Более 4,5 миллиарда рублей — такова сумма, которую из фонда президентских грантов в ближайшее время получат более двух тысяч НКО. Кому они достанутся? На что уйдут? А главное, какой смысл в раздаче баснословных сумм? Пытаясь ответить на эти и другие вопросы, «Лента.ру» встретилась со всеми заинтересованными сторонами.

«Я в Петрозаводске сейчас, как раз беседую с детьми, которые участвовали в постройке шхуны и поедут в «Артек» достраивать ее в этом году», — отзывается на звонок корреспондента «Ленты.ру» Сергей Вьюгин.

Там, на петрозаводской верфи, работали над деревянным корпусом корабля, который вскоре позволит сотням ребят пройти морскую практику и понять, насколько им нужна и симпатична какая-нибудь морская профессия. Все серьезно: этим детям предстоит несколько дней, в течение которых они на этой шхуне выйдут в открытое море и станут настоящими матросами.

Разумеется, на постройку корабля нужны были деньги, которые проект Сергея Вьюгина выиграл на конкурсе президентских грантов. Откуда узнал об их существовании? «Элементарно, посмотрел в интернете», — отвечает он.

— Все так просто? — недоумеваю я…

По словам Ильи Чукалина, генерального директора Фонда президентских грантов, одна из задач его организации состоит в том, чтобы дать людям понять, что «есть два варианта: сидеть и ждать, пока местные власти что-то сделают, или просто сделать что-то самому и улучшить свою среду». Поэтому — да, все так просто. Нашел в интернете, подал заявку и, если эксперты сочтут проект достойным внимания, получил грант.

Все меняется

Впервые президентские гранты начали выдавать в 2006 году. Тогда распределением средств занимался не единый оператор, а всевозможные фонды, каждый из них курировал свое направление. Благодаря их существованию, многим хорошим общественно-полезным проектам был дан зеленый свет.

Были, конечно, и сложности, одна из них заключалась в том, что в основе каждого отдельного оператора лежала своя методология оценки заявки по собственной системе. Например, очень редко проекты можно было отнести исключительно к одному грантовому направлению, и потому НКО подавали заявки сразу в несколько операторов. Собственно, именно поэтому в 2017 году был создан Фонд президентских грантов — единый оператор, занимающийся распределением средств, а также оценкой и ведением проектов, получивших финансирование.

«Количество проектов по одному направлению теперь определяется их качеством, а не какой-то заранее закрепленной денежной квотой, — рассказывает Чукалин. — Плюс благодаря этому было проведено значительное усовершенствование условий конкурса, дебюрократизация — исключены требования огромного количества документов».

От мала до велика

Фонд ориентируется прежде всего на выдачу грантов не крупным НКО, а мелким низовым инициативам в регионах. Конечно, поддерживаются и крупные — например, самый большой грант во втором конкурсе 2018 года составил 111,9 миллиона рублей (его получил федеральный проект «Юрий Башмет — молодым дарованиям России»), — но приоритет предоставляется именно совсем небольшим, буквально уровня сел и поселков.

Собственно, так и должно было быть с самого начала, ведь вся система президентских грантов направлена на развитие гражданского общества, на поддержку инициативных и неравнодушных граждан. Вот проект со смешным названием «Спортивная камлейка — шаг в будущее» из Чукотского автономного округа, в рамках которого будет создана и оснащена специализированным оборудованием спортивная секция для детей с ограниченными возможностями. Вот активисты из Республики Алтай хотят создать ресурсный центр развития ремесел для поддержки самозанятости и возрождения традиционных ремесел. Существенная часть запрашиваемых сумм — менее полумиллиона рублей.

Есть проекты и покрупнее. «Вы о каком гранте говорите? У нас их три было», — переспрашивает преподаватель Лаборатории непрерывного математического образования (ЛНМО) Мария Чистякова. Действительно, благодаря президентским грантам фонд «Время науки», созданный выходцами из ЛНМО, смог более эффективно проводить конкурсы для юных дарований: турнир для юных математиков, олимпиаду «Математика нон-стоп», Балтийский научно-инженерный конкурс…

Все началось в 2004 году, когда был проведен первый конкурс. Вначале он был немногочисленным, а сейчас собирает около 500 юных исследователей, причем в финале обычно принимают участие ребята со всей страны. И, что интересно, до недавнего времени все эти мероприятия проводились на чистом энтузиазме — за счет волонтеров. Но, по мере того, как масштаб их рос, стало понятно, что организаторам либо придется вновь сокращать его, либо нанимать людей, работающих за зарплату. И для финансирования мероприятий был создан вышеупомянутый фонд «Время науки».

«Деятельность фонда позволяет детям из дальних регионов, поселков, деревень бесплатно принимать участие в научных соревнованиях и показывать свои проекты ученым, представителям бизнеса, — рассказывает Чистякова. — Таким образом, это достаточно серьезный социальный лифт, когда ребята показывают свои возможности в Петербурге, а потом их дипломы некоторые вузы принимают как дополнительные 10 баллов к ЕГЭ». Более того, этих молодых людей замечают крупные компании и приглашают работать к себе.

Все серьезно

Возникает логичный вопрос: каким образом проекты получают финансирование? И как Фонд президентских грантов оценивает заявки? Прежде всего они разбиваются по 13 грантовым направлениям, под каждое из них выбираются свои эксперты. Кандидатуры экспертов выдвигают члены экспертного совета.

Главный же орган, управляющим конкурсом, — координационный комитет. В него входят известные представители культуры, здравоохранения, образования, которых избирает объединенный экспертный совет, состоящий из 22 человек. Это люди, которые хорошо разбираются в темах, связанных с деятельностью НКО. «Там, например, есть представители частных фондов, у которых есть свои большие программы. Это президент фонда Потанина Лариса Зелькова, руководитель фонда Тимченко Мария Морозова — люди, у которых уже есть свои грантовые программы. Плюс, есть те, кто имеет опыт работы с проектами, например, ректор Шанинки Сергей Зуев», — поясняет Чукалин.

Члены экспертного совета, а также члены координационного комитета на основе своего опыта вносят кандидатуры экспертов. Они проходят первичную проверку на наличие у них необходимого опыта и компетенции для экспертизы, рассматриваются на объединенном экспертном совете и включаются в его состав. По словам Чукалина, сейчас в фонде насчитывается 785 экспертов из 66 регионов. Они специалисты в своих узких вопросах, и проекты распределяются им согласно тематике. При этом каждый проект прикрепляется к конкретному эксперту с помощью автоматической жеребьевки.

Но сперва первые эксперты, которым автоматически назначили экспертизу, делают свою работу, проводят оценку проекта, после чего их экспертизы сравниваются.

Если они сильно отличаются — есть большие расхождения в баллах (например, один говорит, что проект надо точно поддерживать, а второй — что точно не надо), то тогда назначаются повторные экспертизы, и потом, после них, по каждому из направлений проходит заседание экспертного совета, на котором присутствуют также члены координационного комитета объединенного экспертного совета. Там подобные коллизионные случаи (в которых имеется расхождение во мнениях экспертов или когда видно, что оценки либо слишком высокие или слишком низкие) и разбирают.

Залог успеха

Интересно, что уже в августе 2017 года «Новая газета» отмечала, что направления выдачи президентских грантов сильно изменились. Так, например, внезапно не получили грант байкеры «Ночные волки», проводившие байк-шоу, новогодние елки и прочие подобные инициативы.

Илья Чукалин поясняет, как это произошло: мол, раньше заявки байкеров рассматривались по другой методологии другими организациями, а теперь они не смогли перестроиться на новую. «Есть некие тренды, которые постоянно отлавливаешь, — вот эти не победили, вот эти победили… Часто в этом ищут какой-то символизм — мол, наверное, в каком-то кабинете специально люди сидели и думали, дать или не дать», — сетует он. В реальности же, по его словам, все не так: в конкурсе нет попытки дискриминации одних и предоставления преференций другим для удовлетворения некоего социального запроса. Все решения принимаются исключительно на основе экспертизы по 10 критериям, принцип которых полностью описан на сайте фонда.

Так что же, достаточно просто правильно заполнить заявку, и твоя организация получит грант? А если действительно знаешь и умеешь помогать людям, а заполнять документацию не умеешь — от ворот поворот? Конечно, нет. Эксперты вчитываются в саму суть работы. Их задача — понять, будут ли за заявкой реальные результаты. Если в проекте плохо описан календарный план, то эксперт говорит: они не понимают, что они будут делать, если они не могут об этом рассказать. Если команда, например, состоит из трех человек, а проект очень большой, и они уверяют, что всех остальных они найдут потом, то возникает вопрос, а когда они их найдут? Сколько потом потратят времени, чтобы найти этих людей? Эксперт оценивает реалистичность достижения результатов, социального эффекта, он смотрит на реальность.

Илья Чукалин приводит конкретные примеры:

«Парень — молодец, боевой, энергичный, из Татарстана. Инвалид первой группы, сам себя реабилитировал. Он подал заявку на грант до 500 тысяч рублей. Я вам скажу, что эта заявка была практически эталонная, в ней были и письма поддержки, и все подробно расписано — смог же написать! И это была его мечта — заняться реабилитацией по собственной методике, помогать другим. И у нас часто бывает — проекты, написанные с ошибками, но настоящие. Проекты не выигрывают тогда, когда они превращаются в чиновничий документ, и там все масло масляное: «в соответствии с такой-то концепцией что-то подтверждено, трижды переутверждено… Мы будем развивать патриотизм, потому что патриотизм — это очень важно, и это настолько важно, что мы будем его развивать». Вроде бы люди говорят какие-то слова, но смысла из них вычленить невозможно. Что вы конкретно будете делать? Сегодня, завтра, с кем хотите работать? Бывает, что проект — это просто вода и сплошные декларации. Но если за проектом стоят реальные дела, у него очень высокие шансы получить поддержку».

После гранта

Экспертизой и функцией выдачи денег деятельность организации не ограничивается. Чем мельче проект — тем менее опытные люди его ведут, и им нужна помощь в оформлении документов, дальнейших действиях, в ведении бухучета, в понимании законодательства… Кстати, а как оцениваются результаты работы проекта?

На бумажных отчетах о движении средств все может выглядеть красиво, но реального результата может и не быть. С другой стороны, многие активисты, действительно желающие помогать людям, не умеют работать с документацией и вовремя сдавать отчетность. Поэтому в фонде создано целое направление, отвечающее за мониторинг результатов проектов и оценку социального эффекта, — отличное от департамента финансового мониторинга, который следит за целевой тратой средств.

Впрочем, за движением денег следят пристально. У фонда есть система сплошного финансового мониторинга, чего не было ни у одного предыдущего грант-оператора. Как это работало раньше? Грант-оператору приходили бумажные отчеты за определенный период, и могла сложиться ситуация, когда денег уже нет, а претензии есть. Фонд президентских грантов, в свою очередь, каждый день видит все, что происходит на счетах его грантополучателей, ведь в нем внедрен сплошной мониторинг, система, позволяющая отслеживать любое движение по счетам в реальном времени.

Но самые главные в фонде люди — это все же кураторы проектов, следящие за тем, чтобы мероприятия грантополучателей претворялись в жизнь, и помогающие решать им решать проблемы. Например, они могут организовать информационную поддержку, помочь преодолеть административные барьеры, решить проблемы с местной властью. И если раньше в обязанности грант-оператора такая работа не входила, то сейчас система изменилась. Ведь теперь коэффициент полезного действия грантодателя — это не объем розданных средств, а количество состоявшихся проектов.

* * *

С момента создания Фонда президентских грантов прошло менее двух лет. На предложение подвести какие-то промежуточные итоги работы новой организации ее генеральный директор утверждает, что по имеющимся на данный момент показателям деятельность фонда оценивать нельзя. Тем не менее он не отказывает себе в удовольствии похвастаться: в конкурсах приняли участие 17 тысяч НКО, тогда как в предыдущие годы, когда не было единого оператора, — только 7 тысяч, было распределено почти 15 миллиардов рублей… Но все это цифры.

По словам Чукалина, судить о деятельности фонда можно будет, когда будут видны результаты работы проектов, производят ли они социальный эффект, меняющий жизнь даже в небольших целевых группах, создавая пускай и крохотные, но важные положительные изменения. А их не всегда можно представить в цифрах.

Cуд в отношении группы борцов с наркоторговцами (проект «Оккупай-наркофиляй») из молодежного националистического движения «Реструкт» должен был стать очередным «моноспектаклем» его лидера и самого известного в стране неонациста — Максима Марцинкевича по прозвищу Тесак. Остальные девять подсудимых воспринимались как статисты. Но судьба одной из них — миниатюрной интеллигентной девушки Лизы Симоновой — стала предметом жаркой общественной дискуссии. Многие искренне считают ее жертвой произвола, а не нацисткой и разбойницей. К судьбе девушки уже проявили интерес в Госдуме — там планируют написать запрос с просьбой проверить справедливость назначенного ей наказания — три года колонии. «Лента.ру» попробовала разобраться в истории Лизы.

«Бедная Лиза»

20 июля в ходе второго заседания появившегося в Госдуме совета блогеров один из его членов, Андрей Андреев, рассказал депутатам о деле Лизы Симоновой. В прошлом Андреев курировал проект «Оккупай-наркофиляй», участников которого осудили за разбой месяцем ранее, и считает, что от уголовного преследования его уберегло только членство в участковой избирательной комиссии.

«Любой здравомыслящий человек понимает, что 16-летняя девушка с таким ростом, телосложением, образованием и воспитанием, как у Лизы Симоновой, никак не могла напасть на двух 35-летних чеченцев и что-то у них отнять, — рассказал Андреев «Ленте.ру». — Депутаты, которым я об этом деле рассказал, со мной согласились. В особенности Андрей Свинцов от ЛДПР, который сказал, что невиновные люди не должны сидеть в тюрьме. И если мы не сможем повлиять на исход ее дела на уровне депутатского запроса, то он передаст информацию президенту».

Частное мнение в поддержку Лизы в соцсетях высказали многие, но ярче всех — зампред городской общественной наблюдательной комиссии Ева Меркачева. Для нее дело Симоновой — первый опыт в качестве общественного защитника в суде.

Пост Меркачевой вызвал негодование в среде правозащитников. Стася Денисова из Международной школы прав человека и гражданских действий сочла волну общественной поддержки Симоновой попыткой оправдать «ее членство в «Реструкте» и нацистские рейды».

Славянка

В основе хорошего или плохого мнения о Лизе — признание или непризнание ее неонацисткой, а не методы борьбы с наркоторговцами. «Вы бы видели, что про Лизу говорил прокурор — почтенный мужчина, которого следователи убедили в том, что Лиза — какое-то исчадие ада, некая бескомпромиссная неонацистка. Я давно знаю Лизу и могу сказать, что это совершенная неправда», — рассказала Меркачева изданию «Ридус».

Впрочем, много указывает на то, что Лиза Симонова — убежденная националистка. Так, на ее личной странице в Facebook первое, что она пишет о себе, — «славянка». «Ленте.ру» перед оглашением приговора она сказала о себе: «Я с детства была восприимчива к чистоте нации и справедливости во всем».

Кроме того, по словам ее знакомых, Симонова исповедует язычество, правда, не фанатично, а скорее в отвлеченно-философском плане.

Ее мама рассказала, что Лиза читала Ницше, но по душе ей больше пришелся «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына.

Среди друзей Лизы много националистов, не скрывает она и добрых отношений с самым медийным российским скинхедом Марцинкевичем. «С Максимом мы познакомились заочно в начале 2015-го где-то, путем переписок через ФСИН-письмо. С тех пор постоянно общаемся», — рассказывала Симонова.

Интересную оценку убеждениям девушки дала руководитель правозащитного центра «Русское общественное движение» (РОД) Наталья Холмогорова. «Политические взгляды подростка (а Лизе в период инкриминируемых ей деяний было 16 лет) просто в силу его возраста поверхностны и легко меняются, — написала она на своей странице в Facebook. — Сегодня он правый, завтра левый, послезавтра еще кто-нибудь. Осознанный политический выбор — удел более старшего возраста. И меня пугает, что на 16-летнюю девочку можно с такой легкостью наклеить ярлык и этим ярлыком оправдывать любую несправедливость и жестокость, какую только вздумается с ней сотворить».

Обвиняющие Лизу в нацизме, по словам Холмогоровой, не обращают внимания на то, что за этого человека сейчас вступаются дагестанцы, с которыми ее связывал зоозащитный проект.

«Маскируя истинные мотивы и корыстный умысел»

В свои 19 лет Лиза Симонова выглядит как подросток, но не как типичная спутница хулигана с фанатскими атрибутами одежды, грубыми манерами, жвачкой и «че, блин?» на устах. В коридоре Бабушкинского суда, в окружении друзей, она похожа на скромную студентку-первокурсницу из интеллигентной семьи: в очках, с прижатой руками к груди папкой, невинной детской улыбкой и тихим голосом.

По приговору Лизе дали меньше всех: три года лишения свободы (Марцинкевичу — 10 лет). И мало кто думал, что срок будет реальным, а не условным. Но вот Лизу окружил конвой, ее завели в маленькую «клетку», где девушка сняла серьги и через маленькое окошко передала их одному из стражей порядка.

Симонову признали виновной в двух разбойных нападениях, совершенных группой лиц по предварительному сговору.

Первое, согласно материалам дела, произошло в марте 2014 года. Точной даты установить не удалось: потерпевший не помнит. В полицию он не обращался, о случившемся рассказал разыскавшим его оперативникам многие месяцы спустя.

В изложенной мужчиной истории есть несколько интересных моментов. Во-первых, он все же признался, что работал наркокурьером. Во-вторых, Симонова с компанией избивали его впятером руками и ногами, в том числе по голове, но никакого вреда здоровью так и не причинили. В-третьих, после издевательского интервью на камеру у него забрали деньги и мобильный телефон (общий ущерб 11,5 тысяч рублей), но затем почему-то подвезли к метро на машине.

Второе нападение произошло в середине мая 2014 года. И здесь потерпевший тоже не помнит даты, когда на него под предлогом «контрольной закупки наркотиков» напала вооруженная группа разбойников. Он, как и первая жертва, с заявлением в полицию не обращался.

Нападение произошло средь бела дня в парке «Знаки Зодиака» у метро «Свиблово». Согласно обвинительному заключению, Симонова истязала потерпевшего электрошокером, затем записала видеоинтервью с признанием в торговле наркотиками.

В материалах дела не отмечено, кто именно вызвал сотрудников полиции, хотя «реструктовцы» в ходе своих рейдов всегда делали это сами, так как видели себя своеобразными дружинниками, помогающими правоохранительным органам. Зато в обвинительном заключении подчеркивается, что молодые борцы с наркоторговлей действовали, «маскируя истинные мотивы и корыстный умысел своих действий». В данном случае этот умысел был направлен на хищение 1900 рублей.

Симонова ни в каких преступлениях не признается. Ее друзья говорят, что как раз у Лизы был самый понятный мотив заниматься этой охотой: от передозировки скончался ее 23-летний двоюродный брат.

«Процесс проходил под давлением, — рассказала изданию «Ридус» Ева Меркачева. — Было очевидно, что те вопросы, которые задавал прокурор, никак не связаны с обвинительным заключением. Во время допроса потерпевших было сказано, что они дали показания только после того, как их нашли оперативники. А один из них даже благодарил Лизу Симонову за то, что после злополучного рейда он прекратил торговать наркотиками».

От наркоторговцев к живодерам

«Реструкт» прекратил существование на пике развития — летом 2014 года. Тогда в концертном зале «Измайлово» должен был состояться съезд участников движения, прибывших в Москву из других регионов и из-за границы, чтобы закрепить переход «Реструкта» из состояния «дружки Тесака» в разряд широкого общественно-политического явления.

Лиза, хоть и пришла в движение в том же 2014 году, занималась не только рейдами против наркоторговцев и тех, кто продает алкоголь несовершеннолетним, но и вела благотворительные проекты помощи детским домам: собирала вещи для воспитанников, устраивала для них развлекательные и спортивные мероприятия.

Но вся эта работа свернулась после того, как на съезд в «Измайлово» приехали омоновцы. Всех участников доставили в полицию, переписали, а затем, по словам источника «Ленты.ру», началась «адресная работа» с каждым.

Лиза Симонова переключилась на борьбу с живодерством в общественной организации «Зооправо» и погрузилась в это дело с головой. «Она помогала работать с пострадавшими, то есть с владельцами замученных и изувеченных по чьей-то злой воле животных. Объясняла, как и куда писать заявление, куда отвезти труп животного на экспертизу», — рассказала «Ленте.ру» руководитель этой организации Анастасия Федюнина.

Лиза также участвовала в организации законных зоозащитных митингов в Москве, организовывала сбор и доставку корма в приюты для безнадзорных животных.

В феврале 2017 года пошли новости о массовом уничтожении собак в Дагестане. «Со мной согласились поехать только две девушки, включая Лизу. Еще одна наша коллега работала из Москвы», — вспоминает Федюнина.

В республике после визита волонтеров появился приют и пункт стерилизации, в чем Лиза видела и свою заслугу. За время командировки она сдружилась с несколькими местными активистами и, уже вернувшись в Москву, помогала им со сбором дорогостоящих медикаментов для животных.

«Этим прекрасным девушкам удалось построить конструктивный диалог с властью и остановить бойню, — написала на своей странице в Facebook дагестанская зоозащитница Джама Джафарова. — У Лизы очень обострено чувство справедливости, нам нужна была помощь — и она приехала, такая маленькая и хрупкая, в незнакомую неспокойную республику».

По словам Джафаровой, за время пребывания Симоновой в Дагестане «ни в разговорах, ни в шутках, ни в поведении, ни в чем не было проявления нацизма и какого-либо пренебрежения». А еще Лиза собиралась приехать в Дагестан летом, чтобы отдохнуть на море. Но не сложилось.

«Учительница звала ее «мать Тереза»»

Лиза — средняя из трех дочерей в семье Елены и ее мужа. Об отношении главы семейства к «Реструкту» и обвинениям в адрес дочери ничего не известно. В СМИ сообщалось, что он полковник полиции. Однако мать Лизы опровергает эту информацию и утверждает, что он не является офицером. Она сама до последнего времени тоже не давала комментариев журналистам, но все же согласилась побеседовать с корреспондентом «Ленты.ру».

«В начальных классах учительница звала ее «мать Тереза», потому что она мирила ссорившихся детей», — рассказала Елена.

Лиза, по словам матери, отличницей в школе не была, но никогда не списывала, старалась до всего дойти своим умом. Дружила она со всеми, вне зависимости от национальности. «В классе был мальчик Магомед, с которым они вместе дурачились», — вспоминает мать.

В детстве Лиза мечтала стать педагогом, но потом решила учиться на юриста. Во время следствия и суда она продолжала учебу и успела сдать экзамены досрочно. Елена уверена, что ее дочь не могла участвовать в насильственных преступлениях, кого-то избивать. «Была ситуация, когда Лиза со старшей сестрой ехали на машине, их подрезали — две какие-то женщины, и одна схватила Лизу за волосы, стала ее бить. Получается, что дочери не удалось даже себя защитить, а тут нам рассказывают такое…»

Идею общественного движения против наркоторговцев, в котором участвовала Лиза, ее мама находит правильной. «Но методы мне не нравились. Надо все делать грамотно, совместно с правоохранительными органами. Я видела эти ролики и спрашивала: «Лиза, почему они в наручниках? Вы их бьете?» Она отвечала, что постоянно говорит ребятам, что не надо перегибать, и с определенными вещами не согласна. Но ее не слушали, а действовали так, как считали нужным».

Елена гордится своей дочерью и говорит, что даже «сотрудники компетентных органов» в беседах с ней признавались, что пошли бы с Лизой в разведку. «Потому что она ничего и ни о ком не рассказывает. Хотя были в движении те, кто сдавал соратников. Собственно, и дочь была сначала по делу свидетелем, а потом некоторые ребята стали про нее говорить на допросах, и статус поменялся».