Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Новости Россия
1169 записей
«Мозг мне больше не нужен»
Фото: Дмитрий Коротаев / «Коммерсантъ»
Иркутск медленно отходит после массового отравления концентратом для ванн «Боярышник», в котором вместо этилового оказался метиловый спирт. По информации на 22 декабря, умерли 72 человека. В этот день были выписаны первые пять человек из числа любителей этого напитка. Прекратили расти цифры поступивших в токсикологические отделения, но это, к сожалению, не означает, что число умерших уже не увеличится. Прошла почти неделя со смертельно пьяных выходных, а люди продолжают говорить об этом — дома, на работе, в очередях, в общественном транспорте. В соцсетях местные пользователи разделились на два враждующих лагеря. Одни — «Так им и надо!». Вторые — «Всех жалко, все люди!» Споры — до виртуальных драк. «Лента.ру» выясняла, кто и почему пьет в Иркутске все, что горит.
В Иркутске в последнее время процветают конспирологические теории. Самая простая — водку отравили лица кавказской национальности. Версия скучная — зачем постоянную клиентуру распугивать. Самая необычная — «Боярышник» и водка вообще ни при чем. Некие злыдни поили людей до невменяемого состояния, потом делали им укол в шею, от чего все теряли память, а у них забирали документы и оформляли на них кредиты. Якобы у всех погибших есть следы уколов…
Иркутск сегодня словно придавлен свалившейся бедой. В кафе перестали брать водку на разлив: «Ну ее, после Ново-Ленино не знаешь, что тебе нальют». На дверях магазинов, в автобусах — везде висят предупреждающие объявления, украшенные этикеткой злосчастного «Боярышника». В тексте глаз режут слова «яд», «смертельно опасно», «не пейте». Однако те, кто входит в группу риска — бомжи, люди малоимущие и неблагополучные, — стоят словно в стороне от всей этой суеты.
«Я ведь техническая интеллигенция»
Академгородок по определению — место высокоинтеллектуальное, изначально при строительстве в 1960-х заселенное учеными ИНЦ (Иркутского научного центра СО РАН) и техническим персоналом многочисленных НИИ. Но именно здесь произошел первый случай отравления — начало чрезвычайной ситуации положил вызов скорой помощи в субботу, 17 декабря в 17:20 по местному времени.
«Академовские» инсургенты собираются в свой клуб по интересам на одной и той же лавочке прямо на центральной площади, за одноименной остановкой «Академгородок». Тут же находится аптека, где они покупают аптечный «Боярышник» — спиртовую настойку, сердечное средство, а не ту парфюмерную добавку для принятия ванн, которой отравились более ста человек. Стоит около 20 рублей. Технология добычи наличности на «фуфырик» «Боярышника» проста и отработана — с раннего утра сомнительные типы, страдающие от тяжкого похмелья, слоняются вокруг остановки и выпрашивают мелочь, чтобы «уехать в Ново-Ленино». Это именно те анекдотичные, гипертрофированно-галантные типы, оперирующие фразами «Если вас не обременит, позвольте к вам обратиться». История типовая — приехал к друзьям, ограбили гопники, нет денег на проезд общественным транспортом домой в Ново-Ленино. Ново-Ленино в качестве конечной точки выбирается, видимо, в силу его отдаленности — в Иркутске это как Химки или Люберцы в Москве. К тому же еще и весьма криминальный район…
Набрав мелочи на флакон, бегут в аптеку. Кодекс алкаша-джентльмена диктует принести «Боярышник» домой, неспешно разбавить в чайном стакане холодной водопроводной водой — благо, в Иркутске эта вода байкальская, лучше, чем дистиллированная из магазина, — и неспешно, с достоинством употребить. Но похмелье требует иного подхода — поэтому за углом аптеки валяются торопливо опустошенные склянки из-под настойки. В аптеке, кстати, поведали, что покупают сердечное средство не только опустившиеся личности.
— У нас был случай, когда пришел очень приличный мужчина, крайне взбешенный. Оказалось, в этот день правительство области запретило продавать алкоголь в связи с каким-то школьным праздником — кажется, это был день последних звонков или школьных балов, что-то такое. А у него был отгул на работе, и он хотел выпить. Узнав о запрете, он пришел к нам, спросил, действительно ли есть такая микстура на этиловом спирте, и купил около десятка упаковок. Сказал, что раз он решил сегодня выпить, то никакие запреты ему не помешают.
На скамейке «клуба по интересам» одиноко сидит мужчина — день, все сотоварищи, утром похмелившись, спят до вечера. Общается он охотно. Представляется Виктором Сергеевичем. Про массовые отравления он слышал, но относится к ним философски — «Такая судьба!». О своей судьбе он рассказывает без особой горечи — был лаборантом в одной из лабораторий Института геохимии. Рано пристрастился к алкоголю — спирт в лаборатории был в свободном доступе. Когда уже стал пить прямо с утра — уволили.
— Нет, пили-то все, — с болезненной гримасой на землистом лице говорит Виктор. — Но наглеть-то тоже не нужно…
Жена ушла, оставив ему квартиру в типовой четырехэтажке. С тех пор он «не просыхает». Сам покупает редко — приносят друзья, которым он предоставляет кров и ночлег.
— Я, честно говоря, просто боюсь похмелья. Я последние лет пять ни дня трезвым не был — утром так плохо, что готов любую гадость пить, хоть лосьон, хоть духи. Наркологи говорят, что «белочка» приходит не когда пьешь, а когда прекращаешь. Вот я и не прекращаю — боюсь встретиться с этим мелким грызуном, — вдруг признается он. — Я ведь все-таки и-тэ-эр, техническая интеллигенция. Вы видели фильм «Дом, который построил Свифт»? Там Евгений Леонов играет великана, которому все говорили не выделяться, и он убивал свои мозги алкоголем. Вот, я такой «великан». Из науки меня «поперли», мозг мне больше не нужен в качестве рабочего инструмента, а у алкоголя есть важное качество — он делает все, что с тобой происходит, не важным.
«Все от бездуховности»
Следующая точка на пути следования — вокзал. Здесь традиционно собираются все деклассированные элементы города. Точнее говоря — собирались. Напротив входа к пригородным кассам стоит мужик средних лет и отчаянно матерится. Оказывается, сотрудники полиции его не пускают внутрь, через рамки металлоискателя.
— Конечно, бомжи сюда раньше ходили греться, поспать, а теперь никому хода нет, — сетует он.
Представляется — Костя. Он производит впечатление опытного человека, но на вопрос, где в районе вокзала можно купить дешевый алкоголь, разражается гневной тирадой. От любых аптечных или парфюмерных растворов Костя с негодованием отказывается.
— Мы свое достоинство знаем, — гордо говорит он. В магазинчике «Над вокзалом» есть качественная «разведенка», сообщает Костя. О массовых отравлениях он слышал, но говорить об этом отказывается, ограничившись заключением, что «все это — от бездуховности».
С вокзала можно отправляться в Ново-Ленино, на место основных действий. Этот район раньше в Иркутске называли Новоляга. Сейчас в ходу новый номинатив — НЛО. Ново-Ленино строился как спальный район при крупной промзоне. Завод «Радиан», конденсаторный завод, железнодорожная станция Батарейная — где-то далеко от центра Иркутска, на том берегу Иркута, тянется по направлению к заводам улица Розы Люксембург — типичная улица спального микрорайона, заполненная типовыми панельными домами. Параллельно ей слева, тремя улицами ниже, идет улица Севастопольская. Как утверждает статистика скорой помощи, именно отсюда привезли наибольшее количество отравившихся метиловым «Боярышником».
«Парфюмерный рай»
В сюжетах иркутских телекомпаний этот район предстает филиалом ада. Это не так. Параллельно мегаполису здесь существует маленький уютный мир частного сектора. Эта часть Новоляги с деревянной застройкой прежде была известна своей топонимикой: на небольшом пространстве сосуществуют 13 переулков с названием «Советский», различаясь только числительным. Здесь нет ни откровенно нищенских лачуг, ни кирпичных дворцов цыганских баронов, хотя обе крайности очень характерны для окраин Иркутска. Здесь живет средний класс большого провинциального города.
Странная особенность Новоляги — большинство продуктово-алкогольных павильонов совмещено с отделами бытовой химии. Но люди за кассой открещиваются — нет, что вы, у нас никогда не продавался чертов «Боярышник». Вот, прямо за остановкой «Роща», маленький магазинчик с непритязательным названием «Парфюмерный рай». Продавщица средних лет признается — да, к ним постоянно приходят бомжики и спрашивают про «Боярышник».
— У нас нет, мы таким не торгуем! — говорит она. — Раньше они приходили и спрашивали определенную марку стеклоочистителя — он был на этиловом спирте. Сейчас стеклоочиститель производят на нашатыре, им это без надобности. Но у нас нет спиртосодержащих жидкостей!
На границе между спально-панельным и частным сектором стоит жестяной павильончик — один из бесчисленного количества подобных, названных женскими именами. Витрины наполовину пусты — горбоносый чернявый продавец на кассе сообщает, что правоохранительные органы изъяли на проверку весь алкоголь — даже бутылочное пиво.
На улицу Севастопольская меня провожает случайный прохожий — старик лет семидесяти, возвращающийся из магазина. Он, тяжело ступая, роняет оценочные суждения:
— Да, отравили русских людей. Я думаю — специально…
— Да кому это нужно?!
Старик медленно закипает, как купеческий самовар:
— Вот все говорят, что люди отравились «Боярышником». А никто не знает, что отравили четыре марки водки. У меня жена в токсикологии работает (имеется в виду отделение токсикологии медсанчасти ИАПО, где лежало большинство пострадавших — прим. «Ленты.ру»). Там лежат не бомжи, а самые приличные люди!
Там же, в Ново-Ленино, удалось найти и самих производителей контрафакта. В одном из павильонов продавщица на вопрос о пустых полках и качестве продукции просто взбесилась.
— К нам иногда приходят алкаши и спрашивают: «Что, эту водку здесь же, в магазине, в подвале водой из крана развели?» А мне хочется ответить: «Да, здесь. А ты бы хотел, чтобы ее во Владикавказе так же в подвале развели? Так здесь у нас хоть вода из крана хорошая!»
Последняя точка опросов — центр города. Интересно мнение женщины. Она сидит на ступенях Крестовоздвиженского храма, просит милостыню. Признается — да, на еду и водку. Светлана не отрицает — пьет все, что горит. А потом исповедуется:
— Молодой человек, вы не представляете, как это страшно — спать на улице. Из подъездов нас гонят — у нас, (нецензурно), сейчас гигиена. Из подвалов нас гонят — у нас, (нецензурно), сейчас антитеррор. Мы с подругой ночуем в Затоне, под мостом. Зимой не знаешь, проснешься или нет, когда тряпье навалено прямо на мерзлую землю. Поверьте мне, вы бы выпили все, что может отключить ваш разум, даже если бы подозревали, что там есть антифриз, метил или любая другая гадость!
Для всех ответственных чинов города произошедшее — это ЧП. Для тех, кто составляет группу риска, — просто рядовая неприятность, обычный форс-мажор. Они не напуганы. Им просто не до этого — завтра опять нужно что-то пить…
В среду, 21 декабря, президент России Владимир Путин встретился с руководством Совета Федерации и Государственной думы. Парламентарии обсудили с главой государства итоги своей работы и поделились мыслями о последних событиях — убийстве посла России в Турции и массовом отравлении суррогатным алкоголем. Заодно попросили о «малом» — добавить денег на собственные нужды. О том, как прошла последняя в этом году встреча парламентариев и президента, — в материале «Ленты.ру».
Гостей пригласили в Кремль уже после окончания рабочего дня. Видимо, привыкнув к тому, что заседания могут затягиваться до позднего вечера, никто из них не возмущался. Тем более что в Кремле к приходу уставших и оголодавших парламентариев были готовы: в круглом фойе, где обычно гости закусывают стоя (до недавнего времени тут даже не было кушеток), на этот раз были расставлены столы с золоченым сервизом. И все это — под огромной новогодней елкой, чтобы настроение уж точно было праздничным.
И пока народные избранники с аппетитом орудовали ножами и вилками, в фойе ввалилась толпа журналистов. Десятки телекамер буквально смотрели депутатам в рот. «Извините, что отрываем вас от стола», — просил один из корреспондентов, склонившись над Геннадием Зюгановым. «Да что тут отрывать-то? Бедненький стол!» — вмешались элдэпээровцы, делившие этот стол с коммунистами.
У их лидера Владимира Жириновского на тарелке скромно лежали помидоринка, огурец и картофельное пюре. «Правильный диетический ужин», — одобрил он. Хватил вилкой огурец, откусил его и ткнул остатком в телекамеры: «Пустой! Пустой внутри! Импортный продукт!» Жириновский, кажется, был единственным, кто получал удовольствие от десятков микрофонов. У остальных аппетит как рукой сняло — теперь гости только аккуратно отпивали сок из бокалов.
Последним в зал зашел председатель Госдумы Вячеслав Володин. В прекрасном настроении он готов был обсуждать депутатские новогодние инициативы (ими как раз изобиловал Владимир Вольфович), но в итоге отвечал на вопросы о предстоящей президентской кампании. Хотелось бы, чтобы один кандидат, «самый популярный человек в стране», баллотировался в 2018 году, начал Володин.
«Вы его знаете и, думаю, тоже поддержите, потому что это человек, который своим трудом и своим служением стране доказал, что он многое может сделать для России, он ее любит, он делает все для нашей страны. И его признают во всем мире, поэтому надо все-таки думать в первую очередь о стране и понимать, что у нас есть такой кандидат, и всем нам нужно его поддержать», — сказал спикер, не называя имен. Присутствующим было понятно, о ком речь, но для верности уточнили: кто же этот человек? Называть конкретное имя Вячеслав Володин отказался. «Догадайтесь сами, кто у нас самый популярный человек в стране, кто самый уважаемый человек в мире», — предложил он.
Ровно в намеченное время президент России, чью деятельность, согласно опросам ВЦИОМ, одобряют 86 процентов россиян, вышел к парламентариям. Он поблагодарил их за проделанную работу, но призвал аккуратнее относиться к нововведениям и изменениям в действующие законы. «Более десяти раз вносились поправки в Уголовный кодекс, более 30 раз — в налоговое законодательство, более 40 раз — в Кодекс об административных правонарушениях», — привел пример слишком активной деятельности президент.
То, что деятельность действительно активная, с энтузиазмом подтвердила спикер Совфеда Валентина Матвиенко. «Всего за этот год членами Совета Федерации было внесено более 80 законопроектов, среди них пакет законов о коллекторской деятельности, поправки к закону о привлечении инвестиций в рыбную отрасль, — перечисляла она. — Совет Федерации оперативно отреагировал на трагедию на Сямозере. Нами подготовлен законопроект, которым во главу угла поставлено наведение четкого, строгого порядка в обеспечении безопасности в сфере детского отдыха». И следующее десятилетие следует объявить «десятилетием детства», чтобы охватить жизнь целого поколения, продолжила Матвиенко.
«Сложностей и внутренних, и внешних еще хватает, но мы не только выстояли в уходящем году, стали более сильными, сплоченными, более устойчивыми к внешним вызовам. Патриотизм стал духовной доминантой», — заметила спикер Совфеда. Президенту в новом году она пожелала терпения, сил, удачи. «И берегите себя, пожалуйста», — попросила Матвиенко. В заключение она вспомнила слова Александра Блока, «начертанные им в годину великих испытаний»: «Все будет хорошо. Россия будет великой».
Спикер Госдумы перечислил достижения нижней палаты парламента: за 77 дней работы нового состава состоялось 17 пленарных заседаний, принято 142 закона, при этом в повестку седьмого созыва перешло 2020 нерассмотренных законов, внесенных аж с середины 1990‑х годов. На следующий год планы тоже большие: анализ послания президента показал, что для реализации поставленных задач депутатам необходимо внести изменения в 95 законов. Чтобы все успеть, будут работать больше и дольше.
«Мы приняли консолидированное решение увеличить продолжительность пленарных заседаний, сократить перерывы, изменили регламент нашей работы на весеннюю сессию, продлив ее до конца июля», — рассказал Володин.
Председатель Комитета Совета Федерации по бюджету и финансовым рынкам Сергей Рябухин поднял злободневную тему — алкогольный рынок. По его словам, готовится заключение правительства на пакет законов, связанный с криминальным производством и реализацией медицинского спирта, «который имеет такие нехорошие последствия, потрясшие всю страну».
«Десятками люди мрут как мухи!» — возмутился Путин. И попросил парламентариев оперативно принимать законодательные меры в этой сфере, если они потребуются. «Надо повышать акцизы на алкоголесодержащую продукцию, чтобы это не были флакончики за три копейки», — также сказал президент.
Депутат Владимир Кашин, перечислив заботы о народе, упомянул и о заботах самих народных избранников. Для общения с избирателями они могут использовать служебную машину только в региональную неделю. «Конечно, этого недостаточно», — развел руками Кашин. Возможность пользоваться машиной чаще обойдется бюджету в 215 миллионов рублей. «Мы просчитали, это небольшая сумма, но это даст возможность активно работать всему депутатскому корпусу в этом направлении», — убеждал Кашин. И получил согласие. «Не такая уж и большая сумма», — оценил президент.
В заключение Кашин процитировал (а вернее, интерпретировал) слова Барака Обамы: «Россия сегодня является военной супердержавой, и мощь государственная, и мощь России сегодня видна и очевидна всему миру».
Владимир Жириновский, получив слово, высказался обо всем: и о необходимости нового парламентского центра («У нас здания нет, как бомжи живем!»), и о своевременности введения монополии на алкоголь, табак и сахар («Чего мы бросаем эти деньги? Царь не бросал!»), и о плохой охране погибшего в Анкаре посла Андрея Карлова («Я там был с охраной — до меня не добраться, а посол один ходил!»).
Вооруженная охрана работает только на территории диппредставительств, объяснил Путин. «И дело не в Турции, дело в том, что это в большинстве стран так», — пояснил президент, но согласился, что с учетом опасной ситуации можно было «договориться и о другом».
Привычно отметив, что «нужно дальше двигаться по программе», глава государства напомнил, что планировалось еще по бокалу шампанского. «Пойдемте тогда, махнем, как в народе говорят», — предложил Путин.
Госдума завершает осеннюю сессию — первую для нового созыва. За несколько месяцев, прошедших после сентябрьских выборов, в нижней палате резко повысилась дисциплина: депутатам пригрозили штрафами за прогулы, запретили голосовать по доверенности и обязали их лично отвечать на обращения граждан. Меры только-только приняты, но заседать на Охотном Ряду уже стали гораздо больше и активнее. «Лента.ру» попросила думских обитателей рассказать, что именно для них изменилось и чего им не хватает теперь.
Без еды, но не в обиде
Михаил Дегтярев (ЛДПР), глава комитета по физической культуре, спорту, туризму и делам молодежи:
«Не хватает мне… Чего мне не хватает… Слушайте, всего хватает!
В новом созыве я стал больше ходить пешком по лестнице, потому что лифты забиты. Стал приносить обед из дома в контейнерах, потому что буфеты перегружены. Большинство встреч назначаю в стенах Госдумы, потому что перерывы короткие и мероприятий много. То есть количество внешних рабочих встреч лично у меня снизилось в 10 раз — теперь все приезжают ко мне (…).
Раньше министерства и ведомства плевать хотели на наш график. Этот документ не интересовал никого, даже самих депутатов. Теперь все ведомства держат лист с нашим распорядком на видном месте. Они перестали присылать нам приглашения на мероприятия, назначенные на дни пленарных заседаний, — все эти мероприятия стали проводиться в свободные для депутатов дни».
Оставьте балетки в покое
Сергей Миронов, лидер фракции «Справедливой России»:
«Первое, что обращает на себя внимание, — это наведение порядка и дисциплины. Действительно, я не припомню такого, чтобы на протяжении всего дня зал был полон. Всегда было так: на табло одни цифры, в зале другие. Беготню по рядам с целью нажимания кнопок за отсутствующих коллег депутаты между собой называли «игрой на рояле». Теперь каждый депутат голосует лично, и это абсолютно правильно. У нас во фракции и "старички", и новички стопроцентно присутствуют в зале и активно работают. (…)
На мой взгляд, можно установить требование для депутатов в обязательном порядке согласовывать все свои законодательные инициативы с руководством фракции. В шестом созыве у нас были случаи (но потом я просто пресек это), когда о законотворчестве некоторых депутатов я узнавал из СМИ. Предложение запретить кеды, балетки и обувь на высоких каблуках — из этой серии. Еще стоит прописать, что законопроект нельзя рассматривать одновременно в нескольких чтениях. Вы наверняка часто слышали такую фразу: принять закон сразу в трех чтениях. На самом деле это совершенно недопустимо».
Дайте больше комнат
Владимир Жириновский, лидер фракции ЛДПР:
«У нас стали более жесткие правила работы. Депутат обязан присутствовать на всех пленарных заседаниях, которых всего шесть в течение трех недель месяца, а за прогулы штраф — около 60 тысяч рублей за пропуск одного заседания. Если все шесть в месяц пропустить, то зарплату депутат не получит. И сразу резко повысилась дисциплина, все сидят, все слушают. Лет 10 назад во время парламентского часа вечером в зале было 2-3 человека — это позор (…).
Но остаются и некоторые старые проблемы. Парламенту нужно новое здание. Здание Госплана СССР, где расположена Госдума, совершенно не приспособлено для этого. В зале пленарных заседаний был кинотеатр, а мы здесь законы принимаем уже 23 года. Кроме того, в любой стране парламент — это самое красивое здание. Возьмите Лондон, Париж, Будапешт и так далее. Можно такое сравнение сделать: Госдума России в однокомнатной квартире, а все парламенты мира в пятикомнатных».
Подумать до полуночи
Валентин Шурчанов (КПРФ), депутат Госдумы II-III и V-VII созывов, первый зампред комитета по бюджету и налогам:
«Раньше депутаты были более свободны. Сейчас, как говорится, административного управления прибавилось. Руководство пытается дисциплину навести, целый день надо на пленарке сидеть. В эти месяцы комитет по бюджету нередко до полуночи заседал, в том числе в дни пленарных заседаний, которые, в свою очередь, завершались в 18-20 часов вечера.
Мы можем даже сутки сидеть в Думе, кровати там поставить, все идет к тому, что нам скоро предложат там ночевать. Мы, в принципе, не против. Но толку от этого не будет, если не сменить экономический и социальный курс страны.
Я считаю, что депутатам надо больше думать, а не просто сидеть. Размышлять над тем, правильной ли дорогой мы идем…»
Совершенно добровольно
Николай Панков, первый замглавы фракции «Единой России»:
«Эта Дума, конечно, сильно отличается от предыдущих. Благодаря отмене голосования по доверенности, депутаты стали почти в полном составе присутствовать на заседаниях. Никто по рядам не бегает, ни за кем бегать не надо, выяснять, убеждать прийти на заседание. Раньше тоже пытались бороться с низкой явкой, но менее успешно.
Усилилась работа внутри нашей фракции. Помимо общих заседаний фракции, регулярно проводятся заседания внутрифракционных групп. И если раньше группы собирались минут на 30, то теперь — на 1,5-2 часа. Здесь нет элемента принуждения, это нормальный режим для тех, кто понимает необходимость своей работы».
Нагрузили — хорошо
Алексей Журавлев, депутат от партии «Родина» (вне фракций):
«Теперь после 9-10 вечера можете многих моих коллег застать на работе. А раньше уже после шести в Думе царила умиротворенная обстановка, лифты были свободные, депутатов еще можно было найти, а сотрудников аппарата, помощников — сложно. То есть нагрузка на депутатов явно возросла, и это, конечно, заслуга нового руководства. Я считаю, что это правильно: перераспределение нагрузки произошло не только в высших эшелонах власти, но и на всех депутатов. (…)
С другой стороны, депутатам пока по-прежнему не хватает влияния, в том числе одномандатникам, о чем я говорил в ходе своего выступления по проекту федерального бюджета. Нужно разработать определенный механизм воздействия на исполнительную власть, на министров».
Без шуб и мигалок
Сотрудник аппарата Госдумы:
«То, что произошло с Думой, пока можно назвать "косметическим ремонтом". Команда Володина решила подправить имидж парламента, создаваемый в общественном сознании на протяжении последних лет. Это полезные шаги для института в целом, поскольку депутаты представали в СМИ как богачи-самодуры в шубах из соболя, с мигалками на голове, которые чудят на пленарных заседаниях и поют песни на корпоративах. Для органов исполнительной власти этот образ, кстати, был очень удобен, поскольку народный гнев, вызванный теми или иными непопулярным решениями власти, легко можно было направить в сторону депутатов (…).
Следующим шагом должно стать усиление реальных полномочий депутатов. Возродить институт парламентского расследования, заставить госкорпорации отчитываться перед Госдумой, укоротить сроки рассмотрения ведомствами депутатских запросов. Пока у замдиректора департамента какого-нибудь министерства полномочий больше, чем у депутата».
Котлетки для миллионера
Помощник депутата от оппозиционной фракции:
«Хотел недавно зайти в лифт в день пленарного заседания во время перерыва на обед — не пустили сотрудницы аппарата, заявив, что «лифт только для депутатов». Меня это немного шокировало: к такому обращению мы, работники со стажем, не привыкли.
Не очень приятные впечатления связаны со столовой. Депутаты, конечно, не смотрят на ценники, а от рядовых работников много жалоб поступает на удорожание блюд, представленных в меню. К традиционной печени в сметанном соусе добавят какой-нибудь огурец или ложку кедровых орешков, и сразу дороже раза в два делают. Раньше у меня получалось пообедать в общей сложности за 100 рублей, сейчас уже это невозможно, если только одну кашу взять. Ну не хочу я за 150 рублей котлетки покупать, я же не миллионер!»
Карине из Нижнего Новгорода три года. У девочки острый лимфобластный лейкоз. Она прошла курс химиотерапии. Результат хороший, но у девочки опасно снижен иммунитет. Малейшая инфекция может привести к необратимым последствиям. Для того чтобы их предотвратить, необходимы противогрибковые, противовирусные препараты и иммуноглобулины. Эти лекарства очень дорогие, а государство финансирует их только частично. Примите участие в совместном благотворительном проекте Русфонда и «Ленты.ру».
— Кем ты станешь, когда вырастешь? — спрашивает у дочки Татьяна. — Я буду Ольгой Ивановной! — отвечает Карина.
Ольга Ивановна — лечащий врач Карины. Теперь она главный человек в их жизни. Еще недавно Карина была веселой непоседой. Таких детей называют гиперактивными: ни секунды не могут усидеть на месте. А потом девочка заболела.
— В начале лета мы отвезли дочку к бабушке в деревню, на свежий воздух. Думали, Карина наберется сил, а вышло все наоборот, — рассказ дается Татьяне нелегко. — Бабушка пожаловалась: ребенок плохо кушает, гулять не хочет, с детьми не играет, очень много спит. Семь вечера, а ее не разбудить. И это наша девочка, которая постоянно находилась в движении!
Родители забрали ребенка домой и сразу пошли в детскую поликлинику. Педиатр выписал направление на общий анализ крови. Гемоглобин оказался такой низкий, что врач предположил анемию и назначил препарат железа.
Карина стала принимать лекарство и вернулась в детский сад. Но ничего не изменилось. По словам воспитательницы, в саду девочка была очень вялой, ничего не ела и засыпала прямо за столом: положит голову на руку и дремлет, как старушка.
— Мы сдали анализ крови в платной клинике, чтобы не терять время, — продолжает мама. — На следующий день из клиники позвонили: «Вам срочно нужна консультация врача-гематолога!» Я понимала: у Карины что-то не в порядке, но о самом страшном даже подумать не могла! Медсестра добавила: «Если бы у моего ребенка были такие анализы, я побежала бы давным-давно в больницу».
В направлении на обследование Татьяна увидела слово «лейкоз». И знак вопроса.
В отделении гематологии Нижегородской областной детской клинической больницы (НОДКБ) диагноз подтвердился. Родителей предупредили, что предстоит долгое и сложное лечение. С тех пор девочка с мамой большую часть времени находятся в больнице, лишь иногда их на неделю или две отпускают домой.
— Как выйдем на улицу, Карина просит: «Возьми меня на ручки. У меня болят ножки. Я по лесенке не пойду». Возвращаемся домой: «Мама, я очень устала, хочу полежать». Это так больно слышать, — рассказывает Татьяна. — Аппетита у Карины практически нет, от еды ее часто рвет. Я понимаю, что это побочные эффекты химиотерапии.
Как многие дети, которые подолгу лежат в больнице, Карина любит играть с мамой в доктора. В этой игре пациентка — мама, а дочка — врач. Карина ставит маме капельницы, делает пункции и инъекции, назначает лекарства. Она давно знает все эти слова из взрослого лексикона. Татьяна к игре в доктора-онколога уже почти привыкла, а бабушка всегда плачет. Потому что трехлетняя девочка не должна произносить такие страшные слова.
У Карины тоненький хвостик, похожий на слабый прутик. Девочка пока, к счастью, не понимает, почему мама больше не заплетает ей косички с бантами, как у подружек.
Прядь на подушке, клок в расческе — побочный эффект химиотерапии. А еще эти ужасные синяки, которые остаются буквально от всего и очень медленно заживают. Легкий ушиб, укол, ссадина вызывают обширные подкожные кровоизлияния.
Но Карина пока в том счастливом и беззаботном возрасте, когда легко переключаются. Она играет, если есть силы. Очень любит наряды и сама выбирает одежду перед выходом. Правда, пока «выход в свет» — это обычно визит к врачу.
— А зачем нам к доктору? — допытывается девочка. Она еще помнит, как недавно ей круглосуточно кололи обезболивающее: саднило тяжелейшее раздражение на коже, которое чуть не привело к сепсису. — Мне будет больно?
— Нет, — отвечает мама. — Доктор только посмотрит!
Сейчас девочка ждет Деда Мороза с подарками. Он принесет в своем волшебном мешке большую куклу, похожую на младенца, которой можно менять памперсы. А еще Карина мечтает о том, как летом поедет с родителями на море, будет плавать, строить крепости из песка и собирать ракушки.
И все это непременно сбудется. Потому что лейкоз сегодня умеют лечить. Просто надо помочь выстоять маленькой и очень мужественной девочке.
Для спасения Карины Кошелевой не хватает 1 888 224 рубля.
Заведующая отделением гематологии НОДКБ Анастасия Шамардина (Нижний Новгород): «Вследствие проводимой химиотерапии иммунитет Карины снижен. Так как организм девочки не в состоянии бороться с вирусами, бактериями и грибковой инфекцией, для предотвращения опасных осложнений ей необходима мощная сопроводительная лекарственная терапия: противовирусные, противогрибковые препараты и иммуноглобулины».
Стоимость лекарств 1 888 224 рубля.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Карине Кошелевой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда
Русфонд (Российский фонд помощи) — создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», «Московский комсомолец», в интернет-газете «Лента.ру», в эфире Первого канала, в социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 148 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
За 20 лет частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 8,957 миллиарда рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 15 тысячам детей. В 2016 году (на 15 декабря) собрано 1 494 827 107 рублей, помощь получили 2843 ребенка. Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России.
Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».
Владимир Путин на одиннадцатой большой ежегодной пресс-конференции
Фото: Григорий Сысоев / РИА Новости
В четверг, 22 декабря, состоится большая пресс-конференция президента России Владимира Путина, уже двенадцатая по счету. На мероприятие аккредитовались более 1400 журналистов. В списках участников наряду с французской Liberation, немецкой Deutsche Welle и американской The Wall Street Journal числится «Томский пенсионер», «Вестник Чернушки» и «Магаданская правда». Предыдущая пресс-конференция продолжалась 3 часа 10 минут, за это время глава государства ответил на 47 вопросов преимущественно от российской прессы. За 15-летнюю историю у этого формата сложились свои традиции, а у журналистов — способы привлечения внимания президента.
То ли утренник, то ли карнавал
«Чтобы задать вопрос президенту, нужно, во-первых, занять видное место — желательно ближе к сцене. А значит, прорваться в зал как можно раньше», — делятся опытом бывалые. Сначала туда запускают фотографов и операторов и лишь затем пишущую прессу. Юркий корреспондент проскочит сразу, уломает охранника или в крайнем случае попросит знакомого оператора занять местечко.
Но это только половина дела. Нужно еще привлечь внимание в ходе самой пресс-конференции. У одной журналистки есть верный способ — алый павловопосадский платок. Девушка и сама приходит в ярком платье и платком размахивает так, чтобы уж точно заметили. И каждый раз срабатывает: она добивается микрофона.
Но везет далеко не всем. В прошлом году журналисту, махавшему шарфом футбольного клуба с надписью «Польша», равно как и корреспонденту, принесшему с собой глобус (очевидно, с намеком на глобальность своего вопроса), слово так и не дали. Микрофон не донесли и до милой девушки в дальних рядах, прижимавшей к груди плюшевое сердце. «Песков нас не замечает!» — гласил один из плакатов. И действительно, его автора пресс-секретарь президента так и не заметил.
Звездой прошлогоднего мероприятия стал гость из Ханты-Мансийска, пришедший в национальном костюме охотников на оленей. Он раздавал интервью коллегам и с энтузиазмом стучал в шаманский бубен.
Интересно, что каждый год при входе в зал охрана требует оставить плакаты, флаги и прочие поделки. Но их все равно умудряются пронести. Когда одну девушку попросили снять с головы шлем танкиста, она разрыдалась так, что сжалившиеся охранники даже усадили ее на видное место — прямо в шлеме.
Пресс-конференция в цифрах
Формат большой пресс-конференции зародился на заре нулевых. Несколько сотен журналистов задавали пару десятков вопросов — ни размаха нынешнего, ни зрелищности. В 2006 году на пресс-конференцию аккредитовались уже более тысячи участников, и продлилась она три с половиной часа. Прозвучало 63 вопроса.
Самой долгой стала «прощальная» пресс-конференция в 2008 году. За 4 часа 40 минут Путин ответил на 80 вопросов. Именно тогда он произнес: «Все эти восемь лет я пахал, как раб на галерах». И назвал два президентских срока длительной командировкой, вырвавшей его из нормальной человеческой жизни.
Впрочем, в последующие четыре года он тоже не отдыхал — работал на посту председателя правительства. И после возвращения в Кремль вернулся и к привычному формату общения с прессой. В 2012 году беседа длилась 4 часа 33 минуты. Под занавес президент заметил, что «пресс-конференцию, как ремонт, нельзя завершить, ее можно только прекратить». В последние годы он прекращает общение на рубеже трех часов.
Пресс-конференция традиционно начинается в полдень по московскому времени. Звучит приветственная мелодия, на подиуме появляется Владимир Путин, садится за длинный стол, просит зеленый чай и начинает отвечать на вопросы журналистов.
Вопросы о личном
За долгие годы существования формата президент отвечал не только на вопросы внутренней и внешней политики России (каждый год звучат примерно одни те же), но и раскрывался как личность.
В 2002 году, находясь у власти два года, президент признался, что хорошо знает, «чем живет рядовой российский гражданин», так как «почти 30 лет прожил в коммунальной квартире в Ленинграде». В 2007 году рассказал о друзьях: «Адреса и явки хотите получить? У меня, конечно, есть друзья личные. Это, как правило, люди из моего студенческого времени, из детства, мои коллеги по прошлым видам деятельности: и в органах безопасности, и в мэрии Петербурга».
В 2014-м рассказал, как некий «приятель из Европы, большой начальник» за рюмкой водки спросил у российского лидера: «Ты любишь кого-нибудь? А тебя кто-нибудь любит?» И услышав два положительных ответа, выдохнул с облегчением. «Он, наверное, решил, что я озверел совсем», — предположил Путин. Тем не менее имени своей новой любви президент не раскрыл, а про бывшую жену — Людмилу Александровну Путину — сказал, что сохраняет с ней хорошие отношения.
В прошлом году Путин рассказал немного и о своих дочерях: они живут в России, учатся и работают, бизнесом и политикой не занимаются и звездными детьми никогда не были. «Я ими горжусь. Мои дочери говорят на трех европейских языках, на восточных. Не просто говорят, а пользуются ими в работе. Они делают первые шаги в карьере, но успешно», — сказал он, снова отказавшись раскрыть подробности — «по вопросам безопасности».
О чем спросят в этом году
Россия большая, изданий много, и каждое хочет привлечь внимание к важной для конкретного региона проблеме. Поэтому региональная тематика может превалировать над федеральной и международной. И все же не стоит сомневаться, что украинский и сирийский вопросы, прочно вошедшие в российскую повестку дня, вновь будут затронуты на пресс-конференции.
В прошлом году журналист, интересовавшийся возможностью обмена украинской летчицы Надежды Савченко на задержанных российских военнослужащих Александра Александрова и Евгения Ерофеева, прямого ответа не получил. Однако в мае такой обмен состоялся. Вопрос о ходе выполнения минских договоренностей (точнее, их пробуксовки), видимо, придется задать еще раз.
Повторных разъяснений потребует и позиция России по Сирии: есть ли у Москвы четкий план действий и свои собственные интересы на этой ттерритории. После убийства российского посла Андрея Карлова в Анкаре, безусловно, будет продолжена и тема борьбы с терроризмом.
«Все, поезд ушел с турками? То есть президент Эрдоган уже ничего не сможет сделать, чтобы развернуть ситуацию?» — спрашивали у Путина в прошлом году. Но обстоятельства, из-за которых так переживали журналисты из Татарстана, сменились с негативных на позитивные.
К слову, в прошлом году они просили оставить за Рустамом Миннихановым титул президента Татарстана (по закону в РФ может быть только один президент, остальные — главы или руководители республик). «Хоть горшком назовите, главное, чтобы в печку не ставили», — дал добро Путин. И Минниханов действительно продолжает именоваться президентом.
С новой силой разгорится обсуждение допинга в российском спорте. Но если в прошлом году разговор шел о дисквалификации одной лишь легкоатлетической федерации, то в этом году бед прибавилось: недопуск нашей сборной к Паралимпийским играм, усеченный состав на Олимпиаде, обвинения Всемирного антидопингового агентства в том, что допинг в России поощрялся на государственном уровне.
Год назад во время пресс-конференции Владимир Путин комплиментарно отзывался о Дональде Трампе. Теперь кандидат от республиканцев — избранный президент, с которым Путину работать как минимум год. Вопрос об ожиданиях в связи с этим, вероятно, тоже прозвучит на пресс-конференции.
Традиционно найдут отражение и насущные вопросы: рост тарифов ЖКХ, повышение стоимости проезда в транспорте, дороговизна продуктов в магазинах, маленькие пенсии, платные парковки в городах, новые налоги. И каждый из этих вопросов требует разъяснения от президента.
Очередная большая пресс-конференция будет транслироваться в прямом эфире телеканалами «Россия 1», «Россия 24» и Первый канал. Онлайн-трансляцию будет вести и «Лента.ру».
Уходящий 2016 год был богат на события, что не могло не отразиться на нашем языке. Отслеживанием новых популярных слов и выражений занимается группа «Словарь года». Уже около пяти лет ее создатели формируют рейтинг слов на основе голосования пользователей. По итогам года формируется своего рода словарь с комментариями, толкованиями, историческими справками, когда и как родился тот или иной неологизм. «Лента.ру» обратилась к куратору группы, главному редактору портала «Словари XXI века», лингвисту Алексею Михееву, чтобы узнать, как изменился наш язык под влиянием происходящего в мире и в стране.
«Лента.ру»: Какими новыми словами пополнился наш лексикон в этом году? Можно ли среди них выделить наиболее важные?
Михеев: В первую очередь хотелось бы выделить не какие-то отдельные слова, а лексические группы, определяющие некоторые тенденции года. Одну из таких тенденций, порождаемую медийным пространством, я бы назвал презумпцией негатива. Например, одно из слов, ставших заметным и значимым, — название препарата «мельдоний», с обсуждения которого в начале года начался допинговый скандал. За ним стоит то, что можно назвать презумпцией коллективной ответственности, когда отдельных спортсменов обвиняют в употреблении допинга и на этом основании отстраняют от соревнований всю команду. Больше всего пострадала от этого не допущенная до Олимпийских игр сборная российских паралимпийцев; и слово «паралимпийцы» поэтому тоже можно назвать одним из знаковых для 2016 года.
Какие еще были тенденции, кроме презумпции негатива?
Презумпция невежества. Это явление, которое стало заметным в этом году, особенно в социальных сетях: после назначения новых госчиновников в их прошлой деятельности обнаруживались какие-то сомнительные моменты. Например, новый детский омбудсмен Анна Кузнецова когда-то положительно высказывалась о телегонии — лженаучном течении, согласно которому на генетическую память матери влияют все ее прежние мужчины. А новый министр образования Ольга Васильева употребила в одном из интервью слово «божествование». Впоследствии выяснилось, что это промах журналиста, который просто не сумел понять слово «долженствование», однако осадочек остался: ведь такое претенциозное и пафосное слово действительно не очень подходит главе Министерства образования, и в рамках презумпции невежества как раз оно стало показательным «мемом».
Обе эти презумпции прямым образом соотносятся со словом «постправда», которое было признано словом года (по версии Оксфордского словаря) в английском языке и означает, что все чаще для общественного сознания важным и значимым становится не реальный факт, а его медийная интерпретация и оценка.
Судя по этим двум группам, новые слова приходят скорее из общественной сферы, нежели из политической и экономической.
Действительно, практически полностью ушла лексика ненависти и войны, доминировавшая, например, в 2014-м году. В 2015-м таких слов стало значительно меньше, а в этом тенденция вообще сошла на нет: новых слов, связанных с военными конфликтами, в этом году не появилось. Что касается социально-экономической ситуации, картина другая: здесь знаковых слов и словосочетаний стало значительно больше.
Здесь тоже, видимо, преобладают негативные тенденции?
Эти слова и выражения можно разделить на позитивные и негативные. Последние связаны с воздействием санкций и с ухудшением экономической ситуации — например, «экономический декаданс» или парадоксальное «отрицательный темп роста». Самый показательный неологизм — «страна-дауншифтер»: так в начале года назвал Россию глава «Сбербанка» Герман Греф. Что касается позитивно окрашенных слов, появились такие формулировки, как «новая нормальность» или «новые возможности», а также «внутренний туризм», который можно считать одной из разновидностей импортозамещения.
Кто из публичных фигур стал основным поставщиком новых слов?
Самой показательной фразой года, в которой отразились и позитивные, и негативные тенденции, стало высказывание премьера Медведева во время его визита в Крым: «Денег нет, но вы держитесь». Хотя там был более развернутый диалог и более широкий контекст, именно в таком сокращенном варианте эта фраза стала мемом. Медведев в этом году практически заменил Путина в качестве автора новых запоминающихся фраз: можно, например, вспомнить его совет учителям «идти в бизнес» или фразу «В каждой российской семье есть автомобиль». С его подачи появился также шутливый вариант названия кофе: «русиано».
А что же деятели культуры?
В первой половине года, когда неожиданный ажиотаж возник вокруг выставки Серова в Третьяковке, появилось словосочетание «очередь на Серова», использовавшееся в значении «интерес простой публики к высокому искусству». Вслед за Серовым последовали очереди на Айвазовского, Рафаэля и другие выставки — однако обобщающего для них термина так и не появилось. Попытку обозначить это словосочетанием «культурная толпа» нельзя признать удачной: ведь толпа — нечто хаотичное, а очередь, напротив, упорядоченное. Здесь мы имеем дело с ситуацией, когда явление есть, но емкого слова для него пока не придумано. Еще одно слово из культурной сферы — «лабутены» — пришло из песни группы «Ленинград». Оно также имеет прямое отношение к художественным выставкам («Водил меня Серега на выставку Ван Гога»), но выражает некое ироническое отношение к гламурному пафосу и претензии на культурность — когда интерес к высокому искусству помещается в ряд других элементов престижа.
Получается, в этом году мы получили больше слов, связанных с явлениями и событиями, заметными в масштабах страны.
Не только страны в целом; события городского масштаба также нашли свое отражение в лексике. К примеру, первую волну сноса незаконных торговых точек в Москве окрестили в народе «ночью длинных ковшей». По этой же причине в число значимых слов вошли «ларьки», а также обобщающее слово «самострой»: ведь сносились не только ларьки, но и более основательные здания.
Уходящий год был богат на внешнеполитические события. Выборы президента США, например. Это как-то отразилось на языке?
Безусловно. Выборы американского президента породили несколько лексических единиц. В первую очередь — «трампизм» как некое течение, хотя что конкретно означает это слово, не вполне ясно. Можно вспомнить каламбур «трампункт» — так предлагают называть Белый дом после ухода Обамы. Перед президентскими выборами часто употреблялся глагол «топить за…[Трампа]», который раньше встречался в жаргоне футбольных фанатов в значении «поддерживать какую-то команду».
Уходят ли из употребления слова и выражения, ставшие популярными в прошлые годы, — например, связанные с Украиной?
В этом году не появилось никаких заметных слов, связанных с Украиной. «Ватник» и «колорад» прочно вошли в обиход и стали общеупотребительными. Другое дело, что если изначально они были окрашены сугубо негативно, то теперь потеряли эту окраску и стали чаще использоваться в ироничном варианте самоопределения, порой даже с неким элементом гордости.
Появились ли какие-то совершенно новые категории слов?
Наверное, к таковым можно отнести слова, связанные с социальным неравенством. Например, «гелендвагены» стали символом поведения золотой молодежи, которая демонстративно нарушает ПДД. Можно вспомнить еще и практически забытую «уборщицу Газпрома», прославившуюся тем, что у нее украли из внедорожника очень дорогую сумку, на которую она, как с горькой иронией констатировали, «намыла» и «наподметала».
Стало быть, меньше говорили о войне и больше о социальных явлениях?
Да, политическое и внешнее ушло на периферию, а внутреннее стало более заметным. Среди значимых слов, имеющих отношение к внешней политике, можно отметить разве что «Брексит» — слово года по версии английского словаря Collins. В 2015 году одной из главных была тема беженцев, а в этой связи зафиксировано только одно словосочетание, связанное с поведением иммигрантов: «ночь длинных рук» — новогодняя ночь в Кельне. Увеличилось число слов, обозначающих стихийно рождающиеся социальные сообщества. Так, российских болельщиков, устраивавших драки во время футбольного чемпионата во Франции, назвали «зоотечественниками», а тех, кто весной болел за Леонардо Ди Каприо на церемонии вручения Оскара, — «дикапристами».
В уходящем году много говорилось о нравственности и семейных ценностях. Эти темы как-то повлияли на наш лексикон?
Да, в «Словаре года» есть несколько таких слов, которые употреблялись и ранее, но гораздо реже. Например, «пролайферы» — те, кто выступает против абортов, или «беби-боксы», ставшие популярными из-за дискуссии вокруг их запретов. Говорили о педофилии, особенно после скандала в 57-й московской школе, где некоторых учителей заподозрили в связях с учениками. А если вспомнить еще и казус с выставкой американского фотографа Стерджеса и активными протестами против нее, то можно констатировать, что в этом году нравственно-сексуально-демографическая тема стала одной из самых обсуждаемых, и это нашло свое отражение в словаре. Политика действительно уходит из центра общественного внимания, заменяется экономикой, культурой и нравственностью: все чаще говорят и пишут о проблемах именно такого рода.
Работа федеральных медицинских центров — под угрозой. Сейчас лечение в них финансируется напрямую из Минздрава. Однако с января средства будут выделяться через Фонд обязательного медицинского страхования (ФОМС). Тарифы страховщиков на лечение онкологических заболеваний, например, в десятки раз меньше реальных затрат. Это означает, что медучреждения неминуемо столкнутся с дефицитом лекарств. О том, как госполитика в области здравоохранения отражается на пациентах, «Ленте.ру» рассказал заместитель директора Федерального научно-клинического Центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева, онколог, доктор медицинских наук, профессор Алексей Масчан.
«Лента.ру»: В вашем центре регулярно бывает президент Владимир Путин. Неужели у клиники, к которой приковано такое внимание, могут быть финансовые проблемы?
Алексей Масчан: Как все федеральные научные центры, мы до сих пор финансировались напрямую из Минздрава за счет квот на высокотехнологичную медицинскую помощь (ВМП). С нового года квоты отменят и все будет проходить через фонд ОМС. И мы теперь находимся в тревожном ожидании.
Почему?
В правилах ФОМС указано, что оплачиваются лишь законченные случаи. А что это такое? Есть стандарты. Например, лечение детей со злокачественными опухолями костей и мягких тканей предусматривает операцию и курсы химиотерапии. Хирургическое вмешательство требуется не всем больным. Но если операции не было, случай считается незаконченным.
За него не заплатят?
Заплатят, но не всю предусмотренную сумму. Мы написали в ФОМС о том, что это в корне неверно. Нам ответили, что инструкция есть инструкция. Раз должны оперировать, то делайте, как написано в российских стандартах, и не имеет значения, что мы в лечении руководствуемся международными протоколами. Кроме моментов, касающихся лечения, немало вопросов и по формированию тарифов. Законченный случай с операцией оценивается в 120 тысяч рублей. Этого, мягко говоря, недостаточно. Потому что только стоимость препаратов в день для больного может составить 100 тысяч рублей. На лечение детской онкологии по ОМС выделяется меньше средств, чем на проведение того же ЭКО.
Минздрав по квотам давал больше денег?
Квоты на высокотехнологичную помощь не предполагали жестких границ, как в случае ФОМС. Давался определенный бюджет. И мы в его рамках могли действовать свободно. Допустим, выделили средства по квоте для 10 человек. Кто-то прошел без осложнений, на их лечение затратили меньше средств. А кому-то потребовалась дополнительная помощь. Сейчас так лавировать уже не получится.
Получается, что в других больницах соблюдают спущенные сверху инструкции и, условно говоря, оперируют, хотя больному это может повредить?
Когда ребенку не показана операция, варианта у больницы три: врать и писать, что они что-то провели; нормально не лечить; обращаться к благотворителям. То есть государство заведомо создает невыполнимые правила игры для тех, кто хочет качественно помогать больным. Вы знаете о том, что у нас большая разница в стоимости лечения онкологии между регионами? Она значительна даже в соседних областях. Чем отличается житель условной Тюмени и Красноярского края от того же жителя Иваново?
Наверное, тем же, чем богатые семьи отличаются от нищих.
Вопрос в том, кто сделал эти регионы бедными или богатыми. Недра Красноярского края кому принадлежат — региону или всей стране? Экономисты и властители дум, за которыми мы шли в 90-е годы, на самом деле как были торговцами цветами в душе, так ими и остались. Только теперь они не сотнями рублей ворочают, а миллиардами. А нравственный уровень — абсолютно как у фарцовщиков.
В стране уже второй год активно проходит программа импортозамещения лекарств и медтехники. На вас это как-то сказывается?
Мы всегда пользовались хорошими западными реагентами для анализов донорской крови. Когда начались разговоры про отечественных производителей, экономию, решили попробовать дешевые российские. Год тестировали. Сэкономили за счет этого два миллиона рублей. Однако был получен высокий процент ложнопозитивных результатов, что привело к необходимости отказываться от доноров и перепроверять всех остальных на иностранных препаратах. Потратили 2,5 миллиона рублей. То есть на 500 тысяч больше, чем составила «экономия».
Как будете обходить правило, которое обязывает госучреждения при закупках выбирать продукцию российских производителей?
Пока не знаем. У нас была возможность в критических ситуациях прибегать к помощи благотворителей. С нами работает фонд «Подари жизнь». Но благотворителям сейчас очень трудно. Если не говорить о четырех-пяти самых крупных фондах в стране, для остальных каждый собранный миллион пожертвований — большой успех. Законы о госзакупках, где определенным компаниям даются неоправданные преимущества, рушат рынок. Зачем российским производителям бороться за качество, зачем снижать цены, зачем с кем-то конкурировать, если у них и так обязаны все купить? А с закупками отечественных материалов бывает до смешного. У нас в июне в День защиты детей был президент Владимир Путин. Но перед его визитом приехали сотрудники федеральной службы охраны. Мы на них надели белые халаты от отечественных производителей. Халаты у них в плечах треснули.
Плохая ткань или большие сотрудники?
Расползается ткань. И к тому же «импортозамещенные» халаты жутко колючие. Или взять, например, бахилы. Казалось — чего уж проще. Это ведь не томограф и не аппарат УЗИ. Обычный целлофановый мешок. Купили российские. Надеваются с третьего раза. Потому что первые два «носка» рвутся. Вот такое качество.
Центр Димы Рогачева — лучшая детская онкологическая клиника в стране. Значит, по определению тут должны лечиться или хотя бы консультироваться родственники высокопоставленных чиновников. Они тоже используют все отечественное?
Мы всех лечим одинаково. У нас пока есть возможность предоставить всем качественное лечение, соответствующее международным протоколам. Это опять же заслуга благотворителей. Но вы правы. Когда заболевает кто-то из «великих», звонят: «А что нам делать? Посоветуйте кого-то за границей, чтобы мы могли купить самое лучшее лекарство, не подделку».
В прошлом году детские онкологи написали открытое письмо в Минздрав с требованием запретить лечить рак у детей дженериками. А недавно министр здравоохранения Вероника Скворцова призвала всех доверять отечественным производителям. Вы доверяете?
Знаю два-три крупных отечественных производителя, в отношении которых я изменил точку зрения. Я специально ездил на производство, встречался с руководством. Они, заработав деньги на госзаказе, уже перешли от изготовления дженериков к наукоемким лекарствам. И это уже выходит за рамки простой наживы, в чем я их раньше подозревал. Однако, кроме этих компаний, есть такие, за которых гроша ломаного никто не даст.
Уже стало традицией, что онкологи ежегодно устраивают международные встречи и рассказывают свои новости. В детской онкологии есть прорывы?
Революционных прорывов нет. Детская онкология уже достигла невиданных результатов. Например, если у взрослых выживаемость при лейкозах составляет 30-40 процентов, у детей — 70-90 процентов. Мы бы хотели, чтобы все дети выздоравливали. Мы мечтаем и о том, чтобы сделать процесс лечения менее болезненным и травматичным. Но сегодня врачи, убивая детский рак, осознанно рискуют, что лет через 20-40 у бывших пациентов могут возникнут осложнения.
Например, одно из самых излечимых онкологических заболеваний — лимфома Ходжкина. В программу лечения, помимо химиотерапии, входит облучение грудной клетки. Оказывается, что у болевших девочек в дальнейшем риск развития рака молочной железы увеличен в 40 раз. Старые детские гематологи-онкологи говорят, что теперь никогда они не будут говорить о пациентах, что они выздоровели. Будут говорить, что выжили. Согласитесь, выздоровление и выживание — немного разные вещи. Поэтому поиски путей наименее травматичного лечения — это не менее важная для нас задача.
Минздрав в этом году отказался включать в список жизненно важных лекарств (ЖНЛВП), которые могут закупаться для государственных клиник, новые препараты. Если в вашей сфере «нет прорывов», значит вас это не затронет?
Мы уже несколько лет бьемся над тем, чтобы в список ЖНЛВП попали препараты, которые могли бы увеличить прогноз больных иммунной тромбоцитопенией. На нашем рынке эти лекарства обращаются уже семь лет. Пациентов, которым они требуются, всего 60-70 на всю Россию. Но это заболевание очень коварно. Одно из осложнений — постоянная угроза кровоизлияния в головной мозг.
Лекарства дорогие?
Стоимость зависит от веса пациента — от 160 до 320 тысяч рублей в месяц. Сейчас мы вынуждены лечить детей токсичными «старыми» дешевыми препаратами, но если подсчитать суммарные затраты на лечение, а именно на госпитализацию и лечение осложнений заболевания, то оказывается, что инновационные препараты в итоге дешевле. Не говоря уже о том, что качество жизни при их применении несравненно выше.
В этом году не только ни один из по-настоящему прорывных препаратов не вошел в список жизненно необходимых, он вообще не был расширен. А это значит, что государственные больницы не смогут их закупать. Зато в списке всякая чушь, наподобие настойки боярышника. Или лекарства, эффективность которых никто не исследовал. Те же арбидол или амиксин. Я ради интереса смотрел публикации в зарубежных журналах по этим препаратам. Их нет! А качество клинических данных, опубликованных в России, настолько безобразно, что даже обсуждать там нечего.
В то же время действительно жизнеспасающие препараты, направленные, например, на лечение РМЖ, меланомы, для поддержки пациентов после трансплантации почек, для пациентов с диабетом добавлены не были, хотя предварительное положительное решение комиссии по ним было получено. При этом важно отметить, что механизм включения препаратов в список ЖНВЛП — это возможность для государства зафиксировать цены производителей на нижней границе диапазона, что существенно экономит бюджетные средства.
Если исключить «фуфломицины» — хватило бы сэкономленных средств на жизнеспасающие лекарства?
Полностью, думаю, нет. Но можно было бы существенно сэкономить. Мы тратим в десятки раз меньше, чем развитые страны на здравоохранение и на лекарственное обеспечение. Ссылки на то, что бюджет надо экономить, — в пользу глупых. Превратив человека в инвалида, впоследствии государство потратит гораздо больше денег на его содержание.
Сейчас все обсуждают ситуацию с онкологической клиникой №62 в Москве. Вернее, анализ ее закупок. Препараты, которые больница самостоятельно закупала, оказались в десять раз дешевле, чем те же самые, но купленные централизованно, городом. В регионах так же?
Такой масштабной разницы в ценах я нигде не встречал. В России все происходит с точностью до наоборот. История с этой больницей — просто классика. Первоначально декларируется, что централизация, оптимизация — меры в целях снижения затрат. В результате издержки повышаются в разы. А из самой больницы, которая лучшая в стране, выгоняют главного врача. А ведь он заслуживает звания Героя России куда больше, чем некоторые, уже получившие эту награду.
Сегодня врачи на профессиональных интернет-форумах часто обсуждают вопрос, сообщать ли пациенту о новых методах лечения, если они не входят в программу госгарантий. Получив такую информацию, больные пишут в Минздрав, жалуются, а начальство в результате наказывает доктора, который «проболтался».
Вопрос как у Сергея Довлатова: «Стоит или не стоит в гостях красть серебряные ложки». Пусть те врачи, которые считают, что пациенту не нужно знать лишнего, сами когда-нибудь окажутся в роли больных и им также кто-то не скажет о современных возможностях лечения. У нас что — врачи какая-то высшая каста по сравнению с другими людьми? Почему они должны решать, что пациенту знать, а что нет? Конечно, надо говорить. Тем более что люди становятся все более и более читающими, интернет открыт для всех. Такие дискуссии в медицинском сообществе — настоящее скудоумие. Это остатки тоталитарного сознания. Тоталитарного в том смысле, что кто-то может решить за человека, что ему надо знать, а что нет.
Почему ваши коллеги из других больниц молчат о проблемах в здравоохранении?
Если в регионе врач рот открыл, его выгонят, и работы он потом не найдет.
Почему-то вспомнилась фраза Зои Космодемьянской.
Которая сказала: «Всех не перевешают»? Достаточно повесить одного. Это законы управляемого общества.