Вечером 8 декабря 2018 года стало известно о смерти старейшей российской правозащитницы Людмилы Алексеевой. «Лента.ру» вспоминает о ее непростой судьбе, лишениях и отношениях с властями.

Людмилу Михайловну Алексееву всегда в чем-то упрекали. В брежневский застой КГБ предупреждал видную участницу диссидентского движения о недопустимости «антисоветской деятельности», при Медведеве в канун 2010 года ее арестовывал ОМОН за участие в «несанкционированной» акции на Триумфальной площади, а полтора года назад нашлись те, кто обвинил заслуженную провозащитницу в «соглашательстве» и чуть ли не в «коллаборационизме» с властью. Поводом для этой травли стало то, что Людмилу Михайловну с днем рождения лично поздравил президент России Владимир Путин.

Вряд ли есть смысл пересказывать биографию Алексеевой — достаточно почитать хотя бы статью о ней в «Википедии». Взять, для примера, молодые годы, отравленные Большим террором 1937-1938 годов и бедствиями Великой Отечественной. Юной девушкой во время войны она работала на строительстве станции метро «Сталинская» (ныне — «Семеновская»), таскала тяжелые вагонетки в тоннелях. Кто бы тогда мог подумать, что спустя 67 лет именно в метро какой-то подонок посмел ударить ее, 82-летнюю женщину, по лицу, когда она вместе с Борисом Немцовым возлагала цветы в память о погибших при теракте на станции «Парк культуры».

Будучи принципиальным человеком, Алексеева никогда не скатывалась в доктринерство. Борьба за судьбу конкретных людей (отдельных политзаключенных или жертв «болотного дела») для нее всегда оказывалась важнее каких-либо абстрактных идей и теорий, за что в последние годы ее жизни часто травили так называемые «свои» — бессмысленные «диванные эксперты», всегда считающие нужным о чем-то заявить в соцсетях. Но Алексеева за свою долгую и тяжелую жизнь смогла найти тот предел компромисса, когда в одной ситуации можно и даже необходимо жестко оппонировать власти, а в другой — сотрудничать с ней и даже в чем-то договариваться. Этот ее опыт бесценен для русского интеллигента при любом режиме — что при советской власти, что теперь.

Как она сама признавалась в эфире «Эха Москвы», самым важным решением ее жизни стало подписание письма протеста против преследований диссидентов в 1967 году. У Алексеевой тогда была комфортная работа — она трудилась в издательстве «Наука» и редактировала указатели к факсимильному изданию герценовского «Колокола» и «Полярной звезды». По тем временам, да и по нынешним тоже, это была работа мечты: ей разрешалось появляться в издательстве раз в неделю – все остальное время она могла работать дома и заниматься детьми. Однако от всего этого Людмила Михайловна сознательно отказалась. «Я сама хотела, чтобы у моих детей была нормальная жизнь. У меня два хороших сына, они этого заслуживали. И я понимала, что, если я подпишу это письмо, может быть, конечно, арестуют, но может быть, и нет, но совершенно точно — выгонят с работы», — вспоминала Алексеева в 2012 году.

Ее, слава Богу, не арестовали, но дальше были несколько лет беспросветной нищеты даже по меркам скудного советского быта рубежа 1960-1970-х. Однако позже повзрослевшие сыновья ни разу не высказывали ей претензий по этому поводу. Наоборот, они всячески поддерживали свою мать.

В 1975 году Леонид Брежнев от имени СССР в финляндской столице Хельсинки подписал Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Как вспоминал будущий заместитель министра иностранных дел СССР и России Анатолий Адамишин, для Леонида Ильича это было важным рубежом. В разговоре с послом во Франции Юрием Червоненко Брежнев признался: «Если состоится Хельсинки, то и умирать можно». Но для советских диссидентов этот документ стал полезным инструментом для отстаивания своих позиций и принципов. В 1976 году именно Людмила Алексеева оказалась в числе основателей Московской Хельсинской группы — старейшей на нынешний момент правозащитной организации в нашей стране.

Однако в следующем году, когда приняли так называемую «брежневскую конституцию», которую диссиденты требовали соблюдать, Алексеевой и ее семье пришлось вынужденно эмигрировать в США. Она смогла вернуться на родину лишь в 1993 году, в один из самых драматичных моментов постсоветской истории России. Дальше была долгая, изнурительная и кропотливая деятельность ради тех людей, чьими правами и свободами у нас в стране постоянно пренебрегают.

В современной России она могла как участвовать в «Стратегии-31», так и в неформальной обстановке спокойно беседовать с нынешним главой государства.

И за то, и за это ее яростно ругали со всех сторон. Что, впрочем, никогда ее не останавливало. Писал же Киплинг:

Останься прост, беседуя c царями,
Будь честен, говоря c толпой;
Будь прям и тверд c врагами и друзьями,
Пусть все в свой час считаются c тобой…

С Алексеевой считались все — и фрондирующие интеллигенты из «прогрессивной общественности», и чиновники самого высокого ранга. Теперь нет больше в нашем обществе личности такого масштаба. А Людмиле Михайловне вечная память.

Рэперы Птаха и Жиган (о нем читайте ТУТ) в компании других артистов и блогеров в четверг, 6 декабря, пришли в Госдуму. Они хотели обсудить с депутатами охоту на рэп-концерты, которая в последнее время развернулась по всей России. Через законодателей они пытались достучаться до местных властей, объясняли, что они ничего противозаконного не пропагандируют и вообще за ЗОЖ, устроили с депутатом поэтический баттл, выслушали доклад полковника полиции и очень разочаровались. Что происходило на встрече за этим странным круглым столом — в стенограмме «Ленты.ру».

ВНИМАНИЕ: Стилистика речи участников беседы сохранена

Действующие лица:

Птаха, рэпер

Жиган, рэпер

Михаил Дегтярев, председатель комитета Госдумы по физической культуре, спорту, туризму и делам молодежи

Артем Туров, депутат Госдумы

Виталий Хмельницкий, начальник управления межведомственного взаимодействия главного управления по контролю за оборотом наркотиков МВД России, полковник полиции

Александр Солонкин, заместитель председателя Ассоциации молодых парламентариев РФ, представитель АНО «Независимая молодежь»

Мария Воропаева, председатель Молодежного парламента при Госдуме

Часть первая, в которой молодым парламентариям объясняют разницу между старой школой и фрешменами

Александр Солонкин, заместитель председателя Ассоциации молодых парламентариев РФ: В период с 1995-го по 2000-й смысловую нагрузку творчества данного жанра можно было охарактеризовать как конфликтную: повествование и констатация фактов низкого уровня жизни в связи с действующим экономическим положением в стране. Период с 2000-го по 2010 годы можно назвать ключевым с точки зрения устойчивости и стабильности представителей именно старой школы. Коллеги [обращается к соседям по круглому столу, справа от него — Птаха, слева — Жиган ], если я буду ошибаться — поправляйте меня. Справа и слева от меня сидят уже матерые артисты, которые относятся как раз-таки к старой школе. И вот в чем разница с так называемыми фрешменами, представителями новой школы. Если старая школа придерживалась больше фундаментальных принципов и говорила о самой культуре, о ее зарождении, то новая школа начала пропагандировать обратное…

Птаха (Давид Нуриев): [с некоторым сомнением смотрит на Солонкина].

Солонкин: …всячески демонстрируя слушателям, что наркотики, алкоголь и секс — это основа образа жизни успешной молодежи сегодня.

С чем мы еще столкнулись? Смотрите, ведь многие артисты — они априори аполитичны, в какой-то степени асоциальны. Они не знают о всех хитросплетениях. Тем более на политическом небосклоне. После того как рэпер Хаски был освобожден, он записал интервью, в котором поблагодарил, так скажем, определенные ресурсы…

Птаха: [дважды пытается вклиниться со словами «тех, кто ему помог»].

Солонкин: …которые у нас являются запрещенными. Поэтому сама повестка дня фактически политизировалась.

Помимо рэперов с нами присутствуют Дмитрий Ларин, это видеоблогер. Дима чуть позже как раз-таки скажет, с чем артисты сталкиваются с точки зрения интернета. Да, Дима? По поводу Ютуба, скрутки, лайков, просмотров и всяких других моментов.

Как раз входят старшие коллеги, сейчас я буду их уже представлять.

Мария Воропаева, председатель Молодежного парламента при Госдуме: Саш, если позволишь… Да, Михаил Владимирович, проходите, пожалуйста.

[Голос за кадром]: Ни один вопрос у нас такого ажиотажа в Думе не вызвал.

Воропаева: Мы уже про это говорили, что да — через неделю заседание Молодежного парламента в Государственной думе, и мы всех приглашаем, все средства массовой информации.

Солонкин: А как СМИ уже перевернули, что Давид [Птаха] уже в нем участвует?

Воропаева: Некоторые СМИ — да, уже написали.

Коллеги, мы просто хотели, чтобы в самом начале круглого стола было понимание, что мы не занимаем чью-либо сторону, с точки зрения Молодежного парламента при Государственной думе. Мы понимаем, что есть действительно те рэп-исполнители, которые перегибают палку, и я могу сказать как мама, что для меня, наверное, это в том числе и очень опасный контент для ребенка. Но нужно искать другие, наверное, методы и способы, чтобы наши дети могли самостоятельно ограничивать для себя вот такой контент. И я надеюсь, что мы сегодня поговорим об этой теме, и, может быть, какие-то конкретные решения сегодня уже будут приняты.

И первому я бы хотела предоставить слово Птахе. Птаха — это тот человек, рэп-исполнитель, который…

Птаха: Да, здравствуйте.

Воропаева: ...который помог нам организовать это мероприятие, этот круглый стол. Пожалуйста.

Часть вторая, в которой рэпер Птаха говорит, что он тоже отец, и находит виновных в разложении молодежи

Птаха: У меня немного... Я бы хотел… [откашливается].

Извините, я вчера сорвал голос на концерте. Я бы хотел, чтобы все понимали, что мы сюда пришли не с точки зрения послушать и просто уйти отсюда. Нам не интересен диалог, нам интересно решение вопроса. Нас в интернете крутят со всех сторон. Рэперы про нас говорят, что мы идем к вам на поклон. Некоторые говорят, что мы вообще не должны, потому что в принципе для нас зашкварно появляться на таких мероприятиях, как у вас, потому что у нас немножко другой образ жизни и мировоззрение совершенно другое. Отличается с вашим. Оппозиционные СМИ начали копать под нас, что мы, оказывается, уже проправительственные и топим за правительство, потому что Романа [Жигана], например, награждал Владимир Владимирович [Путин] в свое время — на «Битве за респект». У меня есть песня «2.017», где я высказал полный протест против того, чтобы бегать по улицам и устраивать там всякую ерунду. Притом я не поддерживаю политику или еще что-то, это было лично мое мнение.

Я хочу сразу [сказать], зачем мы сюда пришли. Чтобы вы понимали, чтобы СМИ понимали, чтобы люди, которые это увидят, тоже понимали. [Переходит к чтению с экрана смартфона, куда будет периодически заглядывать]. Наша встреча — это попытка получить вразумительный ответ о происходящем вокруг исполнителей, о причинах абсурдности поведения властей, выходящих за рамки закона, причинах незаконных отмен концертов, давления на организаторов со стороны властей всех мастей и рангов, непонятно откуда взявшаяся цензура. А 282 — это факт, это цензура. И, как бы это ни называли, это дырка в законе. На данный момент кто-то что-то сказал — можно закрыть этого человека. Лично я имею в виду органы. Я сам был осужден по этой статье — за то, что я что-то не то сказал, что не понравилось одному человеку, который на тот момент был депутатом Государственной думы, — Дмитрию Носову. Это ваш, кстати…

Кто-то из-за кадра: Не наш…

Птаха: …бывший коллега.

Правоохранительные органы часто находят в песнях очень много того, чего там нет. Эксперты, которые не занимаются музыкой, не знают, что такое творчество, находят в песнях смысл, которого в них никогда не было, нет и не будет. Который автор даже сам не закладывал. Цензура ведь у нас действительно запрещена. Вот, пункт 5 статьи 29 Конституции Российской Федерации. Пара пунктов у меня есть, я скажу сейчас.

Разъясните нам, пожалуйста, на каком основании позволяют себе местные власти нарушать закон, начиная давить на организаторов местных, на артистов, своими вот этими притычками, рекомендациями не проводить концертов? Это повально сейчас происходит в каждом городе. И молодые исполнители теряют публику, а организаторы теряют деньги. Сами люди, которые купили билеты на эти мероприятия, теряют настроение, а они идут на концерт, а не на митинг. И все равно им не дают этого делать.

Отношение мамочек, бабушек, дедушек, друзей, отцов, матерей… Я сам отец, Роман — тоже отец. Мы тоже родители. Но мы не считаем, что музыкант виноват в чем-то. Музыкант является творческой личностью, и он занимается творчеством, он пишет. Если музыкант начнет говорить о том, что «вот, давай-ка я подумаю… а вот здесь... вдруг меня услышит ребенок, или не поймет, и пойдет что-нибудь сделает… а вот вдруг меня услышит девочка и не поймет, что-нибудь сделает…». На этом творчество заканчивается, оно превращается в паству. И мы приходим к чему? Опять к временам 90-х годов, где музыкой является София Ротару, и мы опять будем слушать вот это. Молодежь не хочет это слушать. Она хочет слушать музыку, которую она хочет.

И у нас возникает вопрос, почему местные власти [реагируя] на отписочки каких-то материнских комитетов, позволяют себе мешать концертам? Ведь родители должны воспитывать своих детей. Все зависит от воспитания. Если ребенок воспитан правильно, он, даже если слушает что-то, он не будет это повторять. Многие музыканты попросили задать вопрос: почему вы нас обвиняете в своих дырках? В том, что вы сами ничего не смогли сделать, что у нас нет идеологии в стране, что нету правильного образования в стране, нету морального образования молодежи в школах, и благодаря этому происходит то, что мы сейчас видим. Разложение молодежи — это не наша вина как артистов, это ваша вина как руководства. Поэтому я бы хотел уточнить такой вопрос. Почему вы нас обвиняете в том, что вы сами не смогли сделать, и на каком основании вы используете против нас 282-ю статью, и кто эти ваши, как их, эксперты, которые за свою жизнь не написали ни одного стишка, и в принципе, кроме как сухая оценка слов, разбора по словам, ни на что эти люди не способны? [Они не смогут понять], что в треке написано.

Я закончил, спасибо большое.

Часть третья, в которой депутат ЛДПР признается в любви к рэпу и объясняет Птахе, что во всем виноваты коммунисты

Воропаева: Спасибо, Давид. Мы предполагали, что у нас будет обмен мнениями после каждого выступления. Поэтому, коллеги, просьба: короткие вопросы, короткие ответы, если это возможно.

Солонкин: Именно поэтому хотел бы поблагодарить Молодежный парламент, почему мы решили совместно с независимой молодежью выступать, чтобы заведомо ребят не объявляли прокремлевскими.

Хотелось бы слово предоставить и нашим старшим коллегам. Михаил Владимирович...

Михаил Дегтярев, председатель комитета Государственной думы по физической культуре, спорту, туризму и делам молодежи: Большое спасибо. Я не понял, правда… Давид Борисович так хорошо знает конституцию и законы, и это радует.

Птаха: Я не так хорошо знаю конституцию и закон, но какие-то свои права еще знаю.

Дегтярев: Это радует. Давид Борисович, уважаемый, я хочу высказать, во-первых, как автор законопроекта об отмене статьи 282, свое мнение на этот счет. Мы во фракции ЛДПР тоже считаем, что эта статья абсолютно неправильная, по которой сегодня можно упечь за решетку. Рэперы — это маленькая песчинка от того количества людей, которых можно сегодня по этой статье осудить. Поэтому мы считаем во фракции ЛДПР, что эта статья совершенно неправильная, ее ввели коммунисты, товарищ Илюхин.

Птаха: Да без разницы.

Дегтярев: Мы не в диалоге, Давид Борисович. Я выступаю, мы вас не перебивали.

Птаха: [на лице рэпера некоторое удивление]

Дегтярев: Поэтому это правильная позиция. Это коммунисты. Они приняли в одном из первых созывов эти поправки с подачи коллеги Илюхина. Многие сегодня, как говорится, пытаются на этом словить хайп, но мы в этой позиции укрепились, и давно, с Владимиром Вольфовичем. Поэтому это важно, чтобы у нас была свобода. И за свое мнение, которое отлично от другого, никто бы не мог пострадать. Это первое и самое главное.

Я не знаю, почему вы ставите вопрос в этом зале местным властям. Если знаете несколько глав конституции, мы законодатели. Мы с большим удовольствием пришли на встречу с вами, но не для того, чтобы отвечать за местные власти. Мы будем отвечать: я — за себя, как политик, как отец троих сыновей, как любитель — а я люблю музыку рэп. А местные власти будут отвечать за себя. Так же, как и каждый из нас будет отвечать за себя и за свои поступки. И перед законом, и перед господом. Это важно.

Поэтому говорить, что у кого-то есть паства, — я б так не стал говорить, потому что она есть и у вас. Ваши поклонники — их тоже можно назвать паствой. Также есть последователи и сторонники той или иной политической партии, того или иного течения в музыке. Поэтому очень интересно было выслушать вас, понять, что у вас вопросы накопились. Но очень важно задавать вопросы и себе. Я, например, люблю рэп-музыку, с удовольствием ее слушаю и не боюсь, чтобы дети ее слушали. Это интересная часть нашей культуры. Так же Высоцкий был в свое время частью субкультуры, но он своим трудом, своим талантом, своей божьей искрой субкультуру сделал культурой. И сегодня это эталон. Его именем, может, даже назовут аэропорт. Назовут ли вашем именем когда-то аэропорт или космопорт — покажет только время. Как и то, во что превратится эта субкультура под названием «рэп» через какое-то количество десятилетий.

Я лично могу высказать свою позицию. И как кандидат, кстати, в мэры Москвы на последних выборах не раз ее высказывал. Считаю, что нужно закон соблюдать. Если организаторы что-то нарушают и неправильно выставляют возрастные ограничения или нарушают закон об ограничении несовершеннолетних от вредной информации… Этот закон действует, и верующих чувства нарушают, ущемляют, их надо тоже соблюдать. Вот и все.

Поэтому о чем диалог? Если нужны изменения в законодательстве — давайте их обсуждать. Получить здесь разъяснения, почему в том или ином регионе какие-то предпринимаются действия, мне кажется, у вас не получится, потому что каждый отвечает на своем участке работы.

Зачем вы пришли? Вы справедливо спрашиваете. Наверное, чтобы задать эти вопросы через средства массовой информации. Вас же будут цитировать, вас будут показывать, вашу речь перепечатают, будут обсуждать. И в итоге к какому-то консенсусу мы придем.

Я лично считаю, повторюсь, что запрещать, ограничивать творчество ни в коем случае нельзя, но если это самое творчество нарушает законодательство, особенно об ограничении несовершеннолетних от вредной информации… Ну, коллеги, надо соблюдать закон. Вот и все.

Часть четвертая, в которой депутат хочет рассмешить рэперов стихотворением Есенина, а Птаха с ним чуть-чуть спорит

Дегтярев: А напоследок прочитаю вам стихотворение Сергея Есенина.

[Рэперы одобрительно качают головами].

«Не тужи, дорогой, и не ахай» оно называется. Вы знаете его? Слышали?

Не тужи, дорогой, и не ахай,
Жизнь держи, как коня, за узду,
Посылай всех и каждого на… запикано,
Чтоб тебя не послали в… запикано.

[За кадром хихикают журналисты, рэперы соблюдают спокойствие].

Ну талантливый человек? Талантливый. Но нам же, как говорится, закон предписывает не ругаться в стенах Государственной думы и обществе и не читать полностью, правильно? А промеж себя, дома, за столом на кухне, мы можем полностью это стихотворение с вами продекламировать с использованием всей широты лексики русского языка. Вот, в общем-то, вам иллюстрация, как можно и как — нет.

Пожалуй, у меня все. Могу долго говорить, аппарат столько всего подготовил, что можно какие-то комплексные законотворческие инициативы вносить: увеличивать штрафы некоторые эксперты советуют, привлекать исполнителей к пропаганде здорового образа жизни, и так далее. Но каждый сам решает. Я, конечно, как председатель комитета по спорту рекомендую всем заниматься здоровым образом жизни, его вести, заниматься спортом, физкультурой, ходить на рэп-концерты и с удовольствием, в общем-то, отдыхать.

Птаха: Те вопросы, которые я озвучил здесь... Почему мы их задаем здесь, а не на местах, не в каких-то городах? Потому что это здание — оно само по себе полно законотворчества и законов, и здесь работают те люди, которые должны контролировать местные власти. Если центральная власть, которая находится в Москве, не способна контролировать на местах власть… Вы говорите, «каждый должен отвечать сам за себя». Нет. Это здание должно отвечать за всех. Это здание и Белый дом должны отвечать за всех, кто ниже вас находится, по иерархии, так сказать.

Мы не пришли сюда ругаться или что-то…

Воропаева: Все правильно.

Птаха: Мы высказываем свое мнение в той форме, в которой мы можем это делать.

Дегтярев: Коллега совершенно справедливо сказал, что у нас есть законодательство, мы его принимаем, и его все должны неукоснительно соблюдать. И если сегодня статья 282 действует, то она может быть применена и к вам, и ко мне. То же самое — и закон об ограничении несовершеннолетних от вредной информации.

Поэтому местные власти, особенно правоохранители, неукоснительно исполняют. За что мы им благодарны.

Птаха: Ну, я бы не сказал.

Часть пятая, в которой Жиган рассказывает про зону, называет вещи своими именами и читает заранее приготовленное стихотворение

Жиган (Роман Чумаков): Здравствуйте все. Послушал, очень интересно, стихотворение классное, тоже слышал его. И сразу вспомнились некоторые работы, в том числе и Григория Лепса, автора песни Евгения Григорьева «Рюмка водки на столе». Но не помню ни одной отмены концертов этого замечательного исполнителя. Хотя пропаганда налицо алкоголизма и всего остального. Ну ладно. Оставим эту тему. Я хотел о другом поговорить на самом деле.

Я как человек, находившийся в местах не столь отдаленных несколько раз — три раза, могу рассказать про отмену статьи 228 (Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов — прим. «Ленты.ру»).

Статья очень нехорошая. Что б вы понимали, не *употребляю*, 15 лет не *употребляю* ни сигареты, ничего. К алкоголю отношусь тоже скверно и, в общем-то, веду здоровый образ жизни. Но о чем хотелось бы поговорить и сказать, если это имеет место быть на этом заседании.

Молодых ребят, по 18 лет, а то и по малолетке, сажают за [складывает большой и указательный пальцы, показывая маленький размер] вес амфетамина на четыре года. К нам в лагерь заехал мальчишка, 18 лет, тощенький такой, маленький, ему бы учиться в институте, заниматься спортом. Но попал он немножко не в ту субкультурную среду, и это не рэп, чтобы вы понимали, где попробовал *употребить* порошок. Ему дали четыре года. Что стало после — не знаю, уместно говорить или нет… Он проиграл в карты. А что стало после с этим мальчишкой — уже сами додумайте. Я думаю, не стоит это говорить на камеры.

Так вот. Я говорил об этом с Железняком Сергеем Владимировичем (депутат Госдумы — прим. «Ленты.ру») и эту историю рассказывал, и вообще я готов с любым человеком об этом сесть поговорить.

Это такая острая, горячая тема. Сажать молодежь, реально детей, на срок в четыре года… Хотя, чтобы вы понимали, я очень люблю своих детей и очень скверно отношусь к наркотикам, и в общем-то я никогда никакие наркотики и не пробовал, кроме растущих… Ну, не столь важно, это было очень давно, это было 15 лет назад.

Очень бы хотелось, чтобы обратили внимание вот на это. И я своим рэпом не пропагандирую это. И я в принципе не за то, чтобы это пропагандировали музыканты, ни в коем случае. Как и водку, которая стоит — «Рюмка водки на столе». Хотя песня очень хорошая. Она играет отовсюду, из каждого утюга. И никто ж слова не сказал про это. А тут молодые ребята, рэперы, собирают солд-аут, 30 тысяч человек, «Олимпийский», 25 тысяч человек, «Олимпийский». И тут — опачки! А они там что-то сказали про водку, они там что-то сказали про это, про то… То есть вы обращайте внимание на такие вещи, но я не конкретно к кому-то из вас обращаюсь, я в общем говорю.

[Теперь про] запреты концертов. Я не помню у рэп-исполнителя Хаски пропаганды наркоты, суицида или еще чего-то. Как бы я реально не относился к его творчеству — мне его творчество не нравится, я об этом открыто заявил в соцсетях, я сказал, что я не понимаю его музыку, манеру исполнения, реально не понимаю, акционизма не понимаю, — но закрывать человека на 12 суток по непонятным на то причинам, типа якобы хулиганство, — ну какая-то глупость и ересь. И слава богу, что вмешались люди выше и сказали: отпустите пацана. Что он не совершил ничего такого, за что надо посадить в тюрьму.

Просто люди, попадающие иногда в тюрьму, они становятся… Тюрьма — это не хорошее место исправления, а школа новых преступлений. Не зря так говорится. Пацан, который попадает в 18 лет в тюрьму, который мог бы, не знаю, нормально отучиться, высшее образование, пойти работать, сидит в тюрьме и учится тому, как обмануть закон так, чтобы больше не посадили. И тут, мне кажется, нужно подумать в первую очередь об этом. Большие срока — и это очень печально — за глупость! Реально за глупость! Как сказал один очень умный и здравый человек, «пусть кинет в меня камень тот, кто не без греха» (очевидно, Жиган просто оговорился, но его фраза звучала именно так — прим. «Ленты.ру»). Все мы могли по молодости немножечко, не знаю, начудить, еще что-то. Я буду своим языком выражаться, я не люблю вот этот… Хотя стараюсь, как мы говорили, фильтровать базар.

Мне кажется, проблема не в нас, в рэперах. Не в нас. Проблема в общем уже. Проблема… Я прочитаю в конце выступления свое стихотворение. Я очень с уважением отношусь к Есенину, я знаю его стихи, я очень люблю поэзию. Я прочитаю свое стихотворение, и там будет сказано о проблемах в этой стране — немножечко.

Чтобы узнать ближе рэп и вообще рэперов, рэп-культуру, откуда она взялась, как она здесь появилась, в этой стране, как прижилась, как дошла до того, что сегодня собирается по 35 тысяч человек на концерте одного человека… Одного. Я не думаю, что кто-то из этой петушиной кодлы сейчас готов собрать 35 тысячи человек в «Олимпийском», какой-нибудь там Киркоров, Моисеев… [Жигана одергивают коллеги]. А… Вот… Я не думаю… Ну, а что? Матов нету, я не матерюсь, не ругаюсь, я называю вещи своими именами, своим языком.

Я предлагаю вам всем 24 января посмотреть мой фильм, документальный фильм, блокбастер о хип-хопе. Называется «Beef».

Это, конечно же, в целях рекламы. Здесь много телекамер. Всем привет.

И закончить выступление я бы хотел своим стихотворением. Я думаю, что вы прислушаетесь.

Здесь миллионы стариков без хлеба и крова.
Кто в этом виноват? Скажите, кто вы?
Кто у них забрал их счастливую старость?
Забрали все. А что же им осталось?
Эх, Бориска. Натворил делов в стране.
Но не мне тебя судить, спору нет.
Глянь, люди сполна хапнули горя.
В каждой второй семье — мужик алкоголик.
Не сыпьте соль на рану нам. Больно.
Но кто в этом виноват? Мы, что ли?
Конечно, мы. Всю дорогу что-то ждали.
Вместо того, чтоб заработать, водку жрали.
Просрали страну, отдали задаром
Все то, что создано было годами.
И вот теперь мы опомнились. Кого винить?
Зачем винить кого-то? Нужно дальше жить.

Речь не в нас. Речь не в рэперах. Мы не опасны. Мы можем писать хорошую музыку, и не надо нам заклеивать рот в надежде, что мы не будем говорить. Заклеивая нам рот пластырем, вы сделаете эту музыку культовой. И когда она будет под запретом, как в свое время была группа «Кино», она станет по-настоящему культовой, и тогда это может стать по-настоящему опасным прецедентом для каких-то действий. Поэтому лучше идите на компромиссы какие-то и давайте поддержку молодым исполнителям. Лучшая поддержка — не вставлять палки в колеса и, собственно, не мешать им делать то, что делают. Спасибо.

Дегтярев: Роман Васильевич, великолепное выступление, респект.

Часть шестая, в которой депутат соглашается по поводу «петушиной кодлы» и внезапно появляется полковник-наркополицейский

Дегтярев: Я полностью с вами солидарен по поводу всех «Голубых огоньков». [Рэперы оживляются]. Я сколько в сознательном возрасте включаю телевизор под Новый год — одни и те же лица. Это страшно. Полное разложение отечественной поп-культуры.

Поэтому у меня родилось предложение как у председателя комитета: напишу письма Константину Эрнсту, Добродееву, во все крупные телерадиокомпании с предложением во всех так называемых, не будем цвет называть, огоньках, дать время талантливым рэп-исполнителям. Показать стране ваше творчество. Но вот видите? Зашквар. И вы не пойдете.

Птаха: А мы и не пойдем. Потому что…

Жиган: Я очень извиняюсь! Михаил Владимирович, а мне кажется, нужно туда заглянуть.

Дегтярев: Надо идти, обязательно. На контрастах будем работать. Роман Васильевич, я вас поймал на слове.

Птаха: Не-не-не, без меня.

Солонкин: Коллеги, да, действительно, раньше была золотая эпоха русского рока, а сейчас — золотая эпоха русского рэпа, не побоюсь этого слова. Артем Викторович Туров, вам слово.

Артем Туров, депутат Госдумы: У меня буквально пара тезисов.

Дегтярев: Ты любишь рэп?

Туров: Конечно. Пара тезисов. Во-первых, спасибо большое, что пришли. Действительно, многие хотят хайпануть на этой теме, на самом деле проблема есть, и все ее прекрасно понимают.

Те вопросы, которые поднимаются [в песнях рэперов], — понятно, что эти проблемы есть, в городе или в регионе, или в какой-то семье, поэтому здесь на самом деле надо спасибо сказать тем людям, которые поднимают их.

Давид, вы сказали про местные власти. Ну давайте, у нас тут присутствуют депутаты Государственной думы, мы можем по каждой истории сделать депутатский запрос. Если это необходимо.

Птаха: Нет, мы же не говорим на данный момент о том, что уже произошло. Мы говорим о том, как сделать так, чтобы этого не происходило.

Туров: Правильно. Но для того, чтобы нам понять всю хронологию с точки зрения ее дальнейшего неповторения, здесь, мне кажется, тоже очень важно разобраться. Поэтому спасибо, что пришли.

Солонкин: Как говорится, словом можно ранить, словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести. И действительно, ребята, если воспринимать их не просто через призму рэперов, они являются все-таки лидерами общественного мнения, за ними большой охват целевой аудитории. И сейчас хотелось бы слово предоставить Хмельницкому Виталию Владимировичу, это начальник управления межведомственного взаимодействия главного управления по контролю за оборотом наркотиков МВД России, полковник полиции. Ваше слово. Спасибо.

Часть последняя, в которой полицейский разочаровывает рэперов, и все потихоньку начинают расходиться

Хмельницкий: Еще раз добрый день. .

За последние два года по данной статье кодекса об административных правонарушениях [пропаганда наркотиков] привлечено органами внутренних дел к административной ответственности более 300 лиц, причастных к пропаганде употребления наркотиков в сети интернет. К сожалению, установленная законом ответственность не останавливает нерадивых музыкантов от продвижения на российской эстраде своего творчества, пропагандирующего низменные поступки человечества, связанные с наркопотреблением. К тому же еще и приукрашенные отборным матом, как это можно слышать в песнях «Газгольдера» (рэп-лейбл Gazgolder — прим. «Ленты.ру»).

Бесспорно, среди рэп-персон имеются талантливые ребята, и для нас не стоит вопрос в том, чтобы выступить за запрет рэп-культуры, как это делается в Китае, например. Необходимо развивать новые и востребованные молодежью творчества, в том числе и использовать его в профилактике наркомании. Интересно бы получилось. Мы могли бы повзаимодействовать.

[Солонкин активно кивает, Птаха кивает чуть-чуть].

Еще будучи начальником управления ФСКН России по Ярославской области, я сам столкнулся с таким вопросом и пытался запретить выступление группы «Кровосток». Тогда по обращению в прокуратуру в июле 2015 года судом на время был заблокирован сайт с творчеством группы. Целью было обратить внимание общественности на проблему и оградить молодежь от влияния такой культуры.

И здесь не идет речь о цензуре, а скорее о сохранении в нашей стране нравственных и духовных устоев воспитания молодежи. На наш взгляд, необходимо ужесточение ответственности для лиц, неоднократно нарушающих российское законодательство, например — установление запрета на ведение публичной творческой деятельности на длительный срок позволит повлиять на сложившуюся ситуацию. В этой связи предлагается в обязательном порядке принимать меры к отслеживанию предлагаемого для общественной аудитории музыкального творчества рэп-исполнителей, в том числе в сети интернет. При необходимости проводить лингвистические экспертизы и ставить вопрос о целесообразности проведения их концертов и популяризации дальнейших. Благодарю вас за внимание.

Воропаева: Мне кажется, сейчас будет бурная реакция.

Птаха: Я правильно понял, что вы считаете, что запрещать в сети интернет-сайт артиста, какое-либо творчество, вы считаете, что вы этим сможете сохранить нравственность в нашей стране? Мне просто интересно, я не понял. Вы реально считаете, что запретив Элджея, вы сделаете его более нравственным?

Хмельницкий: Я бы не хотел сейчас вступать в эту словесную перепалку. Если вы хотите понять — я вас приглашаю на личную встречу.

Птаха: Но мы же пришли сюда выяснить ситуацию.

Хмельницкий: Мы ее вот так вот не выясним. Я высказал свое мнение.

Птаха: Я же вам ничего и не говорю.

.

Жиган: Птах, я очень сильно извиняюсь, речь зашла уже ни о чем, люди уходят — один ушел, другой не пришел. Еще раз скажу. 24 января фильм «Beef» во всех кинотеатрах страны. Спасибо, я пошел. Мне уже не о чем разговаривать. Всего доброго. Спасибо. [Проходя мимо Птахи] Ни о чем разговор, братан. Можно еще 20 лет тележить, обсуждать… Ни о чем.

В Москве 5 декабря в Ледовом Дворце Парка Легенд состоялось вручение ежегодной премии «Доброволец России». Волонтеры со всей страны съехались сюда, чтобы стать свидетелями церемонии награждения, в котором участвовали общественные деятели, журналисты, актеры, музыканты, спортсмены, а также президент Владимир Путин. «Лента.ру» рассказывает о том, как это происходило.

«Встречайте! Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин!» — произносит ведущая. Его появление неожиданно. По залу прокатывается дружный возглас, и на сцене московского Ледового дворца в Парке Легенд, из толпы награждаемых, немного смущенно улыбаясь, появляется президент. Он берет в руки микрофон.

— Дорогие друзья! — произносит он. — Мне очень приятно обратиться к вам именно с такими словами: дорогие друзья. Потому что очень многие хотели бы иметь в кругу своих друзей таких людей, как вы.

Пятое декабря — Национальный день волонтера, и именно на этот день пришлась церемония вручения премии «Доброволец России 2018», подводящая итог Году волонтера и Международному форуму добровольцев. А еще, неофициально, этот год сами волонтеры называли несколько по-другому — Год добра.

Владимир Путин отметил, что в волонтерском движении больше всего сконцентрированы такие качества, как отзывчивость, доброта, сердечность и гражданственность. «Вы совершаете важные вещи не только для себя, для тех, кому помогаете, вы это делаете для всех, потому что подаете пример, создаете чувство надежности нашего общества. Это делает наше общество не только более добрым, но и более сбалансированным, устойчивым к внутренним и внешним шокам», — подчеркнул он.

Президент лично вручил награду добровольцу года Антону Коротченко, автору проекта «Здоровое село», но заметил что «этой статуэтки достоин каждый» из тех, кто собрался в многотысячной аудитории.

Кстати, а в чем же состоит заслуга Антона Коротченко? Дело в том, что смоленское региональное отделение Всероссийской организации «Волонтеры-медики», руководителем которого он является, помогло провести медицинское обследование более 6 тысяч жителей небольших населенных пунктов, находящихся вдали от крупных городов Центрального федерального округа.

Видно, что Антон не привык много говорить. «Я мог это делать и хотел это делать, было свободное время… А остановиться и не смог», — немного неуклюже объясняет он то, каким образом попал в волонтерское движение. Все началось пять лет назад. Когда он учился в университете, то вместе с товарищами создал добровольческий отряд на базе своего учебного заведения, который занимался социальным волонтерством и ездил помогать детским домам. А потом в 2016 году ему предложили возглавить региональное отделение волонтеров-медиков, и с тех пор он занимается медицинским добровольчеством.

Антон убежден, что волонтерское движение растет и ширится по всей стране. Об этом говорят и цифры — согласно данным фонда «Общественное мнение» в него вовлечены около 14 миллионов человек. «Инфраструктура выстроена, люди — причем разных возрастов — активно включаются в работу. Добровольцев будет становиться больше. Тем более «Год волонтера» заканчивается, а наша работа только начинается», — уверенно произносит Коротченко.

Конечно, награды удостоился не только он. Заурбек Цаллагов из Северной Осетии получил статуэтку в номинации «Уверенные в будущем» — ее волонтеру вручил депутат, заслуженный мастер спорта Александр Карелин за проект по воссозданию родового башенного комплекса, благодаря которому все желающие смогут увидеть быт и культуру средневековой Алании. Награду в номинации за культурное добровольчество получил Антон Медведев из Костромской области. Он и его команда рисуют красочные графитти на стенах детских поликлиник, чтобы поднять маленьким пациентам настроение. И это, конечно, далеко не все победители.

Вообще же на конкурс было подано почти 16 тысяч заявок (то есть, в десять раз больше, чем в прошлом году), а сами проекты заявителей охватывают более полутора миллионов человек. И, разумеется, победители унесут с собой не только памятную статуэтку, но и получат гранты в размере до одного миллиона рублей на развитие своих инициатив.

Антон Медведев, тот самый, который рисует граффити на унылых серых стенах детских поликлиник, рассказывает, что когда его команда только начинала свой проект, они старались не афишировать себя, а просто делали свое доброе дело. «С помощью создания этой арт-перезагрузки мы привлекаем внимание людей к тому, что можно собственными силами создавать комфортную среду вокруг себя, в которой растут и воспитываются их дети», — объясняет он.

Медведев считает, что добровольчество у жителей нашей страны буквально в крови. «Мне кажется, что в вопросе человечности русские и русский менталитет всегда были первыми. Не пустить путника на порог в Древней Руси было просто нельзя», — говорит он. Конечно, в последние десятилетия ситуация изменилась — «появилось много корысти, зависти и бесчеловечности» в связи с «расслоением общества». Но теперь ситуация снова меняется.

Антону приятно, что благодаря публичности, которую добровольческие движения получили в последний год, многие люди в разных городах страны узнают, что они могут осуществить проект, подобный тому, который сделали он и его единомышленники. Да и вокруг них самих сплотилось немаленькое сообщество, которому небезразлична «эта история». И, самое главное, участие в добровольческом движении делает любого человека лучше — учит верить в других людей в наше время, когда все привыкли сомневаться и косо смотреть друг на друга. А по-другому тут и не получится.

Заурбек Цаллагов считает, что наибольших успехов достигают те волонтеры, которые ведут добровольческую деятельность по своему профессиональному направлению. «Тогда, прежде всего, у тебя появятся интересные, здравые и полезные обществу идеи, и это станет для тебя возможностью применить ту теорию, которую тебе дают в образовательных учреждениях, применять на практике», — объясняет он.

У него так и получилось — он выпускник «Строгановки», Московской государственной художественно-промышленной академии имени С. Г. Строганова. Полученные знания он применил на практике — восстановил старинный родовой башенный комплекс.

Заурбек уверен, что и развивать добровольчество нужно именно в вузах, давая студентам тематические задания. Его опыт говорит о том, что это действует отлично, ведь из его проекта вышли многие другие. «Мы начали реализацию этого проекта в 2018 году, но уже сейчас более десяти человек поехали на разные форумы и уже даже победили и реализовывают собственные инициативы», — не без гордости сообщает он.

В рамках конкурса «Года волонтеров» такие молодые люди, как Заурбек, проходили обучающую акселерацию. По всей России собрали лучшие проекты (изначально их было 150) и пригласили их участников в Тульскую область на акселерационный модуль, где эксперты рассказывали, как эти проекты докручивать, у кого какие минусы, слабые места, как привлекать, удерживать, заинтересовывать молодежь.

«Эта образовательная площадка принесла за короткое время для нашего проекта очень большую пользу», — отмечает Цаллагов. Из 150 проектов отобрали вторую акселерационную программу — 70 проектов. И так, шаг за шагом, участники шли к победе. «Даже те, кто не выиграли, узнали для себя много нового и полезного, и каждому это поможет сделать свой проект сильнее и лучше, и это уже огромная победа», — уверен Заурбек.

Антон Коротченко вторит ему, говоря о важности «Года волонтера» в целом. «Люди услышали призыв, перестали бояться волонтеров и сами начали приходить в добровольческое движение, причем не для того, чтобы слепо что-то делать, они начали проявлять инициативу, создавать эффективно работающие команды», — рассказывает он.

Впрочем, добровольчество — это, конечно, хорошо, но справедливо ли перекладывать все проблемы общества на плечи волонтеров? А как же местные власти? Антон считает, что чиновники и волонтеры должны работать сообща — только тогда все это будет производить социальный эффект. «У местных властей есть административный ресурс — они могут договориться или найти то место, где необходима помощь, а волонтеры всегда готовы помочь безвозмездно. Такой симбиоз должен быть всегда», — отмечает Коротченко.

«Считаю, что каждый должен быть на своем месте, — заявляет Заурбек Цаллагов. — Это озвучивал даже Владимир Владимирович, когда приезжал к нам, говоря, что зачастую госслужащие — это «бумажные» работники, которые целыми днями за кипой бумаг не видят реальных проблем». Заурбек, кстати, сам проработал госслужащим целый год, чтобы понять, как функционирует система и качественно реализовать свою инициативу. И понял, что, когда человек засыпан бумагами, ему очень сложно делать какие-то реальные вещи. Исходя из этого опыта, он стал простраивать работу с властями, и вообще со всеми, кто был ему нужен для успеха его начинания. «Поэтому надо, чтобы те, кто делает документы — делали документы, а молодежь делала дела, чтобы они взаимодополняли друг друга», — практически повторяет он тезис Антона Коротченко.

После выступления Владимир Путин, сделав селфи на сцене с участниками форума, не сразу покинул здание Ледового дворца. Его можно было увидеть рядом со стендами благотворительных проектов. Президент осматривал их, задавал вопросы.

Особенно его заинтересовал стенд проекта «Мечтай со мной». Суть затеи проста: тяжелобольные дети пишут свое желание на кусочке бумаги, опускают в конверт, который организаторы приклеивают к доске. Любой участник форума мог подойти и заняться исполнением мечты такого малыша.

Разумеется, это предложили сделать и президенту. В ответ Путин просто собрал оставшиеся пять конвертов и пообещал исполнить все желания этих детей. Один мальчик, мечтавший снять видеоролик о самолете Ил-96, теперь поедет в Москву, где не только увидит крылатую машину, но и познакомится с пилотами специального отряда «Россия». Другой, пожелавший увидеть Петербург с высоты птичьего полета, отправится в Северную столицу, где президент лично прокатит его на вертолете. Девочка, заветной мечтой которой было посмотреть, как снимают кино, отправится на экскурсию по «Мосфильму» — причем в сопровождении ее директора Карена Шахназарова и режиссера Никиты Михалкова. Еще одна девочка, которая хотела стать журналисткой, отправится на телеканал RT и возьмет первое в своей жизни интервью.

Но особенно Путина растрогала последняя просьба. Тяжело больной мальчик просто хотел пожать ему, президенту России, руку. Путин назвал ее «очень трогательной, неожиданной» для него, и обещал проконсультироваться с врачами ребенка. И, если это будет возможно, то его мечта исполнится в новогодние праздники.

Правоохранители в Санкт-Петербурге взялись закрыть пятидесятническую церковь «Вечерний свет». Официальная причина — распространение якобы экстремистских книг американского миссионера Уильяма Бранхама. Силовикам не понравились призывы американца игнорировать исполнение гражданского долга перед государством, неуважительные выпады в адрес некоторых групп верующих и священнослужителей. Инициированное Центром борьбы с экстремизмом МВД дело подкрепилось заключением центра экспертиз СПбГУ, и его исход был практически предрешен. Для успешного решения вопроса в суде силовикам нужно было только экспертное заключение лингвиста. Написать его взялся филолог и религиовед Александр Панченко. Но, изучив тексты миссионера, он не нашел в них признаков экстремизма, о чем честно написал в заключении. Сразу после этого он лишился работы в университете. Лингвист уверен: речь о мести. Ведь его экспертиза усложнила работу сотрудникам МВД.

Александр — профессор факультета свободных искусств и наук все того же СПбГУ. Он сделал свое экспертное заключение, серьезно подорвавшее позицию обвинения в суде, и жестко раскритиковал коллег по вузу за первое исследование, которое «содержало грубейшие ошибки и, без сомнения, было предвзятым и тенденциозным».

В итоге «Вечерний свет» и книги Бранхама до сих пор не запретили. Суду пришлось назначить третью экспертизу. А Панченко уволили из университета. Официально это решение объяснили отсутствием академической нагрузки. Однако друзья профессора рассказали ему, что это осознанное решение ректората. С неугодным религиоведом могли заключить срочный контракт на год, но вместо этого просто вычеркнули из списка преподавателей, не объясняя причин.

В беседе с корреспондентом «Ленты.ру» Александр Панченко попросил не касаться деталей еще незавершенного судебного процесса, но рассказал о «заказных» экспертизах, православном лобби и о том, что государство само поступает с людьми так, как «деструктивные секты», с которыми оно столь активно борется.

«Лента.ру»: Вы знакомились с первой экспертизой, которая легла в основу обвинения, и раскритиковали ее. Расскажите в целом о качестве таких исследований — каким образом там устанавливается связь между идеями, лежащими в основе деятельности религиозных организаций, и некими общественно опасными последствиями?

Александр Панченко: Очень часто экспертизы, имеющие «заказной» характер, оперируют совершенно безумными аргументами. Вот, скажем, что пишет центр «Сова» по поводу запрета перевода Библии и нескольких брошюр Свидетелей Иеговы в Выборге в 2017 году: «На вопрос о том, содержат ли представленные материалы призывы к нарушению территориальной целостности России, ответ снова утвердительный: да, поскольку Свидетели Иеговы верят в неизбежность смены власти с концом света, а где смена власти, там и захват территорий». То есть все, кто верит, что после конца света исчезнут земные правительства и наступит царство Христа, призывают к нарушению территориальной целостности России? Так можно вообще всех христиан запретить.

Нередко совершенно заурядную межконфессиональную полемику, которая так или иначе присутствует в большинстве любых религиозных текстов, выдают за «возбуждение ненависти и вражды». При том, что существует постановление Пленума Верховного Суда от 28 июня 2011 года, где говорится, что «критика политических организаций, идеологических и религиозных объединений, политических, идеологических или религиозных убеждений, национальных или религиозных обычаев сама по себе не должна рассматриваться как действие, направленное на возбуждение ненависти или вражды».

И вопрос о том, как, кем и когда должна ограничиваться свобода слова, и проблемы общественно опасных последствий религиозных, политических и прочих высказываний довольно сложны и остаются предметом дискуссий философов, юристов, политологов, социологов и антропологов. Вряд ли стоит их сейчас обсуждать. Важнее другое — антиэкстремистское законодательство в современной России приносит очень много вреда и регулярно используется для преследования инакомыслящих. И тенденциозные экспертные заключения, написанные людьми, не имеющими необходимой профессиональной подготовки, играют в этом довольно заметную роль.

Судя по вашему посту, можно сделать предположение, что вы сочувствуете или состояли в церкви пятидесятников. Так ли это?

Не вижу оснований для этого предположения. Я вообще не религиозный человек и, конечно, никогда пятидесятником не был. Зато я профессионально занимаюсь социально-антропологическими исследованиями религии. Я полагаю, что позиция стороннего и религиозно не ангажированного наблюдателя — принципиальное условие таких исследований. При этом как человек я, конечно, сочувствую всем необоснованно преследуемым, в том числе и религиозным меньшинствам.

Как специалист по пятидесятникам вкратце могли бы вы охарактеризовать его главные особенности. Какой след это движение оставило у нас в стране, как много людей было в него вовлечено. Можно ли называть пятидесятников сектантами и каковы основные заблуждения, относительно них?

Как специалист я, конечно, могу об этом говорить очень долго. Поэтому я лучше отошлю читателей к своей статье о пятидесятниках в России, опубликованной в журнале «Антропологический форум» в 2013 году. Там, кстати, целая подборка работ на эту тему, выполненных в рамках большого исследовательского проекта. Что касается термина «секта», то применительно к современной религиозной культуре он вообще не работает.

Сталкивались ли вы с давлением со стороны силовиков при назначении и проведении комплексных экспертиз?

Я очень редко занимаюсь экспертизами, как правило — когда речь идет о материалах, связанных с моей специализацией. Мои основные занятия — академические исследования и преподавание. Так что я вообще ни с какими силовиками в своей жизни не сталкиваюсь, помимо инспекторов ГИБДД.

Чем вы теперь занимаетесь после увольнения из СПбГУ? Не раздумываете ли о том, чтобы уехать из России туда, где такие специалисты, как вы могут быть более востребованы и защищены?

Я работал в СПбГУ по совместительству, мое основное место работы — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. Кроме того, я работаю в Европейском университете в Санкт-Петербурге. Так что я продолжаю заниматься своей работой и чувствую себя вполне востребованным. Я довольно часто бываю в европейских и американских университетах в качестве приглашенного преподавателя или исследователя, но пока что не хотел бы совсем уехать из России, точнее — из Питера, где я родился и прожил всю жизнь. Хотя, конечно, очень многое в современной России вызывает у меня отвращение.

Согласны ли вы, как религиовед, с утверждением о том, что РПЦ сегодня идет по пути католической церкви с культом патриарха и внедрением во все сферы государственной деятельности?

Мне кажется, что РПЦ пытается повторить не католическую церковь образца XV века, а саму себя в России XVIII–XIX веков, когда церковь была частью государства. Тогда, правда, не было патриарха, а был подчиненный императору обер-прокурор Синода, но и сейчас патриарха вряд ли можно считать независимым от президента. Чем закончился «синодальный период» — хорошо известно: не реформацией (хотя некоторое время и существовало «обновленчество»), а тотальным террором в отношении православных. Так что, конечно, странно думать, что люди дважды наступают на одни и те же грабли.

В каком состоянии вообще в России находятся протестантские церковные общины? Насколько проблемы их существования обусловлены возможным преследованием со стороны православного лобби, а насколько — неприятием в обществе?

Протестанты в России разные — от лютеран до молокан, и чувствуют они себя по-разному. Зачастую протестантским общинам сложнее существовать в российской глубинке, в маленьких городах и поселках. Там, как правило, сильнее общественное неприятие, подогреваемое антисектантской мифологией. Что касается «православного лобби», то там есть разные люди, в том числе и выступающие за партнерство с протестантами. Так что многое зависит от конкретного региона и персональных отношений.

Уместно ли вообще на ваш взгляд уголовное преследование за экстремизм?

Совершенно неуместно и неприемлемо.

Как вы оцениваете значение запрета деятельности «Свидетелей Иеговы»?

Это прямое нарушение статьи 28 Конституции, послужившее поворотной точкой в эскалации преследований религиозных меньшинств

Необходимо ли некое регулирование в сфере религиозной жизни для борьбы с так называемыми деструктивными сектами, где у людей обманом отнимают собственность, доводят их до самоубийства и так далее?

Это определение — про собственность и самоубийство — лучше всего подходит к современному российскому государству, особенно — его «силовой» составляющей. Но если серьезно, то никаких «деструктивных сект» не существует, это — миф.

Соня Иванова живет в Москве. У девочки тяжелый врожденный порок сердца — дефект митрального клапана, осложненный нарушением сердечного ритма. Сердце Сони работает с большой перегрузкой. В последнее время девочка жалуется на слабость, у нее появились головокружения, стало часто темнеть в глазах. Кардиологи настаивают на срочной операции — радикальной коррекции порока — и последующей имплантации электрокардиостимулятора. Врачи московской Филатовской больницы готовы помочь Соне, но госквоты закончились, а откладывать лечение опасно для жизни.

Пятилетняя Соня Иванова ходит по дому на носочках, как настоящая балерина. Девочка мечтает учиться в балетной школе и выступать на сцене. Только она еще не определилась, кого хочет танцевать.

— Иногда я белый лебедь, — признается Соня, — а потом вдруг черный. Они оба красивые, даже не знаю, какой лучше.

В шкафу на видном месте у нее лежит пачка. Соня надевает ее на праздники и устраивает дома балетное представление. Младшие сестренки — близняшки Лиза и Маргоша — танцуют маленьких лебедей. А главная партия, конечно же, у Сони.

— На Новый год папа обещал подарить мне пуанты, — радуется девочка, — тогда я буду настоящая балерина.

Конфеты и пирожные Соня не любит, они портят фигуру, предпочитает яблоки и морковку.

Мама обещала записать Соню в балетную школу. Но после очередного медицинского обследования планы резко поменялись — выяснилось, что сердце девочки не выдержит таких нагрузок.
Отверстие в сердце, которое обнаружили у Сони в месячном возрасте, поначалу не внушало врачам особых опасений.

— Это открытое овальное окно, — объяснил кардиолог. — Такое есть у всех детей, только у большинства оно закрывается после первого вздоха, а у кого-то закрывается позже. Но некоторые живут с этим окном всю жизнь. Мы будем каждый год замерять его размер.

Первые три года окно в сердце не уменьшалось, но и не увеличивалось. Соня чувствовала себя хорошо и ни на что не жаловалась — росла активной, веселой, никто даже не сомневался, что дефект вот-вот затянется сам.

Когда Соне было три с половиной года, она упросила маму записаться в секцию фигурного катания. Врачи не возражали.
Через полгода перспективную фигуристку пригласили в детскую спортивную школу олимпийского резерва ЦСКА.

В четыре года Соня вышла на лед, где тренировались знаменитые олимпийские чемпионки.

— Сегодня опять в облаках витала, — жаловалась тренер Ольге, маме девочки. — Пять минут катается, пять отдыхает. Так нельзя, иначе отстанет от других детей.

Соня старалась, как могла, но догнать других все равно не получалось — темнело в глазах, и девочка падала на ближайшую скамью.

— Мамочка, мне так страшно, — призналась однажды она маме. — Мое сердце замерзло.

Учительница на подготовительных курсах тоже отмечала, что Соня не может надолго сосредоточиться. Но участковый педиатр говорил, что это проблемы роста, со временем все наладится.

Весной 2018 года очередное УЗИ Соне делала новая врач. Процедура длилась дольше обычного.

— Неужели закрылось? — не удержалась Ольга.

Врач покачала головой.
— Отверстие около девяти миллиметров. Но меня больше волнует ее сердечный ритм.

Доктор посоветовала записаться на консультацию к кардиологу.

В октябре в московской Детской городской клинической больнице (ДГКБ) №13 имени Н.Ф. Филатова Соне поставили более серьезный диагноз — атриовентрикулярная блокада, что означало: сердце работает с перебоями. Дополнительное обследование показало, что во время сна у Сони происходит около четырех замираний сердца.

— В норме митральный клапан состоит из двух створок, — сказал врач, — а у вашей дочери одна створка разделена дополнительно пополам. Избыток крови поступает в легкие, обмен кислорода нарушается, девочка начинает задыхаться. Дефект надо закрыть — провести радикальную коррекцию порока — и забыть об этом навсегда.

Состояние Сони осложняется тем, что из-за плохой проводимости сердечных импульсов есть риск полной сердечной блокады, когда любой сбой может привести к остановке сердца. Чтобы этого не случилось, девочке придется имплантировать электрокардиостимулятор. В Филатовской больнице, где будут делать операцию, все госквоты за 2018 год уже исчерпаны. А ждать нельзя. Собрать же огромную сумму, необходимую для оплаты лечения, родители девочки не в силах.

На днях Соня случайно услышала, как мама с папой обсуждают предстоящую госпитализацию. Мама плакала и говорила, что боится класть дочку в больницу.

— Мама, раз врач сказал, что надо в больницу, — значит, поеду, — решительно сказала Соня. — Зато потом я вам с папой станцую белого лебедя. Или черного — какого вы захотите.

Заведующий отделением кардиохирургии ДГКБ №13 имени Н.Ф. Филатова Владимир Ильин (Москва): «У Сони врожденный порок сердца — частично открытый атриовентрикулярный канал. Этот порок представляет собой крупное межпредсердное сообщение в сочетании с расщепленной передней створкой митрального клапана. В результате возникает избыточная нагрузка на левое предсердие и увеличение правых отделов сердца, что проявляется слабостью и одышкой. В самое ближайшее время девочке необходима радикальная коррекция порока. Кроме того, в связи с высоким риском развития полной блокады сердца потребуется еще и имплантация двухкамерного электрокардиостимулятора».

Стоимость лечения 627 785 рублей.

252 198 рублей уже собрали читатели rusfond.ru.

Не хватает 375 587 рублей.

Дорогие друзья! Если вы решите помочь Соне Ивановой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.

ПОМОЧЬ СОНЕ

Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда

Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.

Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 12,357 миллиарда рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 28 ноября) собрано 1 423 336 374 рубля, помощь получили 2160 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО — исполнителей общественно полезных услуг, получил благодарность президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность и президентский грант на развитие Национального регистра доноров костного мозга.

Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.

Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».

Дополнительная информация о Русфонде и Отчет о пожертвованиях региональных бюро Русфонда.

Профессиональные доносчики в России — явление уже сложившееся. Многочисленные общественники, активисты, депутаты и прочие добровольные помощники органов правопорядка пишут жалобы «куда следует» — на политических противников, музыкантов, художников, библиотекарей и просто граждан, которые высказывают недовольство в соцсетях. После этого проводятся проверки, отменяются концерты и возбуждаются «экстремистские» дела. Как русский донос стал орудием тех, кто хочет служить вертикали власти, как это связано с демократией и почему в России не любят стукачей, «Лента.ру» узнала у социального психолога Алексея Рощина.

В щелях между государством

«Лента.ру»: Доносы во всем своем многообразии становятся сегодня довольно обыденной вещью. В то же время это то, что стойко ассоциируется с СССР. Не хотелось бы сильно углубляться в прошлое, пересказывать историю Павлика Морозова, однако какую роль они тогда играли в обществе?

Рощин: Вообще, в русском языке всем этим терминам, что достаточно очевидно, присуща негативная коннотация. Донос, то есть сообщение властям о каких-то недопустимых действиях, в своей этимологии совершенно явно негативно окрашен. И ребенок понимает, что доносчик — нехороший человек.

В принципе, коммуникация снизу вверх, от народа властям, в сознании наших людей изначально стигматизирована. Однако это, видимо, всегда происходит, когда построение власти идет наоборот — сверху вниз. То есть не когда люди избирают начальников по своему разумению, а когда власть назначает старосту, мэра и так далее. В этом случае образуется антагонизм между низами и верхами, который выражается на уровне фокус-групп низового сознания противопоставлением «мы» и «они». Есть «мы» — основная масса населения, а есть «они» — это начальство, которое живет совершенно отдельно, со своими совершенно непонятными взаимоотношениями, и ОНИ там решают, как НАМ жить.

В такой ситуации, по всем психологическим законам, обращаться от нас наверх втайне от других обществом крайне не приветствуется. Потому что это означает, что ты внешнюю, враждебную силу впускаешь в наши личные взаимоотношения. А чужая сила наверняка здесь сделает что-то не то. Лучше вообще внимания не привлекать.

То есть не любили вообще всех, кто привлекал внимание?

Был действующий социальный запрет на подобного рода коммуникацию. По крайней мере информаторы никак не поощрялись обществом, а могли быть даже наказаны. Достаточно вспомнить пословицы «Доносчику — первый кнут» и так далее.

Вообще, попытки требовать какой-то справедливости от властей, если смотреть опять-таки на этимологию, вызывают большое подозрение в массовом сознании. Это касается даже такой уж совсем, казалось бы, правильной вещи, как пойти пожаловаться в суд. Для человека, который любит судиться, есть слово «сутяга», а ходить по судам — это «сутяжничать». Опять-таки в этом слове совершенно однозначно заложен негативный компонент. С точки зрения иностранца даже непонятно, а что этому человеку инкриминируется? Почему сутяга — это плохо? Но для русского уха это однозначно звучит так, будто человек делает что-то неправильное, и наверняка он человек нехороший.

Почему вообще так сложилось?

Наверное, это такая русская народная традиция, связанная с особенностями общества. Все-таки Россия всегда была страной малонаселенной и сильно растянутой, постоянно уходящей все дальше и дальше в дебри. В России считалось, что с властями лучше не воевать, не восставать против гнета, а просто уходить подальше, если что не так. И это такая, можно сказать, русская народная форма жизни в государстве — жить надо как бы в щелях между госсистемой. Идеал жизни для нашего человека испокон времен — жить между государством и по возможности с ним не взаимодействовать в принципе. Если удается — значит, ты умеешь жить, а прибегать к помощи государства можно только в том случае, когда деваться уже просто некуда.

Челобитная обратная связь

Проблема обратной связи чрезвычайно болезненна сама по себе, для обеих сторон — и для условных «мы», и для условных «они». Хотя и «мы», и «они» понимают, что обратная связь необходима. Но связываться с ней никому неохота.

Со стороны «нас» вы объяснили. А со стороны вертикали власти?

Что касается вертикали власти, то, казалось бы, она должна стремиться к обратной связи, узнавать настроения «подданных» и так далее. Но верхушка относится к управляемой массе достаточно своеобразно, и она очень не хочет связывать себя какими бы то ни было обязательствами, не хочет, чтобы это нижнее быдло вело себя как «право имеющее». Верхнему сословию совершенно не надо на нижнее работать. Поэтому негативное отношение к жалобщикам и сутягам сверху тоже негласно поощряется. Поэтому же и суды у нас, как известно, работали через пень-колоду, всегда их было очень мало, всегда у них было мало полномочий, и всегда они сопровождались дикой волокитой и затягиванием. Почему и в самом слове «сутяга» фонетически передано протяжное и бессмысленное действие.

Таким образом, единственная форма обратной связи, которая поощряется властями, — это форма жалоб. Там готовы принимать жалобы именно потому, что жалоба сама по себе хороша: с точки зрения властей, она в принципе ни к чему не обязывает. Тебе пожаловались — а ты с этим делай что хочешь. Хочешь — реагируй, не хочешь — не реагируй. Жаловаться и челом бить и сейчас единственная общепринятая форма обратной связи, что выражается в популярности президентских прямых линий.

А нормальный законный вариант обратной связи в виде института, который предполагает взаимные обязательства, — это либо выборы, либо суд. Они совершенно не нужны властям всех уровней, поэтому эти институты всячески саботируются. Нижнее сословие тоже особо не рвется, потому что оно все время боится, как бы не стало хуже.

Вы сейчас говорите про наше прошлое, про наше настоящее или про то и другое?

Про то и другое. Есть исторический опыт, накопленный нижними сословиями, который говорит, что всегда попытки как-то влиять на сословие управленцев, чтобы расширить свое присутствие в управлении страной, приводят к тому, что появляется дополнительный хаос и дополнительные отягощения, а простому народу лучше не становится. Поэтому традиционный метод жизни — между струй, без обращения к государству вообще.

От лагерей до КПСС

Вы объяснили причины плохого отношения к доносчикам. А доносы вообще были в таком количестве, как принято считать?

В принципе СССР была системой, которая очень поощряла доносы, в том числе анонимки. Но это во-первых. А во-вторых, поскольку сама форма управления при советской власти была полностью герметична, и там в принципе механизмы обратной связи не существовали по-настоящему, то власть, чтобы примерно представлять себе, что происходит, доносы активных граждан поощряла. На эту тему снимались фильмы и писались книги. В том числе доносы использовались для взаимного контроля среди властей предержащих — для просеивания аппарата.

Борьба между менеджерами, так сказать.

Да, менеджеры. Для этого тоже использовался сбор анонимок и прочее.

То есть это был распространенный метод и внутри вертикали власти?

Скорее это можно назвать довольно садистским способом ротации кадров. Это тоже тяжелая для нас вещь, если ее осознать. В нашей стране смена элит работала через кровь. Периодически слои менеджеров убирали, сажали или расстреливали. Так и словосочетание «свежая кровь» приобретает двусмысленный характер.

Либо, когда власть становится более вегетарианской, как это было в период застоя, в ней движение вообще прекращается, люди сидят на своих местах до полного отупения. Ведь вручную переставлять людей по желанию верхушки — дело утомительное. Так получается классическая геронтократия — потому что механизмов естественной ротации, прежде всего выборов, власть не терпит. Иначе поменять могут и их самих.

При Сталине надо было иметь хоть какие-то квазиобъективные предпосылки для перемешивания и снятия элит. И там как раз традиционно использовались доносы.

Кто у кого почерпнул концепцию доносительства — власть у людей или люди у власти?

Здесь нужно затронуть один из главных источников такого отношения к доносчикам. Это, естественно, так называемая пенитенциарная система, то есть тюремное заключение — тем более что через нее-то, особенно при Сталине, прошло огромное количество народу и так или иначе усвоило существующие там правила.

А там все очень просто. Дело в том, что сама по себе лагерная система направлена на равное угнетение всех находящихся там людей, чтобы им жизнь медом не казалась. По идее, там все должны страдать в равной степени. Но любая, как это называется, группа принудительного членства, начинает общую нехватку свободы как-то перераспределять внутри себя, чтобы там образовывались зоны повышенной свободы внутри несвободного социума. Создаются внутренние теневые структуры со своей иерархией — воры, мужики и так далее. Эта структура противостоит администрации. И внешняя структура очень хочет контролировать внутреннюю, поэтому внутренняя всячески обрезает возможности обратной связи снизу вверх — чтобы тюремщики ничего не знали. И происходит стигматизация всех тех, кто им что бы то ни было сообщает. Эти люди называются стукачи, и отношение к ним — ну просто хуже некуда.

Это отношение к информаторам выводится и переносится на жизнь вне тюрьмы.

Вы считаете, что она именно переносится, а не развивается сама по примерно такому же принципу?

Общие причины мы обсудили выше, а наполнение содержанием, терминология для обозначения таких людей — все это приходит как раз из тюремного опыта. Был готов понятийный аппарат, который очень хорошо лег на подготовленную социальную почву. Просто в тюрьме мы видим химически чистый эксперимент взаимодействия структуры внутренней и структуры внешней.

Почти так же и в армии.

Да. Это такая же группа принудительного членства, в которой, по сути, действуют те же самые механизмы: вырабатывается теневая структура, иерархия. Только в лайт-версии, но тоже со стигматизацией стукачества.

И через лагеря у нас прошло, бесспорно, много людей, и через армию — едва ли не все здоровое мужское население страны.

И они переносят такую систему взаимоотношений на обычную жизнь.

Достучаться до власти

Кроме того, стукачество позволяет попасть наверх. Причем для многих этот способ чуть ли не единственный. Так происходит в системах, в которых нет развитой демократии. Если ее нет, то единственный путь продвинуться — обратить на себя внимание начальства. Известно, что у нас путь наверх не связан с тем, что ты обращаешься к людям, они тебя поддерживают, выдвигают и выбирают. У нас вся эта масса и то, кого она поддерживает, значения не имеет. Единственный путь — назначение: чтобы тебя увидело начальство, возвысило и назначило.

Мы наконец перешли от советских времен к современности. Очевидно, что наша система все такая же вертикальная и замкнутая на себе, и впечатление такое, что доносы и кляузы процветают именно потому, что люди либо не могут сами решить свои проблемы через самоорганизацию, какие-то демократические инструменты или свои таланты, либо их используют для сведения личных счетов за счет административного ресурса, либо когда люди сами хотят встроиться в вертикаль.

Первый и последний варианты между собой корреспондируются на самом деле. Надо иметь в виду, что невозможность решать свои проблемы самостоятельно не заложена в сути вещей, она искусственно создаваемая. Человек-то от природы демократ. Все группы людей, которые между собой контактируют, начинают так или иначе выстраивать демократическую структуру, в ней возникают лидеры, критики, соратники. Такая система формируется вокруг целей, которые объединяют людей.

По идее, для решения любых задач — например, задач своего двора — у людей должна быть возможность получить не просто право жаловаться куда-то, а получить полномочия и механизмы, включая финансирование. У них должны быть разные варианты решения задач, взаимодействия с другими, уже существующими структурами.

Но система у нас выстроена таким образом, что путь решения своих проблем через демократию закрыт или на нем существуют огромные препятствия. Система их устраивает — тайно или явно, разными способами, через затягивание, чрезмерную бюрократизацию, через отсутствие навыков и опасения, ведь опыт людям подсказывает, что за это могут начать гнобить или даже уволить.

Однако, как я уже сказал, власть поощряет систему жалоб. Жаловаться — это сколько угодно. Вот вам ящики, вот вам общественные приемные — пишите, дорогие друзья. Все пути закрыты, а этот открыт, и именно к нему подталкивают людей, как мышей в лабиринте. В том числе и потенциальных лидеров. По сути дела, поддерживается и даже насаждается инфантилизация населения. Власть относится к общественным объединениям как к детям: ничего сами не делайте, а то поранитесь, а если что-то не устраивает, идите и пожалуйтесь папе — президенту, мэру, начальнику ЖЭКа. Вы дураки, а папа умный. Он решит. Ну или скажет «не вашего ума это дело».

Но это все бытовой уровень. А что с профессиональными, скажем так, жалобщиками и доносчиками? Сейчас очень многие строчат доносы на музыкантов, оппозиционеров, «экстремистов», библиотеку украинской литературы. Рвутся к власти?

Да, их действительно очень много. Все это накладывается на другой очень тревожный социально-политический процесс в стране, который идет уже давно. Власть неоднородна, внутри ее вертикали есть хозяйственная часть, аналитические службы, социальные, а есть службы правоохранительные. Силовики.

Если государство забирает себе большую часть полномочий, имущества, денег всего социума, внутри властной структуры существуют механизмы демпфирования и самозащиты. В том же самом СССР принимались наполовину неформальные, но довольно жесткие меры, чтобы предотвратить повышение значимости и могущества силовых структур. Коммунистическая партия следила за тем, чтобы, не дай бог, силовые органы — КГБ, милиция и прочие — не получили бы слишком большой силы. Почти до самого конца советской власти неформальным правилом было то, что если человек попал внутрь силовой системы, то уже выйти из нее не должен — и расти, развиваться и куда-то двигаться он может только внутри этой самой системы. Если ты чекист — то можешь стать только генералом КГБ, это твой потолок. Руководителем общего плана этот человек стать уже не мог, иначе бы получалось, что силовая структура становилась господствующей над всем.

В современной России это правило нарушено, и теперь у нас силовая вертикаль контролирует все. Силовики становятся губернаторами, министрами и подминают под себя всех, в том числе хозяйственников.

При чем тут наши доносчики?

Проблема силового господства — в том, что силовик всем управляет, но ни за что не отвечает, кроме безопасности. При этом данная система в принципе поощряет доносы.

Люди видят, где власть. Она не просто в вертикали, внутри нее есть силовая вертикаль, которая в максимальной степени отделена от демократии. Если хозяйственные структуры условно все равно зависят от народа — есть выборы губернаторов и мэров, то силовая вертикаль полностью выведена из-под общественного контроля. От начальника отдела полиции до министра силового ведомства никто никак не контролируется на местах, для этого нет механизмов.

Получается, что единственный способ к ним подольститься — или самому стать милиционером, о чем многие мечтают, или стать их добровольным помощником. Таким образом всевластие силовой вертикали порождает волну доносов.

Именно потому, что она еще более изолированная, чем просто вертикаль власти?

Да, и именно потому, что люди понимают, что это единственная реальная власть. Обращение к силовикам — обращение к реальной власти.

Вы согласны с тем, что люди в нашей стране лучше всего понимают именно язык силы и даже любят его?

Так и есть, конечно. Это вытекает из повседневной жизни. Поскольку законность у нас никем особо не поощряется, остается чистая сила. В данном случае есть два полюса: или закон, или сила. Закон — это то, что силу ограничивает. Когда он работает, если ты маленький и слабый, но на твоей стороне закон, то ты побеждаешь даже огромную корпорацию.

Помните фразу Сталина: «Сколько у Ватикана дивизий?» Вся наша реальная действительность показывает, что правда у нас на стороне больших батальонов, а закон — это ерунда.

Карго-культ для информаторов

В России заметна пропаганда доносительства. Это и объявления на подъездах с призывом сдавать самозанятых, и, например, по сути цивилизованное приложение «Помощник Москвы», с помощью которого можно неправильно паркующимся соседям штрафы выписать. Это все — тоже влияние силового блока? Или, скажем так, хозяйственный блок мимикрирует под силовиков?

Мне кажется, вообще вся система сама по себе — это чистая мимикрия. Карго-культ. Как это по идее происходит на том же Западе? Там жители собрались и решили, что тут у нас будет место для парковки, тут — не будет, а тут мы разобьем оливковую рощу. Решили и проголосовали. А кто-то из жителей на это решение плюет и паркуется как хочет. Поскольку это было мое решение, и шерифа выбирал тоже я, то я этому шерифу и говорю про соседа: надо на соседа повлиять. И шериф идет и влияет, поскольку он от меня зависит.

А у нас ситуация, когда непонятно кто, непонятно зачем выделил вот такие места, а не другие. Почему так произошло — никто не понимает. Этим занимаются люди, которые не зависят от нас.

Некие «они».

Именно те самые «они». И если к «ним» обращаться, то это может только навредить. Лишний раз приедут во двор машину увозить, а заодно точно так же придерутся к моей — просто потому, что ее заметят.

То есть люди не ощущают правила и законы своими правилами и законами?

Во-первых, не ощущают своими. Но главное, что в такой ситуации, когда все сверху не пойми кем регламентируется, единственный способ нормально жить — это прятаться в толпе, быть незаметным. Нас очень много, и на кого-нибудь упадет, но остальные будут жить, как им нравится. Привлекать к себе внимание — себе дороже. Поэтому люди этим не занимаются и этого не хотят.

Так вы считаете, что система легальных доносов не будет успешно развиваться?

Она может существовать, но именно как инструмент внутрисистемных разборок. Ведь одним жалобам ход дают, другим — не дают, почему это происходит — зависит от расклада внутри системы, в которой идет вечная борьба между хозяйственниками и силовиками, в которой хозяйственники все время пятятся и терпят поражения. Все низовые жалобы используются только как сырье для этой битвы. Кто-то в этом будет участвовать, но это не будет массовое участие. И в этом будут участвовать те, кто заряжен на собственное продвижение.

Значит, в нашем обществе пока нельзя провести грань между приемлемым и неприемлемым доносом?

Она возникнет только тогда, когда в стране будет реальная демократия. Когда жалоба станет информированием своих — тех, которых ты сам выбирал.

В 622-й школе Санкт-Петербурга ситуация близка к революционной. Дирекция школы вступила в открытую конфронтацию с одним из учеников. Ему угрожают полицией, прокуратурой и обещают отчислить из учебного заведения. Школьник не нарушает закон, не пропускает занятия, прилежно учится, «свергать» директора или менять учителей не собирается — он просто хочет отстаивать свои права. Именно для этого он и организовал школьный профсоюз, который начал заниматься решением проблем школьников — перегрузками, правом на свободную форму одежды и аналогичными вопросами. Однако руководство школы усмотрело в юношеской активности попытку создания конкурентной организации, угрозу свержения власти и целостности федеральной школьной системы. Пока учителя пытаются запугать учеников и членов профсоюза, число его участников неуклонно растет: счет пошел на сотни. В становлении гражданского общества со школьной скамьи разбиралась «Лента.ру».

Ученик 10 класса Федор Степанов (имя и фамилия изменены) человек принципиальный — всегда старался жить по справедливости и четко знает свои права, а еще хочет сделать жизнь вокруг лучше. В идеале — изменить систему образования в России.

«Это — программа максимум», — деловито уточняет школьник.

Начать он решил с малого — решения школьных проблем. Федор уверен: нынешняя система школьного самоуправления в его гимназии давно нуждается в реформе и смене курса. Например, институт старост, по его словам, существует только «для поддержания мнимого духа демократии», на деле же старосты повлиять ни на что не могут, строго подчиняются учителям, завучам и директору. Те же, в свою очередь, — министерству образования. Учителя не только заваливают школьников самостоятельными и контрольными работами, но и придираются к внешнему виду учеников.

Федор решил разорвать этот порочный круг. Вместо исправления старой системы создал новую — профсоюзную структуру «Ученик». Уже в первые дни деятельности он с легкостью нашел себе несколько десятков единомышленников.

А заодно попал под прессинг администрации. Две недели назад директриса, выглянув в окно, увидела, как он собрал три десятка подростков на футбольном поле. Парню пригрозили отчислением и прокуратурой.

Но Федор сдаваться не собирался. С момента открытого противостояния дирекции против него численность организации выросла в несколько раз и достигла 170 человек. Его поддерживают почти все старшеклассники. В беседе с корреспондентом «Ленты.ру» парень рассказал о планах на будущее, попытке подкупа и готовности устроить забастовку.

«Лента.ру»: Чего добивается твой профсоюз и сколько в нем членов?

Федор: Это не профсоюз, а структура профсоюзная, подставленная под организацию, которую я назвал «Ученик». В ней состоит сейчас около 170 человек. Из них активных членов — 50-70.

У нас есть план-минимум и план-максимум. Мы с товарищами готовы к более наступательным мерам. Может все закончиться забастовкой с остановкой учебного процесса. Но главная проблема в том, что ни мне, ни друзьям не удается привлечь на нашу сторону учителей, как и в принципе выйти с ними на контакт. На нашей стороне пока только учащиеся.

Между тем я убежден, что учителя находятся по нашу сторону баррикад.

Сейчас вы пытаетесь наладить эти контакты или еще что-то делаете?

Мы решили сконцентрироваться на информационной борьбе — вовлечь в движение больше учеников. Что у нас получается? В профсоюзе человек может состоять с 14 лет, поэтому примерно с 8 по 11 класс — это пятьсот человек у нас в гимназии. Мы хотим половину от этого числа охватить.

В других школах появляются «первички», мы общаемся.

За две недели число членов профсоюза увеличилось с 30 до 170?

Да, над этим работаю не только я. Вообще, мы хотим избежать такой ситуации, чтобы после моего исключения, если оно произойдет, организация прекратила свое существование.

Кроме тебя, кто-нибудь еще «засветился»?

Моих товарищей еще не раскрыли. Директриса просто вызывает старшеклассников одного за другим наобум и запугивает тем, что я сектант, экстремист. Оснований так говорить у нее никаких нет.

Когда и как попал под прессинг ты? Люди из «органов» уже приходили домой или в школу?

Началось с того дня, когда я провел неформальное собрание примерно из 30 человек на футбольном поле, чтобы объяснить, что такое профсоюзная структура, на чем она построена. Минут 15 собрание проходило.

А потом так забавно получилось: директриса выглянула в окошко и... Она решила, что это какая-то акция протеста.

Попыталась отобрать у меня блокнот, куда я вписал ребят, которые вступили в организацию. Но я ей его не отдал.

Но дальше разговоров с директрисой дело пока не пошло?

Директриса, если она кого-либо вызовет, то сама себя дискредитирует. Ее попросту уволить могут за такого ученика.

Объясняла мне, что никакую акцию, митинг или собрание вообще без ее ведома я провести не мог. Но вообще-то, каждый ученик имеет право создавать свою организацию с хорошими намерениями. Именно такие намерения я и преследовал.

Вызывала уже пять раз, и один раз — с матерью. Такое впечатление, будто она считает меня каким-то пятиклассником, который испугается.

Она говорила про прокуратуру, психбольницу. Про мои дальнейшие перспективы. А я нормально учусь.

Как реагирует на происходящее твоя мама?

Моя мама преподает в нашей школе. У нее отношение к происходящему нейтральное, так же как по всем вопросам. Директриса ее вызывала. Говорила, что либо вы его утихомирите, либо забираете документы.

Опять про прокуратуру вспоминала, но я потом маме объяснил, что тут не о чем в прокуратуру писать. Мы законов не нарушаем.

Как быстро тебе удалось объединить вокруг себя людей? Ведь даже 30 человек — это очень много в рамках одного учебного заведения.

Я уже некоторое время говорил о проблемах учеников, и ребята уже меня знают. Постепенно возник какой-то коллектив единомышленников.

А давно ты об этих проблемах задумался?

Началось все с моего увлечения профсоюзным органайзингом, изучением отношений рабочего с работодателем. Я видел наше ученическое самоуправление, меня даже как-то пригласили туда.

Не понравилось?

Там обсуждали, как отмечать Новый год, а те проблемы, какие затрагивал я, игнорировали.

Какие проблемы ты имеешь в виду? Теперь вы будете добиваться их решения?

Да. Во-первых, нарушение регламента проверки знаний, то есть, в день не должно быть больше трех проверок знаний: самостоятельных или контрольных работ.

Во-вторых, есть проблема с регламентом проведения уроков. Не может быть три занятия подряд одного того же учебного предмета.

В-третьих, есть проблема придирок к внешнему виду учеников со стороны администрации.

И еще мы добиваемся замены совета старост, потому что он не решает проблемы большинства учеников, а существует лишь для поддержания мнимого духа демократии.

А как решения принимаются у вас в организации? Единогласно или большинством?

Стараемся единогласно. В некоторых вопросах, например, касающихся столовой, такого единодушия еще нет, поэтому мы пока эту проблему отодвинули.

Откуда вы черпаете ваши требования о регламентах и так далее?

Смотрели, какие документы есть в интернете, спрашивали у знакомых.

На что сам ориентируешься, на какой-то иностранный опыт?

Я больше ориентировался на опыт американских студенческих профкомов. Они добились бесплатных столовых, улучшений, касающихся внешнего вида учеников.

Связь с друзьями вы поддерживаете через мессенджеры?

Да, списываемся. Сначала были во «ВКонтакте», потом ушли в Telegram для более безопасной связи. Сейчас в опасном положении только я.

Не боишься, что тебя привлекут к ответственности как экстремиста?

Я не экстремист, не радикал. Я привык в спокойном тоне общаться. Просто я хочу, чтобы администрация нас выслушала, а потом и мы ее. Понимаю, что возможно все. Но сколько бы на меня ни повесили статей, если 18 миллионов школьников на федеральном уровне на что-то решатся, то они смогут повлиять на ситуацию законным путем.

Ни о чем не жалеешь?

Я понимаю, что не надо было устраивать ту неформальную встречу. Именно она привлекла внимание.

Свое будущее ты тоже связываешь с профсоюзной работой или это для тебя все-таки некий исследовательский проект?

Хочу улучшать свои знания в этой сфере деятельности. Директор говорит, что я буду уборщиком.... Что же, значит, вступлю в профсоюз уборщиков и как-то буду бороться.

А подкупить тебя директриса, так или иначе, не пыталась?

Она меня пригласила в юнармию. Предложила стать командиром отряда, но я вообще против милитаризации подростков.

Но настроен воинственно. Итак, план-максимум, судя по всему, это забастовка на федеральном уровне?

Изменение системы образования. Здесь пятьсот человек, конечно, ничего не могут решить. Мы будем развивать ученическое движение на региональном, межрегиональном, а там и на федеральном уровне.

А готов ли ты на компромиссы?

Если компромиссы будут удовлетворять нашим интересам. Мы готовы идти на уступки, но так, чтобы они не свели к нулю все наши старания. В особенности что касается самой организации.

Если предложат вам своего куратора?

Предлагали уже, и я отказался. Если на это согласиться, то это будет повторение уже существовавших ученических организаций или юнармии, которые никому не нужны. Мы не хотим повторять дурной опыт.