Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
В среду, 11 октября, в Сочи состоялись заседания глав государств СНГ и Высшего Евразийского экономического совета (ЕАЭС). А по сути — союзов постсоветских республик, президенты которых, как и во всякой большой семье, периодически ссорятся и скандалят. Но на публике держат лицо, старательно обходя проблемы в политике и экономике. И при этом в один голос выступают за традиционные семейные ценности. О том, что происходило в Сочи, помимо официальной повестки, — в материале «Ленты.ру».
В эти дни в Сочи можно было встретить президента по пути в спортзал или на завтрак. Во всяком случае, президента Молдавии Игоря Додона. Он снял номер в хорошей, но вполне бюджетной гостинице. Позволить себе категорию повыше, как это сделали главы других постсоветских республик, Додон не мог. Оппозиция в Молдавии столь сильна, что это вызвало бы скандал.
10 октября в сочинскую резиденцию Бочаров Ручей Додон приехал одним из первых, пребывал в хорошем настроении и перечислял успехи: поставки винограда из республики выросли сразу в 19 раз, яблок — в три, да и по вопросу амнистии для молдавских трудовых мигрантов наметились сдвиги. Но куда эмоциональнее он рассказывал о кознях оппозиции, мешавшей всем его начинаниям. Действия (точнее, противодействия) правительства и парламентского большинства Додон назвал провокациями. Имея в виду, конечно, и очередные требования вывести российских военных из Приднестровья. «Это явные провокации были», — для пущей убедительности повторил Додон.
В резиденции Путина молдавский лидер задержался ненадолго, уступив место Александру Лукашенко. Кортеж белорусского президента приехал в Бочаров Ручей под покровом ночи.
Но журналистов на предстоящую двусторонку не пустили.
Еще недавно казалось, что между Москвой и Минском назревает очередная размолвка. Слухи об этом косвенно подогревали и сами лидеры, наблюдавшие за совместными российско-белорусскими учениями по отдельности.
Но в Сочи между Путиным и Лукашенко никакого напряжения не было. Напротив, они приветствовали друг друга так горячо и радушно, что было очевидно — накануне их встреча прошла прекрасно.
Но пожалуй, самыми приятными для российского президента оказались переговоры с президентом Туркмении. Гурбангулы Бердымухамедов сказал: «Я думаю, при прессе можно, наверное, показать», — и достал из переноски щенка алабая, высоко подняв его за шкирку. Так и держал растерянного щенка на вытянутой руке, как трофей, пока его не перехватил Путин, прижал к груди и трогательно поцеловал в макушку. «Они у нас здоровые, но само главное, очень верные!» — улыбался Бердымухамедов. Прозвище собаке дали многообещающее (и в политическом смысле тоже) — Верный. Поняв, что угадал с подарком, Бердымухамедов сиял.
Из всех участников саммита СНГ подавленным выглядел только президент Таджикистана Эмомали Рахмон. У него семейное горе — смерть старшего брата. Но, несмотря на траур, Рахмон приехал на саммит. В отличие от президента Киргизии, которому было не с руки лететь в Сочи. Во-первых, на носу выборы. Во-вторых, сталкиваться лоб в лоб с президентом Казахстана ему не хотелось.
В начале октября Алмазбек Атамбаев обвинил Астану во вмешательстве в процесс выборов в Бишкеке.
Намеренно не заметив очередной назревший в СНГ конфликт (помимо Приднестровья, Карабаха, Украины), участники тихо и рутинно провели все необходимые заседания, подписав 18 «важных документов». Среди которых, например, «Заявление о поддержке института семьи и традиционных семейных ценностей». Как выяснилось позже, скептически был настроен разве что Лукашенко. О подписанных документах он отзывался пренебрежительно и негодовал: «Делаем вид, что все у нас хорошо, собираемся, заявления делаем, а по существу эффективность очень низкая».
Лукашенко сетовал, что на словах некоторые участники выступают за открытость рынков, а на деле не пускают друг к друга к закупкам в госсекторе. Попутно президент Белоруссии раскритиковал и процесс создания зоны свободной торговли: «Все прекрасно знают, как идет работа над соответствующим соглашением. Собираются эксперты, берут старый текст, меняют местами абзацы и направляют документ на рассмотрение. Через два-три месяца ситуация повторяется».
Вопросы безопасности в Содружестве и вовсе «стыдливо обходят», а ведь они «уже ворвались в наш дом», снова упрекал Лукашенко. И в итоге вообще низвел всю работу СНГ в «сферу благих намерений».
Но привычная критика белорусского лидера не сбила общий настрой.
Разговоры о позитивной динамике плавно перетекли в заседание Высшего Евразийского экономического совета. По итогам которого также прозвучали бодрые реляции о конструктивной атмосфере, согласованной позиции и намеченных конкретных планах на перспективу. Кроме того, участники союзов могли быть уверены в завтрашнем дне: председательство в СНГ совершенно точно переходит от России к Таджикистану, а совместный Год семьи сменяется Годом культуры. Там и Год книги объявят — именно такие планы у Содружества на 2019-й.
Жители Дальнего Востока все чаще говорят о том, что людской поток в Россию со стороны КНР растет, если не по экспоненте, то в геометрической прогрессии. Форпостом проникновения китайской туристической, а следом — экономической экспансии в Сибирь стал Иркутск. Петр I в свое время прорубил «окно в Европу», построив Санкт-Петербург. Сегодня китайцы обстоятельно и неторопливо прорубают свою «форточку в Россию» через Иркутск. Отсюда они уже определили два основных направления продвижения — западное и южное. Из Иркутска китайцы сначала едут на Байкал, в Листвянку и на остров Ольхон. Потом — дальше по стране, в Москву и Санкт-Петербург. Отрицать отсутствие этой экспансии глупо — следом за толпами китайских туристов приходят бизнесмены, строящие в Приангарье свои магазины и гостиницы на берегу Байкала, покупатели сибирской тайги, сотрудничающие с бригадами «черных лесорубов». Говорят, они уже начинают присматриваться к «дальневосточным гектарам». Насколько реальна «желтая угроза»? Зачем китайцы сюда приезжают и что ищут в России? Как к этому относятся местные жители — в репортаже «Ленты.ру».
Новый «шелковый путь»
Февраль в Иркутске выдался лютым — с начала месяца стоят 30-градусные морозы. Китайских гостей это не пугает. Их любимый маршрут известен любому горожанину — вдоль по Карла Маркса, свернуть на Ленина (это центральный перекресток города) и чесать по прямой до 130-го квартала — клином врезающийся в центр города туристический оазис. Раньше здесь полуразвалившийся частный сектор утопал в грязи и мусоре, но восемь лет назад его полностью снесли, заасфальтировали и построили торгово-развлекательный заповедник со стилизованными под старину избушками, целиком отданными под кафе, рестораны, сувенирные магазины, и большой ТРЦ «Модный квартал».
Летом этот «шелковый путь» так забит жителями Поднебесной, что кажется, их пропорции к количеству аборигенов составляют один к одному. Но даже в морозы большие туристические автобусы стоят на улице Карла Маркса, на остановках общественного транспорта и в соответствии с культурной программой, — у филиалов краеведческого и художественного музеев. Китайцев тем не менее больше интересуют ценности материальные. Они бродят группами по пять-десять человек от магазина до магазина, легкомысленно помахивая фирменными пакетиками.
Внутри большого ювелирного магазина у прилавков суетится группа туристов. У дверей, сложив на груди руки и наблюдая за подопечными слегка снисходительно, ждет гид — юная девушка Лена. Она охотно поддерживает беседу.
— С китайцами я работаю всего второй раз, и у меня нет к ним негатива. Местных раздражает, что они галдят, ходят толпами. Да, они ездят большими автобусами, массово, но точно также ведут себя по всему миру. Когда работаешь с маленькими группами, они абсолютно адекватные, дружелюбные, милые, — сделают селфи с тобой, что-то подарят. Они абсолютно такие же, как мы, — откровенничает она. — Мы очень близки по культуре туризма — мы так же мусорим, мы такие же шумные. Неприятие русскими — это, наверное, психологический эффект, когда раздражает собственное утрированное отражение в зеркале.
Она открывает маленькую тайну — почему вдруг Сибирь стала так популярна в Китае. Несколько лет назад популярный китайский певец Ли Джанг написал и спел песню про Байкал, стилизованную под национальные русские мотивы. По сюжету, парень расстался с любимой девушкой при обстоятельствах непреодолимой силы. Они очень страдали в разлуке и спустя много лет случайно встретились на Байкале.
— Китайцы реально от нее «тащатся», ходят по берегам Байкала и слушают ее постоянно в наушниках, — утверждает Лена. — Они действительно считают Байкал частью своей культуры и истории и отчасти — своей территорией. Но в этом есть доля смысла, так как впервые о Байкале — Бэй Хэй, Северном озере — упоминается в китайских летописях. Понятно, что все это — территория России, но связь с Китаем очень тесная, и она есть. Им хочется верить, что они здесь не чужие.
Как сообщила руководитель Агентства по туризму Иркутской области Екатерина Сливина, с января по август 2018 года Байкал посетили 1,2 миллиона туристов. А за последние пять лет иностранных туристов стало приезжать в Иркутск больше, чем на 30 процентов. Подавляющее большинство из них — жители КНР. Рост количества туристов напрямую связывается с введением безвизового режима для группового въезда граждан КНР в РФ. Для сравнения — в 2016 году в области побывали больше 26 тысяч, в 2017 году — 23,5 тысячи китайских туристов.
Большой шоппинг
Все помнят времена, когда дешевым китайским ширпотребом были забиты магазины и барахолки. Раньше челноки ездили с огромными баулами в Маньчжурию за копеечным текстилем и скобяными товарами первой необходимости. Но в последние годы система сломалась — теперь к нам «затариваться» приезжают сами китайцы.
Говорят, они стали возмутительно богаты. «Виноват» в этом не только экономический бум в КНР. Есть и чисто иркутские особенности. Китай колоссально заработал на росте популярности криптовалют. Иркутск находится близко к Китаю, и здесь очень дешевая электроэнергия — спасибо каскаду ГЭС на Ангаре. Иркутск не так давно объявили «всероссийской столицей майнинга». Так вот, все майнинговые фермы иркутские криптовалютчики покупали в соседнем Китае.
Сегодня в Иркутске можно зайти в любой супермаркет и обнаружить там толпу китайских туристов. Китайцы скупают кондитерские изделия, очень любят шоколад, зефир и орехи. Но это по мелочи. Они едут в Иркутск за брендовой европейской одеждой — купить ее здесь стоит гораздо дешевле, чем в Европе, учитывая дорогу, скажем, до Италии. Также они очень любят российскую ювелирку и косметику.
— Захожу в «Рив Гош» — там треть иркутян и две трети китайцев, — рассказала женщина, прислушивавшаяся к нашему с Леной разговору. — Причем русские стоят у прилавков с бюджетной косметикой, а китайцы — только около элитной — «Шанель», «Клоранс». Они знают, что это не подделка. Если я захочу купить себе палетку «Урбан Дикей» и закажу ее на «Алиэкспресс», это будет стопроцентная подделка, которую нельзя наносить на кожу. А здесь это будет точно натуральное, фирменное. И они это прекрасно понимают.
Впрочем, это понимают и наши продавцы — и задирают цены именно в расчете на китайского покупателя.
— Туристы меня иногда спрашивают, сколько стоит соболиная шуба. Я не знаю, но отвечала — ну, тысяч четыреста, как, например, моя машина, — рассказывает гид Лена. — Вы знаете, в ТЦ «Комсомолл» есть меховой магазин «Шиншилла». В общем, я как-то решила узнать для себя цены, зашла туда. Длинная в пол шуба со скидкой летом стоила 2 миллиона 700 тысяч рублей. Без скидки — три миллиона. Конечно, на цену влияет и то, что она проделала путь монгольского кашемира — соболь баргузинский, но изделие пошито в Италии, — а на продажу вернулось сюда. Дешевле шуба соболиная, но местного покроя — 800 тысяч рублей. У меня был шок — она стоит, не как моя машинка, а как новый «Лендровер». Я разговорилась с хозяйкой, и она рассказала: к ней приходят гиды, приводят китаяночек, они покупают эти шубки, и хозяйка им предлагает гешефт — приведете за руку еще одного покупателя, я вам на руки, налом, дам десять процентов стоимости. Представляете, 270 тысяч рублей можно получить на руки, просто приведя еще одного покупателя!
Встречают по одежке
Нужно понимать, что все китайцы разные. Очень сильно видно разницу между массовым и элитным туризмом — об этом можно судить хотя бы по одежде. Иногда в Листвянке (поселок на берегу Байкала в 30 минутах езды от Иркутска — прим. «Ленты.ру») можно увидеть большие группы китайских туристов, и видно, что люди собирались и надевали на себя свое все самое хорошее и яркое, но это дешевые и некачественные подделки брендов с «Алиэкспресса» — аляповатые блестящие очки «Ray Ban», сумки «Michael Kors». Это низший класс — говорят они едут с севера Китая, из Маньчжурии. Но есть и совершенно другие. Они приезжают небольшими группами, по специальным приват-турам.
В обычном уличном павильоне продавщица поведала случай, когда молодая китаянка не понимала, сколько стоит мороженое в Иркутске и пыталась заплатить за него тысячу рублей. То есть для нее это было нормально, а вовсе не дорого. Сейчас наблюдается расслоение, богатые начинают осваивать Байкал и едут сюда сами вне основного турпотока. Приват-туры численностью пять-шесть человек сейчас становятся все более популярными. Им нужно, чтобы в любой момент на трассе машину остановили в понравившемся месте, где они могли бы спокойно погулять и пофотографировать что-то совершенно обычное: голубое небо, солнце, березы, засыпанные снегом.
— У богатых обычный набор с собой — айфон, гоу-про и большая профессиональная камера. И фотографии они делают качественные. На самом деле они делают для Сибири огромный пиар. Это все выкладывается в соцсети. И любой желающий, посмотревший эти фото, может зайти на сайт местного туроператора и заказать себе поездку. Почти нет таких турфирм, которые отказываются работать с китайцами, — рассказывает Вадим, организатор туров для китайских туристов.
Местные жители признают — да, они недолюбливают китайцев. Китайцы демонстрируют некоторое неуважение к культуре, возможно, по незнанию. Например, в сакральном месте байкальского острова Ольхон, на горе Шаманка, шумят и мусорят, тогда как по местным поверьям на нее вообще нельзя забираться. Но это, скорее, недоработка гидов. Всех раздражает, что они мусорят всегда и везде. Бросить одноразовый носовой платок, которыми они постоянно пользуются — для них это норма. Рассказывают, что когда ходишь по весеннему льду Байкала, везде валяются «железные пакеты» (согревающие пакеты, в которых при доступе воздуха железная крошка вступает в реакцию с кислородом и вырабатывает тепло). Они засовывают эти пакеты себе под одежду, в сапоги и варежки, а потом выбрасывают под ноги.
— Я знаю, что на Ольхоне есть гостевые дома, которые принципиально не работают с китайцами, потому что они оставляют кучи грязи, упаковки, все затоптано. И еще они все сушат на обогревателях — хозяева боятся, что что-нибудь загорится. Но люди разные, с разным уровнем культуры, — рассказывает Алина, владелица небольшого гостевого домика на Ольхоне.
Однако при этом нельзя отметить и другое мнение — тех, кто общается с ними непосредственно. Они говорят, что китайцы — очень позитивные и открытые люди. Их не пугает скромный сервис и слабо развитая инфраструктура. Они легко пробуют копченую неизвестно где и как рыбу, они не предвзяты. Они в восторге от снега и льда, получают от всего настоящее удовольствие. Очень любят русскую культуру, особенно песни, «Катюша» для китайцев — это вечный хит.
Девочки-китаянки очень «няшные». Они ходят в своих розовых шубках, шифоновых юбках и легких угах, без варежек и шапок, в меховых наушниках, все — с селфи-палками. По ним не видно, что они мерзнут, они совершенно комфортно себя чувствуют на тридцатиградусном морозе. Они могут снять эту шубку, сесть на льдину, позировать и фотографироваться. При этом все на них зарабатывают. Рассказывают, что на пароме на Ольхон недобросовестные гиды могут брать с каждого туриста группы по тысяче рублей, тогда как билет… бесплатный. Нет никакого билета.
Империя наносит ответный удар
Видимо, ответом на недоброжелательное и одновременно потребительское отношение стала некоторая реорганизация туристической отрасли уже со стороны самих приезжающих. Известно об этом мало. В магазине изделий из нефрита и полудрагоценных камней на улице Ленина продавщица на вопрос, хорошо ли она зарабатывает на туристах из Китая, с неожиданным раздражением заявила:
— Да они и не заходят к нам! У них свои китайские гиды, которые их водят по своим, — китайским магазинам. Они стремятся бизнес замкнуть на самих себя — и налоги здесь не платить, и чтобы деньги туристов уходили к китайским же бизнесменам!
Действительно, многие иркутские продавцы «сувенирки» рассказывают про магазины, в которые местных просто не пускают. Что китайские группы едут не на местную инфраструктуру, а со своими гидами, в свои гостиницы. На Ольхоне есть китайская гостиница «Байкал Хан», при ней — одноименный ресторан. Одна из местных жительниц утверждает:
— Ко мне приехала подруга из Иркутска, мы решили попробовать китайской кухни. Пошли в этот ресторан, но нас сразу же на входе завернули обратно. Сказали, что ресторан только для проживающих в отеле.
Но существует более «мягкое» мнение — ситуация не такая критичная, как рассказывают русские гиды, это раздутая история. Действительно, есть китайские гостиницы, и есть китайские гиды, но нет полностью замкнутого на себя бизнеса. Например, утверждается, что местные отельеры не получают с них денег, но в то же время многие гостиницы на Ольхоне имеют круглогодичную загрузку именно благодаря китайским туристам. Это можно заметить по изменению кухни гостиниц — у многих появляется рис, фунчоза, морская капуста.
—Есть модель, когда в Китае тур-лидер сам собирает группу, что-то обещает, продает тур и сам едет бесплатно — они ему оплачивают эту поездку. Если группа большая — он берет с собой пару гидов. Но! В этом случае тур-лидер связывается с нашей турфирмой, никакая левая турфирма в Китае этот тур ему не продает. Хотя, может быть, уже есть и такое. Но об этом нужно спрашивать у китайских тур-лидеров, а они вряд ли расскажут, — резюмировал организатор туров Вадим.
По данным статистики, туристы из Китая в среднем приезжают на Байкал на срок до 3-5 дней. Подавляющее большинство после этого едет дальше — в европейскую часть страны. Половина из них возраста 20-40 лет, 30 процентов — от 40 до 50 лет. 50 процентов — женщины, 40 процентов — мужчины, 10 процентов — дети. По убывающей за китайцами количественно следуют гости из Южной Кореи, Германии и Франции (туристы, которых приезжает более тысячи в год). На Байкал приезжают от пятисот до тысячи туристов в год из США, Монголии, Швейцарии, Японии и Великобритании.
Земельные участки как «горячие точки»
Листвянка — маленький поселок на правом берегу Байкала, где из него берет начало Ангара, уже года два как стал местом активной битвы местного населения с китайскими захватчиками, — здесь идут земельные войны. Аборигены уверены, что китайцы на корню скупают здесь участки под свои гостиницы.
Один из таких агрессоров стоит рядом мной. Господин Джан, которого его русские работники называют просто Женя — владелец одной из гостиниц. К нему привела долгая дорога через Листвянку.
Она началась с обычного продуктового магазинчика. Продавщица в магазине не смогла точно сказать, какие гостиницы в поселке принадлежат китайцам, но саму нацию она активно недолюбливает, не стесняясь в выборе выражений:
— Везде срут и уезжают. Мусорят, харкают, не понимают, если им сделаешь замечание. Рыбу съел, тут же в магазине плюнул, — ну это что за свинья-то? В магазин заходят просто посмотреть. Все потрогать, понюхать, плюнуть и уйти. Кроме того, они носят майки, а на майках надписи — «Сибирь — китайская земля».
Это интересная местная легенда, фактических доказательств которой найти не удалось, но от этого она не стала менее живучей. Местные жители с удовольствием и в подробностях рассказывают, что в Листвянку время от времени приезжают группы туристов в одинаковых майках — однотонных, белых или желтых, на которых иероглифами, черными или синими, написано: «Байкал — великое китайское море!» Вроде кто-то из гидов им перевел…
Легенда или нет, но прошлым летом в Листвянке силами местного гражданского сопротивления, которое возглавляет композитор Евгений Кравкль, создатель Театра авторской песни, на улицах появились растяжки: «Байкал — священное море России». И говорят, что это такая «ответочка» местных жителей именно на те самые принты на майках.
Чтобы оценить степень китайской интеграции в местную инфраструктуру, пришлось сначала прицениться к земле.
— К вам обращаются китайцы с просьбой продать землю? — покупая нелегальную рыбу для поддержания разговора, спросили мы во дворе одного из домов, где аппетитно шкворчала коптильня с омулем, а на воротах висело объявление о продаже дома.
— Нет. Звонят в основном русские. Спрашивают, за сколько продаю участок. Я им цену говорю, они сразу — ну, мы подумаем. И пропадают. У меня семь соток, продаю за полтора миллиона. Год уже продаю. Дорого, наверное…
Еще как дорого — как выяснилось чуть позднее, это цена не за участок, а за одну сотку. Алена, жена китайца, живущего в Листвянке, говорит, что в Китае пять человек на место и переизбыток денежных знаков, а у нас — пустой рынок. И тогда они поехали с этими деньгами сюда, в Листвянку. Китайцы очень сильно разогрели рынок недвижимости на Байкале. Раньше участок земли на берегу продавался за два-три миллиона рублей — и считалось, что это дорого. Сейчас на первой линии никто не продает ниже одного миллиона за одну сотку. И рассчитано это именно на китайцев. В среднем построить здесь гостиницу стоит порядка 40 миллионов рублей. Для русского это огромные деньги. Для китайцев, видимо, нормально…
— Много участков продается?
— Ну, объявления висят… Гостиницы их есть — по улице Гудина, в переулке Шторкмана. Господи, только проснешься утром, гул стоит уже с четырех утра. Их завозят автобусами. Конечно, мы не хотим, чтобы китайцы были на Байкале…
Но есть люди, которые хорошо на этом зарабатывают. Обычная ситуация — бабушка умерла, остался домик, его можно продать. Лучше всего платят китайцы. В отличие от других стран, по нашему законодательству иностранцы могут быть собственниками земли. Сейчас по разным частным источникам, в Листвянке от 25 до 40 земельных участков принадлежат китайцам. Китайских работающих гостиниц — 12, но это те, которые работают уже давно (так что глупо говорить, что в последние два года началась активная и массовая китайская экспансия). Самая известная — «Мандарин» — работает уже полтора десятка лет, и никому она не мешала. В последние годы из-за повышения турпотока она начала достраиваться, расти, но это тоже попало в волну общего недовольства, — и сейчас ее продают.
Три процента китайского бизнеса
На центральной улице Листвянки идет строительство, хотя и не должно. Недавно приезжала прокурорская проверка, строители попрятались, но стройку все равно запретили. Мы приехали через несколько дней после этих партизанских боев — на стройке лениво работали меланхоличные таджики.
Хозяйка мини-гостиницы рядом со стройкой, пожимает плечами:
— Строят. Ничего не боятся. Копошатся. Сначала бурно начали, потом, видимо, прижали их. Но все равно строят.
— Как вы к этому относитесь?
— Да не то, что бы конкуренты… Они при строительстве склон горы снесли. Это тоже негативно сказывается, говорят, радиация какая-то пошла. Неправильно это. И вообще китайцев много стало. Как туристы пусть ездят. Но не жить же. Они скупают земли. Строят такие махины, будут приезжать, как к себе…
При этом мэр поселковой администрации утверждает, что присутствие китайского бизнеса в Листвянке составляет три процента от того, что там работает. Правда, сам мэр Александр Шамсутдинов сейчас находится под домашним арестом за то, что незаконно выдавал разрешения на строительство индивидуальных жилых домов в поселке в границах центральной экологической зоны Байкальской природной территории. На Booking указано около 80 гостиниц в Листвянке, и китайских — среди них почти нет. С другой стороны, можно легко заметить, что толпы китайцев выходят из центральной гостиницы «Маяк», то есть они селятся и в русских отелях. На стройках работают русские, в крайнем случае — таджикские бригады, как и на всех стройках Иркутска. То есть, опять зарабатывают на этом аборигены.
Разговор с господином Джаном
Женя-Джан согласился поговорить легко, заранее попросив прощения за не очень правильный русский язык.
— Как вы относитесь к начавшимся в отношении китайского бизнеса проверкам?
—Моя жена — гражданка России, это она хозяйка бизнеса. Мы давно его начали, уже пять-шесть лет. Но у нас живут не только китайцы, недавно немцы были, другие туристы, кто хочет смотреть Байкал.
Русская жена Валерия объясняет:
— Дом уже был построенный, в нем и до нас была гостиница, мы его купили. И никаких проблем не было. Это первый год, когда начались такие проверки.
Активное недовольство, выросшее в протесты местного населения, по срокам совпадает со строительством новой гостиницы. С главной улицы Листвянки есть поворот в Крестовую падь, и на этом повороте стоят две одноименные гостиницы. Рядом началось строительство еще одной, китайской. Есть версия, что русским владельцам гостиничного бизнеса не понравилась намечающаяся конкуренция. И тут понеслось…
— Лежачий поза и попали в бури, — вздыхает Джан (видимо, прямой перевод с китайского на русский «Никого не трогали, и все равно начались проблемы» — автор). — Какой китаец, какой русский — мы вообще не знали, кто что строил на берегу, что горы резали. Мы вообще тут ни при чем. Проверки начались с конца позапрошлого года. Прокуратура приехала и проверила. Проверяют пожарные, проверяют скважины, лицензию. Что касается пожарной безопасности, то они нам сами сказали, что у нас все отлично. Что у других людей нормы не соблюдаются. Какие-то были мелочи, но мы их сразу исправили. Мусорный бак поставили. Все журналы завели, все записываем. Пытаемся все делать по закону.
— Чем вызвано ваше стремление жить в России? Почему не делать свой бизнес в Китае?
— Я не знаю, как в Китае, — отвечает Женя-Джан. — Я сам из Даляня, но больше 20 лет, с конца 90-х, живу в России. Дети, жена — все здесь. В Китае бизнесом не занимался. Я учился в Новосибирске на строителя, из Новосибирска в Иркутск позвал двоюродный брат, предложил совместно открыть гостиницу. Приехал сюда. С будущей женой познакомился по работе. Двое детей.
— С местными китайскими бизнесменами общаетесь?
— Нет. Китайской общины нет. Наверное, каждый сам по себе.
Отношение к китайскому бизнесу в Листвянке разное, но не едино негативное. Есть группа, неформальными лидерами которой являются Евгений Кравкль (сам он это отрицает) и его жена Соня. Они искренне «топят» под лозунгом «Не отдадим свою землю!» Очень хорошие люди, искренние, любят Байкал. У них нет меркантильных интересов. Зато есть версия: искреннее недовольство засильем китайцев в Листвянке — в основном из-за строительства новых китайских гостиниц, а не количества туристов — используют в своих целях и искусственно раздувают местные отельеры. Пытаются избавиться от китайской конкуренции.
В Сибири, от Дальнего Востока до Урала, живут 37 миллионов человек — на 78 процентах площади страны живут и 25 процентов населения. Это приблизительно население двух китайских городов. Так что в Сибири страх перед «желтой угрозой» давний. Экономическая экспансия происходит — это факт. У них есть деньги, а российское законодательство позволяет обосновываться на этой земле всем, кто захочет.
Что касается ксенофобии, то в Сибири она невозможна, как социальное явление из-за исторически сложившегося здесь интернационала. Это изначально бурятская земля, которую не так давно освоили русские и немедленно стали наполнять ее, добровольно и принудительно, ссыльными и вольнопереселенцами. В Иркутской области, как в доменной печи, сварился стабильный сплав из бурятов, русских, украинцев, белорусов, татар. И даже поляков, у которых до сих пор есть национальная деревня Вершина в Боханском районе.
Как своей особенностью в Иркутской области гордятся тем, что на ее территории прижилась община пихтинских голендров — выходцев из Германии, которые несколько столетий прожили на границе Польши и Белоруссии, а затем, во время столыпинских реформ, переселились в Сибирь. Так что китайскими туристами сибиряков ни разозлишь, ни удивишь. А бытовое раздражение от толп туристов…
— Хорошо, китайцы распродадут свой бизнес в Листвянке — и что с ней будет? Будут другие автобусы, другие толпы. Запретят строить гостиницы — китайцы обидятся и уедут. Достраивать никто не станет — так и будут торчать эти долгострои. Кому будет лучше? — допытывался у меня один из собеседников, пожелавший остаться анонимным. — Вот и получается, как в анекдоте: «Не люблю я китайцев!» — «Ты просто не умеешь их готовить»…
Минпромторг предложил перестать закупать для государственных больниц и поликлиник импортную медтехнику. Документ опубликован на портале проектов нормативных государственных актов. Сейчас идет его обсуждение. В запретительном списке пока семь позиций: аппараты искусственной вентиляции легких (ИВЛ), тонометры измерения внутриглазного давления, оториноскопы и функциональные медицинские кровати. «Лента.ру» попросила врачей и медицинских инженеров рассказать — доверяют ли они российскому и почему. Практически все на эту тему согласились говорить анонимно. Время нынче — кровожадное. За патриотическую недостаточность можно поплатиться.
Непредсказуемый характер
В конце 1990-х годов врач Игорь Петров (фамилия изменена) работал на скорой помощи в Москве. В то время столичные машины были укомплектованы российскими аппаратами ИВЛ серии РО и несколькими поколениями «Фаз». Технику еще с советских времен выпускали санкт-петербургский завод «Красногвардеец» и екатеринбургский «Уральский приборостроительный завод». «Рошки» были когда-то скопированы с немецких SIEMENS. «Фаза» — отечественная разработка. По легенде, аппарат специально придумали для эвакуации раненых солдат, участвовавших в советской военной кампании в Афганистане. То есть изделие изначально к гражданской медицине отношения не имело. Спроектировано для того, чтобы не дать умереть солдату час-другой, пока его вытащат с поля боя. Первые «Фазы» были очень громкими. Тарахтели не хуже тракторов в поле. Одним из основных достоинств «Фазы-5» считалась упаковка в виде добротного деревянного ящика. Военные с удовольствием заимствовали эти ящики для личных дач.
«Главная проблема отечественных приборов была — нестабильность, — объясняет врач Петров. — Допустим, мне требуется, чтобы аппарат «дышал» с определенной силой. Я выставляю нужный параметр — но он нестабилен: мощность скачет то вверх, то вниз. Повторяемости параметров нет. А это может привести к утяжелению состояния больного. Как себя прибор поведет при следующем включении — предугадать невозможно. Аппарат живет своей жизнью. Даже в инструкции было написано: имейте под рукой запасной прибор ИВЛ».
Медикам непредсказуемый «русский» характер аппарата ИВЛ был известен. Поэтому они умудрялись приспосабливаться к особенностям национальной медицины.
— А что было делать? — разводит руками Игорь. — На больных аппараты могли просто встать. У меня приятель реаниматолог в одной из крупных столичных больниц. У него на ИВЛ пациент начал «уходить», хотя прогнозы изначально были хорошие. Оказалось — увлажнитель дыхательной смеси сломался и гнал в систему не пойми что. Но понять это удалось не сразу — глазами не видно, а предохранитель не сработал. Больного спасли. Врачи по очереди качали его вручную специальным мешком Амбу. А что значит — ручная вентиляция? Как будто в одиночку вагон угля разгрузил, да и руки заняты. Сил никаких. А когда пациентов — несколько в день?
У анестезиолога-реаниматолога одной из московских больниц Сергея Терентьева (имя изменено) врачебный стаж — с 1988 года. Он также хорошо помнит советские машины.
«Когда я начинал работать — другой техники в больницах просто не было, — рассказывает он. — А поскольку интернета раньше тоже не было, за границу народ не ездил, то и не знали, что бывает по-другому. Когда не было возможности сравнить, как это делается за рубежом — считали, что и так сойдет. Когда в Москве стали появляться первые немецкие приборы ИВЛ — смотрели на них как на чудо».
«Чем они отличались? — спрашиваю. — Внешним видом?»
«Всем! — кипятится он. — Результаты лечения на наших отечественных приборы ИВЛ были плачевными. Ну вот, например, раньше считалось, что больной со столбняком, если искусственная вентиляция легких у него продолжается больше семи дней — обязательно умрет. А современные аппараты давали возможность установить несколько другие параметры настроек. И больные начали выживать. Или взять хотя бы пневмонию — для качественного выхаживания там также требуются другие возможности аппаратов, определенные режимы. Российские аппараты ИВЛ сегодня такого не могут обеспечить. Значит, смертности от пневмонии станет больше. У тяжелых пациентов практически не будет шанса».
Мой собеседник еще долго пытается объяснять, что производство высокотехнологичной медицинской техники сегодня — это глобальная штука. Детали: материал, софт могут делаться в разных странах. Критически важны не только электронная начинка аппарата, но даже пластик, из которого изготовлено изделие.
«Материал должен выдерживать агрессивную среду: кровь, мочу, гной, — говорит Терентьев. — Поэтому во всем мире к медицинскому пластику предъявляются повышенные требования. Иначе он просто будет небезопасен для пациента, будет сам распространять инфекцию, ту же синегнойку. А она часто приводит к летальным исходам. В России качественного медицинского пластика сегодня никто не делает».
Если еще 10-15 лет назад реанимации государственных медучреждений были укомплектованы преимущественно отечественными изделиями, сейчас российские аппараты ИВЛ — редкость. В «зажиточные» годы учреждения здравоохранения успели модернизироваться и обзавестись импортной аппаратурой. Пусть и не последних моделей, но работающей стабильно.
Покупай российское
Девиз «Покупай российское!» Минпромторг начал продвигать четыре года назад. В марте 2014 года ведомство вынесло на общественное обсуждение список из 67 импортных медизделий. В случае, если найдутся два российских производителя с аналогичными товарами, импортные предлагалось запретить покупать для бюджетных учреждений. В первоначальном списке был практически весь ассортимент: от марлевых салфеток и шприцев до аппаратов ИВЛ.
Заградительную антииностранную политику в ведомстве объясняли благой целью: помочь отечественным предприятиям наладить производство, поднять с колен нашу промышленность. Народ патриотические порывы чиновников не оценил. Предложение вызвало болезненную реакцию и у пациентов, и у врачей. Настолько бурную, что премьер Дмитрий Медведев был вынужден публично признать, что российская промышленность в медицинской сфере проигрывает иностранным компаниям. И даже пообещал не рисковать здоровьем россиян.
В 2015 году перечень все же утвердили, но в усеченном виде — 46 позиций. Высокотехнологичные устройства туда не вошли. В 2016 году Минпромторг пролоббировал расширение списка до 62 пунктов. Там все было хоть и безрадостно (кто пробовал бинтовать раны отечественными бинтами — поймут), но хотя бы без сиюминутных смертельных рисков. В свежем варианте «запрещенки» — снова аппараты ИВЛ.
«Если человеку все время ставили уколы импортными шприцами, а потом вдруг заменили их на российские — он сразу почувствует разницу, — объясняет терапевт из Иркутска Ольга Коломейская. — Пациенты отмечают, что наши иголки толстые и тупые. А значит уколы с их помощью — более болезненные».
К счастью, от уколов трудно умереть. А вот бракованный аппарат ИВЛ вполне способен сократить жизнь. По словам эксперта благотворительного фонда помощи больным БАС «Живи сейчас» пульмонолога Василия Штабницкого, качественная вентиляция легких на современном аппарате может улучшить прогнозы пациента в критическом состоянии. Соответственно плохая — наоборот.
Среди огромного ассортимента медицинской техники аппараты ИВЛ — самые востребованные. Ежегодно через реанимацию проходят миллионы россиян. В больницах отдаленных от Москвы регионов кое-где сохранились отечественные аппараты ИВЛ — «рошки» и «фазы». Как поясняют местные врачи, хоть у них и есть современные импортные приборы, от отечественных раритетов не отказываются, держат их «на всякий случай». Импортная медтехника требует обслуживания — по мере износа машины нужно ремонтировать. А если «границы» окончательно закроют — где брать запчасти? Как образно выразился один сибирский врач, вот тут и пригодятся наши «неубиваемые, как автомат Калашникова и холодильники «ЗИЛ», «фазы».
Просто космос
Российская промышленность в последнее время демонстрирует инновации. На одном из профессиональных медицинских форумов обсуждается изделие «Научно-производственного центра автоматики и приборостроения имени академика Н. А. Пилюгина» (ФГУП «НПЦАП»). Представители российской космической отрасли разработали транспортный инкубатор для новорожденных ИНТ-1. Детские реаниматологи утверждают, что пользоваться им невозможно. Отверстия для рук в кювезе (ребенок находится внутри, в специально созданном микроклимате, врач работает с ним через специальные «окна») расположены неудобно, без соблюдения правил эргономики. Также нет возможности крепления аппарата ИВЛ с монитором.
Специальная тележка в комплекте к отечественному продукту не предусмотрена. Для перевозки инкубатор предлагается устанавливать на носилки, которыми оборудованы стандартные машины «скорой помощи». Врачи поясняют, что с учетом высоты этих носилок и самого ИНТ-1, медсестра среднего роста (160 см) сможет дотянуться до младенца, только встав на цыпочки. А высокому доктору (180 см) инкубатор будет на уровне подбородка. То есть подобраться к пациенту будет крайне сложно. Транспортировка недоношенного младенца с критически низкой массой тела (именно они нуждаются в специнкубаторе) — это не то же самое, что перевезти торт в коробке.
Разработчики НПЦАП, принимавшие участие в одной из дискуссий, парировали тем, что «скорые» разные бывают и не во всех «носилки высокие». Претензии по эргономике — вообще не поняли. Инкубатор ведь работает, температуру поддерживает. Чего еще надо?
На замечание, что греть может и утюг, но спасать младенцев утюгом — невозможно, космостроители оскорбились и пожурили врачей за непатриотичную позицию. К чему, мол, критика, когда «медицинское изделие» прошло все испытания и «в соответствии с регистрационным удостоверением допущено к обращению на территории Российской Федерации».
В первоначальном списке Минпромторга в 2014 году детские инкубаторы уже фигурировали. Так что вероятно эта техника в недалеком будущем вслед за аппаратами ИВЛ также может импортозаместиться. В некоторые больницы ИНТ-1 уже поступил. Поставки осуществляются по принципу «Крестного отца» Дона Карлеоне: госучреждениям сделали «предложение, от которого невозможно отказаться». Стоимость российского космического изделия — примерно 650 тысяч рублей (зависит от комплектации). Казалось бы — копейки по сравнению с тем, что новый немецкий инкубатор Dräger Caleo, считающийся одним из лучших в мире — в России продается за 13 миллионов рублей. Впрочем, в одной из больниц дешевый космический инкубатор сегодня стоит в кладовке. Медики надеются, что пропылится он там ровно до того времени, когда по нормативам подойдет срок его списания. Специалисты говорят, что на иностранных сайтах можно купить восстановленные модели инкубаторов европейской компании как минимум с годовой гарантией завода. Премиальная комплектация обойдется в 5,5 тысячи долларов. То есть примерно наполовину дешевле отечественной инновации.
Как отмечают эксперты, стоимость отечественного оборудования — отдельная тема. Если в каких-то сегментах российские производители предлагают аналоги, то дешевле они в среднем на 20-30 процентов. Качество за редким исключением уступает в разы.
До старости не доживут
Реаниматолог Владимир Терентьев не понимает, почему в официальном российском здравоохранении сегодня все меряется исключительно в категориях патриотизма. Врачу, собственно, все равно, каким инструментом работать — произведенным в своей стране или на противоположном континенте. Главное — чтобы это был качественный инструмент. Импортозамещение, если оно приводит к уничтожению собственных граждан, — вовсе не норма.
«Уже сейчас больницы, руководствуясь правилом «третий лишний», не могут приобретать то, что им нужно, — говорит Терентьев. — Конечно, хорошо бы еще сегодня определиться, что мы считаем медициной. Сможем ли мы с отечественным оборудованием обеспечить медицину 70-х годов прошлого века? Конечно. Это будет просто мечта чиновников Пенсионного фонда — никто до старости не доживет.
Учитывая то, что у прокуратуры и Следственного комитета есть какие-то перспективные планы на посадки врачей, то мы просто перестанем рисковать. Применение некоторых медицинских аппаратов сопряжено с рисками. Но одно дело — работать на зарубежных аппаратах хорошего качества, а другое — на отечественных. В последнем случае риски несопоставимо больше. Поэтому у врача выбор-то невелик: провести полжизни под следствием или в тюрьме либо не использовать отечественные аппараты. То есть врач все сделает, чтобы грамотно обосновать, почему пациент не нуждается в использовании «опасной» техники. И пациент будет спокойно умирать».
Михаил Даринов неуловим. Он переносит наш разговор на пятнадцать минут, потом еще на десять, потом на полчаса, потом… ну, и так далее. Он занят. У него разговоры и переезды, что, впрочем, неудивительно: в свои 26 лет он — совладелец успешно развивающейся столичной ресторанной сети Duckit, планирующий экспансию не только по всей России, но и за ее пределами. А еще в этом году он вместе со своим бизнес-партнером Алексеем Вотолевским решил стать участником конкурса «Лидеры России». На конкурс молодых управленцев уже подано более 200 тысяч заявок. «Лента.ру» поговорила с Михаилом о том, зачем ему понадобилось участвовать в конкурсе «Лидеры России» и каково это — затевать стартап в нашей стране.
«Лента.ру»: Зачем вам нужно участие в конкурсе «Лидеры России»? Это реклама? Опыт? Попытка что-то доказать себе? Деньги?
Михаил Даринов: Скажу честно: про денежное вознаграждение за участие в конкурсе я узнал совсем недавно. Поэтому дело тут совсем в другом. Мне 26 лет. И мне бы очень хотелось, чтобы как можно больше таких парней, как я, не душили в себе дух предпринимательства, а развивали его. Я хочу на своем примере показать, что идею можно не только придумать, но и реализовать, и быть успешным.
Звучит категорически. Решение о том, чтобы участвовать в конкурсе, было принято так же?
Получилось вот как: я слышал об этом конкурсе довольно давно, потому что играю в хоккей, а мои партнеры по команде уже принимали в нем участие и много что про «Лидеров России» рассказывали. Это очень серьезные люди. И довольно взрослые. Я же решил показать, что в конкурсе вполне под силу участвовать и молодым, у которых на бизнес уже совершенно другой взгляд, совершенно другое видение вообще всех процессов.
Не боитесь, что таким образом вырастите себе конкурентов?
Конкуренция — двигатель рынка! Чем сильнее твой конкурент, тем сильнее становишься ты сам. Так что помогу начинающим предпринимателям открыть свое дело.
А моя сеть вполне успешна и без этого: операционную прибыль мы сумели получить за один месяц работы всех наших трех точек, что позволило нам более не привлекать никакие инвестиции, а полностью справляться самим — платить аренду, закупать продукты, выплачивать зарплаты и так далее. Так что… да, любой стартап, это, конечно, большой риск, это страшно психологически и морально, ведь невозможно предсказать на сто процентов, будет востребован твой продукт или нет. Ты идешь в неизвестность. Но оно того стоит!
Прочь сомнения, ага. Подозреваю, что мыслей о том, участвовать или не участвовать в конкурсе у вас тоже не было?
У меня вообще сомнений не бывает.
Не смущало даже то, что конкурс может отнять у вас довольно много времени — в ущерб, между прочим, бизнесу?
Да, не мешает это мне совершенно! Всегда можно выделить время на все, что нужно, если четко прописать определенные рамки. Не говоря уже о том, что пока те задания, которые нам дают, не являются такими уж сложными.
Расскажите о вашей сети
Мы решили сделать акцент на монопродуктовой концепции, основанной на таком блюде, как утка по-пекински. Она добавляется во все без исключения наши блюда во всех наших трех точках. Кстати, до конца года их уже будет пять. И останавливаться мы не планируем! Более того, со следующего года мы планируем начать продавать франшизу как в России, так и в Европе.
Утка по-пекински — дорогая штука.
Да! Но идея как раз заключается в том, чтобы сделать ее куда более демократичной. Обычно же как? В любом ресторане, во-первых, утку по-пекински можно поесть только большой компанией, а, во-вторых, заплатив за нее примерно три с половиной тысячи рублей. А мы сделали так, что попробовать это блюдо может и один человек, потому что мы подаем свою утку порционно. Такого формата еще ни у кого не было!
Ваша идея…
В Лондоне работает ресторатор Михаил Зельман, создавший заведение под названием Burger&Lobster, в котором подает всего три блюда с лобстерами. Мы вдохновились именно его примером — этаким монопродуктовым манифестом. И подумал: почему бы не сделать схожую историю на основе утки.
Но почему именно утка?
Потому что я ее, эту уточку, сам очень люблю. И, как мне кажется, к этому блюду неравнодушны и многие москвичи.
Когда вы открыли свою первую точку?
В ноябре 2017-го, в башне «Империя» в «Москва-сити». Но тестировать наш продукт мы начали за девять месяцев до этого в рамках проекта «Обед-буфет», где нам выделили небольшое местечко с оборудованием. Нам приходилось выдерживать конкуренцию с такими продуктами, как шашлыки, шаурма, вок, пицца, паста. Но в итоге мы поняли, что, да, наша концепция работает! Более того, за это время мы сформировали свою аудиторию.
Звучит здорово. Но хочется заглянуть еще глубже. Вы москвич?
Нет. Я, восемнадцатилетний, приехал в Москву из Тюмени, чтобы поступать в Высшую школу экономики…
…уже четко зная, кем хотите стать?
Тоже нет. Я изучал в Вышке управление проектами, то есть стратегический менеджмент, который можно применить практически в любой сфере бизнеса. Но у меня всегда была страсть к готовке. И уже на третьем курсе я понял, что мне очень интересен именно ресторанный бизнес, — то, как он развивается, как действует именно этот рынок. А своя сеть… Если бы я изначально знал, что буду этим заниматься, думаю, пошел бы учиться в какое-то профилирующее заведение. Может быть, даже в другой стране.
Не сложилось, я понял. Но вот вас осенило. Что было дальше?
Дальше я составил для себя четкий план, расписав все свои будущие должности и сроки. Устроился работать в «Чайхану номер 1», бывшую лидером на сетевом ресторанном рынке, где последовательно трудился посудомойкой, официантом, менеджером, то есть прошел весь путь от стажера до руководителя проекта. Сложным ли он был? Да, нет. Во-первых, я четко понимал, для чего это все делаю: мне необходимо было получить знания не только в теории, но и на практике. А, во-вторых, мне это просто было в удовольствие.
Чему научила вас работа посудомойкой, кроме смирения?
Она позволила мне увидеть, как живут люди и как сложно зарабатывать деньги. Другими словами, научила реальной жизни, а не той, что показывают в кино.
Реальная жизнь не испугала?
Слушайте, ну, трудности бывают везде. Без них жизнь была бы скучной. Именно эти трудности сделали меня сильнее и подарили очень важный опыт.
Ваша сеть — московская. Сложно, наверное, выделиться на фоне множества других заведений?
Очень сложно. Именно поэтому мы изучали рынок и готовили свою аудиторию около года. И все это время тщательно выбирали будущие локации.
По какому принципу?
Они должны были находиться в пределах Третьего транспортного кольца в местах с очень хорошей проходимостью. Звучит все довольно просто. Но тут главная сложность заключалась в том, что ценник на аренду подходящих помещений в центре столицы очень высок. Кроме того, арендодатели отдавали предпочтение известным серьезным брендам, нам же — отказывали. Мы уговорили их исключительно благодаря усердию, труду и надоедливости.
Говоря о стартапах, всех волнует всегда одно и то же: каков первоначальный капитал. Можете сказать?
Сумма – это, конечно, наша коммерческая тайна. Но могу сказать, что это были частные инвестиции. Мы пришли, предоставили бизнес-план человеку, который в нас поверил и в нас вложился.
Ваш план был так убедителен?
Знаете, на самом деле люди ведь вкладываются не в план и не в проект, которого на этом этапе попросту нет, а в тех, кто все это планирует делать. Так что, видимо, убедительными оказались я и мой партнер. Мы сумели показать, какой путь прошли, и насколько верим в успех.
Расскажите о меню. Кто его разрабатывал?
Саму структуру меню и блюда разрабатывал я сам. Но вот вкус самой утки — полностью заслуга найденного нами в одном из московских ресторанов повара-китайца. Мы заплатили ему за это 118 тысяч рублей. Дальше все делал уже наш шеф-повар.
Вы довольны тем, как у вас сейчас идут дела?
Вполне. Я хотел открыть сеть, хотел заниматься уткой, хотел развиваться. И я все это делаю.
И все же… Нет у вас желания, победив в конкурсе, уйти на госслужбу, как это сделали многие ваши предшественники?
Честно? Нет. Я к госслужбе готов: у меня есть все необходимое для того, чтобы на нее перейти и там продвинуться. Но это не моя цель. То, что я делаю сейчас, как хобби, которое становится делом всей жизни. И зачем все менять?
«Лента.ру» завершает серию материалов об исполняющих обязанности руководителей регионов — тех, кто получил назначения в 2016-2017 годах и пойдет на выборы 10 сентября. Разговор с Дмитрием Овсянниковым начался на крыше одной из сотен многоэтажек, включенных в программу капитального ремонта, которая началась в Севастополе в конце 2016 года впервые за многие годы. Глава Севастополя рассказал о том, как преодолеть инфраструктурный разрыв с остальной Россией и о том, что может ей предложить город федерального значения.
«Осенние цветы не зацвели еще», — показывает Карина Штапенко небольшой палисадник у первого подъезда дома 19 по улице Менжинского, что в Инкермане — десятитысячном внутригородском муниципальном образовании в составе Севастополя. «Пройдет время — будут дубки и хризантемы».
Карина Кароевна, некогда работавшая на приборостроительном заводе (его давно нет) — старшая по пятиэтажке, построенной в 1963 году. Палисадник высаживала сама три года назад: «Я его посвятила событиям воссоединения с Россией». В этом году во двор пришли ремонтники — программа благоустройства. По словам Штапенко, ремонтники начали все измерять, думать, а потом принялись корчевать бордюры во дворе.
Палисадник, также окруженный бордюрами, оказался под угрозой. «Я пришла к ним и попросила этого не делать, — вспоминает Штапенко. — Ко мне прислушались и перестали. И соседи попросили, чтобы бордюры не трогали. Там тоже корчевать не стали, записали пожелания по благоустройству и скоро начнут работать. Вот, крышу нам новую уже сделали — никогда ее не ремонтировали вообще».
«Вы осторожно, — предупреждает Дмитрий Овсянников, более года назад назначенный врио губернатора Севастополя, забираясь на свежеотремонтированную крышу: «Попрыгать по ней в принципе можно, подрядчик гарантирует. Только не свалитесь, пожалуйста».
С крыши лучше всего оценить кровлю соседних пятиэтажек. Скорее всего, жители верхних этажей в дождь маневрируют между тазиками на полах — так же, как это долгие годы делали жильцы дома 19. Под ремонт в Севастополе только в этом году попало более 400 многоквартирных домов: крыши, фасады, водопроводы, новые лифты. А кое-где и фундамент.
«Десятилетиями ремонта не было, — описывает врио губернатора коммунальное наследие. — Ну ладно, будем нагонять».
«К нам приезжают за событиями»
«Помимо прочего, я занимался регионами повышенного внимания — Калининград, Северный Кавказ, Дальний Восток, отчасти Арктика, — описывает Овсянников работу на предыдущей должности замминистра промышленности и торговли РФ. — И, разумеется, Крым и Севастополь».
Еще в Минпромторге России Овсянников создавал и выстраивал систему кураторства севастопольских предприятий — не только государством, но и со стороны системообразующих госкорпораций. «Такое дружеское плечо, — объясняет он. — Получение лицензий, заказов, оборотных средств… денег на зарплату, наконец — во всем этом требовалась помощь. Она была налажена».
До Минпромторга Овсянников сам работал в промышленности — в руководстве крупнейших предприятий атомной отрасли и газотурбинного двигателестроения: Чепецкого механического завода и Пермского моторного завода. Этому предшествовал опыт работы в Администрации президента России — аппарате полпреда президента в Приволжском федеральном округе: — федеральным инспектором по Кировской области и Удмуртской Республике. Туда попал практически сразу после университета, опять-таки из промышленности — через кадровый конкурс, который как новацию в подборе управленцев, провел один из первых президентских полпредов Сергей Кириенко.
«На предприятиях работал и на рядовых должностях, и на руководящих. Очень неплохое понимание того, что происходит на земле, — суммирует опыт Овсянников. — Работая в полпредстве и в Минпромторге, понимаешь, как устроены субъекты РФ, как искать лучшие практики, стратегии. Просто узнаешь коллег-губернаторов. Теперь взаимодействовать гораздо легче».
«Есть различия, есть общее, — характеризует Дмитрий Овсянников взаимодействие с непосредственными соседями — Республикой Крым. — Энергосетевой комплекс общий, экономические связи сильные». Ну и туристические потоки, разумеется — «в Крым приезжают купаться, а к нам — за событиями».
Для описания разницы врио губернатора прибегает к понятиям «турист десяти дней» и «турист одного дня»: «Первый показатель в Севастополе стабилен: 320-350 тысяч человек в год. А вот второй растет и уже приближается к миллиону. Достопримечательности, военно-исторические, патриотические объекты — все это привлекает к нам людей».
«Много чего пошло в стройку»
«Впервые за 25 лет власти занимаются не «разделом» береговых линий, а созданием объектов для комфортной жизни», — говорит Петр Толстой, заместитель председателя Госдумы РФ. Толстой вместе с Дмитрием Овсянниковым стоит на футбольном поле: на улице Симонка в Севастополе заканчивается спортивная стройка почти на 45 миллионов рублей. Срок завершения контракта — середина сентября. «Но надо будет подождать еще 15-20 лет, — предупреждает вице-спикер. — Чтобы ребята, которые вырастут на этом стадионе, отлупили мадридский «Реал». В нашем с Дмитрием Владимировичем присутствии на трибунах».
Перспектива понятна. Осталось выяснить, насколько сам Севастополь, по оценкам руководства города, завершил переходный период интеграции в Россию.
«Первая задача — влиться в правовое пространство Российской Федерации, — говорит Дмитрий Овсянников. — Она была полностью выполнена. Вторая — обеспечить интеграцию в экономическое пространство страны. Установление максимальных хозяйственных связей, поддержка предприятий, экономических агентов». Здесь, подчеркивает врио губернатора, свою роль сыграли и режим свободной экономической зоны, взаимодействие с крупнейшими компаниями из других регионов.
«А вот с точки зрения приведения инфраструктуры Севастополя как минимум к уровню остальных субъектов Федерации — в этом направлении нам еще предстоит многое сделать», — говорит Овсянников.
— При том, что инфраструктура во многих субъектах оставляет желать лучшего?
«Это да, — соглашается Овсянников. — Но если брать среднюю температуру по больнице… Уровень оснащенности тех же медицинских учреждений — работать нам и работать. Состояние коммунальных объектов — ужасающая ситуация по очистке сточных вод. Качество дорог — только 46 процентов соответствуют ГОСТу. Собственно, на это направлена и федеральная целевая программа, и стратегия развития Севастополя, которую мы недавно утвердили».
Среди первоочередных проектов масштабного благоустройства города — парки и скверы (запланировано более семи десятков), учреждения культуры, детские сады, те же дороги. «Целый год потратили на проектирование очистных сооружений — сейчас будем строить: семь с половиной миллиардов, крупнейший проект. Выходим на строительство четырехполосной дороги в Камышовую бухту, что существенно разгрузит этот район Севастополя. Еще 1,6 миллиарда, — описывает врио губернатора ближайшую перспективу Севастополя. — Больница скорой помощи… Много чего пошло в стройку, реально».
Срок пусть не полной, но значительной инфраструктурной интеграции — 2020 год; так записано в городской стратегии. «Темп капремонта — 70 километров дорог в год. Сегодня очередь в детские сады — 11 с половиной тысяч человек, — выдает показатели Овсянников. — Но очередь на места для детей от трех до семи лет — 4 300 — мы устраним в течение года. Выйдем на полную газификацию Севастополя. И, разумеется, благоустройство дворов, где люди проводят очень много времени».
«Изволь соблюдать параметры»
«По плану тут две комнаты, — объясняет севастопольский риелтор Надежда. — А так — видите? Пять». Чудеса метража сталинской трехэтажки в самом центре Севастополя — за счет капитальных пристроек, появившихся до 2014 года. Разумеется, не вполне законным путем.
В администрации Севастополя, когда речь заходит о жилье, обращают внимание не только на самостийное строительство в старом фонде — а пристроек, подобных той, на которую указала Надежда, в городе многие десятки, если не сотни, — но и на то, что построено законно и совсем недавно. «На Украине строили на основании проектной декларации — проще говоря, намерения построить дом как такового, — говорит Дмитрий Овсянников. — Во время строительства проект меняется, стройка идет с отклонениями. На выходе — многочисленные нарушения нормативов и требований. Другие стройматериалы, не та этажность, пошло-поехало…»
В России же, напоминает и.о. губернатора, строят не по декларациям, а по утвержденному проекту: «Проект согласован, одобрен — изволь соблюсти все параметры на каждом этапе под контролем Госстройнадзора».
Дмитрий Овсянников признает: дома, строительство которых начато еще по украинским правилам, город вынужден принимать. «Но новые стройки идут и будут идти как положено, — уверяет он. — Мы приучим застройщиков жить по российским регламентам и нормативам. Для этого приняли жесткие городские нормы — по озеленению, парковочным местам и так далее. Чтобы в Севастополе не городили каменные гетто».
«Вариантов нет — все только по закону»
Достаточно громким выдалось обсуждение нового генерального плана развития Севастополя. Хотя бы потому, что опыта общественных слушаний по таким вопросам в городе ранее не было. «Мы сделали процесс обсуждения генплана максимально публичным, — подчеркивает Дмитрий Овсянников. — Я напомню, что предыдущий генплан Севастополя принимался в 2005 году, и у жителей никто ничего не спрашивал. А мы — спросили. Целесообразно, осознанно, чтобы не ставить людей перед фактом, как 12 лет назад».
В результате собрано более девяти тысяч предложений, еще две тысячи поступило позже — письмами в администрацию. «Протокол комиссии — 426 страниц, более 80 процентов замечаний устранены, — сообщает Овсянников. — Все принятые решения по изменениям зон участков направлены на доработку исполнителю. Он доработает, и мы повторно — и так же публично — их обсудим».
Чему научил Дмитрия Овсянникова диалог по генплану? «Мы увидели новые проблемы, требующие решения, — говорит врио губернатора. — К примеру, необходим полный учет прав собственности земельных участков — прежде всего, в садовых товариществах. Пока мы этого не сделаем, нам сложно будет объяснять и доказывать, что генплан владельцам этим участков не угрожает».
Сложнее придется тем, кто еще при Украине незаконно получил землю в лесах и заповедниках: «Только по заповедной зоне в Ласпи мы подали две тысячи исков, — констатирует Дмитрий Владимирович. — Другого выхода нет, есть закон».
Для тех же, кто получил землю законно, но по тем или иным причинам до сих пор не оформил документы, есть приятные новости. «Буквально в этот четверг приняли постановление правительства Севастополя — Минэк России нас поддержал, — которое разрешает использовать украинские координаты границ земельных участков в российской системе кадастра. Это значит, что владельцы более чем 54 тысяч участков будут избавлены от необходимости тратить от 7 до 35 тысяч рублей на повторное установление границ участков и нескольких месяцев на ожидание документов — Севреестр просто признает их права на основе имеющихся данных», — говорит Дмитрий Овсянников.
«Мне удалось договориться с Чалым»
Среди перспективных проектов Дмитрий Овсянников особенно выделяет EnergyNet, в корне реформирующий подход к городской электроэнергетике. «Этот проект интегрирован в стратегию развития города, — подчеркивает врио губернатора Севастополя. — Прежде всего, будут реализованы пилотные участки в четырех районах — отработка технических и организационных решений. Когда будут предъявлены результаты, можно будет говорить о полной модернизации электросетей города. Есть инвестор — «Россети», есть соглашение о намерениях вложить в модернизацию севастопольского энергохозяйства от двух до семи миллиардов рублей».
Кроме того, обещает Овсянников, на базе Севастопольского госуниверситета будет создано «сильнейшее направление» по подготовке специалистов-энергетиков для всей России. «Поверьте, износ энергосетей — гигантский, потребность в новых технических решениях — гигантская, — подчеркивает он. — И экономия от этих решений — опять же, гигантская». На просьбу уточнить экономию Овсянников отвечает: «Несколько лет можно не поднимать тарифы на электричество. При полной модернизации и повышении уровня безопасности».
Тут надо пояснить, что проектом EnergyNet в Севастополе занимается Алексей Чалый — ни в Севастополе, ни за его пределами в особых представлениях не нуждающийся. Достаточно широко известно также и о противостоянии предыдущего городского руководства и Чалого — депутата законодательного собрания Севастополя, до недавнего времени главы законодательного собрания города. Среди причин конфликта — разные взгляды на EnergyNet и его потенциал.
Судя по всему, разногласия — в прошлом. «Не хочу тратить время на недомолвки, разногласия и прочую ерунду, — формулирует врио губернатора. — Правительство и законодательное собрание равно заинтересованы в развитии города. Поэтому конструктивно работаем с депутатами. Нам вместе предстоит сделать очень и очень многое».
*** «Хватает абсолютно всего, — отвечает Дмитрий Овсянников на вопрос о деньгах и прочих ресурсах. — Только работай».
Вопрос, как всегда, в сроках. «Президент во время последнего визита спрашивал меня, можно ли взять темп выше на таком-то либо таком-то участке, — вспоминает врио губернатора. — Где можно — я говорю да, прошу дополнительные ресурсы, отвечаю за результат. Если нет, то говорю честно. Выйдем на постоянный темп 70 километров дорог в год — будем строить больше. Выйду на темп сдачи 3-5 детских садов в год — буду строить больше. В целом, построим 20 детсадов, 11 школ, в точности по стратегии… Доверие к нам огромное, главное — оправдать».