Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
У Лили из подмосковного города Подольска акушерский паралич — в результате родовой травмы повреждено плечевое сплетение. Левая рука не действует. Помочь Лиле может многоэтапное хирургическое лечение, которое готовы провести ярославские хирурги. Но это лечение стоит дорого. Зарплаты Лилиной мамы, которая осталась одна с больной дочкой на руках, едва хватает им на жизнь. Примите участие в совместном благотворительном проекте Русфонда и «Ленты.ру».
Лиля никак не может понять, почему левая ручка у нее короткая и слабенькая. И почему все дети так любят сладкое? Лилина мама Яна работает в небольшом кондитерском магазине в Подольске. Когда дочку не с кем оставить, Яна берет ее с собой в магазин. Раньше маленькая Лиля очень любила ходить к маме на работу, перепробовала почти все конфеты, печенье и пирожные, теперь не может на них смотреть. Она сидит в углу на табуретке и с недоумением разглядывает детей, которые со слезами выпрашивают у родителей шоколадку.
— Вот если бы у меня были две здоровые руки, как у них, я бы никогда не плакала! Я бы весь день играла в куклы и делала им разные прически. А во дворе слепила бы самого большого снеговика!
В детском саду у Лили много подружек. Они вместе рисуют и смотрят мультики, а вот играть в мяч или снежки на улице Лиля уже не может. Левая рука у девочки не работает. И одеться самостоятельно Лиля не может — ей помогают нянечки или кто-нибудь из детей.
— Ну почему у меня ручка не как у всех? — каждый раз спрашивает девочка. — Ручка болеет, но мы ее обязательно вылечим, — отвечает мама.
Яне страшно вспоминать роды. Акушерки буквально выдавливали дочку, навалившись всем телом. Яна сразу заметила, что левая ручка у ребенка болтается, словно неживая.
Целую неделю Лиля провела в отделении реанимации. Там девочке поставили диагноз «акушерский паралич слева, травматическое поражение центральной нервной системы, внутричерепное кровоизлияние». Врач пригласила Яну к себе в кабинет и сказала: «Вы еще молодая, можете потом родить другого ребенка. Есть государственные заведения, где позаботятся о вашей дочери».
— Я даже не сразу поняла, о чем она говорит, — вспоминает Яна. — Смысл ее предложения дошел до меня, когда мою дочь положили в отделение патологии, где находились и дети-отказники. У них не было ничего: ни пеленок, ни чепчиков, ни нормальных сосок и бутылочек. Они постоянно кричали в своих боксиках, но нам нельзя было брать их на руки, чтобы не привыкали. Я покупала пеленки на всю палату.
Две недели врачи выхаживали Лилю. Общее состояние удалось нормализовать, но рука так и не заработала. — Сделать ничего нельзя, рука не восстановится, — сказал при выписке доктор.
Но Яна не сдавалась. По нескольку раз в день она массировала дочке руку, и через неделю пальчики потихоньку стали сгибаться, а кисть — еле заметно шевелиться. Никаких рекомендаций врачи не дали, и Яна сама стала искать информацию в интернете. Нашла детскую больницу в Люберцах, где помогают детям с таким диагнозом.
Уже после первого курса реабилитации Лиля начала чуть-чуть приподнимать руку. С тех пор каждые полгода Лиля с мамой проводили в больнице по месяцу — жили и лечились.
За четыре года девочка научилась поднимать руку до уровня носа и захватывать пальцами крупные предметы. Но левая рука короче правой на полтора сантиметра и до сих пор не разгибается в локте. После последнего курса реабилитации в Люберецкой больнице врачи сказали, что больше ничем помочь не могут. Знакомые посоветовали Яне обратиться в ярославскую клинику, к доктору Михаилу Новикову, который успешно оперирует детей с двигательными нарушениями. В октябре Яна с дочерью были в Ярославле на консультации, и доктор сказал, что Лиле поможет многоэтапное хирургическое лечение.
Перед Новым годом от них ушел папа. Лиля решила, что все дело в ее больной ручке.
— Мамочка, а ты не сдашь меня в детский дом? Ты можешь найти себе другую девочку с двумя здоровыми ручками. — Я не хочу другую девочку! — сказала Яна. — Я люблю тебя. В новом году мы обязательно вылечим твою ручку. Доктор сказал, что после всех операций ты сможешь все делать сама двумя руками.
Лиля очень надеется, что так и будет.
Для спасения руки Лили Шипиловой ее маме не хватает 640 800 рублей.
Травматолог, врач высшей категории Областной детской клинической больницы Михаил Новиков (Ярославль): «У ребенка вследствие родового повреждения левого плечевого сплетения ограничены двигательные возможности левой руки, нарушены отведение и наружная ротация (движения плечевого сустава — прим. «Ленты.ру») левого плеча. Девочке требуется многоэтапное оперативное лечение — перемещение сухожилия широчайшей мышцы спины. Серия операций позволит улучшить двигательные функции левой руки».
Стоимость операций 640 800 рублей.
Дорогие друзья! Если вы решили помочь Лиле Шипиловой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Русфонд (Российский фонд помощи) — создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», «Московский комсомолец», в интернет-газете «Лента.ру», в эфире Первого канала, в социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 148 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
За 20 лет частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 9,148 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 15 тысячам детей. В 2017 году (на 12 января) собрано 78 141 322 рубля, помощь получили 46 детей. Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, детдомам, школам-интернатам и больницам России.
Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».
Разногласия и споры, то и дело возникающие в отношениях церкви и светского общества, все чаще выходят за рамки идей, традиций и ценностей, перемещаясь в мирскую сферу недвижимости. Церковная реституция уже не ограничивается сохранившимися церквами, а распространяется на здания, построенные на месте некогда разрушенных храмов. Корпуса московского НИИ рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО) вот-вот перейдут РПЦ на том основании, что в одном из них обнаружился фундамент ранее снесенного Крестовоздвиженского храма. В Ростове-на-Дону местной епархии достался Государственный театр кукол, при строительстве которого использовались несущие конструкции Благовещенской греческой церкви. Эти прецеденты дают повод задуматься о появлении нового механизма сравнительно честного отъема собственности. «Лента.ру» составила примерный список наиболее интересных зданий в центре Москвы, которые РПЦ вполне может затребовать в ходе кампании возвращения церковной собственности.
В одной только Москве в советские годы было снесено более 400 церквей и часовен, не считая иных объектов религиозного назначения, таких как монастырские трапезные, келейные корпуса и прочие. Большинство из них располагались в пределах Садового кольца, и на их месте сейчас стоят самые разные постройки, от школ и ДК до жилых и административных зданий. Какие-то построены с нуля, а в каких-то еще просматриваются формы прежних строений. Цена этой недвижимости, учитывая ее расположение, достаточно высока, в ряде случае — огромна. Значит, игра стоит свеч. А если вспомнить слова главы юридической службы РПЦ игуменьи Ксении Чернеги о том, что в рамках реституции пришло время получить что-нибудь получше, игра предстоит интересная.
Недвижимые призраки
Перечисленные ниже храмы стали жертвами сталинской реконструкции 1930-1940-х годов, самой масштабной перестройки столицы в истории, изменившей облик города настолько, что нарком водного транспорта Николай Ежов предложил переименовать «обновленную» Москву в Сталинодар.
Возведение новых зданий на церковных фундаментах не было распространенной практикой в те годы, рассказал «Ленте.ру» руководитель проекта «СовАрх» архитектор Денис Ромодин. Постройки были другие и по форме, и по масштабу. За редкими исключениями, как в случае с ВНИРО, строительство начиналось с нового котлована.
«Следы храмовых построек оставались, если они непосредственно примыкали к месту нового строительства — например, в виде куска лестницы храма, как на месте церкви Успения Пресвятой Богородицы на Покровке», — говорит Ромодин.
По его словам, таких случаев немного. Гораздо больше перестроенных храмов, но многие из них, как, например, бывшее здание «Союзмультфильма» на месте Храма Святителя Николая, уже переданы РПЦ.
Однако в перспективе церковь вполне может апеллировать не к древним камням, а к самим земельным участкам, на которых стояли уничтоженные церкви. По сути эта земля, как и стоявшее на ней здание, тоже имело религиозное назначение, а значит, по закону ее следует вернуть для использования по назначению.
«В законодательстве о реституции нет четких границ того, можно ли новую постройку считать новым объектом недвижимости, — объясняет юрист Родион Юрьев. — Спору о том, что такое недвижимость, около трех тысяч лет». В гражданском праве сейчас возобладала точка зрения, что недвижимость — скорее земельный участок, а не то, что на нем строится и перестраивается.
«Наше законодательство идет к пониманию того, что земельный участок — основа недвижимости, — говорит Юрьев. — Допустим, у вас есть здание, и вы перенесли его с одного земельного участка на другой. У вас сохранилось право собственности на него? Нет. В момент переноса прекращается существование объекта недвижимости. Если подходить с этих позиций, то церковь будет права, требуя в рамках реституции земельные участки».
Его слова подтверждает председатель Арбитражного третейского суда Москвы Алексей Кравцов. Право вернуть земли, по его словам, прописано в законе. Реституция — возвращение в первоначальное состояние: возвращается все, что было отобрано в разные периоды истории. «Но РПЦ не может просто так прийти туда, где раньше был храм, и забрать землю себе, — пояснил Кравцов. — Сперва церковь должна доказать, что земля ушла из ее пользования по независящим от нее причинам. Тогда земля возвращается, и государство берет на себя обязанность компенсировать нынешнему владельцу эту процедуру в денежном или земельно-недвижимом виде».
Впрочем, заметил эксперт, эти компенсации нельзя назвать щедрыми. В частности, в расчет не берутся дополнительные вложения собственника — например, затраты на ремонт и реконструкцию (здания-то, как правило, старые) не учитываются судом при назначении компенсации.
После получения сжечь
Гостиница «Славянка», построена на месте церкви Иоанна Воина на Убогом дому
Убогие дома — место своза мертвых бродяг, чужеземцев и неопознанных покойников. Их тоже надлежало хоронить по всем обрядовым правилам, поэтому в XVII веке в Убогом дому на Старой Божедомке (ныне улице Дурова) появился православный храм.
В 1935 году он был разрушен, его территорию передали Красной Армии. Возведенная к 1937 году гостиница существует сейчас под названием «Славянка» и принадлежит Министерству обороны.
Плюсы (для РПЦ): французские балконы, евроремонт; при проведении работ у здания год назад проступал остов стены из красного камня, сообщали очевидцы.
Минусы (для РПЦ): Минобороны — не Росрыболовство, в ведении которого находится ВНИРО.
«Я не могу никак оценивать эту ситуацию, — заявила в беседе с «Лентой.ру» юрист «Славянки». — Я думаю, этот вопрос надо решать с высшим руководством. Но я сомневаюсь, что Министерство обороны просто так отдаст свое здание. Я бы с радостью подискутировала с вами об этой проблеме, но мы очень много работаем».
Кадастровая стоимость участка: более 450 миллионов рублей.
Дворец творчества детей и молодежи «На Миуссах», построен на месте собора Александра Невского
Второй по величине исторический храм Москвы после храма Христа Спасителя был заложен к 50-летию указа Александра II об отмене крепостного права, в 1913 году. Но началась Первая мировая война, и собор так и не достроили. К 1917 году здание уже освятили, в нем велись службы, но внутренняя отделка отсутствовала. После революции храм медленно ветшал, его использовали как склад, а в 1950-е снесли и возвели Дом пионеров Фрунзенского района — сейчас Дворец творчества детей и молодежи «На Миуссах».
Плюсы: по уверениям некоторых историков, при строительстве Дома пионеров использовались кирпичи, стены и даже фундамент собора.
Минусы: имиджевые — дети лишатся места творческого развития и хорошего бассейна, это будет уже второй бассейн, отнятый РПЦ у москвичей.
«Мы даже и не думали о такой возможности, — говорит и.о. директора Дворца творчества Ольга Коровацкая. — Здание действительно построено на месте собора, но тут от него ничего не осталось. У нас нет даже минимальных остатков собора. Едва ли какие-то элементы храма могли использоваться при строительстве, если храм снесли в 1950-е, а наше здание построено в 1960-е. Мне кажется, это абсурд. Нас этот абсурд не касается».
Кадастровая стоимость: более 230 миллионов рублей.
Театр «Россия», памятник Пушкину и сквер его имени, построенные на месте Страстного женского монастыря. Сохранилось прилегающее в театру здание монастырской гостиницы, в которой сейчас располагаются караоке-бар и ночные клубы.
Не самый старый монастырь Старой Москвы, но точно один из самых значимых: в нем хранилась чудотворная Страстная икона Божьей Матери, и расположен он был прямо на Тверской улице, по которой цари и знатные иностранные гости с XVII века торжественно въезжали и выезжали из Кремля. К 1917 году монастырь включал в себя три храма, часовню и большую гостиницу для паломников.
После революции коммунисты разместили в комплексе Военный комиссариат, а затем Центральный антирелигиозный музей Союза безбожников СССР. Но в 1937 году все монастырские постройки (кроме гостиницы) снесли в ходе реконструкции Тверской.
Плюсы: существует массовое движение горожан за восстановление монастыря, к концу 2016 года собравшее 125 тысяч подписей, «систематически направляемых в патриархию и мэрию»; театр при этом православная общественность предлагает не трогать, просто поменять в нем репертуар на мюзиклы «исторического и духовного» содержания.
Минусы: мюзиклов «исторического и духовного» содержания пока не существует, а если их и напишут, кассу для РПЦ они едва ли сделают; использование театра под эгидой РПЦ, но в прежнем репертуарном формате может оскорбить чувства верующих.
Комментируя возможность передачи здания, представитель театральной компании Stage Entertainment заявил, что этот вопрос для них не актуален. Учитывая, что кадастровая стоимость исторической территории монастыря — около 2 миллиардов рублей, нельзя исключить, что этот вопрос может неожиданно стать актуальным.
Дворец культуры ЗиЛ, построенный на месте Успенского собора и других храмовых построек частично восстановленного Симонова мужского монастыря
Одно из самых крупных зданий сталинской постройки, самый большой ДК советской Москвы, памятник архитектуры в стиле конструктивизма в 1930-1937 году строили на монастырском кладбище, где хоронили представителей знатных династий — Аксаковых, Веневитиновых, Костылевых, Дельвигов и других. Попутно была взорвана большая часть монастыря, включая Успенский собор и две церкви.
В начале 1990-х сохранившаяся часть монастыря вернулась в лоно церкви: церковь Тихвинской иконы Божьей матери, трапезная палата, сушило, казначейство и южная часть стены. В ДК ЗиЛ (в конце 2000-х его передали городу) ежедневно проводят кинопоказы, литературные дискуссии, спектакли и другие массовые мероприятия.
Плюсы: расположение на кладбище, где среди прочих покоились игумены монастыря.
Минусы: статус памятника архитектуры, к тому же в коридорах ДК нет «подозрительной тишины», как в здании ВНИРО — напротив, кипит культурная жизнь.
«Мы не распоряжаемся данным зданием без согласования с департаментом культуры, — рассказала юриста Дворца культуры. — Мнения на это счет, как у наемного работника, у меня нет, я могу рассматривать какие-либо возможности по защите интересов Дворца культуры ЗиЛ только в пределах организации. Если поручения по этому поводу и давались, мне об этом неизвестно».
Кадастровая стоимость участка: более 1 миллиарда рублей.
Административное здание в стиле конструктивизма на Гончарной, 20, переделано из здания церкви Космы и Дамиана Нового в Таганной слободе
Согласно древней городской легенде, в Старой Москве (XVII век) два брата решили построить храм в честь святых бессребреников Космы и Дамиана. В процессе стройки они поссорились, и младший брат заложил неподалеку другую церковь, в честь тех же святых. В итоге на нынешней Гончарной улице в 50 метрах друг от друга стояли два очень похожих храма.
В 1930-е сталинские «реконструкторы» не пожалели ни «младшую», ни «старшую» церковь. Но ту, что выше по Гончарной, не стали сносить, а отдали госучреждению, которое перестроило его настолько, что снаружи о его истории напоминают только полукруглые выступы на месте храмовых апсидов. Сейчас там находится АО «Концерн Радиоэлектронные технологии» (КРЭТ), разрабатывающий бортовое оборудование для российской военной авиации.
Плюсы: сохранившиеся церковные стены — заявка на успех.
Минусы: КРЭТ — подразделение Ростеха — это, опять же, не рыбаки.
Кадастровая стоимость участка: более 200 миллионов рублей.
Театр киноактера, построен на месте церкви Рождества Христова в Кудрине
В XVII веке стрельцы, охранявшие границы города, скинулись и построили на свои сбережения небольшую деревянную посадскую церковь у Земляного Вала. Она дважды разрушалась и восстанавливалась, но была снесена в 1931 году. На ее месте начали стройку Дома Общества политкаторжан, но жертвы царских репрессий вскоре попали под сталинские репрессии, и почти готовое здание быстро переделали в кинотеатр.
Плюсы: лицедейство на месте с такой богатой и драматичной духовной историей — как минимум неподобающее занятие: общественная поддержка гарантирована.
Минусы: актеры — люди громкие.
Кадастровая стоимость участка: более 250 миллионов рублей.
«Васин дом» — жилой дом на месте церкви Спаса Всемилостивого Спасского мужского монастыря
В этом доме, построенном в 1938 году, жили высшие офицеры и генералы Красной армии, в том числе офицер авиации Василий Иосифович Сталин.
Строился дом на месте каменного храма мужского Спасского монастыря, датируемого еще XIV веком. Сохранился только дом притча церкви Спаса Всемилостивого, прямо через дорогу от жилого дома — сейчас там офисы.
Плюсы: очевидных нет, но место и объект замечательные и с хорошей историей.
Минусы: с жилыми домами все сложно, потому что собственников там много, и разбираться придется с каждым.
Кадастровая стоимость участка дома: более 120 миллионов рублей.
В начале июня президент России Владимир Путин призвал депутатов разработать образец клятвы или присяги для лиц, вступающих в гражданство. Торжественное обещание, данное публично, позволит новым россиянам отчетливее понимать ответственность за это решение, отметил глава государства.
Президент предложил проработать этот вопрос, отталкиваясь от опыта других стран. В частности, такие клятвы есть в США, Германии, Чехии и Новой Зеландии. В царской России Петру I присягали на верность иностранцы, поступающие на военную и гражданскую службу. При Александре II принесение присяги верности государю расширили на всех иностранцев, решивших принять российское подданство, независимо от рода их деятельности. После революции эта традиция прервалась.
В четверг, 14 июня, в Госдуме состоится заседание рабочей группы по подготовке текста присяги. В творческую группу, помимо депутатов, вошли кинорежиссер Никита Михалков (сын автора гимнов СССР и РФ Сергея Михалкова), омбудсмен Татьяна Москалькова, глава СПЧ Михаил Федотов и ректор Государственного института русского языка Маргарита Русецкая. Однако наиболее активные парламентарии уже представили свои варианты клятв. «Лента.ру» предлагает читателям ознакомиться с творчеством вице-спикера Госдумы Ирины Яровой и лидера фракции ЛДПР Владимира Жириновского, а также проголосовать за один из вариантов и высказать мнение о необходимости клятвы как таковой.
Текст клятвы от Ирины Яровой
Я, …, вступая в гражданство и в многонациональную семью народов Российской Федерации, соединенную общей судьбой на своей земле,
КЛЯНУСЬ
уважать права и свободы человека, гражданский мир и согласие,
сохранять исторически сложившееся государственное единство,
исходить из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов,
чтить память предков, передавших любовь и уважение к России, веру в добро и справедливость,
укреплять суверенную государственность России и утверждать незыблемость ее демократической основы,
стремиться обеспечивать благополучие и процветание России,
исходить из ответственности за Россию перед нынешним и будущими поколениями, сознавая себя частью мирового сообщества,
защищать свою страну и народ,
неукоснительно соблюдать Конституцию Российской Федерации и законодательство Российской Федерации.
Текст клятвы от Владимира Жириновского
Вступая в гражданство России, я испытываю неописуемый восторг, что с сегодняшнего дня я гражданин самой великой страны на этой земле! И я никогда не предам тебя, Россия, никогда не смогу идти на поводу у твоих врагов и всегда будут гордиться, что я твой сын. И эти шесть букв — РОССИЯ — всегда будут жечь мое сердце самой высокой любовью к моей великой Родине.
И я никогда не смогу предать тебя, изменить тебе, и моя любовь к тебе выше, чем любовь к самой любимой женщине. И любовь моя к тебе, Россия, более святая, чем любовь к родителям.
Я вечный твой сын, я всегда с тобой, моя любимая Родина!
И пусть будут прокляты все твои недруги и враги, Россия. Мы никогда не отдадим никому ни пяди нашей земли!
Пусть задохнутся от злобы все, кто питают ненависть к России, а мы всегда будем гордиться и любить нашу великую Родину!
И пусть отсохнут мои руки и ноги, если я когда-либо перейду на сторону врага. И пусть мертвым будет мой язык, если когда-либо я скажу хоть одно плохое слово в адрес моей страны России.
Мне не нужны ваши грязные деньги и посулы — я никогда ни на йоту не предам интересы моего государства.
Главное для меня в моей жизни и для всей моей семьи — это территория России, это великая русская земля. Я никогда никому не позволю сдвинуть на миллиметр пограничные столбы моей страны.
Авантюристы и аферисты всех мастей! Ваши все потуги напрасны — русские не сдаются, никого не боятся и никогда не продаются.
И никогда никому не удастся нас свернуть с верного пути к величию Родины. Никто никогда нас не посмеет одурманить и подкупить.
Никакие горлопаны агитаторы не смогут погасить в нас любовь к России и мы всегда с дрожью в голосе будем говорить — Россия, любимая Родина-мать, я твой верный сын до конца моих дней!
В четверг, 7 июня, прошла прямая линия с Владимиром Путиным. На сеанс очередного общения президента с народом поступило более двух миллионов вопросов. В эфире было озвучено 79. За 17 лет своего существования прямая линия стала главным символом ручного управления в России, книгой жалоб для всей страны. А для многих россиян часто это последний шанс. В свое время заместитель директора детского московского хосписа «Дом с маяком» Лида Мониава написала в блоге, что ручное управление — страшнее бесчеловечной системы запретов. Потому что чем больше запретов, тем очевиднее, что такая модель рано или поздно рухнет. А когда управление переводится в «ручной режим», движущей силы для перемен нет. Чувство благодарности к помогающим чиновникам сковывает по рукам и ногам. Можно ли решить проблемы с помощью прямых линий, эффективно ли ручное управление и как правильно жаловаться — «Ленте.ру» рассказали политологи, благотворители и юристы.
Сам факт, что хотя бы раз в году народ в России чувствует себя хозяином положения; представители элит, крупные чиновники сидят в напряжении и ждут, обратится ли к ним президент, переадресует ли им какой-то вопрос, — вещь психологически важная. Это компенсация за отсутствие нормальной обратной связи, когда граждане не могут через своих представителей в лице депутатов, через свои политические партии задавать вопросы и требовать чего-то от власти. Прямая линия призвана продемонстрировать, что какая-то связь все-таки есть.
Сам стиль управления в стране смело можно назвать ручным. Отличительные признаки: слабость гражданских институтов, отсутствие нормального разделения властей. Исполнительная, законодательная и судебная ветви выступают в единой цепочке. Как раз прямая линия это наглядно демонстрирует. Ручное управление создает серьезные проблемы. Все вопросы — даже самые простейшие, начиная от установки урн на улицах и завоза песка на детские площадки, — приходится решать на самом верху. Система становится очень неповоротливой, неспособной быстро реагировать на кризисные вещи. Это видно, когда случаются пожары, наводнения, какие-то еще чрезвычайные ситуации.
Народу вроде бы наглядно демонстрируют, что президент занимается абсолютно всем и может сделать абсолютно все. Беда в том, что, кроме президента, это решить мало кто может. Хотя в ручном управлении есть и свои плюсы. Их главный смысл: собирается огромное количество замечаний, нареканий и вопросов. Все это потом обрабатывается, и власть вроде бы может увидеть больные места и работать над этим.
Прямые линии с президентом — это некий сеанс психотерапии, призванный продемонстрировать, что все у нас в стране под контролем. Это успокаивает, убаюкивает граждан, делает восприятие имеющихся проблем менее острым.
Но если сравнить несколько прямых линий, начиная с самой первой, можно сделать вывод, что метод этот не работает. За эти годы вопросы и беды, с которыми обращаются к президенту люди, бесконечно повторяются. В каждом случае, в отдельно взятой деревне, для конкретной семьи проблема решается после непосредственного вмешательства президента. Но в целом система не выстраивается, все буксует и стоит на месте. Движения и прогресса вперед — нет.
Три погибнут, шесть спасутся
Владимир Берхин, президент благотворительного фонда «Предание»:
Ручное управление — неизбежность, а не зло. В жизни случаются нестандартные ситуации, к которым невозможно подготовиться. Всегда кому-то приходится принимать решение и придумывать его, когда ситуация выбивается из общего ряда. Ручное управление — нормальная штука, если существует как дополнение к системной работе. Если оно переходит в обычный рутинный режим, то в этой системе имеются большие прорехи, которые не дают правильно работать.
Мы пользуемся ручным управлением. У нас очень маленькая организация, которая ориентирована часто на конкретные задачи. Если государство вырабатывает общие правила, пытаясь решать проблемы большого количества людей, то фонд работает со стороны обратившегося человека, с его конкретной бедой.
Способствуют ли благотворительные фонды, используя ручное управление, тому, что система не развивается? Мы не знаем, что произойдет, если перестанем работать. У большинства фондов — конкретная задача. Есть больной, и ему надо помочь получить лечение. Как этот путь будет пройден, будут ли там какие-то отдаленные последствия — не всегда есть возможность подумать. Потому что наша ответственность — это конкретный человек. Конечно, можно вкладываться в системную помощь, чтобы позже помочь не одному конкретному человеку, а многим. Но пока ты это делаешь, люди у тебя будут дохнуть от нехватки ресурсов. Генерал на поле боя вынужден постоянно совершать выбор. Например, приходится положить под пули три взвода, но зато остальные шесть выживут. Это тяжело. Но мы все-таки не генералы, у нас другая работа.
Количество обращений растет. Скорее всего, это связано с увеличением известности фонда, повышением его узнаваемости. Но мы не справляемся с таким потоком. По некоторым направлениям у нас очереди из нуждающихся на год-полтора вперед. И такая ситуация во всех благотворительных фондах.
Мы знаем, что нам делать, — наша задача продолжать лечить людей и потихонечку образовывать население, как помогать друг другу разумно, не причиняя вреда. Мы, конечно, пытаемся с коллегами давить на государство, добиваться, чтобы оно нормально работало. Но делать ставку только на это — мы не можем. Потому что у нас тоже есть ответственность перед людьми, которые ждут нашей помощи.
Доброе зло
Ольга Германенко, руководитель ассоциации пациентов со спинальной мышечной атрофией «Семьи СМА»:
Проблема есть с маршрутизацией пациентов, особенно с редкими заболеваниями. Чтобы эффективно получить нормальную информацию, приходится пользоваться испорченным телефоном. Родители вынуждены искать группы таких же пациентов и спрашивать — куда идти, а к кому лучше не обращаться. При серьезных проблемах испорченный телефон не помогает. Когда ребенок попадает в ту же реанимацию, работа с ним часто ведется без учета особенностей его состояния и заболеваний. Например, в случае с нашими детьми с нервно-мышечными нарушениями — часто их подключают к кислороду. А это обычно усугубляет состояние. Но многие невропатологи не в курсе. Когда родители начинают предупреждать — их не слушают.
С одной стороны, ручное управление у нас в стране работает. Если есть нужные связи, если есть нужные контакты где-то наверху или в медучреждении, то помощь оказывается быстрее, эффективнее или правильнее. Но в глобальном смысле это, наверное, мешает. Допустим, есть у нас фонд медицинский или учреждение, которое работает с трудной категорией пациентов, — пусть у них будут 100-300 подопечных. Эти дети, если они окажутся в трудных ситуациях, поддержку получат. Потому что в случае необходимости тут же присоединится машина связей фонда, которая будет работать на решение конкретного кейса. А что остальные? Это затягивает решение системных вопросов на долгое время.
Иногда проблемы, решенные с помощью ручного управления, могут помочь наладить систему. Все зависит от конкретного чиновника, который сидит на месте. Если он захочет разобраться в вопросе, разрулить, чтобы потом таких вопросов не возникало, — тогда это может и сработать. Но обычно таких госслужащих с повышенной социальной ответственностью меньшинство. По крайней мере, я не вижу, чтобы многочисленные жалобы, просьбы о помощи очень сильно влияли на систему.
Есть и такой эффект для сотрудников помогающих организаций: когда ты условно маленький, у тебя нет знакомств. Ты вынужден все громко освещать, поднимать какие-то вопросы, куда-то обращаться. Становишься известным — обрастаешь связями, знакомствами, можешь разруливать что-то, сидя на телефоне. Примерно, как диспетчер в ЖКХ. Вместо того чтобы бабушку отправить на другой конец города в какое-то учреждение, где неизвестно, помогут ли ей, можно позвонить коллеге в соседний офис и сказать: «Таня, вот у меня есть такая-то бабушка, у нее такая-то проблема. Что можем сделать?» И когда мы так сидим и понимаем, что, особо не напрягаясь, можем делать хорошие вещи, пусть и в штучном режиме, — для нас, помогающих, это, наверное, зло. У всех фондов свои группы пациентов. У нас это дети со спинальной мышечной атрофией (СМА). А что произойдет с другим больным, с условным соседом по палате — вроде бы не касается нас. Получается, что для одного при наличии связей все может хорошо разрешиться. А для другого? А если у той семьи нет таких ресурсов?
Сложная моральная дилемма. С одной стороны, есть хотя бы шанс решить конкретную проблему конкретного человека. Но в то же время это такой капкан, ловушка для системных изменений. Чтобы перестроить систему, нужны месяцы и годы, а у тебя прямо сейчас кто-то умирает. Где найти грань?
Жалобы — работают
Екатерина Баринова, медицинский юрист, специалист по защите прав пациентов благотворительного фонда помощи детям с миодистрофией Дюшенна и иными тяжелыми нервно-мышечными заболеваниями «МойМио»:
Проблемы граждан, нуждающихся в медицинской и социальной помощи, начинаются с того, что в нашей стране не умеют учитывать реальные потребности людей и планировать бюджет с учетом этих потребностей. Если известно, что в регионе живут столько-то пациентов с неизлечимым диагнозом, то можно спрогнозировать, что им может понадобиться через год-два-три. Взять ту же миодистрофию Дюшенна (генетическая болезнь при которой со временем разрушаются практически все мышцы — прим. «Ленты.ру») — это изученное заболевание, и понятно, как оно будет развиваться. Во столько-то лет могут понадобиться корсет, ортопедические устройства. Потом — специальная коляска. Регион должен знать, что, если у них проживают 50 человек с миодистрофией Дюшенна, им будет нужен невролог, кардиолог, пульмонолог, ортопед, гастроэнтеролог, знакомые со спецификой болезни. Этих специалистов нужно найти и обучить. А пациенты должны точно знать кто, где и в каком объеме им оказывает помощь.
А у нас получается, что живет ребенок с редким заболеванием до 18 лет и никто о нем не знает. Ни о нем, ни о его потребностях. Он не существует ни для кого, кроме родителей. В бюджет на него ничего не заложено, и чиновники, когда родители приходят и просят обеспечить их тем-то и тем-то, что положено по закону, каждый раз разводят руками: ой, а где вы раньше были, мы вас в план не включили, ждите… Но у таких пациентов нет времени ждать.
Жалобы, запросы, обращения — работают. Я могу это говорить, основываясь на своем опыте. Например, в одном регионе после коллективного письма родителей появилась должность главного внештатного специалиста по паллиативной помощи детям. И на удивление — был назначен понимающий заинтересованный в развитии паллиативной помощи человек.
А на Сахалине одна мама самостоятельно сумела добиться изменения регионального законодательства. До 16 лет ее сын был обычным подростком. Но случилось несчастье. И он стал инвалидом. Ему постоянно необходимо дорогостоящее энтеральное питание. Оно необходимо многим тяжелобольным людям, но его не получить за счет бюджета. И мама пошла с просьбами по чиновникам, добившись того, что Сахалин стал первым регионом, где начали из бюджета выдавать компенсацию на это питание для детей — 43 тысячи рублей в месяц. Для семей это большая поддержка. Конечно, местные чиновники скажут, что это их инициатива была. Но началось все с мамы. Она добивалась улучшений для своего ребенка, но смогла добиться изменений для пациентов всего региона.
Но чтобы добиться результата, нужно уметь обращаться к чиновникам грамотно. Проблема в том, что граждане в своих обращениях обычно описывают эмоции и крайне мало излагают факты, еще реже — четко пишут, каких действий они ожидают от чиновников. А чиновники, в свою очередь, штампуют отписки, не особо вдаваясь в детали обращения. Далее граждане такую отписку воспринимают как фатальную неудачу. Прячут ее в ящик и больше не предпринимают никаких действий. Это неверно. Обязательно нужно писать повторную жалобу. И говорить, что «перечень вопросов уже был направлен, прошу ответить по существу заданных вопросов». Если во второй раз от ведомства приходит отписка, значит, есть вышестоящий уровень, есть другие ведомства: Росздравнадзор, прокуратура и так далее.
Жаловаться нужно поэтапно. Я не рекомендую начинать сразу с Кремля, лучше идти с самого низа. Это не даст повода местным властям встать в позу и обидеться. Для обращающегося гражданина это важно, так как обращение «через голову» обычно влечет дополнительные сложности в общении с местными чиновниками. Когда речь о медицине — идем сначала с письменной жалобой/обращением в то учреждение, которое нарушило ваши права. С ответом из этого учреждения, если проблема не решена/ответ не устроил/ответ не получен, — в местный Минздрав. Нет реакции — в местный Росздравнадзор, прокуратуру. Если и это не помогает — переходим на федеральный уровень. В этом случае вам уже местные чиновники не смогут сказать, что, «если бы сразу к нам обратились, мы бы помогли».
Моя задача — не просто помочь родителям пациентов написать жалобу/обращение. Моя задача — помочь семье получить результат, потратив при этом минимум нервов и времени. Иногда результат возможно получить за два-пять дней. Но бывает, что уходят годы. Добиться выдачи электроколяски, соответствующей потребностям ребенка, можно в среднем за год-полтора. Чем дороже то, что просим у государства, — тем больше сопротивления встречается.
Все ответы от чиновников нужно просить в письменном виде. Все сказанное на словах не имеет силы. Часто бывает, что ответственные лица, получив жалобу от семьи, начинают им звонить: «Мы к вам со всей душой, а вы такие-сякие». Нельзя реагировать на эти эмоциональные выходки. Следует максимально вежливо сказать: «Спасибо, что позвонили. Мы вам подали жалобу в письменном виде, просим ответить также письменно». Нужно понимать, что в региональных ведомствах большая текучка кадров. Сегодня маме один чиновник что-то пообещал на словах, а завтра на его месте уже другой. А «доказательств» обещанного у нее нет. Придется все начинать сначала. Это потеря времени.
Важное правило — не вступать в перепалку, стараться избегать конфликтов. Семье это не нужно. Она и так истощена и финансово, и морально. Если провоцируют, нужно дать понять, что на некорректное поведение тоже поступит жалоба. К сожалению, хамство у нас распространено. Люди с тяжелобольным ребенком и так в крайне сложных обстоятельствах. Но находятся те, кто их еще больше топит, может говорить ужасные вещи. Поэтому максимум общения с чиновниками должен проходить в письменном виде.
Нужно описывать именно факты нарушения ваших прав, не скатываясь в эмоции. Это бывает непросто. Когда человек проходит путь взаимодействия с чиновниками под контролем юриста, то эмоций в документах остается минимум. Ровно столько, сколько необходимо, чтобы дать понять — человек до предела возмущен и готов действовать настойчиво. Все остальное занимают факты: было то-то, обратился туда-то, эффект такой-то, прошу то-то… Не нужно просить сразу 10 пунктов. Реальность такова, что из всего списка ваших просьб отвечающие выберут две-три самых простых и выполнят, остальные проигнорируют. Поэтому если у вас очень много потребностей, то делите их на несколько групп по две-три и пишите на каждую группу свою жалобу/обращение. Это не даст возможности чиновникам «распыляться» при ответе.
Некоторые вопросы можно решить в режиме ручного управления. Это когда чиновник, имеющий полномочия, напрямую вникает в проблему человека и решает ее с помощью административного ресурса. Но такого чиновника еще нужно найти. Умение граждан качественно взаимодействовать с чиновниками, начиная с рядового уровня, ведет к построению такой модели, при которой ручное управление становится просто не нужным. Системы обеспечения лиц, нуждающихся в медицинской и социальной помощи, должны работать как швейцарские часы, без необходимости применения ручного управления. Это и учет потребностей, и планирование бюджетов, и система взаимодействия с гражданами: не гражданин должен «выбивать» необходимое, а система сама должна уведомлять, где, что и в какие сроки гражданин может получить. Чтобы это стало реальностью — важно уметь общаться с властью.
Борьба с абортами — одна из важнейших практик для сохранения нации. В этом уверены члены организации «Женщины за жизнь», которые собрались в московском отеле Marriott, чтобы отпраздновать трехлетие фонда. «Лента.ру» побывала на торжестве и делится впечатлениями от увиденного и услышанного.
Зал «Высоцкий» открылся в гостинице Marriott, что на Новом Арбате, недавно. Палас свежий, потолок гладкий, портьеры еще не успели запылиться. Посередине зала, у окна, стоит сцена — здесь будут вручать премию «Амбассадор защиты жизни до рождения» и праздновать третью годовщину фонда поддержки материнства и детства «Женщины за жизнь», выступающего за «защиту жизни до рождения» под девизом «Сохрани в себе Человека!» (то есть, грубо говоря, против абортов). По углам красуются пучки розовых шариков, организаторы заканчивают последние приготовления. Корреспондент «Ленты.ру» заглядывает в зал, но на него никто не обращает внимания. Наконец подбегает девушка-организатор и, заверив, что тут «все в розовом, позитивненько», возвращается к своим делам.
Постепенно начинают прибывать гости, и среди них много беременных женщин и детей. Прямо в фойе мамам делают свежую укладку, в то время как дети бегают друг за другом и громко галдят. На столе лежат две таблички. На одной из них написано «Супермать — суперженщина», а на другой — «Живи, балдей, рожай детей». В сторонке, у столов с яствами, стоят две девушки.
— Вот она мне говорит: я, мол, сделаю аборт, а потом рожу. А потом жалеть будет! — говорит одна.
— Да, и, главное, не хотят осознавать свою вину, не хотят слышать! — вторит ей другая.
— Надо с ними разговаривать, заставлять говорить, слушать… — дает совет первая.
Постепенно в зале становится тесно. Прибывшие здороваются и сразу же приступают к «водным процедурам», благо на отдельном столике их уже ждет батарея бокалов с вином и армянским коньяком. На сцену бодро выбегает актер театра и кино Артур Смольянинов, а также поднимается женщина с ребенком. «Скажи что-нибудь», — обращается к ребенку актер. Ребенок молчит. «Молчание порой даже важнее, чем слова!» — резюмирует Смольянинов. Он приветствует аудиторию, замечая, что не только «женщины за жизнь», но и «примкнувшие к ним мужчины», да и вообще, «люди за жизнь». «800 спасенных матерей и детей!» — восклицает он и приглашает на сцену «генерального директора фонда, ведущую телеканала «Спас» и просто прекрасную женщину, мать четверых детей Наталью Москвитину».
Москвитина — рыжеволосая женщина в эффектном облегающем зеленом платье. «Это все благодаря тебе! Стоишь, как будто просто шампанского зашла треснуть, как будто ни при чем», — смеется Смольянинов, пока она поднимается на сцену. «С мужчиной, конечно, лучше не спорить, это наша политика», — начинает Москвитина, при этом замечая, что фонд поддерживают «лучшие мужчины». Она призывает расслабиться гостей, обещая им «френдли обстановку», — ведь все люди, которые здесь собрались, «борются за что-то правильное» и повышают демографию страны. Смольянинов подчеркивает, что лучшая награда за все это — «ребята, которые здесь носятся».
Вышедшая вслед на сцену Вера Лекарева, член экспертного совета комитета по делам семьи, женщин и детей Государственной Думы, подчеркивает, что без мужчин в деле продвижения семейных ценностей никак и не без гордости заявляет, что уже отпраздновала золотую свадьбу с мужем. Она подчеркивает, что, по словам нашего президента, самое главное — это «любовь, семья, дети», которые являются «стратегическим запасом страны». Лекарева обещает, что имя Москвитиной будет вписано золотыми буквами в историю России.
Советнику заместителя губернатора Архангельской области Алексею Алтынцеву тоже есть чем похвастаться — в его регионе за пять лет количество абортов снизилось в полтора раза. Он зачитывает обращение от губернатора Архангельской области Игоря Орлова, в котором подчеркивается, что «нет ничего важнее главных ценностей, которые создает по своей природе женщина»: здоровая семья, рождение детей и нравственные устои. По его словам, несмотря на то что времена меняются, женщина остается «главной хранительницей духовных ценностей», и поддержка женщин должна быть всесторонней.
Смольянинов обращается к аудитории с важным предложением: всем, кто сейчас собирается выступать, нужно взять «по бокальчику», чтобы произнести красивый тост. Он приглашает на сцену Александра Малькевича, председателя комиссии по развитию информационного общества, СМИ и массовых коммуникаций ОПРФ, президента Фонда защиты национальных ценностей. «Возьмите стаканчик, ну если вам нетрудно, — попутно упрашивает его актер. — Ну возьмите, пожалуйста, правда! Так будет бодрее, веселее!»
Малькевич предельно серьезен. Он обводит нахмуренным взглядом зал — понятно, что разговор предстоит далеко не веселый. «Не забудьте выпить потом обязательно, после речи», — вновь напутствует его Смольянинов, прежде чем уступить ему место перед микрофоном. Малькевич адресует «низкий поклон» в адрес «наших женщин, которые в составе фонда бьются за сохранение нации».
«Мне как журналисту, который попал в санкционный список США за то, что я рассказываю правду о том, что там происходит, и знает, как там относятся к детям — особенно к детям нерожденным, — хочется все силы приложить со своими единомышленниками, чтобы никогда эта западная зараза не оказалась здесь», — продолжает он. После этого он вспоминает «те законы, которые буквально прямо сейчас подписываются и вводятся в США и предлагаются для распространения во всем мире». По его словам, и в Нью-Йорке, и в штате Вирджиния теперь аборт по закону разрешен «даже после рождения ребенка». «И вот такие демократические ценности они пытаются навязать нам!» — восклицает Малькевич. Но, как говорит журналист, смотря в лица красивых, умных и замечательных женщин и суровых мужчин, он понимает, что «мы этого никогда не допустим во имя нашего будущего, во имя наших замечательных детей». «Наша задача — сохранить и преумножить эту красоту, которая есть в нашем народе», — завершает свою речь Малькевич, поднимая бокал за собравшихся.
Мероприятие продолжается. Президент общенационального Союза НКО Александр Айгистов, помимо поздравлений фонда отмечает, что сам «появился на свет благодаря «советской пропаганде против абортов»». Москвитина вручает премию комитету «Колыбель» из Иваново, члены которого «не боятся говорить, что аборт — несомненное зло». Протоиерей Дмитрий Рощин передает Москвитиной благословение от патриарха Кирилла, с которым та несколько раз беседовала (что является, по словам священника, «большим достижением в общественной жизни»). Первую часть программы завершает хор мам — женщин в красных передниках, поющих колыбельную.
«Мы поняли, что баю-бай уже пора готовиться, — говорит Смольянинов, запрыгивающий на сцену вслед за мамочками. — А может и не пора… Нет, еще полвосьмого, можно еще беспредельничать!» Он приглашает к микрофону женщину по имени Слада, которая должна от первого лица рассказать о том, как фонд помог ей сохранить ребенка. Но Слады не видно. «У нас есть Слада?.. Слада-неполада!.. Она есть, но ее как бы нет, так вообще часто в жизни бывает», — каламбурит Смольянинов. Вместо женщины на сцену выходят двое мужчин. Один из них — председатель организации «Офицеры России», Герой России генерал-майор Сергей Липовой, а другой — тоже Герой России, Андрей Звягинцев.
«Когда Всевышний создавал российскую женщину, он в нее вложил все, что у него было: красоту, мудрость, целеустремленность, здоровье, — начинает Липовой. — И поэтому только про российских женщин говорят, что они готовы войти в горящую избу, коня на скаку остановить, за своих детей любого уничтожить — даже львице пасть порвать!» Но в то же время он призвал помогать таким женщинам, когда они попадают в «сложную жизненную ситуацию, в которой нужно твердое плечо». «Нашей стране нужны новые пахмутовы, добронравовы, жуковы — нужна элита, и команда Натальи Викторовны именно этим и занимается!» — отметил он. Напоследок Звягинцев и Липовой произнесли: «Господа офицеры, за наших женщин нам выпить пора. Гип-гип ура!», — опрокинули бокалы и спустились в зал.
***
Выступлений было еще много. Нашлась женщина по имени Слада с ребенком, которая со слезами на глазах благодарила фонд за поддержку. Исполнительный директор Национальной родительской ассоциации Лариса Санатовская подчеркивала необходимость полной семьи, где есть отец и мать, а также говорила о сложнейшей операции на плоде, проводимой внутриутробно. Смольянинов объявлял музыкальную паузу, вызывая хор поющих мам. «Мамы! Вы поющие или вы пьющие? А, непьющие? Ну тогда выходите! — кричал он, призывая коллектив на сцену. — А что, петь нечего? Ну давайте что-нибудь из Раммштайна, духоподъемное!» Мамы смущенно говорили, что они кормящие и потому не пьющие, а потом пели «нетрадиционную» песню в стиле регги.
В конце мероприятия еще одна женщина, которой фонд помог сохранить ребенка, благодарила собравшихся со сцены. Вероятно, немного захмелевший Смольянинов наклонился к ребенку. «Ууу, глаза! Тебя как зовут, глаза?» — спросил он у полугодовалого малыша, который сидел на руках у мамы, подставив ему микрофон. Ребенок секунд пять смотрел на актера, а потом, улыбнувшись, начал медленно лизать устройство. «Девчонки, рожайте еще, нам по кайфу!» — воскликнул Смольянинов. Мероприятие переходило в свою неофициальную фазу.