. У нас никаких программ профилактики, никаких программ реабилитации. В Америке есть даже кейсы, когда родителей, которые проявили насилие по отношению к детям, отправляют на психологические программы, где учат работать с выгоранием, контролировать свое поведение. Они получают поддержку.
А здесь совершенно другая ситуация! Но даже некоторые адвокаты высказывают мысль, что, мол, человек убил человека, и это статья. Не учитываются все обстоятельства произошедшего. При квалификации дела не учитывалось, что происходило до убийства — и как люди к этому пришли. Моя позиция — сестры должны пройти лечение, а не садиться в тюрьму. Нужно понимать, что убийство в противоположную сторону могло произойти в любой момент их жизни.
Если обвинение устоит, для меня это будет провал, потому что это будет трансляцией государством сомнительных ценностей. Я понимаю, что как-то выжил в той ситуации в детстве, но мог и не выжить. Не успеть дверь закрыть или что-то еще. А сколько таких людей, которым непонятно, на кого уповать?! На соседей — не факт, что попадутся те, кто поддержат. На полицию — законом сказано, что это семейное дело, дадут штраф.
Пока я стоял с плакатом, люди в основном проходили мимо. Несколько человек (единицы) узнавали, о чем эта история, я им кинул ссылки. Но у нас в России есть боязнь выхода куда-то и проявления гражданской позиции. У меня тоже был страх, опасения, что найдут какую-то причину, чтобы обвинить меня в том, что я пропагандирую что-то. У нас все довольно грустно с культурой принятия иного мнения и культурой поддержки. Нам надо учиться говорить об опыте насилия экологичным образом.
«Кристально чистый страх»
Алена Агаджикова, журналистка, медиахудожница, активистка
Когда я узнала, что сестрам Хачатурян все-таки предъявили обвинение по очень тяжелой статье, убийство по сговору, и это какие-то сумасшедшие сроки, меня захлестнули эмоции и чувство несправедливости, что такого не должно происходить. Судьбы трех девушек будут разрушены, и это ужасно. Мне стало понятно, что я не могу просто сидеть, мне нужно было что-то сделать. Я сделала плакаты с надписями «Сестры Хачатурян — наши дети, у них больше никого нет. Пожалуйста, помогите» и «Где была полиция? Где была опека?», чтобы привлечь внимание к их истории.
Мне было важно донести, что это то дело, от которого нельзя отвернуться. Само по себе оно целиком связано с гендерным насилием. Это не просто жестокость, это систематические изнасилования, властный отец-тиран, диаспоровая история, история о привилегиях богатого и влиятельного человека: именно деньги и связи позволяли отцу сестер столь долго оставаться безнаказанным. И мать, и дочерей он избивал прилюдно, тому есть свидетельства. И это дело касается каждого и каждой, потому что у всех есть матери, сестры, подруги. Обществу нужно понимать, насколько беззащитными могут быть женщины в условиях существующего законодательства, когда полиция не приезжает, соседи не приходят на звонки. В этом деле есть вынужденный трагический ответ. От насилия пострадать могут все.
Я ходила по району Южное Бутово часа два. Просто стоять было не очень действенно. Сначала я предлагала людям сфотографироваться с плакатом, но практически все отказывались, после чего я стала предлагать помочь сфотографировать меня. Они начинали интересоваться надписями на плакате. Из сорока человек только шесть сказали, что знают о деле сестер Хачатурян. Я рассказывала, что они долгое время находились в рабстве у собственного отца: он их насиловал и бил, они его убили, и теперь их судят за умышленное убийство. И у женщин, и у мужчин менялось лицо, они говорили: «Какой кошмар!» и реагировали с ужасом, а на моменте про убийство — качали головой, но осуждения не было.
Одна девушка резко ответила: «Да, знаю» и «Не все так однозначно», одна женщина сказала: «Видела по телевизору, не хочу обсуждать», третья девушка ответила: «Не знаю, что вам ответить». Я думаю, что этому несколько причин. Во-первых, факт совершенного убийства — нам с детства говорят, что это тяжелый грех и серьезное преступление, и это действительно так, но это включает автоматизированное черно-белое мышление: в данном случае убийство было вынужденным. Об этом мало кто говорит, но каково это — убить человека, с которым жил всю жизнь? Это может свести с ума, это очень тяжело.
Во-вторых, это непонимание, как работает мышление человека, который постоянно подвергается угрозе убийства и насилию, находится в состоянии рабства. У него возникает туннельное мышление, Стокгольмский синдром, искаженное восприятие внешнего мира. Когда твоя жизнь постоянно зависит от прихоти другого человека… Здоровым людям кажется, что легко было убежать и не возвращаться, но никто не берет в расчет то, что там были угрозы пистолетом и расправой, множество связей у отца. Это абсолютно кристально чистый страх.
И в-третьих, это эскапизм и отрицание, которое дает осуждающим сестер иллюзию, что с ними этого не случится. Людям хочется верить, что все не так, как подают. Это как с внутренней мизогинией: когда мужчины жестоко шутят над женщинами, и те женщины, которые сидят рядом, смеются, — им кажется, что если они будут со всеми смеяться, то над ними не будут так шутить. Кто-то вообще предпочитает думать, что сестры якобы были развратницами, и для них не работают аргументы, что это не повод их насиловать и истязать.
Дело сестер абсолютно нетипичное и сложное. Они однозначно будут осуждены, другой вопрос, как. Есть факт совершенного убийства, есть чистосердечное признание, и ни одна страна не оправдает убийство, потому что жизнь неприкосновенна. Оправдание — совершенно сказочная история. Но самым лучшим вариантом был бы условный срок и психологическая реабилитация. Судебная система не должна быть механизированной и должна учитывать контекст. Смягчение должно быть максимальное.
Десятилетний Вова Кыштымов живет в Перми с родителями и старшей сестрой. В четыре года он выпал из окна второго этажа и получил тяжелейшую черепно-мозговую травму. Тогда врачи спасли мальчика, удалив поврежденные кости черепа и закрыв дефект металлической пластиной. Сейчас состояние Вовы быстро ухудшается: из-за отторжения пластины начался воспалительный процесс. Мальчику жизненно необходима срочная операция — хирурги удалят пластину, пораженные костные фрагменты и установят специальный биоимплант. Операцию проведут за счет бюджета, но имплант стоимостью без малого миллион рублей родители должны оплатить самостоятельно. В семье таких денег нет. Помогите спасти ребенка, примите участие в благотворительном проекте Русфонда и «Ленты.ру».
В тот день Евгения, мама мальчика, была на работе. Пока малыш смотрел мультики в комнате, папа отошел на кухню. Внезапно раздался звонок в дверь, на пороге стояли перепуганные соседи: «Ваш ребенок выпал из окна! Мы вызвали скорую!»
— Вова влез на подоконник, облокотился о противомоскитную сетку, она не выдержала, и сын упал вниз со второго этажа, — рассказывает мама. — Как нам объясняли в больнице, случай типичный, Дети не способны оценить надежность москитных сеток и по этой причине часто падают из окон. Весьма распространенная сезонная травма у детей.
В больнице Новоуральска, где тогда жила семья, сделали все, что могли: удалили осколки костей черепа и ввели ребенка в состояние искусственной комы.
— На следующий день сына должны были перевезти в Екатеринбург, в областную больницу. Долго ждали реанимобиль. Новоуральск — закрытый город, для въезда через КПП требуется пропуск, — продолжает Евгения. — Вову вывезли на каталке. На голове — повязка, бледный, глаза закрыты…
В екатеринбургской клинике ребенок провел две недели. У него была парализована левая часть тела.
— Мы страшно переживали. Муж винил себя, что недосмотрел. Сильный, мужественный человек, бывший десантник, он закрывался в ванной и плакал. Каждый день мы ездили в Екатеринбург за 80 километров, чтобы узнать, как наш ребенок. Когда Вову перевели в палату, я стала ухаживать за ним. По пять раз в день делала массаж, разрабатывала парализованные руку и ногу.
Вове сделали операцию: поврежденный участок черепа заменили аутотрансплантатом — фрагментами собственной кости мальчика, а дефект закрыли металлической пластиной.
Через полторы недели мальчика выписали домой. Ребенок заново учился ходить. Ему было трудно, он уставал, но терпел, а когда родители привезли его в больницу снимать швы, самостоятельно вошел в кабинет. Врачи ахнули: такого успеха они не ожидали. А Вова с гордостью заявил: «Я десантник, как папа!».
Мальчик стремительно восстанавливался, и год спустя врачи уже разрешили ему легкие физические нагрузки. Вова ходил в обычный детский сад. Потом родители переехали на заработки в Пермь, там Вова пошел в школу. Но из-за постоянных простуд ему приходилось часто пропускать занятия.
— А в феврале этого года сын пожаловался на сильную головную боль, — рассказывает Евгения. — Мы сразу побежали в поликлинику, врач осмотрел Вову и поставил предварительный диагноз «фолликулит». Но компьютерная томография показала, что все намного хуже: произошло отторжение пластины, которую сыну установили после травмы, и воспалительный процесс перешел на кость.
Пермские врачи направили мальчика в Екатеринбург, в ту же больницу, где его оперировали. Там Вове удалили часть пораженной кости.
— Первое время после операции было видно, как под тонкой кожей пульсирует мозг. Сейчас волосы отросли и закрыли уязвимое место. Он у нас теперь как хрустальный, — вздыхает Евгения. — Мне пришлось уволиться с работы, чтобы постоянно быть рядом с сыном. В последнее время Вова ослабел, быстро устает, ложится отдохнуть. При перепадах погоды у него сильно болит голова. Но он терпит, никогда не плачет. Сейчас врачи запретили сыну любые физические нагрузки. Вова знает, что ему нельзя ни бегать, ни прыгать, ни наклоняться, ни качаться на качелях. Иногда он забывается и несется по дорожке, а я бегу за ним с криком: «Вова, тебе нельзя!» Страшно, что он упадет и ударится беззащитной головой.
Врачи настаивают на срочной операции, потому что жить с незащищенным участком мозга смертельно опасно, но денег на дорогой имплант у родителей нет.
Заведующий отделением травматологии Детской городской клинической больницы №9 Араик Петросян (Екатеринбург): «Мальчику необходима реконструктивная операция на черепе в самое ближайшее время. Мы планируем удалить ранее наложенную пластину и пораженные участки кости ввиду их отторжения и начавшегося воспалительного процесса. В ходе операции также закроем дефект черепа и незащищенный участок твердой мозговой оболочки. Поскольку в данном случае не подходят жесткие пластины и импланты, так как жесткая фиксация на фоне растущего черепа может привести к вторичным деформациям костей свода, мы установим Вове имплант Custombone производства Finceramica из керамического биоматериала. Он обладает полной биологической совместимостью, его химический состав аналогичен минеральному компоненту человеческой кости и сводит риск заражения к минимуму».
Стоимость биоимпланта Custombone 954 800 рублей.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Вове Кыштымову, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда
Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 11,975 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 30 августа) собрано 1 040 996 904 рубля, помощь получили 1476 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО – исполнителей общественно полезных услуг, получил благодарность Президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность и президентский грант на развитие Национального регистра доноров костного мозга.
Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.