Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Сформированные веками системы воспитания и образования подрастающих поколений исходят из постулата, что детей нужно учить доброму, разумному и вечному. Например, считается, что будущим гражданам желательно прививать любовь к родителям и Родине, а также уважительное отношение к обществу и его институтам. При этом данные образовательные стандарты можно смело отнести к мировой общеобразовательной практике.
Однако некоторые российские учебные материалы учат прямо противоположным вещам, а именно — нарушать закон и обманывать правоохранительные органы, ну и привирают «по мелочи». Сложившуюся коллизию изучила «Лента.ру».
Вышеуказанные примеры попадаются в прессе достаточно часто, но один из них просто поражает воображение. Речь идет о школьном учебнике «Обществознание» за авторством А. Ф Никитина и Т. И. Никитиной для седьмого класса. В нем школьникам рассказывают о беспомощных и мстительных полицейских, а рекомендации для детей противоречат Конституции и другим законам страны.
Чтобы не быть голословными, можно привести пример: в разделе «Полиция на страже правопорядка» учебника рассказывается история, согласно которой трое полицейских на дежурстве практически мгновенно погибают от рук злоумышленников, пытаясь проверить подозрительный автомобиль.
«Выстрелы раздались неожиданно. Преступники, сидевшие в “Жигулях”, стреляли метко, прямо в голову. Лейтенант и сержант были убиты на месте. Водитель стал стрелять из автомата, но также был сражен точными выстрелами профессиональных убийц… Их хоронили через три дня. Собралось много друзей, товарищей по работе. Плакали жены, матери, дети. Товарищи по службе поклялись отомстить убийцам…», — говорится в учебном пособии.
То есть, по версии авторов учебника, полицейские не только не могут выполнить задачу по обеспечению безопасности, но и занимаются местью вместо расследования преступления (как какие-то бандиты).
Внимания заслуживает также, какими иллюстрациями сопровождает издательство разделы о работе полицейских. На одной из таких картинок полицейский силой удерживает ребенка над землей, в то время как другой подросток убегает. Под этой иллюстрацией авторы рассказывают, что «не следует провоцировать сотрудников полиции». «Сотрудник полиции имеет право лично или в составе подразделения (группы) применять физическую силу, в том числе боевые приемы борьбы», — уточняют в учебнике. Можно лишь предполагать, что же такое ребенок на иллюстрации сделал полицейским, что те решились применить к нему «боевые приемы борьбы».
К слову, устрашающее действие на иллюстрации прямо противоречит тому же закону «О полиции», в котором говорится о соблюдении прав и свобод гражданина сотрудниками МВД.
Своеобразно интерпретируют в учебнике и Конституцию России. «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников», — говорится в главном законе страны. Авторы «Дрофы» в нарушение Конституции с детства учат ребенка подчиняться: «Нежелание сотрудничать со следствием может отрицательно сказаться на приговоре (решении) суда».
Примечательно, в учебнике пишут и о том, что обманывать полицейских — хорошо. В качестве примера приводится история сердобольной старушки, в «гости» к которой пришел бандит. Сначала она готова была отдать ему все до последнего, кроме вещей больной дочери, потом бандита она разговорила, а когда к ним нагрянула давно следившая за вором полиция, бабушка его «отмазала». Правоохранители пытались убедить старушку: «Да он же вор, мы совершенно точно знаем, что он хотел вас обворовать». Но по каким-то своим причинам бабушка решила полицейских обмануть и прикрыла бандита: «Это абсолютно порядочный, достойный молодой человек».
Сам собой напрашивается вывод, что вольная трактовка законов и образа сотрудника правоохранительных органов может привести к тому, что школьники-подростки, которым предназначен учебник, во-первых, будут воспринимать полицейских как слабых, но злобных и жестоких представителей власти, во-вторых, не смогут защитить свои права, когда это действительно потребуется. Зачем это делается, остается загадкой.
Надо сказать, что в 2015 году уже был скандал с теми же авторами. Тогда читатели обнаружили, что, согласно заявлениям учебника по «Обществознанию» для восьмого класса издательства «Дрофа», инвалиды с психическими заболеваниями не являются личностями, так как личность — это человек, способный учиться, трудиться, общаться с себе подобными, заботиться о них, участвовать в жизни общества и иметь духовные интересы. После чего составители учебника писали: «Представьте себе человека, с раннего детства страдающего серьезным психическим заболеванием. Он не способен к учению, труду, созданию семьи, ко всему тому, что образует духовный мир личности. Говоря иначе, он не является личностью». Комментарии, как говорится, излишни. Одно можно добавить, что в свое время такие рассуждения уже имели место быть. Однако их пресек Нюренбергский процесс.
На этом фоне ошибка, которую допустило издательство «Вентана-Граф» (также входит в корпорацию «Российский учебник») в пособии по русскому языку, выглядит просто невинной. Несоответствие представлений издателей с общепринятой географией обнаружили астраханские школьники. Именно они обратили внимание на то, что в упражнении на тему «Сложноподчиненные предложения» сообщается, что «город Астрахань расположен на месте впадения Волги в Черное море» (автор Алексей Шмелев). Ну а что? Учебник же по русскому языку — насчет географии можно не заморачиваться.
В ближайшем будущем москвичей, судя по всему, оставят без участковых терапевтов. Их места займут врачи общей практики (ВОП), или, как их еще называют, семейные врачи. Однако это будут не новые доктора, а по большей части те же участковые, только переученные. Причем времени на освоение дополнительных навыков им дали немного — максимум шесть месяцев. Как говорится, с корабля на бал, который начнется с 1 апреля. Именно к этой дате столичные поликлиники должны обеспечить работу врачей широкого профиля. Сможет ли «старая гвардия» соответствовать новым требованиям, и чем реформа грозит пациентам, выясняла «Лента.ру».
Доктор широкого профиля
Что бы ни говорили про участковых врачей, но несколько поколений советских и российских граждан выросли с уверенностью в том, что в поликлинике сидит знакомый доктор, который ведет нашу историю болезни, всегда готов выписать дежурный «Отвсегомицин», а в случае сомнений — отправить к профильному специалисту. Теперь его место займет доктор с непонятным названием и кучей новых обязанностей. Приказ Минздрава 1992 года определяет ВОПа как специалиста, широко ориентированного в основных врачебных специальностях и способного оказать помощь при наиболее распространенных заболеваниях и неотложных состояниях. А так как наиболее распространенные заболевания, как правило, лечат доктора основных врачебных специальностей, то семейные врачи, судя по всему, станут новым средством от всех болезней.
В распоряжении «Ленты.ру» есть список инструментов и приборов, которыми должны быть оснащены кабинеты ВОПов согласно поручению московского департамента здравоохранения от февраля 2017 года. Это жгут для остановки кровотечения, ручной аппарат для искусственной вентиляции легких, хирургические ножницы, офтальмоскоп (для проверки зрения), риноскоп (для осмотра носовой полости), столик для забора крови и внутривенных вливаний, кружка Эсмарха. В общем, новый доктор должен быть мастером на все руки — и клизму поставить, и кровь взять, и несложное хирургическое вмешательство провести, и даже реанимацию.
Экспресс-курс
Чтобы овладеть всеми премудростями семейной медицины, у участкового есть полгода. Программа переподготовки состоит из образовательных модулей по внутренним болезням, неврологии, ЛОР-заболеваниям, хирургии, кожным и инфекционным болезням. Обучение, которое предполагает как очную, так заочную форму, делится на теорию и практику. Обычная программа рассчитана на 864 часа (период обучения шесть месяцев), но есть и сокращенная — 504 часа (примерно четыре месяца).
В столице пилотный проект по переподготовке запустили еще в 2014 году. Его основная цель заключалась в том, чтобы обучить врача общей практики в максимально короткие сроки, рассказывала в интервью агентству «Москва» первый замглавы департамента здравоохранения столицы Татьяна Мухтасарова. За 2014 год подготовили 113 специалистов. В 2015-м их число превысило тысячу, но потребность столичных поликлиник — более 4,5 тысячи врачей общей практики.
По мнению собеседника «Ленты.ру», московского врача, который уже прошел курс обучения, времени, отведенного на переподготовку, явно недостаточно. Если конкретнее — мало практики. «Я вот, например, не почувствовал, что полностью могу заменить лора, — честно сказал он. — Кроме того, аппендицит и вросший ноготь ВОП точно оперировать не сможет, занятия по хирургии были больше теоретическими». Хотя в программе, размещенной на сайте первого меда, такая манипуляция как удаление вросшего ногтя в списке навыков значится.
В России эксперимент по подготовке врачей общей практики начался еще в 1987 году, однако появление этих специалистов тормозилось из-за проблем с определением их юридического статуса. Только в 1992-м в номенклатуре специальностей появилась соответствующая должность. К 2000 году в стране было подготовлено около тысячи ВОПов, к 2005-му — почти четыре тысячи.
Зачем?
По словам Мухтасаровой, опыт зарубежных стран показывает, что при введении должности ВОПа 80 процентов пациентов начинают и заканчивают лечение у одного врача. Соответственно, загруженность узких специалистов снижается.
В настоящее время, отмечала она, москвичи чаще всего обращаются за помощью к участковым. Те, по ее убеждению, в большинстве случаев для диагностики и лечения направляют человека к специалистам, «посещение которых может занять длительное время и чаще всего сводится к профилактической консультационной помощи». Занятость профильных докторов возрастает, а на участкового ложится обязанность диспетчера, распределяющего пациентов. Представитель департамента уверена, что такой подход не нравится ни пациенту, ни медику.
С Мухтасаровой не согласился будущий семейный врач. Уже давно все происходит не так, как описала чиновница, возразил он: пациента просто так не перенаправить — это всегда требует обоснования. Участковый терапевт может это сделать после того, как проведет ряд исследований, заметит проблему и поймет, что ему не хватает квалификации для назначения лечения.
Большая разница
Разницу в действиях участковых и ВОПов можно показать на примерах из имеющегося уже опыта работы. На прием пришла женщина с жалобами на уплотнение в груди. При пальпации определяется округлое безболезненное образование. Участковый в этом случае отправит к хирургу или гинекологу, ВОП же сразу пошлет пациента на маммографию, а в случае обнаружения опухоли — к онкологу. Другая ситуация — мужчина жалуется на головные боли, звон в ушах, шаткость походки, ухудшение слуха и памяти. Терапевт передает его неврологу. Семейный доктор сам направляет пациента на дуплексное сканирование артерий и на анализы. На исследовании определяется критическое сужение внутренней сонной артерии, ответственной за кровоснабжение мозга. Мужчина идет на консультацию сосудистого хирурга для решения вопроса об операции. После консультации и сдачи всех анализов ВОП отправляет его на госпитализацию.
К слову, возможность вызвать ВОПа на дом в Москве пока не предусмотрена. Впрочем, и терапевт сейчас ведет только амбулаторный прием. Помощь на дому оказывают другие врачи, и для них с появлением семейных докторов ничего не изменится (как и для педиатров, которые по сути являются детскими врачами общей практики).
Что касается опыта западных стран, где успешно работают семейные доктора, то, например, во Франции нет поликлиник. Там есть свободно практикующие врачи широкого профиля, которых выбирают на свое усмотрение. Они ведут историю болезни и выписывают направления к специалистам — тоже свободно практикующим докторам. В отличие от США, во Франции ВОПа можно вызвать на дом. В Штатах же к семейным врачам, по словам местной жительницы, в основном обращаются с простудой или «мелкими болячками», но с чем-то серьезным сразу идут в больницу.
Кстати, семейные врачи в России появились раньше, чем участковые — в XVII веке. Они обслуживали дворянское сословие. С отменой крепостного права в 1864 году, как пишет журнал «Московская медицина», стал зарождаться институт земских врачей, которые помогали всем группам населения. Поначалу доктор объезжал фельдшерские пункты уезда, при этом сам жил в городе. Вскоре такую систему медобслуживания сменила стационарная: стали строить сельские лечебницы и создавать участково-территориальные службы. После Октябрьской революции организационные формы, выработанные земской медициной, в целом были сохранены и со временем трансформировались в привычную нам систему участковых терапевтов, которую на конференции ВОЗ и ЮНИСЕФ в 1978 году признали наиболее эффективной.
Плюсы, минусы, вопросы
Собеседник «Ленты.ру» выразил опасения, что нормативы для ВОПа останутся такими же, как и для участкового, а круг обязанностей увеличится. Трудно представить, что в итоге получится. Сейчас за восьмичасовой рабочий день участковый принимает около 30 пациентов. Время, отведенное по регламенту на прием одного человека, — 12 минут (естественно, пациенты разные, и выдерживать эту норму не всегда удается). Медсестры нет. Тем не менее доктор видит положительную сторону нововведения в том, что в выходные ВОП сможет взять на себя решение некоторых задач узкого специалиста и не гонять пациента в другое медучреждение, где есть дежурный профильный врач.
«Время на прием увеличится до 15-20 минут, и медсестра будет», — успокаивает собеседник источник «Ленты.ру» в руководстве одной из московских поликлиник. Он, со своей стороны, посетовал на сложность в поисках помещения для ВОПа: при кабинете врача общей практики должны быть манипуляционная (для мини-операций) и процедурная.
Получается, что с 1 апреля в поликлиниках появятся врачи общей практики, которые не до конца уверены в своих силах, — что неудивительно, учитывая сроки обучения. Есть опасение, что бывшие терапевты не смогут заменить профильных специалистов в той мере, в какой на них рассчитывают. Соответственно, качество медпомощи может снизится.
В медицинских кругах Москвы наблюдается беспокойство, связанное с возможным сокращением узких специалистов из-за появления ВОПов. Их уже стало меньше из-за укрупнения поликлиник и больниц. Впрочем, в департаменте здравоохранения подобные последствия отрицают.
Но если в столице врачам общей практики еще только предстоит доказать свою состоятельность, то в сельской местности эта практика должна эффективно реализоваться. В районах, где помощь врачей узкой специализации не всегда доступна, семейные доктора наверняка будут востребованы.
«Если знать о предрасположенности, можно предохраняться»
Фото: Mario Tama / Getty Images
Главный тренд современной медицины — индивидуальный подход к пациенту. Еще недавно фармацевтические препараты считались универсальным средством для лечения конкретных болезней. Однако сейчас становится ясно, что реакция больных с одной и той же патологией на одно и то же лекарство может сильно отличаться в зависимости от генотипа. Ученые уверяют, что по индивидуальному генному профилю можно точно подобрать необходимое лекарство и даже предсказать, какие болезни подстерегают человека в будущем. О том, насколько точны эти методы и в какой мере они доступны россиянам, «Ленте.ру» рассказал заведующий отделом молекулярной диагностики и эпидемиологии Центрального научно-исследовательского института эпидемиологии Роспотребнадзора Герман Шипулин.
«Лента.ру»: Скоро ли мы получим генетические паспорта, в которых будет «график» всех болезней, которым подвержен конкретный человек?
Шипулин: Медицинская генетика пока не владеет всей информацией о генетических синдромах. Считается, что сегодня описана только половина. Геном человека — это 3,6 миллиарда нуклеотидов. И только 10 процентов из них кодируются, то есть содержат в себе зашифрованную информацию. Много лет назад, когда я учился в медицинском вузе, преподаватели нам говорили, что оставшиеся 90 процентов — мусорная ДНК. Но сейчас уже доказано, что в этом «мусоре» содержится информация. Правда, мы мало о ней знаем. Пока никто не умеет связать каждую мутацию генов с какой-то сложной медицинской проблемой.
В будущем такая возможность появится?
Безусловно. Но до определенных пределов. В плане прогнозов у генетиков два ключевых направления: онкология и неинфекционные болезни. Основное свойство биологической системы: воспроизвести себя так, чтобы не было поломок. И в этом задействовано очень много генетических локусов (местоположение определенного гена на генетической карте хромосомы, — прим. «Ленты.ру»). Поломки в каждом из них приводят к драматическим последствиям. Клетка начинает размножаться неконтролируемо. Растет опухоль. Соответственно, если мы находим мутацию, то есть поломку в тех генах, которые приводят к опухолям, — бьем тревогу. Об этом история с Анжелиной Джоли: у нее нашли мутацию в генах BRCA-I и BRCA-II. По мнению генетиков, с высокой вероятностью это могло бы привести у нее к раку груди и яичников. В целях профилактики она решила удалить эти органы.
То есть можно сделать анализ и узнать, угрожает ли человеку какой-то вид рака?
Пока нет, но это вопрос ближайшего будущего. Компания, которая работала с Анжелиной Джоли, «расковыряла» больше 20 тысяч мутаций BRCA-I и BRCA-II. Выяснилось, что именно эти два гена отвечают за 70 процентов наследственных раков молочной железы и яичников. Они сейчас строят базу данных по 25 онкогенам. Когда она заработает, можно будет тестировать на наследственный рак молочной железы с точностью 95-97 процентов. Эти BRCA отвечают и за другие виды онкологии. Например, рак простаты. Но здесь пока собрано мало информации. Поэтому вероятность прогноза — около 25 процентов. Но в России, к сожалению, обычному человеку практически негде протестировать себя на наследственный рак. На всю страну всего три-четыре лаборатории, где это можно сделать нормально. Наш институт сейчас разрабатывает тесты по BRCA. Закрытая база данных о генных мутациях у фармацевтических компаний очень хорошая. А та, которая в публичном доступе, содержит ошибки. Поэтому это все нужно проверять, исправлять.
Сейчас входит в моду персонализированная медицина — подбор лекарств, которые могут вылечить конкретного пациента. Вы занимаетесь этим?
По каждой патологии — ВИЧ, гепатиты, инфекционные болезни и т.д. нужны свои исследования. У нас сейчас в лаборатории стоит прибор, умеющий это делать с опухолями, в формировании которых задействованы 15 онкогенов. Это значит, что мы проверяем больше полутора тысяч мутаций. Прибор выдает расклад по опухоли: ген такой-то, мутация такая, подходят препараты такие-то. Дальше смотрим — есть ли они в России. Если нет, программа направляет на сайт, где можно узнать об альтернативных препаратах. Там же есть информация, проходят ли в мире испытания новых лекарств. Больной может подать заявку на участие в исследованиях.
Как в вам попадают пациенты?
Мы сотрудничаем с больницами. Они направляют к нам пациентов. Но пока мы проводим диагностику в рамках научных исследований. В частности нас интересует функциональная эпидемиология в России. Мы берем опухоль, секвенируем геном (определение аминокислотной последовательности ДНК — прим. «Ленты.ру»), определяем, какие там мутации.
Выясняете, какие виды рака чаще всего встречаются у россиян?
Речь не только об онкологии. Смотрим, какие и где чаще всего распространены мутации генов. По этим мутациям, в свою очередь, идет интересная эпидемиология. В Дагестане, к примеру, есть достаточно изолированное селение, где из-за близкородственных скрещиваний очень много глухих. Как выяснили ученые, такое происходит, если люди живут в узкой популяции. Жители поселка генетически очень схожи, хотя формально не являются родственниками. Если бы сделать тесты, показывающие наличие генетических частот, можно было бы по этому признаку изучить всю Россию.
Что это даст?
Мы, например, поймем, насколько подвержены тому или иному генетическому заболеванию разные группы населения. Если в каком-то регионе высок риск возникновения массовых генных мутаций, имеет смысл оформлять фармкомпаниям запрос на разработку нужного препарата. А также вести разъяснительную работу с населением. Если человек хочет оставить здоровое потомство, ему лучше знать, есть ли у него генетические мутации. Этим можно управлять. Есть ЭКО, усыновление, суррогатное материнство. А еще это может помочь больным. Например, при некоторых редких патологиях в кровь вводятся ферменты, которые купируют все негативные симптомы. В прессе уже писали о ребенке, который прозрел. Из-за генных мутаций в сетчатке глаза синтезировался патогенный белок. Когда этот белок устранили, ребенок впервые увидел разноцветные воздушные шарики. Сейчас идет активная работа в области генной терапии. Но пока это касается каких-то узких, локальных проблем. Мы еще плохо представляем, как можно отредактировать геном во всем организме. Задача фантастическая. Но в дальнейшем — почему нет?
Но ведь бывают болезни, не связанные с мутацией?
Большинство заболеваний связано в первую очередь с негативным воздействием окружающей среды. Но часто даже и там есть генетический компонент. Мы совместно с институтом неврологии работаем сейчас над генетикой инсультов. Конкретного гена, чья мутация приводит к развитию этой болезни, нет. Но есть сотни генов, сочетания которых, наряду с факторами окружающей среды, делают ранний инсульт практически предопределенным. Наши ученые поставили себе цель выяснить, что это за гены. Смотрели пациентов, перенесших инсульт. Брали из специальных баз данных генные мутации, засветившиеся когда-то в связи с инсультами. И смотрели, насколько часто встречается эта комбинация у заболевших по сравнению с теми, у кого инсульта не было. Нашли определенную связь.
Насколько она существенна?
Выяснилось, что примерно в 30 процентах инсультов виновата наследственность. В свое время было международное исследование на близнецах, которое тоже доказывало, что треть нарушений мозгового кровообращения — генетика. Инсульты молодеют. Это происходит еще и потому, что сейчас живет второе послевоенное поколение. Во время войны многие носители «гена инсульта» погибли на фронте, не оставив потомства. Сейчас они живут и передают свои гены потомкам. Поэтому фактор генетики играет все более важную роль. А если человек будет знать о своей предрасположенности, сможет «точечно предохраняться». Например, выявили сосудистые факторы воспаления. Тогда, возможно, будут эффективны противовоспалительные средства. При мутации систем свертывания крови тоже разработана терапия.
Где-то можно сдать тест на предрасположенность к инсульту?
Пока нет. Тестовый набор для инсультов еще не зарегистрирован по формальным причинам. Надеемся, что в ближайшее время это удастся сделать.
Почему вы непременно хотите создать российские тесты для молекулярной диагностики? На Западе ведь существуют аналоги. Нет ощущения, что мы изобретем велосипед, да еще втридорога?
Во-первых, некоторых тестов пока нет нигде в мире. Взять тот же инсульт. А во-вторых — не должно быть дороже. Хотя в онкологии мы только начинаем работать, в инфекционных болезнях мы, например, совершили прорыв. У нас тут полное импортозамещение. Все анализы в больницах, поликлиниках делаются на отечественных реагентах.
Сейчас не без оснований многие не доверяют российскому производству в рамках медицинского импортозамещения.
Если я просто скажу, что у нас все хорошо, вы же не поверите. Нужны доказательства. Проводятся международные испытания, публикуются статьи. У меня в РИНЦе (Российский индекс научного цитирования — прим. «Ленты.ру») около 600 публикаций за 25 лет. Тестовые наборы, которые мы производим, стараемся давать для апробации западным клиницистам. И самое главное — наши тесты для инфекций активно покупают. Продаем их в 40 стран мира. В нашем институте уже сейчас строится лаборатория для разработки генной терапии. Мы работаем над двумя направлениями: хронический гепатит В и ВИЧ. Наша задача — придумать, как уничтожить эти вирусы внутри клетки. А что касается ВИЧ, кроме лечения, это еще и работа над специальной вакциной. Если выключить рецепторы, с помощью которых вирус иммунодефицита проникает в организм, то так можно его обезвредить. Эффективность такой вакцины от ВИЧ мы оцениваем в 70-80 процентов.
Когда результат планируете получить?
Думаю, в течение пяти лет сделаем препараты. Над вакциной против ВИЧ и лекарствами работают несколько групп в разных странах, в том числе в США. Конкуренция сильная — это стимулирует, и мы не отстаем. А что касается гепатита В — тут наша работа приоритетная.
Вас послушаешь — начинаешь верить, что у нас все отлично. А потом читаешь форум ВИЧ-положительных, где они жалуются, что их кормят устаревшими препаратами, которые даже для Африки не закупают. Почему?
В стране достаточно реальных научных разработчиков, не жуликов, которые могли бы, если их нормально профинансировать и потом спросить результат, сделать что-то на мировом уровне. Наверное, проблема в организации и финансировании.
Летом прошлого года 18-летняя Дарья Агений из подмосковных Химок отдыхала в Туапсе. Вечером она шла по одной из улиц, когда на нее напал пьяный мужчина. Девушка утверждает, что он попытался ее изнасиловать. Ей удалось отбиться, ударив его ножом для заточки карандашей. В полицию Дарья тогда не обратилась, но это сделал предполагаемый насильник. Мужчина рассказал, что «читал ей стихи под луной», а она «набросилась на него с ножом». Теперь девушке грозит тюрьма, а встречное заявление об изнасиловании у нее просто не приняли. Тогда Дарья решила привлечь внимание к своему случаю и к проблеме стигматизации жертв насилия в Instagram. Ей это удалось: пользовательницы соцсети стали массово выкладывать фотографии с хештегом #самаНЕвиновата и рассказывать, как их насиловали, домогались и вбивали в головы: «Ты виновата сама». «Лента.ру» публикует их истории.
# ***
Фото опубликовано @lerretti
lerretti:
«Домогательства, пошлые комментарии и агрессия после отказов, которые мне пришлось пережить, — капля в море по сравнению с тем, о чем пойдет речь. Я хочу рассказать вам про девочку Дашу. Ей недавно исполнилось 19 лет. Прошлым летом она поехала работать вожатой в Туапсе. ⠀ Сдав смену, она ночевала в хостеле и в 23:00 поняла, что нет питьевой воды. Магазин недалеко. Она купила воду и шла обратно. Но ее заметил местный житель — Игорь Сторожев. Пьяный 38-летний муж и отец. Игорь решил, что может взять Дашу как вещь. Ведь все мы так делаем. ⠀ К счастью, Даша — художница. У нее был нож для заточки карандашей, которым она смогла отбиться. Насильник убежал. Но потом оказалось, что она попала в него два раза. Не волнуйтесь — ловелас уже поправился. А вот Даша — нет. У нее панические атаки, и она лечится у психологов. ⠀ А еще она очень много работает, чтобы платить адвокатам. Ведь этот человек получил от нее тяжелые телесные повреждения. Помимо финансовых потерь, Даше грозит до 10 лет тюрьмы. Ее заявление о попытке изнасилования не приняли. ⠀ Этот человек все так же гуляет на свободе. В следующий раз, когда, опьяненный алкоголем и убежденный чувством безнаказанности, человек захочет справить свою похотливую нужду — он это сделает».
Фото опубликовано @little_hedgehog
little_hedgehog:
«Даше Агений грозят 9 лет заключения за самооборону. Мужчине, который пытался ее изнасиловать, ничего не будет.
Я год назад шла домой с матча ЧМ, и на меня напали двое мужчин. Одета была, как на фотографии, только платье другое. Один из мужчин схватил меня сзади за горло, на шее потом еще неделю не проходил синяк. Я совершенно застыла, голос пропал, пока они «предлагали» мне заняться с ними сексом. А потом я вырвалась и убежала. В полицию не пошла, потому что не думаю, что там что-либо могли сделать, а говорить об этом лишний раз тошно. До сих пор трясусь каждый раз, когда мужчины настойчиво пытаются подкатить, кэтколят (издают звуки, которыми обычно приманивают кошек, — прим. «Ленты.ру») или просто идут за мной по улице. Если бы через месяц после того случая меня позвали бы в полицию, потому что напавшие подали бы на меня заявление за «причинение тяжелого вреда здоровью», я могла бы быть в Дашиной ситуации. Только у меня не было ножа, а у нее был. Страшно жить в стране, где домашнее насилие не криминализовано, а вместо осуждения насильника — осуждают жертву».
Фото опубликовано @moon_nomad
moon_nomad:
«Сейчас вам расскажу одну историю.
Есть у меня подруга, назовем ее, допустим, Катя. Однажды Катя ждала свою сестру в гости, та должна была подъехать на такси. У ее сестры не оказалось нужной суммы за оплату такси, и она попросила Катю спуститься и добавить недостающие деньги.
Дальше Катю вместе с сестрой затолкали в машину и отвезли на пустырь. И дважды изнасиловали. Изнасиловали только Катю. Сестре удалось убедить насильников, что она на раннем сроке беременности, и ее не тронули. Катя была красивая броская блондинка с ярким макияжем. Эти детали потом сыграют против Кати, но это все потом. Насильников было двое. ⠀ Почему Катина сестра села в такси к двоим мужчинам? Второй подсел позже. Водитель спросил — не против ли она, если они подвезут его друга? В пути они мило болтали, шутили. Распознала ли она в них насильников, почуяла ли опасность? Нет, самые обычные милые ребята.
А потом начался ад. Кате пригрозили, что они убьют ее, если она кому-либо расскажет. Избили. Не сильно, так, слегонца. Чтобы боялась. Потребовали обещание, что она никому не расскажет и в полицию не пойдет. Катя пообещала. ⠀ Когда они возвращались с пустыря, Катина сестра умоляла ее никому ничего не рассказывать. Ведь это стыдно. И это страшно. Катя молчала. Ей было тоже стыдно и страшно. И больно. Но после пустыря она пошла в полицию и написала заявление. ⠀ А дальше началось страшное. Оказалось, что эти двое женаты. И у них есть дети. Одна из жен была беременна вторым ребенком. Эти ребята имели работу, с которой у них были положительные характеристики, и таксовали они чисто по фану. А еще у них были матери. И обе матери пришли к Кате, назвали проституткой, тварью и другими нехорошими словами. Говорили, что виновата сама, что не надо было гулять, что не надо было так ярко краситься и многое другое».
Фото опубликовано @pablo.tendresse
pablo.tendresse:
«Мне было лет восемнадцать, я шла летним вечером по Андреевскому спуску. Встретила художника Женю, который живет в деревянном доме возле Замка Ричарда. Он зазвал в гости, а мне было некуда торопиться. Я купила себе йогурт, и мы пошли к нему. За веселыми разговорами и музыкой я даже не заметила, что на улице стемнело, а Женя напился.
Потом он меня изнасиловал. Я звала на помощь, громко молилась и сопротивлялась, но пара ударов по лицу заставили меня замолчать.
Когда все началось, я схватила со стола нож и все время держала его в руках или рядом, возле дивана, но так и не осмелилась им воспользоваться. Мне было страшно использовать нож против живого человека, а еще страшнее было, что он меня просто этим же ножом и убьет.
Женя кончил мне на спину и отрубился. Я выбралась из его огромных ослабевших рук и долго стояла, готовясь его убить или хотя бы покалечить все тем же столовым ножом. И опять не смогла.
Во-первых, проткнуть человека ножом не так уж просто, а у меня и так дрожали руки и колени. Я боялась, что пораню его слишком легко, он проснется и убьет меня. Еще я понимала, что это уже не будет самообороной, а значит, меня будут судить за нападение на спящего человека.
Я очень хотела за себя постоять, позвонить в милицию. Но у меня в голове очень крепко сидело «самавиновата». Сама пошла, сама допустила, сама плохо сопротивлялась. А еще эта вечная установка из детства, что надо выглядеть прилично и вызывать расположение окружающих. А у меня на голове ирокез. Ну как со мной будут в милиции разговаривать?! Ужасно, что в современном мире до сих пор принято обвинять жертву. В насилии всегда виноват насильник, жертва не может спровоцировать насилие словами, одеждой, поведением. Ситуация, в которой девушку судят за то, что не дала себя изнасиловать, просто чудовищна. Не говоря уж о детях, над которыми годами издевался отец и которые в состоянии шока от побоев и унижений убили его, спасаясь».
Фото опубликовано @danyablinova
danyablinova:
«Сентябрьский день, около 9 вечера. ⠀ Я пошла проводить подругу, и по дороге мы обсуждали сегодняшний день, как за спиной послышалось тяжелое дыхание и кто-то ускорил шаг. На минуту мы подумали, что это кто-то из наших общих друзей решил напугать нас, так как мы почти дошли до нужного двора. Мы не успели обернуться, как на мою подругу со спины накидывается некто. Коренастый, молчаливый, явно сильнее нас, держит подругу за шею и пытается утащить ее. Она вцепилась в меня, я вцепилась в него. Я била его по голове, по рукам, пыталась попасть в глаза. Он бил меня и держал подругу. Попытки вырваться были тщетны. Потом я вспомнила слова одного из своих вузовских преподавателей: «Если на вас нападают, то делайте то, что обычно люди не делают в таких ситуациях. Начните гавкать, кукарекать. Рвите шаблон поведения. Преступник, не ожидая такой реакции, замешкается — и тогда у вас есть пара секунд». Я начала гавкать и рычать. И вот эти заветные пара секунд — он замешкался. Я бью его по переносице, хватка ослабла, подруга вырвалась. В этот момент на крики подруги сбежались люди, преступник испугался и сбежал. ⠀ Лето, 4 часа дня, улица Ленина, самый центр города. Я очень замороченная на направление движения — если оно правостороннее, то будь добр так и идти. Замечаю, что парень упорно идет мне навстречу, думаю, дебил, движение правостороннее, ну ладно, обойду.
В тот момент, когда мы сравнялись, он поворачивается и резко хватает меня за шею и пытается затащить в кусты. Я холодным тоном говорю ему отпустить меня, в ответ его рука еще больше сдавливает мое горло. Два раза повторяю. Ударяю ему локтем в ребра, замешкавшись, он отпускает меня. Я хотела еще раз ударить его, но не успела, он стал убегать. ⠀ Я могу защитить себя, и я даже знаю, как бы я поступила, будь в этих ситуациях у меня с собой швейцарский ножик. И чем бы это все кончилось? Вполне возможно, как у Дарьи Агений, которая смогла защитить свою жизнь, за что теперь ей грозят 9 лет. Хватит во всем винить жертв, в насилии всегда виноват преступник, это его умысел, его действия. Не наши».
Фото опубликовано @autumn_stana
autumn_stana:
«Я крайне редко принимаю участие в подобных акциях, но здесь причин две. Первая — случай Дарьи поверг меня в шок. Абсурдно, нелепо, но, увы, ее действительно обвинили в нападении на насильника! Во-вторых, это не просто касается каждой, это касалось и лично меня.
Я встречала мнения, что этот флешмоб — чушь, и участие в нем тоже. Что же, думайте дальше, что вас это не касается, я же считаю, что рассказывать про попытки насилия над женщинами обязательно. Многие даже не догадываются, насколько часто это происходит…
Когда мне было 14, в подъезде ко мне пристал парень старше меня по виду. Я не подозревала ничего, так как думала, что просто понравилась ему («Н» — наивность, тогда было начало 2000-х, и нигде не рассказывали ничего о подобных ублюдках). Вначале он полез целоваться (это был первый мой поцелуй, поэтому опять же я вообще не знала, как оно должно быть, может у всех так: знакомятся на улице и в подъезде — и ок). Не скажу, что мне нравилось, но то, что было потом, повергло меня в шок. Он полез в трусы, трогал грудь, я стояла в ступоре от ужаса, не могла пошевелиться и только вяло говорила: «Не надо, не надо». Потом наконец ступор немного спал, и я вырвалась, убежав домой. Но, видимо, парень подумал, что я была «за» и надо меня добиваться, раз не ответила жестко, и начал ходить ко мне, запомнив квартиру! Отца у меня нет, матери было все равно, она только пару раз говорила, чтобы не ходил. В милицию мне никто не предложил пойти.
А еще хуже то, что мать сказала: «Конечно, он к тебе пристал, не нужно было делать два хвостика и ходить в мини, ты не ребенок, спровоцировала видом!» И почти все, кому я рассказывала тогда, добавляли, что надо, мол, было врезать ему между ног и бежать, тогда бы не преследовал. Про шок и ступор в стрессовой ситуации видимо никто не слышал… Все сводилось к: «Сама виновата! Сама спровоцировала! Сама не отшила его жестко!»
Ходил он много лет, к счастью, у дома не караулил. Мать говорила, что мне нет 18, ему было все равно. Может, он ждал, когда будет 18, чтобы подкараулить, поймать и сделать то, о чем он мечтал. Не знаю, но в течение четырех лет я видела его противную рожу в дверном глазке и никогда, конечно, не выходила, боялась, просила выйти бабушку или мать, чтобы отшить его. Потом я сбежала в Питер. По словам матери, он и после 18 пару раз заходил, когда меня уже не было там. С тех пор я боюсь кому-то не угодить, зная, что за любую мелочь тебя могут преследовать. А еще могут навесить на тебя вину за случившееся, ага. В подобном никогда не виновата жертва! Надоело слушать такие вещи, с меня хватило. Я могла быть на месте Дарьи, если бы дала ему меж ног, как мне советовали. Оказалась же ничуть не на лучшем месте: жертвы сталкинга (навязчивое преследование — прим. «Ленты.ру»). Такое действительно может случиться с каждой. Нельзя оставаться равнодушными! А, может, уже случилось, только вы и не знаете? Ведь рассказать о таком не слишком просто».
Фото опубликовано @katyasins
katyasins:
«Прижать к стене, руку на горло, вторую пустить гулять по телу… Даже не знаю, сколько я пережила таких попыток, не один десяток точно. И речь не об играх с партнером. ⠀ Каких только профессий мужчины не пытались овладеть мной силой: проводники, водители, директора, даже чиновники или просто прохожие. Белым днем и темными ночами. ⠀ Выпрыгнуть из машины на ходу, лишить весь вагон освещения, дабы свалить, просто бежать, драться, играть в психологические игры… Короче, сценарии на любой вкус. ⠀ Однажды мне пришлось защищать себя и подругу от одного безумца: «Трахну ее, потом убью тебя и сам повешусь». Суровая кровавая бойня длилась 5 часов. Был момент, когда я могла вполне оправданно, в целях самообороны, воткнуть ему в шею выхваченный нож, но не стала. Иначе все кончилось бы сроком для меня, а не его заключением, шоком подруги и моей реанимацией с возможностью лишиться правой руки в 18 лет! ⠀ В завершение я получила памятные следы на теле и не вполне функционирующую руку. ⠀ И следующие несколько лет товарищи этого [*****] грозили мне расправой за то, что они в разлуке с другом по моей вине! Ха, как вам? ⠀ К чему это все. Не важно, как ты выглядишь, если столкнулась с животным, то «сама НЕ виновата». ⠀ Откровенный блог вела я не всегда. Не спорю, времена вызывающего поведения и святого лихого угара тоже не прошли мимо. Не поверите, я и скромницей была, да и сейчас внешне больше на подростка смахиваю: кроссы, джинсы, худи — никакой провокации. Но я осознаю, что в любой момент у кого-то может привстать, и он протянет ручки. Просто потому, что хочет, может себе позволить, потому что сильнее, потому что мужик! ⠀ Не все готовы дать бой и никто не желает жить в напряжении и ждать нападения. А те, кто сталкивался с подобными случаями, меньше всего нуждаются во мнении диванных критиков: «САМА ВИНОВАТА». ⠀ Когда жертву обвиняют в провокации, а, по сути, в ее гендерной принадлежности — это дичь».
Фото опубликовано @persimmon.pie
persimmon.pie:
«С самого раннего возраста я боялась. Я боялась, что кто-то может сделать мне больно, изнасиловать или того хуже: убить. У меня всегда был этот страх.
В 11 лет я подверглась домогательствам «хорошего друга» моей семьи. Когда я сказала об этом бабушке, она не поверила. Больше я никому об этом не говорила. Его посадили за педофилию: попытка изнасилования, но уже другой девочки. Когда это обсуждалось соседями из нашего дома, то я слышала такие ужасные вещи, как «она сама виновата, она смотрела порно и что-то еще». Я понимала, какой это бред, но ничего не могла сказать.
После этого случая я стала бояться еще больше.
В 12 лет нас с подругой преследовала группа мужчин в торговом центре, вплоть до ее дома, было очень страшно. Всю жизнь я боялась ходить в темное время суток, всю жизнь я ходила и хожу, постоянно оборачиваясь, а когда становится страшно, я начинаю бежать, что есть силы. С 15 лет я начала носить с собой карманный нож. Зимой я носила его в раскрытом виде в рукаве своей куртки. Так я хотя бы на минимальный процент чувствовала себя спокойнее.
В 17 я стала жертвой физического насилия от своего собственного молодого человека, и так было не раз… Когда мама видела разбитую в кровь ногу, губу или опухшие, синие уши, мне приходилось говорить, что я сама ударилась — такая вот неуклюжая. Он же в свое оправдание постоянно твердил: «Ты сама виновата в этом». Никто не знал о том, что происходило, до момента нашего расставания.
Когда ко мне приставал на улице какой-нибудь кавказец — докапывался до меня, свистел прямо в уши [в ответ] на явный игнор с моей стороны, — потом мне говорили, что я сама виновата. «Ну ты сама виновата, раз стояла там», — ответил мне тогда еще мой парень.
В 18 лет незнакомый мужчина в магазине шлепнул меня по пятой точке и ушел в своей компании, веселясь. Никто ничего не сказал. Но мне уже не 11 и постоять за себя я смогла, хотя ноги дико тряслись. Но в тот момент во мне не было ничего, кроме дикого отвращения к подобной персоне. Вы бы видели его лицо, когда я подошла и сказала в лицо, что если он посмеет меня еще хоть пальцем тронуть, то я вызову полицию.
Мне 18, и я боюсь так же, как и в 11. Я до сих пор боюсь одеваться так, как мне бы иногда хотелось, боюсь гулять одной слишком поздно. Я боюсь носить юбки, короткие или облегающие платья, ибо постоянные взгляды, свистки, выкрики заставляют чувствовать себя максимально дискомфортно. Я боюсь. Боюсь, что если со мной произойдет что-то ужасное, то меня же и будут обвинять: она надела короткое платье, значит хотела этого и так далее.
Нет, не хотела! И, поверьте, никто никогда не хочет, чтобы его насиловали, били, унижали. Никто. Никогда. Никогда не оправдывайте насилие, насильников. Никакое поведение не может являться приглашением к насилию или домогательствам. Не молчите, если с вами случилось что-то плохое, самое лучшее и правильное будет не молчать об этом. Кричите, осуждайте, говорите и никогда не вините потерпевших и себя в том числе».
Фото опубликовано @cotoviafox
cotoviafox:
«Пост в поддержку Дарьи Агений, которая борется за справедливость. Ее хотят посадить за то, что она спаслась от насильника. Жертва насилия сама НЕ виновата в случившемся! И дело, между прочим, не только в физическом насилии. Не забываем, дорогие мои, про психологическое насилие. Об этом нельзя молчать! Защищать себя не стыдно!
От себя добавлю, что в связи со своими формами я многократно и постоянно с самого детства сталкиваюсь с похабным обращением и вниманием, не считаю это комплиментом. Однажды ночью возле меня остановилась машина. Я стояла на остановке, полностью одетая. Он предложил мне похабные вещи, но ко мне подошел мой друг, и он уехал. А мне до сих пор неловко от того, что, видимо, я как-то не так стояла, что он принял меня за доступную? Это он мразь, а не со мной что-то не так, это он не в порядке. Это не самая стремная ситуация в моей жизни. Об этой я могу без проблем рассказать. Мои знакомые знают, что я весьма скромно одеваюсь в простой жизни. Почему мое телосложение становится причиной атак? Я не выбирала это».
Фото опубликовано @maria_gera_
maria_gera_:
«Друзья, это очень важный пост. В свете последних событий, когда жертв насилия продолжают судить по статьям УК, невзирая на то, что они защищали свою жизнь, хочу, чтобы вы знали. ⠀ Когда мне было 13 лет, мой младший брат попал в реанимацию вместе с мамой. Отца не было в стране. Я осталась одна на несколько дней по собственному желанию, сказала, что справлюсь. ⠀ Около 7 вечера того же дня, я пошла к подружке за школьными тетрадками, она жила в моем доме через три парадных. Была зима, я одета с ног до головы, на мне зимнее пальто. Услышав, что в парадную за мной зашли, быстро метнулась на 2-й этаж и стала звонить подруге в дверь. Но она не открывала. Как выяснилось позже, спала. Я слышала шорох в подъезде, а когда обернулась, увидела на лестничной клетке мужика, трясущего своими причиндалами в двух метрах от меня. Я бросилась звонить соседям в дверь, и мне открыли. Я плакала. Боялась возвращаться домой. И боялась одна ходить в школу еще несколько дней. В моем случае все обошлось. Но сколько девочек и женщин становятся жертвами?! ⠀ Хочу, чтобы вы знали — жертва насилия никогда не бывает виновата в случившемся. Нет оправдания посягательству на чужую свободу. Когда женщина красиво одета, когда она пьяна, когда возвращается поздно домой одна, ни при каких обстоятельствах никто не имеет права домогаться до нее и склонять к сексуальному контакту без ее согласия. ⠀ Надеюсь, вы и ваши близкие никогда не столкнетесь с любыми формами насилия. А тем, кто это пережил, я желаю сил и смелости. Вы ни в чем не виноваты».
Фото опубликовано @zhekaa_deka
zhekaa_deka:
«Проще всего говорить, что девушка сама виновата в приставаниях со стороны противоположного пола, что одета в слишком вызывающую одежду, что сама этим хочет добиться внимания со стороны мужчин.
Неужели мы должны терпеть и оправдывать насилие?! Насилие нельзя оправдать. В нем нет нашей вины. Присоединяясь к кампании #самаНЕвиновата, мы вместе боремся против нормализации насилия. Только действуя вместе, мы сможем чего-то добиться.
Если есть еще те, кто думает, что вас это не коснется, вот моя история. Недавно я зашла в продуктовый магазин и, казалось бы, все должно было быть как обычно, но… нет. Мимо прошел мужчина и несколько раз »одарил» меня до ужаса неприличными комментариями. Хотя я была одета в самую обычную одежду, ни капельки не вызывающую. Это невозможно забыть, и я до сих пор корю себя, что тогда просто ушла, хотя надо было как-то себя защитить. Например, дать по одному месту. И нет, мне не стыдно рассказывать об этом».
Фото опубликовано @zombies_wife
zombies_wife:
«Вот мне 28 лет. Я сталкивалась с сексуальными домогательствами бесчисленное количество раз. Я уверена, что каждая девушка, если задумается, вспомнит хотя бы один случай в своей жизни, когда ее шлепали по заднице, присвистывали на улице, прикасались с недвусмысленными намеками, откровенно лапали, «вашей маме зять не нужен?», настойчиво предлагали знакомство (хотя вы отказали в этом изначально), угрожали насилием… Это унизительно и страшно. ⠀ И, знаете, в нашем обществе это настолько вошло в норму, что мы вместо того, чтобы послать ублюдка, стыдливо улыбаемся, опускаем глаза, уворачиваемся, а потом копаемся в себе, ищем причину. Может быть, я сама виновата?! Может быть, я не так оделась, не так накрасилась, не в том месте и не в то время оказалась? Что со мной не так? А еще хуже — забываем об этом и принимаем как должное. ⠀ Лично в моей жизни были разные случаи: «безобидные слова» и довольно страшные попытки действия. Слава богу, мне удалось избежать самого страшного! И что я хочу сказать: это ненормально. Я боюсь ходить одна вечером, я боюсь смотреть на проходящих мимо мужчин, чтобы не «спровоцировать». Если я иду вечером одна, у меня с собой либо перцовый баллончик, либо ключи зажаты между пальцев в кармане. Это ненормально! Так не должно быть. ⠀ Никто не имеет права покушаться на твое тело и твои личные границы. В насилии всегда виноват насильник! Всегда».
«Для сверления костей получили строительные перфораторы»
Фото: Сергей Коньков / «Коммерсантъ»
Добрая половина статей о российском здравоохранении начинается с аккуратных формулировок о том, что в нем «по-прежнему хватает проблем» и «ситуация пока далека от идеала». Это признают на всех уровнях. Президент Владимир Путин недавно описал то, что происходит в первичном звене, как провал и привел цифры по зарплатам, кадрам и оснащению. Однако цифры не отражают реальную ситуацию: в регионах у медиков остается все меньше мотивации качественно лечить, а пациенты перестали верить, что медработники на их стороне. То, что происходит в России, хорошо показывает история врача Бориса Ивлева из Иркутска. Когда его больница взяла курс на экономию, он отказался имитировать работу, использовать дешевую технику и соблюдать правила, которые могут навредить пациентам. За это его уволили. История Ивлева — в материале «Ленты.ру».
Ради таких моментов
В феврале 2013 года 38-летняя Алена Карпова попала в автомобильную аварию в Иркутске. В машину женщины почти в лоб влетела легковушка со встречной полосы. Что было дальше, Алена не помнит. Силой удара тело впечатало в металлические конструкции сиденья. Спасатели вырезали ее специальными гидравлическими ножницами. Скорая привезла Карпову в Кировскую больницу Иркутска. Клиническая смерть, месяц в реанимации.
— Мне потом сказали, что правая рука непонятно на чем болталась, — рассказывает Алена. — Представляете, 14 переломов, сухожилия все порваны, кисть раздроблена. И на ногах переломы, кости наружу торчали.
Сейчас Алена шутит, что врачи начали ее «собирать» еще в реанимации. Всем лично руководил заведующий отделением сочетанной травмы Кировской больницы №3 Иркутска Борис Ивлев. На руке у Алены стояли сразу три аппарата Илизарова, на ногах кости фиксировали специальные железные пластины.
Позже, когда в другой больнице Карповой делали МРТ, местный врач мельком сказал, что в тот февральский день ей дважды сказочно повезло: осталась жива и попала в операционную именно к Ивлеву. В другой больнице с вероятностью в 90 процентов не захотели бы связываться со сложным случаем и поступили бы просто и в полном соответствии с медицинскими стандартами — ампутировали конечности. Либо, если бы даже взялись рисковать, могли просто не справиться.
— Я по профессии парикмахер. Всего через девять месяцев после аварии снова вышла на работу и взяла в руки ножницы, — радуется Алена. — Руки слушаются точно так же, как и раньше. По мне и не скажешь, что было что-то ужасное. Единственное напоминание — 16 рубчиков на руке, которые остались, когда вытащили железные спицы.
После того как с ее рук и ног сняли всю железную арматуру, женщина пришла к Ивлеву на «профосмотр».
— В больнице доктор всегда казался строгим, больным не хамил, но без всякого сюсюканья, — объясняет пациентка. — Но когда увидел, что я хожу и даже не хромаю, вдруг засмеялся: «Только в такие моменты и понимаешь, ради чего работаешь».
Творческий подход
«Таких моментов» в 30-летней профессиональной биографии Ивлева было много. В медицинском сообществе сложилась репутация, что именно в иркутской Кировской «осложненке» (так в народе прозвали отделение, которым руководил хирург) берутся за то, от чего в других больницах отказываются. Все аварии с тяжелым травмами, всех «парашютистов» (так на медицинском жаргоне называют граждан, выпадающих из окон) скорые мчали сюда.
— Смертность в отделении для нашего профиля была минимальная, — рассказывает Ивлев «Ленте.ру». — Это примерно один-полтора процента в год. В среднем по России показатель до недавнего времени был три-пять процентов.
Оптимистичная статистика — это во многом благодаря подходу самого Ивлева к работе. Хирург не просто лечил, а придумывал, как сделать это лучше. В его резюме достаточно сухие строчки: автор 38 печатных работ по травматологии, владелец четырех патентов на изобретения, лауреат премии губернатора за рационализаторский подход, обладатель благодарственных грамот от местного Минздрава.
Ивлевские изобретения — это металлические фиксаторы и корсеты, с помощью которых удобно в нужном положении крепить сломанные кости скелета.
— Одна из проблем в травме — повреждения в тазовой области, — говорит доктор. — В этом случае обычно делают открытые операции, чтобы собрать кости изнутри, нужны большие разрезы, сопровождающиеся кровопотерей до нескольких литров. Это много. А после открытой операции больше вероятность осложнения. В тазу очень сложная анатомия, проходят много сосудов, нервов. Поэтому мы отказались от внутренней фиксации и придумали внешний крепеж, чтобы переломы могли срастаться. Пациенты, конечно, испытывают определенный дискомфорт, так как торчит рама аппарата снаружи. Но зато месяц-другой — и человек практически здоров.
По чертежам, сделанным врачами, на иркутском авиазаводе изготовили крепления и спицы. Получилось отлично и сразу начало работать.
— Передовиками в мире по технике тазовых операций считаются французы, — рассказывает Ивлев. — Но от снимков, что они демонстрировали, хотелось плакать. Специально ездил в Краснодар, где в рамках хирургического конгресса ряд докладов был посвящен этому вопросу. Не впечатлился. Считаю, что у нас в Иркутске — лучше.
Перегибы на местах
В июле 2019 года травматолога Бориса Ивлева уволили из больницы, где он проработал 28 лет. Официально — за «неоднократное неисполнение работником без уважительных причин трудовых обязанностей и дисциплинарные взыскания (пункт 5, часть 1 статьи 81 Трудового кодекса). Неофициально — за независимый характер и наличие собственного мнения, отличного от мнения руководства.
Не так давно президент Владимир Путин назвал ситуацию в первичном звене здравоохранения России провалом — уровень медпомощи недостаточно высок, зарплаты по-прежнему отнюдь не высоки. Сюда можно добавить всеобщую оптимизацию, нехватку ресурсов и нашествие «эффективных менеджеров».
Все эти проблемы не обошли и Иркутск. В 2018 году в Кировской больнице №3 в три раза были сокращены ставки санитарок. Административный же блок, напротив, усилился. Вместо одного юрисконсульта появился большой юридический отдел, разрослась бухгалтерия, управляющие структуры. В 2018 году за 247 рабочих дней издано 430 внутренних приказов и распоряжений. В их числе и планы по госпитализациям для всех отделений. Цифры, которые спускают сверху, по три раза в год пересматриваются. В основном в сторону увеличения.
— У меня отделение экстренной травмы, — возмущается Ивлев.— Я не могу знать, сколько человек сломают руки в марте, сколько попадут в аварии в июне. Нам, например, в месяц нужно было госпитализировать по плану 110 человек. Пострадавшие поступают волнообразно, это даже от сезона не зависит. Могут привезти 30 в день, а могут и двух-трех. Но если на 95 процентов план не выполнил — срезают стимулирующие премии — примерно 15 тысяч. Перевыполнил — то же самое. Потому что ТФОМС (страховая компания — прим. «Ленты.ру») выделяет средства только на имеющийся план.
После внедрения экономии начались проблемы с лекарствами и расходными материалами. Врачи говорят, что они и раньше не шиковали, боролись за каждую копейку, но хотя бы понимали правила игры. Заведующие отделениями больницы подавали заявки на препараты и медизделия. По итогам им говорили, что смогут купить, а что нет. Исходя из этого, доктора могли как-то лавировать, разрабатывать тактику лечения, думать, чем же компенсировать дефицит.
Но в больнице сменились управляющие менеджеры. Новый заместитель главврача по лечебной работе по совместительству стал еще и фармакологом, то есть ответственным за лекарственное обеспечение.
— Заявки на закупки заведующие отправляют, как и раньше, — говорит Ивлев. — Но только мы теперь не знаем результат, получаем кота в мешке. То есть реально не представляем, какие препараты в наличии на больничном складе. У тебя пациент на столе, а ты должен бежать в больничную аптеку и у провизора узнавать, что есть.
Бывало, что таблеток, положенных по стандарту для лечения какой-то условной патологии, нет. Либо есть, но с плохой репутацией. В стандартах указывается лишь формула препарата (МНН — международное непатентованное наименование). А с этой формулой на рынке могут присутствовать несколько десятков дженериков, то есть копий препаратов. Какие-то из них качественные, другие — как вода, абсолютно не работают.
— Иногда смотришь на список наличия препаратов в больнице и понимаешь — будут проблемы, — продолжает доктор. — При рекомендованной дозе лекарства у пациента может начаться желудочное кровотечение, из мочевого пузыря, почек. Уменьшаешь дозу — риск тромбозов, а если тромб отрывается — начинается тромбоэмболия, а это летальный исход. У нас ведь пациенты в критическом состоянии, много стариков с массой сопутствующих болезней.
Рассказы о внутрибольничных закупках расходных материалов для операций местами звучат как анекдот.
— У нас бывали случаи, когда купили фиксирующие пластины, а винты к ним не стали брать. Вероятно, посчитали, что они слишком дорогие, подумали, что можно подобрать более дешевые «запчасти»,— объясняет Ивлев. — Но беда в том, что именно к этим пластинам ничего другое не подходит. Покупают штифты для остеосинтеза, но не покупают наборы инструментов, чтобы его выполнить. Вместо медицинских дрелей для сверления костей получили, например, строительные перфораторы.
— Ими пользоваться нельзя? — уточняю на всякий случай. Ну, вдруг.
— В перестроечные годы, когда в больницах не было ничего, действительно иногда пользовались стройтехникой, — признается собеседник. — Но сейчас вроде бы не голодные времена, как сообщает нам телевизор. Если была цель сэкономить, то можно было бы все-таки с врачами посоветоваться, что брать. А на больничных закупках сидят люди совершенно далекие от медицины, просто тупо черкают графы с циферками, не задумываясь о содержании. Вы представляете, что такое строительный перфоратор? Его одной рукой нельзя удержать, для хирурга во время операции это совершенно неприемлемо. Человеческая кость — это ведь не железобетонная конструкция.
После того как поднялся шум, перфораторы заменили на строительные дрели. Врачи говорят, что инструмент хотя бы по весу легче и со съемными сверлами, которые можно дезинфицировать. А следовательно, при отсутствии альтернатив использовать на операциях.
Чистая совесть
По инструкции, если чего-то нет в больнице и от этого зависит жизнь пациента, врач сначала обязан составить письменную заявку на имя вышестоящего руководителя, затем — созвать врачебную комиссию, при положительном решении — производится закупка. Если все пойдет гладко, нужный препарат прибудет минимум через три дня. Пациенту к тому времени может потребоваться уже не препарат, а саван. Часто у врача и больного надежда остается только на адекватность родственников последнего. Правда, при этом медики рискуют быть обвиненными в вымогательстве.
— А что делать? — разводит руками Ивлев. — Не рисковали бы — давно бы все перемерли. Поймите, здравоохранение сегодня — кончилось. Врачи не работают сегодня, а воюют. Зато по бумажкам у нас все хорошо: просят не гнать волну, не нагнетать обстановку или могут просто дураком выставить. Чиновников не волнует здоровье пациента. Всех интересует исключительно то, как написаны бумаги, а что с человеком стало, выздоровел он или инвалидом остался, — плевать. Мне же результаты важны: пролеченные больные, меньшее количество инвалидов, чистая совесть. К сожалению, понятие «совесть» многими сегодня забыто.
Сначала врач пытался административно, как и рекомендуют юристы, «пробить» систему. Действовал методом бюрократов — методично отправлял «наверх» главврачу докладные об отсутствии препаратов, металлоконструкций и прочего. Когда не получил ответов — начал отражать дефицит в больничных протоколах лечения пациентов.
— По 323 федеральному закону индивидуальную ответственность за здоровье пациентов несет не главврач, не бухгалтер и даже не экономист, а только лечащий врач, — аргументирует Ивлев. — Поэтому я посчитал, что будет правильно обезопасить себя. В процедурных листах так и писал: назначен такой-то препарат в соответствии со стандартами, однако в больнице его нет. Понятно, что врач тоже подставляется, так как вызывает гнев администрации. Страховая компания за это наложит штраф. Но в случае непредвиденных осложнений у пациента в тюрьму сядет врач. При таком раскладе выговор однозначно привлекательней.
За год доктор получил четыре строгих выговора. Один из них — за спасение 76-летней Ольги Николаевны М. (имя изменено). Пожилая женщина у себя дома, в огороде, неловко повернулась и сломала правую бедренную кость. Все осложнялось тем, что чуть раньше у нее уже были протезированы оба бедренных сустава.
— По скорой попали в Кировскую, — рассказывает ее дочь Анна. — Маму положили на вытяжку. По идее, ей сразу же должны были сделать операцию. Но нам сказали, что в больнице нет пластины, на которую крепится кость. У мамы остеопороз, то есть хрупкие кости, и нужна была специальная. Ивлев с нами носился, посылал к главврачу. Там ответили, что квот нет, нужно ждать несколько месяцев. Тогда мы обратились в иркутский Минздрав. И нам дали направление в институт ортопедии, в котором ранее маму уже оперировали. Он через дорогу от Кировской больницы.
По словам Анны, там в помощи не отказали, но выдали расширенный список анализов. Учитывая малую транспортабельность Ольги Николаевны (она не ходила, а лежала с подвязанной кверху ногой), сбор «портфолио» занял почти полторы недели. По итогам пожилую женщину из больницы попросили: «У вас плохая ЭКГ, подлечите сердце и приходите через три месяца».
— Мы с сестрой — в слезы, — продолжает Анна. — После маминого перелома уже много дней прошло. Я тогда по этой теме всю литературу перелопатила, там было сказано, что для неходячего возрастного человека каждый лишний день опасен. Может образоваться тромб. И физическое, и психологическое состояние мамы было ужасным.
В современных реалиях ничего необычного в этой истории нет. Пожилые считаются неперспективными пациентами, так как вероятность возможных проблем у них гораздо выше, отвечать, если что, врачам. Дочери Ольги Николаевны побежали назад в Кировскую больницу. И там Ивлев принимает решение госпитализировать больную.
— Было видно, что он чувствовал, что его накажут, но все равно взялся за операцию, — говорит Анна. — Пластину мы купили сами. Места знали, так как покупали там еще раньше для операции в другой больнице.
Сейчас ее мама снова ходит. И для своих лет чувствует себя нормально.
— Мы с сестрой ходили на суд в защиту Ивлева, когда он пробовал оспорить выговоры. Но судья вынесла решение, что врач поступил неправильно. Надо было дождаться бесплатного медизделия. Боюсь, через два месяца, когда бы оно пришло, маме бы это уже не помогло.
«Делай что должен»
После вынесенных административных взысканий работу отделения сочетанной травмы Кировской больницы №3 Иркутска признали неудовлетворительной. Заведующего отделением, хирурга Бориса Ивлева, песочили на разных комиссиях и подкомиссиях. Они в больнице в ассортименте — по экономике, по организации производственного процесса, лечебного дела, фармакологии, по закупкам медизделий. Больше всего Ивлеву запомнилась комиссия по медицинской этике и деонтологии. Говорит, удивился, когда понял, что она состояла исключительно из бухгалтеров, юристов и экономистов. А вот обычных клинических врачей в ней не было. Общий комиссионный вердикт — освободить от занимаемой должности.
Коллектив больницы, где трудится врач, собрал подписи в знак протеста против его увольнения. В начале под письмом стояло 60 подписей. Но после проведенной руководством работы с подписантами осталось 30. У кого-то непогашенный кредит, у кого-то родственники в бюджетных учреждениях работают. В других иркутских больницах за конфликтом наблюдают с интересом, доктору сочувствуют, но с опаской.
— Поймите одно, лечить людей — трудная работа, — объясняет Ивлев. — Это постоянное моральное и физическое напряжение. Когда тебя нагружают всякими приказами, проверками, беседами, времени жить вообще не остается. Кроме работы, есть семья, дети, отдыхать когда-то надо. Поэтому люди выбирают пути наименьшего сопротивления. Думают, что до них это не дойдет. Но обычно одним человеком это не ограничивается. Берутся за второго, третьего. При желании причину ведь всегда можно найти.
Два-три года назад в ситуациях борьбы чиновничества со здравым смыслом действовал совет — веерно рассылать челобитные по всем инстанциям, начиная с Кремля, прокуратуры, Минздрава. Сейчас этот метод практически не работает. Вернее, способ так же забюрократизировался. Из приемной президента, приемной Минздрава России, приемной губернатора Иркутской области, приемной Уполномоченного по правам человека все письма, в том числе петиция с подписями пациентов, вернулись в организацию, на которую и жаловались — в Минздрав Иркутской области. Обращение там не оставили без ответа — каждый пункт разобрали по косточкам и обстоятельно, на пяти листах, ответили. Общий смысл — вы все врете.
Как сообщает заместитель министра здравоохранения Иркутской области Галина Синькова, никаких нарушений в больнице не выявлено: санитаров не сокращали, а перевели по личному заявлению в «уборщики производственных помещений», закупки производятся в соответствии с регламентом, к врачу-клиническому фармакологу претензий нет и прочее. И приписка в конце: в соответствии с Трудовым кодексом врач вправе оспорить свое увольнение в суде. Собственно, этим он сейчас и занимается.
— Вы рассчитывали на какой-то другой результат? — пытаюсь понять мотивы врача. — Не жалеете, что начали эту войну?
— Делай что должен, и будь что будет, — цитирует Ивлев известный афоризм. — Сколько можно унижать-то врачей? Мы ничего не просим, кроме того, чтобы оставили в покое и просто дали работать.
P.S.: На врачебных форумах перспективы борьбы с системой часто обсуждаются как абсолютно безнадежные. Это касается всего — обеспечения пациентов лекарствами, качественного медицинского образования, уменьшения бюрократической нагрузки на врачей и так далее. От этого у многих опускаются руки. Директор по развитию благотворительного фонда помощи детям «Подари жизнь» Екатерина Чистякова написала на своей страничке в Facebook: «Я думаю, что беспросветные периоды в истории человечества уже были, и выжить имели шанс те, кто упорно сопротивлялся и сохранял надежду на то, что и это пройдет».