Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Алину Орлову и Алену Савченко — фигуранток резонансного дела «хабаровских живодерок» — за истязания и жестокие убийства животных суд приговорил к 150 часам обязательных работ. Столь мягкое наказание объясняется тем, что закон «Об ответственном обращении с животными», предполагающий более строгие санкции, Госдума в очередной раз отложила на потом. Документ лежит в парламенте уже не первый созыв, второе чтение депутаты переносили пять раз и в итоге отложили на сентябрь — начало осенней сессии. Даже вмешательство президента не ускорило процесс. Что помешало парламентариям принять документ и кому на руку эта задержка, разбиралась «Лента.ру».
Необходимость закона, защищающего животных, назрела очень давно. Зоозащитники добиваются этого более 15 лет. Одна из попыток была предпринята еще в 2011 году, но законопроект прошел только первое чтение в Госдуме и утонул в недрах кабинета министров. О документе вспомнили только после резонансных случаев: весной 2016 года в московском приюте «Эко Вешняки» массово гибли животные, волонтеры на руках выносили оттуда обессилевших от голода собак и кошек; осенью все СМИ облетели новости о живодерках из Хабаровска, снимавших издевательства над животными на камеру.
В ноябре 2016-го на ситуацию наконец обратил внимание Владимир Путин. «Отсутствие норм и правил в этой сфере чревато ухудшением санитарной ситуации, а в отдельных вопиющих случаях выливается и в жестокое, бесчеловечное отношение к животным», — сказал он на заседании Совета по стратегическому развитию. Путин напомнил, что парламент давным-давно должен был проработать соответствующий законопроект, и предложил «продвинуть инициативу».
После напутствия президента, как водится, в кабинетах началась активная деятельность. Стряхнув с документа пыль, законопроект дорабатывали всем миром: в работе принимали участие 28 министерств и ведомств, представители общественных организаций, зоозащитники.
Законопроект курировал спецпредставитель президента по вопросам природоохранной деятельности, экологии и транспорта Сергей Иванов. За несколько недель до ухода депутатов на каникулы он с уверенностью заявлял, что закон будет принят до конца весенней сессии, ведь «учли все, что только можно».
Однако рассмотрение несколько раз переносилось, и в итоге депутаты объявили, что законопроект отложен до осенней сессии. Главные нерешенные вопросы связаны с процедурой регистрации животных, а также с регулированием работы притравочных станций, комментировал тогда ситуацию спикер нижней палаты парламента Вячеслав Володин.
Принятию закона помешал целый клубок проблем, объяснила в разговоре с «Лентой.ру» председатель комитета Госдумы по экологии и охране окружающей среды Ольга Тимофеева. Именно этот комитет занимался документом в нижней палате парламента. «Шесть лет законопроект пролежал на полке, потому что правительство не работало над подзаконными актами. Там принялись за дело только после «пинка» Путина», — рассказывает Тимофеева.
На ее взгляд, законопроект «захлебнулся» еще в 2011 году, потому что в документе пытались прописать все и сразу. Новая редакция сужала круг вопросов: он не распространялся на отношения людей с дикими животными, обитающими в естественной среде, сельскохозяйственными, племенными и лабораторными. Но даже в таком усеченном варианте документ вновь начал «тонуть» уже в 2017 году.
В этой сфере зияет правовая дыра, многие нормы обращения с животными в России не регламентировались никогда — к примеру, вопрос о проживании экзотических животных в квартирах. Но тигры, обитающие на балконах, все-таки редкость. В законе не прописаны и куда более привычные ситуации. Работая над документом, депутаты с удивлением осознали, что нигде не зафиксировано, как, например, нужно содержать животных в цирках. Есть Гражданский кодекс, где животное приравнивается к вещи в гражданско-правовых сделках, и Уголовный кодекс, который устанавливает наказание за жестокое обращение с животными. И все.
Помимо правового вакуума, весной 2017 года принятию закона противодействовали и совершенно определенные силы. «Нам противостоит очень жесткое лобби», — не скрывает Тимофеева. В первую очередь — охотничье. Многие охотники выступают категорически против запрета на контактную притравку (тренировка охотничьей собаки, во время которой она может напасть на привязанного зверя), прописанного в законопроекте. «Они пишут письма нам, обращаются к вышестоящим руководителям. Среди охотников есть очень высокопоставленные люди, которые заходят во все кабинеты страны», — рассказывает Тимофеева.
Против запрета контактной притравки выступили, в частности, юристы государственно-правового управления (ГПУ) президентской администрации, сообщала газета «Коммерсантъ». По сведениям издания, это было единственное замечание, которое ГПУ прислало в своем заключении 10 июля. По данным газеты «Ведомости», среди лоббистов, выступающих против запрета контактной притравки, оказались губернаторы Свердловской и Астраханской областей — Евгений Куйвашев и Александр Жилкин. Примечательно, что в пользу запрета контактной притравки выступает спикер Госдумы Вячеслав Володин.
Второе лобби, пытающееся влиять на работу депутатов, — производители кормов. Они продавливали пункт об обязательном полнорационном корме для питомцев. Эта норма обеспечила бы им стабильный и емкий рынок сбыта. И третье — производители лекарств для эвтаназии животных: им невыгоден новый законопроект из-за ключевого новшества, которое вводит ОСВВ (методика «отлов — стерилизация — вакцинация — возврат») с запретом умерщвлять животных в приюте.
Но если людям еще можно противостоять, то вечному бардаку — куда сложнее. Ключевой сложностью для принятия закона стало отсутствие единой информационной базы или реестра домашних, приютских и сельскохозяйственных животных. Без этого многие нормы действовать не будут. В ходе подготовки документа — а с конца марта депутаты провели более 30 совещаний — «вдруг» выяснилось, что нормы учета и идентификации были приняты еще в законе «О ветеринарии» 2,5 года назад.
В Госдуме кивают в сторону правительства: для того чтобы новый закон заработал, нужны проработанные кабмином нормативно-правовые акты (НПА). Закрывая весеннюю сессию, спикер Госдумы обратился к премьер-министру Дмитрию Медведеву с двумя просьбами: создать рабочую группу по доработке законопроекта и определить единого куратора этой темы в правительстве. Выполнены ли эти просьбы — станет ясно в ближайшее время.
Новость о переносе рассмотрения закона на осень зоозащитники приняли с огромным разочарованием. Весенняя сессия завершилась многодневным пикетом у стен Госдумы: люди стояли дни и ночи напролет, сменяя друг друга. С требованием немедленно принять закон в режиме одиночных пикетов выступили активисты в 40 городах.
Депутаты уговаривали их разойтись, а 18 июля даже пригласили пикетчиков на чаепитие в Госдуму. Рассказывали, что работали по 20 часов в сутки, сделали все, что могли, и сами «оставили нервные клетки», отстаивая законопроект. Зоозащитники, в свою очередь, обещали, что не позволят «заволокитить закон и по-тихому его слить».
Тем временем на просьбу «Ленты.ру» прокомментировать ситуацию в Минприроды (разрабатывали от имени правительства поправки к законопроекту) сообщили, что «документ резонансный, но не единственный, перенесенный в целях дополнительной проработки». «Это уже депутатский закон», — подчеркнули в министерстве.
Пессимизм зоозащитников понятен. Депутаты обещают, что приступят ко второму чтению сразу же — в начале сентября. Но вскоре начнется президентская кампания, а в этот период, как отмечал Путин, «все работать перестают, все начинают только носиться как ошпаренные по всяким редакциям». А еще 31 декабря закончится Год экологии, и даже формальный интерес властей к зоозащитной теме заметно поутихнет. После президентских выборов предстоит неизбежная перетряска правительства, и ответственные за закон чиновники могут потерять должности, а вместе с ними может «потеряться» и законопроект.
В конце августа завершилось судебное разбирательство по резонансному делу «живодерок из Хабаровска». Фигуранток приговорили к реальным срокам, однако за истязание и убийство животных они получили только по 150 часов обязательных работ. Потому что один из главных вопросов — об ужесточении наказания для живодеров — подвис вместе с законопроектом.
На сегодняшний день законодательное определение понятия жестокого обращения с животными содержится лишь в статье 245 Уголовного кодекса РФ — это деяние, повлекшее гибель или увечье животного. Указанный состав преступления предусматривает широкий спектр наказаний: штраф, обязательные либо исправительные работы, ограничение свободы либо арест. То же деяние, совершенное группой лиц, чревато также лишением свободы до двух лет, напоминает юрист Артур Ургалкин.
Однако практика применения данной статьи в общем объеме преступлений минимальна. «Анализ конкретных судебных приговоров указывает на то, что порой немотивированное издевательство над животными имеет настолько изощренные формы, что возникают обоснованные сомнения в том, что предельная санкция статьи действительно соответствует общественной опасности подобного рода преступлений», — подчеркивает юрист.
Расширенный перечень видов жестокого обращения с животными, представленный в проекте федерального закона, может стать основой для внесения соответствующих изменений и в Кодекс об административных правонарушениях, и в Уголовный кодекс. Однако все это произойдет лишь в том случае, если документ будет принят. В чем многие сомневаются.
В Сафонове Смоленской области покончила с собой 14-летняя девочка Даша (имена героев в материале изменены). Теперь в городе существует как бы два мира. В одном из них точно знают, что это произошло из-за жестокой травли со стороны сверстников при полном безразличии педагогов. В другом не располагают никакими данными, кроме того, что в школе с отличной репутацией была пара задир, которые «обзывались». В обоих мирах согласны, что вся ситуация должна была быть видна как на ладони, но предотвратить смерть девочки никто не смог или не захотел. Корреспондент «Ленты.ру»Владимир Шумаков отправился в Сафоново и ощутил боль и равнодушие российской глубинки.
Дом, в котором жила Даша, — длинная пятиэтажка. Ее подъезд отличается от соседних. В нем нет домофона, а вместо аккуратного нового доводчика старая пружина, которая скрипит при каждом открывании. Дверь в квартиру не металлическая, как другие, а деревянная и очень хлипкая. За ней жалобно воет собака.
Дома никого нет. Мать уже девятый час общается со следователями — они вытащили ее прямо с работы. Нет дома и старшей сестры — Кати, которая в этом году начала учиться в смоленском колледже. Она только что ушла.
Сейчас следователи, городские власти, работники школы и все, кто знал Дашу и ее семью, пытаются понять, почему это произошло. Ищут и находят много причин. Мол, она была одинока, она общалась только с несколькими девочками из параллели, она комплексовала из-за полноты и больных глаз, она переживала из-за того, что мама очень мало зарабатывает (недавно она даже писала об этом президенту).
Но главное, о чем буквально кричат все те, кто близко ее знал, — девочку травили. Травили жестоко и давно. Называли циклопом, жиряхой, пинали, провоцировали на конфликты, и иногда она отвечала. Несмотря на то что о травле она рассказывала только старшей сестре, понятно, что если это действительно происходило, то у всех на виду — в маленьком городе, в маленьком классе, где меньше двадцати человек. И это точно должны были видеть учителя.
Вот только официальные лица версию о травле стараются отвергать. Не говорят о ней и в школе.
В Сафонове все очень близко. От вокзала, мимо администрации района до «второй» школы четверть часа пешком, на такси — пара минут. Где-то совсем рядом дом Даши.
О том, знает ли тот или иной горожанин о самоубийстве Даши, можно понять по взгляду. Таксисты, продавцы, официанты вежливы и веселы. Они или совсем ничего не слышали, или читали в интернете. В окрестностях школы, в доме девочки, в администрации района или больницы, где работает ее мама, взгляды настороженные. Стоит в воздухе и скрипит на зубах пыль — ее поднимает единственный красный трактор, который с помощью щетки пытается ее куда-то загнать, но куда она денется, если потом ее никто не убирает?
Ближе к полудню дети идут на первый урок второй смены.
Трех старшеклассниц на улице окликает женщина. Она что-то им коротко говорит, и потом громко добавляет, уже вслед: «Так что не влезайте никуда!» Девочки послушно кивают и заходят в школу.
Перед входом журналисты, на них из-за закрытых пластиковых окон смотрит множество любопытных глаз.
Один паренек, помладше, отвечает на вопрос — знал ли он Дашу и слышал ли что-то о ней. «Ее обзывали», — единственное, что он произносит.
Из школы выходят трое парней, как раз возраста Даши. «Кто?» — нагловато они отвечают на вопрос о Даше. «Ваще не знаю, кто это».
В окне несколько учениц активно жестикулируют, показывая однокласснице, что стоит держать язык за зубами. Когда они видят, что корреспондент тоже увидел этот жест, улыбаются, как бы извиняясь, пожимают плечами.
В это время перед телекамерой говорит жительница города, которая пришла за своим ребенком. «Родители должны смотреть. Хоть одну минутку найти. Школа хорошая, педагоги хорошие. А злоба вся от телевизора», — заключает она и уходит.
«Ходила все время одна, спокойная была. Она из восьмого класса, больше ничего не знаю», — рассказывает девятиклассник, который вышел из-за угла школы и не увидел ни журналистов, ни предупреждающих знаков. «Ничего не знаю», — его ответ и на остальные вопросы — травили ли ее, шутили ли над ней. Удалось выяснить, что в прошлом году писали какие-то психологические тесты, в этом учебном году пока нет. И еще, что когда в новостях была тема про «синих китов» — учителя читали их переписки. Психолога в школе нет, сказал он.
Вскоре учителя не выдерживают, одна из них выходит и просит репортеров уйти. Директор школы (не директриса, подчеркнули педагоги) Ирина Никишова наотрез отказывается говорить хоть что-то про школу, про Дашу, пеняет на запрет следователей и угрожает, что уже вызвала полицию.
«Мы же не живем, мы существуем! Что нам, детей запирать? Все на взводе. За эту неделю никто слова хорошего про школу не сказал!» — говорит она и удаляется.
Впрочем, по словам местных, тут уже много лет остро ощущается нехватка добра и тепла.
«Город маленький и хмурый. Для детей там ничего не приспособлено. Раз в год, может, зоопарк приезжал и пара качелей на площади. Иногда 3D-[кинотеатр] приезжает. Туда такие очереди, как будто это лучшее, что они в жизни видели. Поставили только фонтан какой-то, и концерты на площади устраивали. Это все, что я видела», — говорит Светлана.
Со Светланой мы списываемся в сети. Несколько лет назад она приехала в Сафоново из Донецка вместе с мужем. Ее сын учился с Дашей в одном классе.
«Сына одноклассники осуждали за то, что он из Донецка, пытались обижать: «Зачем сюда приперся, вали в свою Украину!» Я часто была у директора в кабинете. Сын себя в обиду не давал, и происходили драки. Вызывали детей и иногда родителей, но те редко приходили, потому что постоянно были заняты.
К сожалению, отец моего сына тоже покончил с собой. И об этом в школе тоже узнали. И тоже был конфликт. И тоже проблемы с детьми. Одноклассница даже украла телефон у сына, который после смерти отца остался ребенку. И мы уехали».
По словам Светланы, в Донецке ей намного лучше. «Да, здесь дети прошли войну. Они рассуждают уже как взрослые люди. Насчет образования могу сказать только одно: мой сын здесь учится лучше, чем там учился».
Я стою на лестничной клетке. Передо мной Дашина квартира. Поначалу пустынный подъезд постепенно оживает. Удается поговорить со знакомыми, соседями, а также с родными семьи. Первые встречаются случайно, но вскоре зовут других. Подъезд становится похож на приемную какого-нибудь госоргана, только с паутиной по углам.
«Это была хорошая, милая, спокойная, тихая, добрая девочка, — вспоминает одна из соседок. — Грубости я от нее никогда не слышала. Ничего плохого сказать не могу, даже если бы хотела. Пройдет, поздоровается. На вопрос «Как дела?», всегда отвечала «Хорошо». Если бы она умела огрызаться, ругаться… Может, было бы лучше».
Люди, которые приходят, рассказывают историю как будто совершенно другой девочки, чем та, о которой говорят городские чиновники или школьные учителя. Соседи, родные и знакомые подтверждают все, что отрицают в администрации и о чем молчат в школе, — травлю, издевательства, игнорирование проблемы.
Но вот что говорят те, кто был в этом подъезде. Даша со своей старшей сестрой действительно старались оставить все происходящее с ними между собой, разобраться самостоятельно, объясняет родственница.
«Даша просила маму, чтобы мама не ходила в школу разбираться. Мама один раз пошла втихаря. Она зашла в школу поговорить с учителями, с детьми, которые обижали, и Даша просто убежала в слезах домой», — говорит она. После этого, утверждает родственница, никакого собрания в школе не было, ситуация не обсуждалась.
Она упоминает то самое письмо президенту, о содержании которого публикуют много разной информации. По словам нашей собеседницы, там не было слов о травле, но были слова об отношении учителей: учительница географии (имя есть в распоряжении «Ленты.ру») называла своих учеников тупицами и много еще как. Она так относилась не только к Даше, но ко всем ученикам, уверяет собеседница.
Соседи подтверждают, что слышали о грубости одной из учительниц, «которая могла сказать ребенку — тупая, дебилка». «У нее такая манера со всеми в классе. И школьники, конечно же, смотрят: учительнице можно — значит и нам можно. Это учительница по географии. Ее вроде уже уволили вчера. Но проблема не решена», — говорят они. Впрочем, в том, что увольнение действительно было, уверены не все.
«Учительница географии неоднократно при всем классе унижала Дашу со словами «Ты ничего не сдашь, ты никчемная, ты дура». Она и с другими так же поступала. Класс моего ребенка называла идиотами, — говорит Марина, чей ребенок учился в той же школе. — Вообще не знаю, пытались ли ее перевести в другой класс, но девочки из параллели к ней лучше относились, чем ее одноклассники. Дети жалуются, но до директора ничего не доходило, потому что эта учительница начинала их гнобить еще сильнее».
Другие два момента, которые муссируются в СМИ, собеседница опровергает. Первое — маму Даши после того, как письмо попало в больницу, никто не вызывал «на ковер», никто не увольнял и даже не ругал. Второе — финансовое положение семьи не могло стать причиной самоубийства Даши.
«Они всегда были сыты. Посмотрите, в чем она (старшая сестра) одета. Одежды хватает, и учится она в каком заведении? И оно оплачивается, — говорит собеседница журналистов. — И деньги за квартиру платят, пять тысяч, это очень дорого, деньги ей на еду всегда есть. Когда она переезжала в Смоленск, она (мама) продуктов набрала — они до сих пор стоят».
«Все зло из школы», — вздыхают люди в подъезде.
У них нет ответа только на один вопрос — почему же Даша покончила с собой?
«Не знаю. Наверное, от одиночества, из-за того, что так относились к ней все. Даша пыталась общаться. Я сегодня заходила на ее страницу в «Одноклассниках», все записи до единой прошоркала», — сказала она.
В соцсетях Даши среди многочисленных опросов, которые она проходила, и обычных цитат с картинками вроде «Скажите честно, кому я нужна?» и «В моей жизни прошу никого не винить» есть посты, которые выглядят как крик о помощи очень одинокого человека.
С одной стороны, какой непонятый подросток не пишет подобных текстов, но с другой — удивляет очень взрослый язык и то, что она обращалась не к кому-то конкретному, а к кому-нибудь, к любому человеку.
«Привет, незнакомый мне парень или девушка. Нaпиши мне. Я не буду игнорить. Обязательно отвечу. Если хочешь, можешь даже не здороваться. Если хочешь, не спрашивай, как у меня дела. Не нужно этих банальностей. Можешь не расспрашивать, кто я такая, как меня зовут или сколько мне лет. Банальный способ завести разговор. Нaпиши мне и расскажи что-нибудь. Что угодно», — писала она совсем недавно, 6 октября.
«Она все время ходила одна. Она наушники наденет, во дворе сядет, качается на качелях и слушает музыку. Либо там, где вай-фай бесплатный, у девятиэтажки, сядет на лавочку и качает музыку, игры, фильмы», — рассказала близкая подруга Дашиной мамы Наталья.
По ее словам, Даша иногда все-таки жаловалась на сверстников и на оскорбления со стороны учителей, но мама не смогла оценить всю серьезность ее жалоб, а главное — что именно творилось в школе. Как могла, успокаивала дочь: «Даш, ну ты же красивая. Не обращай на них внимания». «Операция, тем более, помогла, глазки у нее стали получше, и личико совсем другим», — вспоминает Наталья. И тут же добавляет: «Не дайте, пожалуйста, мать оболгать. Все идет к тому».
Знакомая Дашиной мамы: «Ее мать приходит ко мне стричься. Тихая, скромная женщина, ни о чем не говорит. Конечно, заметно, что немного уставшая.
Проблема, как я понимаю, началась очень давно, по крайней мере, три года назад точно. У Даши проблемы со зрением с рождения, делали несколько операций. Одета не так, как мажоры, полненькая, в очках, вот и издевались придурки над ней, дали кличку Циклоп. Девочка замкнулась в себе, писала в интернете, что очень одинока, что не нужна никому, я читала ее высказывания и была в полном шоке, это были слова отчаяния, одиночества».
«Семь классов с ней училась сестра. Сестра постоянно за нее заступалась. Девочку не то что оскорбляли — ее били. Не ударят, так пинка дадут, не дадут — так плюнут, харкнут на нее. Матери она не говорила. Когда беда произошла, мы стали с мамой разговаривать, у нее были вот такие глаза. Они с сестрой пытались все решить сами, не беспокоить маму, потому что у нее и так проблем выше крыши — одеть, обуть и накормить, — говорит Наталья. — Прошло два с половиной месяца всего с тех пор, как сестра ушла. И все».
У Натальи сын учится в той же школе, и она утверждает, что детей сейчас взяли под жесткий контроль.
«Все классные руководители предупреждали: ведите себя хорошо, потому что в школе сейчас снимает телевидение», — рассказывает она.
«Вот гроб вынесли, они стоят, видимо, учительница по принудиловке согнала весь класс, и только три девочки — две плакали, а одна видно, что переживала. Другие девочки стояли так, будто им скучно. Мальчики шли и ржали», — продолжает Наталья.
В доме все пожилые люди знают тех, кто помоложе, практически с пеленок. На лестничной площадке мы встречаем Эду Гусеву, одну из соседок, которая беспокоится, что в школе и администрации могут пойти на многое, чтобы отвести от себя подозрения.
«Они собрались своим педсоветом, пригласили школьников, всех предупредили, что про школу, про них самих и про их поведение ничего не говорить. Говорить, что «мы девочку эту любили, это она с нами не хотела дружить», — рассказывает она. — Я так понимаю, что кому-то хочется это увести совсем в другом направлении, чтобы самому не быть виноватым. Они уже придумали, что она где-то в интернете чуть ли не с сектой связалась, ну это вообще абсурд!»
«Нашим властям, конечно, хочется сделать так, что они ни при чем, они белые и пушистые, — продолжает она. — Что, они раньше не знали, что она мать-одиночка? Хоть раз пришел кто-нибудь из опеки и сказал: как же вы тут, деточки, живете? Никому дела нет. Никому не нужный ребенок. Кроме родных, конечно».
Соседи, которые возвращаются с работы, останавливаются. Другие, слыша громкий голос Эды Гусевой, выходят из квартир и присоединяются к разговору. Видно, что в подъезде относятся друг к другу с большой теплотой.
«Она раньше была санитаркой и получала больше, потом перевели в уборщицы, как и других санитарок. По сути, продолжила заниматься той же работой — мыть всякие склянки в лаборатории. С деньгами помогала родня, не голодали, но еда, понятно, самая дешевая», — говорят соседи.
Они рассказывают про быт семьи, что раньше была жива прабабушка Даши, у которой была хорошая пенсия и которая всегда очень помогала семье. Летом они работали на огороде, но земля почти ничего не давала.
Несмотря на небогатую жизнь, в семье все друг друга любили, уверены соседи. Но любовь, видимо, Даша чувствовала только там.
«Только родители относились к ней очень хорошо. «Дашулечка-Дашулечка, иди покушай, Дашулечка, сходи в магазинчик, Дашулечка». И с нами она всегда здоровалась. Здравствуй, бабушка. Бабушка, принесть тебе что-нибудь с магазина? Мне уже 86 лет, и она сочувствовала, что я старая, не могу сама сходить в магазин, голова кружится. Она всегда такая ласковая была, хорошая», — рассказывает соседка Екатерина.
Троюродная тетя Даши из Москвы: «Во взрослом человеке можно заблудиться, а ребенка видно вдоль и поперек, что с ним происходит!
Этим летом Даша внезапно позвонила мне по телефону. Она засыпала меня вопросами, очень любознательна. Ей, видимо, не хватало общения. Но о чем мы говорили, я не скажу. У меня дочка ее ровесница, но как-то посдержаннее с вопросами. Мне кажется, если бы ее развивали, занимались ею, она бы была отличницей…
Неужели все были слепые? Это страшная трагедия! Самое страшное, что два года назад она уже хотела покончить жизнь самоубийством, это родная сестра сказала. Наверное, у людей другие ценности в приоритете, чем собственный ребенок».
Наталья, близкая подруга мамы Даши, общаясь с «Лентой.ру», рассказала об инциденте с порезанными руками. По ее словам, речь о суициде здесь не идет. «Я спрашивала у мамы, так что же у нее какие-то царапки на руках были? Резала вены? Она говорит, нет, это было летом, в деревне. Они там лазали через забор, или где, и подрала себе руки. Я, говорит, это видела». Причем в то, что мама Даши могла скрыть от нее настоящую причину появления «царапок», она не верит. «У нас с ней такие отношения, что мы дружим с детства. Она бы сказала»
К разговору присоединяется еще одна знакомая, которая работает в той же больнице, что и мама Даши. Она попросила не называть ее имя. Женщина еще раз подтверждает, что выговоров за пресловутое письмо Путину женщине не делали и что на больницу могут попробовать повесить часть вины.
«Виновата школа. Что они хотят найти? Сделать эксгумацию? Влить бутылку водки или сказать, что беременна была? К этому идут?!» — почти кричит она.
По длинным коридорам администрации Сафоновского района гуляют сквозняки и далеко разносится стук каблуков. Она выглядит пустовато, как и все в Сафонове. Мэра Вячеслава Балалаева в городе сейчас нет. Говорят, уехал в Смоленск. Хотя еще накануне активно раздавал СМИ интервью.
«Семья считалась благополучной, отношения девочки с детьми были нормальные. Недавно пришел новый классный руководитель, она обрадовалась. Мы не знаем, кто на нее мог повлиять, возможно, интернет», — заявил он.
Поговорить с журналистами соглашается его зам по образованию Геннадий Гуренков. Он входит в состав рабочей группы, которая параллельно со следователями пытается выяснить причины и обстоятельства смерти девочки. Из-за того, что репортеров тут двое, беседа больше похожа на перекрестный допрос.
Геннадий Гуренков: Не дожидаясь окончания расследования, все уже сделали выводы. Это я про таких «добросовестных» корреспондентов, которым уже сразу все понятно стало, которые уже назначили виновных. Виновны оказались абсолютно все.
Что вы сами думаете о произошедшем?
Я очень долго проработал сам в школе, работал долго и учителем, и директором, уже одиннадцатый год работаю здесь, тоже связан с детьми, курирую работу комитета по образованию. Дети, конечно, бывают разные. Есть дети, которые просто-напросто закрыты сами по себе, им достаточно одного-двух людей для общения, и все. Все считают почему-то, что если есть ребенок, то он должен общаться и иметь в общении огромный круг [сверстников].
Я разговаривал с матерью ее, мать не сказала, что ее там гнобили. Говорила, что были один-два человека, которые обзывались, и мать говорит, а что, вас не обзывали? Обзывали каждого в школе. Но это не было целенаправленной травлей.
Ученики отказались разговаривать с журналистами. Что они вам рассказали о том, какой была Даша?
Она училась в ту меру, которой ей было достаточно. Она не хватала звезд с неба, но в то же время она не была отстающей. Она не напрашивалась, но если ей что-то поручали, она выполняла, и выполняла добросовестно. На переменах она старалась держаться обособленно. Как ребята говорят, больше была в телефоне.
Нам сегодня рассказали, что класс ей объявлял бойкоты, никто с ней не разговаривал, не называл ее по имени.
Я не могу это ни подтвердить, ни опровергнуть, у меня пока такой информации нет. Я с детьми не разговаривал. Вчера глава [района] разговаривал с одним и с другим классом порядка полутора часов, и нигде не нашлось подтверждения среди детей, что ее кто-то гнобил или еще что-то.
Какие предположения, почему она покончила с собой?
[после долгой паузы] Трудно вообще предполагать. Когда я вчера разговаривал с матерью и с ее старшей сестрой, сестра сказала, что она в воскресенье готовилась идти в школу. Она приготовила домашнее задание, она предупредила мать, что у нее нет первого урока и чтобы мать ее не будила рано, а разбудила ко второму уроку. То есть настроение у нее было нормальное.
То, что средства массовой информации сейчас пытаются выдать, что она написала президенту письмо (известно, что девочка действительно писала президенту, из-за чего, вероятно, история и разошлась по федеральным СМИ, — прим. «Ленты.ру») о том, что ее гнобят, — в этом очень много неправды. Письмо президенту я видел.
Расскажите о нем.
Это обыкновенное письмо ребенка, который сообщает президенту, что у ее матери не такая большая зарплата. Там не было ничего, из-за чего такой сыр-бор. Дело в том, что старшая сестра в свое время тоже писала письмо президенту. Когда-то она занималась в конно-спортивной школе, а у нас директор конно-спортивной школы погибла. Почему-то дети решили, что школа теперь существовать не будет, и они, по наивности, написали это письмо с просьбой помочь сохранить школу.
Нет, в администрацию района это письмо не пришло, потому что по [работе] администрации там ничего нет. Оно пришло в больницу, потому что в нем говорилось, что в больнице не все так нормально. Чисто детский взгляд. Если мы честно будем говорить, сколько у нас людей получает такую зарплату? Мама имела все доплаты, которые положены по закону.
И все же, живет ребенок из очень небогатой семьи, девочка ни с кем не общается. Очень много факторов, которые можно было заметить, вы так не считаете? Сейчас главное, о чем все говорят, — недоглядели.
Тяжело сейчас сказать, что именно недоглядели. Ведь она же не одна такая. Я вам говорю, что у нас может быть тридцать, а может быть и больше процентов населения живет именно так, и именно такие дети, небольшие зарплаты.
Это одна из старейших школ, с хорошими традициями. В эту школу родители стараются детей своих отдать. Если рядом есть школы, где нет второй смены, то во второй школе есть. Школа с хорошей репутацией.
Психолог есть во второй школе?
Психолога попробуйте найти. Специалиста. Во-первых, не во всех школах в штате есть ставка психолога. Ни в одной сельской школе нет штатного психолога, и даже штатной единицы. Но штаты, к сожалению, не район устанавливает.
Учителей-то нет в школах. Предметников катастрофически не хватает. И за последнее время очень мало пришло после институтов. Средние зарплаты у нас неплохие, потому что люди в основном работают уже с большим стажем. Я скажу так, если придешь после института работать, то зарплата будет меньше, чем у этой мамы, уборщицы. И кто же пойдет? Когда мы говорим, что стареют педагогические кадры, и нет замены — ее и не будет, пока мы не решим эту проблему.
Детей фактически обвиняют, что они довели одноклассницу до самоубийства. Что они сами говорят по этому поводу?
Пока что ни один ребенок не сказал, что… Они сказали так. Она просто сама не очень-то общалась, но как таковой травли не было. И есть ребята, которые говорили, да нормальная она была абсолютно. То есть никто ничего плохого…
Говорил коллегам вашим, говорю и вам, что сейчас все, конечно, пытаются обвинить школу. Школа не доработала, школа не досмотрела. А кто-нибудь вник в суть, что сейчас навалили на школу? Кто-нибудь сейчас знает, чем занимается учитель? Сейчас учитель должен написать какую-то программу, какую-то адаптировать под себя, через каждые три-пять лет приезжает обрнадзор, начинает проверять этого учителя, «у вас в программе не то слово стоит». Раз в пять лет он должен пройти аттестацию, участвовать в куче конкурсов, писать какие-то заметки, иначе он не подтвердит, что он учитель высшей категории.
Как это относится к нашей теме?
Это относится. Если хотите в чем-то обвинить учителей, то снимите вы с них эти нагрузки! Дайте школе работать в том режиме, в котором она задумана. Школа должна обучать и воспитывать.
В этой истории сложно подвести какую-то черту. Можно было бы обратиться к опыту читателей, попросить делиться историями, начать со слов «возможно, многие вспомнят такую девочку в своем классе».
Лучше начать со слова «точно». Я точно помню такую девочку у нас в классе. Она комплексовала из-за внешности, ее оскорбляли, и почти никто из одноклассников ее не защищал, в том числе и я, из-за чего, конечно, позже было очень паршиво. Чудо, что наша классная руководительница не закрывала на это глаза. Помню, как подслушал разговор между ними. В нем девочка жаловалась и плакала, мечтала о пластической операции, говорила, что очень любит маленьких детей и хочет с ними работать. Не знаю, что с ней стало.
Еще я прекрасно помню учительницу, любимым выражением которой было «тварь такая». Это было в начале 2000-х. Глядя на историю в Сафоново понимаешь, что некоторые вещи не меняются.
Против Екатерины Конновой, одинокой матери двоих детей, возбудили уголовное дело за незаконный сбыт наркотиков. Ей грозит до восьми лет тюрьмы. Причина — попытка продать лекарство от эпилепсии, которое стало ненужным ее младшему шестилетнему сыну. Препарат не зарегистрирован в России. Семьи эпилептиков покупают его через посредников за границей, поскольку импортное лекарство гораздо эффективнее отечественных аналогов. Это первый случай, когда полицейские начали использовать форумы родителей неизлечимо больных детей для разработки спецопераций. В сети сейчас активно собирают подписи за немедленное прекращение уголовного преследования Екатерины и призывают чиновников обеспечить возможность легальной покупки нужных препаратов. «Лента.ру» записала рассказ Екатерины Конновой о том, почему жизнь семьи больного ребенка превращается в ад.
О рождении
На 26-й неделе беременности я попала в больницу по скорой с отравлением. На нервной почве у меня критически поднялось давление. Врачи испугались и решили, что самым верным выходом будет кесарево сечение. Так в неполных семь месяцев родились Святослав и Арсений. Вес у мальчиков был относительно нормальный: 1200 и 970 граммов. Обычно у недоношенных детей незрелые легкие. Чтобы они раскрылись, делают специальный укол. Мальчишкам почему-то его не досталось. К аппарату искусственной вентиляции легких сыновей подключили только спустя шесть часов. А потом в специнкубаторах перевезли в Филатовскую детскую больницу Москвы.
На 14 день Святослава не стало. Арсений еще полгода лежал в реанимации. У него был врожденный порок — атрезия: отсутствовал пищевод от гортани до желудка. Но в принципе это вполне успешно исправляется, пищевод наращивается. К четырем годам многие дети с такой патологией практически ничем не отличаются от других. Пока мы ждали операцию, ему установили гастростому. Это специальная трубочка, чтобы пища сразу попадала в желудок.
О смерти
Я понимала, что с Арсением будет непросто. Когда нас выписали из роддома, он отставал примерно на три месяца от здоровых сверстников. Но мы развивали глотательный рефлекс, учились переворачиваться, ползать. Сыну исполнилось восемь месяцев. Но 21 января 2013 года случилась беда — Арсений умер.
Он в тот день капризничал, у меня было ощущение, что жаловался на живот — извивался, кричал. В три часа ночи я вызвала скорую. А в больнице никто не мог понять, в чем дело. Я с кричащим сыном бегала по кабинетам несколько часов. Когда я разворачивала ребенка и врачи видели все наши дырки, трубочки, что торчали из тела, удивлялись и спрашивали: «Что это?» Когда прямо у меня на руках Арсюша перестал дышать и стал холодеть, мне сказали, что нужно бежать в соседний корпус. Там, где мы были, реанимация не работала. Лифт в здании был сломан. И я с мертвым сыном на руках побежала. Не помню уже, как отбивалась от охранника, который закрыл грудью вход и требовал немедленно надеть бахилы.
Сердце у сына останавливалось три раза: на двадцать минут, на пять и на десять. Оказалось — перитонит, который спровоцировала гастростома. В наших больницах для младенцев тогда использовались твердые трубки, те же, которыми отводят мочу. Это я потом узнала о существовании импортных силиконовых нежных трубочек. В России они по каким-то причинам не продаются. Родители и сегодня с оказией покупают их за границей за бешеные суммы.
О больничной тюрьме
Арсения спасли. Но мы к имевшемуся ДЦП приобрели кучу новых проблем. Мозг очень сильно повредился, началась эпилепсия. Ребенок 24 часа бился в судорогах. Лечение долго не могли подобрать, он полгода пролежал в интенсивной терапии. А потом нас выписали умирать. Врач, отводя глаза, так и сказал: «Мама, молитесь. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра».
Сын не мог существовать без аппаратуры. Купить приборы самостоятельно мы не могли, требовались сотни тысяч. Я ведь не работала. Муж ушел. Мы с Арсением два года жили в Чертановском паллиативе. У меня было ощущение, что я в тюрьме. Из палаты надолго не выйдешь. Ребенку нужен был постоянный уход.
А еще у меня было огромное чувство вины перед старшим сыном. Елисею, когда родился младший, исполнилось девять лет. Он у нас был постоянно загружен разными активностями. С четырех лет водили его на плавание, карате, плюс программирование и еще масса другого. А потом раз — и как будто выключили свет. Первое время Елисей самостоятельно ездил на метро в секции. Но все стоило денег, а их не было, поэтому от многого пришлось отказаться. Пока мы с Арсением в больнице лежали, Елисея воспитывала бабушка. На выходных он ко мне и брату приезжал с ночевкой с другого конца города. Делал школьные уроки в палате. Круглосуточные посетители в больнице, конечно, запрещались, но начальства в субботу-воскресенье не было, и на это закрывали глаза.
О запрещенных лекарствах
А потом о нас узнали в детском хосписе «Дом с маяком». За неделю решили вопрос с оборудованием. И до сих пор опекают: курируют врачи, помогают с расходниками.
Когда мы вернулись домой из больницы, Арсюше исполнилось три года. Для снятия судорог ему прописали «Реланиум», это аптечное название препарата. Основное действующее вещество там — диазепам. Я начала общаться с родителями неизлечимых детей на разных форумах. Мамы обмениваются опытом, советуются. Многие подбирают терапию за границей. От них мы узнаем о том, какие там чудеса делаются для таких детей, как наши. И там я прочитала, что у диазепама много разных форм.
«Реланиум», например, это уколы. Вы когда-нибудь видели эпилептический припадок? Человек истошно кричит. Может раскидывать руки в разные стороны. Или сворачиваться в кружок. Его трясет, корежит. Если не купировать, ребенок синеет, западает язык. Это страшно выглядит. Сын очень метеозависим. Когда солнечно на улице — приступов может вообще не случаться, но если плохая погода — до трех-четырех раз в сутки. Иногда может орать весь день. Представляете, как попасть шприцем в попу, когда ребенка всего ломает?
И мало того, что боль от судорог, но и сами уколы тоже очень болезненные. После них крики в разы усиливались. Облегчение наступало далеко не сразу. В Германии диазепам выпускается в виде микроклизмочек. В Чертановском паллиативе соседи дали попробовать эту клизму, потому что стоимость препарата для меня огромная. А вдруг не подойдет?
Разница между импортным препаратом и нашим оказалась колоссальная. В интернете часто можно встретить ролики, где в режиме ускорения показывается, как распускается цветок. То же самое и с Арсюшей. Он расслаблялся после этой клизмочки точно так же, как тот цветочек. Прямо было видно, как напряжение уходит, глаза перестают бегать, на лице расплывается умиротворение.
К сожалению, эта форма лекарства в России не зарегистрирована. Клизмы с диазепамом родители покупают в Европе. Причем по рецептам, которые выписывают наши доктора. При эпилепсии постепенно вырабатывается привычка к препаратам. Мозг адаптируется, и то, что раньше помогало, перестает действовать. Поэтому родители излишки продают друг другу. Лекарства ведь дорогие.
Я на форуме во «ВКонтакте» покупала 20 клизмочек по 1000 рублей. Мне коллеги с прежней работы помогли с деньгами. Мы использовали практически все. Но в последнее время диазепам и нам перестал помогать. Сейчас нам выписали и выдали в аптеке трамадол. Он снимает болевой синдром. Мы пользуемся им.
О спецоперации
У меня осталось пять микроклизмочек. Я решила их продать. Разместила объявление во «ВКонтакте» на том же форуме больных с эпилепсией, где раньше покупала это лекарство. Я не хотела наварить что-то. За одну клизму просила 650 рублей — даже меньше, чем сама когда-то брала. Но если честно — мне нужны были деньги. Так получилось, что из-за бюрократических ошибок при оформлении детских пособий наша семья три месяца не получает денег. А у старшего Елисея день рождения — 15 лет. Еще нужно было собрать его в летний лагерь.
Написал молодой человек, что хочет купить. Когда созвонились, я спросила его, чем болеет его ребенок, потому что в некоторых случаях диазепам не показан, может навредить. Но он меня сразу прервал. Сказал, что покупает не для себя, а по просьбе близких знакомых. Мы договорились встретиться 18 июня возле станции метро «Проспект Мира». Я отдала ему лекарства, а он мне — 3250 рублей.
Дальше как во сне. Набежали мужчины. Сказали, что из полиции. Что проводилась спецоперация, проверочная закупка. Что меня задержали с поличным при сбыте наркотиков. Повели в машину: «Сколько лет вы наркотики принимаете? Чем колетесь? Кто подельники?»
У меня проблемы со щитовидкой — тиреотоксикоз. Когда сильно волнуюсь, паникую, сразу же начинается тремор. То есть всю колотит. Для полиции «трясучка» сразу же стала доказательством, что я наркоманка со стажем.
Когда они стали допрашивать меня о наркотиках, я даже не могла понять, о чем речь: «Это же микроклизмы. Зачем они наркоманам?» В полиции меня просветили, что диазепам входит в список наркотических веществ и психотропных препаратов. И постоянно твердили, что я должна признать свою вину.
О госпомощи
Следователь Мещанского района постановил возбудить уголовное дело по статье 228.1 ч.1. Статья предусматривает наказание от четырех до восьми лет лишения свободы.
Я никого не убила, не ограбила. Для меня диазепам вовсе не наркотик, а жизненно необходимое лекарство. Я и не думала, что ректальный препарат можно еще как-то использовать. На форумах, где общаются родители неизлечимо больных детей, такие «закупки» — это первый случай. По крайней мере, раньше я о таком вообще ничего не слышала.
Возможно, полиции нужно план выполнять по наркопреступлениям. Пугать родителей инвалидов ведь гораздо легче, чем охотиться за реальными наркоторговцами.
Закон предусматривает, чтобы подозреваемым предоставлялся адвокат, если нет своего — государственный. Но этот «бесплатный» адвокат сказал, что его услуги будут стоит 150 тысяч.
Точно не помню, что делала в первые дни после того, как это случилось. Поехала в церковь. Я прихожанка храма в Первой градской больнице. Там знают мою семью, моих детей. Там меня в чувство привели. Нашлись адвокаты, которые мне помогают совершенно бескорыстно.
О хорошем
Следователь мне после сказал: «Не переживайте! Если у вас и правда ребенок-инвалид, вряд ли вас реально посадят. Максимум — дадут условно. Все хорошо будет!» Но кто потом меня с этой судимостью за наркодилерство на работу возьмет? Да и как я буду с людьми общаться, если узнают, по какой статье я обвинялась?
Елисей, конечно, все знает. Он не верит, что я могу в тюрьме оказаться. Родители мои — пожилые уже, болеют. Они не справятся с уходом за Арсением, если что. Елисей помогает. Он может самостоятельно менять брату и гастростому, и трахеостому. Знает, как настраивать все наши медицинские приборы. Однажды у Арсюши лопнула в животе гастростома. Дома из взрослых была только бабушка, которая испугалась. Но Елисей не растерялся и оказал первую помощь. Мой старший сын многое может. Но ему всего 15 лет!
Сейчас стараюсь думать только о хорошем. Арсению скоро исполнится семь лет. Он обязательно пойдет в школу, в первый класс. Мы в этом году даже ходили на подготовительные курсы, предназначенные для «особых» детей. Но соцзащита под «особыми» понимает ребят с нарушением поведения. Для таких, как Арсений, ничего нет.
Но мы с Арсением все равно ходили на занятия. Сын слепой, но у него очень хороший слух. Он улыбается, реагирует на голоса, может издавать какие-то звуки. Дома мы ему мультики включаем. А на занятиях, когда вокруг много разных детских голосов, он оживляется, проявляет какие-то эмоции. Это полезно и ему, и мне. Да и всем остальным родителям и учителям. Пусть все видят, что и такие дети существуют, и они тоже должны социализироваться. Я уверена: из-за того, что никто не знает о таких, как мы, такие ситуации и происходят. Полицейские, которые меня поймали, даже представить себе не могут, в каком аду живут наши семьи.
Не только почитать, но и посмотреть — в нашем Instagram
подписаться
00:02, 19 декабря 2019
«Что Лужков, что Березовский — это пацаны те еще»
Борис Березовский
Фото: Александр Натрускин / Reuters
Ровно 20 лет назад прошли одни из важнейших выборов в постсоветской России. Избирательная кампания 1999 года стала единственной, когда за контроль над парламентом боролись сразу три мощные политические группы. В годовщину тех событий «Лента.ру» узнала у политолога и создателя аналитической группы «Меркатор» Дмитрия Орешкина, мог ли победить в той жестокой борьбе блок Лужкова и Примакова, почему те выборы стали «победой проигравших» и как политтехнологи искали образ женщины-Родины, а нашли борца Александра Карелина — и он подошел.
«Лента.ру»: Сейчас те события вспоминают словами «последние по-настоящему конкурентные» парламентские выборы в стране. Но можно ли их и правда назвать по-настоящему демократическими, без скидок на российскую специфику и тому подобное?
Орешкин: Я согласен: это были самые конкурентные выборы. Хотя мне кажется, сейчас о них вообще никто не думает, не вспоминает, о них попросту забыли. На самом деле я не скажу, что это были самые демократичные, но точно самые конкурентные выборы — одно с другим не жестко связано.
А в чем различия?
Под демократичностью подразумевается уважение к мнению населения, соблюдение законности, и вообще демократичность — это позитивная коннотация. А в нашем случае конкуренция вовсе не отдавала демократией, демократичностью, свободами и прочим, потому что конкурировали три очень мощных группы влияния.
В первую из них входила старая номенклатура — коммунисты во главе с Зюгановым, Макашовым и прочими людьми, которые полагали, что надо идти назад к обкомовскому статусу. Это старая элита, которой хорошо жилось в советские времена, и ей хотелось вернуть этот понятный вертикальный корпоративный способ управления, когда все контролирует одна партия, и твоя задача — добиться максимального административного роста в рамках этой партии и этой системы. Это понятно, просто, привычно, заложено школьным воспитанием и так далее.
У них были деньги. Например, директор одного Красноярского завода (уже не помню точно какого, какого-то оборонного, Романов, кстати, его фамилия, как у последнего императора Николая Александровича) на своей территории занимался тем, что гнал водку и продавал, а значительную часть вырученных денег использовал в политике.
У этой группы была своя пресса, у них даже было свое телевидение (конечно, не такое мощное, как федеральное), у них была очень сильная административная поддержка, и у них были по всей стране региональные отделения, пожалуй, на ту пору лучшие, потому что обкомовские и райкомовские традиции еще сохранялись.
Вторая группа — это неономенклатура, которая хотела укрепить государственность и хотела государственного капитализма — то есть капитализма для «продвинутых», для «одобренных», для «начальников». Ее возглавляли Лужков и Примаков.
Примаков — грамотный, опытный, хитрый, матерый чекист, который руководил гигантской аналитической службой, коей в то время был Институт международной экономики и международных отношений, где он был директором. То есть это человек, который по определению был связан с анализом западного опыта, писал документы для ЦК.
В этой группе были собраны сторонники государственного капитализма с ограниченной конкуренцией и решающими высотами в руках партийной номенклатуры. У них тоже был мощный финансовый задел, мощный административный задел. В частности, за ними была значительная часть региональных элит. У них был целый клуб губернаторов, который возглавлял Лужков. В 1999 году это было очень хорошо видно по результатам голосования в тех регионах, которые позже получили название «электоральных султанатов», где результаты выборов фальсифицировались в зависимости от интересов местных элит. Это Татарстан, Башкортостан, Дагестан, Ингушетия, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия и так далее.
Почти все эти «электоральные султанаты» вошли в клуб Лужкова, и, соответственно, его движение «Отечество — Вся Россия» (ОВР) там имело могучую поддержку.
Собственно говоря, лидеры всех конкурирующих групп (третью я еще не назвал) охотно использовали административные методы там, где были их люди. Например, у коммунистов были сильные позиции в Орловской области, где руководителем региона долгие годы был Егор Строев. Там по традиции имела очень сильные позиции Коммунистическая партия, а все остальные административно вытеснялись. Строев был еще и главой Совета Федерации, то есть не последней в стране величиной, и на своей территории он основал такое коммунистическое удельное княжество, где только одна партия, по существу, и была. И за нее голосовали, а если не голосовали, то за нее «рисовали», и довольно активно, поскольку вся администрация была под контролем Строева. Протестовать против этого означало потерять возможности в Орловской области.
Получается так: Орловская область, используя административные методы, «дула» в сторону КПРФ, а, например, Татарстан, Башкортостан, Ингушетия и большая часть прочих «электоральных султанатов» работали на Лужкова.
Третья сила — это обновленная молодая номенклатура. Там молодой Путин, который тоже из КГБ, но, в отличие от старого Примакова, более вестернизированный, более либеральный. С опорой на деньги молодых капиталистов, которые тогда еще не в полной мере были олигархами, но боролись за этот статус. Здесь я хочу объяснить терминологическую разницу. Олигарх сейчас воспринимается как богатый человек, что правильнее было бы обозначать термином «магнат», «денежный мешок», «жирный кот» или как-нибудь еще. А в конце 1990-х годов олигарх — это человек, входящий в группу особо доверенных лиц на политическом уровне, то есть тот, кто ногой открывает дверь в любой кремлевский кабинет и при этом имеет деньги, потому что контролирует какой-то крайне выгодный бизнес.
Тогда я пользовался для обозначения этого термином «бюрнес» — то есть бюрократический бизнес. Тот, у кого сильные бюрократические позиции, мог при желании организовать очень эффективный бизнес, задушить всех конкурентов административными методами, став одновременно и крупным бизнесменом, и крупным администратором. Вот, собственно, олигархи — это несколько человек во власти (приставка «олиго» как раз и означает «несколько»). Это сильные люди, которые одновременно преуспевали и в административном управлении, и в управлении бизнесом.
В то время класс олигархов только начинал формироваться. За статус самого главного олигарха боролись Гусинский, Березовский, Ходорковский, Потанин, Авен. Логика была такая: они молодые, им старая коммунистическая номенклатура мешает. А вот ко второй группе элит, которую возглавляли Лужков и Примаков, они относились по-разному. Скажем, Гусинский скорее симпатизировал Лужкову, чем группе, которая поддерживала Путина.
Тем не менее эта третья группа оказалась самой влиятельной, поскольку в ней был Березовский, который контролировал телеканал ОРТ. И это имело решающее значение, даже несмотря на то, что у Лужкова тоже был канал — ТВЦ. Но там не было ни одного яркого человека, а у Бориса Абрамовича был Доренко — «телекиллер», который мочил Лужкова и Примакова со страшной силой и страшной эффективностью. Было немало и других хороших специалистов, включая Константина Эрнста. Они тогда доказали, что деньги и телевизионные технологии — это самое эффективное средство.
Когда Борис Абрамович начал в августе-сентябре, за три месяца до выборов, клепать партию «Единство», у меня были большие сомнения, что они успеют. Но они очень по-хозяйски взялись за дело, на основе социологических исследований: в тройке руководителей должен быть нацмен (эту роль играл Шойгу — тогда люди хотели межнационального равенства), должен быть человек из силовиков (эту роль играл Гуров, следователь-важняк, борец с коррупцией), и должна быть мать-героиня, героическая женщина, чтобы привлечь женский электорат, но с этим произошел облом.
Почему?
Я помню, как они торопились, надо было кого-то найти, и вместо женщины-Родины избрали борца Карелина. Хорошая такая замена произошла. Думали про Хакамаду, но решили, что ее брать нельзя, потому что ее имидж уже сформировался. Нужно было найти добрую, хорошую, умную российскую женщину. Поскольку такой не нашлось, решили взять физкультурника — олимпийского чемпиона Карелина, который тоже хорошо сработал: сибиряк, крутой мужик, спортсмен, близкий к народу и так далее.
Обратите внимание, что Путина в этой тройке не было, он был как бы за кадром. Это тоже было технологически правильное решение, чтобы было понятно, что это не партия власти, а наоборот. Но при этом давали ясно понять, что Путин эту партию поддерживает. Кампания была довольно грамотно выстроена с политико-технологической точки зрения.
«Партийный секретарь не тянул на статус работяги в Детройте»
Важно вот что. Коммунисты были уже на закате. Пик их достижений — это 1995 год, после которого они контролировали треть мест в Думе. А в 1999 году была действительно очень сильная конкуренция между различными группами. Как я уже говорил, я бы не рискнул назвать эти выборы демократичными, потому что до того, что мы называем демократией европейского образца, было чрезвычайно далеко. Но я думаю, что это нормально для такой страны, как наша, потому что элитные группы были сформированы еще в советские времена, и была конкуренция этих элитных групп.
А другой демократии применительно к тому времени я и не мыслю, не представляю просто, как это возможно, потому что если вы организуете честную демократическую борьбу в европейском стиле, то тот, у кого нет за спиной силовиков, нет денег, нет клиентелы, вылетит немедленно из этой самой политической борьбы, будет дискредитирован, уничтожен. Ему просто нечем будет ответить, потому что нужны ресурсы, нужно телевидение. Это все может быть только у сплоченных группировок.
Кстати, выборы в Думу 1999 года — это единственная ситуация, когда конкурирующих групп было три. В 1995 году конкурировали старая и новая элиты. И тогда, скажем, Лужков был на стороне Ельцина, потому что он не хотел возрождения коммунизма. А если вспомнить еще и выборы президента в 1996 году, там почти все «электоральные султанаты» (за исключением Шойгу в Тыве, Илюмжинова в Калмыкии и Аушева в Ингушетии — трех молодых лидеров, судьба которых напрямую зависела от Бориса Ельцина) работали на коммунистов. И раскол был по одной простой линии: с Ельциным, какой он ни есть, вперед — к рыночной экономике, конкуренции, демократии или назад — к коммунистам. Тогда было две номенклатурные корпорации, и победила новая, ельцинская, которая позже стала раскалываться.
Начиная примерно с 1997 года Лужков уходит в оппозицию к Ельцину. Вместе со сторонниками они внутри победившей группировки собираются отстаивать более антилиберальные, государственнические интересы. В результате появился блок «Отечество — Вся Россия». Однако на выборах 1999 года этот блок проиграл.
Коммунисты же тогда не были опасны — по одной простой причине. Дело в том, что большая часть прежней советской номенклатуры осознала для себя реальные преимущества рыночной экономики. Любой секретарь обкома, за исключением совсем уже заидеологизированного дурачка, который всерьез верил во все эти сказки Карла Маркса, понимал, что в советские времена обкомовский статус давал огромные полномочия, но в материальном смысле это было нечто жалкое. Пыжиковая шапка, дубленка из казенного распределителя, персональная черная «Волга» и квартира в доме из желтого кирпича. Все! Если сравнить это со статусом какого-нибудь работяги из среднего класса в Детройте, у которого личный дом, две машины в гараже, то понятно, что партийный секретарь не тянул на этот статус.
А рыночная экономика действительно дает гораздо больше денег. Спустя несколько лет после 1995 года стало понятно, что элита, которая существует и развивается в рыночной экономике, чувствует себя гораздо лучше, чем в прежние времена. Те самые бывшие партийные активисты, которые открыли бизнес или крышевали бизнес, обеспечили себе более значимую политическую роль, потому что не зависели от прямых указаний из Москвы, и материально себя обеспечили. Любой начальник немедленно построил большой красивый дом на берегу реки, приобрел BMW или еще что-нибудь, послал ребенка учиться в какой-нибудь Оксбридж или Сорбонну.
Таким образом или приходила новая элита, которая однозначно ориентировалась на западный путь развития, или старая, взвесив все преимущества, переходила под Путина или под Лужкова. Коммунисты уже сидели на завалинке, их поддерживали только не очень образованные товарищи внизу, верующие во Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича, а наверху, в элитных слоях, у них поддержка была исчезающе малая.
Поэтому основной проблемой была не борьба с коммунизмом, как в 1995-1996 годах, а борьба победивших элит — капиталистических, если пользоваться советскими терминами (не очень правильными, но других нет). Тогда в элитах был раскол между сторонниками большей номенклатуризации и большей конкуренции.
Вот тогда Владимир Путин выступал в качестве рупора более вестернизированного подхода. Если вы почитаете его первое обращение к Федеральному собранию в качестве президента в июне 2000 года, вы там увидите интересные вещи. Например, он говорит, что для экономического роста нам необходимо решить три проблемы: во-первых, убрать криминал (что правильно), во-вторых, снять налоговое бремя с бизнеса (что тоже правильно), в-третьих, убрать административно-бюрократические нагрузки (и это тоже правильно). Для этого, как он говорил, нам нужно укрепить государство, чтобы государственными институтами все эти три вещи отрегулировать. Все абсолютно разумно, абсолютно либерально. И с этим лозунгом он пришел к власти как продолжатель дела Ельцина.
Исходя из тактических соображений после 1999 года он и Сурков предложили мир побежденным — Лужковскому номенклатурному классу, но не коммунистическому. Им предложили очень достойную сделку. В советские времена их бы просто на Колыму сослали, потому что они проиграли политическое соревнование, а здесь им предложили создать партию новой старой номенклатуры, которая получила название «Единая Россия». Туда вошли остатки ОВР — Лужков, в частности. Сурков был очень доволен и говорил, что «лет на десять нам хватит». Потому что общие интересы элит вполне понятно в этой партии просматривались.
А потом началось очень интересное явление. Выяснилось, что проигравшие, в общем-то, внутри этой партии взяли верх. Я имею в виду лужковско-примаковские приоритеты госкапитализма, когда власть главная, а бизнес вторичен. В смысле ценностном этот феномен называется «победа проигравшего». То есть в политическом соревновании на выборах Лужков проиграл, а в политическом соревновании внутриэлитной борьбы его система приоритетов — жесткой вертикали — победила.
«Позвольте вам откусить задницу»
Тот факт, что выборы 1999 года были самыми конкурентными, кстати, вызывал большое раздражение у народа, потому что в телевизоре друг друга поливали по-черному. И я вообще плохо себе представляю, как в нашей стране конкуренция может держаться в рамках приличий. Собственно говоря, даже в США, где электоральной демократии больше 200 лет, все равно мы видим, как они мочат бедного старого хрыча Трампа, да и сам Трамп такая подлая тварь… В общем, политики все сволочи. Весь вопрос в рамках, которые заставляют их держаться в каких-то нормах приличий.
Так вот, поскольку у нас этих нормативов не было, конкуренция на выборах в 1999 году принимала, скажем так, экзотические формы. Многим это не нравилось. Мне тоже, но я плохо себе представляю, как такие матерые зубры — даже не зубры, а саблезубые тигры, которые друг у друга на куски рвут, — будут снимать котелок и говорить: «Позвольте вам откусить задницу или вырвать у вас кишки».
Мочилово было отвратительное. И этот всплеск конкуренции, которую тогда никто не ценил, проявлялся как удивительное количество черного пиара, мерзости какой-то, когда тот же Доренко из пальца высасывал, что Примаков сломал бедро и ему вставили туда что-то железное, а Лужков якобы имеет в Испании недвижимость… Может, он и имел, а может, и не имел. Лужков взамен отвечал примерно тем же самым.
Поскольку наше отечество не блещет большим файлом политической культуры, поэтому, естественно, работали как умели. Обушком по черепу — это и есть политическая конкуренция.
Тогда уже устоялся и сформировался институт коррупционной скупки лояльности. В 1990-х годах этого еще не было. И, соответственно, начало нулевых — это праздник живота, когда все работает, все хорошо. И очень большой — я думаю, непреодолимый — соблазн был у новых элит все взять под контроль. Как мне рассказывали, чубайсовским ребятам говорили: «Спасибо, вы свободны, теперь мы будем сами рулить».
Прямо так и говорили?
Мне так рассказывали, я точно не знаю. Я не сидел под столом, когда шли эти переговоры, но стилистика примерно такая: все, силовики научились, теперь надо вернуться назад к державным ценностям, чтобы поднять Россию с колен, всех победить. Кстати, Чубайс тоже участвовал в этом процессе. Когда начиналась война в Чечне, он говорил, что в Чечне формируется российская армия. Поскольку он человек из военной семьи, он с уважением относился к военной традиции, как и большинство нашего населения.
Ведь у народа было ощущение необходимости «подъема с колен», потому что была травма от распада страны. Это, кстати, и в 1990-е годы было очень важно, потому что все бывшие советские республики компенсировали трудности экономического перехода, когда рухнула старая неэффективная советская модель (с производством черт знает чего, на что нет спроса, и недопроизводством того, на что есть спрос, потому что эта модель ориентирована на заказ Политбюро, а не на заказ платежеспособной экономики), а новая еще не выросла, позитивным ощущением от строительства собственного государства. Это было во всех республиках — за исключением России.
В России было особенно болезненным ощущение выхода из старой экономической модели и перехода к новой (при сопротивлении старой номенклатуры). И плюс чудовищное разочарование из-за ощущения слабости: мы распались, нас никто не уважает и не боится.
Поэтому у силовиков было ментальное преимущество. Как я уже говорил, даже Чубайс это понимал. Гайдар был против войны в Чечне, а Чубайс ее вроде как поддерживал.
Кстати, я и сам думал: ну и хорошо, что победили чеченцев. Хотя мои друзья, очень умные люди, говорили, что российская демократия испытания чеченской войной не выдержит. И, в общем, как я понимаю, примерно так оно и получилось.
Как бы то ни было, три всплеска популярности было у Путина: [вторая] чеченская война, грузинская война и украинская война (или присоединение Крыма). Народу это нравилось. Конечно, под этим соусом народного интереса Путин был востребованной фигурой: молодой, спортивный, с одной стороны — либеральный, а с другой — державник и силовик.
«Кремль контролировал страну, но не контролировал Москву»
Когда за несколько месяцев до выборов неожиданно появилось прокремлевское движение «Единство», стало ясно, что главной интригой будет то, смогут они оттяпать голоса у блока ОВР. Сейчас, после 20 лет безраздельного господства «Единой России», кажется, что у «Отечества» никаких шансов не было. Или были? Мог ли проект Лужкова-Примакова выстоять и победить?
Еще как! Если бы не было шансов, такие умные люди, как Лужков и Примаков, не стали бы в эту игру играть. Они же не хотели выглядеть мальчиками для битья. Они рассчитывали на победу. И они очень многое для победы сделали.
Они провели переговоры с региональными элитами. Это была единственно возможная тогда позиция, потому что в Кремле в тот момент была довольно консолидированная позиция по движению в сторону экономических реформ. И Ельцин в эту сторону смотрел, и Березовский. Было общее понимание, что надо укреплять частную собственность, фундаментально менять законодательство. Они мыслили Владимира Владимировича как продолжателя этой политики.
И у них главным соперником были не коммунисты, как я уже говорил. Они уже номенклатурную элиту благополучно перевербовали — самим ходом событий она была перевербована.
Начальникам, в общем-то, особенно центральным начальникам в Москве нравилась такая модель, в то же время в рамках этой модели формировалось несколько клиентел: группа Лужкова, группа Путина, группа Чубайса, группа Березовского и так далее.
В региональной политике у Москвы тогда были очень слабые позиции: денег мало, после реформ Гайдара половина налоговых поступлений оставалась у регионального руководства, и, соответственно, роль федерального центра была существенно меньшей, чем сейчас. При Ельцине такой вертикали не было. Неслучайно, например, Егор Строев мог проводить вполне независимую политику регионального начальника. И неслучайно то же самое мог делать Аман Тулеев. И неслучайно то же самое могли делать Шаймиев и Рахимов. Тогда было такое понятие — «региональные политические тяжеловесы».
Получалась очень странная ситуация, когда Кремль вроде как контролирует страну, но не контролирует Москву. Лужков, почувствовав себя в силе во второй половине 1990-х, после 1996 года, начал вполне целеустремленно строить «московское княжество» и замахивался на всю Россию. Это было вполне реально. И «Единство» Борис Абрамович начал в спешке строить осенью 1999 года потому, что понимал: из-под него выдергивается одеяло.
Коммунистов он победил в 1996 году (он так мыслил — в ту пору мы с ним имели возможность беседовать), но он почувствовал опасность в старой вертикалистской номенклатуре. Он хотел построить более гибкую, более современную, но тоже, конечно, номенклатуру, сомневаться не приходится. Просто из своих.
Так вот он серьезно боялся этих ребят. Было понятно, что будет капитализм, но кто будет выполнять роль стержня? Тебе командовать телевидением, Борис Абрамович, или Гусинскому Владимиру Александровичу? Если побеждал Лужков, то Гусинский, конечно, стал бы главным телевизионным магнатом.
И поэтому НТВ в ту пору было в значительной степени пролужковским, я уж не говорю про ТВЦ. Это была такая очень подвешенная модель. И, учитывая дефицит административно-финансовых возможностей у Кремля, требовались очень большие усилия на то, чтобы повлиять на умонастроения людей через телевизор. В этом как раз «Единство» было в ту пору если не самым демократичным, то самым современным в смысле подбора механизмов влияния.
Лужков тупо ставил на консолидацию административного ресурса, поэтому его 13 процентов были почти целиком собраны в «электоральных султанатах». Но этого оказалось недостаточно. И оказалось, что телевизор — гораздо более влиятельная штука. Телевизор доходит до каждого. Технология Березовского, Доренко, Путина доходила до каждого конкретного избирателя. И люди, когда смотрели телевизор, верили, что Примаков — старый дурак, что у него сломалась шейка бедра, что он вообще никогда не сможет быть президентом, и всей остальной бурде, которую нес господин Доренко. Поэтому те 20 с лишним процентов голосов, которые набрало «Единство», — это не результат заговора региональных элит, а большинство людей так думали.
Так вот, если у Лужкова результаты в основном были собраны за счет фальсификата и направляющего его административного ресурса в «электоральных султанатах», то Борис Абрамович Березовский собрал эти голоса за счет того, что долбил людям по мозгам.
Из демократов в Думу прошли СПС и «Яблоко». Было ли тогда ощущение их заката? Мог ли кто-то предположить, что это их последние более-менее успешные выборы?
Такого предвидеть не могли. Наоборот, казалось, что сейчас «Яблоко» с СПС переконсолидируются и, может быть, договорятся [объединиться]. Что, может быть, они привлекут еще кого-то из небольших партий. В таком случае им можно было бы 20-25 процентов получить. Не удалось консолидироваться по целому ряду причин. Тут выдающуюся роль, конечно, сыграл Григорий Алексеевич Явлинский, который ни под каким видом ни на какие объединения не шел, демонстрируя принципиальность и между делом блокируясь то с коммунистами, то с «лужковитами», но не с СПС.
В этом есть, с моей точки зрения, личная проблема Григория Алексеевича: он с трудом переносит людей, которые не уступают ему в интеллектуальном развитии. С теми, кто уступает, ему легко. Их он даже делает лидерами партии. А вот, скажем, договориться с Чубайсом или Гайдаром он никак не мог, объясняя это, конечно, своей принципиальностью или как-то еще. Тем не менее «Яблоко» с коммунистами могло договариваться, уж не говоря о Гусинском, НТВ и Лужкове.
Короче говоря, ощущения заката не было, так же как не было понимания, насколько эффективен, безжалостен и рационален Владимир Путин. В первые несколько лет он скорее вызывал симпатию у либеральной общественности. Путин казался продолжателем политики своего предшественника. Более того, в течение первых двух-трех лет он и был продолжателем этой политики.
«Гайдар никого не мочил, и его сожрали с хрустом»
Можно ли назвать эти выборы одними из самых грязных?
Можно. Потому что они и были одними из самых грязных. Дело в том, что они были очень публичными. Это первое. Второе — они были самыми конкурентными. Но конкуренция ведь осуществляется в тех социокультурных рамках, которые существуют в стране. Так вот, рамки-то были еще постсоветские! В советские времена конкуренция осуществлялась по принципу кто на кого первый стукнет и товарища Сталина натравит. После этого товарищ Сталин, не заморачиваясь, человека расстреливал или ссылал. Тогда тоже была конкуренция между каким-то партийными группировками, просто в сталинские времена люди узнавали о том, что была конкуренция, после того, как в газете «Правда» печатали сообщение о разоблачении группы врагов народа.
А в 1999 году реальная конкуренция, наполовину бандитская, выплеснулась в общественное пространство. Когда в постсоветской реальности идет конкуренция за власть и собственность, странно было бы думать, что эти люди будут обмениваться любезностями и критиковать друг друга в вежливой форме. Они общались как умели: Лужкова мочили, Лужков мочил — и так далее.
Кстати, на этом фоне, видимо, было удачным решением его не впускать в эту скандальную предвыборную ситуацию. Он был как бы дистанцирован от этого. Зато ему очень помогли взрывы на Каширском шоссе (что я не комментирую, потому что не знаю, кто их устроил). Но на выборах его приберегли, и он остался неиспачканным.
Кстати, Гайдар никого не мочил. Никогда. И его сожрали немедленно. С хрустом. Он вообще смотрится как придурок, потому что он даже ничего не украл, никаких денег у него не осталось. В отличие от Лужкова, точнее, Елены Николаевны Батуриной. А у Гайдара — ноль. Вообще ничего.
У Чубайса есть хоть какие-то миллионы, потому что он вовремя купил акции, которые должны были расти, того же самого РАО ЕЭС. И ему можно предъявить то, что называется использованием инсайдерской информации, это да. А Егору вообще ничего нельзя предъявить. Но его немедленно схарчили эти матерые волки, на кону-то действительно были миллиарды, причем не рублей, а долларов. Что Борис Абрамович, что Юрий Михайлович — это пацаны те еще! Не то что палец в рот — вообще близко подпускать нельзя ни к чему, что они могут сожрать.
Результаты голосования на выборах в Государственную думу 1999 года:
В пятницу, 18 августа, президент России Владимир Путин начал свой трехдневный визит в Крым. В поездках по Севастополю за ним неотрывно следовал премьер-министр Дмитрий Медведев. Двое политиков нечасто появляются вместе в публичном пространстве. Но в последнее время союз, названный годы назад тандемом, вновь напоминает о себе. Посмотрев на прошлой неделе бои без правил в Сочи, Путин и Медведев не расставались и в Крыму. Правда, в этот день говорил только президент. И говорил со многими: с учителями и родителями школьников, с байкерами, учеными и музейщиками — в первый день визита вместили максимальную программу.
В Севастополе Владимиру Путину, само собой, постарались показать что-нибудь образцовое. Эта роль выпала Образовательному центру «Бухта Казачья» в жилом микрорайоне, построенном на месте бывшего военного городка. Довольно унылую застройку серо-бежевых цветов пока мало что скрашивает. «Зато у нас море чистое», — обращают внимание местные жители. Нынешними условиями они вполне довольны, особенно после появления долгожданного центра. Тут каждая третья семья имеет статус многодетной, и до недавнего времени не было ни детского сада, ни школы. Последнюю строили долгих пять лет. И вот теперь презентовали сразу президенту.
«Вставайте кучнее!» — рекомендовали родителям и учителям, выстроившимся полукругом в ожидании гостя. «Вот так: как в игре каравай-каравай!» — подбадривали их организаторы. В школьном коридоре было невыносимо от духоты: в 30-градусную жару все окна наглухо закрыли. Видимо, в целях безопасности. Зато двери в школьные кабинеты были распахнуты настежь. На партах красовались еще не тронутые детскими руками приборы для занятий естествознанием и трудом и алые дневники с золотой картой России, на которой четко виднелся полуостров Крым.
Путин появился в компании Медведева (оба выглядели отдохнувшими и загорелыми). За их спинами держался врио губернатора Севастополя Дмитрий Овсянников (загаром он похвастаться не мог, даром что работает на море). Обменялись с учителями несколькими фразами о планах на строительство новой школы, сфотографировались, и только тут одна из женщин дала волю чувствам и выкрикнула: «Владимир Владимирович, мы вас любим!» Мужчина в форме высказывал свои симпатии спокойнее, но основательнее. Он говорил, что президент «работает не только для России, но и в масштабах всей земли». И продолжил: «Есть люди, которое это понимают и будут стоять за вас». Путин за эти слова поблагодарил.
Кроме того, президент обмолвился, что государство могло бы строить и больше школ в Севастополе, если бы строители были подобросовестнее. Похожую мысль он высказывал в конце июня, когда на одном из совещаний заметил, что федеральный центр готов выделить многократно больше средств на развитие Севастополя, но это бессмысленно, так как город не сможет их освоить и средства будут попросту расхищаться.
Многие обратили внимание, что через несколько дней после того совещания Путин, отправившись в Крым и посетив «Артек», так и не завернул в Севастополь. Это сочли тревожным сигналом для кандидата в губернаторы Овсянникова, да еще в период предвыборной страды.
Но в этот приезд президента Овсянникову, который 28 июля отметил годовщину на посту главы Севастополя, хватило внимания сполна. Путин провел с ним отдельную встречу, поручив решить проблему военных пенсионеров, отслуживших часть срока в вооруженных силах Украины. Жалобу жителей на отказ оформить пенсию президент получил в ходе прямой линии в июне. Таким образом, и Овсянников вошел в число губернаторов, получивших от Путина знаменитую зеленую папку.
Глава Севастополя в свою очередь не замолчал самые острые темы, в частности новый генплан города. Памятуя об акциях протеста в Севастополе, Путин призвал местные власти не забывать об интересах жителей. А жители боятся, что земли по новому генплану будут изымать без компенсаций. Такие вопросы нужно решать с заботой, а не формально, рекомендовал Путин. И спросил: «Вы обратили внимание, как много было вопросов по поводу реновации в Москве?» Овсянников кивнул — как тут не обратить. Но он скрупулезно подсчитал, что 83 процента замечаний жителей к генплану было учтено. А изъятия земли по новому документу не будет, заверил врио губернатора.
Помимо этого, севастопольцев беспокоит «ужасное состояние города, дорог, дворов, фасадов домов», перечислял президент. «У меня, когда я сюда приехал в первый раз, у самого чуть слезы не навернулись на глаза», — вспомнил Путин. На это Овсянников вновь ответил цифрами: к 2020 году отремонтируют 250 километров дорог, то есть примерно 60-70 километров в год. «А больше нельзя?» — поинтересовался Путин. Но больше строительный комплекс региона, как оказалось, не потянет.
И Медведев, и Овсянников неотрывно сопровождали Путина и в дальнейших перемещениях по городу: встретились с байкерами в мемориальном комплексе «35-я береговая батарея» и отправились в музей-заповедник «Херсонес Таврический», где к вечеру разыгрался такой ветер, что сдувало стенды, подготовленные к приезду Путина.
Президента, определенно, не отпускала мысль о плачевном состоянии города. Севастополь, на его взгляд, вообще, постоянно и незаслуженно обходили вниманием. Восстанавливать, все нужно восстанавливать, повторял он на встрече с работниками местных музеев. И дело не только в том, что здесь, по преданию, крестился князь Владимир, заметил Путин. Куда важнее, на его взгляд, что отсюда начала складываться русская нация. Общий язык, вера и власть князя привели к созданию современного единого российского государства, считает Путин.
«В этом смысле место, где мы сейчас находимся, имеет уникальное значение», — заключил он. На этих словах лица музейных сотрудников просияли. У министерства культуры в «сакральном месте» и так работы непочатый край. А после визита президента в Херсонес будет еще больше.