Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
При бывшем руководителе Леониде Маркелове в Марий Эл практиковались, пожалуй, наиболее экзотические — даже по общероссийским меркам — формы обращения с бюджетными деньгами. Госдолг только по предварительным прикидкам Счетной палаты, моментально вырос на треть и составил более 75 процентов от годового бюджета. И.о. главы Марий Эл Александр Евстифеев рассказал «Ленте.ру», есть ли жизнь после фактического банкротства региона и какой она должна стать в будущем.
Лоренцо Медичи сидит за решеткой — метрах в тридцати от ограды одноименного парка в Йошкар-Оле. Подойти к нему нельзя. Ворота закрыты, хотя в выходной горожан вокруг немало. Парк Медичи расположен у берега реки Кокшаги в центре столицы республики Марий Эл. Рядом — Спасская башня, процентов восемьдесят от натуральной величины. Разумеется, с курантами. Чуть дальше — несколько кварталов набережной Амстердама, а через Кокшагу — набережная Брюгге; десятки домов, выстроенных «под Европу». По концам набережных, неподалеку от Спасской башни Йошкар-Олы — несколько палаццо в венецианском стиле. Некоторые из них так и не были достроены.
Парк закрылся для посещения весной, после того как под арест попал бывший глава Марий Эл Леонид Маркелов, основной идеолог и автор строительного бума «под старину» в супердотационной республике. Обвинение — взятка от руководства Акашевской птицефабрики, 235 миллионов рублей. Спектр интереса следователей, разумеется, гораздо шире: предприятия, земли и активы, которые могут быть связаны с семьей Маркелова. В предварительных списках — строительные компании, агропредприятия, медиаактивы. А также парк, где стоит памятник: оказалось, что земля не принадлежит городу.
Потому бронзовый Лоренцо Медичи, поэт и глава Флорентийской Республики, и оказался под стражей. Хоть и не в Лефортово, как бывший руководитель Марий Эл. И тоже, кстати, поэт — еще пять лет назад предвидевший свою нынешнюю судьбу: «Шел корабль вдохновенья / И внезапно сел на мель. / Я проснулся. Воскресенье. / Утро. Дождь стеной. Апрель. Не проехать по маршруту / Без немыслимых потерь, / И талантам почему-то / На замок закрыта дверь».
Только с днем недели ошибся: под стражу Леонид Маркелов был помещен в одну из апрельских пятниц. А так — как по писаному.
«Я понимал, что [в республике], мягко говоря, есть проблемы. Но я не предполагал их комплексность и глубину. Чем больше я погружался в изучение этих проблем, тем меньше оставалось радости от предмета познания», — говорит Александр Евстифеев, назначенный руководить регионом чуть более ста дней назад.
В когорте губернаторов, получивших назначение в регионы за последний год, 59-летний Александр Евстифеев выделяется не только по старшинству. Он — выходец из свердловской юридической школы, издавна ценимой коллегами-правоведами; в том числе, разумеется, из аналогичной ленинградской школы. С приходом к власти Владимира Путина Евстифеев переместился в только что созданный Приволжский федеральный округ — заместителем полпреда. Тогда этот пост занимал Сергей Кириенко, ныне — первый замглавы администрации президента.
Первые годы полпредства приводили региональные законы в соответствие с федеральными. Разрешение споров с Минтимером Шаймиевым, Муртазой Рахимовым, Дмитрием Аяцковым, Константином Титовым, чье влияние простиралось далеко за пределы Казани, Уфы, Саратова либо Самары, решало очень многое. От юристов-федералов и их мастерства здесь зависело все.
После ПФО — в который, к слову, входит республика Марий Эл, куда в начале 2000-х только пришел Леонид Маркелов — Александр Евстифеев переместился в Совет Федерации, председателем комитета по правовым и судебным вопросам. Вскоре он возглавил Девятый апелляционный арбитражный суд или, если прислушаться к недоброжелателям из мира московского бизнеса, «безапелляционную девятку». Сам Александр Александрович ценит любое остроумие, этот случай — не исключение. В Йошкар-Олу Евстифеев приехал, оставив пост главы Московского арбитражного суда.
Сигнал — внятнее не бывает. Вне зависимости от результатов следствия для работы с наследием Леонида Маркелова в Марий Эл действительно необходим квалифицированный юрист, более того — судья. «Транса и оцепенения, однако, тоже не было, — Александр Евстифеев продолжает описывать «Ленте.ру» свои впечатления от наследия Леонида Маркелова. — Суммируя: радоваться совершенно нечему, но и ступор… вот тоже ни к чему».
С апреля по июль Евстифеев с коллегами нашли способ, как к концу года сэкономить 142 миллиона рублей на обслуживании кредитов: «Для республики с годовым бюджетом в 26 миллиардов это весомое подспорье». Повысили собираемость налогов. Привели в чувство директоров предприятий, вздумавших задерживать зарплаты — за два, за три, а то и за пять месяцев (фраза и.о. главы «Я вам секрет открою: за деньгами люди и в субботу придут — так что давайте не к понедельнику, а прямо завтра» стала чем-то вроде локального мема). Впервые за годы отправили учителей на каникулы с отпускными: пришлось попросить опережающий трансфер у Минфина.
Еще выбили 16 новых машин скорой помощи. В республике сейчас нет государственной скорой, все на аутсорсинге. Евстифеев уверен, что восстанавливать службу в прежнем виде необходимо, «потому что рынок и безопасность — особенно в этой сфере — вещи разные, если не противоположные». Получили из центра 27 школьных автобусов, что на самом деле тоже вопрос безопасности. Городов в республике всего три — Йошкар-Ола, Козьмодемьянск, Волжск, так что школы в основном сельские. А значит — оптимизированные до крайности. В том числе и по доставке детей.
«Ребят могли высадить за два, за три километра до дома. Зимой, — говорит Евстифеев. — Потому что автобусов мало, потому что маршруты не согласованы, потому что нет ясности, кто оплатит крюк в соседний район… Много было оправданий. Теперь их нет».
Но главное — в Марий Эл наконец получили «полные необходимые данные о масштабе проблем». Данные собрала рабочая группа Счетной палаты РФ, которую Александр Евстифеев зазвал в июле, за несколько месяцев до уже запланированной проверки республиканского хозяйства.
Во что для бюджета обошлись попытки Леонида Маркелова изображать флорентийца Лоренцо Медичи и миланца Людовико Моро (еще одного любимца экс-главы) — набережная, дворцы и прочая роскошь? Почему очередь за талончиком в поликлинике (не на прием как таковой!) в нескольких районах Йошкар-Олы приходится занимать в четыре утра? Каким образом в школе при новом микрорайоне оказалось десять первых классов? И куда, собственно, делись остальные школы, детсады и поликлиники, о которых строители уже успели отчитаться предыдущей администрации?
На эти вопросы ответят аудиторы СП РФ, доклад ожидается в сентябре. Пока что Александр Евстифеев может раскрыть только данные по государственному долгу республики. «Но вам понравится», — обещает он. К примеру, четыре года назад госдолг Марий Эл составлял 7 миллиардов рублей. Последние официальные цифры — на июнь-2017: 13 миллиардов 813 миллионов 824 тысячи рублей — уже превышают собственные заработки региона, но еще не учитывают выкладки от рабочей группы Счетной палаты. «Так вот, подобрались к 19 миллиардам рублей», — сообщает и.о. главы республики предварительные итоги аудита. «Да, госдолг Марий Эл — три четверти от общего бюджета. Целиком — с нашими доходами, взятыми кредитами и федеральными дотациями».
Формулу, запущенную Евстифеевым в апреле вскоре после приема дел, — «регион находится в предбанкротном состоянии» — в июле смело можно сдавать в архив. По итогам деятельности «разумного короля» (еще одного лирического героя поэзии Леонида Маркелова) Марий Эл — признанный банкрот. С другой стороны, спасибо за ясность — после которой можно двигаться только вверх.
«Марийский продукт» — одна из идей администрации Александра Евстифеева. «Берусь утверждать, что эта тема хороша и для бренда республики, и ее бюджета, — заявляет и.о. главы. — Экология тут великолепна, а своего мяса и мясопродуктов, к примеру, у нас уже 278 процентов от потребности республики».
Только Звениговский мясокомбинат, говорит Александр Евстифеев, уже имеет по Приволжскому округу полтысячи торговых точек, а его налоги — десятая часть собственных доходов республики. «Почему бы не развить его влияние на Уральский округ и на столицу нашей родины, город-герой Москву? — спрашивает Александр Александрович. — Реклама нужна только на начальном этапе. Искушенная публика быстро разберется что к чему. Прежде всего в том, что наша колбаса сделана из мяса».
Есть еще козье молоко — «очень востребовано в детском питании, идет влет». Как и сыры, кумыс, крупы и многое другое. «Надо развиваться, увеличивать поголовье, кормовую базу — сеять больше фуражной пшеницы», — перечисляет Евстифеев.
Есть и более легкий путь наполнить бюджет Марий Эл за счет агропрома. Среди недавних гостей Йошкар-Олы оказались китайские бизнесмены, готовые закупить любой объем любой произведенной в республике еды. «Это неправильно, — говорит Александр Евстифеев. — Такими качественными, полезными и вкусными продуктами надо в первую очередь накормить собственный народ».
«Когда в России наедимся до отвала, и нас сильно потянет на,.. — Александр Александрович некоторое время подбирает продукт, — кока-колу, что ли… То мы скажем: забирайте, дорогие китайцы, наше мясо. А пока погодим».
«Привет всем участникам Бендериады!» — сообщает плакат на въезде в двадцатитысячный Козьмодемьянск. Он же, как уверяют жители, — те самые Васюки, где Остап Ибрагимович и Ипполит Матвеевич провели сеанс одновременной игры (шахматный клуб был в двадцатые, есть и сейчас), а затем бежали по Волге в соседние Чебоксары. Бендериада — шествие по мотивам дилогии Ильфа и Петрова, переходящее в общий праздник, — в этом году проходит в двадцать третий раз. К возможной оценке наследия Леонида Маркелова прямого отношения не имеет.
Зато именно Козьмодемьянск может преподать урок, как жить и зарабатывать в регионе, где, несмотря на бюджетную катастрофу, деньги шли в основном на подражание Лоренцо Медичи и Людовико Моро. Причем зарабатывать на культуре — имея в распоряжении одну Бендериаду, несколько музеев и сезонный приток туристов.
В Козьмодемьянск можно добраться либо по федеральной трассе — через соседнюю Чувашию, либо по марийскому бездорожью, а там на паром через Волгу. Первый путь занимает два-три часа, второй — шесть, если повезет с паромом. В сравнении с Йошкар-Олой — тупиковой ветвью транспортной эволюции (один поезд из Москвы в день, аэропорт по нерентабельности закрыли в 2016-м), — Козьма выглядит великолепно: пристани на восемь теплоходов одновременно, 120 тысяч туристов в год. «Причем только половина организованные, остальные одиночки», — подчеркивает Лидия Батюкова, до недавнего времени управлявшая музейным хозяйством Козьмодемьянска.
Музеев тут пять, включая имени О. Бендера. Есть этнографический, где можно увидеть традиционную марийскую свадьбу за десять минут. Купеческого быта — с жестяной коробкой от торта «Наполеон», мороженицей, напоминающей фугасный снаряд, и рассеченным изнутри графином для четырех разных напитков. Художественный — с Коровиным и Кандинским: долгая история частных коллекций и собраний — до революции и после нее. Наконец, совсем свежий — музей мореного дуба, частный. Кстати, один из самых посещаемых: ничего подобного этой коллекции изделий из дерева двухтысячелетней выдержки в России нет.
«Конечно, нас очень обижало, что господдержка в основном уходила на увлечения Леонида Игоревича Маркелова», — подбирает слова Лидия Александровна. Тем не менее за десять лет при музеях Козьмодемьянска она сумела выйти на заработки, равные дотации: в прошлом году — десять миллионов рублей от республики и столько же от туристов. При этом цены на билеты повышались лишь дважды. Сейчас детский в любой музей стоит 50 рублей, взрослый вдвое больше.
Теперь Лидии Александровне придется повторить тот же фокус в масштабах региона. Александр Евстифеев, посетив Козьмодемьянск, предложил Лидии Батюковой перейти в республиканский комитет по туризму. На этой неделе она принимает дела в качестве и.о. руководителя.
Работать Лидии Батюковой предстоит в здании на набережной Амстердам, Йошкар-Ола: ее комитет, наряду с многими госструктурами, располагается в маркеловских дворцах. В соседних домах «под Европу» — комитет по информационным технологиям и союз театральных деятелей. Дальше — несколько офисов, пара банков и кафе, аптека… А по большей части — никого.
«Что-то достраивать, что-то уже ремонтировать. Что-то выставлять на торги», — говорит Александр Евстифеев о возможной дальнейшей судьбе «строений имени ЛМ»: Лоренцо, Людовико, Леонида.
«С большим дисконтом, скорее всего?»
«Все-таки давайте сначала попробуем в республике поработать так, чтобы скидки на недвижимость не потребовались», — парирует Евстифеев.
Проблема нищенства и попрошайничества в Советском Союзе редко освещается в прессе. В самом деле, ведь большевики строили социальное государство! Кто-то скажет, что все жили одинаково плохо, другие — что одинаково хорошо. Тем не менее в реальности эта проблема существовала. Откуда на улицах советских городов брались нищие и попрошайки, попросила рассказать доктора исторических наук, старшего научного сотрудника Института российской истории .
«Лента.ру»: Со школы советскому человеку внушали, что советская власть победила нищету, и казалось, что сразу после революции она исчезла. Но как обстояло дело в действительности?
Зубкова: Наверное, стоит начать с того, что проблема нищеты и нищенства досталась большевикам в наследство от Российской империи. Она вообще относится к вечным проблемам, которую пытались решать, пожалуй, с того момента, как существует человеческая цивилизация.
Если говорить о Советском Союзе, то действительно получается некий парадокс. Одна из советских идеологем выглядела так: в СССР нет условий для нищеты, безработицы и так далее. Эта идеология переводила нищенство, бродяжничество, какие-то другие формы социальных аномалий в разряд пережитков прошлого, наследия капитализма…
В самые первые годы после революции считалось, что с момента утверждения нового строя, по мере решения социальных проблем нищета исчезнет. Но она не исчезла, и власти приходилось находить какие-то новые обоснования того, почему в Советском Союзе существует такое явление, как нищенство. И тогда это явление, его мотивация стали переводиться в разряд человеческих пороков.
Когда примерно это произошло?
Это случилось уже в 1930-е годы. Но важно рассмотреть динамику. Когда новая власть только победила, то такие явления, как нищенство, проституция, бродяжничество, хулиганство, преступность вообще, рассматривались как наследие старого строя. И сами эти люди — проститутки, нищие, бродяги — подавались и описывались больше как жертвы старого режима. Вот старый режим уйдет, окончательно утвердится новый строй, и все эти явления исчезнут.
Нищенство стали переводить в разряд пороков еще при Сталине или уже после?
При Сталине. Но давайте представим себе общую картину поэтапно. В 20-е годы, вплоть до начала 30-х все эти явления подаются как наследие старого режима. Новая власть предпринимает некие реальные шаги, чтобы бороться с бедностью. Конечно, они не всегда были результативными, не хватало ресурсов, но решили, например, проблему нищенства детей в контексте борьбы с беспризорностью. Более того, мероприятия по борьбе с нищенством включаются в качестве одного из пунктов первого пятилетнего плана.
Это воспринималось всерьез, на практическом уровне: есть идеология и есть практика. Есть идея и есть проблема, которую надо решать. Другое дело, как она решалась. В 20-е годы это происходило за счет помощи по трудоустройству. Репрессивные меры использовались, но, как правило, только в отношении так называемых профессиональных нищих, мошенников — людей, которые могут работать, но не желают этого делать. Которые сделали нищенство своим промыслом, причем достаточно прибыльным.
Ни о какой серьезной социальной помощи здесь, конечно, речи не было. Кроме того, нужно иметь в виду, что советская социальная политика 20-х годов, комплекс мер социальной поддержки, носил ярко выраженный политический характер. От него отсекались целые группы населения, прежде всего по политическим мотивам — так называемые бывшие, представители привилегированных слоев Российской империи.
Но тем не менее я хочу подчеркнуть, что в 20-е годы идет период поиска. Эта проблема рассматривается, с одной стороны, как наследие царского режима, которая исчезнет чуть ли не сама собой, с другой стороны, она воспринимается как реальность — как задача, которую надо решать.
Насколько я помню, первые пенсии в 20-е годы назначали по инвалидности…
Да, и такие пенсии были и в Российской империи. Но в СССР в 1932 году начинает действовать пенсионный закон, просуществовавший до 1956 года. Вводятся пенсии для ветеранов революции, сохраняются пенсии для инвалидов Первой мировой войны. Эта система худо-бедно, но каким-то образом работает. Конечно, пенсии очень маленькие, они не обеспечивали тогда прожиточного минимума, и понятно почему. Проблеме нищенства уделяется большое внимание, и ее, по крайней мере, изучают.
Если мы возьмем данные первой советской переписи населения 1923 года, то она касалась только городского населения. А вот вторая перепись, 1926 года, учитывала как городское, так и сельское население. Среди вопросов переписи, касающихся рода занятий, был выделен специальный пункт о нищенстве.
То есть человек в переписи должен был себя идентифицировать как нищий?
Вообще, все переписи основаны на том, что человек сам признается, чем он занимается. Именно поэтому сложно обсуждать статистику нищенства, которая, как и любая другая, до сих пор очень лукавая. Можно посмотреть, насколько данные переписи расходятся с данными текущего учета, который вели специальные службы, занимающиеся нищими, бомжами и прочими социальными маргиналами.
Перепись — это когда люди заявляют о себе. Именно поэтому мы получаем достаточно интересную картину — возможно, вы слышали, что среди нищих женщины преобладают над мужчинами. Это по данным переписи. А вот по данным текущего учета нищих, доля мужчин будет выше, чем доля женщин. Почему? Да просто потому, что женщины более откровенны.
Перепись 1926 года зафиксировала в РСФСР 133 тысячи человек, занимающихся нищенством. Почти 75 процентов признались, что нищенство является для них основным источником существования. Этот факт, еще раз подчеркну, важен потому, что проблеме уделяется внимание и ее изучают. Появляются прекрасные исследования о нищенстве, о его мотивах, причинах, составе этой социальной категории.
Приходят 30-е годы, и тогда у нас случается очень любопытная символичная рокировка. Во-первых, прекращаются все исследования в отношении нищих…
Почему?
Революция уже давно победила. В 1936 году принимается Конституция СССР, в которой объявляется, что в Советском Союзе построены основы социалистического общества. Как заявил Сталин на VIII Всесоюзном съезде Советов, в стране больше нет причин для нищеты, бедности и безработицы.
Но при этом в те годы, прямо скажем, пенсии не охватывали все население и продолжали быть мизерными…
Конечно. Вообще, советская пенсионная система была очень дифференцированной. Одни слои населения получали достаточно высокие пенсии (но это абсолютное меньшинство), пенсии других недотягивали даже до прожиточного минимума. Даже сразу после войны, если брать совокупный доход семьи, доля пенсии составляла в среднем не более пяти процентов в семейном бюджете. Остальное приходилось на заработную плату. Нужно работать, до конца. Прожить на пенсию было невозможно.
Нищий в СССР — это человек, не получающий социальных пособий?
Нищий — это человек, занимающийся попрошайничеством.
Но при этом он получает некое социальное пособие?
Нищие всегда делились на вынужденных и профессиональных. Среди вынужденных нищих, людей, которые занимались этим просто из нужды, был высокий процент не получающих пенсии или получающих их по самой низкой шкале. До 1947 года в городе минимальная пенсия составляла почти 75 рублей, а на селе — 15. Это абсолютный минимум. В небольших городах нищий мог заработать 15-30 рублей в день, а в Москве и крупных населенных пунктах в праздничные дни — намного больше.
Это ведь дореформенные деньги. Получается, это где-то 7,5 и 1,5 рубля послереформенных?
Я вообще не очень люблю приводить цифры, потому что, когда мы рассматриваем весь советский период, надо учитывать деноминации, которые были привязаны ко времени, средней зарплате и так далее. Поэтому я всегда говорю о цифрах совершенно конкретного года.
Итак, в 30-е годы тема нищенства становится табуированной, она выводится из публичного дискурса, да и вообще из публичной сферы. И если брать за точку отсчета проведение последнего исследования в середине 20-х годов, то следующая публикация, посвященная проблеме нищенства, появится в советской печати только в 1954 году. 30 лет молчания. Тема не изучается, статистика вся закрывается, а в отношении нищих проводятся репрессии.
За бродяг и нищих берутся серьезно, проводятся акции по их выселению. Первая такая крупная акция проводилась в 1935 году и касалась прежде всего Москвы и Ленинграда. Тогда из этих двух городов было выселено 65 тысяч человек. Конечно, это были не только нищие, но и представители уголовного мира. Но вместе с ними просто выселяли кому-то неудобных людей, считающихся неблагонадежными…
Это были бездомные?
Нет. Например, сосед писал донос на соседа, когда ему приглянулась его комната. За соседом приходят, комната освобождается.
То есть он мог написать донос на соседа, что тот попрошайничает, и его выселяли?
Нет, те, которые попрошайничали, как правило, были бездомными. Доносы обычно писали о том, что сосед высказался, скажем, о каком-то представителе власти не очень лояльно. А что касается нищих и бродяг, то их просто отлавливали и выселяли за пределы этих городов. А потом они попали под волну Большого террора 1937-38 годов, вместе с уголовниками. Но я хочу сразу отметить, что нищие, конечно, не были целевой группой в отличие от криминального элемента. Репрессии в их отношении были побочным продуктом, и во время Большого террора на них особого внимания не обращали.
Здесь можно увидеть резкий контраст по сравнению с акцией, проводившейся в нацистской Германии в 1938 году. Там прошла большая акция по изъятию из общества нищих и бродяг и направлению их в концлагеря. Эта акция называлась, если переводить на русский, «уклоняющиеся от работы в Рейхе».
То есть, условно, тунеядцы?
Да, тунеядцы. И по данным немецких ученых, занимавшихся этой проблемой, в 1938 году доля социальных маргиналов в концлагерях впервые превысила долю политических. То есть нищие, бомжи и цыгане были целевой группой этой репрессивной акции. В СССР — нет. Хотя и нищенствующей публики коснулась волна Большого террора.
Понимала ли власть, что таким образом проблему не решить? Были ли вообще нищие на улицах городов в 1930-е годы, видимые горожанам?
Да, конечно были. И проблема эта никуда визуально не исчезла, она была. Нищих периодически удаляли с улиц больших городов. В 1932 году вышло постановление о паспортах, и их просто изымали как нарушителей паспортного режима. Интересно, что задерживали за нищенство, бродяжничество и попрошайничество, но ни в одном нормативном документе не было прописано, что это. Определение «попрошайничество и бродяжничество» появляется только в 1960 году в новом УК. Так что с нормативным документами была большая проблема.
Первый документ, направленный на борьбу с этими явлениями, появляется в СССР только в апреле 1951 года, до этого работал только механизм паспортного контроля. Никакого другого нормативного документа не было. Но понятно, что нищенство никуда не делось и деться не могло, а во время и сразу после войны приобрело массовый масштаб.
Если рассматривать нищих 30-х годов, среди них больше сельского или городского населения? Особенно это интересно потому, что селянам не выдавали тогда паспорта.
Этот вопрос применительно к советским реалиям не вполне корректный, потому что на него нельзя дать правильный ответ. Никакого учета нищих не велось. Среди нищенствующей публики было много выходцев из сельского населения, но местом, пространством их работы были города, и прежде всего большие города. Это, кстати, отличие от Российской империи, когда нищенство было распространено и в сельской местности.
Заканчивается война, и на улицах появляется огромное количество нищих. Безногие инвалиды попрошайничают у железнодорожных станций. Как власть относилась к ним сразу после войны? Ведь проблему было невозможно игнорировать.
Да, и она волновала больше даже не власть, а обычных граждан. Кто-то возмущался: вот, мол, наши победители вынуждены просить милостыню. Кто-то, наоборот, осуждал этих людей, которые сидят на паперти, потому что считал, что государство о них заботится.
Но этой проблемой занимались прежде всего на уровне городских властей. В 1946 году Моссовет принял специальное решение о борьбе с нищенством в Москве. Кстати, любопытно, что это решение было принято, как тогда говорили, по сигналу снизу — как ответ на письмо, которое пришло в редакцию . Редакция обратилась в Моссовет, и тогда начали принимать меры. Хотя, конечно, чиновники и до этого не могли не видеть, что улицы, вокзалы, рынки столицы были буквально запружены увечными людьми, просившими милостыню.
Все решения по нищенству, в том числе и 1951 года, не подлежали обнародованию. Парадокс — проблема была, но ее как будто не было. Потому что и с политической, и с этической точки зрения признать существование такого явления было совершенно невозможно. Но нищие, несомненно, портили фасад столичной жизни, и проблему пытались решить одним способом — убрать их с глаз долой.
Прежде всего следует понимать, проблемой нищих занимались органы милиции и органы социального обеспечения. Задумано все было вполне логично. Милиционеры забирали нищего с улицы и должны были выяснить, есть у него родственники или нет, проживает он в Москве или нет. Если он не проживает в Москве, его отправляют по месту жительства и проблема решена. Если проживает, то его передавали органам соцобеспечения, которые должны были заниматься его трудоустройством. Если человек нетрудоспособный, то искали родственников. Есть родственники — передавали им; нет — должны были передать в инвалидный дом.
Такова была схема, но она абсолютно не работала, потому что, прежде всего, с трудоустройством были большие проблемы. Что касается инвалидных домов, то их катастрофически не хватало. Кроме того, существовал ментальный фактор. Какая-то часть нищих хотела попасть в инвалидный дом, получать некий минимум социального обеспечения, а кто-то совершенно не хотел, потому что инвалидные дома находились в плачевном состоянии. По какой-то непонятной советской традиции они создавались вдали от городов, зачастую в совершенно неприспособленных для этого помещениях и так далее.
Кроме того, у милиции была масса других дел, и нищие стояли последними в списке их обязанностей, особенно после войны. И тогда, в 1946 году, было принято решение создать хотя бы приемник-распределитель для их содержания — ведь их невозможно было держать в отделениях милиции, которые были очень небольшими. До этого таких учреждений вообще не было.
Решение 1946 года было, опять же, неплохое. В нем прописывались меры по трудоустройству, поддержке, передаче родственникам под опеку и выплате опекунам нуждающегося человека пособий. Но в результате в жизнь было проведено только одно решение: организовали этот приемник-распределитель в Химках на базе исправительно-трудовой колонии №10. Этот распределитель продержался ровно месяц, потому что выяснилось, что его некому финансировать.
Его закрыли и нашли новое помещение почти в центре, недалеко от Калужской площади. В первый раз я прочитала о нем в воспоминаниях врача скорой помощи — а ее туда часто вызывали. Как там жили люди? Вповалку спали, мужчины и женщины вместе… Это был приемник, из которого людей должны были направлять на работу, или к родственникам, или в инвалидный дом, но он больше напоминал ночлежку в самых худших традициях.
Там были дети?
Нет, для детей были свои приемники-распределители, еще в войну основанные. Нищенствующая публика рассматривала это заведение именно как ночлежку. Они там ночевали, а утром шли на «работу» и вечером возвращались. Антисанитария там была колоссальная, и по жалобам врачей этот приемник закрыли. Закрыть-то закрыли, а проблема осталась.
Можете подробнее рассказать об инвалидах войны?
Это была очень большая проблема. Часто пишут, что однажды была проведена акция, в ходе которой все инвалиды исчезли с улиц больших городов. Их всех забрали и отправили в закрытые дома инвалидов — наподобие того, который был на острове Валаам. Но, конечно, надо разбираться, было это или не было.
Есть какие-то документальные свидетельства ее в архивах?
Есть. Прежде всего, что касается самой акции — такого массового мероприятия в масштабах страны в принципе невозможно было осуществить по очень простой причине: этих инвалидов было просто некуда отселять. Не было достаточного количества инвалидных домов.
Единичные акции проводились. Например, так было в Ленинграде, в Москве… А вот когда был принят указ 23 июля 1951 года, который назывался «О борьбе с антиобщественными паразитическими элементами», была проведена достаточно массовая акция. Но это было мероприятие по отлову нищих. Это не значит, что все они потом отправились в инвалидные дома.
Вообще, эта акция изначально задумывалась как исключительно московское мероприятие — надо было «почистить» Москву. Интересно, что нормативную базу под него разрабатывал Никита Сергеевич Хрущев. Он тогда был первым человеком в столице, являлся первым секретарем Московского горкома. И вот, по решению ЦК, была создана комиссия во главе с Хрущевым, и ему предложили разработать меры по борьбе с нищенством и бродяжничеством в Москве и Московской области.
Достаточно быстро, в течение месяца, это постановление ими было оформлено и принято (19 июля — еще до самого всесоюзного указа). И если указ сейчас опубликован, то постановление до сих пор находится на секретном хранении. Указ, принятый спустя несколько дней, достаточно куцый (там всего два пункта), и касался он исключительно трудоспособных людей, занимающихся нищенством, которых считали мошенниками. Но эта акция проводилась больше не по указу, а по постановлению от 19 июля. Оно касалось Москвы и Московской области, но по специальному указу министра госбезопасности (в 1949 году органы милиции были переданы из ведения ) эта практика была распространена в том числе на другие города и регионы.
Тогда и начинается акция по отлову — пока еще не изоляции — нищих. Постановление имело достаточно широкое содержание. Оно описывало примерно ту же схему: трудоспособных трудоустроить, нетрудоспособных отдать родственникам или направить в инвалидные дома. Направить-то направить, только вот в этом постановлении впервые была прописана необходимость строительства инвалидных домов, которое началось в Москве и соседних с Москвой областях, и знаете для кого? Исключительно для московских нищих.
То есть в Москве даже нищие находились на привилегированном положении?
Да. Если человек нищенствовал в Москве и был уроженцем Калужской или Владимировской области и сказал бы «я хочу попасть в инвалидный дом», то он бы не смог этого сделать.
В общем, все же какие-то меры пытались принимать, кроме одной — и в этом колоссальная особенность советской политики относительно маргиналов вообще. Это отсутствие или очень слабое проявление социальной поддержки. Трудоустройство или инвалидный дом — единственное, что могли предложить. О какой-либо серьезной материальной помощи речи вообще не шло, вопрос о повышении пенсий даже не стоял. Хотя все проверки доказывают, что главная причина нищенства заключается в том, что у людей просто не хватает средств, им не на что жить. Это только потом ситуация изменится, и нищенство перекочует в сторону бизнеса.
А какой процент профессиональных нищих был в 40-е — 50-е годы?
Очень небольшой. По данным милицейского учета, когда эти акции проводились, таких нищих всего 10 процентов. И то только три процента из них — трудоспособные. Потом эта пирамида перевернется. Профессиональное нищенство станет основным, а вынужденное опустится на дно. А в 1954 году, когда появятся более-менее достоверные сведения учета, профессиональные нищие составят 6,5 процента, и это показатель уровня жизни в стране после войны.
Все дело в пенсиях?
Дело не в том, что не было пенсий. Среди инвалидов войны была очень маленькая доля людей, не получавших пенсии, другое дело, какого размера они были. Были и другие причины — и медицинские, и психологические.
Когда вводится всеобщее пенсионное обеспечение, вы говорите, что ситуация меняется. Действительно ли большинство социально незащищенной прослойки населения получает достойные выплаты, на которые можно жить?
Не достойные, а минимальные. Минимальная пенсия, которая была определена в 1956 году, составляет 300 рублей, после деноминации превратившаяся в 30 рублей, ниже расчетного прожиточного минимума. Но тогда это было очень серьезным шагом. Эти выплаты все же давали человеку возможность жить. Материалы органов милиции показывают, что, когда человек начинал получать какую-то пенсию или пособие, он прекращал нищенствовать.
Интересно, что назначение этой минимальной пенсии изменило отношение окружающих к нищим. Если до этого к ним относились в основном сочувственно, то после введения этого закона общественное мнение стало воспринимать таких людей исключительно как «паразитов с протянутой рукой».
А как это повлияло на модель бизнеса профессиональных нищих?
Очень незначительно. В России существовала устойчивая традиция профессионального нищенства. Еще с дореволюционных времен существовали так называемые «нищенские гнезда» — в основном, в сельской местности. В советское время они там сохранились, и в этом смысле абсолютным лидером выступала Калужская область. Те деревни, которые занимались нищенством до революции, благополучно пережили коллективизацию и нищенствовали практически всем колхозом. Был такой колхоз имени Кутузова, имени XIX партсъезда…
Они ехали нищенствовать в город?
Да. Это был очень хорошо налаженный промысел, когда целая деревня, даже достаточно зажиточная, занималась этим семьями, от мала до велика, включая детей. В этот бизнес были включены в том числе и сотрудники сельсоветов, члены парторганизаций и комсомольских организаций, которые выдавали разрешения на проезд в города — ведь паспортов у сельского населения не было.
Основное их поприще было, конечно, в Москве. Здесь были налажены связи, съемные квартиры… Это был настоящий бизнес. На месте новичков обучали, существовали наставники, занимавшиеся обучением нищенству. Об этом, конечно, было хорошо известно областным властям и даже московским. Были проверки ЦК комсомола, и рублем их пытались наказывать, и административные санкции применять, но промысел оказался очень живучим, и даже в 90-е годы в Москву приезжали люди заниматься тем же, чем занимались их предки.
Каждый, кто помнит последние 20 лет СССР, может сказать, что увидеть нищего на улице Москвы или Ленинграда было невозможно…
Вы абсолютно правы, это было из разряда экзотики. После того как в уголовный кодекс в 1960 году была введена 209 статья, предусматривающая уголовную ответственность за нищенство (до этого была административная), бродяжничество и тунеядство. Достаточно серьезная — по ней можно было получить за попрошайничество два года лишения свободы или исправительно-трудовые работы от 1 до 6 месяцев (тоже не самая лучшая перспектива).
В Москве был введен очень жесткий контроль за нищими, и, конечно, увидеть в столице в 60-е, 70-е или даже в 80-е годы таких людей в метро было практически невозможно. Второй момент: если они и появлялись, то были исключительно профессиональными мошенниками.
А вот в 1991 году, стоило только отменить эту статью, сразу откуда-то на московских улицах попрошайки выросли прямо как грибы после дождя. Конечно, и тогда и сейчас нищенство в Москве являлось и является сферой профессиональной деятельности, это организованная преступность, эксплуатация увечных людей, детей, женщин… Об этом много написано. Современное нищенство только внешне схоже с тем, что было после войны, но по сути это уже другое явление.
В России сейчас есть нищие. Если оглядываться на историю, были ли советские практики по борьбе с нищетой, которые можно было бы позаимствовать сейчас?
Конечно. Особенно опыт середины 50-х — 60-х годов, когда в СССР действительно начинает проводиться социальная политика в европейском смысле этого слова, как разработка мер социальной защиты. Это, несомненно, заслуживает внимания, когда разрабатываются различные механизмы защиты от бедности, когда действительно признается, что в Советском Союзе бедность существует. Разумеется, слово это не употреблялось (как и нищета), использовались другие конструкции и эвфемизмы, например «недостаточное материальное обеспечение». Но разрабатывались реальные механизмы защиты от бедности.
Но советский опыт важен и для того, чтобы понимать, а что тогда не получилось? С моей точки зрения, не получилось самое важное — ощущался недостаток адаптационных стратегий. Попытки интегрировать маргиналов, изгоев в общество (не только нищих, а вообще) были. Но недостаток именно адаптационных стратегий, как этого человека вписать обратно в социум, — вот это оставалось очень уязвимым местом. И в современной политике тоже не хватает инклюзионных практик. Дело не только в позиции государства, важно, что и наше общество пока не очень готово принимать аутсайдеров обратно. И это тоже советское наследие, которое надо преодолевать.
Ссылки по теме
lenta.ru, 26 июня 2018
lenta.ru, 06 июля 2018
lenta.ru, 08 августа 2018
Россиянок домогаются, оскорбляют и лишают работы. Но закон их не защитит
Спустя многие годы жертвы педофилов рассказывают свои истории
Действительно ли народу России присуще консервативное мышление? Почему россияне стремятся во всем ориентироваться на примеры «великого прошлого», а не жить настоящим и не заглядывать в будущее? В том, что у них сложился такой образ мышления, виноваты большевики, или так было всегда? На эти вопросы попытались ответить участники дискуссии, прошедшей в Еврейском музее при поддержке Фонда . Дискутировали независимый политолог, журналист и публицист, поэт . В роли арбитра выступил политолог, психолог, президент фонда «Перспектива» . Выслушал и воспроизвел наиболее интересные эпизоды дискуссии специальный корреспондент .
:
За последнее столетие жизнь у нас изменилась гораздо больше, чем где бы то ни было. Даже в Германии, несмотря на две войны, жизнь сегодня гораздо больше похожа на ту, которая была у них 150 лет назад. В России все не так. Интересно, что ответственны за это не латышские стрелки, не немецкое золото, не евреи, которые, как известно, всегда во всем виноваты, а консервативные, богобоязненные, традиционалистски настроенные люди. Они перевернули страну один раз, пролив дикое количество крови, потом, через три поколения, они вновь сделали это — слава богу, малой кровью. Как это у них получается — непонятно.
Один мудрый китаец сказал: «Не дай вам бог жить в эпоху перемен». Мы с вами живем в такую эпоху, при этом считая себя людьми консервативными, осторожными, боящимися этих самых перемен. Насколько верны эти представления, на самом деле никто не знает. У Галича, если помните, есть песня с такими словами: «А была ли действительно эта Русь на Руси?» Вот это все было или это придумали потом, как он говорил, «лишь бы в рифму да в лад»?
Что консервируют россияне?
:
Прежде всего, я не думаю, что мы — единый народ. Во времена Советского Союза было определение: новая историческая общность людей — советский народ. С одной стороны, в ней были таджики, а с другой — эстонцы. Для меня как человека глубоко советского было шоком, когда я общался с одним молодым человеком из Эстонии, и он спокойно, с темпераментом финского парня, объяснял: «Вот, смотри, нам с тобой по 25 лет, мы платим налоги по бездетности. Эти налоги, официально, идут многодетным семьям, но ведь эти многодетные семьи живут в Таджикистане, а это значит, что я свои деньги отдаю в Таджикистан, а я эстонец, хочу, чтобы эстонских детей было больше, чтобы эти средства выплачивали эстонским семьям, чтобы у них был не один ребенок, как сейчас, а два». Мне как советскому человеку нечего было на это возразить. Я подумал тогда: насколько на самом деле мы внутри неодинаковые. Нельзя говорить о том, что мы как россияне — консервативные или мы — прогрессивные. Это не совсем понятно, потому что мы очень разные.
До определенного момента наша метрополия была европейской империей, как это ей положено, эксплуатировала периферию, чтобы концентрировать ресурсы в центре, строить Петербург, Москву, железные дороги, модернизировать страну по аналогии с Британской империей. А потом началась другая империя. Про нее Александр Пушкин писал, что правительство тут — единственный европеец. Потом появилась следующая, в которой Иосиф Сталин как раз эксплуатировал то, что называется метрополией. Во время войны и коллективизации в количественном отношении пострадали как раз российские и украинские православные пахари. Они же вытащили на своих плечах и большую часть страны, хотя периферии тоже доставалось.
В результате получилась империя, вывернутая наизнанку, очень консервативная, очень боящаяся перемен. Тогда мы превратились в азиатскую страну с азиатскими приоритетами не в географическом, а в ценностном смысле. И сейчас мы наблюдаем внутренний раскол. Москва и Питер, продвинутые европейские города, менее восторженно ведут себя в том числе и по отношению к выборам, в отличие от Чечни, Дагестана, Кемеровской области, которые действуют по султанатским образцам. Как султан сказал, так они и проголосовали. Это две разнонаправленные культуры, поэтому чем дальше мы движемся, тем больше внутренний конфликт нарастает. Естественно, мы его не видим, потому что сверху все это замазано пропагандой, говорящей о том, что мы — новая историческая общность: российский народ. Но внутри нее накапливаются противоречия.
Консервативны ли мы? Здесь необходимо сказать несколько умных слов. Мы, те, кто пытается отрефлексировать себя, — в том числе социокультурная наука, политологическая наука, этнографическая — переживаем некоторый внутренний кризис, который формулируется как переход от примордиальной идентичности к конструктивистской. Примордиальная идентичность по сути означает, что если человек родился условным «москалем» или «хохлом», то этим обусловлены все его качества, включая склонность к модернизации или неприятие ее. Так мыслили в XIX веке: если человек родился в Африке, скорее всего, он не станет Эйнштейном. Сейчас все изменилось, и мы видим, как чернокожий может стать президентом Соединенных Штатов.
То же самое происходит у нас — примордиализм кончается, начинается конструктивизм. Это значит, что мы очень сильно зависим от элит. Они конструируют то общество, в котором мы живем. Нам-то кажется, что это не так, но на самом деле — именно так. Мы как центр — вполне европейская страна и готовы к переменам. Но власть эксплуатирует ископаемые методы конструктивизма, реконструируя советскую ментальность, которая к переменам не готова, она ностальгирует по прошлому, ждет товарища Сталина, который придет и наведет порядок, проведет коллективизацию, индустриализацию, совершит очередной прорыв. Прорыв, которого на самом деле не было, который был нарисован, в чем я убедился на фактическом материале. Когда началась война, Советский Союз встретил врага той самой частью тела, которой ежей пугают. Страна очень мужественно этим местом оборонялась, надо отдать должное, но СССР был к войне катастрофически не готов и настраивался по ходу дела. Все эти байки по поводу индустриализации при помощи сильной руки — фейк. Конечно, был ДнепроГЭС, который построили в 1935-1939 годах, были сталь и чугун, но стрелять было не из чего.
Проблема нашей модернизации, перестройки заключается в том, что это всегда делается от плохой жизни. От хорошей жизни никто не модернизируется, не делает никаких реформ. Только когда все упирается рогом, начинаются катастрофические перемены, которые далеко не всегда бывают к лучшему. А вот в США есть конкуренция, вынуждающая каждого конкретного бизнесмена индивидуально модернизироваться, делать эти самые реформы на своем маленьком уровне. Если он ошибся, разорился, ничего страшного со страной не происходит. Если же мы ошиблись с модернизацией, которая идет сверху и вертикально, то плачет вся страна. Мы — как люди, как нация, как народ — готовы к переменам, и, наверное, их хотим. А власть их не хочет и боится, хотя рассказывает о внедрении научно-технического прогресса.
Рубинштейн:
Мне слово «консерватизм» применительно к всевозможным общественным процессам кажется не совсем уместным, так как оно предполагает консервацию чего бы то ни было. Все наши граждане, называющие себя консерваторами, как правило, не могут ответить на вопрос, что именно они собираются консервировать. Те, которые говорят о традициях, никогда не скажут вам, в чем эти традиции заключаются — кроме традиции рвать ноздри или пороть на площадях. У нас в культуре существует традиция время от времени пересматривать определенные традиции.
Конечно, российское общество в целом традиционалистское, но это лишь свидетельствует о серьезном отставании от остального мира. В наше время есть простые критерии, лакмусовые бумажки: возможен, скажем, гей-парад или нет. В Тель-Авиве, где живут очень религиозные люди, он возможен, в Москве — нет. В Киеве совсем недавно он тоже был возможен, хотя и подвергался нападениям ребят с традиционалистскими взглядами. Это не консерватизм, это самое обыкновенное мракобесие — слово, которое в гораздо большей степени описывает нашу ситуацию.
Что касается готовности к переменам, то общество просто-напросто расколото. Часть его не только готова, но и жаждет, а другая не приемлет их, потому что ей страшно. Много поколений советских, а также постсоветских людей выросли с ощущением «как бы не было хуже». Я прекрасно помню, как рассуждало поколение моих родителей, на головы которых выпала война. Они говорили: «Только бы не было войны, мы потерпим, ничего страшного».
Я очень хорошо помню послесталинское время. Мои подростковые школьные годы пришлись на хрущевскую эпоху. Там не то что перемены, там вся официальная риторика была направлена на будущее. Более того, в каком-то смысле было запрещено прошлое, очень плохо преподавали историю. У моего старшего брата в 1956 году отменили выпускной экзамен по этому предмету. Потому что старая история кончилась, а новой еще не было.
Мы бесконечно говорили о будущем. Никто не знал, что было 20 лет назад, но все знали, что будет через 20 лет — коммунизм. Люди обсуждали, какой он будет. Напомню один из основных принципов коммунизма: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Обыватель считал, что коммунизм — это когда все будет бесплатно. Появлялись гениальные анекдоты: приходит человек куда-то, чтобы что-то получить по потребностям, а на дверях магазина висит объявление — «Сегодня потребности в масле нет».
Что мы видим сейчас? Ровно обратная ситуация. Заметьте, что в официальной и околоофициальной риторике будущего нет. Это настолько очевидно, что мне даже недавно приснился сон, будто я читаю в газете или ленте новостей о принятии закона, в соответствии с которым запрещено употребление глаголов будущего времени.
Вперед, в прошлое!
Гозман:
В разных странах проводилось забавное исследование — детей просили нарисовать родину. Во всех случаях она получалась более архаичной, чем сама страна на данный момент. Рисовали деревню, березки (если в России), корову возле дома. Причем, это рисует ребенок, видевший корову исключительно в виде гамбургера, ведь все давно живут в городах, да и в деревне она стоит на ферме, где ее особо не видно. У нас этот диссонанс прослеживался особенно ярко. Современное наступление архаики — это что? Так происходит у всех в тяжелый период истории? И, самое главное, этот архаический ренессанс — он только на поверхности, в телевизоре, или он действительно захватил сознание людей?
Рубинштейн:
В нашей риторике, в картине мира нет категории будущего. А если нет будущего, то настоящее тоже размыто. В этой ситуации, конечно, приходится идеализировать прошлое. У нас в качестве архаического фетиша выбрали войну, которая была больше 70 лет тому назад, и даже не ее, а несколько ее последних дней, ведь речь идет конкретно о победе. Цена ее вынесена за скобки, особенно первые два года войны. Вся война сегодня уместилась в Рейхстаг с красным флагом на нем. Когда говорят «можем повторить», имеют в виду только это, все остальное мы повторять не готовы и не хотим. Поэтому под Москвой строится муляж Рейхстага, и какие-то придурки его штурмуют, этот макет.
Архаика вообще, как мне кажется, свойственна массе любого народа. Большинство населения земного шара настроено архаично, просто потому что всякий модерн — удел меньшинства, и так было всегда. Просто в каких-то случаях общество свою склонность к архаике засовывает куда подальше, например, потому что властные элиты настроены в модернистском духе. Чисто риторически так были настроены большевики. Они пользовались марксистской риторикой, говорили о будущем, о семье народов, о братстве пролетариев всех стран. Население при этом было очень архаично, но свою архаичность держали при себе и помалкивали. Сейчас население может говорить о своих архаичных взглядах смело — более того, такой образ мышления является мейнстримом. В этом нет ничего страшного, главное, чтобы люди, настроенные модернистски, сами не сползали к этой архаике.
Орешкин:
Я думаю, что это опять надо обсуждать в терминах конструктивизма. , философ лубянской школы, говорит, что сила российского народа и государства заключается в приверженности какой-то идее. Именно поэтому ее все время формулируют и никак не могут сформулировать. Соответственно, нынешний режим он называет идеократичным, а значит правильным — исходящим из какой-то идеи. Не важно, русская монархическая эта идея, или марксистская, или гитлеровская идеократия, основанная на идее великого германского народа, или иранская. Есть ряд государств, у которых нет национальной идеи. Какая идея сегодня у Бельгии, Швеции, Британии, Франции, да и Германии тоже? Я даже скажу страшное — по-моему, ее нет даже у США. Ничего, живут.
Эту идею формируют интеллектуалы, ее носители, и именно поэтому они знают, что есть истина, а что — нет. У это так называемая «геополитическая администрация», исходящая из геополитических интересов и потому знающая, что именно этому народу надо. Она формирует идею, она ставит задачи и она же решает, достигнуты эти цели и задачи, или нет. Получается такая самозамкнутая идея. Именно поэтому демократия катастрофически опасна для такой концепции. Она просто разрушает изнутри русскую идентичность.
В советские времена народ действительно жил будущим, а прошлого не было. Сейчас постсоветский народ живет в светлом прошлом. В отличие от американцев, он не живет в настоящем. Ему все время рисовали идеи светлого будущего, а когда оно не наступило, стали рисовать идею светлого прошлого. Мне кажется, это достаточно осознанная политика, связанная с конструированием идентичностей, идущая сверху.
Любому человеку приятно думать, что он принадлежит к великой нации, общности, к сожалению, (и особенно в нашей стране) сильно мифологизированной. Причем повсеместно, начиная от , которого никто не знал лично, но все видели замечательное кино. И заканчивая полководческими талантами наших военачальников времен Великой Отечественной.
Мы хотим величественного прошлого — и там есть о чем поговорить и порассуждать. О победе, об образе товарища Сталина в белом кителе, очень востребованном сейчас. Нам его очень аккуратно сейчас возвращают, рассказывая, что при нем как раз была и модернизация, и все 33 удовольствия — и все благодаря его сильной руке. Это, конечно, является сказкой, которую он построил в рамках своей собственной идеократии, конструируя новую реальность.
Это не мы такие — хотя может быть думаем, что мы именно такие. На самом деле мы просто улавливаем из информационного фона важные для нас вещи, которые туда вкладывают умные люди, сочиняющие гимны и хорошие фильмы про 17 мгновений. Многие смотрят их и воспринимают как историческую реальность. Этот героический эпос из прошлого становится все важнее, все востребованнее и актуальнее. На самом деле, это очень опасно, поскольку мы деградируем к двумерной картинке мира: мы великие и могучие, кругом враги и мы их побеждаем. Но такая бинарная логика «мы — не они» хороша во время войны, когда есть линия фронта и понятно, кто враг.
В мирное время нужны более сложные представления, но нас осознанно подводят к этой ситуации, говоря, что у нас хотят украсть нашу идентичность. Тот же говорит, что мы живем в условиях эпистемологической агрессии Запада, то есть, разрушающей нашу идентичность. То есть, Россия должна быть иррациональна, она прерывает вот этот западный рационализм, который нам исторически чужд. так говорит исходя из того, что понимает душу России лучше, чем все остальные. объясняет, что нам чуждо, а что нет. Откуда это знает — непонятно, но в этом совершенно искренне уверен и считает себя вправе говорить от имени русского народа.
Так вот, насколько же мы консервативны? Консерватизм является рациональным понятием, а вера в великого мудрого Сталина — иррациональна. Я с симпатией отношусь к разумному консерватизму, основанному на рациональном анализе прошлого, и меня пугает иррациональная вера, говорящая о том, что мы всегда были могучими, свободолюбивыми и вели освободительные войны, в то время как на нас постоянно нападали, и поэтому нам надо опять сплотиться и, как уже было сказано, «повторить». Такая логика ведет нас к катастрофе.
В Северной Осетии начали сбор подписей в пользу полного запрета на похищение невест. Стало очевидно, что подобная традиция в действительности мало похожа на сюжет из фильма «Кавказская пленница». Почему в похищении нет ничего романтичного? Отчего после кражи сами девушки стараются о ней больше никогда не вспоминать? И почему отказ равносилен позору? Объясняют сами жертвы.
Петиция с призывом отказа от старой традиции размещена на .
«Мы, осетинский народ, считаем это дикостью и неуважением, — говорится в ней. — Наших женщин хватают посреди улицы и закидывают в машины как овец. Все это выкладывается в сеть, и это видят их матери, сестры, друзья! Подобные видео выкладываются с завидной частотой», — говорится в петиции.
ПРИСТАНИЩЕ ツ / YouTube
Большой резонанс вызвал инцидент, случившийся неделю назад. Во Владикавказе мужчина во время традиционного похищения невесты дважды упал вместе с ней. На кадрах видео видно, как молодой человек набрасывает на девушку бурку, хватает ее и пытается донести до машины, но падает прямо на свою избранницу сначала на лестнице, а затем перед распахнутой дверью машины. За кадром слышен разочарованный голос свидетелей похищения, один из которых просит это не снимать.
Комментаторы на YouTube незадачливого похитителя. «Бедные девушки. Когда уже этот цирк закончится, покалечили человека», — искренне сочувствовали одни. «Это надо очень сильно хотеть замуж, чтобы после такого остаться. Два раза уронили и даже не поинтересовались, в каком она состоянии, тащили дальше. Парни, не позорьтесь, вы не умеете красиво воровать, а еще снимаете», — издевательски замечали другие.
Традиция похищать невесту возродилась на Северном Кавказе в начале 90-х годов прошлого века. С ней идет серьезная борьба: при любом поступившем в полицию заявлении возбуждаются уголовные дела. Так, 14 декабря 2018 года в Ингушетии по заявлению брата похищенной девушки 23-летний молодой человек. Во всех случаях уголовное дело возбуждалось по статье «Похищение человека», которая предусматривает до 15 лет лишения свободы.
Впрочем, зачастую сами девушки, находясь под давлением родителей и семьи похитителя, не находят в себе силы дать отпор и уж тем более пожаловаться полицейским. Описанный выше случай — яркий пример. Полиция Северной Осетии проверила видео с «похищением невесты», но не нашла пострадавшей стороны. «Девушка сообщила полицейским, что ее жизни и здоровью ничего не угрожает и претензий к «похитителю» ни она, ни ее родители не имеют. Обряд был совершен по обоюдному согласию», — представителя республиканского .
Почему в этой традиции нет ничего романтичного? Отчего после кражи сами девушки стараются о ней больше никогда не вспоминать? Ответы на эти и другие вопросы нашла, поговорив с несколькими похищенными (их имена изменены).
«Для девушки уйти — это позор»
Вера, 25 лет
К счастью, меня не воровали, завернув в бурку и стуча моей головой по бетону, как ту девушку с видео. И на этом, как говорится, спасибо. Я сама села в машину, потому что меня позвали сходить в кино. То есть как было? Я сказала родителям, что иду в кино с подружками, а сама поехала туда со своим другом. Но я, правда, ни о чем не догадывалась!
Я тогда училась на пятом курсе, и планов у меня было громадье. Например, окончив институт, на некоторое время поехать в Москву и устроиться там на работу, чтобы набраться опыта, а уже потом вернуться и выйти замуж. Но у моего молодого человека оказалось иное видение ситуации: узнав, что я планирую уехать, он решил меня украсть, чтобы я осталась дома. И — украл…
Первая мысль? Уйти, конечно! Но… Не знаю, как вам это сказать… Попробую объяснить. Если уйдешь — опозоришь парня. Он этого не простит ни тебе, ни себе, потому что… ну… тут же Кавказ, тут все гордые и горячие. Но важнее вот что: для девушки уйти — это тоже позор. Тут ведь какая логика? Если я встречалась с парнем, значит, должна была предполагать, что он станет моим мужем. Если когда-то я снова соберусь замуж, мне мое воровство и мой уход непременно припомнят. Здесь говорят: «Парень отряхнул бурку и, чистый, пошел дальше, а на белом платке девушки видна любая пыль». И я осталась.
Да, у нас с мужем все хорошо. Но я знаю, что многие мужчины делают это сегодня забавы ради. И, конечно, для того, чтобы сэкономить на свадьбе. А для девушки быть сворованной — унизительно, это варварство и дикость. Нет, чтоб по-человечески прийти, попросить руки… И еще: для многих похищение ставит крест на образовании и карьере. Только представьте: из 80 девочек, учившихся со мной на одном курсе, дипломы получили 21. Всех остальных украли и взяли в жены…
Я всеми руками «за» введение уголовной ответственности за похищение невест. Это глупость какая-то! Ладно, в старину: тогда для горского парня, не имеющего стада овец в качестве приданого, воровство девушки было вынужденной необходимостью. А сейчас? Скольким людям это жизнь испортило, вы не представляете!
Расскажу одну историю. Мою однокурсницу-мусульманку похитил православный жених. Причем очень нагло: не спросив ее согласия, да еще и прямо из ее квартиры. Отца девушки это невероятно взбесило! Он написал заявление в полицию, заодно обвинив парня в том, что он украл из квартиры еще что-то, помимо его дочери. И девушка оказалась меж двух огней! Суд требовал от нее показаний против похитителя, а она его любила. И в итоге на этот раз сама к нему сбежала. Закончилось все плохо: муж ее в итоге бросил, оставив с двумя детьми на руках и без копейки денег, а родная семья от нее отказалась…
Несчастная судьба, а всему виной — вот это воровство.
«Я умоляла только об одном — не звонить маме»
Алина, 27 лет
Такого, чтобы меня украли буквально на следующий день после знакомства, не было. Что уже хорошо. Мы встречались достаточно давно — пару лет. Семьи были в курсе наших отношений, более того, мы даже определились, что сыграем свадьбу в ближайшем июле. Готовились. Но в январе он меня украл…
Меня никто ни о чем не предупреждал, поэтому все начиналось как обычный день. Мы собирались на день рождения к общему другу, за мной заехал он со своими приятелями. И вот тут важны детали. По традиции, жених, ворующий невесту, не может ехать с ней в одной машине и сам ввести ее в дом. Вот и мой молодой человек вдруг резко пересел в другой автомобиль. Только я никакого подвоха в этом не увидела.
Заподозрила неладное я чуть позже — когда мы остановились у его дома, я вышла и меня окружили его друзья: взяли с двух сторон и потащили в квартиру.
Что я почувствовала? Шок! Потому что такого совершенно не ожидала. Я всю жизнь была ярой противницей подобных вещей, они казались мне дикими, жуткими и непонятными, и много раз просила своего жениха никогда так со мной не поступать. Вы не представляете, как это тяжело и для девушки, и для ее родителей. А тут…
Разозлилась я невероятно. А меня заводят в комнату, где уже стоят его родственники, ставят в угол, ко мне подходит его бабуля, обнимает.
Опять-таки, по нашим обычаям похитители должны позвонить родственникам похищенной. А те, приехав, должны спросить у девушки, согласна она замуж или нет. Если нет — ее увозят.
Я умоляла только об одном — не звонить моей маме. Боялась за нее — у нее ж давление. Так что первой обо всем рассказали моей сестре.
Я думала: вот приедут мои родственники, и я тут же с ними уйду, скажу, что ни за что не останусь в этой семье! А как иначе? Если он не услышал одной моей просьбы, то не услышит и других. Хотя и понимала последствия, ведь для жениха такое поведение похищенной им девушки — позор: столы-то накрыты, люди созваны, да и вообще, как это, услышать отказ! Поэтому некоторые особо отмороженные идиоты родителям невесты звонить не спешат: если девушка проведет в доме жениха ночь, обратного пути у нее нет.
И вот заходят они: мои четыре брата, сестра и мама. Если бы увидела хоть одну слезинку в ее глазах, я бы немедленно шагнула за порог. Но все оказались на высоте. Выведя меня на балкон, старший брат сказал: «Алина, ты собиралась за этого человека? Собиралась. Ты понимаешь, что, если сейчас уйдешь, вы никогда не будете вместе?» И я все поняла. А потом, уже позже, сказал и папа: «Неважно, как ты пришла в дом, важно, как ты здесь будешь жить…»
Короче, эмоции эмоциями, а любовь любовью. Однако того, через что я тогда я прошла, своей дочери я не пожелаю. Потому что… не дай бог! Потому что полно дураков. Потому что в Осетии есть очень красивые свадебные традиции и обряды сватовства, а воровство не имеет к этому никого отношения.
Что же до моего мужа… Я много раз пыталась добиться у него ответа на вопрос, зачем он меня похищал. Знаете, что он ответил? Что так меня любил, что не мог больше терпеть. Тоже дурак, конечно…
«Нередко в ночь похищения девушку насилуют»
Мы привели лишь два монолога похищенных девушек. Но тех, кто разделил их судьбу, конечно, куда больше, хотя подобное явление на Кавказе все же нельзя назвать массовым..
«Есть два вида похищений, — куратор гендерной программы фонда . — Встречаются, например, договорные ситуации, когда молодые люди любят друг друга, но у них нет денег на шикарную свадьбу, которую принято устраивать с размахом. Но встречаются и реальные похищения. Совершенно незнакомый мужчина может схватить на улице девушку, которая идет с подругами, кинуть ее в машину и увезти. Вот тут начинаются проблемы. Девушка не может просто так вернуться в родительский дом, так как провела ночь в доме чужого мужчины. Об этом сразу становится известно, и шансов выйти замуж в такой ситуации у нее практически нет. Нередко в ночь похищения девушку насилуют. И тогда родители сами начинают настаивать на том, чтобы дочь осталась жить с укравшим ее мужчиной. Но бывают случаи, когда родственники девушки возвращают ее домой и начинают преследовать похитителя. Тут уже все становится совсем сложно…»
Добьются ли осетинские общественники того, что уголовная ответственность за подобные преступления все же будет введена? Шанс у них, конечно, есть, но верится в него с трудом. Обсуждение возможности дополнения УК РФ статьей 126.1 — «Похищение человека с целью вступления в брак» — идет уже не один год. Да, кажется, что и не идет особо.
Соня Мочалова из подмосковного Дмитрова родилась с редким и тяжелым пороком — синдромом Бердона, патологией развития мочевого пузыря и кишечника. Сразу после рождения малышку прооперировали — удалили пораженную часть кишечника. С тех пор Соня живет в больницах. Поскольку грудное молоко и смеси ее организм не усваивает, девочке вводят специальное питание внутривенно. Это дает возможность жить и нормально развиваться. Врачи готовы выписать Соню домой, но для этого ее мама должна купить дорогое внутривенное питание и расходные материалы для его введения. У нее таких денег нет.
Каждое воскресенье Людмила, мама Сони, несет дочку в храм Святых мучениц Софии и Татианы.
— Чистое совпадение: дочка — Соня, — объясняет Людмила. — А моя мама — Татьяна. В двух шагах от этого храма наша больница.
Соня ведет себя в храме тихо и спокойно, как будто понимает, что капризничать нельзя.
Вся их семья из Дмитрова. До рождения Сони Людмила работала в больнице медсестрой. Забеременеть долго не получалось.
— Семь лет мы ее ждали, — вспоминает Людмила. — Когда на УЗИ сказали, что у нас будет девочка, муж плакал от радости. На 32-й неделе беременности врач заподозрила у плода нарушение формирования петель кишечника и на всякий случай рекомендовала пройти обследование у профильных специалистов.
Людмила отправилась в Московский областной НИИ акушерства и гинекологии, и там у еще не родившегося ребенка обнаружили множество патологий: увеличенный мочевой пузырь, кисту в брюшной полости и проблемы с желудком. Рожать будущую маму направили в Московский областной центр охраны материнства и детства в Люберцах.
— Ничего страшного, — успокоил Людмилу врач в роддоме, — Как ребенок родится, сразу сделаем ему операцию, и забудете обо всех болячках.
После рождения девочку увезли в отделение реанимации Национального медицинского исследовательского центра (НМИЦ) здоровья детей в Москве. Там малышке поставили предварительный диагноз: врожденная кишечная непроходимость, сужение толстой кишки. А на следующий день прооперировали: удалили нерабочую часть кишечника и вывели на живот илеостому для вывода содержимого.
— У Сони была нарушена перистальтика — пища сама не проходила по кишечнику, — вспоминает Людмила. — Через десять дней после реанимации мне разрешили кормить ее дополнительно из бутылочки специальной смесью по 5 миллилитров каждые три часа. Соня с жадностью глотала эти несчастные капли, а когда еда в бутылочке заканчивалась, кричала от голода до следующего кормления.
В конце прошлого года Соне сделали генетический анализ. Результат поразил даже заведующую отделением, которая проработала в этой больнице долгие годы. Она сообщила, что у Сони синдром Бердона. Заболевание настолько редкое и малоизученное, что оно не лечится ни у нас, ни за границей.
— От горя я стала терять рассудок, — вспоминает Людмила. — Мне было больно и страшно. Я выходила в коридор, где висела икона, и просила Бога помочь мне пережить все это…
Когда о диагнозе узнал папа Сони, нянечкам пришлось отпаивать его валерьянкой. Он рыдал в больничном коридоре. Сил продолжать борьбу за здоровье ребенка он не нашел и ушел из семьи.
Новый год Людмила с дочкой встретили уже в Детской городской клинической больнице (ДГКБ) №13 имени Н.Ф. Филатова, куда их перевели из НМИЦ здоровья детей. Здесь малышке установили бровиак — венозный катетер длительного использования, скорректировали схему внутривенного питания.
— Я так хочу забрать Соню домой, вы даже не представляете, — говорит Людмила, едва сдерживая слезы.
Но, пока нет денег на питание, уезжать нельзя. И Соня с мамой ждут. После завтрака они смотрят на купола местной церквушки, которые хорошо видны из окна больничной палаты.
— Нам обязательно помогут! — шепчет мама на ушко Соне. — Надо еще немножечко потерпеть. Совсем чуть-чуть. Соня улыбается и мурлычет что-то на своем языке.
Гастроэнтеролог ДГКБ №13 имени Н.Ф. Филатова Елена Костомарова (Москва): «У Сони диагностировано редкое врожденное заболевание — синдром Бердона, который характеризуется патологией формирования мышечной стенки кишки и мочевого пузыря. У девочки нарушена перистальтика кишечника и ритм мочеиспусканий, но в остальном Соня ничем не отличается от здоровых малышей. Из-за патологии кишечника девочка не может усваивать детские смеси и полностью зависит от внутривенного питания, без него она погибнет от истощения».
Стоимость внутривенного питания на полгода 803 860 рублей.
42 773 рублей уже собрали читатели rusfond.ru
Не хватает 761 087 рублей.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Соне Мочаловой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда
(Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», , эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 172 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 13,255 миллиарда рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 23 тысячам детей. В 2019 году (на 30 мая) собрано 630 642 707 рублей, помощь получили 670 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО — исполнителей общественно полезных услуг и получил благодарность Президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность. В ноябре 2018 года Русфонд выиграл президентский грант на издание интернет-журнала для потенциальных доноров костного мозга «Кровь5». Президент Русфонда — лауреат Государственной премии РФ.
Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член , лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».
Дополнительная информация о и .
Почему «человек советский» продолжает жить среди россиян и заставляет их терпеть и страдать
Эпоха застоя кончилась 35 лет назад. Был ли у советской власти шанс сохранить СССР?
«Спящий» туберкулез есть у 8 из 10 россиян. Большинство об этом даже не подозревают
