Только ленивый не пытался сравнить российские высшие учебные заведения с западными. Судя по рейтингам, счет не в нашу пользу. Но всегда ли зарубежное образование лучше отечественного, в чем его сильные и слабые стороны и как малограмотных абитуриентов удается превратить в толковых аспирантов? Об этом и многом другом «Ленте.ру» рассказали российские ученые, преподающие на Западе.

«Они не знают таблицу умножения»

Андрей Старинец, физик-теоретик, научный сотрудник физического факультета Оксфордского университета (Великобритания):

Я окончил физический факультет МГУ в 1991 году и аспирантуру в 1994-м. Аспирантура включала в себя педагогическую практику, проведение семинаров и прием экзаменов по физике у студентов мехмата МГУ. Вторую аспирантуру окончил в Нью-Йорке, был постдоком в Сиэтле, Принстоне, Канаде. Преподавал общую и теоретическую физику всем категориям слушателей, от первокурсников до постдоков, принимал вступительные экзамены, читал лекции в школах Великобритании, участвовал в разработке образовательных программ разных уровней по физике. Если учитывать детский садик (а именно там я получил первые представления об абстрактных геометрических понятиях), то мой академический опыт к нынешнему дню состоит из двух равных периодов: 22 года в СССР-России и 22 года в западных странах.

Западная система естественнонаучного образования, вплоть до уровня аспирантуры, находится сейчас в плачевном состоянии. Абитуриенты-физики Оксфордского университета, уже прошедшие предварительный отбор, могут, не моргнув глазом, заявить, что солнце светит потому, что там горит нефть. Некоторые 14-летние школьники не знают таблицу умножения, а выпускники оксфордского физфака далеко не всегда слышали о существовании функций комплексной переменной (раздел математического анализа, изучаемого на первом курсе — прим. «Ленты.ру»).

Первое, что бросается в глаза в академической сфере на Западе, это ужасающая слабость дошкольного и школьного образования по сравнению с постсоветскими аналогами. На вступительных экзаменах на физический факультет (Оксфорд проводит свои собственные экзамены) совершенно четко видно, где учились абитуриенты — в одной из западных стран или в странах бывшего социалистического содружества (например, Польше), где так и не удалось окончательно угробить завоевания социализма в образовательной сфере. При равной талантливости, вторые на голову выше в смысле количества и качества знаний.

У нас в Оксфорд очень большой конкурс, и мы можем выбрать сильнейших. Но последние десять лет вынуждены вести что-то вроде курсов ликбеза для новых студентов, иначе некоторые не в состоянии усвоить программу первого курса. Я как-то читал такой курс для студентов математического (!) факультета, правда, не Оксфордского, а Саутгемптонского университета (у него тоже высокий рейтинг). Мне дали план этих лекций, первая глава называлась «Дроби». Замечу, что как минимум в одной из элитных английских школ с физико-математическим уклоном используются американские университетские учебники, которые дают знания, примерно соответствующие хорошей советской школе без какой-либо специализации.

Если говорить о западном физико-математическом образовании, то главный недостаток университетского уровня заключается, на мой взгляд, в его фрагментарности, отсутствии интегральной целостности и относительно низком уровне. Я сейчас сравниваю с моим опытом в СССР. Мне сложнее говорить о том, что происходит в России сейчас, хотя я очень надеюсь, что костяк учебных планов сохранен.

Студенты Оксфорда изучают физику четыре года. Последний год можно в расчет не принимать, так как он всецело занят каким-то проектом (аналогом курсовой работы) и парой-тройкой обзорных курсов. Учебный год делится на три семестра. Новый материал излагается в первых двух, а третий посвящен повторению. Иными словами, студенты за все время обучения получают новые знания в течение одного календарного года. На физфаке МГУ обучение длится пять с половиной лет (последние полгода уходит на подготовку дипломной работы). Это примерно 150 недель учебы — в три раза больше, чем в Оксфорде. Поэтому не стоит удивляться, что многие оксфордские выпускники никогда не слышали об уравнении Больцмана и других любопытных вещах.

В СССР стандартный университетский курс физики предполагал два направления: сначала — курсы общей физики (механика, электричество и т.д.), одновременно читались математические дисциплины, потом, спустя полтора-два года, когда уже позволяла математическая подготовка, все шло по второму кругу, но уже на уровне теоретической физики. В Оксфорде на это нет времени, да и уровень абитуриентов не позволяет. Так что читаются только курсы общей физики. Недостаточный уровень базового образования пытаются частично компенсировать на годичных (платных) курсах повышенной сложности.

Слабой стороной советской образовательной системы был, на мой взгляд, участок «аспирантура — профессиональная деятельность». Уровень аспирантуры на Западе в целом значительно выше, чем в России, и это связано с хорошей организацией самих научных исследований, включая строгий отбор кадров. Работает принцип «сильные ученые — сильная аспирантура, а все остальное приложится». Грубо говоря, на Западе начинающему ученому нужно пройти сквозь тонкое сито, где его, возможно, отбракуют, а у нас пожалеют и возьмут. Человек-то хороший.

Что касается критериев оценки деятельности научных работников на Западе, то основную роль играют периодические аттестации, анонимные оценки исследовательской деятельности коллегами из других научных групп той же тематики. От этого зависит финансирование. Если человек в последние пять лет работал вяло, ничего путного не сделал, то и денег на постдока, оборудование, поездки и т.д. ему не дадут. Стандартная зарплата (вполне приличная) при этом сохраняется. Количество публикаций и другая наукометрия не играют определяющей роли, важна суть дела.

Подчеркну: базовое физико-математическое образование СССР от детского садика до старших курсов университетов включительно — золотой стандарт высшей пробы. Система, разумеется, неидеальна, но ничего лучшего за 22 года моих академических странствий по миру я не встречал. Но все это, похоже, не осознают в России.

Выпускники российских физико-математических вузов по-прежнему высоко ценятся на Западе. Это плохо в том смысле, что работает пресловутый «пылесос», безвозвратно высасывающий наши кадры, в подготовку которых вложено столько сил и средств. Но для них не созданы адекватные условия для научной деятельности в родной стране. И ключевое слово здесь «безвозвратно».

Век живи — век учись

Александр Шапиро, профессор физической химии в Датском техническом университете:

В Дании я уже 20 лет, из них 16 — преподаю. Система преподавания здесь гораздо свободнее. Студенту дается право самому решать, какие предметы ему стоит изучать. Обязательных предметов приблизительно треть из большого списка. Я веду несколько курсов. Один курс — это 13 занятий по четыре полных часа, плюс домашняя работа. Как это время заполнить, решает преподаватель. Можно читать лекции, можно устраивать экскурсии, проводить лабораторные занятия. Или просто сказать: «Все, сегодня занятий не будет. Все — домой!» Конечно, если преподаватель так делает слишком часто, студенты пожалуются или перестанут приходить. Я пытаюсь сказать, что свобода есть не только у студентов, но и у преподавателей. Нас, конечно, ориентируют на то, чтобы курс строился от упражнений, практических занятий и проектов. Говоря упрощенно, представьте, что вам за первый час объясняют какую-то задачу. А последующие три часа вы тренируетесь в ее решении.

От того, сколько студентов выберут мой курс, я, разумеется, завишу, но не прямо. Например, если ко мне будут ходить меньше десяти человек, то пойдут разговоры о том, что надо бы закрыть курс. А делать новый курс — все равно как написать книгу. На моих курсах студентов больше 30, на некоторых — больше 50. Каждый курс и преподаватель получают подробную оценку студентов: был ли курс полезен, хороши ли учебные материалы и т.д. Если в какой-то год, допустим, меня оценили плохо, курс обсуждается на специальном совете, который дает рекомендации, как и что улучшить.

Любой преподаватель в университете — наполовину ученый. Официально у меня в контракте написано, что я должен половину рабочего времени заниматься наукой. То есть у меня есть публикации, аспиранты, научные проекты. Иначе университеты себе жизни не представляют. Конечно, мой рейтинг зависит от количества научных публикаций в журналах. Но опять же, не так жестко. Даже если кто-то в абсолютном минусе — уволить его очень сложно. Последний такой случай был лет 20 назад.

Это верно, что российская система образования более академична. Но я вижу, что датчане, которые хотят знать больше, добиваются этого. Только они всегда задают себе вопрос: «А для чего?» Так, как это было у меня, — учился, потому что было интересно — у датчан бывает редко.

Зато почти все тут умеют реально работать. Студенты способные самостоятельно взять тему, довести ее от нуля до продукта, организовать вокруг себя образовательное пространство, работу в коллективе и т.д. У них это в крови. Не берусь судить, какая система лучше. Датское образование построено так, что если человеку не хватает каких-то знаний, он в любой момент может доучиться. Например, переходит компания на новую систему отчетности — без проблем, секретарь или бухгалтер идет на специальный недельный курс. Здесь огромное количество разных курсов — продолжительных, коротких, вечерних, интернет и так далее. Разные люди, от школьников до пенсионеров, все время получают дополнительное образование по выбору.

«Талантливые люди концентрируются в вузах»

Борис Сегаль, доктор философских наук:

Я более 35 лет преподавал в разных странах: в России, Америке, Великобритании, Швейцарии, Канаде, Венгрии. По сравнению с Россией, сразу же бросаются в глаза две принципиальные вещи, без которых вузы не могут работать. Во-первых, деньги. Государственное финансирование самых лучших составляет совсем небольшую часть их бюджета. Остальное вузы зарабатывают сами: книгоизданием, грантами, даже платой за парковку. И второе — независимость. Вспоминаю, как проходило назначение ректора Вермонтского университета в США, где я в то время работал. О вакансии объявили везде, где можно. При этом преподавателям самого университета не рекомендовали выдвигаться. Были проведены интервью более чем с 20 кандидатами. Трое показались комиссии перспективными. Их пригласили на университетские слушания, где они представили свои программы. А потом были тайные выборы. Если бы кто-то посмел замолвить словечко за какого-то кандидата, его обвинили бы в коррупции. Можете себе представить такое в России?

Качество образования зависит от преподавательского состава. В западноевропейских странах и в Америке 90 процентов всяческой науки базируется в университетах, а не в академических институтах, как в России. Талантливые люди концентрируются именно в вузах. Студенты видят их вблизи. Ученые привлекают ребят в свои исследования с первых курсов. Когда студенты оканчивают университет, у них уже большой опыт научной работы.

Венгрия, где я преподавал в последние годы, из соцлагеря. Но сегодня венгерский диплом, в том числе и медицинский, признается во всем мире. Венгрия для этого работала много лет. Сопоставляли структуру высшего образования с Европой и Америкой. Меняли наполнение венгерских вузов, государственное законодательство.

Я сравнивал учебные планы вузов крупных российских городов с венгерскими (а венгерская программа — это средняя европейская). Но мне не попалось вузов, которые можно было бы синхронизировать с нами. В каждой стране есть национальные особенности обучения. А принципиально большой разницы в подготовке специалистов там нет. В этом сила Евросоюза. Действует программа студенческого и преподавательского обмена Erasmus. Благодаря ей студент любого вуза в рамках Евросоюза может поехать в другую страну и отучиться семестр. Там он сдаст предметы, которые выбрал себе для изучения. И дома полученные им оценки будут признаны. Точно так же преподаватели могут получить новый опыт.

Еще один важный момент — как у нас проводится контроль знаний. В старых фильмах регулярно показывают, как в ночь перед экзаменом студенты зубрят, пишут шпаргалки. Сегодня в венгерском вузе это бессмысленное занятие. В течение года я могу провести 3-4 экзамена. И каждый из них идет в зачет итоговой оценки. Устный экзамен — очень большая редкость. Считается, что письменная работа дает шанс на более объективную оценку.

В среднем нагрузка на преподавателя в Венгрии — десять лекций в неделю. Примерно столько же времени вуз просит уделить разным совещаниям и консультациям. Преподавательская должность в Венгрии престижна и хорошо оплачивается. Профессор без вычетов получает в среднем в переводе на российские рубли 120-140 тысяч в месяц. Средняя зарплата в Венгрии — примерно 50 тысяч рублей.

В воскресенье, 15 октября, в Олимпийском парке Сочи открылся Фестиваль молодежи и студентов с необычным по современным меркам лозунгом: «Мы боремся против империализма — уважая наше прошлое, мы строим наше будущее!» С некоторыми участниками праздника встретился и президент Владимир Путин. Но поговорил с ними не о борьбе с империалистами и капиталистами, не об Октябрьской революции, да и вообще не о политике. Эти темы организаторы, видимо, приберегли на потом. Идеология уступила место глобальным проблемам: бедности и загрязнению планеты.

«Сожми кулак и борись за новый Октябрь!» — гласила английская надпись на алом транспаранте с таким знакомым всем россиянам портретом. Неожиданно для себя Олимпийский парк в Сочи стал местом, где и «Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди». Плакатов с вождем мирового пролетариата здесь было едва ли не больше, чем на митингах КПРФ.

Но не Лениным единым. На асфальте рядом с дворцом спорта «Большой» вполне комфортно разместились девушки, укутанные в арафатки. Под руководством молодого человека они выкрикивали свои лозунги — не столько против империализма, сколько против конкретной страны — Израиля. Делегация Палестины, собственно, и приехала в Сочи с главной и, может быть, единственной целью — напомнить об оккупации их земель.

Впрочем, ближе к вечеру на улицах Олимпийского парка политические лозунги уступили место песням и пляскам. В этот момент происходящее стало напоминать фотографии 1957 или 1985 годов, когда Россия тоже принимала молодежный праздник. Но это впечатление обманчиво, дальнейшая работа фестиваля меньше всего будет похожа на безудержное веселье беззаботных молодых людей. Активистов ждут более десятка тематических площадок, на которых они будут заняты с утра и до позднего вечера. В течение пяти рабочих дней планируется провести около 300 дискуссий, семинаров, лекций, деловых игр и квестов. Уделят, конечно, внимание и танцам с песнями, но только после мозговых штурмов.

В чем Россия не изменила себе — так это в масштабной церемонии открытия, состоявшейся во дворце спорта «Большой». Готовил ее Игорь Крутой, работавший над шоу летней Универсиады и зимних Азиатских Олимпийских игр. Этот опыт, несомненно, наложил отпечаток и на открытие фестиваля. Церемония была разбита на несколько тематических секций: актеры рассказывали о том, как помогать детям-инвалидам, балерины изображали лебедей на замусоренном берегу озера, и даже проблемы бедности передавали через музыку и танец. Все это среди огромных, поистине олимпийских декораций.

Лишь однажды зрителям дали передохнуть от мировых проблем и впечатляющих масштабов действа. Молодой человек вышел на сцену и представился: «Я Гоша из Владикавказа». Он позвал из зала девушку Кристину и сделал ей предложение руки и сердца. Растрогавшая Кристина предложение приняла. «Смотри, видишь, на что я способен», — с гордостью произнес парень. В зрительном зале раздались аплодисменты.

Но затем президент Всемирной федерации демократической молодежи Никос Пападимитриу вернул церемонию в русло политики. В своем вступительном слове он напомнил, что фестиваль совпал со столетием Октябрьской революции, рассказал об антиимпериалистическом настрое собравшейся молодежи и перечислил тех, кого на празднике чествуют особо, — Эрнесто Че Гевару и Уго Чавеса. По представлению Пападимитриу, участников фестиваля объединяют сильные политические и идеологические взгляды, и у них есть все, чтобы «дать мощный сигнал миру».

С трибуны выступил и президент России. Владимир Путин говорил о силе мечты, веры, о том, что доброта способна избавить мир от конфликтов. «Молодое поколение всегда приносит новые идеи… дерзайте, создавайте свое будущее, стремитесь сделать мир лучше. Все в ваших силах: главное, упорно идти вперед!» — призвал глава государства.

Уже после завершения концертной программы Путин встретился некоторыми участниками фестиваля, большинство из которых были иностранцами. Он похвалил их «жизнь с пользой для других» и рассказал, чем, на его взгляд, Россия уникальна — здесь всегда с уважением относятся к представителям других национальностей и культур. Да и в самой стране то ли 160, то ли 165 национальностей (президент затруднился назвать точное число). «Это такой сплав культур, историй, религий, совместного проживания в рамках единого государства», — добавил он. И пригласил иностранцев познакомиться со страной поближе.

Затем каждому из участников дали несколько минут представиться и рассказать о себе. Никакого конкретного вопроса или предложения никто из собеседников Путина не подготовил. Эколог из Индии Афроз Шах, за 86 недель убравший с пляжа 5400 тонн отходов, поговорил о важности борьбы с мусором. Гамаль Альбинсаид, врач и социальный предприниматель из Индонезии, который в свои 24 года основал проект «Мусорное медицинское страхование», отстаивал право бедных на бесплатную медицинскую помощь.

Российский ученый Артем Оганов, открывший способ определения кристаллических структур соединений, рассказал, когда и почему решил покинуть страну. В 1998 году он собрал чемодан и отправился на Запад, потому что в России перспектив для развития науки не видел. Оганов учился в Британии, работал в США. «Я думал, что всю жизнь буду жить на Западе. Запад был ко мне добр», — признался он. Но потом начал получать гранты на работу в России, стал чаще бывать на родине и в итоге решил вернуться домой. Теперь ему нравится жить в Москве, видеть, как «все меняется в правильную сторону». И он всем своим коллегам советует возвращаться на родину.

Тут его подправил президент. «Россия заинтересована в возвращении тех, кто реально состоялся и реально может здесь эффективно работать, не всех подряд», — уточнил Путин. Но все-таки добавил, что «с точки зрения гражданской составляющей, мы заинтересованы, чтобы все наши граждане сюда приехали».

На неплохом русском обратился к Путину и политолог из Франции Николас Шаррас. Он уже несколько лет прожил в России и привык выступать перед камерами на различных телешоу. «Я хочу посвятить жизнь тому, чтобы наши страны сотрудничали», — бодро начал Николас. Он немного поругал пропаганду, направленную против России в Европе, а затем кинул камень и в сторону США. Завершил свою речь Николас пожеланием выпить за нашу страну. «Наливай-наливай!» — отреагировал со смехом Путин. Но миссию француза похвалил уже всерьез. И призвал не делить всех «по национальным квартирам» и не оглядываться в прошлое, вспоминая, как Россия и Франция воевали в 1812 году, а смотреть в будущее.

«Россия — это евразийское пространство, но с точки зрения культуры, языка, истории проживающих на этой территории людей — это европейское пространство, оно населено носителями этой культуры», — пояснил президент. Чтобы мы оставались в качестве значимого центра в мире, нам это все нужно сохранить, уверен он. Но дальше в эту тему не углублялся. Путин вновь пожелал всем как следует познакомиться в Россией и завершил встречу. Впрочем, не последнюю на этом фестивале.

Согласно исследованию Всемирного банка «Женщины, бизнес и закон — 2019», россиянки имеют только три четверти тех прав, что есть у мужчин. Это связывают с отсутствием закона о противодействии домашнему насилию, слишком малым числом женщин на высоких постах и недоступностью для них некоторых денежных «мужских» работ. «Лента.ру» разбиралась, как устроена дискриминация, которая мешает продвигаться женщинам по карьерной лестнице, что такое «липкий пол» и почему список запрещенных профессий на самом деле не защищает россиянок от вредных условий труда.

Стеклянный потолок и липкий пол

35-летняя жительница Воронежа Анна полгода работала младшей кухонной работницей в ресторане на полтысячи человек. В ее обязанности входило мытье посуды, котлов, рабочих поверхностей и вынос мусора. Один мешок весил около 30 килограммов, а поддон для посудомойки, которых за смену было около ста, — примерно десять килограммов. Но труднее было работать не с тяжестями, а с химикатами в посудомоечной машине. Одна из работниц, по словам Анны, получила химический ожог.

Согласно регламенту, с химикатами можно взаимодействовать только в перчатках и респираторах. Однако респираторы были в служебном шкафчике под замком, а ключ — у старших работников. Анна отмечает: в основном, это были мужчины, и на кухне они появлялись либо в случае чрезвычайных происшествий, либо в конце смены, чтобы проверить девушек. Своим служебным положением они пользовались с удовольствием.

«Если ты им понравилась — посвистывали вслед, гоняли протирать полки. Когда я начала не нагибаться, а присаживаться, они сменили тактику, и в ход пошли приказы протирать светильники и вытяжки», — вспоминает она.

За 12-часовую смену женщина получала 800 рублей. Вскоре она уволилась: работа с вредными химикатами и тяжестями никак не компенсировалась и подрывала здоровье. Что любопытно, список запрещенных женщинам 456 профессий, который был сокращен Минтрудом до ста (изменения вступят в силу с января 2021 года), такие условия труда не учитывает. В частности, он не регламентирует работу женщин с вредными веществами на нижестоящих должностях. Например, они не могут быть специалистками на производстве ртути и ее соединений и получать за это соответствующее вознаграждение и льготы, но при этом могут быть уборщицами на этом же производстве.

Созданный в далеком 1974 году якобы в целях сохранения репродуктивного здоровья женщин документ, разрешающий многие виды тяжелого труда, но запрещающий профессии боцмана, машиниста электропоезда и водителя автобуса на междугородных и международных маршрутах, неоднократно признавался ООН ущемляющим права женщин и стал ярким примером так называемого «стеклянного потолка».

Этот термин означает невидимый дискриминационный барьер, основанный на предубеждениях, который мешает продвигаться женщинам по карьерной лестнице. Например, существует стереотип, что женщины более эмоциональны и неуравновешенны.

Но, вопреки логике, женщин чаще оставляют на менее квалифицированных работах (например, сиделок и медсестер, где требуется та самая эмоциональная устойчивость). Этот барьер на пути к карьерному росту называют «липкий пол». Феномен касается всех женщин, которые застряли на начальной низкооплачиваемой позиции из-за сексистских установок в обществе (например, что женщина «по природе» создана обслуживать других людей).

По данным Росстата, во всех областях труда и среди всех категорий персонала зарплата женщин ниже зарплаты мужчин на 30 процентов. Женщины количественно преобладают над мужчинами в семи сферах из восемнадцати — это торговля, гостиницы и предприятия общественного питания, финансовая и страховая деятельность, образование, здравоохранение и социальные услуги, деятельность в области культуры, предоставление прочих видов услуг. Но, например, в сфере образования численность мужчин растет вместе с возрастом учеников: 99 процентов педагогов, работающих с дошкольниками, — женщины, в то время как в профессорско-преподавательских составах в высших учебных заведениях (более престижных должностях) мужчин уже 42 процента.

Можно было бы предположить, что женщины реже получают высокие должности, потому что они плохо учатся и не заинтересованы в повышении своей квалификации. Но, согласно Росстату, во всех сферах среди специалистов высшей квалификации женщин 63 процента. Высшее образование они также получают чаще: 55 процентов женщин против 45 процентов мужчин. Однако на следующей карьерной ступени — среди руководства — женщин в целом только 41 процент.

«С огнем боролись все, кроме тех, кто сидел за пультом управления»

54-летняя Светлана Зольникова всю жизнь прожила в Челябинске. В юности она училась в институте на престижной специальности инженера-оператора ЭВМ. Проработав десять лет по профессии, она вышла замуж, родила и в декрете стала растить ребенка.

Брак распался спустя три года из-за алкоголизма супруга. За то время, пока она была в декрете, компьютерные технологии сильно эволюционировали, и, чтобы вернуться в профессию, Светлане нужно было учиться заново. Кроме того, за время выпадения из активной социальной жизни женщина утратила полезные связи, которые могли ей помочь найти высокооплачиваемую работу. Она пошла на сменный график машиниста-обходчика на заводе — обеспечивать бесперебойную работу оборудования: переключать, контролировать и регулировать параметры, остановки и запуски, предотвращать аварийные ситуации и чистить оборудование.

В цехе оказалось недостаточно света, шумно и грязно. За время долгой работы на производстве Светлана частично потеряла слух.

«От тяжестей болит туловище, особенно живот и поясница. Но самое сложное — даже не физическая нагрузка, а полное подчинение, фактически потеря человеческого статуса. Необходимо делать все, что говорят, даже если это полный абсурд», — признается она.

Несмотря на то что мужчины, с которыми она работает на одной должности, получают больше, на женщину «вешают» дополнительную неоплачиваемую работу — уборку цеха. Также, продолжает Светлана, мужчины гораздо быстрее продвигаются по карьерной лестнице: среди ее руководства много молодых мужчин 25 лет.

Но им женщины не привыкли доверять решение сложных ситуаций. Однажды в цехе загорелась турбина с водородным охлаждением, с минуты на минуту завод мог взлететь на воздух. Сотрудницы вызвали пожарных. Те приехали, но тушить пожар отказались. По словам Светланы, она и другие работницы тушили пожар своими силами: кто песком, кто огнетушителями, кто чем мог. «С огнем боролись все, кроме тех, кто сидел за пультом управления», — говорит она.

В какой-то момент Светлана вышла на вторую работу: на ее обеспечении оказался не только ребенок, но и пожилая мать. Женщина устроилась уборщицей в магазин CD-дисков, который принадлежал молодому парню. Его не интересовало состояние помещения, в котором он торговал: каждый месяц прорывало канализационные трубы, и вода «хлестала вверх прямо из унитазов». Светлана убирала нечистоты, параллельно раскладывая по полкам магазина ароматические саше, чтобы скрыть неприятный запах. Зимой мужчина требовал, чтобы тротуар перед зданием вне зависимости от погоды всегда был чист до голого асфальта.

В итоге магазин разорился, владелец не выплатил Светлане зарплату, и она нашла другую работу — уборщицей в магазине тканей. Так она стала работать в трех местах, потом в четырех, дошло до шести работ одновременно: на заводе, в службе клининга, уборщицей в магазинах, почтальоном, детским аниматором.

Все работы так или иначе были связаны с физическим трудом. Будучи аниматором, Светлана носила тяжелый костюм медведя, в котором должен был работать мужчина, но мужчин среди аниматоров не оказалось. Как почтальон женщина разносила квитанции за жилищно-коммунальные услуги (одна квитанция — 50 копеек, и в подъездах к ней часто приставали выпившие мужчины). Наконец, служба клининга отправляла ее в загородные дома состоятельных людей, где нужно было чистить бассейны: сливать воду, выгребать руками дождевых червей и грязь и только затем мыть. Каждая претензия клиентов вычиталась из зарплаты уборщицы.

Светлана смогла обеспечить свою семью, но за свой трудовой стаж посадила здоровье: у нее гипертония, проблемы с мочевым пузырем из-за работы на холоде и обморожений, аллергия на бытовую химию, больные «рабочие» руки, поясница, ноги, проблемы со слухом. По ее словам, было бы хорошо, если список запрещенных профессий для женщин действительно ограждал их от тяжелого труда, а не мешал зарабатывать на более безопасных и высокооплачиваемых работах.

«На моем заводе одна женщина перекладывала уголь лопатой, и у нее разорвался яичник от перенапряжения. Может быть, это нормально, что на некоторых профессиях только мужчины… Но я бы хотела быть машинистом электропоезда — ехать по осеннему лесу и смотреть, как летят рельсы», — говорит она.

«Женские» обязанности

Исследователи выделяют несколько причин, по которым женщины остаются на «липком полу». Во-первых, зачастую типично «женские» сферы деятельности (уборка, эмоциональное и физическое обслуживание, воспитание детей) просто не подразумевают карьерный рост. Эта ситуация особенно характерна, например, для ресторанного и гостиничного бизнеса в небольших и средних городах, где количество заведений не столь высоко по сравнению с мегаполисами, и текучка среди сотрудников административных должностей небольшая. Как следствие, уборщицы, официантки, работники кухни, ресепшионисты могут совершать только линейные переходы из одной организации в другую, без повышения зарплаты и должности.

Во-вторых, женщины имеют гораздо меньше времени на продвижение карьеры и повышение квалификации: в России все обязанности по уходу за ребенком обычно ложатся на женщину. Только 2-2,5 процента российских мужчин пользуются правом выхода в декрет. Похожая ситуация и с больничными во время детских заболеваний: по данным Росстата, в 2017 году женщины были временно нетрудоспособны 15,7 тысячи дней, а мужчины почти в два раза меньше — 8,8 тысячи дней. В пяти (из 17) миллионах российских семей детей воспитывают матери-одиночки (отцов-одиночек в России около 600 тысяч).

Кроме того, по всему миру женщины выполняют в 2,6 раза больше работы по дому, чем мужчины, даже при условии того, что в семье работают оба партнера.

В-третьих, из-за того, что в «женских» профессиях очень мало мужчин, те из них, кто все-таки приходят в эти сферы, ценятся там как сотрудники гораздо выше, поэтому быстрее получают повышения. И здесь они занимают должности, которые могли бы занять женщины. Это явление называется «стеклянный эскалатор».

И, в-четвертых, это женская гендерная социализация: в российских семьях заведено, что, как только девочка достигает дошкольного или младшего школьного возраста, она становится «маминой помощницей». Если в семье есть младшие дети, старшая дочь зачастую превращается в бесплатную няню. В результате у женщин формируется повышенное чувство ответственности вкупе с навыками ухода. То, что у них получается лучше всего, они продолжают и во взрослой жизни, выбирая медицину, социальную работу или дошкольные учреждения.

«Женщины более устойчивые»

28-летняя москвичка Виктория Князева (имя изменено по просьбе героини) — медсестра. Изначально она выбирала между юриспруденцией и медициной, но решила связать жизнь с лечением людей. На учебной практике она поняла, что хотела бы работать в стационаре, где от быстроты действий и навыков зависит чья-то жизнь. Девушка устроилась в отделение кардиологии и стала подрабатывать в детской психоневрологии — работать с малышами-отказниками до года. Младенцев, которых Виктории хотелось успокоить, не поощрялось часто брать на руки, чтобы они не привыкли — им предстоял перевод в дом малютки. «Но самым страшным было самостоятельно вдавливать пальцами грудную клетку, чтобы завести сердечко. Редко, но бывало, что младенцы умирали», — рассказывает она.

Спустя полгода подработки Виктория ушла из детской психоневрологии. «Если в кардиологии можно привыкнуть к смерти, ибо люди там уже часто долго пожили, у них есть дети, внуки, то смерть ребенка, пусть и чужого, это как отколоть кусочек своей души или сердца», — поясняет она.

В кардиологии Виктория осталась на пять лет. К концу каждой смены она физически уставала говорить: в основном пациентами были люди в возрасте, с эмоциональными проблемами, снижением памяти и иногда мышления, поэтому все приходилось повторять по несколько раз.

Виктория перешла в отделение нейрореанимации, где пациенты были в основном лежачие и неразговорчивые — после инсульта или употребления каких-то веществ либо алкогольной горячки. Однако эмоциональный труд оказался не меньшим. В первые дни после инсульта многие пациенты плачут от бессилия, так как не могут нормально двигаться и говорить, ходить в туалет самостоятельно, понимают, что теперь они станут обузой для родных.

«Грустно наблюдать, как в обед дедушку, которого медсестра кормила завтраком, и он с трудом и довольно медленно ел, родственники пытаются накормить за пять минут и уйти. Ведь им некогда. И вообще он дома раньше сам нормально ел. Привозят и жутко обезвоженных, неухоженных, с пролежнями, стариков, крича, что это инвалид ВОВ и ему необходимо исключительное отношение. А услышав, что их близкий человек не имеет показаний для госпитализации, отвечают, что им все равно — билеты в Болгарию уже куплены», — говорит она.

Каждые два-три часа медсестры переворачивают обездвиженных пациентов, чтобы у них не было пролежней. «Есть нормативы, регулирующие вес, который может поднимать одна медсестра, — это 10 килограммов. Но только на бумаге. Чаще вдвоем, с санитарочкой, одна держит, вторая памперс достает, оттирает, затем меняются ролями», — рассказывает Виктория. Единственный случай, когда медсестры просили помочь врачей-мужчин, был с пациенткой весом в 232 килограмма.

Но тяжелее — работа с людьми с алкогольной интоксикацией, она попросту опасна. «Куча мата на все отделение, куча синяков по телу, ведь, чтобы оказать им помощь, их сначала надо зафиксировать. А в состоянии опьянения и отходняка силы в них немерено, медсестры приходят домой то с синяками, то с шишками», — описывает девушка. Однажды таким образом она получила сотрясение мозга.

Сейчас Виктория в декрете. Во время беременности она опасалась, что ее кто-нибудь пнет ногой в живот или она подцепит гепатит или менингит: порой в отделение привозят пациентов с неврологической симптоматикой с подозрением на инсульт, а после обследования выясняется, что это заразное заболевание, для профилактики которого все, кто был в контакте с пациентом, принимают сильные антибиотики.

По ее словам, мужчин среди младшего и среднего медперсонала мало: работа медсестры считается «женской». «Женщины более устойчивые, привыкшие к заботе, более сочувствующие, но, когда надо, — твердые. Медбратья более скупые на эмоции, меньше сюсюкаются, но зато многое, что выговаривают женщинам, им не скажут. К нам отношение, как к обслуге», — резюмирует она.