В пятницу, 19 января, в 9:00 по местному времени старшеклассник Антон напал с топором на учеников седьмого класса своей школы №5 в бурятском поселке Сосновый Бор. Подросток вошел на урок, бросил бутылку с зажигательной смесью, а затем начал бить топором учеников и учительницу, которая пыталась их защитить. После школьник попытался покончить с собой. В результате нападения ранения получили семь человек, все они доставлены в больницу. Двое пострадавших и сам Антон находятся в тяжелом состоянии. В отношении школьника возбудили дело по статье «Покушение на убийство». Это уже второй за неделю случай нападения на школу: в понедельник двое подростков с ножами устроили резню в Перми. Следственный комитет сообщил, что между двумя этими нападениями обнаружена связь через социальные сети, а Роскомнадзор объявил, что будет блокировать группы, призывающие к насилию. Однако знакомые Антона эту связь отрицают. «Лента.ру» поговорила с одним из его одноклассников о том, что могло стать причиной такой агрессии.

Имена несовершеннолетних изменены.

«Лента.ру»: Что вы слышали и видели во время атаки?

Иван: Мы сидели на уроке искусства. В 9:35 был сигнал об эвакуации. Но нас не эвакуировали: учитель у нас — завуч, она аргументировала это тем, что в случае реального происшествия ее бы оповестили первой. Прозвенел звонок с урока, мы с другом пошли на геометрию. На лестнице пахло дымом. Только мы поднялись на второй этаж, нас остановили два учителя и сказали немедленно всем уходить из школы. Паники и истерики в школе не было.

Почему он напал именно на седьмой класс? Были напряженные отношения с преподавательницей?

Учительница хорошая, добрая — всегда разрешала донести домашнее задание или какую-то работу. Относилась она к нему хорошо. Скорее всего, класс был выбран случайно, потому что он не знал ни одну из этих девочек.

Говорят, его пособниками были еще двое подростков.

Нет, топором он один размахивал. Саша, о котором говорили, был во время этого зверства на уроке. Они просто были лучшими друзьями. С Ильей, который тоже теперь в списке подозреваемых, они вообще не общались. У Антона вообще друзей было немного, всего три человека.

Он планировал это нападение? Говорят, он предупреждал, что «будет мясо»…

Такие слухи и правда были, но вряд ли их распространял он сам. Просто никто в них не верил. Но он действительно планировал атаку, как он сам в этом признался уже в больнице.

Где он спрятал оружие?

Топор свободно в портфеле пронести можно. Второй «коктейль Молотова» был спрятан на втором этаже, его нашли.

Он химией увлекался? Откуда он знал, как сделать смесь?

Это же несложно. Наливаешь в бутылку (…), добавляешь (…) — и готово. Самое простое оружие. Я просто играл в Fallout и запомнил ингредиенты. У нас в нее играют не все, но она довольно популярна.

А какие вообще у Антона были отношения в школе? Может быть, его травили?

Учителя не гнобили, одноклассники не травили, скорее он сам подшучивал над другими. Он всегда был в меру замкнутый, любил аморальные шутки, презирал женский пол, был расистом. Он этим выделялся. Часто шутил про бурятов, причем в их присутствии. Своего расизма не скрывал. Но физическую агрессию он проявлял редко.

Пишут, что он учился плохо и из-за двойки на такое пошел. Это возможно?

Нет, к оценкам он относился пофигистично. У него по русскому тройка вроде была в обоих четвертях, а по биологии и алгебре — по двойке в каждой четверти. Двоечник у нас один, практически круглый, а Антон вполне нормально учился.

У вас распространена субкультура АУЕ (молодежная субкультура, которая романтизирует уголовный мир)?

Да. Вся Восточная Сибирь этим славится. В школе тоже есть. Но она у нас сильно не проявляется, просто у некоторых бесхарактерных иногда отбирают деньги. Кадетский корпус у нас расформировали года три назад, но школа наша относительно хорошая. Бывает и хуже…

Он как-то бунтовал против правил? Или, может быть, его что-то связывало с колумбайнерами?

Нет, он вообще нейтрально относился к разным субкультурам и понятиям. На стрелки практически не ходил. Возможно, что-то делал со своими братьями.

Почему вы так думаете?

Потому что он своих братьев всегда недолюбливал. Они младшие — одному шесть, другому около четырех. От другого отца. Отчим его вроде бы служит, а мать работает на гражданке. И с мамой у него частенько бывали конфликты. Он постоянно оскорблял братьев, закрывал их в комнате и издевался. Мать на него из-за этого кричала.

Отчим не срывался на него?

Про это я не слышал.

Чем он увлекался в свободное время?

Смотрел телевизор, играл в компьютер — проводил время так же, как среднестатистический школьник. На учете вроде бы не состоял. Думаю, что можно было бы это зверство предотвратить, если бы администрация школы не так халатно относилась к безопасности учащихся и если бы психолог вовремя смог выявить психологические проблемы Антона. Я до сих пор не до конца отошел. Я просто не думал, что это может произойти у нас, в нашей школе.

О том, что за последние годы в России резко увеличилось количество секретных дел о госизменах, юристы говорят уже давно. Однако сейчас начинает формироваться новая тенденция — тайными делают не только уголовные процессы, но и административные. Официальная причина — чтобы не раскрывать личности полицейских, задействованных в этих делах. Ведь в свободное от «административок» время правоохранители борются с терроризмом и экстремизмом. Правозащитники говорят, что и сейчас можно посадить практически любого. Но при помощи тайных судов и отсутствии хотя бы публичности сделать это будет еще проще. Так ли это — разбиралась «Лента.ру».

В марте 2015 года в Санкт-Петербурге на Марсовом поле проходил согласованный властями митинг «Против политических репрессий». Со сцены выступила известная в городе политическая активистка, когда-то работавшая водителем троллейбуса Дина Гарина. В своей речи она прошлась по полицейским, фабрикующим уголовные дела. Особое внимание девушка уделила деятельности сотрудников отдела по противодействию экстремизму, известного как «Центр Э».

Назвала их неприятным словом «мудаки», а также «лоботрясами» и «бездельниками». Видеозапись мероприятия организаторы позже выложили в сеть. Сотрудники «Центра Э» обратились в Следственный комитет с рапортом о том, что в ролике усматривается «целевая установка на пропаганду ненавистного или враждебного действия» по отношению к сотрудникам полицейского управления.

Весной 2016 года было возбуждено уголовное дело по статье 282 УК (возбуждение ненависти либо вражды).

Следствие шло почти год. Адвокаты Гариной с помощью экспертов доказывали, что полицейских нельзя рассматривать как «социальную группу лиц». В результате в декабре 2017 года дело переквалифицировали с 282-й статьи на 319-ю — оскорбление сотрудников полиции при исполнении. Если первое обвинение предусматривало лишение свободы максимум на шесть лет, то второе — административный штраф или исправительные работы.

По «новому» делу уже состоялось не меньше четырех судебных слушаний. Адвокаты Гариной требовали вызвать для дачи показаний потерпевших — двух сотрудников «Центра Э», которые в 2015 году присутствовали на злополучном митинге. Выяснилось, что за три минувших года один из них уже ушел на пенсию и «затерялся». А второго удалось допросить только совсем недавно.

Правда, сама процедура его свидетельствования была несколько странной.

Гособвинитель ходатайствовал на суде о тайном допросе потерпевшего — без оглашения его персональных данных и в «условиях, исключающих визуальное наблюдение» за ним. В качестве обоснования — ссылка на Указ президента от 30 ноября 1995 года №1203, который приравнивает к гостайне все «сведения, раскрывающие принадлежность конкретных лиц к кадровому составу подразделений, непосредственно осуществляющих борьбу с терроризмом, организованной преступностью и коррупцией, специальным оперативным подразделениям».

Что интересно, личности полицейских были известны. Ранее их никто не засекречивал. И один из сотрудников, как он сам утверждал, неоднократно вел профилактические беседы с подсудимой Гариной.

— Я сначала гадал — каким образом это будет реализовано, — рассказывает адвокат Виталий Черкасов. — В мировом суде, где слушается дело, нет оборудования для телеконференций. А поступили просто. Полицейский пришел на заседание сам — все его видели. А затем его завели в небольшую комнатку, смежную с судебным залом. Дверь была открыта, а полицейский прятался за ней.

Адвокаты намерены обратиться в Европейский суд с жалобой на то, что засекречивание фигурирующих в деле полицейских — неправомерно и нарушает права обвиняемых.

— Во время суда очень важно чувствовать психологическое состояние допрашиваемых, — продолжает Черкасов. — Это имеет значение как для стороны обвинения, так и для стороны защиты. Очень часто, задавая вопрос свидетелям, потерпевшим можно наблюдать по их мимике, интонации — говорят они правду или нет, пользуются ли своей памятью или ориентируются на «шпаргалки» или кто-то им подсказывает правильные ответы. Неудивительно, если скоро гостайна может распространиться на простых участковых и пэпээсников, уличенных в превышении полномочий или пытках. Главное, правильно и в духе времени обосновать, что и они противостоят терроризму.

В закрытом режиме рассматривалось и административное дело против 54-летней жительницы Санкт-Петербурга Шахназ Шитик, участвовавшей 17 сентября в несогласованной акции против пенсионной реформы. Это мероприятие напоминало даже не митинг, а уличный спектакль, сценку.

В интернете до сих пор можно найти фотографию, где шестеро граждан, одетых в сиротские куртки с табличками на груди «До пенсии не дотянем!», волокли корзину с человеком в силиконовой маске президента. Композиция слизана с полотна художника Ильи Репина «Бурлаки на Волге». Все дело продолжалось от силы полчаса. «Бурлаки», старательно изображая на лице непосильные страдания и тяготы, проволокли несколько метров корзину с человеком и оперативно затерялись во дворах. Когда приехала полиция, ни актеров, ни реквизита на улице уже не было.

Однако видео и снимки с флешмоба получились забавными, в соцсетях активно их репостили. Вот только питерские чиновники политическую сатиру не поняли. Доморощенных актеров решили «найти и обезвредить».

Первым идентифицированным «бурлаком» стала 54-летняя Шахназ Шитик. Ее задержали через неделю после злополучного флешмоба. Причем именно на очередной акции против повышения пенсионного возраста. Когда к ней кинулись несколько полицейских в «скафандрах» и повалили ее на землю, она сначала даже не поняла, что происходит. Митинг ведь был согласованным.

— Шахназ была уверена, что это из-за того, что за минуту до нападения она сфотографировала телефоном молодого человека «в штатском». Ей показалось, что он координировал работу полиции на митинге, — объясняет правозащитник из «Руси сидящей» Динар Идрисов.— Когда она упала, какой-то полицейский наступил ей ногой на грудь. И еще кто-то распылил перцовый газовый баллончик. Возможно, это была не полиция, а кто-то из толпы.

Присутствующие начали интересоваться заварушкой и скандировать: «Позор». Заметив, что упавшая дама задыхается и вот-вот потеряет сознание, полицейские ретировались. «Скорая» повезла Шахназ Шитик в больницу. Ее сопровождал муж. К тому времени, когда машина «03» прибыла к приемному покою Мариинской больницы, вход там был практически окружен полицейскими. Рентген переломов не показал. Однако из-за сильных скачков давления Шахназ предложили госпитализироваться.

— Когда стало ясно, что Шитик остается в больнице, полиция предложила проехать в ближайшее отделение ее мужу Эдуарду, — продолжает Идрисов. — И как раз там ему предъявили постановление об участии в несогласованном шествии. Только тогда мы поняли, почему охотятся за Шахназ. Она ведь тоже была на том мероприятии.

Поскольку Шитик за этот год уже штрафовалась за участие в несанкционированных акциях протеста, суд в качестве наказания арестовал ее на 20 суток. Заседание проходило в секретном режиме. Судья аргументировала это тем, что в деле Шитик имелись «сведения о сотрудниках оперативных служб и в связи с особенностями осуществления розыскной деятельности».

— За мою шестилетнюю практику — это второй случай, когда административное дело засекречивают, — рассказывает Идрисов. — В 2013 году в питерском аэропорту «Пулково» были задержаны блогер Митя Алешковский и гей-активист Юрий Гавриков. Они вели видеосъемки возле бизнес-зала. И это совпало с приездом президентов Путина и Лукашенко. Дело рассматривалось в закрытом режиме, так как там были документы под грифом «секретно» — администрация Пулково так обосновывала арест.

По словам правозащитника, если в 2013 году «закрытие» суда было связано с формальностью — бумагами «для служебного пользования», то сейчас — с желанием избежать гласности.

— Мне кажется, что такая тактика секретных судебных заседаний скоро распространится по всей России, — делает вывод Идрисов. — Просто так очень удобно расправляться с несогласными и при этом лишний раз не будоражить общественное мнение. Недоступность судебной информации — это фактор, который способствует еще большему произволу.

Санкт-Петербургская «секретная» практика, кстати, уже начала активно шагать по стране. В сентябре Шалимский суд Чечни закрыл судебное заседание по делу главы грозненского «Мемориала» Оюба Титиева. Его обвиняют в хранении наркотиков в крупном размере. Сам он утверждает, что сверток ему подбросили полицейские при задержании. Прокурор потребовал сделать процесс закрытым, чтобы не разглашать данные об оперативниках. А также потому, что «в зале находятся средства массовой информации, которые преподносят информацию в искаженном виде».

В Екатеринбурге суд по делу Ирины Норман, задержанной за участие в сентябрьской несогласованной акции протеста, проходил за закрытыми дверями. Правозащитники утверждают, что судья свое решение публично не обосновала.

В конце сентября в Санкт-Петербурге судья Невского районного суда Наталья Гордеева распорядилась не пускать прессу на судебное заседание. Рассматривалось дело шестерых полицейских, которые обвиняются в грабеже, хранении наркотиков, подделке документов и пытках задержанных. Подсудимые ходатайствовали не допускать журналистов, так как те «перевернут все, что есть, будет недостоверная информация, и мы будем выглядеть в лице общественности как полные злодеи». Судья согласилась, что освещение заседания в СМИ может привести к нарушению прав подсудимых на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну. Правда, позже, когда в дело вмешалась глава объединенной пресс-службы судов Санкт-Петербурга Дарья Лебедева, это решение отменили.

Водка — один из главных русских напитков. Она веками обогащала правителей государства и помогала фундаментальному контролю за жителями страны, но также — давала простым людям храбрость, свободу и защиту, или по крайней мере их иллюзию. Так считает историк русской культуры, профессор Оксфордского университета и «Шанинки» Андрей Зорин. Теме водки как одного из главных мифов России была посвящена его лекция в Москве. «Лента.ру» записала главное из выступления историка.

Предупреждение:

Редакция «Ленты.ру» напоминает, что употребление алкоголя вредит вашему здоровью

Мужская доблесть

Андрей Зорин: Если мы говорим о символической емкости того или иного мифа, то символическая емкость водки будет абсолютной или близкой к абсолютной. Она способна выражать разные, подчас противоположные смыслы.

Вот четыре даты, которые важно иметь в голове: 1914 год — с началом Первой мировой войны царь Николай II ввел сухой закон, 1917 год — Российская империя прекратила свое существование; 1985 год, не прошло и 70 лет после этих печальных событий, — Михаил Сергеевич Горбачев объявил антиалкогольную кампанию, резко сократив доступность главного национального напитка, и через шесть лет Советского Союза не стало — в 1991 году прекратила свое существование советская империя.

Я бы хотел оговориться: я не провожу каузальной зависимости между двумя этими событиями, я не говорю, что последнее произошло, потому что случилось первое. Вполне возможно, и то, и другое было симптомами более глубинных изменений, и вообще были другие факторы. Но тем не менее эта закономерность, такое сопоставление, тоже заставляет задуматься о центральности водки в русской культуре.

Я отмечу одно немаловажное различие: последний русский император Николай Александрович ввел полный сухой закон и был расстрелян в подвале Ипатьевского дома, Михаил Сергеевич Горбачев только ограничил доступность водки и жив до сих пор — дай бог ему здоровья, и долгих лет жизни мы все ему желаем.

Важнейший мифологический концепт возникает с самого начала. Известная из Повести временных лет знаменитая фраза князя Владимира: «Руси есть веселие пити, не можем без этого быти». Она хорошо известна каждому. Когда князь Владимир хотел выбрать истинную веру, узнав от носителей ислама, что там есть запрет на употребление горячительных напитков, немедленно отверг предложение перевести Киевскую Русь в ислам, произнеся эту знаменитую фразу, вошедшую в ткань русской культуры.

Тем не менее никакие источники не свидетельствуют о том, что в домосковской Руси пьянство было распространено как-то больше, чем в других странах. Водка не столько породила мифологию, сколько вписалась в нее, легла на какие-то базовые русские мифы, вошла в резонанс с русским представлением о богатырстве.

Вот рассуждение Александра Радищева о русской душе: «Посмотри на русского человека: найдешь его задумчива. Если захочет разогнать скуку или, как то он сам называет, если захочет повеселиться, то идет в кабак. В веселии своем порывист, отважен, сварлив. Если что-либо случится не по нем, то скоро начинает спор или битву. Бурлак, идущий в кабак, повеся голову, и возвращающийся обагренный кровию от оплеух, многое может решить доселе гадательное в истории российской».

В этом образе царева кабака, бурлака, идущего туда, и возвращающегося избитым, Радищев видел такую же тайну русской души, какая заключена в народных песнях, на основе которых он предлагал устраивать бразды народного правления.

Какие в этой связи базовые мифологемы вбирает в себя представление о водке. Прежде всего, я уже говорил о связи водки, пьянства с идеей разгула и удали. И водка в русской культуре имеет отчетливо гендерную окраску. Она прежде всего связана с мужской доблестью, пьянство — это мужская доблесть. И хотя в исторической реальности женщины тоже пили, это многократно фиксируется в источниках, тем не менее мифология упорно воспринимает это как мужскую добродетель: все эти прекрасные слова «пить», «выпить», «перепить» и все прочее.

Уже в советское время возникает такая пара понятий: пьянство и алкоголизм. Но они оказываются важным и существенным образом разделены в национальном сознании. Оно и понятно, потому что пьянство связано с властью, разгулом и способностью чувствовать себя сильным и свободным, в то время как алкоголизм — это зависимость, это подчинение, рабство, и по этой причине добродетелью считаться не может. Но, что важно, образ, способность употребления — много выпить, перепить, простоять и так далее — она характерна.

Водка — это один из центральных мифов классических анекдотов. Например, в 1970-е годы Василий Иванович (Чапаев) и Петька стали героями тысяч анекдотов. Один из них демонстрирует символическую картину ценности водки: «Петька спрашивает Василия Ивановича, сможет ли тот выпить ведро водки. Глубоко задумавшись, Чапаев говорит: «Могу, но трудно это». Глубоко ошеломленный этим размахом Петька спрашивает: «А два сможешь?» Тот отвечает, что не сможет. Петька продолжает: «А если партия прикажет?» Чапаев: «Если партия прикажет, то смогу». Петька: «Здорово! А три сможешь?» Чапаев: «Нет, три не смогу». Петька: «А если партия скажет?» Чапаев: «Нет, Петька, три не выпью, даже если партия прикажет. И никто не сможет. Три ведра водки, Петька, только Ленин выпить может»».

Это понятно: чем важнее символический статус человека, тем больше водки он в состоянии употребить. И иерархический статус в значительной степени доказывается объемом водки, который его носитель в состоянии выпить.

Форма фундаментального политического контроля

О происхождении водки ведутся дискуссии. Этот вопрос обсуждался в ООН. В числе документов русского приоритета на водку была представлена книга историка Вильяма Похлебкина «История водки», которая написана была совсем не для ООН. Доказать здесь ничего невозможно. Водка, очевидным образом, польский напиток. Даже лингвистическая форма указывает на его польское происхождение. Она была создана в Польше, импортирована в Россию, очевидно, в конце XVI — начале XVII веков в годы польского влияния. И здесь источники, которые у нас есть, свидетельствуют, что в этот период водка отмечается как новый продукт, появившийся сначала при царском дворе, а потом получивший разнообразнейшее распространение.

Оказавшись на русской почве, она начинает стремительно распространяться в народе. На продажи ее устанавливается государственная монополия. И возникает институт царева кабака — один из самых главных институтов русской жизни. Доходы с кабаков в процентном отношении были огромны, особенно в военное время. Это был важнейший источник государевых доходов.

Характерным образом люди, которые ведали кабаками, назывались целовальники — потому что целовали крест. Приносили присягу царю только представители высших сословий, но содержатели кабака тоже присягали на верность, что они не будут утаивать доходов. Это были колоссальные суммы, общественный статус человека сразу существенно поднимался.

В XVIII веке, уже при Петре I, на количество кубов водки, которое разрешалось произвести тому или иному дворянину (монополия на производство водки продавалась через государственную систему, только дворяне имели на это право), влияло положение в табели о рангах. Чем ты выше в табели о рангах, тем больше ты можешь произвести водки. Если ты действительный тайный советник, то, соответственно, водки можешь производить практически сколько хочешь. Это все и для домашнего потребления, и, естественно, на продажу.

Право водкой торговать принадлежало откупщикам, поскольку собрать налоги государство было не в состоянии, оно отдавало продажу водки на откуп. И разница между вносимой им суммой, и выручкой от продажи составляла его доход. Это исторический бэкграунд, который говорит о значимости водки как элемента государственной политики.

Однако, помимо этого, водка была не только способом извлечения из населения доходов, но и формой политического контроля. Во всех царевых кабаках были доносчики. Но и при выпивании в домашних условиях первый тост был всегда за царей. Непроизнесение тоста за царей было государственным преступлением, за которое можно было поплатиться. Отменена была эта ситуация только при Екатерине II, что в своей оде «Фелица» отмечает Гавриил Державин: «Казни не боясь, в обедах за здравие царей не пить».

По легенде, Екатерина II также сказала, что «пьяным народом легче управлять». Это трудно проверить, потому что в ее записках этих слов нет, но якобы она это говорила. При этом водка, конечно, была формой фундаментального политического контроля.

Иммунитет от реальности

Те или иные культуры сгруппированы вокруг тех или иных наркосодержащих препаратов и ритуалов. В этом смысле водочная, пивная и винная культура существенным образом отличаются. Скажем, пиво чрезвычайно трудоемко в производстве, требует труда очень многих людей в процессе изготовления. И до эпохи рефрежерирования оно практически не хранилось. То есть его надо было очень большими усилиями приготовить и потребить немедленно. Соответственно, это был такой идеальный напиток для городских демократий.

Водка устроена по-другому. Она, как хорошо известно каждому, не протухнет, идеально хранится, очень легко меряется и обладает контролируемым стандартом качества. Если пиво всегда разное, то подлинность водки всегда можно контролировать. Это хороший напиток для централизованной власти.

И несмотря на эту институционализацию водки как средства выкачивания денег из населения и политического контроля, сами пьющие, несомненно, воспринимают алкоголь как форму освобождения. Выпив, человек уходит от действительности — знаменитая формула: «залить горе», дающая иммунитет от реальности, в которой тебе тяжело и неприятно находиться. И несомненно, в тех экономических условиях, которые мы обсуждали, это была фундаментальная форма экономического и социального поведения.

Известная застольная песня: «Если пить, дом не купить / И не пить, дом не купить / Так лучше пить, дом не купить / Чем не пить, дом не купить / Мы теперь не будем пить / Будем денежки копить / Как накопим рублей пять / Выпьем водочки опять / А потом не будем пить…» Понятно, что здесь нет ни малейшей доли какой-то иррациональности, нелепости и так далее. Это очень рациональная, экономически продуманная логика поведения в определенных экономических условиях. Действительно, лучше пить и дом не купить, чем не пить — все равно никогда его не купишь. Можно делать какие-то сбережения, вплоть до пяти рублей, но потом ты знаешь, куда их потратить.

Кроме того, опять-таки, при всей иерархизированности водка снимает социальные ограничения, перед стаканом все равны. Чрезвычайно иерархизированная общественная система меняется, и социальная ущербность человека оказывается снятой. Выпив, он оказывается в состоянии, равном практически любому. И кроме того, важным элементом всего этого является некая обстановка открытости, интимности, доверия, способности пойти на риск. Люди роднятся друг с другом. Это особая форма интимности, самоотчужденности.

Фраза из классической книги Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки» — вероятно, главной книги русской литературы XX века (может быть с ней может поспорить за это звание только «Архипелаг ГУЛАГ»): «Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел. Сколько раз уже (тысячу раз), напившись, или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец и как попало — и ни разу не видел Кремля». Кремль — это понятным образом символ государственной власти, и стихия алкоголя удерживает человека, не дает ему с ним соприкоснуться.

Она сама ведет его на этом пути, спасая от контактов с властью: «А потом я пошел в центр, потому что это у меня всегда так: когда я ищу Кремль, я неизменно попадаю на Курский вокзал. Мне ведь, собственно, и надо было идти на Курский вокзал, а не в центр, а я все-таки пошел в центр, чтобы на Кремль хоть раз посмотреть: все равно ведь, думаю, никакого Кремля я не увижу, а попаду прямо на Курский вокзал».

Но естественным образом в конце это освобождение оказывается обманом. Сила божественного напитка становится предательской. Хотя тут можно поспорить: если бы Веничка не употреблял портвейна, может, все еще бы обошлось. Но так или иначе он пропускает нужную ему станцию, возвращается в Москву и оказывается убит прямо под стенами Кремля. Освобождение, выбрасывающее в астрал, в вечный рай Петушков, где никогда не отцветает жасмин, в конце концов, заканчивается падением обратно.

Шведский посол Петр Петрей сказал: «Если человек пьет меньше, чем русским бы хотелось, они таким человеком очень недовольны. Но если вы в состоянии выпить все, что они нальют, русские к вам будут относиться как к лучшему другу». Водка — это способ вхождения в круг, это экзамен, это возможность показаться своим в коллективе.

Что чрезвычайно существенно: когда ты начинаешь пить — ты вступаешь в бой, ты выходишь на сражение. Это очень специфическое сражение, в котором у тебя нет никаких шансов. Ты обречен на поражение, потому что нет такого человека, сколь бы велика и абсолютна не была его мощь, который способен выпить весь алкоголь. Всякий выходящий на этот бой в конечном итоге был побежден. И ты точно знаешь, что будешь сражен. Но чем ты дольше простоял в этом неравном бою, тем должность и высота твои сильнее, и соответственно, тем большего уважения ты заслуживаешь.

И в конце концов понятно, почему для женщин пить позволительно, а напиваться до такого состояния непозволительно. Ее доля в гендерном распределении — это выносить «павшего» бойца с поля боя. Она уносит, спасает, вытаскивает потерпевшего поражение мужа, друга. При этом она может выпить, но должна стоять на ногах, потому что иначе ничего не получится.

Далее я говорю о значении чуда, о фатализме. Все знают прекрасный рождественский фильм «Ирония судьбы, или С легким паром». Что нужно человеку, чтобы обрести счастье? Он должен набраться до невменяемого состояния: стихия алкоголя вытаскивает к абсолютному счастью. Это русское представление о чуде. Именно сохранивший его фильм неслучайно оказывается столь популярным на протяжении уже многих десятилетий.

«Рыковка», «Столичная», «андроповка»

Вернемся к исторической части. Польский посланник Адам Олеарий (который, заметим, прибыл на Русь с родины водки) еще в середине XVII века пишет: «Порок пьянства так распространен у этого народа во всех сословиях, как у духовных, так и у светских лиц, у высоких и низких, мужчин и женщин, молодых и старых, что если на улицах видишь лежащих там и валяющихся в грязи пьяных, то не обращаешь внимания: до того все это обыденно». Это значит, что водка существенна не в социальных материях. Духовные и светские, высокие и низкие лежат на земле, и, в общем, женщины тоже пьют, хотя в мифологию это совершенно не входит.

Это представляет собой фундаментальную проблему для государства: с одной стороны, водка ему жизненно нужна с точки зрения государственной политики, а с другой стороны, в XVII веке в кабаках, как известно, пропивали все, вплоть до порток. И соответственно, обратное движение все-таки происходило. В 1652 году, незадолго до церковных реформ, Собор принимает решение бороться против пьянства. Во второй половине XIX века массовое проявление получает борьба за трезвость и возникает огромное количество религиозных сект, где пьянство категорическим образом запрещено. И в 1914 году окончательно принимается сухой закон, хотя здесь империя выдержит недолго. Нет ясной государственной политики. С одной стороны, надо все время бороться с последствиями тотального пьянства, с другой стороны — без него государственная система существовать не может.

Первая советская водка получает название «Рыковка» — по имени первого председателя Совнаркома [Алексея Рыкова], который воспринимался как глава государства. Все еще плохо разбирались, что верховная власть переместилась в другую институцию. Государственная монополия действовала в полном объеме, даже во времена нэпа. И, кстати, названия советской водки — «Московская» и «Столичная» — некоторым образом показывают государственный характер этой водки, ее близость к институту власти. «Столичная» была чуть более дорогая, и чуть более дешевая «Московская».

Стабильность цен на водку была одной из составляющих системы. По словам Александра Галича, «Пол-литра — всегда пол-литра, и стоит всегда трояк». Трояк необыкновенно комфортен, потому что можно скинуться по рублю. Это правильное соотношение, бутылка выпивается на троих. И каждый вносит свой честно заработанный рубль в этот важный процесс создания коллектива.

Повышение цен на водку воспринимается как подрыв государственных устоев. Вот известная частушка 1980-х годов: «Скоро будет восемь — / Все равно мы пить не бросим. /Передайте Ильичу — / Нам и десять по плечу. / Ну, а если станет больше — / Мы устроим то, что в Польше». Ильич — имеется в виду Брежнев, а в Польше тогда возник профсоюз «Солидарность», впоследствии разваливший коммунистический режим.

Для высшей партийной номенклатуры пьянство на дачах было совершенно обязательным. Не пивший человек был подозрительным. Его лояльность партии и правительству можно было поставить под сомнение. То есть в форме сильного употребления водки можно было выразить свою поддержку советской системе.

В диссидентской и оппозиционной среде пили не меньше. Пили на кухнях. И это пьянство выражало свою ненависть к советской системе с таким же выдающимся успехом. Всякий пьющий человек, выпивая на кухне с друзьями из доверительного сообщества, чувствовал, что тем самым он выражает свою ненависть, свой протест против советской репрессивной машины.

И наконец, вся наша огромная страна, все рабочие и трудовое крестьянство, пили на производстве, до и после, конечно, блестяще выражая тем самым свое глубочайшее равнодушие к советской системе и партийному руководству.

То есть напиток тот же самый, ритуал почти тот же самый — закуски там могут быть разные и так далее — но, в принципе, идеологическое наполнение прямо противоположное, потому что сам институт позволял разные искания.

После смерти Брежнева Леонида Ильича, в 1982 году, одной из первых мер наведения порядка было появление новой водки по 4,12 рубля, которую в народе немедленно прозвали «андроповка» в честь нового генерального секретаря ЦК КПСС.

В 1985 году началась антиалкогольная кампания, борьба с пьянством и алкоголизмом. Она продолжалась три года и нанесла гигантский ущерб бюджету, который был полностью разрушен. Были и другие меры, наносившие ущерб бюджету, но это была одна из важных форм «полуразрушения» государственного бюджета.

Отменена антиалкогольная кампания была в 1988 году. Глава правительства Николай Рыжков тогда в интервью газете «Московские новости» сказал: «Больно и страшно на это смотреть. Разве мы правительство, которое воюет со своим народом? Конечно, нет». Потребовалось три года руководству Коммунистической партии Советского Союза, чтобы осознать, что они не являются правительством, воюющим с народом. Соответствующие решения были отменены, но было уже поздно, остановить процесс было совершенно нельзя.

Колоссального масштаба сдвиг

Одним из важнейших решений в волне реформ 1991-1992 годов была отмена водочной монополии. Впервые в истории России водку было разрешено производить и продавать частным лицам. Появилось огромное количество разных брендов водки. В частности, этим очень отчетливо фиксировалась региональная структура нашей страны. Водка отражала ту, новую, политику, почти в каждом регионе была водка своя, со своим региональным названием. Это был колоссального масштаба социо-политико-культурный сдвиг.

Здесь открывается еще один интересный сюжет. В середине 1990-х годов Россия яростно вписывалась в международное сообщество, и в стране проводились общеевропейские социологические исследования, в ходе которых респондентам в разных странах предлагалось приписать какие-то характеристики своему народу и остальным. Давался набор народов и набор характеристик. Оказалось, что в самоописании русских людей с гигантским отрывом фигурируют два свойства: русские люди простые и открытые. Мы простые и открытые.

Параллельно с этим проводились другие исследования. Одно из них — по заказу пивной компании, где выясняли, кто что пьет и что кому нравится. Обнаружилось, что на тот момент только в одной социально-возрастной категории ситуация вдруг почему-то резко изменилась. Это были молодые люди младше 25 лет, и только из городской образованной академической среды. Эта закономерность не работала ни среди людей старшего возраста, ни среди молодых рабочих, в деревнях, маленьких городах и так далее. Только культурные жители больших городов, которые стали резко предпочитать водке пиво.

Социологи все время задавали им вопрос: а чего водка не нравится? И получали довольно относительные ответы: выпьешь, а потом не соображаешь, что делаешь, не контролируешь себя, начинаешь что-то там говорить и так далее. Все-таки главное свойство этого напитка — это то, что он сам себе простой, прозрачный, незамысловатый, он открывает. И какой-то категории людей перестало хотеться быть простыми и открытыми. Их почему-то это самоопределение перестало устраивать, что, вероятно, указывает на чрезвычайно сильные и глубокие культурные изменения.