Мир поразила эпидемия слабоумия. По новым данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), больше 47 миллионов жителей Земли больны деменцией, и ежегодно армия слабоумных пополняется на 10 миллионов человек. К 2050 году их количество утроится. Точной информации о количестве дементоров в России нет. Говорят об 1,3-1,8 миллионах человек, но эксперты считают такую статистику заниженной. На начальных стадиях деменция у нас практически не диагностируется, а странности поведения списывают на особенности характера. Врачи и родственники спохватываются, лишь когда болезнь превращает милого дедушку в монстра, свободного от этических норм. Почему так происходит, выясняла «Лента.ру».

Крыша едет

— Так нехорошо говорить, но мне кажется, что я начинаю ненавидеть свою мать, — плачет 40-летняя Ольга Ветрова из Иркутска. — Все началось примерно три года назад, когда матери исполнилось 70. Она тогда жила в отдельной квартире. Мы — в соседнем районе. Однажды нам позвонила соседка и сказала, что мама уже два дня стоит у открытого окошка и рыдает: «Помогите, люди, меня тут закрыли, еды не дают, пить хочется. Если не поможете, я прыгаю».

Ольга очень удивилась, потому что с родственниками мать вела себя совершенно нормально. Разве что по несколько раз могла повторить одно и то же. Но все считали это милой особенностью — все же возраст уже не юный. На всякий случай пошли в поликлинику. Участковый терапевт никаких отклонений не нашел. Но порекомендовал сделать МРТ головного мозга. В результате пациентке была поставлена начальная стадия болезни Альцгеймера. Дочь забрала мать к себе. Сейчас Ольга с мужем и 8-летним сыном ютятся в гостиной. А в спальне — бабушка.

— Бывает очень трудно, мне кажется, что у меня тоже начинает ехать крыша, — продолжает Ольга. — Болезнь прогрессирует. Мать вечно всем недовольна, стала агрессивной, по дому практически ничего не делает. Может включить плиту и подогревать на ней пластиковые тарелки. А еще она постоянно все портит. Недавно разорвала на лоскутки все постельное белье, которое нашла в шкафу. Из подъезда принесла стопку газет, забив ими унитаз. В туалет она почему-то ходит в банки. А потом либо выплескивает это на пол в комнате, либо выливает в окна. Запах соответствующий, хотя мы ежедневно все протираем с хлоркой.

По словам Ольги, приглашенный психиатр на все жалобы родных отвечает, что это «возрастные изменения, нужно терпеть». На просьбу родных назначить нейролептики для стабилизации состояния и снятия галлюцинаций, доктор прочитал нотацию: «То, что вы просите, — это безнравственный поступок. Вас в будущем ждет то же самое, поэтому найдите в себе совесть, смиритесь с болезнью и живите с ней до конца. И не мучайте бабушку».

Маразм как норма

Деменция — это приобретенное слабоумие. Человек постепенно теряет все свои навыки. Чаще всего болезнь развивается у пожилых. Среди лиц старше 65 лет от нее страдают не менее 5–10 процентов, после 85 лет — примерно каждый третий. У деменции множество видов. Однако больше половины приходится на болезнь Альцгеймера. В среднем после постановки диагноза больные живут 10-15 лет.

Хотя на Западе старческую деменцию уже считают эпидемией, в России до сих пор этому придают мало значения, говорит научный сотрудник Центра психического здоровья РАМН, президент НКО «Помощь пациентам с болезнью Альцгеймера и их семьям» Мария Гантман. Нет настороженности не только у родственников, но часто даже у врачей. Многие доктора — это касается и психиатров, и неврологов — убеждены, что «старческий маразм» лечить необязательно: это норма, и проблема рано или поздно решится естественным путем. Лекарств от деменции действительно пока не придумали. Однако поведение больных можно корректировать, не доводить их до крайней степени агрессии. К тому же, если поймать возрастные изменения в самом начале, с помощью специальных занятий можно попытаться затормозить деградацию. Однако большинство родственников обращается к врачам слишком поздно.

— Несколько лет назад по телевидению была социальная реклама, где говорилось, что если бабушка забывает поливать цветы, то срочно к доктору, — объясняет Гантман. — Вы не представляете сколько случаев, когда люди приходят на прием к врачу, слушают диагноз и удивляются: «А у нас это уже много лет продолжается. Мы-то думали, что бабушка просто вредная!»

Мария Гантман утверждает, что простейшему скринингу психического состояния можно научить практически всех. И прежде всего — врачей и социальных работников. Самый доступный тест: попросить нарисовать часы, показывающие определенное время. Здоровый легко справляется. Больной начинает «зеркалить» числа, на циферблате появляются 13, 14 часов и т.д.

Родной человек превращается в животное

Главное зло деменций — они губят не только больного, но и всю его семью. Родные сначала долго не могут осознать, что их любимые папа, мать превращаются в опасных монстров. Или впадают в детство, ничего не помнят и никого не узнают.

— Я уже десять лет ухаживаю за 80-летней мамой, — рассказывает Оксана из Москвы. — Все эти годы она живет с нами, в двухкомнатной квартире. У меня два разнополых ребенка подросткового возраста — 17 и 15 лет. Муж три года назад ушел, не выдержал. Мать, когда его видела, сразу злилась и начинала кричать, что он постоянно ее обворовывает: украл все сбережения со сберкнижки (хотя там ничего не было), продал ее швейную машинку (она сломалась от старости, и мать же сама ее выкинула). Причем кричит на него отборным матом, словно сапожник. В какой-то момент муж сломался. Это очень тяжело. Мы за это время в отпуск ни разу не съездили, потому что оставить ее не с кем.

По словам Оксаны, родственники тоже куда-то все исчезли и теперь лишь изредка звонят, спрашивают, не стало ли лучше. Сейчас мать Оксаны почти каждую ночь очень громко кричит. Лекарства не помогают. Соседи недовольны, стучат по батареям. Некоторые смотрят косо и не верят, что это такая болезнь. Сын и дочь, которых от безысходности и отсутствия достаточных средств на сиделку приходится привлекать к уходу, уже выговаривают, что их лишают детства.

— Меня больше всего угнетал недостаток информации, — признается Светлана Игнатьева из Екатеринбурга, ухаживавшая четыре года за отцом. — Врач просто сообщил: сенильная деменция. А что это такое, к чему нужно готовиться — никто не рассказал. Мы, конечно, поплакали. Ну, думаем, что же делать, такая судьба. Но ухаживать за дементором — не то же самое, что за обычным больным. Очень тяжело наблюдать, как родной человек постепенно превращается в животное. Отец, например, крушил мебель, регулярно мазал своими экскрементами стены, мог помыть руки в «несмытом» унитазе. Незнающие люди говорят, что старики с деменцией — как маленькие дети. Не верьте. Дети дарят надежду, радость, они учатся новому. А тут все с точностью до наоборот.

Больные практически забывают близких. Все этические ограничения у них рушатся. Очень часто фиксируется сексуальная озабоченность.

— Бабушка раздевается и требует мазать ей анус йодом, громко кричит и причитает, если отказываюсь, — рассказывает Анна из Москвы. — Пытается ущипнуть за лобок, а повернусь к ней спиной — пытается потрогать промежность. Пристает к правнукам. Может оголиться перед ними. Как их к ней пускать? Рассказывает всякие непристойности.

Государство практически никак не участвует в помощи таким семьям. Обычно родственникам дементного больного приходится нанимать сиделку. В больших городах — это 30-50 тысяч в месяц. Если лишних денег нет — приносит себя в жертву кто-то из близких.

Надо понимать, что такого больного ни в коем случае нельзя оставлять надолго одного, — рассказывает Ирина Семина из Санкт-Петербурга. — А это значит, что с работы кому-то нужно уходить. Правда, пенсионный фонд выплачивает компенсацию по уходу — 1200 рублей. Еще мы оформили отцу инвалидность. И теперь можем получать бесплатно два памперса в день. Но с памперсами постоянная проблема. «Казенных» часто нет в наличии. Приходится покупать на свои деньги, а компенсируют всего 40 процентов от стоимости.

Единственное подспорье для родственников — профильные сообщества в социальных сетях. Сейчас это почти единственное средство получения нужной информации, обмена опытом.

— Если бы я сразу нашла форум по деменции, где люди советуются друг с другом, многих ошибок бы удалось избежать, — продолжает Ирина. — Когда болезнь диагностирована, ставьте родственника на учет к психиатру, не бойтесь. Нужно помнить, что именно дементоры в начальной стадии становятся жертвами разных мошенников, предлагающих за миллионы купить чудесное лекарство или воспользоваться какой-то услугой. Не пытайтесь вести с дементром конструктивные беседы, в чем-то его убеждать. Это совершенно бесполезно. Если и бывают моменты просветления, то очень ненадолго.

Сон, иностранный и музыка

Пути спасения от деменции обсуждали ученые в рамках конференции «Общество для всех возрастов». «Лента.ру» записала некоторые тезисы докладчиков

Евгений Рогаев, руководитель лаборатории эволюционной геномики Института общей генетики им. Н.И. Вавилова РАН, профессор факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ:

Я не работаю непосредственно с пациентами. Я изучаю болезнь Альцгеймера на животных с использованием генетических методов. Но с уверенностью могу сказать, что в настоящее время распространенность болезни достигла такого уровня в человеческой популяции, что можно говорить об эпидемии. В 2012 году на встрече восьмерки развитых стран был поднят этот вопрос. И была поставлена задача до 2025 года найти какое-то лекарство. В настоящее время все существующие препараты выполняют лишь поддерживающую функцию. Эффективных средств лечения не найдено.

В какой-то степени это связано с тем, что в клинические испытания, как правило, рекрутируются люди, у которых нейродегенерация и деменция зашли слишком далеко, то есть у них этот процесс уже не остановить.

Главные факторы риска болезни Альцгеймера — генетика и старение. В ходе научных исследований были открыты четыре главных гена болезни, в частности гены с мутациями, вызывающими ранние формы деменции. Если проводить генетическую диагностику, то у носителей этих генов еще до клинических проявлений можно говорить о крайне высокой вероятности развития болезни.

Кроме генетических, в научной литературе обсуждается много других косвенных признаков риска развития Альцгеймера. Наиболее достоверны несколько факторов, не имеющих отношения к генетике. Это травмы головы, длительность потери сознания в процессе жизни, в том числе при анестезии, а также — депривация (недостаток) сна. Все это доказано на животных. Остальные данные пока не подтверждены.

Илья Плужников, старший научный сотрудник ФГБНУ «Научный центр психического здоровья», клинический психолог, нейропсихолог:

Много людей, у кого доказан высокий риск болезни Альцгеймера, — генетическая предрасположенность. Однако они не достигают глубокого когнитивного дефицита. Ученые начали их изучать и нашли много факторов, замедляющих процесс развития старческого слабоумия. Среди них есть и психологические. Есть и жесткие, на которые мы влиять не можем. Например, уровень интеллекта. А также гибкие: образ жизни, физическая активность, обогащенная среда, когнитивные нагрузки, индивидуальные увлечения и досуг, уровень образования.

Известно, что риск деменции уменьшается больше чем в два раза у лиц, которые окончили больше чем 8 классов. Люди, которые занимались интеллектуальным трудом на протяжении жизни, меньше страдают деменциями позднего возраста. Нужно постоянно поддерживать мозг в тонусе. Многие рекомендуют изучать иностранный язык или брать уроки игры на каком-то музыкальном инструменте.

Огромную роль играет развитая социальная сеть: знакомые, друзья; коллективные формы досуга; посещение родственников; волонтерство. Сам по себе экономический статус на развитие заболевания влияния не оказывает.

Играют роль и психотравмы, полученные на протяжении жизни. Люди, которые испытывали сильные потрясения и не изживали их, страдают чаще. Однако те, кто подвергался множеству министрессов, то есть те, у кого была активная психическая деятельность, болеют деменциями меньше. Физически активные люди также болеют меньше, поскольку лучше работает метаболизм. А значит, не формируются атеросклеротические бляшки.

В столичном районе Метрогородок открылась выставка «Москва мигрантская», посвященная быту гастарбайтеров из стран Средней Азии. Ее создатели — социологи Центра исследования миграции и этничности — в течение двух лет изучали, как живут мигранты и как интегрируются в российское общество. В России антииммигрантские настроения достаточно сильны: 78 процентов граждан выступают за ограничение притока иностранцев в страну. Еще 40 процентов поддерживают идею сегрегации приезжих из азиатских стран — образование зон компактного проживания. Адаптацией мигрантов озабочены на самом высоком уровне. В начале уходящей недели, 5 декабря, президент поручил правительству детально проработать этот вопрос и подготовить законопроект к сентябрю будущего года. Кто и зачем едет в Россию? Довольны ли они условиями своей жизни? Стоит ли их остерегаться? Об этом «Ленте.ру» рассказал директор центра Евгений Варшавер.

Как вы пришли к идее такой выставки?

Евгений Варшавер: Мы работаем в Академии народного хозяйства (РАНХиГС) и в течение четырех лет занимаемся изучением этой темы. Мы не чисто научная группа, у нас много направлений, в том числе публичная социология. Когда появилась возможность сделать выставку, мы решили, что это один из способов рассказать миру о том, как устроен быт и жизнь мигранта, найти способы мирного сосуществования разных народов в неспокойных районах.

Экспонаты, похоже, достали из старой кладовки. По какому принципу вы их отбирали?

Могу ответить на примере одного из ключевых экспонатов — старого советского велосипеда. Он характеризует социальную группу — иностранных мигрантов — которая сложилась в Москве в последние 20 лет. Велосипед здесь не случайно, россияне богатеют и выбрасывают старое. Что-то из этого подбирают дворники-мигранты. Они бы могли купить себе велосипед получше, у них есть деньги, но необходимости в этом не испытывают. Они здесь временно, а значит, вкладываться в такую покупку бессмысленно. Кроме того, дворнику нужно перемещаться по району быстро и без дополнительных затрат. В результате, на пересечении всего этого, и получилось, что такой велосипед становится атрибутом этой социальной группы, хотя важно отметить, что мигранты занимаются множеством других вещей, в том числе и высококвалифицированной работой.

Район, где проходит выставка, выбран с умыслом?

Конечно. Окраины востока Москвы — не самое благополучное место. В других странах это бы сильно сказалось на ценах недвижимости. Там бы селились люди с меньшим уровнем достатка и формировалось подобие гетто. У нас такого не происходит, потому что рынок жилья устроен иначе. Исходя из имиджа районов, мы решили начать исследование с наиболее показательного — с Капотни на востоке. А для контраста выбрали еще Кунцево — на западе. Мы изучали, какие люди живут в районе, как взаимодействуют, перемещаются. По результатам исследований мы создали карту, показывающую, какие связи есть в районе и как люди общаются между собой. Ну а по ходу набрался и материал для выставки.

Выглядит несколько хаотично.

Это рабочий инструмент. С его помощью мы выявляли коммуникативные проблемы: есть район, в нем живут люди, которые могли бы общаться, но не делают этого по каким-то причинам, чаще всего связанным с предубеждениями. Например, мы исследуем детскую площадку как зону, где проводят время мамы разных национальностей. Русская мама, приехавшая из другого региона страны, быстро вливается в сообщество. Мамы же все знают, все читают, очень плотно интегрированы в районную коммуникацию.

А вот домохозяйки-мигранты в значительной степени выключены из районной жизни. Они могли бы общаться с русскими домохозяйками, но между ними стена. И лучше всего это видно на детской площадке. Если поговорить с теми и другими, истории, которые они рассказывают друг про друга, довольно печальные. Больших ксенофобов, чем русские мамы, я в районе не встречал. Они рассказывают исследователям истории, что мигрантки науськивают детей не любить русских. Если в песочнице мигрантский ребенок ударит местного лопаткой по голове, то это он специально, потому что его дома учат не любить русских, уверены они.

Считаете, с подобными предубеждениями можно бороться?

Можно и нужно. Мы пробовали несколько практик, чтобы менять сложившиеся стереотипы. Одна из них — кулинарные мастер-классы, где русские и нерусские мамы готовят вместе с детьми блюда национальной кухни. Там они знакомились, устанавливали контакты. Но мы в первую очередь ученые, а не активисты. Наша задача — придумать метод и замерить его эффект, а не интегрировать мигрантов района Капотня. Наша цель — разработать инструмент, который позволил бы на районном уровне осуществлять интеграцию. Заниматься этим должны другие: общественные организации, например.

И каков эффект?

Мы снимали весь процесс на видео, а потом анализировали каждое взаимодействие между мигрантами и местными. Например, когда Дильдора просит Марину передать ей соль — это как раз такое взаимодействие. На четвертом мастер-классе таких взаимодействий стало больше в два раза.

Все-таки это разовая практика. Сами по себе женщины не соберутся на мастер-классы. Чего уж говорить про мужчин.

Для мужчин мы придумали другую практику — футбол. Приходили игроки, и мы распределяли их по этнически смешанным командам. То есть в одной команде играли русский, узбек, киргиз и азербайджанец. Важно здесь именно то, что люди разных национальностей были в одной команде. Потому что футбол — сублимация войны, и чтобы происходила интеграция, тебе нужно оказаться в одной команде с тем, кого считаешь «не своим». По итогам выяснилось, что на вопрос: «Чувствуете ли вы себя своим в этом районе?», чаще стали отвечать положительно. Кроме того, улучшилось отношение к категориям «москвич» и «русский» среди мигрантов-участников матча.

Многие предубеждения в отношении мигрантов основаны на том, что приезжие могут в какой-то момент сплотиться против местных. Люди придерживаются такой модели поведения — дружить против «чужих».

Наш мозг устроен так, что вне зависимости от наших желаний, он делит людей на «своих» и «чужих». Мы механически оцениваем человека на предмет его этнической принадлежности, равно как пола и возраста. Причем дифференцировать их мы не можем: отличить узбека от киргиза мало кто способен. Мигранты — не являются единой группой. А уж говорить о массовой ненависти, желании захватить Россию и даже желании переселиться — это трансляция мифов, не имеющих отношения к реальности. Типичный рабочий мигрант хочет заработать денег и построить дом у себя на родине.

Но у мигрантов тоже есть свои предубеждения в отношении местных.

Единственное типичное в отношении мигрантов к местным: мнение, что москвичи зазнаются и задирают нос. Тут есть некоторые обиды. Но совместный досуг работает на обе стороны: мигранты видят, что москвичи — нормальные люди и с ними можно вместе проводить время.

Один из факторов, мешающий местным и мигрантам нормально общаться, — языковой барьер. Улучшилась ли ситуация с введением обязательного теста по русскому языку?

Сертификат по русскому — это очень простой экзамен, его сдают 80-90 процентов мигрантов. Он никого не отсекает. Те, у кого нет нужного уровня владения языком, готовятся к тесту методом натаскивания. Их языковые навыки от этого, конечно, не особо улучшаются. Если человек работает нелегально — это связано не с тем, что он не может сдать экзамен. Экзамен — это дополнительный налог, повышающий стоимость въезда. Увы, это просто попытка снизить число мигрантов и еще один способ получить с них деньги.

У гастарбайтеров, приезжающих в Россию из Средней Азии, наверняка есть свои мечты и чаяния. Та жизнь, которую они здесь ведут, их устраивает?

Зачастую в момент, когда человек решает ехать сюда, его мотивация и цели полностью связаны со страной происхождения. Едет он, чтобы решить некоторые свои биографические задачи. Например, нужно жениться, а для этого надо заработать на калым. Более того, неплохо бы иметь дом, чтобы туда привести жену. Для этого в миграцию поедет либо он сам, либо его отец, либо вместе. Здесь они будут есть хлеб с бульоном, скапливая неплохие деньги. Бывает и так, что сперва посылают женщин. Невестка же, по сути, чужая в семье, поэтому ее отправляют в Россию как бы на разведку. Если все нормально, приезжает муж. Это не самый распространенный вариант, но случающийся.

А потом переезжает вся семья, рожают много детей, закрепляются.

Есть еще одна страшилка: что матка мигрантки — главное оружие захвата России. Также не имеет ничего общего с действительностью. Рождаемость снижается. А вот дети мигрантов, родившиеся уже в России, несут в себе колоссальный интеграционный потенциал. То есть способны стать частью нашего общества, а не противостоять ему. То же касается и совсем молодых людей.

Порой, приезжая в Москву, хороший мальчик из среднеазиатской республики, устраивается не на стройку, где мигранты живут в замкнутом сообществе, а скажем, в японский ресторан. Он перемещается по городу в свободном режиме, смотрит на посетителей и видит, что жить можно по-другому. После нескольких лет в Москве у него меняются установки: ему уже не хочется поскорее жениться и жить у себя в селе.