Более десяти дней подряд город Армянск и его окрестности на севере Крыма накрывают выбросы удушливых кислотных испарений. Концентрация вредных веществ ночью превышает предельно допустимую. Дышать без маски или респиратора на улице трудно. Пока ни у кого нет понимания, когда эта «химатака» прекратится и каковы будут ее последствия для здоровья людей и их хозяйств. Детей из Армянска эвакуировали, хоть республиканским властям и не нравится это слово. Чрезвычайную ситуацию они объявлять не считают нужным и до поры вообще старались не замечать покрывшегося ржавчиной городка, пока его жители не забили тревогу на весь интернет. Подробности — в материале «Ленты.ру».

«Раз в час меняешь простыню»

Ночь на среду, 5 сентября, для многих жителей Армянска прошла в тревожном ожидании звонков от детей, с которыми их вынудили расстаться столь неприятные обстоятельства.

«Только в девять вечера автобус выехал, хотя стояли и ждали отправки с двух часов дня, — рассказала «Ленте.ру» Ольга Олейник. — В два ночи мне только дочка старшая позвонила, что, мама, ложись уже. А потом голова у меня болела. Не могла заснуть. Ничего не помогало. Перенервничали сильно».

Повезло тем, у кого кондиционеры. Остальным сидеть дома с закрытыми окнами при тридцатиградусной жаре, мягко говоря, трудновато. «Открываем окна, завешиваем простыней, чтобы воздух через нее проходил и очищался как-то. Раз в час меняешь простыню. Она уже становится коричневой. Пока стираешь ее, руки шершавыми становятся», — говорит Ольга.

Вообще, руки у жительниц Армянска страдают больше всего. Ведь они начиная с 24 августа только и делают, что с утра до вечера счищают ржавчину с вещей и кухонной утвари. Самые тревожные из автолюбителей просто увозят свои машины из зоны поражения.

Дороги в Армянске обрабатывают содой, но, по мнению местных, делают это для видимости. Асфальт все равно остается жирным и скользким, а на качестве воздуха подобные процедуры и вовсе не сказываются или, по крайней мере, этого не ощущается.

«У меня на улице случайно упали солнцезащитные очки, — рассказывает Олейник. — Я их подобрала, надела. А потом когда уже дома сняла, то почувствовала жжение под глазами, и оно не проходило весь день, что я ни делала. Как бы я лицо ни умывала, чем бы ни намазывала».

Сообщалось, что маленьких детей эвакуировали в крымские санатории вместе с одним из родителей. Но за ночь, как отметила Ольга, увезли не всех. Воспитанники нескольких детсадов, по крайней мере, в среду, 5 сентября, еще сидели по домам.

«Многих родителей на платный отпуск двухнедельный с детьми не отпускают. Говорят, идите за свой счет. Но не у всех же есть накопления какие-то!» — сетует собеседница «Ленты.ру». Она и сама собиралась уехать с младшим сыном, но пока из-за работы не удается.

За десять лет, которые Ольга живет в Армянске, ничего подобного здесь не случалось. «Может быть, что-то и прилетало, но чтобы листья на деревьях опадали в августе… Вот сейчас я смотрю с балкона, и все фруктовые деревья голые стоят, как в ноябре», — говорит она.

Испорчено все, что росло у жителей окрестностей в огородах. Для многих это незаменимый источник пропитания.

Особенно не повезло знакомому Ольги, решившему заняться бизнесом по выращиванию пекинской капусты для салатов. «Она сгорела за два дня. Гектары!» — отмечает женщина.

Отчаявшийся предприниматель, по ее словам, обратился в прокуратуру. Оттуда пришли, чтобы зафиксировать гибель урожая, но в результате… оштрафовали самого заявителя за незаконно пробуренную скважину для воды.

О возможных жертвах среди людей или тяжких последствиях для здоровья от происходящего жители стараются не говорить даже на уровне слухов, чтобы не сглазить. А еще в Армянске переживают о жителях села Перекоп, расположенного еще ближе к вероятному источнику вредных выбросов.

Чаще всего страдают слизистая и кожа. «Глаз течет, нос и горло заложены, — перечисляет Олейник типичные симптомы. — У маленьких детей образуется сыпь, похожая на потничку, только она сильнее чешется».

Масок в городе не хватает. Их быстро раскупают, но вскоре эту проблему должны решить волонтерские организации из Крыма. «Она правда помогает только первые пять десять минут, — поясняет Ольга. — Говорят, намочите их, так будет лучше. А муж попробовал и, наоборот — стало только хуже. Сейчас много советов приходит, и не все они удачные».

В настоящее время город опустел. Детей не видно. Люди передвигаются по улице только по работе. Жители стараются заниматься привычными делами, чтобы не паниковать. Продать жилье и переехать в другое место они не могут — никто не купит, разве совсем за бесценок. «И раньше квартиры в Армянске не очень ценились», — подытожила Олейник.

«Почти всегда реакция сопровождается выбросом»

Химзавод «Крымский титан» расположен в нескольких километрах от Армянска. На самой границе Крыма с Украиной. Впрочем, название этого градообразующего предприятия формально уже другое — ООО «Титановые инвестиции».

«Два цеха мощностью по 40 тысяч тонн. В России больше нигде нет такого производства. Есть на Украине в городе Сумы, но там оно в разы меньше», — рассказал «Ленте.ру» Виктор Мохов, еще один житель Армянска, работавший на «Крымском титане» начальником лаборатории наладки.

Главный продукт предприятия — двуокись титана. Это порошок белого цвета, который используется в лакокрасочной, фармацевтической и других отраслях. На него большой спрос. Его производят из ильменита, который добывают в двух украинских ГОКах.

Оборудование заводское, по словам Мохова, работает исправно. «В прошлом году была небольшая авария. Крыша упала ночью в таком месте, где люди редко бывают. Испугались, выбежали и все», — отмечает он.

На производстве есть два опасных по вероятности выбросов места. Первое — там где происходит первичное разложение — это такие большие бочки, куда высыпается руда (ильменит), вливается серная кислота и подается так называемая толчковая вода. «Почти всегда реакция сопровождается выбросом серного ангидрида — вредного вещества. Иногда вылетают и частички руды. Бывало идешь, особенно свежепобритый, и лицо сильно щиплет, но это недолго продолжается», — вспоминает Мохов.

Цех на заводе большой: высотой метров 20, шириной — 60. Цикл производства — недельный. И постепенно из черной руды делается белый порошок.

Второе опасное место — в конце цеха. Там стоят вращающиеся печи, где идет прокалка. Выделяются вредные газы, но они проходят очистку через фильтры. «Если технология не нарушается, то никакой утечки не будет. Там трубы такие высокие. И если бы что-то прошло, то были бы сразу заметны следы белого порошка в округе», — подчеркивает бывший сотрудник предприятия.

«Сейчас происходят выбросы непонятного газа, но все склоняются к мнению, что это сернистый ангидрид SО2, — продолжает собеседник «Ленты.ру». — Откуда он взялся? Кто его знает. Есть разные версии. Я сначала к одной склонялся, потом — к другой. Общался со многими заводскими специалистами бывшими и еще работающими. Они говорят, что это кислотонакопитель».

Производство на «Крымском титане» запустили в 1972 году, и с тех пор в огороженную дамбой часть озера Сиваш сливаются стоки с серной кислотой. Главной бедой этого накопителя было его переполнение. Порой оставалось 20 сантиметров до верхнего уровня дамбы.

«Я как директор комбината приезжал на дамбу и лично замерял уровень. Не дай бог произойдет прорыв дамбы! И ждали и радовались каждому жаркому лету, когда уровень воды понижался», — рассказал «Ленте.ру» президент Российского союза химиков и бывший директор «Крымского титана» Виктор Иванов.

Одной из причин сегодняшних проблем с кислотой на «Крымском титане» Иванов назвал прекращение производства минеральных удобрений на основе остававшейся после производства диоксида титана слабой серной кислоты и фосфорита, который поставляли из Африки. Поставки последнего прекратились, и кислоту, которая могла пойти в дело, стали сбрасывать в накопитель.

До того как Украина перекрыла Северо-Крымский канал, по словам Иванова, у предприятия было водохранилище на 50 миллионов кубов. Его теперь нет. Стали брать воду из скважин. Каждый кубометр берегут. А еще туда же в кислотонакопитель идут хозяйственно-бытовые сбросы жителей Армянска.

«Завод берет из скважин порядка 40 тысяч кубов в сутки. Это много. Но ради экономии ее стали использовать повторно. В итоге стоки сократились, но концентрация кислоты в них увеличилась», — заметил Мохов.

По словам главы российского союза химиков, Армянск поражен не двуокисью серы, а хлороводородом. «Сивашская рапа (натрий хлор) вступила в реакцию с серной кислотой. В результате получились глауберова соль (сернокислый натрий) и хлороводород, — пояснил Иванов. — Оказалось, что при жаркой летней температуре (50 градусов на солнце) он становится летучим. Я сам этого раньше не знал».

Обычные жители и химики сходятся в том, что ключевую роль для нынешнего ЧП сыграло аномально жаркое лето 2018 года.

«Я такого не припомню, хотя с 70-х здесь живу, — говорит Виктор Мохов. — С апреля месяца поднялась температура под 30 градусов. С тех пор так и стоит».

По его словам, за все лето дождь здесь прошел не более четырех раз. Кислотонакопитель превратился в белую пустыню. И северо-восточный ветер гонит содержащие кислоту микрочастицы через село Перекоп в Армянск. Но страдает, впрочем, не весь город, а его первый, второй микрорайоны и район коттеджей.

Мохов также заметил, что выбросы принесло в город не 24 августа, когда жители обратили внимание на ржавчину, а еще в начале месяца. Первыми пострадали растения.

Ситуацию с кислотонакопителем прокомментировал в Instagram глава Крыма Сергей Аксенов: «Площадь этого «озера» — 42 квадратных километра, объем — 30 миллионов кубометров воды. Накопитель впервые высох до такой степени. Никаких диверсий не было. Причина образования конденсата — в перепаде ночных и дневных температур. Концентрация превысила допустимые нормы только в ночное время».

«Это теперь оазис»

«Крымский титан» является единственным производителем диоксида титана, весьма востребованного в российской промышленности. Однако предприятие находится на грани банкротства. За ним уже судом установлено наблюдение по иску банка ВТБ, давшего химзаводу ссуду в размере 2,5 миллиарда рублей, которые затем куда-то растворились, пишет «Версия».

Кроме того, предприятие исторически было частью промышленности Украинской ССР и до сих пор получает ильменит из двух горно-обогатительных комплексов, находящихся на территории незалежной. Ресурсов у обоих комплексов осталось всего на несколько лет.

Попытка быстро закрыть завод с помощью громкого скандала и одновременно выкурить население моногорода с испорченной кислотой земли — это тоже одна из обсуждаемых обывателями версий «химатаки» на Армянск, наравне с диверсией, совершенной украинскими диверсантами (куда же без них).

Но кроме конспирологии, звучат и вполне конкретные претензии в адрес республиканской администрации.

«Я знаю одно, что наше крымское правительство не сразу зашевелилось, — рассказал «Ленте.ру» один из пользователей соцсетей, активно собиравших информацию об Армянске, под ником Максим Евгеньевич. — Все жители дышали этим с 24 числа и только после того, как люди стали массово обращаться в СМИ на материк, все зашевелились. Хотели скрыть факт выбросов. До сих пор говорят, что людям ничего не угрожает и ЧС не хотят вводить. Там реально, грубо говоря, глобальная экологическая катастрофа».

Впрочем, не только власти, но и опытные химики, такие как Виктор Мохов, не склонны преувеличивать значение проблемы.

«На месте прежнего сернокислотного цеха нашего завода (новый немцы, кстати, построили) там эти выбросы были постоянно. И что? Сейчас там цветут розы, виноградник, персиковые деревья, яблони. Это теперь оазис», — отметил Мохов. А еще он не припомнит случаев гибели сотрудников завода, попавших под выброс.

Аксенов даже после решения о вывозе детей в санатории твердо настаивает на отсутствии реальной угрозы для оставшихся жителей. «Прежде всего, хочу еще раз подчеркнуть, что, по заключению специалистов, угрозы здоровью людей нет, — написал он в своем Instagram. — Есть эффект раздражения слизистой дыхательных путей и глаз, но он не связан с заболеваниями. Количество обращений в больницу не увеличилось в сравнении с аналогичными периодами прошлых лет».

В настоящее время работа предприятия приостановлена на двухнедельный срок. «Есть мнение, что после полной остановки завода и сброса воды в кислотный накопитель ситуация кардинально улучшится, — цитирует Сергея Аксенова РИА Новости.

Далее, по словам главы республики, кислотонакопитель будут заливать водой. «Если вода из залива подойдет, то все равно мы сможем в сутки качать не более 60 тысяч кубометров, на это понадобится от четырех до пяти месяцев, — отметил он. — Сам же процесс начнется через полтора-два месяца, поскольку нужно проложить трубу. Никаких конкурсов для этого проводиться не будет».

В противном случае накопитель обработают специальными составами или даже закроют пленкой.

Руководство музея Ростовского кремля недавно заявило, что картины художников-авангардистов Ильи Машкова, Александры Экстер и Жоржа Брака, подаренные музею почти год назад британским меценатом, князем Никитой Лобановым-Ростовским, оказались поддельными. Еще два года назад директор лично вручала всемирно известному коллекционеру символические ключи от будущей экспозиции, а теперь публично обвиняет его в подлоге. Впрочем ознакомить общественность с результатами экспертизы, которая могла бы подтвердить эти обвинения, в администрации музея не сочли нужным. Вместо этого музейщики обвинили Лобанова-Ростовского в попытке устроить в историческом особняке собственные апартаменты. Кому выгодна шумиха вокруг подлинности дареных авангардистов и чем объяснить интерес князя к Ростову — разбиралась «Лента.ру».

Неподдельный интерес

Меценат Никита Лобанов-Ростовский предложил передать часть своей коллекции в дар музею еще в ноябре 2011 года. Предложение приняли не сразу, но в марте 2013 года в Ростов Великий начали доставлять многочисленные экспонаты, в том числе предметы мебели. Всего в музей поступило около тысячи предметов — в частности, картины (акварели и рисунки художников-эмигрантов), книжные издания, а также старинные карты России и Европы. Были и произведения декоративно-прикладного искусства из камня, дерева, металла, керамики, ткани и фарфора.

Выставку предметов искусства из коллекции Лобанова-Ростовского открыли в мае 2013 года. Церемония проходила в парадном зале Красной палаты кремля. На открытии коллекционер подарил музею первые два эскиза художницы-авангардистки Александры Экстер. С этого времени меценат регулярно дарил музею части своей обширной коллекции: примерно дважды в месяц в Ростов привозили по два чемодана ценностей. В итоге коллекция музея пополнилась 15 тысячами экспонатов.

Картин и ценностей стало так много, что в 2014 году директор музея Наталия Каровская рассказала о намерении создать в Ростовском кремле филиал музея Лобановых-Ростовских. Разместить коллекцию предполагалось за пределами кремля, в купеческом особняке Шляковых, который нуждался в серьезной реставрации. Князь, в свою очередь, получил символический «золотой ключ» от музея и начал специально закупать картины для будущей выставки. Среди прочего, он собрал в дар музею девять работ русского художника Немухина.

Спустя полгода появился проект реставрации особняка, затем руководство музея получило 34 миллиона рублей на проведение ремонтно-восстановительных работ. Информация о выделении средств есть на сайте госзакупок. По плану реставрация должна завершиться в 2017 году, однако бурной деятельности на объекте не наблюдается. Сам Лобанов-Ростовский за все это время никакой информации о ходе работ от руководства музея не получил.

«Здание должно быть сдано в октябре, этим летом, по предварительным планам, мы должны были встретиться с директором и решить, как наполнять комнаты. Все, кроме одной — там планировался мемориал бывшего хозяина, купца Шлякова», — рассказал «Ленте.ру» Лобанов-Ростовский. Директор учреждения, в свою очередь, заверяет, что работы идут медленно потому, что музей «не может бросить все и заниматься только коллекцией Лобанова-Ростовского».

«У князя эмоциональное отношение к коллекции, у нас — профессиональное. Предоставленные нам дары не представляют собой цельной коллекции», — говорила Каровская в беседе с «Известиями» год назад.

Несмотря на неопределенность со сроками открытия экспозиции, в 2016 году коллекционер презентовал музею еще три картины: авангардистов Ильи Машкова, Александры Экстер и Жоржа Брака. Стоимость каждой оценивается в сотни тысяч долларов. Именно они были объявлены подделками. В музее подчеркнули, что работы получили негативные отзывы экспертов, впрочем, не указав, кем именно и когда проводилась экспертиза. Администрация уверяет, что были проведены также дополнительные исследования, отрицающие подлинность полотен. Но на официальном сайте музея говорится, что отчеты экспертов до сих пор не получены.

Неблагодарное дело

Никита Лобанов-Ростовский — прямой потомок Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха. Однако детей у князя нет. Единственное его детище — эта коллекция. На Ростов Великий, по словам Лобанова-Ростовского, выбор пал по родственным мотивам: предки мецената княжили в этом городе.

«Лента.ру» обратилась к князю за комментарием по поводу случившегося, в ответ Лобанов-Ростовский прислал копии экспертиз, проведенных ведущими российскими специалистами, докторами искусствоведения Георгием Коваленко и Глебом Поспеловым. Среди документов, поступивших в распоряжение редакции, также оказались результаты химических и графологических анализов, проведенных во Франции и Германии. По словам коллекционера, указанные компании несут юридическую и финансовую ответственность за проведенную экспертизу подлинности — они аккредитованы при суде.

«За последние 50 лет наше собрание побывало в музее «Метрополитен» в Нью-Йорке, в 50 музеях США и Канады, в ведущих музеях Японии и Европы, дважды — в ГМИИ имени Пушкина. Только невежда может предположить, что показ моих даров в провинциальном музее Ростовского кремля может улучшить мое имя в мире искусства или повысить стоимость имеющихся у меня произведений», — отмечает Лобанов-Ростовский. По его словам, в конце июня он получил письмо от директора музея, в котором утверждается, что в планах учреждения никогда не значилось создание музея Лобановых-Ростовских, а сам Никита Дмитриевич «вводит в заблуждение государственные органы и общественность».

«Мне кажется, что дирекция сознательно ищет способы меня дискредитировать, чтобы не создавать музей, — недоумевает меценат. — Диалога с директором у меня не было последние семь месяцев, она не отвечает на письма. Это само по себе странно, потому что все это время в Домодедово приезжал их водитель, который забирал мои посылки из Лондона и давал расписку о получении. Теперь они пытаются все выставить так, как будто я их заваливаю мусором».

Сомнения в ценностях

На сайте музея Ростовского кремля также появился комментарий сложившейся ситуации. В нем мецената обвиняют чуть ли не в самозахвате части музея (создание которого, по словам директора, в планах не значилось). По версии представителей Ростовского кремля, коллекционер «попытался построить собственный мемориальный музей с апартаментами для проживания».

Лобанов-Ростовский подобными обвинениями обескуражен: «Как мог даритель что-то строить в государственном музее? Утверждения о том, что я хотел там построить личные апартаменты, не выдерживают никакой критики. Для меня мука лишний час быть в Ростове, я стараюсь возвращаться поездом в тот же день, когда приезжаю. Я никогда не останавливался в имеющейся в музее гостинице, не пользовался никакими льготами со стороны администрации Ростовского музея».

В администрации музея отказались прокомментировать ситуацию, заявив, что вся информация представлена на сайте. По словам заместителя директора по научной работе Сергея Сазонова, результаты экспертиз будут опубликованы позже: «Он подарил нам работы год назад. Сомнения в подлинности возникли сразу. Экспертизы — дело небыстрое, об их результатах вы скоро узнаете».

«В течение последних четырех лет Ростовский кремль с удовольствием принимал дары, которые к ним возили чемоданами. Писали льстивые благодарственные письма, — поясняет публицист Андрей Новиков-Ланской. — Вызывает недоумение, что годами все были довольны, и вдруг такой скандал. Вероятно, это нужно для того, чтобы отвлечь внимание от ситуации с затянувшейся реконструкцией здания. Конечно, обидно, когда известного коллекционера шельмуют на девятом десятке лет».

Когда экспонат поступает в музей, по правилам, его проверяют на подлинность в кратчайший срок, потому что по пути картину могли подменить или испортить, объясняет доктор культурологии, преподаватель МГУ Екатерина Федорова. Ей кажется странным, что картины не отправили на экспертизу год назад, сразу после получения, тем более если их подлинность якобы изначально вызвала сомнения.

«Я уверена, что цель этой грязной возни вокруг пожилого человека — намеренно и прагматично вышибить его из седла. Чтобы он оставил все как есть. Это страшное оскорбление для мецената, который сам возит ценности чемоданами. Изумляет логика музея: раз три картины не подлинные, то выставки не будет. А как быть с остальными 15 тысячами экспонатов?» — возмущается Федорова.

Слухи о поддельности русского искусства, и авангарда в частности, сильно преувеличены, считает специалист по русскому авангарду, искусствовед Светлана Джафарова: «Из-за этой точки зрения мы рискуем потерять огромный музей. Вся эта шумиха раздувается ради выгоды торговцев искусством. Им необходимо, чтобы таких полотен было мало, а спрос и цена на них повышались».

По ее словам, никто из экспертов, давших ранее положительное заключение о подаренных полотнах, не может быть заинтересован в том, чтобы выдать фальшивку за оригинал. «Нам все время приходится подлинные вещи защищать. Провести отрицательную экспертизу гораздо проще, чем защитить произведение от нападок. Но, увы, русский авангард ценен тогда, когда его мало», — резюмирует Джафарова.

Россия теряет население. В июле 2019 года вице-премьер Татьяна Голикова даже назвала эту ситуацию катастрофической, в ООН и вовсе пророчат, что к 2078 году россиян станет 100 миллионов, то есть меньше на треть. С 2007 года рождаемость пробуют повышать с помощью сертификатов материнского капитала, до 2024 года в стране будет действовать национальный проект «Демография», на который планируют направить 3105,2 миллиарда рублей. Могут ли эти меры помочь, почему на самом деле россияне не спешат заводить детей, а больше половины браков в стране кончаются разводами, «Лента.ру» спросила у кандидата социологических наук, члена научного совета НИУ ВШЭ Юлии Лежниной.

«Лента.ру»: Когда россияне вступают в брак, чаще всего подразумевается, что женщина и мужчина будут соблюдать традиционные роли: он — условный добытчик, она — хранительница очага…

Лежнина: В браке могут сложиться очень разные ситуации.

Я говорю именно об ожиданиях друг от друга.

И они очень разные. Кому-то нужно, чтобы мужчина приходил домой с работы и приносил зарплату, а женщина вела домашнее хозяйство. Кому-то нужно, чтобы жена была красивая, и ее можно было на переговорах продемонстрировать партнерам. Кому-то нужно, чтобы это была хорошая мать для детей, которая правильно их воспитает. Кому-то нужно, чтобы дома было с кем посоветоваться, поговорить по душам, в кино и в поход сходить… Все очень по-разному. Ожидания разные.

Есть, конечно, распространенное убеждение, согласно которому мужчина должен зарабатывать больше, чем женщина, или что женщина в большей степени должна заниматься хозяйством, чем мужчина, но говорить о том, что только это является нормой, я не могу.

Почему?

Потому что эти точки зрения типичны для определенных возрастных групп, в первую очередь — старших, или в сельской местности. Но в перспективе гендерные модели становятся очень вариативными.

У нас в стране в последнее время активно ведется пропаганда традиционных ценностей. Насколько она влияет на представления молодежи о браке, семье, детях?

Что вы называете пропагандой и семейными ценностями?

Билборды, на которых написано, что семья должна быть полной, «у ребенка должен быть отец». Заявления РПЦ и прочее.

С существованием общего понятия «семейные ценности» нужно разбираться — для меня его наличие неочевидно. Ценность семьи — это нечто иное и мне понятное. А вот «семейные ценности» как таковые — конструкция социальная. Я еще раз повторю: она, в общем-то, имеет для людей достаточно разное наполнение.

Если мы говорим о том, что пропагандируется значимость семьи, — это одна история. А если мы говорим о пропаганде определенных форм отношений, типов запросов и ожиданий при выполнении тех или иных ролей, — это другая история. Но описывание этих конструктов как «универсальных семейных ценностей» с точки зрения не обывательской, а научной — не совсем верно.

Но тут-то все достаточно просто: семья должна состоять из мужчины и женщины, выполняющих свои функции, и обязательно детей (чем больше, тем лучше), чтобы поднимать демографические показатели.

Я бы не говорила, что это семейные ценности. Это ценность полной семьи и наличия детей. Да, это значимо (кстати, не для всех). Но абсолютно нормальным является отсутствие в семье детей. Неполная семья — это тоже не аномалия. В ней по-другому устроены разные процессы: экономического функционирования, социализации детей и так далее, но и это тоже возможно. Есть другие показатели здоровья семейных отношений помимо количества членов семьи: эмоциональная, психологическая обстановка, экономическое благополучие и так далее.

У нас же, кстати, больше половины браков заканчиваются разводами. Почему это происходит?

Причины распадов семейных отношений (и я сейчас не столько про брак, сколько про брачные отношения) могут быть очень разные. Как и сами браки и семьи. Разные типы браков (возрастные и студенческие, социально однородные и нет) имеют разную продолжительность — в них есть разные точки бифуркации, переломные моменты, которые партнеры проходят или не проходят.

Если же не разбираться в этой дифференцированности, то ключевыми причинами конфликтов, а в итоге и распада отношений становятся проблемы, связанные с материальным благополучием, вредными привычками членов семьи и разными взглядами на организацию повседневной жизни, в том числе и на воспитание детей.

Но если сравнивать с другими странами, такой процент разводов — это нормальная тенденция, или у нас в стране что-то не так? Она общая для всего мира, или прослеживается только в России?

Разводам всегда предшествуют браки. От особенностей и контекста вступления в брак зависит и вероятность развода. В этой связи чем меньше культурного или социального прессинга, стимулирующего вступление в брак, тем больше шансы на осознанность семейной жизни, которая снижает вероятность развода.

Если же есть определенная социальная норма, согласно которой брак необходим, а добрачные отношения без регистрации не должны продолжаться долго, тогда высокий процент разводов даже стимулируется тем, что жизненные контексты меняются, и брак распадается.

Значит, можно сказать, что здесь дело в культуре? Если брак воспринимается как обязательная веха жизни — и разводов будет больше, поскольку люди, условно, «выполняют соцзаказ»?

Ну, к разводу это тоже относится. Он тоже может расцениваться как что-то крайне неодобряемое или наоборот — нормальное. И это тоже влияет.

Получается, чтобы уменьшить количество разводов, нужно не культивировать непреложную ценность брака, а развивать у людей сознательность в целом?

Грубо говоря — да. Необходима культивация благополучности семейных отношений. Нормальная ситуация должна быть благополучной, комфортной, в том числе в экономическом плане. И неважно, состоит ли человек в браке, есть у него партнер или нет. Если эта нормальность культивируется сверху, то нет необходимости, как вы говорите, «выполнять соцзаказ» и оправдывать эти социальные ожидания. Это решение принимается в соответствии с собственными потребностями. Но это с точки зрения социально-психологических ощущений населения. Наблюдать же и анализировать, управлять, в конце концов, ситуацией проще, если она оформлена официально. И это касается не только семейной сферы.

Беспокойство государства в этом случае усугубляется еще и тем, что у нас понижается рождаемость, а дети, с точки зрения статистики, все же рождаются по большей части в браке. Возможно ли каким-то образом подстегнуть рождаемость и что, с демографической точки зрения, на нее влияет?

Пока действительно существует доминирующее мнение о том, что дети должны рождаться в браке. Оно, опять же, не абсолютное, но превалирующее. Это, во-первых, связано с социальным одобрением рождения детей [именно] в браке, а во-вторых — с наличием или отсутствием тех или иных экономических гарантий (как в моменте, так и в перспективе) вне брака.

Что влияет на рождение детей? Стоит заметить, что характер отношений в семье далеко не всегда влияет на желание или планы оставить потомство. Но однозначно влияют социально-экономические условия, способность «вытянуть» эту историю в экономическом плане и готовность к изменению этих условий в связи с рождением ребенка. Появляется новый член семьи, издержки на которого необходимо покрывать, а дохода он не приносит.

Более того, на продолжительный промежуток времени ребенок ограничивает возможность членов семьи заниматься тем, чем они хотят. Сначала мама уходит в декрет, потом кто-то сидит в отпуске по уходу за ребенком до полутора или трех лет, потом выбирает тот тип работы, с тем графиком (и обычно с меньшей зарплатой и соцгарантиями), когда можно сидеть с ребенком на больничном или водить его по кружкам, и так далее. То есть это история долгосрочных ограничений в семье, связанных с социально-экономической ситуацией в семье, а также с участием родителей в рынке труда, и на это надо решиться.

Экономическая составляющая тут действительно доминирует?

Да, конечно. И жилищные условия, но это тоже часть социально-экономического контекста.

Многие общественные и государственные деятели заявляют, что в царской России рожали по восемь-десять детей, и при этом почти все были бедными. Да и в арабских и африканских странах повальная бедность, а семьи огромные. Действительно ли это вопрос мотивации и ценностей?

Исторически такое большое количество детей было связано с тем, что они становились полноценными участниками экономической жизни семьи. Соответственно, где-то они выходили в поле, сажали, сеяли, пахали и помогали, кто чем мог. К тому же выживаемость детей была другой. А поддерживать хозяйство нужно, и вероятность дожить до среднего возраста была ниже, чем сейчас. Поэтому и появлялись такие механизмы — «страховые инструменты». Но для нас эта ситуация — уже история.

В принципе же много детей или мало — это оценочное суждение. У каждого человека в каждой ситуации нормальное количество детей — свое. С другой стороны, существует разный образ и уровень жизни, и стандарты воспитания детей совершенно разные. Семья может быть совершенно благополучной, но запросы относительно того, какие, на взгляд супругов, блага и шансы должны получать их дети, значительно выше, чем в семье с более низким социальным статусом, выполняющей в принципе функцию не образования, а просто выращивания детей. И готовность тех и других завести ребенка в этом случае будет разной.

Для экономически благополучных семей выпадение из рынка труда — не просто вопрос снижения доходов. Представители пресловутого среднего класса выходят на рынок труда не только для того, чтобы зарабатывать деньги. Работа — это возможность для самореализации, достижения успеха, проявления себя. Для них работа гораздо важнее и выполняет гораздо больший объем функций, нежели для низкодоходных групп населения, рассматривающих работу чаще всего исключительно как средство зарабатывания денег.

В этих условиях получение мало-мальской поддержки от государства, продолжение декретного отпуска и выход в очередной декретный отпуск для женщин — нормальны. Она реализует максимум своих амбиций в другой роли — домохозяйки и матери. С работой амбиции не связаны. Для женщины или мужчины с другими запросами это другие издержки, другие возможности и риски. В этой связи ожидания, что у нас благополучное население, которое реализует себя вне семьи не менее активно, чем в семье, будет заводить большое количество детей, означают, что мы просто не понимаем, чем живет эта часть населения.

Получается, что проще всего для повышения рождаемости убрать средний класс?

Во-первых, расширение среднего класса — это отдельная ценность для страны. Но не предмет этого разговора… Во-вторых, зависимость количества детей от уровня социального благополучия неочевидна, это многофакторная задача. В-третьих, все не так топорно и напрямую работает. В последнее время есть тенденция к тому, что воспитание детей становится тоже нетривиальной задачей. Например, нужно воспитать успешного члена общества, удачно встроенного в экономическую жизнь. Развитие ребенка с самого рождения, воспитание билингва, с критическим мышлением, обладающего определенными навыками — это вызов и игра, в том числе для представителей среднего класса. Да, я могу реализоваться на работе, но могу и в семье, потому что это нетривиально, интересно, ставит задачи и вызовы.

Демографические проблемы всегда находятся под пристальным вниманием государства. Если посмотреть на опыт решения этих вопросов — он положительный? Я, скажем, могу припомнить только материнский капитал. И стоит ли вообще сейчас беспокоиться о демографической ситуации в России?

Беспокоиться относительно отдельных ее аспектов необходимо. Мы не можем вообще не думать об этом, хотя бы потому, что у нас происходит активное старение населения, и мы не на том уровне экономического развития, чтобы оно переживалось без проблем, когда бы технологии, высокая производительность труда или что-то еще смогли компенсировать то, что у нас становится все больше неработающих людей и все меньше тех, кто их обеспечивает. Увеличение рождаемости — это один из инструментов балансировки ситуации.

Если же говорить о том, какие инструменты социальной политики можно рассматривать как удачные или неудачные, я бы, например, не так благостно оценивала материнский капитал. С одной стороны, затея хорошая: мы даем определенный шанс получить материальные блага, использовать их для обучения детей или погашения ипотеки и покупки жилья. Но когда мы говорим о демографической картине, возникает вопрос: какие слои населения мы хотели бы иметь в большей степени представленными. То есть, условно, я хочу иметь определенный баланс старших и младших возрастов, но еще мне хочется, чтобы этот баланс восстанавливался не за счет неблагополучного населения. Если у нас будет рождаться много детей в этих слоях населения, они, скорее всего, не станут теми, на кого общество сможет опереться в будущем.

То есть нам нужно не только количество, но и качество.

Да, нам обязательно нужно иметь в виду качественные характеристики. Нам нужно стимулировать рождаемость в тех слоях населения, которые привнесут в наш социум социально благополучное население, которое не станет для нас дополнительной нагрузкой. Для таких социальных групп, которые могут разобраться в особенностях получения материнского капитала — взвесить, что издержки на воспитание детей гораздо большие, чем ресурсы, которые дает государство, — эти стимулы работают намного хуже.

А какие стимулы нужны этим слоям населения?

Один из самых удачных, на мой взгляд, инструментов, обсуждающихся сейчас, — это инструменты по поддержке матерей с детьми в возрасте от полутора до трех лет и поддержка занятости женщин с детьми в этом возрасте. У нас же сейчас практически нет яслей, и в связи с этим какие-то государственные гарантии по предоставлению услуг по образованию ребенка возникают где-то с трех лет, а до этого семья должна самостоятельно решать эту проблему.

Когда для женщины важна работа, когда она способна найти работу, приносящую ей и доход, и удовольствие, — это ровно тот слой населения, который надо поддерживать в репродуктивных намерениях. Это было бы эффективно для общества. Но для таких семей издержки от рождения детей очень велики. Женщина надолго уходит с рынка труда. Если в первый год она реализует какие-то материнские инстинкты и роли, связанные с воспитанием маленького ребенка, находя в этом определенную отдушину, то дальше этот период слишком затягивается, и далеко не всегда — по желанию женщины. И если бы здесь кто-то (или что-то) смог оказать поддержку, а женщина бы продолжала реализовывать свои социально-экономические функции, это гораздо лучше влияло бы на демографическую ситуацию в стране.

Значит, основная задача — обеспечить возможность занятости матерям с детьми до трех лет?

Если говорить об этом примере — то да, дать им возможность выбора. Работать, если они хотят. Чтобы была поддержка государства в плане ведения эффективного и продуктивного для экономики образа жизни.

Помимо возрождения яслей, для мегаполисов мне видится очень удачной идеей введение более продолжительного рабочего времени детских садов, чтобы родители при большой протяженности города могли доехать до них без того, чтобы отпрашиваться с работы или выходить на работу на условиях гибкого графика, что сокращает их возможности.

Насколько похожи современные институты семьи в России и на Западе?

И в российском, и в западном обществе происходит дрейф от традиционных к модернизированным формам с большей рациональностью, толерантностью и так далее. Россия следует за развитыми странами, такими как США, страны континентальной Европы, у нас происходит адаптация условно «современных» ценностей. Мы идем с некоторым запаздыванием — присматриваемся к определенным трансформациям, часть из них принимаем, каким-то образом переформатируя под особенности своего социума. Скорость у нас другая, и конкретные формы этой трансформации зачастую иные. Но это абсолютно нормально.

А в целом прослеживается общемодернизационная динамика, связанная с наращиванием количества вариантов того, что считается нормальным, — с увеличением различных типов семейных, брачных, детско-родительских, супружеских отношений. Институт семьи становится очень многоликим, нет какой-то рамки, в которую четко должны вписываться все: вот, мол, так живет семья, и ты должен так жить, если ты ставишь для себя задачу интегрироваться.

В 2016 году Центр трансплантологии и искусственных органов имени Шумакова сделал 132 пересадки сердца. Мировой лидер по этому виду операций — госпиталь Cedar Sinai в Лос-Анджелесе — за прошлый год сделал 122 пересадки. Директор Центра, академик РАН Сергей Готье, рассказал «Ленте.ру» о том, почему пересадка сердца по-прежнему остается предметом гордости трансплантологов, что мешает развитию детского донорства и стоит ли делать трансплантацию человеку, который сам не желает быть донором после смерти.

«Лента.ру»: Первая пересадка сердца была сделана 50 лет назад. Почему трансплантологи до сих пор так гордятся этими операциями?

Готье: Потенциальные реципиенты сердца — самые «рисковые» пациенты, самые опасные с точки зрения прогноза. Сегодня он еще дышит, а завтра уже «остановился», и все. Трансплантацию сердца пациенту с критической сердечной недостаточностью нужно выполнить в считаные часы. А система помощи таким больным в масштабах всей страны, увы, далеко не идеальна. Это дорогостоящая высокотехнологичная помощь, требующая квалифицированных специалистов.

Это медикаментозная и механическая поддержка сердечной деятельности. Пока эти механизмы частично или полностью берут на себя функцию сердца, больного мы можем «привести в порядок», компенсировать нарушенные функции других органов и таким образом подготовить человека к трансплантации. Мы добились того, что любой пациент, поступающий в наш центр с критической сердечной недостаточностью, доживает до операции и получает донорское сердце. Таких пациентов становится все больше, но возможности центра тоже растут. Процесс не то что бы упрощается, но становится более знакомым и управляемым.

Сколько пациентов не доживает до выписки?

Если говорить о госпитальной летальности «сердечных» пациентов — то это 6-8 процентов среди более-менее сохранных, относительно легких больных. Если же говорить о тяжелых пациентах, которые проходят через механическую поддержку кровообращения, — то в пределах 10-13 процентов. Вполне приемлемая цифра по мировым меркам. Но без нашего вмешательства все те пациенты, которым мы помогаем, умерли бы однозначно, без вариантов.

Донорских органов вам хватает?

Скажем так. Нам удалось построить механизм, который в какой-то степени гарантирует нам сносное обеспечение донорскими органами. Почему сносное? Потому что мы сравниваем наши возможности с развитыми странами Европы и США, где эта система в том или ином виде функционирует уже много лет. У нас же ситуация начала меняться только в 2012 году. Важные решения московского департамента здравоохранения позволили развивать систему посмертного донорства в столице.

За счет чего?

Мы применяем принципы испанской системы. Испания в конце 1980-х годов стала лидером мировой трансплантологии. Наш коллега Рафаэль Матессанс разработал особую систему донорства. Она очень простая. В каждой больнице имеется человек, ответственный за выявление потенциального донора и организацию сохранения жизнеспособности его органов, в том числе и после его смерти. Эта технология называется кондиционированием.

Итог — в Италии и Франции — 25-27 случаев посмертного донорства на миллион населения в год. А у испанцев этих случаев — 34-35. Но и это не потолок: в Хорватии, например, 40. Это свидетельствует не об искусственном создании числа доноров (то, что желтая пресса называет черной трансплантологией, разбором на органы в подвале), а о хозяйском, так сказать, подходе к национальному ресурсу, который можно использовать.

Ну и как приживается испанская система на российской почве?

Испанская система начинается с координаторов (врачей-реаниматологов или среднего медперсонала). Они информируют трансплантационные центры о наличии потенциальных доноров, решают другие вопросы (например, транспортировки), могут влиять на процесс кондиционирования донора — исправлять какие-то недостатки. Но врач работает с уже умершим человеком и тут возникают сложности с моральной стимуляцией. Ты продолжаешь работать с пациентом, понимая, что уже не можешь ему помочь. Поэтому этот труд, как и любой другой, должен быть оплачен.

До недавнего времени в России эту работу медики выполняли бесплатно. Это была добровольная инициатива людей, которые к тому же сталкивались с непониманием коллег. Мы им очень благодарны: они давали нам шанс спасать людей. Но в 2015 году приняли изменения в закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», в которых деятельность по кондиционированию доноров признана медицинской и выделено финансирование. Проще стало работать главврачам, которые, даже понимая важность этой работы, раньше не могли ее обеспечить финансово. Думаю, в 2017 году мы увидим увеличение, пусть и не резкое, числа трансплантаций в региональных центрах.

Сегодня, надо полагать, показатели этих центров не самые высокие.

Чтобы органы, полученные в больнице региона, пересадить пациенту в том же регионе, нужно местное учреждение, способное выполнить трансплантацию. Не все клиники сегодня укомплектованы и финансируются в достаточной степени, чтобы делать пересадки сердца. Хотя бы до тридцати операций в год. Но это уже вопрос не только оборудования, но и квалификации хирургов-трансплантологов и реаниматологов. От их подготовки зависит количество эффективных доноров (тех, от которых можно успешно пересадить хотя бы какой-нибудь орган). Главврачи должны выделять деньги на эту работу. Ведь если врач на месте не заинтересован в сохранении донора, если ему проще его «отключить» и отправить в морг — то он так и сделает.

В последние годы регулярно поднимается вопрос об отмене презумпции согласия, при которой донорские органы можно забирать без прижизненного согласия пациента или посмертного согласия его родственников.

На мой взгляд, и его разделяют многие мои коллеги, отмена презумпции согласия — это шаг назад. И сохранить ее, особенно с учетом нашего менталитета и недоверия к медицине, нужно любой ценой. К счастью, отменять презумпцию никто не собирается. Пока во всяком случае. Более того: даже Франция, где действовал принцип испрошенного согласия родственников, сейчас переходит к системе, при которой, чтобы органы после смерти не изъяли, надо заказным письмом направить свой прижизненный отказ в особый государственный орган. Для всех прочих действует презумпция согласия.

Что так? В Европе с ее показателями посмертного донорства наблюдается дефицит органов?

Переизбыток беженцев и мигрантов. Соответственно, снижение общего уровня образования и сознательности населения. Больных больше, потребность в донорских органах выше, а доноров в процентном отношении меньше. Реестр прижизненных отказов нужно обязательно создать и у нас — как юридический противовес презумпции согласия. А заодно и регистр волеизъявлений, где человек будет писать «Я хочу, чтобы мои органы после смерти были использованы». Хотя в такое я верю слабо, но все-таки.

Стоит ли отказывать в трансплантации человеку, который попросил внести его в регистр отказов?

Я считаю это неправильным решением. С точки зрения медицины и логики врача, это неправильно. Это как отказывать в медицинской помощи людям другого вероисповедания. Отказываясь от потенциального донорства, человек мог не подумать, быть под воздействием разговоров или желтой прессы. А потом не нашел времени изменить решение. Или просто забыл. А сегодня он умирает, ему нужно срочно донорское сердце. И что же, дать ему умереть? Это нарушение конституции, этого не должно быть в российском праве.

Возможен ли в России нелегальный оборот органов, в частности продажа и пересадка их иностранцам?

Для того чтобы поставить точку в этом вопросе, отвечу — случаев пересадки российских донорских органов иностранным гражданам или отправки органов за рубеж не было. До 2008 года, а именно тогда было образовано Российское трансплантологическое общество, некоторые центры действительно приглашали иностранных реципиентов для пересадки почки, что имело крайне негативный резонанс среди наших коллег за рубежом. Именно поэтому главным принципом общества был отказ от подобной практики. Наши донорские органы, являясь национальным достоянием, принадлежат только гражданам России.

Восстановление Минздравом института главных внештатных специалистов субъектов РФ обеспечило прозрачность судьбы каждого изъятого органа в виде ежегодно публикуемого регистра трансплантологического общества. А с 2016 года начала функционировать общероссийская система учета. Кстати, деятельность по изъятию и пересадке донорских органов жестко контролируется местными надзорными и правоохранительными органами. Так что разговоры об утечке донорских органов из России такие же досужие сплетни, как и похищение детей для разборки на органы.

Это еще одна чувствительная тема — детская трансплантология. Тут с донорством все обстоит еще хуже?

Инструкция о констатации смерти мозга у детей, позволяющая развивать детское донорство, уже год как действует, но пока ни одного случая забора детских органов в России не было. Это подразумевает обязательное согласие родителей. И дело не в том, что родители отказывают — с ними даже никто из реаниматологов не решается заговаривать об этом. Родители зачастую настроены резко отрицательно, и, разумеется, их можно понять. Важен хотя бы один резонансный случай, например как это было в Италии, когда один погибший ребенок стал донором и сохранил жизнь нескольким малышам. Если такой случай правильно подать, показать людям, что это возможно, что это правильно, что это спасет других детей, то это может сработать.

Что важнее, квалификация врача или правильные инструкции, грамотно выстроенные протоколы лечения?

Бывают очень разные врачи. Вроде бы одинаково квалифицированные, но к одному идут, потому что порекомендовали, посоветовали, а от других больные стремятся при первой возможности уйти. У первого меньше ошибок, лучше результаты. А если такой врач еще, простите, и бабок не дерет с людей, ему вообще нет цены. Каждый, кто обучается тому или иному ремеслу, и врачебному тоже, проявляет те или иные возможности и талант. Один работает «от и до», а другой — «с полетом»: он и «до» сделает больше, и «после» все несколько раз перепроверит.

Это профессионализм, протоколом его не заменить. Был такой случай. В госпитале «Маунт Синай» в Нью-Йорке известный хирург Чарльз Миллер сделал свою 99-ю трансплантацию правой доли печени. Донором был живой родственник пациента, журналист. И этому донору на второй день после успешной операции дежурный молодой врач, вполне по протоколу, удалил зонд и дал поесть. Естественным образом, не через зонд. И донор подавился куском лобстера из супа, а врач не смог его интубировать. Не знал как, не умел, не по протоколу. Донор умер. Развернулась такая кампания в прессе, что Миллер после этого несколько лет работал где-то в Африке. К протоколу еще мозги нужны.

Где берутся врачи с мозгами?

Чтобы были хорошие врачи, нужны хорошие студенты и ординаторы. Были годы, когда уровень образования, и не только медицинского, резко снизился, требования уменьшились, и оплата труда была смешной. Сейчас лучше, но далеко не идеально. Становление врача зависит от того, с кем рядом он работает. Молодежь в нашем центре заинтересована, учится, пытается самостоятельно работать, стремится расти. Но ей нужны правильные учителя. Нужно не только рассказывать, но и показывать, причем демонстрировать не только медицинские манипуляции, но и пример отношения к делу. Если наставник не живет в буквальном смысле на работе, то и его ученики не будут понимать, что и зачем они делают. У них не будет ориентира, дисциплинирующего фактора личного примера. Раньше крупные врачи, руководители больниц при этих же больницах и жили, постоянно контролировали все происходящее и помогали начинающим.