Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
После того как губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко объявил о решении передать церкви Исаакиевский собор, не утихает общественная дискуссия вокруг судьбы этого музейного здания. Одни видят в этом акте восстановление исторической справедливости, другие — возрастающее влияние церкви в светском государстве. Патриарх Кирилл передачу собора РПЦ в год столетия Октябрьской революции символом примирения в российском обществе, однако 86 процентов читателей «Ленты.ру» с его мнением . Настойчивость, с которой местные власти и РПЦ подходят к решению этого вопроса, по мнению экспертов, не лучшим образом сказывается на отношении к церкви. О том, почему россиян — в том числе и тех, кто считает себя православными — раздражает активность РПЦ в общественном пространстве, «Ленте.ру» рассказали историки, религиоведы, социологи и политологи.
В обществе есть недовольство поведением РПЦ по самым разным причинам. Но прицепиться по существу особенно не к чему, потому что какие-то государственные решения, связанные с церковью, мало кого всерьез задевают. Поэтому передача значимых исторических объектов становится своеобразным катализатором, выпуская возмущение и недовольство, которое копится в обществе. Меня лично глубоко возмутила передача Рязанского кремля — там много гражданских зданий, и это был не просто один из лучших музеев средневековой культуры, но и крупный научный центр исследования истории.
Весь спор вокруг Исаакиевского собора кажется мне безумным, если подходить с практической стороны. При любом раскладе туда всех будут пускать и там будут проводить богослужения. Получается, что сам конфликт происходит из-за чисто символических вещей — кому он принадлежит. И это, скорее всего, нормально, учитывая, что церковь сегодня вызывает очень противоречивые эмоции у людей: они могут ругать разжиревших попов на мерседесах, но при этом ходить в храм и свечки ставить. Отношение к церкви в обществе — амбивалентное: очень редко бывает полная поддержка, как и полное отрицание. Но РПЦ должна понимать, что хамское отношение к народу все больше и больше раздражает граждан. Несмотря на то что патриарх Кирилл выразился, что это [передача собора] «акт примирения», в церкви прекрасно понимают, что это не так.
Конфликт, в центре которого находится памятник всемирно-исторического значения, не может быть ни локальным, ни местным. Он является общероссийским и даже общемировым — это дело всего человечества. Это что касается масштабов освещения процесса и внимания к нему. А острая реакция нашего общества объясняется рядом факторов. На местном уровне это выглядит частью общей кампании по наступлению на культуру в городе. Туда же горожане относят планы, связанные с Публичной библиотекой, и то, что происходит вокруг Эрмитажа, и нападения на выставки в том же Эрмитаже. В совокупности все это выглядит как парад мракобесия, и это в городе, где к культуре особое отношение, образованных людей много, а губернатор непопулярен.
Общероссийский фактор — накапливающееся раздражение публичной активностью церкви. Довольно большое число россиян признают себя православными в опросах, но при этом воцерковленных людей — ходящих в церковь и соблюдающих религиозные обряды — обычно от 4 до 5 процентов. Еще ниже процент людей, у которых авторитетом пользуются именно церковные иерархи. Для православия не очень характерен институт «популярных проповедников» — пастырей со своей аудиторией, как это бывает в исламе, протестантизме и католичестве.
При этом РПЦ активно позиционирует себя как собственник, лоббист, идеолог и образовательная инстанция — таким образом церковь вмешивается в жизнь людей, которые совершенно не благоговеют перед ней как перед структурой. В Петербурге люди не стали разбираться, приведет ли передача собора к тому, что туда труднее будет попасть, а просто услышали знакомую ноту: пришла РПЦ и забирает себе лакомый кусок. С самого начала этой кампании круги, которые были флагманами процесса передачи, привлекли наименее симпатичных публичных спикеров, которые еще и высказывались максимально отталкивающим образом. Все позиции «за передачу» были очень агрессивными, что не прибавляло симпатии, а напротив — напоминало противостояние культуры и дикости. Медиапрезентация была именно такой.
Для сторонников передачи собора это, видимо, должно было стать примиряющей акцией к столетию революции — залечивание нанесенных ею ран. Но по факту это выглядит как очередной агрессивный захват. Сто лет назад пришли большевики и разрушили церкви, а в 2017 году пришли попы и разрушили музей. Это агрессивный реваншизм, в котором не видно элемента общественного блага. Если бы этот элемент присутствовал, скажем, в восстановлении разрушенных церквей в деревнях, было бы труднее возражать. Но эта позиция не осознавалась как неправильная, потому что степень религиозности нашего социума сильно переоценена. Лица, принимающие решения, не понимают, насколько общество в действительности светское и секулярное. Городская власть тоже живет в своем мире и, похоже, не догадывается, что именно раздражает людей.
Случай с передачей Исаакия — нетипичный. Повод для протеста выходит за рамки привычных — тех, что вызывают напряженность в обществе, как, например, невыплаты зарплаты или снос архитектурных памятников. У истории с передачей собора РПЦ, как мне кажется, не будет развития, но это событие получило резонанс: Питер, Исаакий, РПЦ — все сошлось. Почему Исаакий? Потому что его все знают, потому что тему раскрутили в прессе. К тому же в этом городе довольно много людей, которых волнуют не только личные проблемы. Но это что-то экзотическое в плане протестного потенциала. Роль церкви росла и до передачи Исаакия, так что едва ли именно этот жест символизирует усиление этой роли или еще что-то. По всей стране строится множество новых церквей, передаются старые, РПЦ имеет массу экономических привилегий, которые приносят большую прибыль. Поэтому мне кажется, что это единичный случай в череде ему подобных, о которых мы даже не узнаем.
Среди людей, которые называют себя православными и являются православными в том смысле, что искренне себя таковыми считают, многие выступают против передачи Исаакиевского собора РПЦ. Скорее всего, тут играет роль некоторая усталость от коммерческой деятельности церкви. Православные, которые редко посещают церковь, имеют более абстрактное представление о том, какой она должна быть. И эти представления основаны на том, что ей стоит быть скромной, помогать бедным, и она не должна заниматься коммерцией.
Стоит учитывать и второй фактор. Исаакиевский собор — все же очень важный для России и Санкт-Петербурга культурный символ. При том что люди с почтением относятся к РПЦ, почтение к музейному делу, ученым, научному знанию тоже достаточно велико. В случае с Исаакием мы видим не столкновение антиклерикалов с клерикалами, а противостояние двух равнозначно уважаемых нормальным русским человеком фигур. Музейное сообщество выглядит в этой ситуации просто менее заинтересованным в коммерческой эксплуатации собора.
Да, образ священника с дорогими часами и автомобилем плохо согласуется с концепцией духовного спасения (хотя я не думаю, что многие россияне видят их как толстых попов с атеистической агитки). При этом сознание россиянина вовсе не расколото — он ощущает себя членом церкви вне зависимости от качеств руководства церкви, чувствует через нее принадлежность к высшим силам. Нормальные прихожане относятся к рядовым священникам, как правило, хорошо, хотя многие действительно стали питать неприязнь к церковной верхушке. Но их собственный батюшка, к которому они ходят каждое воскресенье, может быть для них гораздо важнее, чем патриарх, сидящий в Москве и занимающийся какими-то непрозрачными делами.
Что касается церковной верхушки, то есть те, кто сугубо положительно оценивает ее деятельность, и те, кто воспринимает ее только отрицательно, притом что и те, и другие — верующие, относящиеся к священникам с огромным пиететом. Поддерживающие видят материальные стремления высшего духовенства не так, как мы, подозревающие, что передача Исаакиевского собора РПЦ может иметь какой-то коммерческий интерес. Они это понимают как возвращение православной святыни в лоно церкви. То, что РПЦ потом извлечет из этого какие-то доходы, — вопрос для них второстепенный.
Если же говорить о невоцерковленных православных, то большая их часть вообще не задумывается о том, как живет духовенство. Рядовой священник для человека, посещающего храм лишь на Пасху, — фигура сугубо виртуальная, мало коррелирующая с реальным положением и информационным фоном. Прихожанин не задумывается о том, противоречат ли его этические установки воззрениям патриарха, потому что не знает о них практически ничего.
В передаче Исаакиевского собора есть и проблемы объективного свойства. В музее работает более 400 сотрудников, и, разумеется, проблему их трудоустройства, на мой взгляд, необходимо было решать в контексте вопроса о юридическом оформлении собора как принадлежащего РПЦ. По поводу финансовых трудностей музея много выступал его директор Константин Буров. В частности, он говорил о десятилетней программе реставрации собора, которая будет свернута в случае его передачи РПЦ.
Безусловно, вопрос передачи собора следует обсуждать представителям разных сторон — и светской, и церковной. Но трудность заключается в том, что одни не понимают (а может, и не хотят понять) других, притом что совместить музей и храм вполне возможно. Мы можем вспомнить, что главный собор Римской католической церкви, собор Святого Петра, посещают миллионы туристов ежегодно. На куполе вы можете выпить кофе, купить какие-то сувениры. И это никого не коробит.
В Сафонове Смоленской области 14-летняя девочка Даша (имена героев в материале изменены). Теперь в городе существует как бы два мира. В одном из них точно знают, что это произошло из-за жестокой травли со стороны сверстников при полном безразличии педагогов. В другом не располагают никакими данными, кроме того, что в школе с отличной репутацией была пара задир, которые «обзывались». В обоих мирах согласны, что вся ситуация должна была быть видна как на ладони, но предотвратить смерть девочки никто не смог или не захотел. Корреспондент отправился в Сафоново и ощутил боль и равнодушие российской глубинки.
Дом, в котором жила Даша, — длинная пятиэтажка. Ее подъезд отличается от соседних. В нем нет домофона, а вместо аккуратного нового доводчика старая пружина, которая скрипит при каждом открывании. Дверь в квартиру не металлическая, как другие, а деревянная и очень хлипкая. За ней жалобно воет собака.
Дома никого нет. Мать уже девятый час общается со следователями — они вытащили ее прямо с работы. Нет дома и старшей сестры — Кати, которая в этом году начала учиться в смоленском колледже. Она только что ушла.
Сейчас следователи, городские власти, работники школы и все, кто знал Дашу и ее семью, пытаются понять, почему это произошло. Ищут и находят много причин. Мол, она была одинока, она общалась только с несколькими девочками из параллели, она комплексовала из-за полноты и больных глаз, она переживала из-за того, что мама очень мало зарабатывает (недавно она даже писала об этом президенту).
Но главное, о чем буквально кричат все те, кто близко ее знал, — девочку травили. Травили жестоко и давно. Называли циклопом, жиряхой, пинали, провоцировали на конфликты, и иногда она отвечала. Несмотря на то что о травле она рассказывала только старшей сестре, понятно, что если это действительно происходило, то у всех на виду — в маленьком городе, в маленьком классе, где меньше двадцати человек. И это точно должны были видеть учителя.
Вот только официальные лица версию о травле стараются отвергать. Не говорят о ней и в школе.
В Сафонове все очень близко. От вокзала, мимо администрации района до «второй» школы четверть часа пешком, на такси — пара минут. Где-то совсем рядом дом Даши.
О том, знает ли тот или иной горожанин о самоубийстве Даши, можно понять по взгляду. Таксисты, продавцы, официанты вежливы и веселы. Они или совсем ничего не слышали, или читали в интернете. В окрестностях школы, в доме девочки, в администрации района или больницы, где работает ее мама, взгляды настороженные. Стоит в воздухе и скрипит на зубах пыль — ее поднимает единственный красный трактор, который с помощью щетки пытается ее куда-то загнать, но куда она денется, если потом ее никто не убирает?
Ближе к полудню дети идут на первый урок второй смены.
Трех старшеклассниц на улице окликает женщина. Она что-то им коротко говорит, и потом громко добавляет, уже вслед: «Так что не влезайте никуда!» Девочки послушно кивают и заходят в школу.
Перед входом журналисты, на них из-за закрытых пластиковых окон смотрит множество любопытных глаз.
Один паренек, помладше, отвечает на вопрос — знал ли он Дашу и слышал ли что-то о ней. «Ее обзывали», — единственное, что он произносит.
Из школы выходят трое парней, как раз возраста Даши. «Кто?» — нагловато они отвечают на вопрос о Даше. «Ваще не знаю, кто это».
В окне несколько учениц активно жестикулируют, показывая однокласснице, что стоит держать язык за зубами. Когда они видят, что корреспондент тоже увидел этот жест, улыбаются, как бы извиняясь, пожимают плечами.
В это время перед телекамерой говорит жительница города, которая пришла за своим ребенком. «Родители должны смотреть. Хоть одну минутку найти. Школа хорошая, педагоги хорошие. А злоба вся от телевизора», — заключает она и уходит.
«Ходила все время одна, спокойная была. Она из восьмого класса, больше ничего не знаю», — рассказывает девятиклассник, который вышел из-за угла школы и не увидел ни журналистов, ни предупреждающих знаков. «Ничего не знаю», — его ответ и на остальные вопросы — травили ли ее, шутили ли над ней. Удалось выяснить, что в прошлом году писали какие-то психологические тесты, в этом учебном году пока нет. И еще, что когда в новостях была тема про «синих китов» — учителя читали их переписки. Психолога в школе нет, сказал он.
Вскоре учителя не выдерживают, одна из них выходит и просит репортеров уйти. Директор школы (не директриса, подчеркнули педагоги) Ирина Никишова наотрез отказывается говорить хоть что-то про школу, про Дашу, пеняет на запрет следователей и угрожает, что уже вызвала полицию.
«Мы же не живем, мы существуем! Что нам, детей запирать? Все на взводе. За эту неделю никто слова хорошего про школу не сказал!» — говорит она и удаляется.
Впрочем, по словам местных, тут уже много лет остро ощущается нехватка добра и тепла.
«Город маленький и хмурый. Для детей там ничего не приспособлено. Раз в год, может, зоопарк приезжал и пара качелей на площади. Иногда 3D-[кинотеатр] приезжает. Туда такие очереди, как будто это лучшее, что они в жизни видели. Поставили только фонтан какой-то, и концерты на площади устраивали. Это все, что я видела», — говорит Светлана.
Со Светланой мы списываемся в сети. Несколько лет назад она приехала в Сафоново из Донецка вместе с мужем. Ее сын учился с Дашей в одном классе.
«Сына одноклассники осуждали за то, что он из Донецка, пытались обижать: «Зачем сюда приперся, вали в свою Украину!» Я часто была у директора в кабинете. Сын себя в обиду не давал, и происходили драки. Вызывали детей и иногда родителей, но те редко приходили, потому что постоянно были заняты.
К сожалению, отец моего сына тоже покончил с собой. И об этом в школе тоже узнали. И тоже был конфликт. И тоже проблемы с детьми. Одноклассница даже украла телефон у сына, который после смерти отца остался ребенку. И мы уехали».
По словам Светланы, в Донецке ей намного лучше. «Да, здесь дети прошли войну. Они рассуждают уже как взрослые люди. Насчет образования могу сказать только одно: мой сын здесь учится лучше, чем там учился».
Я стою на лестничной клетке. Передо мной Дашина квартира. Поначалу пустынный подъезд постепенно оживает. Удается поговорить со знакомыми, соседями, а также с родными семьи. Первые встречаются случайно, но вскоре зовут других. Подъезд становится похож на приемную какого-нибудь госоргана, только с паутиной по углам.
«Это была хорошая, милая, спокойная, тихая, добрая девочка, — вспоминает одна из соседок. — Грубости я от нее никогда не слышала. Ничего плохого сказать не могу, даже если бы хотела. Пройдет, поздоровается. На вопрос «Как дела?», всегда отвечала «Хорошо». Если бы она умела огрызаться, ругаться… Может, было бы лучше».
Люди, которые приходят, рассказывают историю как будто совершенно другой девочки, чем та, о которой говорят городские чиновники или школьные учителя. Соседи, родные и знакомые подтверждают все, что отрицают в администрации и о чем молчат в школе, — травлю, издевательства, игнорирование проблемы.
Но вот что говорят те, кто был в этом подъезде. Даша со своей старшей сестрой действительно старались оставить все происходящее с ними между собой, разобраться самостоятельно, объясняет родственница.
«Даша просила маму, чтобы мама не ходила в школу разбираться. Мама один раз пошла втихаря. Она зашла в школу поговорить с учителями, с детьми, которые обижали, и Даша просто убежала в слезах домой», — говорит она. После этого, утверждает родственница, никакого собрания в школе не было, ситуация не обсуждалась.
Она упоминает то самое письмо президенту, о содержании которого публикуют много разной информации. По словам нашей собеседницы, там не было слов о травле, но были слова об отношении учителей: учительница географии (имя есть в распоряжении «Ленты.ру») называла своих учеников тупицами и много еще как. Она так относилась не только к Даше, но ко всем ученикам, уверяет собеседница.
Соседи подтверждают, что слышали о грубости одной из учительниц, «которая могла сказать ребенку — тупая, дебилка». «У нее такая манера со всеми в классе. И школьники, конечно же, смотрят: учительнице можно — значит и нам можно. Это учительница по географии. Ее вроде уже уволили вчера. Но проблема не решена», — говорят они. Впрочем, в том, что увольнение действительно было, уверены не все.
«Учительница географии неоднократно при всем классе унижала Дашу со словами «Ты ничего не сдашь, ты никчемная, ты дура». Она и с другими так же поступала. Класс моего ребенка называла идиотами, — говорит Марина, чей ребенок учился в той же школе. — Вообще не знаю, пытались ли ее перевести в другой класс, но девочки из параллели к ней лучше относились, чем ее одноклассники. Дети жалуются, но до директора ничего не доходило, потому что эта учительница начинала их гнобить еще сильнее».
Другие два момента, которые муссируются в СМИ, собеседница опровергает. Первое — маму Даши после того, как письмо попало в больницу, никто не вызывал «на ковер», никто не увольнял и даже не ругал. Второе — финансовое положение семьи не могло стать причиной самоубийства Даши.
«Они всегда были сыты. Посмотрите, в чем она (старшая сестра) одета. Одежды хватает, и учится она в каком заведении? И оно оплачивается, — говорит собеседница журналистов. — И деньги за квартиру платят, пять тысяч, это очень дорого, деньги ей на еду всегда есть. Когда она переезжала в Смоленск, она (мама) продуктов набрала — они до сих пор стоят».
«Все зло из школы», — вздыхают люди в подъезде.
У них нет ответа только на один вопрос — почему же Даша покончила с собой?
«Не знаю. Наверное, от одиночества, из-за того, что так относились к ней все. Даша пыталась общаться. Я сегодня заходила на ее страницу в «Одноклассниках», все записи до единой прошоркала», — сказала она.
В соцсетях Даши среди многочисленных опросов, которые она проходила, и обычных цитат с картинками вроде «Скажите честно, кому я нужна?» и «В моей жизни прошу никого не винить» есть посты, которые выглядят как крик о помощи очень одинокого человека.
С одной стороны, какой непонятый подросток не пишет подобных текстов, но с другой — удивляет очень взрослый язык и то, что она обращалась не к кому-то конкретному, а к кому-нибудь, к любому человеку.
«Привет, незнакомый мне парень или девушка. Нaпиши мне. Я не буду игнорить. Обязательно отвечу. Если хочешь, можешь даже не здороваться. Если хочешь, не спрашивай, как у меня дела. Не нужно этих банальностей. Можешь не расспрашивать, кто я такая, как меня зовут или сколько мне лет. Банальный способ завести разговор. Нaпиши мне и расскажи что-нибудь. Что угодно», — писала она совсем недавно, 6 октября.
«Она все время ходила одна. Она наушники наденет, во дворе сядет, качается на качелях и слушает музыку. Либо там, где вай-фай бесплатный, у девятиэтажки, сядет на лавочку и качает музыку, игры, фильмы», — рассказала близкая подруга Дашиной мамы Наталья.
По ее словам, Даша иногда все-таки жаловалась на сверстников и на оскорбления со стороны учителей, но мама не смогла оценить всю серьезность ее жалоб, а главное — что именно творилось в школе. Как могла, успокаивала дочь: «Даш, ну ты же красивая. Не обращай на них внимания». «Операция, тем более, помогла, глазки у нее стали получше, и личико совсем другим», — вспоминает Наталья. И тут же добавляет: «Не дайте, пожалуйста, мать оболгать. Все идет к тому».
Знакомая Дашиной мамы: «Ее мать приходит ко мне стричься. Тихая, скромная женщина, ни о чем не говорит. Конечно, заметно, что немного уставшая.
Проблема, как я понимаю, началась очень давно, по крайней мере, три года назад точно. У Даши проблемы со зрением с рождения, делали несколько операций. Одета не так, как мажоры, полненькая, в очках, вот и издевались придурки над ней, дали кличку Циклоп. Девочка замкнулась в себе, писала в интернете, что очень одинока, что не нужна никому, я читала ее высказывания и была в полном шоке, это были слова отчаяния, одиночества».
«Семь классов с ней училась сестра. Сестра постоянно за нее заступалась. Девочку не то что оскорбляли — ее били. Не ударят, так пинка дадут, не дадут — так плюнут, харкнут на нее. Матери она не говорила. Когда беда произошла, мы стали с мамой разговаривать, у нее были вот такие глаза. Они с сестрой пытались все решить сами, не беспокоить маму, потому что у нее и так проблем выше крыши — одеть, обуть и накормить, — говорит Наталья. — Прошло два с половиной месяца всего с тех пор, как сестра ушла. И все».
У Натальи сын учится в той же школе, и она утверждает, что детей сейчас взяли под жесткий контроль.
«Все классные руководители предупреждали: ведите себя хорошо, потому что в школе сейчас снимает телевидение», — рассказывает она.
«Вот гроб вынесли, они стоят, видимо, учительница по принудиловке согнала весь класс, и только три девочки — две плакали, а одна видно, что переживала. Другие девочки стояли так, будто им скучно. Мальчики шли и ржали», — продолжает Наталья.
В доме все пожилые люди знают тех, кто помоложе, практически с пеленок. На лестничной площадке мы встречаем Эду Гусеву, одну из соседок, которая беспокоится, что в школе и администрации могут пойти на многое, чтобы отвести от себя подозрения.
«Они собрались своим педсоветом, пригласили школьников, всех предупредили, что про школу, про них самих и про их поведение ничего не говорить. Говорить, что «мы девочку эту любили, это она с нами не хотела дружить», — рассказывает она. — Я так понимаю, что кому-то хочется это увести совсем в другом направлении, чтобы самому не быть виноватым. Они уже придумали, что она где-то в интернете чуть ли не с сектой связалась, ну это вообще абсурд!»
«Нашим властям, конечно, хочется сделать так, что они ни при чем, они белые и пушистые, — продолжает она. — Что, они раньше не знали, что она мать-одиночка? Хоть раз пришел кто-нибудь из опеки и сказал: как же вы тут, деточки, живете? Никому дела нет. Никому не нужный ребенок. Кроме родных, конечно».
Соседи, которые возвращаются с работы, останавливаются. Другие, слыша громкий голос Эды Гусевой, выходят из квартир и присоединяются к разговору. Видно, что в подъезде относятся друг к другу с большой теплотой.
«Она раньше была санитаркой и получала больше, потом перевели в уборщицы, как и других санитарок. По сути, продолжила заниматься той же работой — мыть всякие склянки в лаборатории. С деньгами помогала родня, не голодали, но еда, понятно, самая дешевая», — говорят соседи.
Они рассказывают про быт семьи, что раньше была жива прабабушка Даши, у которой была хорошая пенсия и которая всегда очень помогала семье. Летом они работали на огороде, но земля почти ничего не давала.
Несмотря на небогатую жизнь, в семье все друг друга любили, уверены соседи. Но любовь, видимо, Даша чувствовала только там.
«Только родители относились к ней очень хорошо. «Дашулечка-Дашулечка, иди покушай, Дашулечка, сходи в магазинчик, Дашулечка». И с нами она всегда здоровалась. Здравствуй, бабушка. Бабушка, принесть тебе что-нибудь с магазина? Мне уже 86 лет, и она сочувствовала, что я старая, не могу сама сходить в магазин, голова кружится. Она всегда такая ласковая была, хорошая», — рассказывает соседка Екатерина.
Троюродная тетя Даши из Москвы: «Во взрослом человеке можно заблудиться, а ребенка видно вдоль и поперек, что с ним происходит!
Этим летом Даша внезапно позвонила мне по телефону. Она засыпала меня вопросами, очень любознательна. Ей, видимо, не хватало общения. Но о чем мы говорили, я не скажу. У меня дочка ее ровесница, но как-то посдержаннее с вопросами. Мне кажется, если бы ее развивали, занимались ею, она бы была отличницей…
Неужели все были слепые? Это страшная трагедия! Самое страшное, что два года назад она уже хотела покончить жизнь самоубийством, это родная сестра сказала. Наверное, у людей другие ценности в приоритете, чем собственный ребенок».
Наталья, близкая подруга мамы Даши, общаясь с «Лентой.ру», рассказала об инциденте с порезанными руками. По ее словам, речь о суициде здесь не идет. «Я спрашивала у мамы, так что же у нее какие-то царапки на руках были? Резала вены? Она говорит, нет, это было летом, в деревне. Они там лазали через забор, или где, и подрала себе руки. Я, говорит, это видела». Причем в то, что мама Даши могла скрыть от нее настоящую причину появления «царапок», она не верит. «У нас с ней такие отношения, что мы дружим с детства. Она бы сказала»
К разговору присоединяется еще одна знакомая, которая работает в той же больнице, что и мама Даши. Она попросила не называть ее имя. Женщина еще раз подтверждает, что выговоров за пресловутое письмо Путину женщине не делали и что на больницу могут попробовать повесить часть вины.
«Виновата школа. Что они хотят найти? Сделать эксгумацию? Влить бутылку водки или сказать, что беременна была? К этому идут?!» — почти кричит она.
По длинным коридорам администрации Сафоновского района гуляют сквозняки и далеко разносится стук каблуков. Она выглядит пустовато, как и все в Сафонове. Мэра Вячеслава Балалаева в городе сейчас нет. Говорят, уехал в Смоленск. Хотя еще накануне активно СМИ интервью.
«Семья считалась благополучной, отношения девочки с детьми были нормальные. Недавно пришел новый классный руководитель, она обрадовалась. Мы не знаем, кто на нее мог повлиять, возможно, интернет», — заявил он.
Поговорить с журналистами соглашается его зам по образованию Геннадий Гуренков. Он входит в состав рабочей группы, которая параллельно со следователями пытается выяснить причины и обстоятельства смерти девочки. Из-за того, что репортеров тут двое, беседа больше похожа на перекрестный допрос.
Геннадий Гуренков: Не дожидаясь окончания расследования, все уже сделали выводы. Это я про таких «добросовестных» корреспондентов, которым уже сразу все понятно стало, которые уже назначили виновных. Виновны оказались абсолютно все.
Что вы сами думаете о произошедшем?
Я очень долго проработал сам в школе, работал долго и учителем, и директором, уже одиннадцатый год работаю здесь, тоже связан с детьми, курирую работу комитета по образованию. Дети, конечно, бывают разные. Есть дети, которые просто-напросто закрыты сами по себе, им достаточно одного-двух людей для общения, и все. Все считают почему-то, что если есть ребенок, то он должен общаться и иметь в общении огромный круг [сверстников].
Я разговаривал с матерью ее, мать не сказала, что ее там гнобили. Говорила, что были один-два человека, которые обзывались, и мать говорит, а что, вас не обзывали? Обзывали каждого в школе. Но это не было целенаправленной травлей.
Ученики отказались разговаривать с журналистами. Что они вам рассказали о том, какой была Даша?
Она училась в ту меру, которой ей было достаточно. Она не хватала звезд с неба, но в то же время она не была отстающей. Она не напрашивалась, но если ей что-то поручали, она выполняла, и выполняла добросовестно. На переменах она старалась держаться обособленно. Как ребята говорят, больше была в телефоне.
Нам сегодня рассказали, что класс ей объявлял бойкоты, никто с ней не разговаривал, не называл ее по имени.
Я не могу это ни подтвердить, ни опровергнуть, у меня пока такой информации нет. Я с детьми не разговаривал. Вчера глава [района] разговаривал с одним и с другим классом порядка полутора часов, и нигде не нашлось подтверждения среди детей, что ее кто-то гнобил или еще что-то.
Какие предположения, почему она покончила с собой?
[после долгой паузы] Трудно вообще предполагать. Когда я вчера разговаривал с матерью и с ее старшей сестрой, сестра сказала, что она в воскресенье готовилась идти в школу. Она приготовила домашнее задание, она предупредила мать, что у нее нет первого урока и чтобы мать ее не будила рано, а разбудила ко второму уроку. То есть настроение у нее было нормальное.
То, что средства массовой информации сейчас пытаются выдать, что она написала президенту письмо (известно, что девочка действительно писала президенту, из-за чего, вероятно, история и разошлась по федеральным СМИ, — прим. «Ленты.ру») о том, что ее гнобят, — в этом очень много неправды. Письмо президенту я видел.
Расскажите о нем.
Это обыкновенное письмо ребенка, который сообщает президенту, что у ее матери не такая большая зарплата. Там не было ничего, из-за чего такой сыр-бор. Дело в том, что старшая сестра в свое время тоже писала письмо президенту. Когда-то она занималась в конно-спортивной школе, а у нас директор конно-спортивной школы погибла. Почему-то дети решили, что школа теперь существовать не будет, и они, по наивности, написали это письмо с просьбой помочь сохранить школу.
Тем не менее из письмо спустили в администрацию района.
Нет, в администрацию района это письмо не пришло, потому что по [работе] администрации там ничего нет. Оно пришло в больницу, потому что в нем говорилось, что в больнице не все так нормально. Чисто детский взгляд. Если мы честно будем говорить, сколько у нас людей получает такую зарплату? Мама имела все доплаты, которые положены по закону.
И все же, живет ребенок из очень небогатой семьи, девочка ни с кем не общается. Очень много факторов, которые можно было заметить, вы так не считаете? Сейчас главное, о чем все говорят, — недоглядели.
Тяжело сейчас сказать, что именно недоглядели. Ведь она же не одна такая. Я вам говорю, что у нас может быть тридцать, а может быть и больше процентов населения живет именно так, и именно такие дети, небольшие зарплаты.
Это одна из старейших школ, с хорошими традициями. В эту школу родители стараются детей своих отдать. Если рядом есть школы, где нет второй смены, то во второй школе есть. Школа с хорошей репутацией.
Психолог есть во второй школе?
Психолога попробуйте найти. Специалиста. Во-первых, не во всех школах в штате есть ставка психолога. Ни в одной сельской школе нет штатного психолога, и даже штатной единицы. Но штаты, к сожалению, не район устанавливает.
Учителей-то нет в школах. Предметников катастрофически не хватает. И за последнее время очень мало пришло после институтов. Средние зарплаты у нас неплохие, потому что люди в основном работают уже с большим стажем. Я скажу так, если придешь после института работать, то зарплата будет меньше, чем у этой мамы, уборщицы. И кто же пойдет? Когда мы говорим, что стареют педагогические кадры, и нет замены — ее и не будет, пока мы не решим эту проблему.
Детей фактически обвиняют, что они довели одноклассницу до самоубийства. Что они сами говорят по этому поводу?
Пока что ни один ребенок не сказал, что… Они сказали так. Она просто сама не очень-то общалась, но как таковой травли не было. И есть ребята, которые говорили, да нормальная она была абсолютно. То есть никто ничего плохого…
Говорил коллегам вашим, говорю и вам, что сейчас все, конечно, пытаются обвинить школу. Школа не доработала, школа не досмотрела. А кто-нибудь вник в суть, что сейчас навалили на школу? Кто-нибудь сейчас знает, чем занимается учитель? Сейчас учитель должен написать какую-то программу, какую-то адаптировать под себя, через каждые три-пять лет приезжает обрнадзор, начинает проверять этого учителя, «у вас в программе не то слово стоит». Раз в пять лет он должен пройти аттестацию, участвовать в куче конкурсов, писать какие-то заметки, иначе он не подтвердит, что он учитель высшей категории.
Как это относится к нашей теме?
Это относится. Если хотите в чем-то обвинить учителей, то снимите вы с них эти нагрузки! Дайте школе работать в том режиме, в котором она задумана. Школа должна обучать и воспитывать.
В этой истории сложно подвести какую-то черту. Можно было бы обратиться к опыту читателей, попросить делиться историями, начать со слов «возможно, многие вспомнят такую девочку в своем классе».
Лучше начать со слова «точно». Я точно помню такую девочку у нас в классе. Она комплексовала из-за внешности, ее оскорбляли, и почти никто из одноклассников ее не защищал, в том числе и я, из-за чего, конечно, позже было очень паршиво. Чудо, что наша классная руководительница не закрывала на это глаза. Помню, как подслушал разговор между ними. В нем девочка жаловалась и плакала, мечтала о пластической операции, говорила, что очень любит маленьких детей и хочет с ними работать. Не знаю, что с ней стало.
Еще я прекрасно помню учительницу, любимым выражением которой было «тварь такая». Это было в начале 2000-х. Глядя на историю в Сафоново понимаешь, что некоторые вещи не меняются.
Ссылки по теме
lenta.ru, 21 ноября 2018
lenta.ru, 20 ноября 2018
lenta.ru, 20 ноября 2018
Бедные россияне устали смотреть на богатых и стали злее. Как это исправить?
Пыталась прокормить детей, но ее осудили за подработку: история матери-одиночки
Нужно ли лечить одного человека, если на эти деньги можно помочь сотням
Это обычный семейный портрет и простой рассказ о том, как люди преодолевают самое сложное, что может быть в жизни, — недуг собственных детей. Представляем вам историю из собрания Русфонда, который уже 20 лет помогает тяжелобольным детям. Если вы захотите присоединиться к тем, кто им помогает, сделайте это на сайте или воспользуйтесь кнопкой . Рубрику ведет Сергей Мостовщиков.
Сердечные дела — дела сердечные. Где начнется, куда заведет человека жизнь — одному только сердцу известно. Ну еще и второму — тому, что идет навстречу. Он из Харькова, она из Ташкента, а встретились в армии в России, на Дальнем Востоке. И застучало, забилось, заколотило так сильно, что пришло в движение все вокруг. В конце концов оказались в Москве с тремя детьми. И вот у двух дочерей в сердце обнаружились шумы, как будто следы большого, неостановимого чувства. Со старшей Софьей обошлось — открытый артериальный проток со временем закрылся сам. А младшей пришлось закрывать его при помощи специального приспособления — окклюдера, на который надо было собрать еще силы, средства и любовь. Там, где болит сердце, — сердце и болит. Так было. Так будет. Но чем оно успокоится? Об этом мы разговариваем с Алексеем и Еленой Власенко, родителями Саши.
Елена:
— Как мы встретились — это вообще страшная история. Запутанная. То есть страшно запутанная история. Я родилась в Ташкенте, в Узбекистане, а муж — в Харькове, на Украине. Когда начал разваливаться Советский Союз и в Средней Азии возникло беспокойствие, волнения, папа вывез нас в Волгоград. Многие тогда уехали. Кто в Израиль, кто в Америку — как говорится, у кого какие возможности. А у меня девичья фамилия Гудименко, так что с этой фамилией мы поехали в Волгоград. Там и осели. Я окончила с отличием медицинский колледж. Хотела получить высшее образование, но у родителей не было средств. А у меня дядька — военный, сейчас уже полковник, он на Дальнем Востоке служил. Говорит: «Лен, поехали ко мне в Хабаровск. Там поступишь спокойно, поучишься».
Ну а что, поехала. В медицинский, правда, не пошла — там нужно много времени учебе уделять, а мне надо было работать. Пошла в юридический. Поступила сама, бесплатно, на бюджет. А дальше, как в том анекдоте, начинается сказка. Дядька говорит: «Лен, Волгоград далеко, придется зарабатывать на перелеты. Давай, чтоб бесплатно ездить, ты в армию пойдешь?» А мне 21 год, я говорю: да давай, господи. И пошла. Медиком, конечно. В медицинский спецназ. С тех пор чего только не было: летала на санавиации по всему Дальнему Востоку, на Сахалин.
И вот первая командировка в санаторий «Океанский» под Владивостоком. Смотрю: мужчина, офицер из дорожно-комендантской бригады. Ходит бесхозный, восстанавливает дороги. Думаю: хорош. Ну и пошло дело. В ноябре мы встретились, а в марте поженились. Он, правда, служил не в Хабаровске — в Приморье. Пытались мне его перевести в Хабаровск, но получилось не сразу. Так что целый год друг к другу в гости ездили, катались.
Алексей:
— У нас бригада стояла ровно посередине между Хабаровском и Владивостоком. Дивные места. Тайга. Отключения света были часто и густо. У меня рыбки жили в аквариуме. Зимой электричество как дадут, я говорю: пойду-ка рыбкам кипятильник воткну. Поставил кипятильник, подогрел аквариум так, чтобы рыбок не сварить, одеялом накрыл, и ничего.
Елена:
— Через год перевели Алексея в Хабаровск, пожили мы там, послужили-послужили. А потом начальники наши пошли в Москву на повышение, ну и нас взяли с собой. Вот перебрались, и опять чудеса. Детей у нас долго не было, восемь лет. А тут попали в этот странный дом для военных. Обычно у нас гости сходят с ума, уже начиная со второго этажа. На втором этаже, например, может оказаться 46-я квартира. А на четвертом — 44-я. Таинственное место. Зато тут все рожают, одни многодетные живут.
А у нас не было детей. Не было, не было, решили пойти к врачам. Попали в Военно-медицинскую академию в Петербурге. Там сильные, конечно, медики. Золотые люди, профессионалы экстра-класса. Нас обследовали. Мужа положили в одно отделение, меня — в другое. Говорят потом: знаете, ребята, с вашим вариантом — только искусственное оплодотворение. Но, добавляют, чудеса бывают. Мы вам назначаем лекарства, пропейте полный курс. Ну мы и начали. Муж как раз был в трехмесячной командировке, не приезжал, а тут Пасха. Начальник ему говорит: Алексей, в Пасху надо быть дома. Вот он на один день приехал, а потом офицеры смеялись над Алексеем. Спрашивают: «Откуда ты знаешь точный день, когда ты зачал ребенка?» А он говорит: «Так у меня только один день и был».
И понеслось. Год и семь исполняется первому ребенку, девочке Софье, и тут рождается вторая, Александра. А потом посидели-посидели, решили: надо нам и третьего еще, а то не хватает. Как раз я вышла уже на службу. Вышла, а начальник мне говорит: «Лен, а вы там не собираетесь третьего ребенка рожать?» Я говорю: «Собираемся, но только вот что-то два года уже не получается». А через две недели узнаю, что я уже в положении, — так родился мальчик Алексей. Начальник накаркал.
Алексей:
— Есть такое у людей суждение, что, когда женщина кормит грудью, она не должна беременеть. А тут так получилось, что Саша родилась, когда Софье был год и семь месяцев. То есть жена была беременной, когда кормила. Нам даже пытались как-то намекнуть, что, может, лучше было от этого ребенка избавиться? Ну я вот сейчас смотрю на нее — ну как могла рука подняться от такого избавиться? Она сейчас пошла в первый класс, по всем показателям всех опережает. И это я ее пока не заставляю, палкой не гоню.
Елена:
— У обеих девочек врачи нашли порок сердца — открытый артериальный проток. У Софьи он был маленький, он сам закрылся, зарос. А у Александры был сильный ток крови. Нас наблюдала кардиолог, и она сразу сказала: этот проток не зарастет, надо оперировать. Но когда она была маленькая, нам было ее жалко. Ну и надежда сохранялась — вдруг все образуется. Не образовалось, не заросло. Саша очень много болела: кто-то рядом чихнул — у нее температура на две недели. Когда остался год до школы, надо было принимать решение.
К счастью, операция прошла быстро и удачно. Хорошо, что нам рассказали о Русфонде. Дали телефоны, мы связались. Не думали, кстати, что так быстро все произойдет — со сбором денег на окклюдер. А тут все закрутилось на раз-два, мы даже удивиться не успели.
Алексей:
— Конечно, если бы нам не сказали о Русфонде, пришлось бы как-то самим выкручиваться. Трудно было бы: у меня, подполковника, за время службы в армии образовалась инвалидность, в разных переделках я оказывался, но жена здоровая, у нее есть обе почки, одну-то можно было бы продать, ха-ха-ха. Ну или в долги влезть на всю жизнь.
Елена:
— Мы, конечно, что и говорить, оптимисты. К нам, кстати, приезжал фотограф из Русфонда, когда начиналась эта история с Сашей. Снимал нас, а потом вдруг говорит: слушайте, а вы можете сделать грустное лицо? Я говорю: нет. Не можем. Мы не можем. Такое у нас сердце. Такая вот жизнь.
00:09 Сегодня
Откуда бралось «советское изобилие», в которое россияне верят до сих пор
Как благие намерения чиновников едва не угробили тверского фермера
В конце июля сортировщика почты на краже посылок в Ростове-на-Дону. Он забирал содержимое, а упаковки выбрасывал за городом. После того как видеозапись свалки с пустыми посылками оказалась в сети, в учреждении провели внутреннюю проверку. Случай ростовского сортировщика далеко не первый. Что воруют почтальоны и как их ловят с поличным, разбиралась «Лента.ру».
После работы — «Аврал»
В Ростове, на берегу реки Дон, в камышах рядом с яхт-клубом «Аврал» рыбаки нашли десятки пустых посылок. Об этом на YouTube блогер Антон Куренков. Большинство почтовых отправлений были из Китая и Таиланда, а внутри — коробки из-под телефонов, планшетов и другой техники.
Спустя несколько дней жители города еще одну такую свалку, возле Голубых озер. Посылки предназначались жителям области и отправлялись как интернет-магазинами, так и частными лицами. Найденное доставили в почтамт для экспертизы. Всем адресатам пообещали компенсировать причиненный ущерб и организовали горячую линию.
Для поиска похитителя в ростовском почтовом отделении начали внутреннюю проверку. «»Почта России» будет максимально жестко и оперативно реагировать на любые преступные действия, нарушающие права клиентов. Я поручил службе безопасности предприятия в кратчайшие сроки найти и привлечь к ответственности виновных в случившемся», — заявил гендиректор «Почты России» Николай Подгузов.
Ростовского сортировщика вычислили за несколько дней. Он во всем признался. Выяснилось, что ущерб составил несколько десятков тысяч рублей. Руководство пообещало уволить его и направить материалы по факту хищений вместе с заявлением в правоохранительные органы. Полицейские установили, что курьер одного из почтовых отделений похитил посылки во время разгрузки в сортировочном центре. Он вскрыл упаковки, выбросил их в прибрежных зарослях, а содержимое спрятал в багажнике автомобиля своего знакомого. 25 июля в отношении 30-летнего гражданина уголовное дело по части 1 статьи 158 УК РФ «Кража».
Кражи без взлома
Российские почтальоны неоднократно попадали на скамью подсудимых по статьям «кража» и «растрата». Самые распространенные сюжеты: присвоение пенсий или инсценировка ограбления. Так, к примеру, в Пензенской области в начале июля местный почтальон у пенсионеров крупную сумму. Всего за пару дней она с подругой спустила 200 тысяч рублей из почти 600 тысяч, выданных на пенсии. Денег хватило на то, чтобы снять квартиру, оплатить такси в соседнее село, приобрести новые наряды, а также подготовиться к застолью: купить выпивку и закуску. Когда злоумышленницу задержали, она уверяла, что не собиралась тратить все казенные деньги.
Пенсии крадут не только у живых, но и у мертвых. В Иванове начальница почтового отделения в течение нескольких месяцев пенсионные выплаты за умершего человека. Деньги — 17 тысяч рублей — она положила в сейф отделения, а затем выкрала их оттуда и потратила. Ее судили за растрату, но она отделалась штрафом в 100 тысяч рублей с возмещением ущерба. Ее коллега из соседней Владимирской области подделать подписи на перевод, чтобы таким образом завладеть 27 тысячами рублей. Пожертвования на реконструкцию храма, шедшие почтовыми переводами, попали в карман 26-летней начальницы отделения связи в Камешковском районе региона. Обман вскрылся, и подозреваемую осудили.
Почтовую кражу проще всего совершить в выходные и праздники. В новогоднюю ночь оператор почтового центра «Внуково», где обрабатывают львиную долю международных посылок, на краже мобильных телефонов. На выходе из цеха при осмотре у него обнаружили новую технику, объяснить происхождение которой он не смог. «Охраной были вызваны сотрудники службы почтовой безопасности, в ходе беседы с ними подозреваемый признался в совершении хищения. В дальнейшем материалы были преданы в правоохранительные органы для принятия процессуального решения», — рассказали в пресс-службе «Почты России».
Обман и хищение на почте не всегда вскрываются быстро. Некоторым сотрудникам удается годами обворовывать адресатов. Прошлым летом все в той же Владимирской области удалось уличить сотрудницу почты, которая на протяжении двух лет подпись ветерана Великой Отечественной войны ради пособия. Каждый месяц она приносила ему пенсию, но тайком присваивала социальные выплаты. Всего ей удалось обманом присвоить почти 35 тысяч рублей. Когда ветеран узнал о случившемся, он попросил следователей не наказывать почтальона слишком строго. Но суда не дождался — скончался в возрасте 90 лет. Его внук ходатайствовал о уголовного дела в отношении сотрудницы почты по воле умершего деда.
Сложно, но можно
В «Почте России» отказались дать оперативный комментарий. «Лента.ру» на условиях анонимности спросила у сотрудницы регионального отделения почты, каким образом осуществляется контроль за сохранностью отправлений. Большинство международных посылок, по ее словам, приходит из Китая. Это мелкие заказные пакеты, получатель может их отслеживать и обладает всей полнотой информации.
«Конечно, утраты случаются, потому что этих пакетов тысячи на отделение, — отмечает сотрудница «Почты России», добавляя, что потерю таких отправлений, как правило, компенсирует само отделение. Небольшим посылкам, как правило, сопутствует накладная, то есть оператор почтовой связи не может их взять или потерять, потому что они числятся за отделением, а сотрудники несут за них ответственность.
В Ростове-на-Дону до обнаружения массовой кражи было много одиночных жалоб в соцсетях, сообщила собеседница «Ленты.ру». «Но проверки начались, только когда все вскрылось. У нас по закону право на компенсацию предоставляется отправителю. То есть пострадавший — «Алиэкспресс». Получатель может лишь возмутиться и написать заявление на розыск, а затем разбираться с «Али». За доставку же ничего не платят, вот и получается лотерея — дойдет или нет», — рассказала сотрудница почты.
В отличие от заказных, простые отправления после сортировки никак не отслеживаются. «Если, например, такой пакет пролежал в отделении месяц, то по правилам его нужно отправить обратно. Тут уже с контролем гораздо сложнее: назад его могут и не отослать. Хотя в целом на уровне почтовых отделений контроль очень серьезный; ошибки и кражи чаще всего происходят на магистральной сортировке. Впрочем, и здесь можно довольно быстро вычислить человека, который украл, как это было в Ростове», — отмечает почтовый работник.
Хотя отследить воровство довольно просто, почтальоны все же иногда решаются на кражу содержимого посылок. Так происходит из-за низкого уровня зарплат в регионах. В ходе прямой линии Владимира Путина ведущая заявила, что многие жалуются на низкие доходы, в частности почтальоны, которые получают 3600 рублей в Саратовской области. Глава государства поручил разобраться, почему их зарплата ниже МРОТ. В Роструде решили эту информацию: в ходе беседы с руководством «Почты России» выяснилось, что 3600 рублей получают почтальоны, работающие на полставки. Средняя зарплата сотрудника, работающего полный день, составляет 14 тысяч рублей.
В самой «Почте России» не считают уровень зарплат своих сотрудников низким. По данным организации, с 2013 года их средние заработки выросли на четверть — до 20,9 тысячи рублей в месяц, в малых селах почтальоны получают по 5-6 тысяч рублей.
«За последние четыре года «Почта России» инвестировала в фонд оплаты труда сотрудников более 22 миллиардов рублей, из них в 2016 году — 8,3 миллиарда рублей. В результате с 2013 года средняя зарплата выросла на 25,4 процента, с 16,7 до 20,9 тысячи рублей в месяц», — в сибирском филиале «Почты России». Также представители организации добавили, что в отличие от большинства коммерческих компаний, в «Почте России» ежегодно пересматривают зарплаты персонала.
Незадолго до этого в организации сообщали о планах уменьшить число управленцев ради повышения средней заработной платы персонала. Заместитель гендиректора «Почты России» Сергей Малышев тогда , что уже к июню, благодаря оптимизации трети руководящих кадров, оставшиеся сотрудники получат прибавку от пяти тысяч рублей. Для начальников предполагалось ввести систему KPI и выплачивать зарплату в зависимости от выполнения поставленных задач. О реализации этой инициативы в дальнейшем ничего не сообщалось. Известно лишь, что с июля глава «Почты России» Дмитрий Страшнов покинул свой пост. Это произошло спустя почти год после того, как против него возбудить уголовное дело по факту злоупотребления полномочиями. По версии следствия, Страшнов в 2014 году необоснованно получил в общей сложности не менее 46 миллионов рублей заработной платы и как минимум 82 миллиона рублей премии.
Участница XIX Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Сочи
Фото: Евгения Новоженина/ РИА Новости
Подходит к концу XIX Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Олимпийском парке Сочи. За несколько дней 25 тысяч его гостей и участников образовали полноценную социальную сеть, которая, судя по всему, продолжит действовать и после того, как юноши и девушки разъедутся по своим странам.
«В России науки нет», — три года назад Аполлон Степанов, молодой ученый из Ульяновска. Сейчас Аполлон Владимирович — заведующий лабораториями кафедры машиностроения Ульяновского политехнического университета. Готовится к защите кандидатской: энергосбережение и совершенствование инструментов для обработки деталей. Параллельно Аполлон Степанов выводит на стартап два проекта на ту же тему. Об этом Степанов успел рассказать и министру экономического развития Максиму Орешкину, и другим участникам XIX Всемирного фестиваля молодежи и студентов.
— Имеется журнал, — сообщает Аполлону и корреспонденту «Ленты.ру» Артур Гопак, прислушивавшийся к их разговору.
К многочисленным торговцам прессой и сувенирами Артур, шесть лет живущий в Нидерландах, отношения не имеет. В Голландии Гопак — главный редактор и издатель журнала «Альфагамма», о стартапах в области реального сектора.
— Пока журнал небольшой. Но ничем подобным крупные издательские дома в мире не занимаются, — уверяет он. — Даже те, кто специализируется на деловой журналистике. Пытаюсь занять нишу, на фестивале для этого — куча всего.
Завлаб Аполлон и главред Артур тут же обмениваются визитками. Обычными, никаких нанотехнологий. Правда, и тот и другой тут же фотографируют бумажные квадратики на телефон. «На облаке надежнее», — говорит Гопак.
Революция конформизма
— Ждать тут долго, зато в очередях знакомишься быстро, — рассуждает Семен Сергеенко, выпускник Самарского аэрокосмического университета, в очереди на секцию «Цифровой портрет России».
У Семена в смартфоне уже три десятка адресов: коллеги из Сколково, португальский выпускник Массачусетского технологического института («светлая башка, новые сплавы для авиации» — аттестует его Семен), ребята из разных стран — но все студенты и аспиранты московской Бауманки… Цифровой портрет России «рисует» Аркадий Дворкович — поэтому Семен без труда пополняет свой клуб по интересам среди желающих послушать вице-премьера.
Мохаммед Эссаид, сотрудник аппарата Национальной народной ассамблеи Алжира, опоздал на лекцию спикера Госдумы Вячеслава Володина — разумеется, по современному парламентаризму. «Там должен быть мой коллега из Марокко, — объясняет Мохаммед. — Мы здесь познакомились, хотели послушать и обсудить дальнейшее сотрудничество».
И алжирец, и марокканец обнаружились позже — на лекции Фабио Новембре «Влияние Запада на мировой дизайн». «Я не против, я не “за” — я “с”, — цитирует всемирно известный архитектор и дизайнер одного из своих учителей. — Это и есть настоящая революция: избавление от необходимости выбирать, равноправная работа с противоположными точками зрения».
Если разговор об НКО — то не менее, чем от гендиректора Всемирного фонда дикой природы Марко Ламбертини. Если проблемы Вселенной — то от астрофизика Джорджа Фицджеральда Смута, лауреата Нобелевской премии. «Из черной дыры выхода нет никуда, — объясняет нобелиат. — А белых дыр не существует. Иначе здесь проходу бы не было от инопланетян».
Интересует ближний космос? На фестивале — с десяток космонавтов, от Бориса Волынова до Сергея Крикалева, исполнительного директора Роскосмоса по пилотируемым программам. «Дефицит космонавтов, серьезно, — сообщает Крикалев молодежи. — Записывайтесь на отбор». А «Процесс неизбежного» — так на фестивале назвали заседание по инновациям — прямо на сцене воссоздает Герман Греф, Сбербанк.
За современной наукой — добро пожаловать к Артему Оганову, пожалуй, самому модному ученому страны. Кристаллография в исполнении профессора Оганова собирает полный разноязыкий зал — как и практически любое выступление любого спикера XIX Всемирного. На всех сессиях половина слушателей — в наушниках. Перевод на основные языки идет в три смены, и синхронистам сочувствуешь ничуть не меньше, чем сбивающимся с ног волонтерам.
А вопросы по международному молодежному сотрудничеству можно задать лично Владимиру Путину. Конечно, если повезет оказаться на ночных посиделках в одном из кафе фестивального парка, куда президент заехал с заседания Валдайского клуба. «Международный уровень экспертов клуба», — оценивает один из вопросов Путин. Бразильцы, спросившие президента о перспективах работы БРИКС, гордо оглядываются.
Дипломатия «ми-ми-ми»
— Хотя бы семь минут в день постарайтесь посвящать общественной деятельности. Начните с семи, дальше может пойти само, — говорит Ндаба Мандела. Не только — и уже не столько внук Нельсона, сколько вполне самостоятельный руководитель фонда «Расцвет Африки»: социальные проекты, борьба с бедностью.
— Иногда можно через «ми-ми-ми», — отвлекаясь от выступающего, шепчет Бакр. Отличный русский — «из Лумумбы», то есть РУДН, недавний выпуск. У себя дома, в одной из развивающихся стран, Бакр — молодой замначальника департамента в одном из экономических министерств: сырьевой экспорт и технологический импорт в одном лице.
Прочее Бакр просит не конкретизировать. Дело в том, что он занят сбором значков XIX Всемирного. Тех самых, с пятицветной ромашкой и белым голубем на фоне земного шара посередине. Попросили коллеги из других министерств. Главным образом — из МИДа. И не просто так, а для дела. Серьезные люди…
— У тебя на лацкане есть настоящий значок. Значит, ты был в Сочи на фестивале. Тут сколько стран, 190? Значит, ты со многими знаком, — объясняет Бакр. — У тебя есть связи. С тобой можно иметь дело.
Такие вот незатейливые понятия. Африка…
Три значка Бакр правдами и неправдами раздобыл через волонтеров фестиваля: «Сказал, что потерял, а потом ми-ми-ми», — хлопает глазами предприимчивый чиновник. Действительно, выглядит трогательно.
— И еще пять — на обмен, — Бакр раскрывает фестивальную сумку. Яркие браслеты из самоцветов и пластика. Продолговатые деревянные шкатулки со змеями и бегемотами. Два небольших ореха на одной веревочке — «это для нервов, крутишь и спокойный становишься».
Итого восемь значков. А коллеги просили десять. Поняв, что корреспондент «Ленты.ру» со своей ромашкой не расстанется даже за бегемота, Бакр прощается.
Госпожа, товарищ, сеньора…
В «красном секторе», где идут конференции и дискуссии по основной тематике Фестиваля — левому движению и борьбе с империализмом — перерыв. Центр притяжения — не столики с кофе и плюшками, а приятная, просто одетая женщина. На вид — типичная бюджетница, вроде участкового терапевта.
Выясняется, что и вправду врач — педиатр. Кубинский. И зовут ее Алейда Гевара; старшая дочь того самого Эрнесто Гевары — героя кубинской революции по прозвищу Че. Практикует многие десятилетия. Алейда делится опытом жизни при санкциях, когда на Кубу из-за блокады не попадала половина жизненно важных для детей препаратов, и как, собственно, лечить, опираясь в основном на возможности местного здравоохранения.
— Идеология мне ни к чему, — выпадая из революционного контекста, говорит Мария, интерн из Белгорода. — Нет, я знаю Че, уважаю его, кубинский народ. Но госпожа Гевара…
— Товарищ, — поправляет Ирину кто-то из окружающих
— Сеньора Алейда, — подумав, продолжает Мария, — очень классный врач. Если у нее будет время, то очень ждем сеньору на секции по инновациям в медицине.
— Намибия, Венгрия, Сербия. Сейчас только что Штаты проводили, — перечисляет гостей первого утреннего часа одного из фестивальных дней Ирина Политова, стенд Московской области. Стенд оформлен «под космос»: Звездный городок, он же Королев — наиболее известный за рубежом бренд Подмосковья.
Впрочем, не космосом единым…
— У нас делают украшения из мусора. Целая технология арт-переработки — пластик, стекло. На фестивале были гости из Индии, там с мусором проблема огромная. Мы связали индийских и подмосковных коллег, отправили в Индию презентации и фото. Контакт на фестивале состоялся, будем отслеживать. Через Facebook, конечно.
У стенда Краснодарского края — Сергей Катырин, президент Торгово-промышленной палаты РФ. Катырина интересуют разработки молодых кубанских химиков. В частности — новая технология промышленной очистки сточных вод и средство для обработки земель после нефтяного загрязнения.
— За короткий срок — обратно в хозяйственный оборот, — объясняют разработчики, подкрепляя сказанное выкладками и спецификациями.
— Надо пробовать внедрять, вещь интересная, — ознакомившись, отвечает глава ТПП РФ. — Нефть и все, что с ней связано — реальность сегодняшнего дня.
«Мне важна любая ваша вера»
— Испытываете жалость к себе? — Ник Вуйчич чуть наклоняет голову налево. — Значит, в конце концов соберете вокруг себя тех, кто вас пожалеет. Или кому тоже нужно, чтобы его пожалели. Хотите утвердиться сами? Значит, точно такие же вас и найдут. Особые потребности тут ни при чем.
У писателя, филантропа и мотивационного оратора Ника Вуйчича есть только одна особая потребность: кто-то должен помочь ему разместиться на сцене — на стуле, но чаще просто на столе. Кажется, это единственное, чего не может Вуйчич, от рождения лишенный и рук, и ног. Все остальное Ник сделает с восхищенной аудиторией сам.
На этот раз слушателей относительно немного: пресс-конференция, вход только по желтым фестивальным бейджам для журналистов. Ник Вуйчич, впрочем, явно рад передышке. Только что он выступил перед пятью тысячами участников фестиваля. В зал не попали еще пять тысяч. Оргкомитет попросил Вуйчича о еще одном выступлении. Оно состоится через час.
— Верьте и веруйте, — говорит Ник. — Я протестант, но для меня важна любая ваша вера. Без нее у меня не было бы ничего. Ни умения говорить, ни любимой жены, ни детей — уже двое, ждем девочек-близнецов. Говорят о разрыве между поколениями — у молодых новые ценности, совсем другие. Вера — то, что объединяет отцов и детей.
На вторую лекцию Ника Вуйчича прорывается компания из Белгорода, Новосибирска и Хабаровска: студенты-экономисты и уже практикующие молодые менеджеры. С ними корреспондент «Ленты.ру» познакомился на встрече с Фредериком Бегбедером — известным агностиком. Несколько лет назад вышел сборник диалогов Бегбедера с епископом Жаном-Мишелем де Фалько — под названием «Я верую. Я тоже нет».
Кажется, это и есть — не «за» и не «против». А только «с». Революция — не единственный способ борьбы с капитализмом и империализмом.
Почему советские люди беспомощны и слабовольны
За что стоит воевать в российских больницах
Почему российским автолюбителям придется пройтись по судам
