Зависимость — это такой же психический недуг, как депрессия или тревожное расстройство. К сожалению, эта проблема обществом недооценивается. А в наш информационный век цифровых технологий возникают все новые зависимости, с которыми трудно бороться. Но бороться надо, и в этом могут помочь специалисты.

Это происходит само собой. Мы расслабляемся с помощью алкоголя, когда очень устали или сильно нервничали. Подростки пробуют наркотики, потому что среди них это считается нормальным. Дети увлекаются компьютерными играми и уже не могут без них. Родители во время авиаперелета, или когда в доме гости, сами предлагают ребенку IPad или IPhone.

Если посчитать, сколько времени мы проводим в социальных сетях, получатся пугающие результаты. Однако то, что вы каждый день заглядываете в социальные сети или можете выпить, чтобы расслабиться, еще не означает, что у вас зависимость.

Все меняется, когда человек утрачивает способность жить полноценной жизнью без какого-то занятия или вещества. Например, не может в компании расслабиться, поддерживать беседу и чувствовать себя комфортно без алкоголя. Когда наступает такой психологический момент, человек попадает в группу риска.

Доказано, что в основе зависимости — биологическая предрасположенность, особенность выработки эндорфинов. Самая большая проблема в том, что зависимость поглощает человека полностью. Человек фокусируется на своей зависимости, может потерять круг общения, способность ценить другие вещи. Люди, отказавшиеся от наркотиков, часто возвращаются к ним, потому что уже неспособны воспринимать все краски жизни без допинга. Это состояние схоже с очень тяжелой депрессией, сопровождающейся апатией, ощущением опустошенности. Человек ищет допинг, чтобы вернуть себе радость жизни, и снова начинает принимать наркотики.

Современному человеку приходится много работать, времени на полноценный досуг мало. Даже выспаться не удается. Многие считают, что алкоголь помогает расслабиться, отдохнуть, выспаться, но это иллюзия. Сон в состоянии алкогольного опьянения не обеспечивает полноценного отдыха. Более того, алкоголь может усиливать апатию, утомляемость. Та усталость, от которой человек пытается избавиться, только усиливается, а это чревато более тяжелыми психологическими или соматическими последствиями.

Если возникла проблема, семья и окружающие не всегда понимают ее реальную тяжесть, считая, что человек может справиться со всем этим усилием воли. Важно понимать, что зависимость — это физиологическое состояние, сопровождаемое порой даже определенными физическими симптомами вплоть до болевых ощущений, которые вызывают срыв. Нужна специальная терапия, а не усилия воли.

Зависимость — заболевание с очень частыми рецидивами. Отказ от приема психоактивных веществ вовсе не означает, что человек избавился от зависимости. К сожалению, он пожизненно остается в группе риска. Об этом всегда надо помнить пациенту, его родным и близким.

Если говорить об алкогольной зависимости, многие пациенты и их семьи считают, что главное в лечении — вывести человека из запоя. На самом деле это только первый маленький шаг. Алкоголь для зависимого человека — неотъемлемая часть его жизни. После вывода из запоя начинается самый тяжелый период. Человек снова попадает в ситуации, провоцирующие прием алкоголя, встречаясь с друзьями или просто возвращаясь домой с работы. В этот момент задача врача — научить пациента жить без допинга, найти ему замену. Как снимать очень сильное эмоциональное напряжение без помощи алкоголя? Для этого разработаны специальные методики. Продукты переработки алкоголя встраиваются на уровне биохимии в системы организма. Организм физически требует алкоголя. Только фармакотерапия способна с этим справиться.

В Европейском медицинском центре используются самые современные методики лекарственной и когнитивно-поведенческой психотерапии, проводится работа с семьями.

Семья также страдает от зависимости. Однако нередко попытки домочадцев спасти человека только усугубляют положение. Важная часть работы медиков — обучение семьи правильному поведению в такой ситуации, выстраиванию жизни вне фокуса на этих проблемах. Проводятся супружеская терапия или консультации родителей совместно с детьми.

На первом этапе лечения, в условиях стационара назначается терапия, направленная на купирование мучительных для пациента симптомов интоксикации. Затем назначается психофармакотерапия.

Во всем мире для преодоления алкогольной зависимости используется 12-ти шаговая программа и когнитивно-поведенческая терапия. Существуют специальные методики психологической работы. В рамках программы специалист работает с пациентом в группе других таких же пациентов.

В период ремиссии проводится психофармакотерапия. В ЕМС представлены все доступные на сегодняшний день препараты: от нейролептиков и антидепрессантов, до препаратов нормотимиков, купирующих тягу к алкоголю. Как и во всем мире, в ЕМС применяются препараты блокаторов опиоидных рецепторов. Согласно мировым стандартам, в основе лечения — психотерапия. Ее дополняет фармакотерапия.

В процессе психотерапевтической работы и приема препаратов пациент должен адаптироваться к жизни без психоактивного вещества.

В подмосковном Сергиевом Посаде с «Учителем года — 2012» Александром Демахиным не продлили контракт в гимназии имени Ольбинского, где он много лет преподавал мировую художественную культуру (МХК) и ставил спектакли с учениками. Это совпало с попыткой Демахина баллотироваться в городской совет депутатов от партии «Яблоко». В день подачи документов в здании горадминистрации прошел одиночный пикет, участник которого обвинил Демахина в пропаганде гомосексуализма из-за театральной постановки двухгодичной давности. В беседе с «Лентой.ру» Демахин рассказал о тайном смысле своих постановок и о том, зачем ему понадобилось идти в политику.

«Лента.ру»: Расскажите подробности вашего увольнения.

Демахин: В моей записи в Facebook от 1 августа нет ни слова об увольнении. Я совместитель, работаю по срочным трудовым договорам. 31 мая они заканчиваются, а 1 сентября заключаются новые. Недавно мне пришло письмо от директора гимназии Ольги Филимоновой. Она дала мне понять, что есть указание сверху не заключать со мной новый контракт, не объясняя причин. Официально это и не требуется.

А основное место работы у вас где?

Работал помощником художественного руководителя в Большом драматическом театре Товстоногова, вел там образовательные проекты.

И вся эта ситуация с нежеланием продолжать с вами сотрудничать совпала с попыткой выдвижения в депутаты?

В городской совет депутатов. Выборы пройдут 10 сентября. Я выдвигаюсь от партии «Яблоко». 3 августа я официально стал кандидатом, после того как мои документы рассмотрели в территориальном избиркоме.

Эта ваша первая попытка заняться политикой на местном уровне?

Я был членом районной Общественной палаты и сам вышел из нее некоторое время назад. Это было связано со степенью ее эффективности. Я понял, что мое присутствие там ничего не дает. Хочется больше ответственности, иметь право голоса при решении каких-то вопросов. Совет депутатов ближе к непосредственному управлению.

Судя по последним новостям, вы остаетесь в гимназии?

После нескольких публикаций в СМИ к делу подключился областной министр образования, и в горадминистрации заявили, что меня никто увольнять не собирался. Я написал заявление о приеме на работу и отдал его в секретариат. Так что 1 сентября выйду на работу преподавать МХК, как и прежде. Интересно, что о реакции управления образования я узнал из СМИ, а не от них самих, хоть и нахожусь с ними в одном городе, в зоне досягаемости.

Что вы можете рассказать о проблемах с постановками «Дом на краю света» по Майклу Каннингему, где, как говорят, действующие лица — гомосексуалисты, а также «Малыш и Карлсон, который живет на крыше»? Один священник назвал это «театрализованной пропагандой подросткового секса».

Это было два года назад. И эта история, на мой взгляд, связана не столько с творчеством. Я тогда находился в Общественной палате. И, похоже, кому-то это было не по душе. Мне лично никто не звонил, шли какие-то письма в разные ведомства. Хотя уверен, что следует сначала с человеком поговорить, а потом уже куда-то на него жаловаться.

А вообще, я театром занимаюсь не первый день, и у нас особенно в последние годы возникает много сложных ситуаций, конфликтов, недопонимания. В случае с «Малышом и Карлсоном» я это даже предвидел. Районное управление образования попросило представить эту постановку в городе. Я им ответил, что, на мой взгляд, спектакль сложный и могут возникнуть проблемы с его восприятием вне гимназической жизни. Отослал видеозапись. Но спектакль все равно выставили, а затем высказали претензии. И я старался по каждому спорному режиссерскому решению дать пояснения.

Была ли все же в этой работе некая борьба за права лиц нетрадиционной сексуальной ориентации?

Я не увидел там того, что так людей задело, таких устремлений, которые мне приписываются. Но я обратил внимание на позицию своих оппонентов и в следующих своих работах, тем более показанных публично, я уже стремился делать так, чтобы не вызывать прежних вопросов.

Ведь если бы речь шла о творческом коллективе взрослых людей, то это одно дело. Но у меня занимались дети, и подставлять их под удар было бы неправильно.

Что это за история с пикетом под лозунгом «Нет содомии в сердце православия» против вашего выдвижения на выборы? Вы знаете, кто стоит за этим?

На видео человек прикрывает себе бумажками лицо, но если вы приглядитесь, то увидите, что вокруг него ходят люди из других предвыборных штабов. Это наводит на определенные мысли, как и сам факт того, что этого человека впустили в здание администрации в тот самый момент, когда я подавал заявку.

Этого пикетчика на видео спрашивают, против кого и чего именно он протестует. Он неправильно называет фамилию и не может обозначить конкретные факты, которые его так возмутили.

Вы родились и всю жизнь провели в Сергиевом Посаде, чем вы здесь занимаетесь еще, кроме преподавания в гимназии?

Я здесь родился, учился и работаю. Но, кроме этого, работаю в Москве и Санкт-Петербурге. В Сергиевом Посаде у меня в последнее время было два больших дела: преподавание в гимназии и арт-кафе «Вишневый сад», где я арт-директор. Это частная площадка, занимающаяся организацией и проведением различных культурных событий в городе: концертов, спектаклей, кинопоказов. Здесь много кто был за два года ее существования из значимых для российской культуры людей.

Ваш город считается столицей православия. Тут находится резиденция патриарха Кирилла. Сотни тысяч паломников прибывают сюда к мощам преподобного Сергия Радонежского. Говорят, в Сергиев Посад перебираются из Москвы особенно воцерковленные семьи. Вы верующий? Как вы оцениваете превращение советского Загорска в православный центр?

Я человек крещеный, православный, но это мое внутреннее дело, то есть неистовым верующим я не являюсь.

Убежден, что Свято-Троицкая Сергиева лавра — это достояние России и всего мира. Но я считаю центром православия лавру, а не весь город. Вот в чем особенность моей позиции. Сам же Сергиев Посад, в светской своей части, должен быть достойным и самодостаточным субъектом, а не просто придатком монастыря. Это то, над чем я пытаюсь работать в образовательной и культурной сфере.

Многие с подачи СМИ воспринимают нападки на режиссеров Кирилла Серебренникова, Алексея Учителя и на вас как звенья одной цепи. Что вы по этому поводу думаете?

Я не хотел бы ставить себя в один ряд с названными вами людьми. Прекрасно понимаю разницу масштабов. То, что с ними происходит, вызывает у меня печаль. Хочется сказать, что культура — это не пропаганда. Если человек о чем-то говорит, то это не значит, что он это поддерживает сам и пропагандирует. Вопрос, насколько талантливо и профессионально он все делает.

Творчество — это способ осмысления истории и сегодняшнего дня, нашего общества. Это еще и повод о чем-то поспорить, обсудить. Мне, в принципе, кажется, что фильмы и спектакли — не самые больные вопросы сегодняшней жизни.

Вы идете на выборы от «Яблока», а насколько велика поддержка этой либеральной партии в Сергиевом Посаде?

Известная особенность маленьких городов в том, что все друг друга знают. Если кандидат идет от какой-то партии, то это говорит о его взглядах, но здесь люди голосуют за конкретного человека, а не за абстрактный образ представителя партии. Поддержка, думаю, такая же, как и в других похожих по численности и структуре городах. Не очень большая, но стабильная. Вместе со мной партия выставила на городские выборы 15 кандидатов (всего в совете депутатов 25 мест). Конкретно в моем округе у меня два конкурента-однопартийца.

С чем вы идете в совет депутатов, чего хотите добиться?

Меня больше волнуют вопросы культуры. Я считают, что у города есть большой потенциал и много частных инициатив достойны поддержки. Это моя предполагаемая специализация. А еще есть общие для совета депутатов вопросы, требующие внимательного рассмотрения и разрешения. В этому году баллотируется много приличных людей, чтобы принимать там разумные решения.

Но зачем нужно было давить на вас через школу?

Возможно, это связано с тем, что сейчас решается вопрос об административной форме Сергиева Посада. В области обозначилась тенденция по объединению городов и поселков, муниципальных образований. Я не поддерживаю это.

Считаете ли вы себя борцом? Не жалеете о том, что написали в Facebook? Ведь тот ваш пост вызвал скандал.

Нет, борцом я себя не считаю. И я не ожидал столь бурной реакции на простую публикацию в соцсети. Просто я понял, что мне не придется больше работать в той гимназии, которой многое было мною отдано. И я счел нужным поделиться своими мыслями и эмоциями с друзьями и учениками. Там только констатация факта и мое сожаление. Никаких призывов.

А как вы оценили волну поддержки от незнакомых людей?

Я приятно удивлен. Если столько людей на эти события реагируют, то и мне нужно соответствовать их реакции. Теперь я чувствую больше ответственности перед другими.

Вы же понимаете, что сейчас вы переходите с позиции свободного творческого человека на позицию политика, хоть и местного. А значит, придется вступать в компромиссы, интриги, союзы и так далее.

Я искренне не намерен играть в эти игры. Может, я наивен. Если будет так, как вы говорите, то я от политики откажусь. Все-таки творческие и образовательные проекты мне важнее.

Как восприняли историю с вашим увольнением ученики? Не было у них порывов пикетировать администрацию и тому подобное?

Высказывали разные мысли. Мне было приятно слышать выпускников, рассказавших о важности каких-то наших совместных проектов. Устраивать митинги с их помощью я ни в коей мере не собирался и никого провоцировать не хотел.

Какие сейчас дети, чем отличаются от предыдущих поколений?

В чем-то инфантильные, в чем-то более продвинутые. Главное, найти к ним подход, подобрать ключи. Тогда работать очень интересно.

Другое дело, что есть общие для общества тенденции, которые отражаются и на детях. Когда видишь, что некоторые из них готовы оправдать Сталина за репрессии и массовые убийства ради спокойствия в стране… Я не мог себе представить подобной позиции у подростков в 90-е годы. Для меня это звоночек. Значит, на какие-то ценностные ориентиры надо обратить внимание в работе с ними.

Если взрослые сегодня не могут разобраться в ситуации, что говорить о детях? Вот пару лет как появилась формулировка «оскорбление чувств верующих», и у меня прямо на уроке разгорелся конфликт между теми, кто с ней согласен и кто — нет. Мы говорили о средневековой культуре и архитектуре. Я пытался и пытаюсь сделать все для того, чтобы носители полярных позиций могли слушать друг друга и мирно разговаривать.

Вам предложили остаться в гимназии, но если не получится или не захочется, то вы продолжите работу со школьниками в других образовательных учреждениях?

У меня много вариантов, и я успел получить массу предложений за те два дня, что прошли после публикации моего поста в сети. Всех благодарю за это.

В ночь на понедельник, 12 июня, в Забайкалье разбился автобус, на котором читинские паломники возвращались из крестного хода к Иоанно-Предтеченскому монастырю. В салоне находились 51 человек. 10 из них погибли на месте, еще трое скончались позже. Не менее десяти человек, в том числе двое детей, остаются в больницах в тяжелом состоянии. Вторник, 13 июня, объявлен в регионе днем траура. «Лента.ру» попробовала разобраться в ситуации.

«Будем принимать очень серьезные решения»

Глава Забайкалья Наталья Жданова объявила вторник, 13 июня, днем траура в регионе. Семьям погибших в ДТП выплатят по миллиону рублей.

«Почему, какая необходимость была автобусу с пятьюдесятью людьми в глубокую ночь пойти по такой сложной дороге? На 15 июня мы запланировали внеочередное заседание комиссии по безопасности дорожного движения. Там мы уже будем принимать очень серьезные решения», — заявила Жданова журналистам.

Водитель автобуса, предположительно, в реанимации. У него тяжелая черепно-мозговая травма и травма позвоночника. Неизвестно, когда он придет в себя и сможет ли давать показания, чтобы прояснить картину случившегося. Пока же свидетели указывают на то, что он сам принял решение отправиться в дорогу ночью, хотя по плану они должны были ехать утром.

«Водитель сказал, что уверен в себе. Выехали. Часа 2–3 все шло нормально, потом — авария. Мы пытались вверх подняться, там был резкий поворот налево, и водитель не справился с управлением», — рассказала РЕН ТВ одна из пассажирок.

Другие водители, ехавшие по той же дороге, отмечали, что автобус шел с превышением скорости: «Гнал, как не знаю кто. Его прям несло» —- написал один из них в соцсетях.

Следственный комитет России уже возбудил в отношении шофера автобуса уголовное дело по статье 264 УК РФ («Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств») и проводит проверку по статье 238 («Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности»), передает ТАСС.

Из Москвы на место ДТП отправлена группа опытных офицеров ГИБДД, чтобы точно разобраться в причинах аварии и установить ее виновника.

«Тещин язык»

Авария произошла там, где трасса делает очень крутой поворот — почти на 180 градусов, пишут пользователи «ВКонтакте» в группе «Регион-75 Чита». Местные называют это место «Тещин язык». И ДТП, по их словам, здесь происходят регулярно. А в этот раз рабочие из иркутсткой компании «Дорожник», проводившие тут ремонт, еще и полностью сняли все ограждения, не выставив предупредительных знаков и временного освещения. Теперь решается вопрос о возбуждении уголовного дела по статье 293 УК РФ (халатность).

Не главной, но, возможно, сопутствующей причиной аварии мог стать перегруз автобуса KIA Granbird, перевозившего паломников. В салоне, рассчитанном на 45 пассажиров, находился 51 человек. Люди сидели в проходе между сиденьями. Жертв могло быть еще больше — несколько человек остались в монастыре до утра и не попали на злополучный рейс.

Именно превышение скорости, скорее всего, привело к тому, что автобус вынесло с проезжей части на крутую насыпь. «Мы летели кувырком, темнота, все кричали. Когда автобус упал, уже внизу, я стала выкарабкиваться, пульс всем прослушивала. Там было такое месиво…» — рассказала одна из паломниц.

По всей вероятности, вопросы у правоохранителей имеются и к паломнической службе храма Святого Луки Крымского в Чите, которая была организатором поездки, обернувшейся трагедией.

«Забайкальский Афон»

Иоанно-Предтеченский монастырь, откуда возвращался в Читу разбившийся автобус, находится в Чикойских горах. Его еще называют «Забайкальским Афоном». Это молодая по православным меркам обитель основана святым Варлаамом Чикойским, который поселился здесь в 1820 году и первое время жил отшельником. После смерти подвижника ему стали приписывать чудотворения. Почти век он почитался как местночтимый святой, а в 1984-м был прославлен уже для общецерковного почитания в РПЦ.

Монастырь в Чукойских горах был закрыт в 1915 году. По одной из версий, из-за исчезновения воды в колодцах. В 2002-м здесь были обнаружены мощи святого Варлаама. Их поместили в Казанский собор города Читы. Каждый год 11 июня — на следующий день после дня памяти всех сибирских святых — ежегодно от села Урлук к монастырю идет крестный ход, в котором участвует несколько тысяч человек из Забайкалья, Бурятии и Иркутской области.

«С любовью примет души»

Соболезнования близким погибших паломников выразил глава Русской православной церкви патриарх Кирилл. «Жизнь этих людей неожиданно прервалась в тот самый момент, когда они совершали богоугодное дело ― посещали святые места», — отметил он.

Патриарх напомнил о неисповедимости путей Божьего промысла, а также о необходимости верить и надеется, что «Он с любовью примет души новопреставленных рабов Своих в обителях небесных и сотворит им вечную память».

Глава РПЦ попросил духовенство Читинской епархии оказать всю необходимую помощь родным и близким погибших и пострадавших. По данным официального сайта епархии, священники и монахи принимали участие в спасательной операции, помогали раненым выбраться из автобуса, оказывали им психологическую помощь. Настоятельница расположенного неподалеку женского монастыря сама отвезла в больницу несколько человек.

«В центральной районной больнице Петровска-Забайкальского, где остаются около 20 пострадавших, дежурят священники», — отмечается в сообщении епархии.

Всего госпитализировали 37 человек из 51, находившихся в салоне автобуса, пишет «МК». 12 человек с наиболее тяжелыми травмами отправлены на вертолетах МЧС и «Бурятских авиалиний» в Улан-Удэ. Среди них, по предварительной информации, двое детей и известный в регионе волонтер, глава поискового отряда имени Кости Долгова Константин Мухомедьяров.

В автобусе, по данным издания, были люди всех возрастов — от школьников до пенсионеров, были семьи с детьми.

В России сменился министр здравоохранения — вместо Вероники Скворцовой руководить российской медициной будет Михаил Мурашко, бывший глава Росздравнадзора. Смена главы министерства произошла на фоне многочисленных скандалов в сфере: врачи в 2019 году проводили многочисленные публичные акции, «итальянские забастовки» и даже увольнялись, чтобы противостоять несправедливым (на их взгляд) порядкам в здравоохранении. Почему нравы медиков, которые раньше считались самым лояльным власти классом, вдруг изменились? Отчего усиливается конфликт между врачами и пациентами и к чему это все может привести? Об этом «Ленте.ру» рассказала профессор социологии и член экспертного совета Всемирной организации здравоохранения Анна Темкина.

«Лента.ру»: У врачей всегда была стратегия — не выносить из избы сор. Сейчас многие начали открыто говорить о недостатках. Что изменилось?

Анна Темкина: У врачей, как и у многих других медицинских работников, существует сильная ориентация на профессию, гордость и достоинство, на то, что они могут справиться с очень серьезными проблемами в соответствии со своими знаниями и навыками. Для них это очень важно. При этом они все больше и больше осознают, что не могут реализовываться как профессионалы. И это основное, что их толкает и на протесты, и на то, чтобы менять работу или пытаться что-то изменить на своем рабочем месте. Они видят и осознают большие противоречия между новыми высокими технологиями и расширяющимися клиническими возможностями, достижениями фармацевтических индустрий и тем, что наблюдают и могут сделать в реальной практике.

Медицина уверенно шагает в ХХII век, а на местах вместо прогресса врачи ощущают регресс, функции и возможности часто сводятся к чему-то среднему. Многие говорят, что они нечто среднее между функциями технического работника и сестринского звена, а функции квалифицированных медсестер — ближе к обслуживающему персоналу.

Что стало последней каплей? Низкие зарплаты?

Скорее повлиял разрыв потенциальных возможностей с реальностью, который постоянно растет. Это одна из центральных причин недовольства. В одном из наших исследований мы обнаружили, что врачи довольно остро ощущают несправедливость очень во многих измерениях. Усиливается контроль, при этом одна инстанция предъявляет к ним одни требования, другая — прямо противоположные.

Обычно врачи были склонны относиться к этому диссонансу как к сильному дождю, который идет, и сделать с этим ничего нельзя. Но дождь может превратиться в шторм или наводнение, когда нужно что-то предпринимать для спасения. Свою зарплату врачи, конечно, тоже воспринимают как несправедливую. Но не думаю, что это главная причина — скорее, это понятный символ несправедливости и способ донести до общества свои проблемы.

Еще одна особенность последнего времени — в различных социальных сетях все больше и больше врачей организуются в профессиональные группы. Многие из этих сообществ относительно открыты. Часто в них обсуждаются вопросы, о которых еще недавно говорили только за закрытыми дверями.

Какие?

Профессионалы инициативно обсуждают стандарты лечения, говорят о невозможности реализовывать свои задачи и обсуждают просто клинические случаи. И очень часто это одновременно и разговор о социальной несправедливости. Недовольство все более осознается как системное — не где-то плохой врач, конкретная ужасная больница, а повторяющиеся, то есть системные закономерности.

В феминизме есть лозунг «Личное — это политическое». Это значит, что если «личные» проблемы есть у многих (например, насилие или дискриминация), то к ним приводят действие или бездействие определенных социальных структур, системное неравенство и несправедливость. Это политика в широком смысле слова. Я бы сказала, что сейчас ситуация в России может быть охарактеризована аналогичным лозунгом: «Профессиональное — это политическое». Когда журналистам могут указывать темы работы — это профессиональное, а не личное. Когда все или многие врачи или учителя не могут эффективно работать — это тоже политический вопрос.

Среди медиков появилось расслоение: главврачи, приближенные к ним и все остальные. Разница в зарплатах между этими классами может достигать десятков раз. В связи с этим в медицинской среде популярна теория заговора — государство специально внедряет принцип «разделяй и властвуй». Есть основания так считать?

Для социолога не существует «практической» теории заговора — все процессы имеют социальные причины и последствия. Однако, согласно мему «хотелось как лучше, а получилось как всегда», заговор и все его последствия спланировать невозможно, как и в любой реформе нельзя учесть все заранее, — в социологии это называется непреднамеренными последствиями. Однако дискурс заговора существует, и он выгоден — ясно, на кого направлять раздражение, где искать псевдоисточник несправедливости.

У меня нет данных по социальному расслоению врачей. Я бы сказала, что этот тезис скорее медийный продукт. В медучреждениях, с которыми мы сотрудничаем, нет жесткого неравенства в оплате. Мы проводим исследования в организациях практического здравоохранения, видим много врачей на административных должностях, которые первыми приходят на работу и уходят последними. И зарплата у них хотя и выше, но не в разы, и за каждого сотрудника они болеют, и за все несут ответственность. И это обычные государственные учреждения.

В медицинском сообществе есть еще и другая популярная теория заговора. Врачи — буфер между населением и чиновниками. И, мол, чтобы народ мог куда-то выпустить пар, то мальчиками для битья назначили докторов. Эти подозрения — тоже медийный продукт?

Я такое мнение тоже встречаю довольно часто. Но из данных правоохранительных органов, которые получают и анализируют коллеги, видно, что легально, через суды, врачей наказывают довольно мало. О наказаниях много говорят, но реально медики страдают меньше, чем даже сами работники правоохранительных органов.

Медийно врачи у нас действительно представлены как «убийцы в белых халатах», но юридически это не совсем так. Если пар и выпускается, то выпускается он в гораздо большей степени на публику, не имея значительных правовых последствий. Однако врачи чувствуют себя в ситуации постоянного контроля и угроз, о которых им часто приходится думать больше, чем о потребностях пациентов.

Врачи обижаются на пациентов за потребительский экстремизм. Те в ответ предъявляют претензии, что сегодня доктор не на стороне больного. Пациентов, дескать, лечат не тем, чем нужно, а единственное, что осталось в наличии, — йод.

А что врач может сделать, если ничего нет?

Хотя бы записать в карту, что в больнице нет препаратов, жизненно необходимых пациенту.

На следующий день этот врач будет уволен или строго наказан, а у него (с большой вероятностью, у нее) — трое детей. Много среди ваших коллег-журналистов тех, кто готов написать что-то, из-за чего завтра он может лишиться работы? Конечно же нет. А почему среди врачей должны быть исключительно герои? Врачи такие же, как и все общество. Я не спорю: индивид способен на многое и на своем рабочем месте, но он очень рискует, если делает это индивидуально. А вот коллективное действие иногда срабатывает. Заступились журналисты за Ивана Голунова — был реальный эффект.

Да, врач сегодня не на стороне пациента. Врач — на стороне государства. Но это — 70 лет советской и 25 лет постсоветской власти, контроля и множественной подотчетности, сейчас еще и экономической. Иного не сформировалось. Не было ни моральных, ни материальных условий, чтобы врач системно вставал на сторону пациента. Врач был и остается зависимым от государства, его профессиональная автономия ограничена. И тем не менее доктора встают на сторону пациента. Мы это видим в наших социологических исследованиях. Профессиональная честь заставляет врачей рисковать. Простой пример: не так уж редки ситуации, когда врачи за счет собственных средств покупают отсутствующее лекарство в больнице. Но часто пациент об этом даже не подозревает.

Почему?

Врачи этим самым нарушают закон и все мыслимые и немыслимые ведомственные инструкции. В больницах могут использоваться только те препараты, расходные материалы, которые куплены по тендеру. А необходимого препарата, например, нет, и появится он только через несколько недель — а ребенок болен сегодня.

Пациенты даже не подозревают, что врач ради них рискует. Наоборот — пациенты скорее подозревают, что врач не в их команде. И они во многом превентивно правы. Потому что если доктор действительно будет на стороне государства и жесточайших правил и санкций, то потом будет «поздно пить боржоми». Поэтому лучше заранее иметь несколько врачебных мнений, разные мнения из интернета, и с этим идти к врачу.

Докторов такая «осведомленность», конечно, сильно раздражает. Потому что это они семь и более лет клинически учились, а тут человек с улицы заранее сомневается в их знаниях и решениях. Но на самом деле в этом конфликте есть системная политическая составляющая. Потому что здесь речь не о плохом враче и агрессивном пациенте, а о заложенной системе, когда и сверху, и снизу врача подозревают в дурном. И действительно, ему приходится постоянно маневрировать, чтобы соблюсти все законы, нормативы и в условиях ограничений и нехваток все-таки вылечить человека. Система препятствует нормальному взаимодействию врача и пациента в интересах последнего.

А это нормальное взаимодействие когда-то было?

С советских времен в медицине сохраняется патерналистская модель поведения: доктор (представитель государственной системы) знает лучше. Пациент не спорил, а подчинялся — и многих проблем не существовало, то есть они не были видимыми и осознанными. Такая модель современных пациентов уже не устраивает. У пациентов, особенно у тех, у кого есть деньги, — есть и выбор. Он или она может обратиться в частную клинику, может прочитать гайдлайн (руководство по лечению — прим. «Ленты.ру») даже на английском языке и прочее.

Конфликт между доктором и пациентом, который всегда существовал латентно в условиях жесткого контроля и отсутствия профессиональной автономии, сегодня становится более открытым и осознанным. Ибо у пациента появился и доступ к информации, и голос, и свое мнение. И это все очень обостряет и без того непростую ситуацию среди профессионалов.

Тактика жалоб от пациентов, добивающихся справедливости, до сих пор эффективна?

Если со мной грубо будут разговаривать в медицинском учреждении — я могу написать жалобу. И напишу. Но при этом как исследователь я прекрасно понимаю бессмысленность такого действия. Допустим, уйдет моя бумага в Минздрав или Росздравнадзор. Оттуда придет проверка, которая испортит на месяц-два жизнь всей организации. А врач, который мне нахамил, в худшем случае отделается легким выговором. То есть накажут не конкретного доктора, а всю организацию.

Или, напротив, жалоба будет использована для решения внутренних проблем, к грубости отношения не имеющим. Понимая это, я, может быть, и воздержусь от жалобы. Хотя именно благодаря давлению снизу грубости стало в медицине гораздо меньше, никому не хочется получать выволочки от начмеда и заведующих.

Хамство — это меньшая из бед. А если лекарств нет в больнице, не то назначили, не проводят исследований — тоже бессмысленно жаловаться?

Маловероятно, что пациент узнает о том, что чего-то нужного в больнице нет или его лечат не тем, чем необходимо по международным стандартам. Конечно, если он возьмется штудировать медицинские стандарты — тогда, может быть, и узнает. Или он сам врач. Но, скорее всего, врача (коллегу) будут лечить как надо. А простому пациенту объяснят, что есть местный, региональный протокол, закон номер такой-то и прочее.

Одна коллега, занимающаяся социальными исследованиями в сфере репродуктивного здоровья, рассказывала московскую историю. Женщина ходила на роды не с доулой (помощница при беременности — прим. «Ленты.ру»), не с мужем, не с матерью, а с юристом — поскольку ее интересовало соблюдение всех прав и всех правил. Но это редкий случай. В целом пациент не знает, каковы его реальные права, что и как конкретно ему должны делать, какими лекарствами его должны лечить, он не знает, например, дженерики это или оригинальные препараты. И откуда ему знать, если сами врачи не всегда успевают отслеживать новые правила, нормативы, изменения правил в закупках, в экономических стандартах и прочее? Исключение — хронические больные, которые 10-20 лет живут со своей болезнью и уже знают ее лучше, чем врач. Тогда — да, такой пациент уже может потребовать: «Раньше мне давали такое-то лекарство, куда оно у вас делось?» И тогда действительно могут быть серьезные разбирательства. Но таких «профессиональных пациентов» все-таки меньшинство.

Недовольные пациенты часто не очень понимают, на что жаловаться, что зависит от врача и организации, а что — нет. Жалуются в результате на все подряд. Плохое питание, отсутствие оборудования, очереди, логистические проблемы — это очевидные проблемы. Но в каком состоянии здоровья вы выйдете из больницы, вряд ли существенно зависит от этого.

В прошлом году медицинскую отрасль сотрясали скандалы: увольняли врачей из ведущих медицинских федеральных центров. Причем не рядовых сотрудников, а профессионалов с регалиями. В этих историях чего больше — битв за кресла или за дело?

Все же это московские истории, поэтому я в них не компетентна, ничего не могу сказать. В столице много денег и других ресурсов, много власти, много престижных мест и конкуренции. В Питере их в разы меньше, поэтому такие события случаются гораздо реже. В Москве это происходит и будет происходить еще чаще. Изменения заключаются в том, что раньше, когда сильные увольняли слабых, последние молчали. Сейчас — заговорили.

Возможно, такие вещи происходят потому, что у нас не ценят профессионалов?

Кто не ценит?

Работодатель, государство. Если нужно освободить место для чьего-то сына или племянника, то потеснят любого профессионала, каким бы уникальным он ни был.

Вообще-то, государство — это мы все вместе. Но у нас понятие «государства» окружено каким-то мистическим ореолом невидимой непрозрачной силы. Это — Кремль, это — чиновники? Это — министерство, Росздравнадзор? В принципе, для врачей высшим органом контроля должно быть их собственное профессиональное сообщество. Более строгого контролера не придумаешь, если врачи отвечают за свою работу перед пациентом и собой, а не перед мистической высшей силой.

А что касается «потеснят хорошего профессионала» — это известное упрощение. Вряд ли к операционному столу допустят чьего-то сына или племянника, который не умеет оперировать: последствия будут на первой же операции. А вот к управлению допустить могут — и это большая проблема. Или действительно потеснят, если два врача имеют равную квалификацию, но один «со связями». Победить в конкуренции с равным поможет властный ресурс.

Проблема не в обесценивании профессионализма. Часто отсутствует, например, хорошо налаженный уход за человеком, его должны обеспечивать родственники или нанятая сиделка. Постоянно не хватает работников сестринского звена, которых вообще не замечают как профессионалов, и это сказывается на их зарплате, престиже и мотивации. А именно они могли бы во многом высвободить руки врача — знаний и навыков у них вполне достаточно. Но и им нужна автономия в сестринском деле, разговоры о которой все еще выглядят в наших условиях ересью.

То есть больница в лучшем случае обеспечит квалифицированными врачами и лекарствами. А вот дальше — крутись как хочешь. И это — Санкт-Петербург, в котором ресурсы есть. Что же происходит на периферии?

Я бы сказала, что у нас не ценят не то что профессионализм, главное — не ценят вообще человека. Если пациенту не помогать 24 часа в сутки справляться с последствиями даже не самой тяжелой операции — он просто не выживет. Вернее, у молодых шансы есть. А с пожилыми людьми — беда. И это действительно мало волнует тех, от кого это зависит.

Врачей тоже не волнует?

Они ничего сделать не могут. Врачи почти круглосуточно в операционной, судно выносить за больным и его кормить они не могут. Сиделки-санитарки ухаживают за огромным количеством пациентов и не справляются. Кроме того, исполняя майские указы, многих вывели за пределы медицинского штата, что позволяет не повышать им зарплату. Многие из них очень обиделись на это, посчитали несправедливым, мотивация понизилась еще больше.

В то же время официальная позиция Минздрава: у нас есть отдельные недостатки, но в целом российская система здравоохранения эталонная. Почему?

Я не могу в нескольких словах ответить на этот вопрос. Целый курс надо читать о том, как устроены наше общество и разные социальные институты, в том числе медицина и система здравоохранения. Но, вообще-то, это неготовность брать на себя ответственность. Мало кто может сказать: «Да, я ошибся, давайте сделаем по-другому».

Можете спрогнозировать, что ждет отрасль здравоохранения в 2020 году?

Единственное, что я могла бы ожидать как социолог, — это то, что профессиональные группы будут укреплять свою коллективность и солидарность. Их голос будет звучать громче, они будут ярче и четче формулировать свое недовольство, заявлять о своих требованиях. Если профессионалы будут обретать социальный и политический голос — можно надеяться на позитивные перемены.