Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
С окончанием Великой Отечественной войны с фронта вернулись, по разным данным, от 21 до 25 миллионов человек. Их встретили слезами, цветами, помпезными речами и красочными плакатами. Но очень скоро государство сделало все для того, чтобы фронтовики перестали существовать как некая социальная группа. Историк Марк Эдель (Mark Edele) провел масштабное исследование отношения советской власти к ветеранам. Архивные материалы и беседы с фронтовиками легли в основу книги «Советские ветераны Второй мировой: Общественное движение в авторитарном обществе 1941-1991». «Лента.ру» изучила его работу и поговорила с автором о том, как и почему советская власть не спешила воздать должное ветеранам, создавая свое описание великой войны.
Победа дорого обошлась советскому народу: на войне погибло, по разным данным, от 25 до 27 миллионов. Большую часть погибших составили гражданские, но и с фронтов не вернулись по крайней мере 7,8 миллиона военных. Согласно официальной статистике, 3 миллиона граждан остались инвалидами.
Экономическое состояние страны также оставляло желать лучшего: немцы сравняли с землей 1710 городов и более 70 тысяч сел. Как отмечает в своем исследовании Марк Эдель, моральный дух народа-победителя тоже был не на высоте. Ожидания тех, кто считал, что после войны власть повернется к народу и его жизнь действительно станет лучше и свободнее, не оправдались. Крестьян загоняли в колхозы, интеллигенцию держали в страхе, а фронтовики-орденоносцы прямиком с войны отправились на трудовой фронт, без каких-либо льгот, привилегий и почестей, на которые они, безусловно, имели право. И, что куда важнее, имели смелость и мужество заявить об этом праве.
Но появление новой активной социальной группы, пользующейся авторитетом в обществе, в планы политического руководства СССР не входило (к маю 1945-го в стране было примерно 20-25 миллионов фронтовиков, что составляло 12-15 процентов всего населения). Поэтому воина-победителя, привыкшего смотреть смерти в лицо, поднимаясь в атаку, предстояло вернуть к рутине мирной жизни, в которой ему была уготована роль слесаря 2-го разряда, в которой от личного мужества уже ничего не зависело и предстояло выполнять распоряжения людей, с которыми он никогда бы не пошел в разведку.
Чтобы как-то смягчить этот переход, воспоминания о войне государство пыталось заместить мечтами о прекрасном завтра, которые активно предлагал масскульт. Но еще слишком болезненными были травмы, нанесенные войной. Поздний сталинский режим без особого успеха пытался заменить память о людских страданиях и преодолении эпосом, в котором воспевалась роль Сталина как победоносного главнокомандующего.
После войны День Победы был объявлен нерабочим днем, но просуществовал в таком статусе недолго и в 1948 году вновь стал рабочим. Марк Эдель в беседе с «Лентой.ру» сказал, что, с его точки зрения, это было неким компромиссом: с одной стороны, власть отрицала широко распространенную идею о том, что она что-то должна фронтовикам (и населению страны в целом) за победу над нацизмом, с другой — хотела праздновать победу как одно из величайших своих достижений. «Делая этот день и праздничным, и рабочим, Сталин просто показывал народу: это больше моя победа, чем ваша», — пояснил Эдель.
После смерти Сталина в 1953 году и периода относительного забвения в хрущевские времена брежневское политбюро решило по иному подойти к использованию пропагандистского потенциала военной темы. Тогда впервые появился образ и культ Великой войны и народа-победителя. При этом боль, страдания и подвиг отдельного человека задвигались на второй и даже на третий план. Вкратце изменение государственного нарратива относительно победы можно описать так: под руководством Сталина советский народ победил немецко-фашистских захватчиков и спас мир. При Хрущеве диктатор из него исчез, и теперь уже Коммунистическая партия, скорее вопреки, чем благодаря вождю, вела советских людей к победе. «В брежневские времена Сталина очень осторожно снова ввели в историю Великой Отечественной в качестве эффективного менеджера, руководившего военными действиями», — заключил историк.
Впрочем, не стоит думать, что нотки помпезного культа появились в нарративе Великой Отечественной именно при Брежневе, — первые решения такого толка принимались еще при Хрущеве. Правильнее видеть брежневский период как время, когда «религия войны», зародившаяся в 1945 году, стала повсеместной.
Квазиметафизическая система памяти и общности с павшими на поле боя теперь включала не только пантеон героев и злодеев, но и полноценный набор ритуалов, маленьких и больших, повторяющихся из года в год. Но культ Победы состоял не только из государственной пропаганды, оперирующей абсолютными понятиями добра и зла, и развивался не только благодаря решениям политбюро. Эта была живая религия, глубоко укоренившаяся в сознании народа, который подсознательно пытался справиться с памятью об ужасах войны, заместив ее ритуалами.
Празднование двадцатилетия Победы в 1965 году стало воплощением государственного дискурса и социальной психологии в отношении этого события. Положительные отзывы населения убедили руководство страны в том, что власть стоит на правильном пути. В речи 1964 года, посвященной Дню Победы, Брежневу, только принявшему бразды правления, не пришлось изобретать ничего нового: набор необходимых образов и речевых оборотов существовал давно, как и пантеон героев военного времени, который практически без изменений дошел до перестройки. Генсек также упомянул в своей речи миллионы «неизвестных участников войны», обезличивая подвиг конкретного солдата. День Победы вновь стал нерабочим, как до 1948 года.
Учитывая, что война была названа Великой Отечественной, удивительно, насколько трудно было фронтовикам получить признание и официальный статус. Победителей встретили фанфарами и громкими речами, но это продлилось недолго. От них ждали одного: чтобы они поскорей влились в производственный процесс и совершали новые подвиги уже на трудовом фронте.
Согласно официальной статистике, 2,6 миллиона солдат и офицеров остались калеками. Эти цифры существенно занижены, поскольку получить инвалидность в то время было очень непросто. Пенсии инвалидов войны были жалкими, медицинская помощь и обеспечение протезами оставляли желать лучшего, — государству они были важны только как рабочая сила.
Деление инвалидов на три группы в этом смысле имело вполне практический смысл. Первая категория предполагала полную нетрудоспособность. Вторая — трудоспособность в определенных условиях. Третья (включала потерю одного органа или конечности) означала выполнение трудовых обязанностей в обычной рабочей обстановке. Третья категория была наиболее предпочтительной, если не было возможности избежать присвоения инвалидности. После войны в третью группу записали 68 процентов солдат-калек.
Даже после смерти Сталина, с началом оттепели, советская власть не спешила давать ветеранам льготы и даже не позволяла им создавать собственные объединения. Советский комитет ветеранов войны (СКВВ) появился в 1956 году, но основная его задача заключалась в пропаганде международного ветеранского движения, а не в помощи соотечественникам, прошедшим войну. Статус ветерана был институционально утвержден лишь в 1978 году.
Марк Эдель отмечает, что советская власть ожидала от ветерана полной демобилизации и отсутствия каких-либо притязаний. Цель, по его мнению, была проста: как можно скорее ликвидировать ветеранов как отдельную социальную группу.
— Частично это был вопрос власти, — пояснил историк. — Учитывая, что большинство мужчин в стране служили в армии во время войны, сильное ветеранское движение означало, что у граждан появлялась возможность влиять на политику государства. Это не было в интересах Сталина, который первым столкнулся с «ветеранской проблемой».
К тому же это был вопрос идеологии. Согласно канону марксизма-ленинизма, ветераны не были социальной группой с общими интересами (как, например, рабочие, крестьяне и «страта» интеллигенции). И если у этой группы не было общих интересов — значит, ее не существовало.
Наконец, Эдель отметил финансовый вопрос. Учитывая количество ветеранов в стране, на введение основных льгот для них просто не хватало средств. «Поэтому все льготы и пособия, существовавшие до 1948 года, были отменены, за исключением пособий по инвалидности, которые были существенно урезаны, — рассказал историк. — Их вернули только при Брежневе, когда количество ветеранов в стране сильно уменьшилось».
Еще когда Великая Отечественная была в разгаре, в СССР начали появляться союзы инвалидов, комиссованных с фронта. Один из них — Союз инвалидов Отечественной войны, организованный в Казахской ССР, был запрещен летом 1944 года. Позиция этого объединения была объявлена властями «абсолютно некорректной».
В сентябре того же года в нескольких районах Москвы по инициативе Московского военного совета были организованы комитеты офицеров-инвалидов войны, о чем сообщили некоторые газеты. Центральный комитет партии практически немедленно начал расследование — оказалось, что действия местных властей не были согласованы с высшим руководством. 15 сентября 1944 года Секретариат ЦК объявил, что публикации, появившиеся в прессе, являются ошибкой, и предупредил московские партийные организации о «нецелесообразности» таких комитетов. Та же судьба постигла и другие объединения ветеранов, организованные как во время, так и после войны.
Советская пресса писала, что подобные организации создаются в капиталистических странах для того, чтобы бороться за трудовые права ветеранов, тогда как в СССР такой проблемы не существует — соответственно, и необходимости в них нет. Более того, авторы публикаций утверждали, что такие объединения способствуют разделению советского народа на касты.
Эта позиция сохранялась и после смерти Сталина, хотя Хрущев все же немного ослабил давление на ветеранов. В середине 1950-х годов при военкоматах были созданы комитеты, помогающие реинтеграции демобилизованных солдат, в числе которых было немало фронтовиков.
Советский комитет ветеранов войны получил относительную свободу на создание региональных ячеек (районных и городских советов) только при Брежневе, в 1965 году. Несмотря на то что они вроде бы должны были находиться под контролем государства, очень скоро советы стали жить собственной жизнью и способствовали развитию ветеранского движения.
К 1975 году оно объединяло миллионы ветеранов и грозило стать реальной политической силой. Партия предсказуемо не стала этого терпеть и в 1976 году произвела «перезагрузку» СКВВ, напомнив организации, что ее основной целью является международная пропаганда. Организационную структуру союза урезали, распустив особо активные советы и а другие взяв под жесткий контроль.
К середине 1980-х годов, однако, подход государства к ветеранским объединениям снова изменился: они доказали свою лояльность и стали частью политической системы (например, в Съезде народных депутатов 1988 года принимали участие 75 представителей Всесоюзного совета ветеранов). С этого момента местные организации получили статус и полноценное признание.
Среди последних инициатив закон о паллиативной помощи — самый «живой», хотя главная его цель — облегчить достойный уход в мир иной неизлечимо больных. Формально в действующем законодательстве уже прописано, что такое паллиатив, однако, как это часто бывает, во многих регионах система не работает, нужен «прицельный выстрел». Планируется, что новый закон определит порядок оказания паллиативной помощи и социального обслуживания неизлечимо больных. На 11 февраля в Госдуме назначены парламентские слушания, на которых будут подробно обсуждать паллиативную помощь. Как эта помощь оказывается сейчас — в материале .
Идите к матери
Жительницу Ярославля Елену Хоркашову городские чиновники считают жуткой скандалисткой. В 2014 году ее сын Рустам стал сильно болеть. Подростку тогда только исполнилось 13 лет, поэтому сначала все списывали на гормональную перестройку организма. В местной больнице долго не могли поставить диагноз. Было сделано несколько операций, но они только ухудшили состояние. После перевода ребенка в РДКБ (Российская детская клиническая больница) у него нашли «хронический псевдообструктивный интестинальный синдром, ведется по протоколу синдрома короткой кишки». В переводе с медицинского — желудок не работает. Это не лечится. Но с этим вполне можно жить. Обычную пищу такие пациенты не употребляют, только парентеральное питание внутривенно. Еще необходимо энтеральное питание (поступает через зонд в кишечник). Это значит, что ежедневно Рустам по 18 часов привязан к капельницам, но процедуры вполне по силам выполнять в домашних условиях.
— В РДКБ приезжает много таких детей со всей России, — рассказывает Елена. — Врачи учат родителей всем медицинским техникам: как капельницу ставить, как обращаться с катетером и многое другое. Мы часто умеем больше, чем обычные больничные медсестры.
В 2016 году Хоркашовых выписали из московской федеральной клиники домой. В месяц расходы на такого пациента составляют 150 тысяч — это стоимость специализированного питания, капельниц, шприцев и прочего. Какое-то время помогал «Русфонд», потом Хоркашовы начали продавать имущество: машину, строящийся дом с земельным участком. Сейчас кроме двухкомнатной квартиры, в которой все они живут, практически ничего не осталось. Елена не работает, ухаживает за сыном. Единственный кормилец — отец. Но для среднестатистической провинциальной семьи такие ежемесячные траты нереальны.
По закону государство гарантирует инвалиду бесплатные лекарства, но департамент здравоохранения Ярославской области делает вид, что не знает об этом. Хоркашовы полгода судились с чиновниками. Решение суда — в пользу семьи, однако местные власти затеяли увлекательную игру в бумажный футбол. Сначала они говорили, что у мамы нет медицинского образования, поэтому доверять ей сложные манипуляции с лекарствами опасно. Потом начали писать судебным приставам, что капельницы на дому — это тихий ужас и верная гибель ребенка. В следующей серии пытались доказать, что препараты не входят в список ЖНЛВП, а потому не положены. Затем бомбардировали суд просьбами расписать «порядок, способ и периодичность обеспечения пациента, так как имеющееся решение такой информации не содержит». В этой увлекательной бюрократической переписке прошло уже полтора года.
— Когда мы говорим: ребенок же умрет, вы отказываете ему в медицинской помощи, — рассказывает Елена, — нам отвечают: ложитесь в больницу, всем обеспечим. Но, во-первых, Рустаму нужно тогда просто жить в больнице, потому что многочасовые капельницы — ежедневные. А во-вторых, чиновники знают, что мы до последнего будем держаться, но только не в больницу. В 2016 году Рустам был госпитализирован в Ярославскую ЦКБ. Ему занесли синегнойную инфекцию, развилась пневмония. Неделю он был в реанимации на ИВЛ. Мы в Москву за лекарствами ездили, потому что в городе из того, что требовалось, ничего не было. Чудом он тогда выжил.
Благодаря активной позиции мамы Ярославский департамент здравоохранения время от времени все же сдает оборону. Вероятно, это стратегическая хитрость — чтобы было чем отчитаться в вышестоящих инстанциях о работе с «проблемной семьей». В декабре Рустаму Хоркашову выдали четыре пакета питательной смеси, в январе — восемь. В месяц ему требуется 31.
Неофициально одна из причин отказа — отсутствие в бюджете денег.
— Я общаюсь со многими родителями из разных регионов, — замечает Елена. — В Воронеже двоих детей на парентеральном питании прикрепили к больнице, где оказывают паллиативную помощь и таким образом обеспечивают и расходниками, и препаратами.
Поскольку сейчас государство уделяет большое внимание паллиативной помощи, из федерального бюджета на это выделяются деньги, Хоркашовы решили: это их шанс.
Врачебная комиссия РДКБ заключила, что подростку рекомендуется паллиативный статус. Однако врачебная комиссия детской поликлиники №5 Ярославля вынесла вердикт: в паллиативной помощи Рустам Хоркашов не нуждается.
— Подозреваю, что у нас в регионе просто никакой паллиативной службы нет, — говорит Елена. — И заморачиваться с этим просто не хотят. Гораздо легче отчитаться, чем сделать что-то реально. Формально на весь регион у нас несколько коек, и, по-моему, они онкологического профиля. А нам бы, конечно, хотелось, чтобы у Рустама был постоянный врач на связи, потому что в поликлинике о нашей специфике не все знают и помочь не умеют.
Непонятное и неудобное
Заморачиваться не хотят и во многих других регионах. По данным благотворительного фонда помощи хосписам «Вера», сегодня в паллиативной помощи 1,3 миллиона россиян. Получают ее около 200 тысяч. В 29 регионах среднее количество паллиативных коек для взрослых — менее 30, в половине из них отсутствуют выездные патронажные службы, в 15 регионах не организована паллиативная помощь в амбулаторных условиях, в 53 регионах нет выездного детского патронажа.
По словам руководителя ассоциации «Семьи СМА» Ольги Германенко, если в последнее время в детском паллиативе проклевываются позитивные перемены, то у взрослых — полный мрак. Спинально-мышечная атрофия (СМA/SMA) — редкая генетическая болезнь, которая приводит к гибели нервных клеток спинного мозга, обычно начинается в детском возрасте: постепенно человек перестает двигаться, глотать, говорить, дышать. Но при легком типе есть шанс прожить несколько десятков лет. Часто в этом случае у пациентов деформирован скелет, в разной степени они обездвижены.
— Среди наших подопечных около 16 процентов сейчас — взрослые ребята, старше 18 лет, — объясняет Ольга Германенко. — Живут в разных российских регионах. И везде у нас негативный опыт именно по взрослому паллиативу. Если и есть где такие службы, то они в основном заточены под онкологию, а пациентов с другими диагнозами пытаются не замечать. Либо действуют формально: приедут, посмотрят, и на этом все. Возможно, у них нет знаний. Местные власти в обучение кадров паллиативной службы средств практически не вкладывают.
А потребностей — море. Это и аппаратура для респираторной поддержки, облегчение боли от контрактур (негнущихся суставов) и пролежней. А самое главное — необходимы сиделки, оборудование по уходу за малоподвижными. У взрослых «неизлечимых» родители, которые их всю жизнь буквально на руках таскали, уже старые. Им самим требуется помощь. И они физически не в состоянии уже ухаживать за своими детьми. Если в крупных городах этот вопрос со скрипом решается с помощью благотворителей, то в маленьких населенных пунктах — беда. Особенно если у семьи нет других родственников.
— В детском паллиативе у пациентов со СМА все более радужно, — добавляет нотку оптимизма Германенко. — Настолько, что некоторые чиновники звонят в нашу ассоциацию и спрашивают, нет ли случайно на их территории детей-СМА. Это радует.
Однако общественники отмечают, что если даже есть большое желание помогать, то не знают как. В Нижегородской области сейчас развивается сюжет по мотивам мультика «Простоквашино». Помните момент, когда почтальон Печкин отказывался отдать посылку дяде Федору, так как у мальчика не было документов? На выделенные федеральные деньги в рамках поддержки паллиатива регион купил для больной девочки аппарат неинвазивной вентиляции легких. Но… не отдает. Потому что чиновники не знают, как документально оформить акт передачи в домашнее пользование дорогостоящей техники. Утверждают, что нормативных документов в у них для этого нет, и боятся обвинений в растрате бюджета. Сейчас техника стоит в больнице. Тем временем состояние ребенка ухудшается. Есть опасность, что не дождется. Поэтому благотворители срочно собирают деньги на свой, а не «казенный» ИВЛ.
На форумах различных пациентских сообществ тема паллиатива обсуждается. Но если еще год-два назад многие просто радовались, что государство вдруг неожиданно обратило внимание на нужды неизлечимо больных, сейчас все дружно стали опасаться подвоха.
По словам Ольги Германенко, лично ее беспокоят несколько моментов. Один из них — соблазн запихнуть в паллиатив все «непонятное, неудобное».
— Наши дети, бывает, принимают какие-то препараты, и это требует контроля дыхания, неврологической симптоматики, чего-то еще, — поясняет она. — Обычно основной лечащий врач — невролог. Но когда он понимает, что нужно комплексное наблюдение, может предложить родителям: а давайте вы лучше в паллиатив перейдете и будете там. Логика: не хочу с этим разбираться, пусть кто-то другой. Не хочется, чтобы паллиатив превратился в яму, куда скидывается все, с чем не хочет работать куративная медицина (та, которая лечит заболевание — «Лента.ру»).
Живые деньги
О том, что паллиатив становится все заметнее и востребованнее, свидетельствует и проснувшийся интерес к этой медицинской отрасли со стороны частных клиник. Еще года три-четыре назад это направление считалось бесперспективным для коммерсантов, а теперь многие платные стационары стали рекламировать собственные хосписные службы для терминальных пациентов, обещая помочь тем, «от кого отказались все врачи».
В первые дни февраля умерла 34-летняя Наталья В. из Тулы. Она 12 лет боролась с раком яичников. Чувствовала себя относительно неплохо, но внезапно начались проблемы с питанием — невозможно было ничего проглотить. Жаловалась, что как будто что-то сдавливает грудь. Поскольку были выходные, то госклиники, где наблюдалась пациентка, не работали. Родственники начали срочно искать место, где помогут. Интернет-поисковик выдал название клиники в Москве, работавшей семь дней в неделю 24 часа.
— Я позвонила, чтобы проконсультироваться по симптомам и спросить, примут ли нас, — рассказывает Татьяна, мать пациентки. — Нам сказали: немедленно приезжайте, промедление смерти подобно. Доктор сказал, что они знают в чем проблема, это — гастростаз. Немного стабилизируют состояние и поставят .
Говорили о трех днях госпитализации. Татьяна не могла круглосуточно быть с дочерью, поскольку в Туле у них парализованная бабушка с деменцией.
— В стационаре Наташу продержали неделю. Что там делали — непонятно, — продолжает Татьяна. — Но врачи почти убедили дочь, что тошнота — это психосоматика. Якобы Наташа нарочно вызывает рвоту, но если сильно захочет, то сможет сама есть. Гастростому ей так и не поставили. Когда выписывались из клиники, я так и не уточнила, почему. Ну и в выписке было указано: цель госпитализации достигнута! Когда поступали, Наташа еще немножко могла есть, а выписывались — даже вода у нее шла обратно. На следующий день после того, как мы уехали из больницы, я позвонила, попросила соединить с лечащим врачом. Сказали, что его нет. Врач так и не перезвонил. А потом все завертелось, как снежный ком…
Окончательный счет за госпитализацию составил 657 182 рубля 84 копейки. В обширном трехстраничном списке оказанных услуг значился даже комплекс лечебной гимнастики за 5 140 рублей. Зачем он был нужен девушке, которая к тому моменту почти не говорила, непонятно.
— Через пять дней после выписки моя голубка стала ангелом. Уже после ее смерти в папке с анализами из этой клиники мы нашли результаты сделанного там КТ, — продолжает Татьяна. — Там было сразу понятно, что помочь уже невозможно. Множественные метастазы повсюду и в легких. То есть в больнице все знали, но нам ничего не сказали. Зачем продолжали мучить ребенка? Зачем было ставить ей ненужные капельницы? Зачем каждый день брали кровь из вены? У нее все руки были черные от уколов.
Мы не пишем название клиники, так как такие истории происходят регулярно, особенно в Москве. И, как свидетельствуют эксперты из пациентских организаций и благотворительных фондов, не в одном учреждении.
«Плюс один, а не минус все остальное»
Что такое паллиатив и почему тяжелобольных нельзя прятать в спецбольницы, «Ленте.ру» рассказала , учредитель Фонда помощи хосписам «Вера», руководитель Центра паллиативной медицины в Москве.
«Лента.ру»: Кто сможет претендовать на паллиативную помощь?
Нюта Федермессер: Абсолютно все неизлечимо больные граждане как в процессе лечения, так и на завершающем этапе жизни.
Почему сегодня паллиатив ассоциируется в основном с онкологией?
Во всем мире паллиативная помощь начиналась с онкологии, потому что у этих пациентов набор симптомов четко выражен. И если основное лечение признается бесперспективным, то срок оставшейся жизни довольно ограничен. И плюс ко всему часто у онкопациентов ярко выражен болевой синдром. Поэтому когда начинает развиваться паллиативная помощь, она обычно начинается именно с онкологии. Но, конечно, паллиативная помощь должна быть доступна для всех — с нейродегенеративными заболеваниями, неврологией и другим. Даже сегодня среди получателей паллиативной помощи — более 50 процентов пациентов не относятся к онкологии.
По поводу критериев включения у пациентов и даже у врачей — путаница. Сахарный диабет, тот же рассеянный склероз — неизлечимые болезни. Но в большинстве случаев эти больные внешне могут много лет выглядеть как здоровые. Их тоже — в паллиатив?
Знаете, в чем проблема восприятия паллиативной помощи? Сейчас в действующем законе она определена как комплекс медицинских вмешательств. Я считаю, что от этого вся путаница. Согласно определению , паллиативная помощь — это комплексный подход, направленный на помощь и поддержку пациента и членов его семьи, — это крайне важно. Если человеку поставили диагноз рассеянный склероз, боковой амиотрофический склероз (БАС), даже рак — он сразу думает о смерти из-за страха. Но если мы говорим про онкологию, то есть огромная вероятность того, что человек полностью излечится. Если говорим про рассеянный склероз — впереди у больного может быть несколько десятилетий жизни, и вполне себе качественных. Но паллиативная помощь тут все равно нужна.
К пациенту, который постоянно живет с неизлечимой болезнью, а значит, чаще задумывается о смерти, нужно относиться совсем не так, как к больному с гриппом, аппендицитом или переломом ноги. Если мы хотим, чтобы такой человек остался в обществе, был эффективен, активен, работал, то с ним нужно обращаться как с хрустальной вазой.
Когда Христа сняли с креста, его завернули в плащаницу. В переводе с латыни pallium — это плащ. Отсюда и пошло это понятие — паллиативная помощь. Она, как плащаница, окутывает человека заботой. И это вовсе не только медицинские вмешательства. Забота — это порой просто разговор, возможность и время на то, чтобы смотреть в глаза. Это психологическая, духовная поддержка для тех, кому нужно. Это огромный пласт социальной помощи. Мы предлагаем закрепить это в новом законе и убрать имеющийся акцент исключительно на медицинской составляющей.
То есть паллиатив — вовсе не последний отрезок жизни человека?
Паллиативная помощь состоит из двух частей. Это помощь в конце жизни, когда человек умирает. Здесь могут быть задействованы и хосписы, и стационар на дому.
Вторая составляющая — помощь в процессе лечения. И между этими частями большая разница. В странах, где паллиатив развит, он интегрируется в систему здравоохранения. Мы хотим, чтобы и в России так было. Потому что это правильно.
Но сейчас есть риск того, что паллиативная помощь будет излишне механизирована. Риск этот исходит от людей, имеющих финансовый интерес в развитии паллиативной помощи.
Что значит — «механизирована»?
Есть идея создания таких паллиативных центров, которые будут оснащены по последнему слову техники, и наблюдать там неизлечимых пациентов отдельно от всех остальных. Я считаю, что это станет настоящей нравственной и моральной катастрофой.
Почему?
Любой, в том числе выздоравливающий, должен видеть, что происходит с теми, у кого тяжелый диагноз. Потому что люди, видя качественную помощь и заботу о других, начинают меньше бояться за себя. Это значит, что они потом охотнее пойдут в профилактическую медицину, охотнее будут обследоваться. Значит, у них раньше выявится болезнь, и больше вероятность, что она будет излечена.
Но если мы неизлечимо больных стыдливо спрячем, эти спецучреждения будут восприниматься как лепрозории — причем и врачами, и пациентами. Кто туда попал — оттуда только вперед ногами. Да и что это за врачи, которые будут оперировать только тех, кто уже признан неизлечимым? Какая там ответственность будет за исход операции?
Я недопонимаю, или вы сейчас ругаете инициативу создавать научные паллиативные центры в регионах?
Недопонимаете. У Минздрава очень разумная идея. Паллиативный подход должен быть доступен в любой организации, работающей в системе здравоохранения. Сейчас предлагается создание единого на всю страну федерального научно-методологического центра паллиативной помощи. Он не про койки, а про то, какие правила у нас будут прописаны, по каким принципам мы будем работать. То есть в этом научном центре мы должны подвести бумажную основу под то, что позже превратится в систему. Предстоит подробно прописать нюансы — как действовать в тех или иных ситуациях.
Вот, например, недавний случай: жутчайший пожар в Москве. Несколько пострадавших попали в институт Склифосовского, один из них там умер. Я не говорила с врачами, поэтому дальнейшее — лишь предположение. Но допускаю, что когда этого пациента, еще живого, доставили в приемный покой, было уже ясно, что ситуация критическая, и вряд ли человека удастся вернуть к полноценной жизни. Это означает, что врачи должны были включить тот самый паллиативный подход — то есть иной формат общения с родственниками, отличный от стандартного объем медицинских вмешательств, минимум болезненных процедур. При этом доставили пациента правильно — именно в Склиф, не в хоспис же везти с пожара.
Мы надеемся, что изменения в закон помогут решить в том числе и эту проблему. А дальше уже задача научного центра — составить четкие рекомендации как, когда и что делать.
В крупных городах появилось много частных клиник, рекламирующих услуги паллиатива, в том числе для пациентов в терминальной стадии. Вы требуете законодательно запретить такую коммерцию?
Запретить их невозможно, но контролировать качество помощи необходимо. Я бы хотела, чтобы в случаях обращений пациентов за помощью в частные клиники информация все равно попадала бы в единый государственный регистр. Москва сейчас сделала систему учета паллиативных пациентов. Тогда мы сможем приходить и контролировать качество, общаться с родственниками.
Я за то, чтобы обязать эти учреждения информировать под расписку пациентов и родственников о том, что у них в городе, в районе, в регионе есть бесплатный паллиатив, и предоставлять сведения обо всех имеющихся местах, где такую помощь оказывают бесплатно. Также клиника должна обговорить необходимый объем медицинских вмешательств. А то, что выходит сверх этого списка, без согласия пациента или его представителей не делать.
А если экстренная ситуация — где искать представителей?
Именно под предлогом «экстренности» все сейчас и происходит. У пациента уже терминальная стадия, он умирает. Естественно, состояние ухудшается. А его начинают мучить: подключать к аппарату искусственной вентиляции легких, ЭКМО (аппарат для насыщения крови кислородом), аппарату диализа.
Наука и медицина шагнули далеко вперед. Жизненные функции человека очень долго можно поддерживать. Но это не жизнь как мы ее понимаем. Это просто продлевание мучений. Я называю это обыкновенным фашизмом, к которому присоединяется еще и мошенничество. Часто идет обыкновенный грабеж семей, которые к тому времени уже обескровлены, как правило, длительным дорогим лечением. Последняя девочка, которую мы вызволили из такой частной клиники и перевезли в хоспис, — Ксюша. Состояние было крайне тяжелое. Я была уверена, что у нее осталась пара дней жизни. Но в хосписе она пришла в себя. То есть в клинике она еще была нагружена дополнительно препаратами, чтобы продемонстрировать родственникам, что ее необходимо переводить на искусственную вентиляцию легких, и директор авторитетно родственникам заявляет: «Я, конечно, врач, но не циник, поверьте. Чудеса случаются». Ну не сволочь? Пациентка — молодая женщина, у нее двое детей, муж. И как им жить после таких слов? Думать потом: если уехать из платной больницы, то дети точно сиротами останутся. А остаться — вдруг действительно шанс был. Поэтому и берут люди кредиты, закладывают квартиры в тщетной попытке вернуть жизнь…
На пациентских интернет-форумах в последнее время какие-то упаднические настроения. Например, мамы детей-инвалидов пишут, что раньше трудно было получить паллиативный статус, который открывал некие дополнительные опции, сейчас же — наоборот, но при этом от основного лечения могут отлучить.
На самом деле никакого паллиативного статуса не существует. Как только вы говорите «паллиативной статус» — это дорога в один конец. Есть, например, такое заболевание — синдром короткой кишки. Если ребенка не прооперировать, он очень быстро умрет. А сделаешь операцию — будет здоровым, вырастет, еще и детей родит. Значит, на период до операции ему нужна паллиативная помощь, потом — уже не нужна. А что такое статус? Статус — это когда я тебе его дал, и у тебя его не отнять. И если действительно где-то происходит такое, то это либо дурость, либо диверсия. Жизненный опыт подсказывает, что 90 процентов этого — дурость, необразованность людей. Когда с людьми не говорят и не разъясняют, что происходит, они начинают руководствоваться собственными страхами. Сейчас — паллиатив, а дальше — эвтаназия. Так работает идиотизм. Чтобы это понимать, нужно вести разъяснительную работу, проводить социальные кампании, в том числе среди медиков.
Не надо передергивать. Допустим, если в хосписе онкобольной подавился рыбной костью, мы ему что — должны сказать: «Все равно вы уже умираете, подавились — и ладно, днем раньше — днем позже»? Мы ведь окажем ему экстренную помощь. Поэтому — это дополнительная опция. Паллиатив, плащ заботы — это плюс один, а не минус все остальное.
Теннис, сквош, плавание, иппотерапия, прыжки с парашютом… По данным статистики, за последние пять лет число инвалидов, занимающихся спортом, в нашей стране выросло в два раза. Сегодня существует множество спортивных секций, клубов и программ, дающих людям с ограниченными физическими возможностями шанс укрепить здоровье, поверить в себя, сделать свою жизнь разнообразной и интересной. Об одном из таких проектов — программе «Лыжи мечты» «Лента.ру» рассказывает в продолжение спецпроекта .
— Давай как на самокате! Сначала одна нога, потом другая, одна, другая… — командует тренер по горным лыжам Юрий Горелов.
Утро, 8 декабря. Учебный склон горнолыжного комплекса «Лата Трек» в Крылатском. Юрий делает разминку с учеником Женей Белоголовцевым. Женя инвалид, у него ДЦП. При этом вот уже несколько лет, как он занимается горнолыжным спортом по программе . Сегодня у него первое занятие после летнего перерыва. Надев для начала только одну, левую, лыжу, он осторожно скользит по снегу.
— А ведь тело что-то помнит, как ехать, как поворачивать! — говорит он Юре, светясь от счастья.
Плавание, футбол, баскетбол, настольный теннис, танцы, иппотерапия… В настоящее время в нашей стране есть множество клубов, объединений и центров, где люди с ограниченными возможностями здоровья могут заниматься различными видами спорта. Причем не только традиционными, но и экстремальными. Так, в реабилитационном центре для инвалидов есть своя команда регби на колясках. Члены клуба ходят в походы и экспедиции. А в центре авиаспорта инвалиды летают на планерах и прыгают с парашютом.
Правда, есть один нюанс. Цель большинства этих программ — предоставить инвалидам равные возможности со здоровыми людьми, позволить им прожить яркую жизнь, полную событий и эмоций. Программа же «Лыжи мечты» стала первой в России (а возможно и в мире) терапевтической программой, призванной не только реабилитировать людей с ограниченными возможностями психологически и социально, но и дать им шанс заметно улучшить физическое здоровье.
Всю жизнь был крючком и вдруг распрямился…
Программе «Лыжи мечты» — три года. Ее основателями стали телеведущий, актер, режиссер Сергей Белоголовцев и его жена журналист Наталья Белоголовцева.
Первая в этом сезоне тренировка участников программы «Лыжи мечты» в горнолыжном комплексе «Лата Трек» в Крылатском. Антон Перфилкин и Евгений Белоголовцев
Видео: Алсу Гузаирова
Случилось так. В 1988 году в семье Белоголовцевых вслед за первым ребенком Никитой родилась двойня: Саша и Женя. Саша появился на свет здоровым и крепким, а Женя — больным. У мальчика диагностировали четыре порока сердца. В девять месяцев он перенес операцию, после которой два месяца провел в коме, пережил клиническую смерть, в результате которой, возможно, позже и диагностировали ДЦП. Врачи признали Женю бесперспективным. Но родители не сдались. Они лечили Женю всеми доступными средствами, водили его на массаж и в бассейн, а когда мальчик немного окреп, стали надолго вывозить за границу — к морю…
— Женя не просто стал ходить и заговорил, он успешно окончил школу и поступил в Институт театрального искусства, рекламы и шоу-бизнеса, — рассказывает Наталья Белоголовцева. — Оказалось, у него есть актерский талант… На горные лыжи Женя впервые стал пять лет назад в Америке. Двоюродный брат Натальи, работавший тогда в Штатах, рассказал, что видел инвалидов с ДЦП на одном из горнолыжных склонов. Наталья решила попробовать. Зимой 2012 года они отправились с Женей в Солт-Лейк-Сити.
— Раньше я и на простых лыжах ни разу не стоял, не то что на горных, — рассказывает Женя Белоголовцев. — Поэтому с горы в первый раз я скатился в сноу-слайдере. Больше всего я боялся его отпустить…
— В Солт-Лейк-Сити Женя взял двенадцать уроков, — говорит Наталья. — Первые пять занятий он действительно ездил в слайдере. На шестом смог спускаться с горы на буксире за палку, которую держали два волонтера. А к концу занятий самостоятельно катался по легкой трассе под наблюдением инструктора. Тренировался он почти каждый день по паре часов. И случилось чудо…
— Я распрямился, — говорит Женя. — Всю жизнь был крючком. А тут почувствовал прилив сил, появилась устойчивость в ногах, я стал лучше держать равновесие при ходьбе и совершенно перестал падать…
Такое чувство, что у меня выросли новые ноги!
Женя побывал в Америке дважды. В результате этих поездок у Белоголовцевых родилась идея сделать подобную программу для инвалидов в России. Идея эта просочилась в соцсети. И люди откликнулись: владельцы горнолыжных комплексов предлагали свои склоны, инструкторы — добровольную помощь, а одна девушка, Анна Шилова, написала прямо: «Единственное, что у меня есть — это хорошее бизнес-образование, и я могу помочь с организацией программы…»
— Запуск программы обошелся нам в 20 000 долларов, — рассказывает Наталья. — На эти деньги мы приобрели два комплекта оборудования и пригласили из Америки консультанта — Элизабет Фокс, директора Национального спортивного центра для людей с ограниченными возможностями. За четыре дня Бет подготовила первую команду российских тренеров для инвалидов.
Программа «Лыжи мечты» стартовала в 2014 году в горнолыжном комплексе КАНТ в Москве. На первое занятие через интернет записались девять человек.
— Когда они пришли, я чуть не упала в обморок, — вспоминает Наталья. — Четверо из них были очень тяжелые. Даша Сысоева была слепой и с диагнозом тетрапарез. Ева Еременко с трудом ходила, держась за две руки, Ксюша Касьянова тоже с тетрапарезом, а кроме того, у нее был избыточный вес. Но чудо, которое случилось с Женей, случилось и с ними. Уже после нескольких занятий их физическое состояние заметно улучшилось. Один мальчик, Максим Васильев, даже сказал: «Такое чувство, что у меня выросли новые ноги!» Хотя до этого он несколько лет занимался иппотерапией…
Я упорно дробила лыжами лед, с хрустом съезжая со склона!
Сегодня занятия по программе «Лыжи мечты» проходят в 18 регионах России, в таких городах, как Улан-Уде, Архыз, Екатеринбург, Ижевск, Тюмень, Пермь, Мурманск, Рязань, Новокузнецк, Новосибирск и т.д. Всего на них работает 170 тренеров, а занимается свыше 4000 человек с ограниченными возможностями здоровья.
— Заниматься горнолыжным спортом может любой нездоровый человек, независимо от возраста, — говорит Наталья Белоголовцева. — Многие наши ученики — люди с диагнозом ДЦП, но есть и больные синдромом Дауна, инвалиды с нарушениями слуха и зрения. А два года назад к нам присоединились аутисты. Сначала я была против — я мало знакома с этим заболеванием. Но родители настояли. И правильно сделали. На склоне некоторые невербальные люди начинают говорить. Прошлой зимой, например, один мальчик с аутизмом, поднимаясь на подъемнике, вдруг объявил: «Стоять на ногах — прекрасно!» Все, кто слышал это, рыдали…
Занятия в «Лыжах мечты» ведут опытные тренеры-горнолыжники, прошедшие специальную подготовку по работе с людьми с ограниченными физическими возможностями. Рекомендуемый курс состоит из 10-12 тренировок, каждая из которых длится от 40 минут до часа. Участники с двигательными проблемами начитают кататься в сноу-слайдере, но рано или поздно отказываются от него и учатся спускаться с гор в тандеме с инструктором — держась за лыжную палку или вообще без поддержки.
— У Миши — спастический тетрапарез, — рассказывает Оксана Жирикова, мама одного из учеников. — До двадцати четырех лет он не владел телом. Но несколько лет назад ему сделали операцию по глубокой стимуляции головного мозга. Миша научился управлять руками, начал воспринимать физические нагрузки. Мы записались на программу «Лыжи мечты». На первом занятии Миша постоянно висел на слайдере, подгибал ноги и даже не понимал, как нужно делать шаг. К седьмому занятию у него была практически ровная спина. А в речи появилось новое слово — «терпимо»: и устал, и больно, но силы заниматься еще есть!
— Первый раз я попробовала съехать с горы три года назад на презентации программы, — поддерживает Александра Гайдамак, тоже с диагнозом ДЦП. — Ощущения были непередаваемые. Летишь со склона, скорость, драйв — сказка! Ну а потом я уже просто не смогла «вылезти из горнолыжных ботинок», считала дни до каждой тренировки. Зима в том году была короткая, снег неумолимо таял. Но даже это меня не останавливало. Я упорно дробила лыжами лед, съезжая со склона с характерным хрустом.
А в прошлом году Наталья Белоголовцева и команда «Лыжи мечты» и вовсе решились на эксперимент, пригласив на занятия Ольгу Гольчикову, страдающую тяжелой формой ДЦП.
— Оле тридцать пять лет, она прикована к инвалидной коляске, — рассказывает Наталья. — Прошлой зимой, когда она пришла на занятия в «Клуб Гая Северина», то стоять на ногах могла с поддержкой не больше минуты. Занимались с ней трое мужчин-инструкторов. На первом уроке, 27 января, она простояла на лыжах несколько минут и сделала несколько шагов. Второе занятие длилось около получаса, и Оля сумела скатиться с небольшого склона. А 12 марта приняла участие в соревнованиях по горнолыжному спорту в «Открытом кубке памяти Гая Северина». Во время занятий Оля вела дневник. В один из дней она записала: «Впечатления волшебные. Я чувствую положительные изменения — это такое счастье! Тело стало спокойнее: уменьшился мышечный тонус и спастика».
Папа, а ты рассказал про мою медаль?
И вот новый сезон. Склон в Крылатском. Погода для лыж самая подходящая: снег и небольшой мороз. Трассы горнолыжной базы «Лата Трэк» полны народа: сноубордисты, мамы с детьми, пенсионеры. В самой тихой и пологой части учебного склона — два молодых человека. Кроме Жени Белоголовцева, 8 декабря на занятие пришел и его товарищ — Антон Перфилкин.
Антону — 30. У него аутизм, олигофрения и ДЦП. С детства он занимался плаванием, конным спортом и сквошем. А в 2014 году посмотрел по телевизору Олимпиаду в Сочи и увлекся горными лыжами. Узнав о программе «Лыжи мечты», родители записали его на занятия.
— Первый раз я стал на лыжи в позапрошлом году! — рассказывает Антон. — Тренер учил меня падать — на бочок. А потом мы забрались повыше на горку и съехали…
— Сейчас Антон уже много делает сам: поднимается на подъемнике, спускается с пологой горы, — говорит отец Виктор Васильевич Перфилкин. — Он стал ловчее в обычной жизни, а кроме того, собранным, уверенным, самостоятельным и ответственным. Изменилась даже внешность: в глазах появился свет, в лице сосредоточенность.
В этом сезоне перед Антоном новая задача. Ему предстоит научиться самостоятельно поворачивать и так рассчитывать траекторию движения, чтобы при спуске с горы приезжать в намеченное место. После разминки они вместе с шеф-инструктором Любовью Савлаковой поднимаются на гору.
— Так, становись, дави ногами в стороны, поехал на меня… и возле меня большой широкий плуг, — командует Любовь. — Давай еще раз… Хорошо! А сейчас мы скатимся с горы. Но лихачить не будем!
Плавно, как в танце, две фигуры уплывают по склону вниз. У подножия Антон поднимает вверх руку с лыжной палкой: победа! Виктор Васильевич машет ему из-за ограждения.
— Папа, а ты рассказал про мою медаль? — спрашивает Антон.
Оказывается, у программы «Лыжи мечты» есть свои соревнования — «Старты мечты». Впервые они прошли в 2015 году, открыл их лично губернатор Московской области Андрей Воробьев. Всего в соревнованиях принимали участие 20 особенных горнолыжников. Призеров выявляли по сумме двух попыток на дистанции 200 метров. Антон пришел вторым и завоевал серебряную медаль, которой очень гордится.
На массажный стол вчетвером не ляжешь, а на горке мы катаемся всей семьей!
— Сегодня я еду на вечер новосибирского землячества, — говорит Наталья Белоголовцева. — В Новосибирске родители детей-инвалидов хотят запустить программу «Лыжи мечты». Но никак не могут собрать на нее денег. Московские земляки вызвались им помочь.
Запустить программу «Лыжи мечты» стоит от 300 000 рублей ( закупка оборудования, подготовка тренеров и прочее). Источники финансирования самые разные. В одних случаях на проект удается получить гранты, в других — занятия оплачивают крупные компании и благотворительные фонды — например, сейчас по программе занимаются подопечные «Фонда поддержки слепоглухих «Со-единение», а в третьих — просто отзывчивые люди, не пожалевшие немного денег в поддержку программы. В то же время занятия горными лыжами для инвалидов платные. В разных регионах России они стоят по-разному: от 5000 до 30 000 рублей за курс из 10 уроков. Но затраты стоят того. Как раз сейчас «Лыжи мечты» начали совместную программу с Научно-практическим центром детской психоневрологии, в рамках которой дети-инвалиды, занимающиеся горными лыжами, могут пройти медицинское обследование перед первым занятием, а затем в конце курса.
— С точки зрения медицины метод реабилитации с помощью горных лыж бесспорно эффективен, — говорит Татьяна Батышева, главный детский реабилитолог РФ, директор НПЦ ДП. — Первый ребенок, которого мы обследовали, Максим Юшин, перед началом занятий был неходячий. После десяти тренировок он сам вошел в мой кабинет, держась за мамину руку! Так что сейчас у нас идет научный проект, который доказывает, что инвалидам не просто можно, а даже нужно заниматься горными лыжами.
Сама же Наталья Белоголовцева заметила еще один — социальный эффект программы:
— Общение с инвалидами делает людей добрее. Как только на горнолыжном склоне появляются люди с ограниченными возможностями здоровья, все сразу начинают им помогать, дарят подарки. К тому же занятия очень укрепляют семью. Как сказала мама двух наших учеников, близнецов Матвея и Тимофея: «На массажный стол вчетвером не ляжешь, а на горке мы катаемся всей семьей!..»
Неудивительно, что у руководителей проекта большие планы на будущее. Недавно «Лыжи мечты» запустили еще одну программу спортивной реабилитации для инвалидов — ролики. Подобно горнолыжникам, в летний сезон инвалиды тренируются на роликовых коньках, учась разгоняться, тормозить, объезжать препятствия. Эти занятия дают не меньший эффект, чем езда по снежному склону.
А будущей весной Наталья Белоголовцева хочет дополнить список программ игровыми и водными видами спорта: — Футбол, баскетбол, теннис, каякинг… Когда наш консультант Элизабет Фокс приезжала в последний раз в Россию, она набросала целый список простых идей, которые можно сделать, взяв за основу спортивный инвентарь, который лежит в любой квартире…
…Час занятий на склоне в Крылатском пролетел незаметно. Урок подходит к концу. Антон Перфилкин и Женя Белоголовцев делятся ощущениями: — Тело, оно как будто летит, — говорит Женя. — Было здорово! Мне понравилось, — добавляет Антон.
Я спрашиваю ребят, есть ли у них в спорте какая-то большая цель?
— Конечно, — отвечает Женя. — Я хочу однажды скатиться со склона совершенно самостоятельно — рядом с мамой, папой и братом. — А я хочу поехать на Олимпийские горы во Францию, — говорит Антон. — Как во Францию? — удивляется папа Виктор Васильевич. — Ты же собирался в Сочи? — Нет, Сочи я уже покорил, — поясняет Антон. — Недавно. Во сне…
Был ли выбор у жителей иркутского Ново-Ленино и будет ли он: репортаж «Ленты.ру»
Как потомки сотрудников НКВД оценивают деятельность своих родственников
Почему в конце пресс-конференции журналисты срывались на крик
Владимир Путин во время осмотра нового перинатального центра городской больницы №1 в Брянске
Фото: Михаил Метцель / ТАСС / РИА Новости
Международный женский день президент России Владимир Путин провел в Брянске, в новом перинатальном центре, открывшемся аккурат перед его приездом. В качества собеседниц глава государства выбрал медсестер и акушерок. Дамы, пребывая в прекрасном расположении духа, старались сказать приятное и президенту, особенно после прочитанных стихов. «Лента.ру» побывала на этой встрече.
Женщины в белых халатах, рассевшись за овальным столом, рассказывали друг другу что-то веселое и звонко смеялись. Рядом с ними красовались букеты с тюльпанами и сладости — мужчины уже поздравили их, да и главный гость не заставил себя ждать.
«А ведь мы сегодня проснулись под ваши слова», — неожиданно начали разговор медсестры. Путин не сразу понял, о чем речь. «Какие?» — переспросил он. Но вспомнил, что в полночь вышел записанный видеоролик с поздравлениями всем женщинам России. Впервые в стихотворной форме. «Женщина — с нами, когда мы рождаемся. Женщина — с нами в последний наш час», — цитировал Константина Бальмонта президент.
«Хорошие, кстати, стихи! Ничего лишнего», — оценил Путин.
Стихи были выбраны, конечно, не случайно. О том, что в Международный женский день Путин поздравит работниц нового перинатального центра в Брянске (как раз тех, кто встречает нас всех при рождении), стало известно несколько дней назад. В центре уже появились первые малыши. В день визита президента ожидалось еще несколько родов. И судя по волнению в коридорах, роды могли начаться преждевременно.
Несколько лет назад на месте ярко выкрашенного здания стояла кирпичная пристройка с огромной лужей у входа. И чтобы об этом никто не забыл, в центре вывесили фотографии неприглядного прошлого. В долгожданном новом здании, построенном за полтора года и два миллиарда рублей, будут оказывать помощь женщинам с патологиями беременности. Сейчас в центре трудятся 156 сотрудников, а в ближайшее время штат увеличится в три раза.
«Нам говорили, что мы никогда не добьемся хорошего персонала, не поедут люди работать», — вспоминал обсуждение программы строительства перинатальных центров в разговоре с медсестрами Путин. Несколько лет назад, когда заговорили о необходимости таких медучреждений, президента предупреждали, что хорошие медики просто не захотят работать в провинции.
Но программу приняли и уже построили 25 центров. Благодаря им в регионах существенно снизилась младенческая смертность. В Брянской области тоже , что к 2020 году этот показатель должен уменьшиться на 20 процентов.
«Эффект колоссальный», — восхитился Путин.
Он огляделся по сторонам и вдруг осознал, что беседует исключительно с женщинами. «А мужчины у вас не работают, что ли?» — спросил президент. В ответ дамы снова весело рассмеялись. И разговор вильнул к теме увеличившейся рождаемости (что, безусловно, доказывало присутствие сильного пола в жизни женщин). В отличие от Европы, подчеркнул российский президент, у нас возрастающий демографический тренд .
Да тут еще и новшество: теперь мужчины смогут присутствовать на родах виртуально, рассказывали акушерки. «Не придумали сделать так, чтобы муж тоже страдал?» — с иронией поинтересовался президент. Но женщины почти хором заверили, что мужчины и так страдают, глядя на роды. Могли бы и про обмороки рассказать, но у Путина была какая-то своя история на этот счет. Поделиться ею он пообещал, «когда камеры уйдут».
А медсестры продолжили рассказ — о том, как долго женщины города ждали открытия нового центра. «И 8 марта сразу восемь детей родились», — оценил радость матерей Путин. Дело за строительством детских поликлиник, подсказали собеседницы. Вот бы и их построить, напирали они. Но в итоге решили не давить на гостя, а действовать мягкой силой: рассказывая президенту о приятном.
Одна из акушерок, например, хвалила Сочи: потрясающе изменился курорт. «И ведь все используется, ничего не простаивает. Все в работе и круглый год», — подхватил любимую тему президент.
«Вы еще Крым таким сделаете, да», — вкрадчиво спросили собеседницы. «Не сомневайтесь», — заверил их Путин.
Другая хвалила отечественный автопром — свою «Ладу Калину». «Хорошая машина», — соглашался президент. А женщины подхватывали: «Да мы вообще все родное любим!» И снова напоминали о приятном: для их центра закупалось самое современное оборудование, которое на 60 процентов отечественного производства.
Наконец президент перешел к самой щекотливой теме, спросил: «Зарплата у вас какая?» Тут впервые засмущались женщины. Деньги на руки ни медсестры, ни акушерки еще не получали, и суммы, какие им обещали при приеме на работу, не озвучивали. В диалог был вынужден вступить мужчина — губернатор Брянской области. Александр Богомаз сообщил, что деньги получат «достойные». Но цифры тоже не сообщил.
Впрочем, Путин всех обнадежил. «Вы знаете, что в 2018 году уровень зарплаты должен быть у врачей 200 процентов от средней по региону, а у младшего и среднего персонала — 100 процентов. Я исхожу из того, что нам удастся достичь этих показателей», — сказал он.
«Ну, мы не жалуемся, не обижают», — поддержали дамы. «Как с вами приятно работать», — засмеялся президент, но камеры попросил удалиться. К сожалению, на самом интересном месте: медсестры как раз готовились вручить ему подарок.
Хотя самым ценным подарком и — дамам, и гостю — был этот самый перинатальный центр. Как-то в сентября, выслушав рассказ премьер-министра Дмитрия Медведева об исполнении майских указов, в том числе и о строительстве современных роддомов в регионах, Путин нашел яркий образ: «Это действительно прорыв в медицине! Когда приезжаешь туда, ходишь-смотришь: сам бы там родил, если бы мог!»
Сегодня с онкологическими заболеваниями живут 3,5 миллиона россиян. По данным статистики, их количество ежегодно растет на полтора процента. Ученые фиксируют, что в последние годы на первое место по количеству диагностированных случаев выходит рак шейки матки. Почти половина заболевших — женщины моложе 35 лет. Врачи утверждают, что главная причина этого — беспорядочная сексуальная жизнь. Может ли нравственность уберечь от онкологии и какие существуют меры профилактики, «Ленте.ру» рассказала Ольга Шипулина — эксперт Центра молекулярной диагностики НИИ Эпидемиологии Роспотребнадзора, глава научной группы разработки новых методов диагностики оппортунистических и папилломавирусных инфекций.
«Лента.ру»: В прессе некоторые говорят, что в России чуть ли не эпидемия рака шейки матки. Это преувеличение?
Шипулина: Отчасти. Рост действительно большой. За десять лет — на 25 процентов. И самое важное, что этот рак диагностируется у молодых женщин от 15 до 40 лет. Очень часто его обнаруживают поздно. Хотя рак шейки матки — как раз тот случай, когда на ранней стадии он лечится достаточно легко и не вызывает последствий. И это один из немногих видов рака, который можно предупредить.
Как?
Сделать прививку. Доказано, что рак шейки матки стопроцентно вызывается вирусом папилломы человека (ВПЧ). Сегодня известно более ста типов этого вируса, но считается, что рак способны вызвать 14 из них. Прививка, в зависимости от производителя, может защитить от двух до девяти типов самых онкогенных. В России эти вакцины зарегистрированы, но достаточно дороги. Одна доза стоит около семи тысяч рублей. Рекомендуется два укола с периодичностью в месяц, но три — надежднее.
Даже в Москве не у каждого найдется 14 тысяч на вакцинацию. Бесплатно эту прививку не сделаешь?
В национальный прививочный календарь она не входит. Пожалуй, только в Свердловской области вакцина от ВПЧ включена в региональный прививочный календарь, и в некоторых районах Подмосковья есть программы, в рамках которых желающие могут сделать такую прививку.
Она показана всем?
Рекомендуется прививки делать до начала половой жизни. В России это где-то 11-13 лет. Обычно вакцинируют девочек. Но есть страны, где рекомендуется прививать и мальчиков.
Зачем?
Мужчины являются носителями вируса папилломы. Вирус передается половым путем. Поэтому, чтобы снизить распространенность, необходимо прививать оба пола. Кроме того, ВПЧ может вызывать и другие раки, не только шейки матки: рак заднего прохода, полового члена, гортани. Хотя распространенность этих раков в России достаточно низкая, но все же.
Один из аргументов антипрививочников — вакцина может сделать девочку бесплодной. Насколько это обоснованно?
Трудно даже представить себе механизм, с помощью которого нарушатся репродуктивные функции. Вакцина — не вирус. Это искусственная конструкция, которая вкалывается под кожу — в руку или лопатку. Откуда взяться бесплодию? Своей дочери я прививку сделала. Кроме того, во многих странах вакцина уже давно применяется. Если бы такие побочные эффекты были — о них бы не молчали.
Вы говорите, что в некоторых странах прививки давно практикуются. Онкология там снизилась?
Первыми начали прививку использовать австралийцы. В Австралии массовая вакцинация началась еще в 2007 году. Сейчас у них охвачены и мальчики, и девочки. Ежегодно в Австралии выпускаются информационные сборники о том, что происходит в плане распространения ВПЧ. Сначала они увидели снижение заболеваемости остроконечными кондиломами — это бородавки, которые также вызываются вирусом папилломы, но не онкогенным. То есть кондилома — доброкачественное образование, хотя достаточно неприятное. А сейчас в Австралии уже можно говорить о снижении случаев предрака шейки матки — это победа профилактики. Заболеваемость раком также будет снижаться.
Где чаще всего болеют этим раком?
В странах Африки и Южной Америки. Я уже говорила, что рак шейки матки вызывается вирусом папилломы. Инфицированность ВПЧ растет. И это связано с сексуальной революцией и половым поведением. То есть там, где у мужчин больше половых партнерш, фиксируется наиболее высокая распространенность вируса..
Что происходит в России?
У нас в стране учет по распространению вируса не ведется. Если судить о раке шейки матки, то в России количество больных раза в два-три выше, чем в Европе. Внутри страны высокая заболеваемость в Иркутске, Тыве, Забайкалье. Меньше всего — в Москве и Санкт-Петербурге.
Многое зависит от социального статуса, образования людей. Например, в Москве в Юго-Западном округе мы сравнивали данные скрининга студенток медвуза и техникумов, работающих или незанятых. Брали один и тот же возраст — 17-24 года. Ситуации диаметрально разные. У второй группы вирус выявлялся намного чаще. У многих уже был предрак. Также мы сравнивали группы девушек, которые начинали половую жизнь до 20 лет и после. Опять же достоверно доказано, что выше инфицированность ВПЧ у первой группы. Риск заразиться увеличивается в зависимости от количества половых партнеров, а раннее начало половой жизни чаще всего располагает к их большому количеству.
То есть церковь права, пропагандируя нравственность как основу борьбы со многими половыми инфекциями, СПИДом?
По поводу нравственности — вот лишь один пример. Наряду с подростками в высокой группе риска инфицирования ВПЧ и развития рака — домохозяйки. Точнее, женщины, у которых один половой партнер. Все очень просто: их заражает муж, у которого имелись связи с другими половыми партнершами. И печально, что они такую вероятность не рассматривают, из них редко кто обследовался.
Необходимы программы полового просвещения в школах, где рассказывали бы о существовании презервативов и о том, как их правильно применять — в каких случаях они помогают, в каких нет, чем можно заразиться, как себя обезопасить.
Как я понимаю, вакцинация в качестве профилактики у нас в стране не особенно популярна. Еще как-то можно предотвратить этот рак?
Так называемый цервикальный цитологический скрининг: берут соскоб со слизистой шейки матки, затем в лаборатории окрашивают специальными реагентами и смотрят, есть ли патология. Этот вид профилактики используют с 1950 года. Но у метода много недостатков. Самый главный — неправильно взятый мазок, этому нужно специально обучать медсестер. Анализ могут взять не оттуда, не в подходящее время, он может быть слишком толстым, неинформативным — а значит, его результаты уже не будет достоверными.
Более современный метод скрининга — проведение ВПЧ-тестирования. В этом году ВПЧ-тестирование пытались внедрить в программу дополнительной диспансеризации, но Минздрав, видимо, не одобрил — это дополнительные расходы. Но я бы рекомендовала женщинам, проходящим диспансеризацию, интересоваться у гинеколога, с помощью какого метода будет проводиться исследование. Иногда врачи почему-то забывают о том, что положено выполнять.
Что такое ВПЧ-тест? Можно ли с его помощью анализировать кровь?
В крови папиллома-вирус не живет, только в эпителии слизистых оболочек половых путей. Исследуется тот же самый мазок. Но сам тест делается иначе. Лаборант определяет, есть ли вирус в организме. Если нет — риск отсутствует. Если ВПЧ обнаружен, потребуется дополнительный анализ: какой именно тип вируса, онкогенный или нет. У ВПЧ есть особенность: папилломавирусная инфекция может самостоятельно исчезнуть в течение года-двух. По статистике, это происходит у 80-90 процентов женщин. В остальных случаях это переходит в хроническую стадию. При этом вероятность рака повышается.
Как долго может длиться период от инфицирования вирусом до превращения его в рак?
У всех по-разному. Иногда — за полгода, а у кого-то может и десятилетиями все продолжаться.
От чего это зависит?
От типа вируса: есть более злостные, есть менее злые. И, конечно, большую роль играет иммунитет женщины. Ученые сегодня изучают, что способствует тому, что вирус «застревает» в организме. Возможно, в будущем смогут найти генетические маркеры, которые заранее предупредят об опасности.
Семейная предрасположенность к раку шейки матки имеется?
Есть публикации о том, что если женщина была инфицирована папиллома-вирусом и он трансформировался в рак, то у ее дочерей бывает то же самое. Во всем мире сейчас гинекологи удаляют пораженные вирусом эпителии — это уже называется стадия предрака, затем вакцинируют женщину, чтобы она снова не заразилась. И ее дочерям тоже делают прививку.
Пациент самостоятельно может заподозрить, что он инфицирован ВПЧ?
Только когда уже началась тяжелая дисплазия или даже необъяснимые кровотечения. А в начальной стадии нет никаких проявлений. Папилломавирусная инфекция высокого онкогенного риска протекает абсолютно бессимптомно — ни зуда, ни жжения, ни воспаления, ни изменения характера выделений из половых путей. Гинеколог, владеющий методами кольпоскопии (исследование шейки матки под увеличением), может высказать предположения. Но тоже не всегда. Молекулярные лабораторные исследования — самые надежные.
Если у пациентки обнаружен папиломавирус, нужно его лечить?
Против ВПЧ лекарств с доказанной эффективностью не существует. Хотя знаю, что многие гинекологи назначают женщине множество препаратов. Они абсолютно бессмысленны и очень дорогие.
Лечат не саму инфекцию, а ее проявления — поражения эпителия, которые могут перейти в раковые образования. Единственное на сегодняшний день эффективное лечение — удаление пораженного участка слизистой шейки матки. Это простая, безболезненная и безопасная процедура, которая выполняется амбулаторно.
Ссылки по теме
lenta.ru, 27 ноября 2017
lenta.ru, 24 ноября 2017
Путин думает о будущем, пока остальные рвутся во власть
Президент СССР жив и готовится вернуть себе власть. Но это не Горбачев
Российский пенсионер в одиночку построил планетарий и стал легендой
