Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
В среду, 5 апреля, президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев провел первые в новой должности переговоры в Кремле. Результаты он назвал беспрецедентными. Президент России Владимир Путин этот настрой вполне разделял. Сумма портфеля совместных проектов превысила 15 миллиардов долларов. При этом республика по-прежнему не участвует ни в каких инициируемых Россией альянсах, но играет важную роль для российской политики в Центральной Азии. О том, как прошли российско-узбекские переговоры и почему во время подписания документов хохотали обе делегации, — в материале «Ленты.ру».
Прошагав навстречу друг другу по красной ковровой дорожке, президенты встали плечом к плечу, чтобы выслушать гимны двух стран. Мирзиёев, как и вся узбекская делегация, при этом прижимал ладонь к сердцу. Затем Путин провел его вдоль шеренги российских министров, каждый из которых протягивал гостю руку.
Необычайно пышный церемониал объяснялся тем, что президент Узбекистана прибыл в Россию с государственным визитом — это высшая категория официальных поездок представителей зарубежных стран. В большинстве случаев госвизит президента наносится только один раз за время его пребывания в должности.
«Конечно, здесь много формальных, чисто протокольных вещей. Но и наши коллеги очень активно поработали, подготовили целый пакет документов», — объяснил почти восточное гостеприимство Путин, подчеркнув, что дело «даже не в бумагах, а в содержании».
Российский лидер также отметил, что за недолгое пребывание Мирзиёева в должности президента уже наблюдается развитие торговых связей. «По некоторым позиция растет просто удивительным образом», — заметил Путин.
Его собеседник широко улыбнулся. «260 процентов [увеличения] даже есть!» — сказал он, слегка покачивая головой в знак восхищения.
Но начал Мирзиёев с соболезнований, назвав взрыв, прогремевший в петербургском метро, «болью для нас всех». Отдельно благодарил за то, что в одном из московских скверов появился памятник узбекскому лидеру Исламу Каримову. «Хорошее место», — одобрил гость. И уделил особое внимание безопасности в центрально-азиатском регионе. Мирзиёев пообещал «всячески помогать и поддерживать все, что Россия сегодня продвигает по Афганистану». Военного решения этой проблемы нет, нужен переговорный процесс, подчеркнул президент Узбекистана.
Мирзиёев стал исполняющим обязанности главы государства, а затем был избран президентом Узбекистана после того, как 2 сентября 2016 года от инсульта в возрасте 78 лет скончался предыдущий лидер Ислам Каримов, руководивший республикой с 1989 года. Мирзиёев — хорошо известный в республике политик, 13 лет был премьер-министром.
С Владимиром Путиным в последний раз он виделся в начале сентября в Самарканде, куда российский президент прибыл, чтобы почтить память Каримова. Мирзиёев тогда расценил визит Путина как «плечо настоящего друга» в скорбные дни для республики. В ответ Путин сказал, что у него в последние годы сложились с Исламом Абдуганиевичем очень добрые, личные, доверительные отношения и заверил, что между Узбекистаном и Россией заложена прочная основа взаимоотношений. Российский президент отметил, что Ташкент может рассчитывать на Москву, как на самых надежных друзей.
Мирзиёев также заявлял, что для Узбекистана отношения с Россией «были, есть и будут стратегическим партнерством, союзничеством». При этом свой первый государственный визит новый президент Узбекистана совершил в Туркменистан. 6 марта он прибыл в Ашхабад. А второй — в Казахстан. 22-23 марта Мирзиёев провел в Астане. Москва — только третья столица на пути Мирзиёева.
Однако именно поездку в Казахстан можно считать полноценным госвизитом, указывает эксперт Центра изучения Центральной Азии и Кавказа Института востоковедения РАН Станислав Притчин.
Он напоминает, что Мирзиёев изначально заявлял о том, что страны Центральной Азии для него во многом являются главным внешнеполитическим приоритетом. В то же время Узбекистан стал активнее себя позиционировать на международной арене. Но для встречи с главными торговыми партнерами — Россией и Китаем — необходимо было подготовиться и сверить часы с региональными игроками.
Узбекистан по-прежнему не готов вступать в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ) или в Евразийский экономический союз (ЕАЭС). «Невступление в эти организации остается внешнеполитическим приоритетом Ташкента, — указывает Притчин. — Но вместе с тем, например, машиностроительная продукция Узбекистана испытывает проблемы при выходе на рынок ЕАЭС — мешают защитные таможенные тарифы. С этой точки зрения Ташкент заинтересован в создании зоны свободной торговли с Евразийским союзом. Такой формат не предполагает серьезной интеграции, но дает доступ к рынку».
Переговоры делегаций завершились так стремительно, что министр иностранных дел России Сергей Лавров не успел занять место в Малахитовом фойе, где лидеры выступали с совместным заявлением. Журналисты потеснились и усадили министра между собой. Таким образом он попал в идеальную ловушку и был вынужден отвечать на вопросы про приезд в Москву госсекретаря США Рекса Тиллерсона.
Тем временем стороны долго и торжественно подписывали четыре десятка документов. Диктор Кремля настолько сосредоточился на непростых именах-отчествах представителей узбекской делегации, что ошибку в итоге допустил в простой русской фамилии.
«Министр внутренних дел Российской Федерации Владимир Александрович Ка… — споткнулся диктор, — Владимир Александрович Ка…» — споткнулся он второй раз и в сердцах выпалил: «Тьфу, извините!» Когда он объявлял отчество президента Узбекистана, на помощь ему пришел Путин. «Миромонович!» — подсказал он под всеобщий хохот.
В целом заявления президентов повторяли то, что уже было сказано на переговорах в широком составе. Стороны договорились о наращивании товарооборота, который, по узбекским данным, сократился на пять процентов. По российским — на четыре процента до 2,7 миллиардов долларов.
Ташкент заинтересован в импорте технологического оборудования и, чтобы поставки росли, отказывается от акцизов на некоторые российские товары. Москва, со своей стороны, открывает «зеленый таможенный коридор» для узбекской сельхозпродукции и продовольствия.
Страны по-прежнему активно взаимодействуют в сфере энергетики. «Лукойл» с совокупным объемом инвестиций в пять миллиардов долларов — крупнейший иностранный инвестор в Узбекистане. Кроме того, Москва и Ташкент подписали пакет соглашений по реализации крупных инвестпроектов на 12 миллиардов долларов и торговых контрактов на 3,8 миллиарда долларов, сообщил президент Узбекистана.
«Условились продолжить работу по стимулированию экспорта узбекских сельхозтоваров: только за последний год объемы их ввоза на территорию России возросли более чем в два раза. Это 142,8 тысячи тонн», — озвучил цифры Путин.
«Владимир Владимирович, такого никогда не было! Это реальный результат проделанной совместной работы», — выразил удовлетворение переговорами Мирзиёев, добавив, что «наши регионы хотят встречаться, торговаться, ездить друг к другу». По его словам, делегация Узбекистана покидала Кремль «окрыленная».
Итоги визита действительно можно считать прорывными, соглашаются эксперты. «В Узбекистане в первую очередь работают крупные игроки — «Лукойл» и «Газпром». А инвесторов помельче из России раньше не было, но они начинают приходить в республику», — отмечает Притчин. Соглашение о военном сотрудничестве, недавно ратифицированное Госдумой, также предполагает ряд интересных проектов в плане модернизации техники, которая стоит на вооружении Узбекистана. Параллельно в Государственном музее имени Пушкина открывается выставка «Сокровища Нукуса», на которой представлена узбекская коллекция русского авангарда, ранее фактически закрытая для широкой российской аудитории.
«Хорошие личные отношения Путина и Каримова не превращались в двустороннее прагматичное сотрудничество. А сейчас мы видим интенсивный диалог на уровне министерств и ведомств, — подводит итог Притчин. — Это был очень интересный визит, и все стороны могут поставить большой плюс по итогам переговоров».
«Зачем таким детям разрешают появляться на свет, ведь это мучение, а не жизнь?! — прокомментировал вице-спикер Госдумы Игорь Лебедев видеоролик, на котором маленькая девочка, родившаяся без рук, ест, удерживая вилку пальцами ног. — Современная медицина определяет патологию заранее». В одночасье господин Лебедев стал объектом острой критики, переходящей временами в откровенные оскорбления. Впрочем, далеко не все были столь категоричны, а опрос «Ленты.ру» показал, что примерно четверть наших читателей отчасти согласны с парламентарием. Большинство же — почти половина опрошенных — осудили не столько позицию Лебедева, сколько то, что он выразил ее публично. И лишь 20 процентов убеждены: право на жизнь есть у всех. Кому решать, появится на свет неполноценный ребенок или нет? И готовы ли эти люди нести ответственность за свое решение?
Родители, воспитывающие детей-инвалидов, едва ли скажут, что решение оставить ребенка было самой большой ошибкой в их жизни. Но те, кто отказались от безрукой девочки и сотен таких же детей, однажды поступили иначе.
В семье Эльмиры и Криса Кнутсен четверо детей. Двое кровных, физически сохранных, и двое приемных инвалидов, в том числе безрукая девочка Василина, ставшая героиней того ролика. О том, почему они усыновили детей с ограниченными возможностями Эльмира Кнутсен рассказала «Ленте.ру».
Мы с мужем еще до женитьбы занимались волонтерством в детских домах. Продолжили это и после свадьбы. Тогда мы сотрудничали с организацией «Дорогами добра», которая помогала не только сиротам, но и детям-инвалидам. И я видела, как инвалиды могут жить и развиваться в обычных семьях, а не в казенных учреждениях. Однажды директор нашей компании рассказал о семилетнем мальчике, который жил в Доме ребенка. У него был сохранный интеллект, но из-за физических ограничений его могли вот-вот отдать в интернат для умственно отсталых детей. Директор просил нас помочь найти семью для мальчика. Потом нам представилась возможность посмотреть на этого ребенка. Сразу, конечно, глубокой любви не возникло. Но мы с мужем просто подумали о том, что, в общем-то, всегда знали: когда-нибудь мы возьмем сироту. Решили, что время пришло. Собрали нужные документы и забрали его домой. Это было семь лет назад.
Сейчас нашему Денису уже четырнадцать. У него недоразвитие конечностей — рук и ног. Неразвита челюсть, короткий язык — последствия генетического заболевания. Он плохо говорил. Каждый год на ногах ему делали протезирование. Сейчас он передвигается очень хорошо. Первое время друзья в школе даже и не знали, что у него протезы. На руках протезирование не делали. Справляется с тем, что у него есть: одна рука по локоть, а другая по кисть. В бытовом плане он полностью самостоятелен. Одевается, раздевается, может приготовить обед. Свободно говорит на английском и русском.
Фото Василины мы увидели в Facebook. Забрать ее решили не сразу. Младшему сыну было три года всего. Но за судьбой девочки постоянно следили. Хотели, чтобы нашлась любящая семья. Время шло, а никто не появлялся. А мы с мужем собирались еще усыновить кого-то. Поскольку у нас был большой опыт с Денисом — считали, что было бы правильно взять ребенка с аналогичными проблемами. Василину никто не забрал, и это сделали мы. Ей только исполнился годик. Сейчас Василина многое умеет. Она все хочет делать сама: снимать носочки, обуваться, есть.
От Василины и Дениса матери отказались сознательно сразу после рождения. Причем семьи совершенно обычные, не асоциальные: не наркоманы, не алкоголики. Но родители были из маленьких городков. И я больше чем уверена, что эти мамы просто не нашли нужной поддержки ни с медицинской стороны, ни у родственников. И — испугались. Я читала книгу, которую написал отец Ника Вуйчича (человек, родившийся без рук, без ног, но ставший благодаря этому известным праповедником — прим. «Ленты.ру»). Он рассказывал о своих чувствах, когда сын родился. И о том, что матери потребовалось несколько месяцев для того, чтобы взять ребенка на руки. После этого я стала лучше понимать биологических родителей Василины и Дениса. Родители Ника тоже думали о том, чтобы отдать его на усыновление. Но им помогли близкие, которые сплотились вокруг них. Плохо, когда такого ресурса нет.
На улице на моих детей реагируют по-разному. Бывает, и пальцем показывают. Иногда тяжело. Денис сейчас вошел в подростковый возраст. И начался период, когда он уже не хочет ходить гулять, предпочитает больше времени проводить дома. Господь сотворил Василину и Дениса другими. Они не жестокие. Наверное, если бы я услышала в свой адрес столько неприятных слов, поймала бы столько взглядов, думаю, что очерствела бы. А они ходят, всем улыбаются. Мы с детьми бываем в других странах. Когда три-четыре года назад ездили в Америку, первым, что Денис заметил, — это отношение людей. Когда пришли на детскую площадку, его очень удивило, что никто его пристально не разглядывал, относились, как ко всем вокруг. Поэтому Денис, когда вырастет, не хочет оставаться в России.
Я не знаю, как реагировать на такие вещи, как слова этого политика. Для верующего каждый человек — это Божье творение, созданное для прекрасной жизни. А если кто-то уверен, что люди произошли от обезьяны, тогда позиция, что выживает сильнейший, — нормальная. Наверное, так думают многие. Я уже давно пытаюсь возле подъезда сделать нормальный заезд с пандусом. Но соседи против, так как пандус съест одно парковочное место. Для них важнее стоянка автомашин, чем удобство семьи с двумя инвалидами-опорниками. Меня это напрягает, а не слова какого-то депутата. От этого мне грустно, и я просто не знаю, как такие вещи объяснять детям.
О том, стоит ли поднимать тему «нужности» детей-инвалидов и далеко ли можно зайти в ее обсуждении, «Лента.ру» поговорила с юристами и общественными деятелями.
Вопрос — как
Евгений Глаголев, директор благотворительного фонда «Православие и мир»
У моей дочери Александры — синдром Эдвардса. Редкое генетическое заболевание, которое характеризуется множественными патологиями органов и задержкой в развитии. У Саши длинный список диагнозов: гидроцефалия, четыре порока сердца, нет уха… Врачи отводили ей несколько месяцев жизни. Александра живет уже пят лет благодаря хорошему уходу. Мы делали скрининг во время беременности. Он не показал отклонений. Все обнаружилось уже после того, как дочь родилась.
Депутат просто выразил мнение многих обывателей, которые часто гадают: зачем живут такие калеки, которые по всем показателям вроде бы не должны существовать. Я бы разделил эту проблему на две части. Первая — это то, что у нас в стране действительно нет возможности неизлечимо больным выбрать паллиативный путь, то есть умереть естественной смертью, в максимально комфортной обстановке. Во многих западных странах, если рождается ребенок с букетом болезней, несовместимыми с нормальным существованием, при согласии родителей ему дают спокойно уйти. В некоторых случаях такой подход может оказаться гуманнее. У нас реанимируют до последнего, не предоставляя выбора.
При этом система работает так, что у родственников нет никакой информации о том, что предстоит. При сегодняшнем уровне развития медицины жить можно практически в любом состоянии. Вопрос — как.
Вторая часть проблемы: если сознательно родители выбрали бороться за жизнь — это их право. Но у семьи нет от государства даже информационной поддержки. Формально декларируется любая помощь, но по своему опыту могу сказать: государство, напротив, чуть ли не скрывает, на что инвалид имеет право. Может, не хочет давать положенное, потому что боится разориться?
Любые дети — счастье
Лида Мониава, заместитель директора Московского детского хосписа «Дом с маяком»:
Философ Жан Ванье, создатель общины «Ковчег» для людей с ментальными нарушениями, где инвалиды живут общей жизнью вместе со своими ассистентами, и многие другие рассказывают, что люди с инвалидностью, умственной отсталостью, когда речь идет о взаимоотношениях, сердце, любви — оказываются более одаренными, чем нормотипичные. То есть они могут быть со слабым интеллектом или слабые физически, Но при этом они гораздо ближе к существенным вещам. А в нашем обществе, где всегда на первом месте сила, власть, деньги, эти люди очень помогают всем нам оставаться человечными. Мы разделены сегодня на разные группы, подгруппы, у всех очень сложные отношения друг с другом. Именно инвалиды помогают всем сплотиться и счастливо жить вместе.
Часто родители детского хосписа на этапе беременности сталкиваются с известием, что у их ребенка могут быть множественные нарушения. И они стоят перед выбором: прерывать им беременность или нет. И часто женщина выбирает аборт. Однако некоторые осознанно рожают. Потому что знают: этот ребенок точно также им подарит счастье, как и обычный. Причем это обычно делают вовсе не богатые люди, а самые типичные. Впоследствии они не жалеют о своем решении. Дети, какая бы болезнь у них ни была, — огромное счастье.
Конечная станция — Освенцим
Антон Жаров, адвокат, специалист по семейному и ювенальному праву
Комментировать нечего. Есть люди, с которыми не хочется, например, присесть на чашку чая. Вот этот товарищ (депутат Лебедев) — из таких. Я бы с ним не стал по своей воле общаться. Только если как с подзащитным (тут уж адвокат не выбирает). Подобного рода разговоры, конечно, бывают. Среди профессионалов. Когда-то новорожденных весом менее полутора килограммов не спасали. Теперь некоторые из таких детей уже окончили школу, а сейчас не спасают, если не ошибаюсь, уже вдвое более «легких» младенцев. Но это решают медики, причем в ожесточенных спорах и с применением самых последних достижений науки.
Еще сто лет назад человек, у которого по какой-то причине оторвало палец (или ногу), мог сразу готовится к собственным похоронам. Для неслышащих невозможно было стать кем-то, кроме нищего на паперти, а незрячих отправляли колоннами по России собирать подаяние. Это все было совсем недавно, это могут помнить еще наши бабушки.
Но это было сто лет назад. А сто тысяч лет назад (хотя тут я могу ошибаться) наши предки вообще ели друг друга. Это все из каменного века, из железного, оттуда, от мамонтов. Но даже уже сто лет назад человеку все-таки старались помочь выжить. Любые разговоры на тему того или иного «отбора» среди людей, кому жить, а кому «не надо мучится», — это разговоры в электричке, идущей до конечной станции Освенцим.
А что касается депутата… Вы знаете, я не депутат, я — адвокат. Меня не выбирали всенародным голосованием, и отвечаю я лишь перед доверителем и собственным адвокатским цехом. Но и среди адвокатов очень важно то, что и как говорит носитель адвокатского значка в обычной жизни, за пределами суда. По поведению любого адвоката судят о профессии в целом.
Какое суждение о депутатах нам нужно сделать после такого выступления?
Только два пальца
Ольга Германенко, руководитель ассоциации «Семьи СМА»
Со стороны представителя власти слышать такое странно. Вроде бы считается, что у нас социальное государство, а помощь детям инвалидам — приоритетное направление. Может, мы все ошибаемся? Меня больше всего покоробила его фраза о возможностях современной медицины многое предугадать. Есть большое количество патологий, где это невозможно. Например, взять детей со спинально-мышечной атрофией (СМА), с которыми работает наш фонд. Это дети с ручками-ножками, у них светлая голова, но их физическое состояние сложно назвать нормальным. В лучшем случае это инвалиды-колясочники. И родители 99 процентов таких детей даже не знали о существовании этой болезни. Они сдавали все скрининги, ничто не предвещало плохого. Носителем гена СМА является каждый сороковой человек. Но эти носители даже не знают об этом. Заболевание реализуется при определенных условиях. Все можно просчитать заранее. Но тогда необходим скрининг на все генетические болезни. Во сколько это обойдется бюджету — я даже боюсь предположить. Один такой генетический анализ стоит около шести тысяч рублей. Поскольку заболевание достаточно редкое, анализы сдает не каждый. К тому же в Костроме шесть тысяч — это зарплата. Удивительно, что современные люди из власти не знают таких очевидных вещей.
Я не знаю, что нужно делать, чтобы поменять отношение общества к инвалидам. У меня дочка со СМА. Раньше она могла говорить. И когда ее на улице спрашивали дети, почему она ездит в коляске, а не ходит, хотя уже большая, она отвечала: «Есть люди, у которых коричневые глаза или зеленые. Есть худые, а есть полные. Я — такая. Мои ножки не могут». На страницах нашего фонда мы часто рассказываем истории наших подопечных, как они летают с парапланом, прыгают с парашютом, становятся успешными юристами или бухгалтерами. А у этих детей могут двигаться всего два пальца на руке. Когда здоровые люди, без физических недостатков видят эти примеры, многих это заставляет по-другому посмотреть на свои проблемы. И понять, что если кто-то нагрубил или наступил на ногу в метро — это на самом деле мелочи.
В обратном направлении
Елена Клочко, член совета при правительстве Российской Федерации по вопросам попечительства в социальной сфере
Мало ли кому Господь не дал руку или ногу. Но в наше время так не толерантно высказываться парламентарий не то что позволить себе не может, просто не имеет на это право. К тому же за это могут привлечь. В законе «О социальной защите инвалидов в РФ» есть статья о недопустимости дискриминации по признаку инвалидности. Введена она в действие с 1 января 2016 года. Подобные слова свидетельствуют о невысоком моральном уровне этого человека.
Где-то лет пять-шесть назад некий писатель-публицист Александр Никонов уже пытался говорить, что дети с инвалидностью — это бракованные дискеты, их надо выбрасывать в мусор. Тогда ему сразу указали на то, что он, мягко говоря, неправ. Как мать ребенка с синдромом Дауна я вижу, что буквально за последние пять лет общество продвинулось в гуманистическом направлении. Сейчас по ведущим телеканалам можно встретить сюжеты о проблемах этой категории людей. А раньше это ведь было немыслимо. То есть это уже прогресс. Но получается, что некоторые люди плывут в обратном направлении?
«Психопатов на зоне — половина. Они не контролируют себя»
Фото: Reuters
Только ленивый не говорит, что в российском здравоохранении много проблем: больницы закрываются, врачей прессуют пациенты и начальство, лекарств нет. Тюремные врачи на все эти жалобы мрачно шутят — это вы еще в больницах на зонах не были, тогда бы сразу поняли, что на гражданке на самом деле все хорошо и местами отлично. Как работают тюремные врачи и почему у больных в зонах практически нет шансов выжить «Ленте.ру» рассказал врач одной из колоний в Сибири Александр Петров (по просьбе собеседника имя и регион проживания нашего героя редакция не раскрывает). В исправительных учреждений работает уже 30 лет. Занимал руководящие должности. Но, как говорит, не выдержал системного абсурда и сейчас уже несколько лет как в отставке, на пенсии. По ряду причин продолжает курировать тюремных пациентов.
«Лента.ру»: Сколько по нормативу в колонии должно быть медработников?
Александр Петров: В 1990-2000-е годы в медицинских частях исправительных учреждений как правило на полную ставку работали терапевт, психиатр, невролог, человек шесть фельдшеров, несколько медсестер. И был еще руководитель, начальник медчасти, который занимался всеми организационными вопросами процессами медицинского подразделения. Такой штат считался нормальным для колонии, в которой содержалось примерно 1700-2000 заключенных. А сейчас работать практически некому. Как правило в начальники ставят фельдшера. Но по документам он на этой должности не числится, потому что официальным руководителем его не могут назначить из-за отсутствия необходимой квалификации. У фельдшера средне-специальное образование, не высшее. Кроме начальника, две-три медсестры: уколы ставят, таблетки выдают. Из постоянного состава это обычно — все.
В колониях сегодня вообще есть врачи?
Обычно врачебные вакансии заполняются специалистами-полставочниками, четверть-ставочниками. Поскольку большая часть колоний расположена в сельской местности, удаленность от ближайшего города минимум 40-70 километров, то тот же терапевт-совместитель ежедневно ездить туда не будет. Иначе для него смысл работы пропадет. Он приезжает раз в неделю, точно также как и остальные.
Естественно, такой врач может только посмотреть каких-то неотложных пациентов. А провести диспансеризацию, поставить хроников на учет, чтобы динамично их наблюдать — на это нет времени. Врач полставочник никогда не будет этим заниматься. Успели кого-то с наскока посмотреть — и ладно.
Из-за чего кадровый голод? Врачи не хотят работать в колониях, или ФСИН просто деньги экономит и старается «минимизировать» штат?
Скорее — специалисты в исправительную систему не идут, вакансии-то есть. Тут комплекс причин. Например, что касается нашей колонии — она расположена в довольно депрессивном регионе. У нас даже в гражданском здравоохранении дефицит врачей, ну а в тюрьмах — тем более.
Аттестовываться, то есть получать офицерское звание, надевать погоны и выносить весь этот военный дурдом, желающих очень мало. Зарплата у начинающего офицера в тюремной больнице будет примерно тысяч 60. И это ненамного выше, чем у хорошего врача без погонов. Если врач квалифицированный, с головой, он и на гражданке столько заработает. Зато его никто по ночам не будет поднимать.
Судя по соцопросам, в силовых органах жаждут работать полстраны. Считается, что там надежно и в 30 лет уже на высокооплачиваемую пенсию можно. Врут?
Ранняя пенсия — это действительно про нас. Но сумма не такая уж великая. Чтобы получать более менее нормальную пенсию в 30-40 тысяч нужно уйти на нее с приличной должности, хотя бы замначальника колонии и выслугой 20 лет. Если на пенсию уйдет простой врач, его пенсия составит тысяч 17-18. Конечно, и это на дороге не валяется. Но разве в молодости кто-то думает о пенсии?
В то же время для творческого человека, который к чему-то стремится, в тюремной медицине сегодня слишком много отталкивающего. Должности руководителей медицинской службы занимают люди, которые, по крайней мере у нас в регионе, — не имеют должного административного опыта, а иногда и талантов. Но в виду того, что колоссальный дефицит кадров, место надо кем-то заткнуть, — назначают хотя бы такого.
Много бюрократии. На гражданке она тоже есть, но здесь это усугубляется антуражем: решетки, режим. В квартал заполняешь стопку отчетов толщиной примерно с пачку бумаги. Большая часть справок — бессмысленна. Данные из одной отчетной формы в какой-то мере дублируются в другой, третьей, четвертой.
Постоянно раздаются звонки из Москвы с приказом — срочно, «еще вчера» нужно то или это. Некоторые запросы могут поставить в тупик. Жаловался мне мой приятель, начальник медчасти следственного изолятора. Неожиданно звонят из управления: срочно нужна информация — сколько сегодня в СИЗО находится ВИЧ-инфицированных иностранцев. Я говорю: «Сейчас уточню, перезвоню и доложу».
Но вообще-то, вопрос бессмысленный. Потому что следственный изолятор — это место, куда подследственные прибывают, убывают, их вывозят в районы области на какие-то следственные действия, в суд, освобождают по каким-то причинам, арестовывают новых. То есть сегодня 10 ВИЧ-инфицированных иностранцев, завтра будет 30, а послезавтра – ноль. Но тем не менее зову ответственного, объясняю потребность. Тот уходит в кабинет, через минуту рапортует: «18 человек». «Откуда цифру взял?» «В справочнике Фонарева» (то есть назвал цифру от фонаря). Этот маленький пример абсурда, который характеризует всю исправительную систему в целом.
С лекарствами проблемы есть?
Года три назад я посещал семинар в медицинском вузе — для повышение квалификации. Лекции читали разные специалисты, в том числе была лекция по лечению эпилепсии. Очень познавательно — я записывал. Но минут через тридцать прекращаю вести конспект. Лектор это замечает, интересуется: «Вам не интересно?» «Наоборот — очень интересно. Просто я вспомнил, что у нас в части, кроме финлепсина — это противосудорожный препарат — ничего нет». Хохот в аудитории. После этого еще половина слушателей перестали записывать, потому что смысла — нет. Когда новыми знаниями не пользуешься постоянно, то забываешь.
А разве врач не может заказать нужный препарат?
Снабжение медикаментами происходит централизованно. То есть все тюремные медицинские части состоят в неком региональном кластере, у которого есть головная организация. В один кластер могут входить несколько зон. Головная организация производит все закупки.
Заявки о своих нуждах, конечно, мы пишем. Если не ошибаюсь, то с 2017 года каждая медицинская часть ФСИН должна ежемесячно учитывать, сколько и каких таблеток, бинтов, инъекционных препаратов она израсходовала. То есть при реальном дефиците кадров нужно из тех сотрудников, кто имеется, выделять человека, который ежедневно будет заниматься только учетом «микстур». Затем вся эта информация улетает в Москву, во ФСИН России. Что там они с ней делают — я не знаю.
Может быть, анализ данных поможет оптимизировать расходование лекарств, затраты на них? Не воруют у вас препараты, не продают потом в аптеках?
Поверьте, анализом данных никто наверху не занимается. Подозреваю, что все эти цифры отправляются просто в мусорку. А по поводу воровства — смешно. Кому нужна ацетилсаллициловая кислота (аспирин, — прим.»Лента.ру»). Ее точно из санчасти никто не украдет. А дорогостоящих препаратов у нас просто нет.
Что вы подразумеваете под дорогостоящими?
Лекарств, которые стоят дороже 1000 рублей за упаковку, я уже много лет не видел на зонах. Закупается все попроще, подешевле, без затей. Домой эти препараты и медизделия точно тащить смысла нет. Все реально идет на осужденных. В моей колонии в конце прошлого года случилась замечательная история. Психотропных препаратов в медчасти не стало совсем. Те, что были — мы израсходовали, а новых не прислали. И психиатр нашел блестящее решение: был вынужден осужденным передать: ребята кто рассчитывает получить какие-то назначения, можете не приходить, потому что ничего нет.
Нехватка антидепрессантов — это большая проблема?
Конечно, ситуация плачевная! Поймите, что колония, лишение свободы — огромный стресс. Пусть даже человек неоднократно судим, пусть из этой тюрьмы «не вылазит», но и для рецидивистов это тоже — стресс. И в такой ситуации пациентов без поддерживающей терапии оставлять нельзя. Их состояние будет ухудшаться. Психопатов на зоне — половина. Соответственно, свои эмоции они контролировать не могут. А если еще и лечение им обрубить — может получиться «коктейль Молотова». На этом фоне как раз и возникают конфликты между осужденными, конфликты с администрацией.
Такие перебои с препаратами случаются часто?
В прошлом году руководство ФСИН решило перестроить схему госзакупок препаратов. Начальство решило, что все надо делать централизованно, в Москве. Соответственно, у регионов отозвали деньги, ранее выделенные на лекарства. Ну а когда дошло до практической работы — захлебнулись, поняли, что физически с такими объемами не справятся. Ну и быстренько переиграли — вернули как было.
Хорошо, конечно, что у нас XXI век, электронные платежи, то есть деньги не на телегах возят. Но тем не менее пока по банкам платежки прошли — все затянулось. Аукционы, которые по идее нужно проводить в начале года или хотя бы весной, стартовали ближе к осени.
Вы говорите, что препараты получаете самые дешевые, но как же вы рак тогда лечите, ВИЧ? Это же дорогостоящая терапия.
С онкологией и на гражданке все печально, а в колонии печальней в несколько раз. С ВИЧ — тоже не все хорошо. Я в этом не очень разбираюсь, потому что не инфекционист. Но и ко мне осужденные приходят часто жаловаться: «Поменяли антиретровирусную терапию, плохо чувствую себя, есть не могу, уснуть не могу». Понятно, почему меняется лекарство. Был человек на одной схеме лечения, а потом раз — нет лекарств, не завезли. Все — надо подбирать другую терапию, подбирать новые комбинации.
Получается, если человек серьезно болен, в заключении он обречен?
Программа минимум по лечению «легких» больных как-то соблюдается. А вот с серьезными болезнями в колонии действительно делать нечего. Зона никогда никому здоровья не прибавляла. Всегда так было, а в наше время — тем более.
Взять хотя бы сахарный диабет — это одна из самых распространенных патологий в популяции. То есть и на зоне пациентов таких много. В уголовно-исправительной системе никогда не существовало специальной диеты для больных сахарным диабетом. Они получают тот же самый набор продуктов, что и все остальные осужденные, в том числе полкилограмма хлеба, полкилограмма картофеля и 300 граммов какой-нибудь крупы на день. То есть то, что им в принципе потреблять нельзя, потому что продукты эти богаты углеводами, будут вызывать подъем сахара в крови, что ухудшит состояние.
Оборудование, диагностическая аппаратура в тюремных больницах есть?
С оборудованием тоже большая печаль. Иногда что-то присылается из центра. В начале 2000-х годов началась кампания по замене рентгеновских аппаратов в колониях. Причем это по всей России происходило. И к нам приехала вроде новая машинка. Когда принимали, позвали техника осмотреть. Тот ходил-ходил и говорит: «Васильич — у нас на зонах принято называть друг друга на «вы» и по отчеству — где это вы машину такую взяли?» «Так недавно из Москвы прислали». «Этому зайцу уже лет 200 наверное», — отвечает. Позже пояснил, что аппарат скорее всего был собран по частям, из старья разного. Но техник долго удивлялся мастерству умельцев, которые туда каким-то чудом умудрились компьютер прикрутить.
До сих пор так и работаем на этом оборудовании. Ну а что-то более серьезное — аппаратов УЗИ или МРТ в колониях, конечно, нет. Есть тонометр и фонендоскоп. Обеспечили портативными ЭКГ-аппаратами. Раз в неделю может из города приехать лаборант, забрать кровь на исследование.
Операционная в нашей тюремной больнице более-менее хорошо оснащена. Есть там эндоскопический кабинет. Но тоже до абсурда иногда доходит. Без наркотиков операцию ты никак не сможешь провести. Но наркотики ведь надо где-то хранить. Помещения, которыми располагает наша аптека, — не позволяют хранить там наркотики. Не отвечает всем нормам и правилам. Колония была лет 40 назад построена, сейчас другие требования.
Что делают?
Выкручиваются, сможешь извернуться — молодец. Нет — все твои хирургические больные пойдут под конвоем в городскую больницу.
Вы можете направить пациента в гражданскую больницу на обследование, лечение?
Теоретически, если у человека подозрение на какую-то серьезную болезнь, мы можем отправить его на диагностику. Но на практике это сделать очень и очень трудно. Люди конечно вывозятся, но не так много как хотелось бы — примерно четверть от потребностей. В колониях вечно пазл для это не складывается. То бензина нет — строгий лимит на него. То охрана отсутствует. Оптимизация ведь не только в гражданской медицине произошла, но и в колониях. Поувольняли младших инспекторов. И просто тупо некому сопровождать осужденных.
Обычно в качестве образца сегодня любят все сравнивать с 1990-ми годами. Тогда было лучше?
Ну нет, конечно. С 1990-ми не особо корректно сравнивать, тогда была разруха полная. Ситуация в медицине в исправительных учреждениях стабилизировалась к 2000-му году. Вот где-то по 2010 год было относительно неплохо. Колонии получали финансирование непосредственно на медучреждения. То есть тогда была специальная статья расходов на медикаменты, на ремонт медоборудования и так далее. Возможно, средств давали меньше, чем хотелось бы, но по крайней мере мы ими самостоятельно распоряжались. То, что необходимо — могли купить.
Я в то время заведовал медчастью. И никогда не расходовал бюджет полностью, всеми правдами и неправдами держал хотя бы маленький запас. Потому что всякое бывает: поступил редкий пациент, а нужного препарата нет. Если есть средства, звонишь в аптеку и тебе привозят. Даже если и денег у меня не было, аптека, с которой колония сотрудничала, могла «в долг» дать. Сейчас такого и близко нет.
Если больной вошел в терминальную стадию, вот-вот умрет — почему вы его не отправляете домой, ведь закон это позволяет? Правозащитники жалуются, что руководство колоний намеренно затягивает процесс деактивации умирающих осужденных.
Действительно, есть перечень заболеваний — обычно это терминальная стадия — при которой осужденные могут быть освобождены. Но я опять же говорю: могут. Этот вопрос решает судья, руководствуясь законом и своим внутренним убеждением. А в законе написано «может быть освобожден». Судья не обязан освобождать.
Самая частая комбинация смертельных диагнозов: ВИЧ и туберкулез. В один прекрасный момент у пациента начинается дессиминация туберкулеза. То есть болезнь стремительно распространяется по всему организму. Поскольку иммунитет снижен, человек не может с этим бороться. Многие сгорают за две-три недели. И очень часто не успеваем оформить документы.
У нас в свое время — это было лет семь назад, но с тех пор мало что изменилось — вышла забавная история. Мы на уровне региона инициировали совещание в областном суде. Участвовали представители тюремной медицины, прокурор, судейские. Поднимали проблему, что не успеваем вовремя, при жизни, освобождать умирающих. Колония направляет бумаги на заключенного в суд. А там заседание назначают через 2-3 недели. Когда выносится решение, пока оно вступает в законную силу, часто сиделец уже — все, отмучился. С судейскими мы общий язык сразу нашли. Они впоследствии изменили свой подход, подобные дела рассматривали вне очереди.
Прокурор все совещание слушал, молчал. В конце встает и говорит: я со своей стороны поручаю своим сотрудникам проверить медсанчасть, не затягивают ли они сроки? И прокуратура нас еще где-то месяц вытряхивала вдоль и поперек.
Сейчас ФСИН заявляет, что будет создавать в колониях паллиативную медицину. Но судя по тому, что вы говорите — в тюрьмах уже вся медицина и так — «хосписная» — поддерживающая?
В последнее время я молодым коллегам часто говорю: медицина уголовно-исправительной системы умерла. Подрагивание, которые вы сейчас наблюдаете, — это агония. Не осмысленные действия, а когда руки-ноги двигаются уже практически у мертвого. По сути мы в колониях не лечим, а занимаемся имитацией этого.
Может, в центральных областях что-то по-другому. Ну хотя когда общаешься с коллегами из других регионов, понимаешь, что у них не лучше. Даже и в Москве все совсем не блестяще. А в ряде случаев еще и хуже, чем у нас.
Но я тут все-таки хочу подчеркнуть одну вещь. Откровенных негодяев среди медицинских работников во ФСИН не так много. Если они есть — это буквально единицы, которым действительно на все наплевать. Как правило врачи — это люди, которые стремятся помочь больному. Другое дело, что они просто не могут этого сделать. Не просто помогать, когда ничего для этого нет.
Проект строительства нового транспортного каркаса Москвы, реализуемый столичными властями, за последние годы стал постоянным источником новостей. Открываются новые остановочные пункты Московской железной дороги (МЖД), монтируются пересадочные узлы, совмещаются линии Московского центрального кольца (МЦК) и Московских центральных диаметров (МЦД).
Так, в январе 2019 года пассажирам стал доступен очередной пункт Горьковского направления МЖД — станция «Карачарово», открытие которой посетили Мэр Москвы Сергей Собянин и гендиректор РЖДОлег Белозеров. На подходе — запуск новой станции метро «Нижегородская», а одноименная остановка МЦК уже принимает возросший поток пассажиров. Для удобства пересадки платформу «Карачарово» перенесли на целые полкилометра, сместив все подземные коммуникации и наземные сооружения. И все ради того, чтобы пассажиры сэкономили 10 минут на пересадке.
Оправданные риски
Если сложить поток подобных новостей в общую картину, то можно увидеть, как претворяется в жизнь масштабный проект развития транспортной инфраструктуры огромного мегаполиса. Проект амбициозный, сверхсложный для исполнения и довольно рискованный, учитывая степень социальной важности, когда любая ошибка вызывает волну общественного недовольства, даже если это перенос сроков запуска отдельных объектов. Тем не менее черты нового транспортного каркаса Москвы с каждым годом становятся все более реальными. Реализация проекта идет полным ходом, а его исполнители ставят перед собой очередные задачи, еще более сложные и амбициозные.
Одна из них связана с формированием в Москве принципиально новых условий для жизни людей, более комфортных и удобных. Столица впервые начинает думать об эмоциональной стороне вопроса и заботиться о тех, кто приезжает сюда жить и работать. Выше уже упоминался перенос платформы «Карачарово» на 550 метров, чтобы люди шли пешком от поезда до метро не четверть часа, а 5 минут, однако это не все. Новая остановка — лишь часть инфраструктуры транспортно-пересадочного узла «Рязанская», который будет полностью готов в 2020 году. Здесь будут крытые теплые пассажирские терминалы, быстрые переходы от пригородных поездов к станциям столичной подземки и МЦК, откроется центр «Мои документы». Безусловно, это делается в интересах города, для разгрузки центральных железнодорожных вокзалов, кольцевых станций метро и перераспределения потоков Горьковского направления МЖД. Однако в данном случае интересы города и его жителей полностью совпадают.
Принцип «сухие ноги»
Еще один пример из другой части Москвы — интеграция железной дороги Павелецкого радиального направления с Московским центральным кольцом. Для этого были построены станции «Варшавская» МЖД и «Верхние котлы» МЦК. Здесь также созданы теплые галерейные переходы, и их появление — не просто дань урбанистической моде. Принцип «сухие ноги», предполагающий, что пассажир в ходе пересадки не должен выходить на улицу, был заложен еще на этапе проектирования. В условиях столичного климата это оптимальное решение, однако его реализация на каждом этапе требует больших усилий.
Начиная от согласований переноса коммуникаций и действующей инфраструктуры между несколькими разными структурами («РЖД», «Метрополитен», московские власти, департаменты архитектуры и транспорта), до обеспечения отопления и вентиляции крытых пространств на условиях экономии электропотребления. Все для того чтобы пассажиры могли с комфортом пересесть с электрички на метро и обратно в любую погоду.
Диаметрам — быть
Говоря о большой столичной стройке, нельзя не отметить проект создания «Московских центральных диаметров», цель которого — пустить электрички разных направлений через центр города. Чтобы пригородные поезда не «кучковались» на центральных городских вокзалах, а пассажирам не нужно было бы ехать через полгорода на метро, если нужно сесть в другую электричку.
Проект предельно сложный, учитывая плотность московской застройки и необходимость демонтажа, переноса и реконструкции сотен километров полотна и коммуникаций. Тем не менее он попал в план реализации и находится под контролем столичных властей. Исполнителем здесь выступает «Объединенная строительная компания» (ОСК, входит в группу компаний 1520), на счету которой реализованный проект интеграции МЦК и Горьковского направления МЖД, речь о котором шла выше.
По словам руководителя компании, работы по созданию первых двух центральных диаметров «Одинцово — Лобня» и «Нахабино — Подольск» идут полным ходом, а сами объекты будут сданы уже через год. «В настоящий момент мы заканчиваем работы на конечных станциях в Подольске, Лобне, Одинцово и Нахабино», — комментирует генеральный директор «ОСК 1520» Сергей Клевакин. «Далее будем двигаться по двум линиям, реконструируя полотна и терминалы станций, некоторые объекты будут построены заново, всего предстоит сделать около 60 пунктов. Особого внимания потребуют участки внутри действующей инфраструктуры МЦК, здесь строительным бригадам предстоит реализовать довольно сложные решения, — как инженерные, так и архитектурные. Движение поездов по двум диаметрам будет запущено в декабре 2019, некоторые участки — в начале 2020 года», — рассказывает он.
В дальнейшем запланировано открытие еще трех диаметров: «Зеленоград — Раменское», «Апрелевка — Железнодорожный», «Пушкино — Домодедово». Предполагается, что поезда будут ходить с интервалом в несколько минут, а не часов, как это происходит сейчас. Что касается наземных объектов, таких как станции, платформы, павильоны, то здесь основной упор делается на комфорт и удобство пользования. «Будут учтены интересы пассажиров старшего возраста, слабовидящих, пассажиров в инвалидных колясках», — говорит Клевакин.
Есть в столице примеры весьма интересных инженерных проектов, например, строительство путепровода через ТТК в районе Москва-Сити, который свяжет Пресненский и Дорогомиловский районы. «Проект действительно уникальный, поскольку половина путей будет проложена по железобетонной эстакаде над дорогами третьего кольца. В предельной точке высота эстакады составит 35 метров», — рассказывает гендиректор «ОСК 1520». «В настоящий момент идет бурение скважин под буронабивные сваи для опор», — отмечает он.
Все вышеперечисленное — отдельные штрихи к новому портрету города, который формируется постепенно, шаг за шагом проявляя все больше реальных черт. И то грандиозное итоговое полотно, появление которого уже угадывается, поражает воображение. В первую очередь из-за масштаба, сравнимого разве что с проектами строительства в Дубае или Китае. Но гораздо важнее то, что эта большая стройка затеяна не ради демонстрации имперских амбиций (за множеством локальных работ, реализованных в разное время, бывает сложно разглядеть размах), а ради развития столичного мегаполиса и обеспечения комфортной жизни его обитателей, число которых с каждым годом лишь возрастает.
В стране едва не появился новый праздник — День патриотизма. Предполагалось, что отмечать его будут 6 августа, в годовщину введения Москвой продуктового эмбарго. Политики и общественники давно пытаются внедрить в календарь полезные даты, которые объединят граждан и напомнят им о главных ценностях. Что предлагали праздновать россиянам и какие у этих предложений перспективы — в материале «Ленты.ру».
Идея ежегодно праздновать запрет на ввоз импортных продуктов в Россию принадлежит президенту Ассоциации предпринимателей по развитию бизнес-патриотизма «Аванти» Рахману Янсукову. В августе 2014 года с полок российских магазинов исчезли многие европейские деликатесы. Больше всего общественность страдала по сырам: в Россию перестали поставлять пармезан, бри, камамбер. По мнению Янсукова, запрет западных продуктов пошел на пользу, а антироссийские санкции только сплотили народ. Чиновники, в свою очередь, указывают на разнообразие российских деликатесов, в том числе от отечественных сыроварен.
Автор инициативы направил свое предложение в Госдуму, оттуда оно попало в Минкульт. В ведомстве сочли идею заслуживающей внимания, сообщили СМИ 9 февраля, и поначалу решили, что министерство поддержало идею праздновать День патриотизма в честь введенных санкций.
Оказалось, что дальше интереса дело не пошло. Заместитель главы ведомства Владимир Аристархов пояснил, что в стране уже достаточно праздников, которые помогают «воспитанию зрелой личности»: «Прежде чем принимать решение об учреждении новой памятной даты, необходимо понять, что этот праздник может привнести по сравнению с уже существующими. По результатам проработки этого вопроса в ведомстве пришли к выводу, что введение данного праздника является избыточным».
Вполне возможно, что к другим инициативам в Минкульте отнеслись бы так же скептически. Хотя до министерского уровня доходили далеко не все.
День отца. Папа со статусом
В середине января губернатор Самарской области Николай Меркушкин учредил в регионе новый праздник — День отца. Автор законопроекта, депутат областной Думы Юрий Шевцов подчеркивал, что это поможет укрепить семейные ценности в обществе.
Торжественные мероприятия планируется устраивать в первую субботу ноября. Самарская область стала шестым по счету российским регионом, где День отца закреплен на законодательном уровне. Официально он отмечается в Архангельской, Волгоградской, Вологодской, Магаданской и Ульяновской областях.
Более того, праздник предлагают сделать общероссийским. «Учреждением Дня отца мы создаем в России такую ситуацию, при которой повышается социальный статус отца в семье и в обществе, его роль в воспитании детей, престиж отцовства в целом», — говорила член Совета Федерации Елена Мизулина.
Парламентарии попросили зампреда правительства Ольгу Голодец рассмотреть возможность учреждения нового праздника в 2014 году. Еще год спустя об этой идее вспомнил Минтруд, однако предложил отмечать его в последнее воскресенье октября. Инициатива пока не получила поддержки со стороны российского правительства. За рубежом, однако, традиция прижилась: отцов чествуют в специально отведенный день почти в 50 странах, в том числе в 30 — на официальном уровне.
День Сибири. 100 с лишним лет спустя
Депутаты от КПРФ Олег Смолин и Вера Ганзя призывают учредить в России День Сибири и отмечать его 8 ноября. Законопроект о новой праздничной дате внесли в Госдуму в сентябре прошлого года. Коммунисты подчеркивают особую роль Сибири в социально-экономическом и культурном развитии страны. По их мнению, нужно ввести специальный день не только в сибирских городах и селах, но и по всей России.
По сути речь идет о возрождении традиции — впервые День Сибири учреждали в 1882 году в честь 300-летия присоединения Сибири к Российской Империи. Отмечали с ярмарками и плясками, но продержался праздник всего около 40 лет.
После Гражданской войны традиция была утрачена. Хотя сибиряки в последнее время о ней понемногу вспоминают. Но пока по-советски старомодно: в Новосибирске и Тюмени 8 ноября проходят концерты, а школьники рисуют природу родного края и сибирских первопроходцев.
День вежливых людей. Со специальными силами
В 2014-м, через полгода со дня референдума в Крыму, российские парламентарии предложили добавить в праздничный календарь День вежливых людей. Его предлагалось посвятить военным, которые обеспечивали безопасность на полуострове. Автором инициативы стал депутат Госдумы шестого созыва Игорь Зотов.
Он уверен, что праздник — как и «санкционный» День патриотизма — должен символизировать возрождение единства страны. По данным газеты «Известия», в думском комитете по обороне эту идею поддержали.
Термин «вежливые люди» получил широкое распространение в связи с выходом Крыма из состава Украины и его присоединением к России. Так в интернете называли российских спецназовцев, участвовавших в операции, которая проходила на территории полуострова в феврале-марте 2014 года. Вскоре президент Владимир Путин на прямой линии отметил, что «вежливые люди» представляли российские вооруженные силы. Это были сотрудники Сил специальных операций, добавили позже в Минобороны.
В итоге праздник сложился практически сам собой. Днем вежливых людей россияне прозвали 27 февраля — День сил специальных операций.
День трезвости. Но не по пятницам
Собственного праздника заслуживает отказ не только от «буржуйской» еды, но и от спиртных напитков, считает депутат Госдумы от ЛДПР Михаил Дегтярев. Два года назад он выступал за введение 11 сентября государственного Дня трезвости. В этот день, по его задумке, магазины не должны реализовывать алкогольную продукцию — неважно, российского или импортного производства. Депутат бил тревогу, указывая на алкоголизацию страны. «День трезвости — это символическая мера, доказавшая свою эффективность еще в царской России, и ее возрождение станет еще одним верным шагом на пути народа к благополучию, будет вести к снижению уровня преступности», — отмечал он.
Законопроект о введении праздника Дегтярев в Госдуму так и не внес. Идею подхватил петербургский парламентарий Андрей Анохин. Он предложил проводить День трезвости каждую среду, запретив продажу алкоголя в этот день недели. Столичные коллеги его поддержали, но сочли, что москвичам больше подойдет трезвая пятница.
Федерального статуса дата пока так и не получила, но церковь возрождает свои тематические традиции. В День трезвости, 11 сентября, в храмах проходят богослужения «о страждущих недугом винопития». Впрочем, формат и настроение мероприятия в большинстве случаев можно назвать праздничными с некоторым трудом.