С окончанием Великой Отечественной войны с фронта вернулись, по разным данным, от 21 до 25 миллионов человек. Их встретили слезами, цветами, помпезными речами и красочными плакатами. Но очень скоро государство сделало все для того, чтобы фронтовики перестали существовать как некая социальная группа. Историк Марк Эдель (Mark Edele) провел масштабное исследование отношения советской власти к ветеранам. Архивные материалы и беседы с фронтовиками легли в основу книги «Советские ветераны Второй мировой: Общественное движение в авторитарном обществе 1941-1991». «Лента.ру» изучила его работу и поговорила с автором о том, как и почему советская власть не спешила воздать должное ветеранам, создавая свое описание великой войны.
Победа дорого обошлась советскому народу: на войне погибло, по разным данным, от 25 до 27 миллионов. Большую часть погибших составили гражданские, но и с фронтов не вернулись по крайней мере 7,8 миллиона военных. Согласно официальной статистике, 3 миллиона граждан остались инвалидами.
Экономическое состояние страны также оставляло желать лучшего: немцы сравняли с землей 1710 городов и более 70 тысяч сел. Как отмечает в своем исследовании Марк Эдель, моральный дух народа-победителя тоже был не на высоте. Ожидания тех, кто считал, что после войны власть повернется к народу и его жизнь действительно станет лучше и свободнее, не оправдались. Крестьян загоняли в колхозы, интеллигенцию держали в страхе, а фронтовики-орденоносцы прямиком с войны отправились на трудовой фронт, без каких-либо льгот, привилегий и почестей, на которые они, безусловно, имели право. И, что куда важнее, имели смелость и мужество заявить об этом праве.
Но появление новой активной социальной группы, пользующейся авторитетом в обществе, в планы политического руководства СССР не входило (к маю 1945-го в стране было примерно 20-25 миллионов фронтовиков, что составляло 12-15 процентов всего населения). Поэтому воина-победителя, привыкшего смотреть смерти в лицо, поднимаясь в атаку, предстояло вернуть к рутине мирной жизни, в которой ему была уготована роль слесаря 2-го разряда, в которой от личного мужества уже ничего не зависело и предстояло выполнять распоряжения людей, с которыми он никогда бы не пошел в разведку.
Чтобы как-то смягчить этот переход, воспоминания о войне государство пыталось заместить мечтами о прекрасном завтра, которые активно предлагал масскульт. Но еще слишком болезненными были травмы, нанесенные войной. Поздний сталинский режим без особого успеха пытался заменить память о людских страданиях и преодолении эпосом, в котором воспевалась роль Сталина как победоносного главнокомандующего.
После войны День Победы был объявлен нерабочим днем, но просуществовал в таком статусе недолго и в 1948 году вновь стал рабочим. Марк Эдель в беседе с «Лентой.ру» сказал, что, с его точки зрения, это было неким компромиссом: с одной стороны, власть отрицала широко распространенную идею о том, что она что-то должна фронтовикам (и населению страны в целом) за победу над нацизмом, с другой — хотела праздновать победу как одно из величайших своих достижений. «Делая этот день и праздничным, и рабочим, Сталин просто показывал народу: это больше моя победа, чем ваша», — пояснил Эдель.
После смерти Сталина в 1953 году и периода относительного забвения в хрущевские времена брежневское политбюро решило по иному подойти к использованию пропагандистского потенциала военной темы. Тогда впервые появился образ и культ Великой войны и народа-победителя. При этом боль, страдания и подвиг отдельного человека задвигались на второй и даже на третий план. Вкратце изменение государственного нарратива относительно победы можно описать так: под руководством Сталина советский народ победил немецко-фашистских захватчиков и спас мир. При Хрущеве диктатор из него исчез, и теперь уже Коммунистическая партия, скорее вопреки, чем благодаря вождю, вела советских людей к победе. «В брежневские времена Сталина очень осторожно снова ввели в историю Великой Отечественной в качестве эффективного менеджера, руководившего военными действиями», — заключил историк.
Впрочем, не стоит думать, что нотки помпезного культа появились в нарративе Великой Отечественной именно при Брежневе, — первые решения такого толка принимались еще при Хрущеве. Правильнее видеть брежневский период как время, когда «религия войны», зародившаяся в 1945 году, стала повсеместной.
Квазиметафизическая система памяти и общности с павшими на поле боя теперь включала не только пантеон героев и злодеев, но и полноценный набор ритуалов, маленьких и больших, повторяющихся из года в год. Но культ Победы состоял не только из государственной пропаганды, оперирующей абсолютными понятиями добра и зла, и развивался не только благодаря решениям политбюро. Эта была живая религия, глубоко укоренившаяся в сознании народа, который подсознательно пытался справиться с памятью об ужасах войны, заместив ее ритуалами.
Празднование двадцатилетия Победы в 1965 году стало воплощением государственного дискурса и социальной психологии в отношении этого события. Положительные отзывы населения убедили руководство страны в том, что власть стоит на правильном пути. В речи 1964 года, посвященной Дню Победы, Брежневу, только принявшему бразды правления, не пришлось изобретать ничего нового: набор необходимых образов и речевых оборотов существовал давно, как и пантеон героев военного времени, который практически без изменений дошел до перестройки. Генсек также упомянул в своей речи миллионы «неизвестных участников войны», обезличивая подвиг конкретного солдата. День Победы вновь стал нерабочим, как до 1948 года.
Учитывая, что война была названа Великой Отечественной, удивительно, насколько трудно было фронтовикам получить признание и официальный статус. Победителей встретили фанфарами и громкими речами, но это продлилось недолго. От них ждали одного: чтобы они поскорей влились в производственный процесс и совершали новые подвиги уже на трудовом фронте.
Согласно официальной статистике, 2,6 миллиона солдат и офицеров остались калеками. Эти цифры существенно занижены, поскольку получить инвалидность в то время было очень непросто. Пенсии инвалидов войны были жалкими, медицинская помощь и обеспечение протезами оставляли желать лучшего, — государству они были важны только как рабочая сила.
Деление инвалидов на три группы в этом смысле имело вполне практический смысл. Первая категория предполагала полную нетрудоспособность. Вторая — трудоспособность в определенных условиях. Третья (включала потерю одного органа или конечности) означала выполнение трудовых обязанностей в обычной рабочей обстановке. Третья категория была наиболее предпочтительной, если не было возможности избежать присвоения инвалидности. После войны в третью группу записали 68 процентов солдат-калек.
Даже после смерти Сталина, с началом оттепели, советская власть не спешила давать ветеранам льготы и даже не позволяла им создавать собственные объединения. Советский комитет ветеранов войны (СКВВ) появился в 1956 году, но основная его задача заключалась в пропаганде международного ветеранского движения, а не в помощи соотечественникам, прошедшим войну. Статус ветерана был институционально утвержден лишь в 1978 году.
Марк Эдель отмечает, что советская власть ожидала от ветерана полной демобилизации и отсутствия каких-либо притязаний. Цель, по его мнению, была проста: как можно скорее ликвидировать ветеранов как отдельную социальную группу.
— Частично это был вопрос власти, — пояснил историк. — Учитывая, что большинство мужчин в стране служили в армии во время войны, сильное ветеранское движение означало, что у граждан появлялась возможность влиять на политику государства. Это не было в интересах Сталина, который первым столкнулся с «ветеранской проблемой».
К тому же это был вопрос идеологии. Согласно канону марксизма-ленинизма, ветераны не были социальной группой с общими интересами (как, например, рабочие, крестьяне и «страта» интеллигенции). И если у этой группы не было общих интересов — значит, ее не существовало.
Наконец, Эдель отметил финансовый вопрос. Учитывая количество ветеранов в стране, на введение основных льгот для них просто не хватало средств. «Поэтому все льготы и пособия, существовавшие до 1948 года, были отменены, за исключением пособий по инвалидности, которые были существенно урезаны, — рассказал историк. — Их вернули только при Брежневе, когда количество ветеранов в стране сильно уменьшилось».
Еще когда Великая Отечественная была в разгаре, в СССР начали появляться союзы инвалидов, комиссованных с фронта. Один из них — Союз инвалидов Отечественной войны, организованный в Казахской ССР, был запрещен летом 1944 года. Позиция этого объединения была объявлена властями «абсолютно некорректной».
В сентябре того же года в нескольких районах Москвы по инициативе Московского военного совета были организованы комитеты офицеров-инвалидов войны, о чем сообщили некоторые газеты. Центральный комитет партии практически немедленно начал расследование — оказалось, что действия местных властей не были согласованы с высшим руководством. 15 сентября 1944 года Секретариат ЦК объявил, что публикации, появившиеся в прессе, являются ошибкой, и предупредил московские партийные организации о «нецелесообразности» таких комитетов. Та же судьба постигла и другие объединения ветеранов, организованные как во время, так и после войны.
Советская пресса писала, что подобные организации создаются в капиталистических странах для того, чтобы бороться за трудовые права ветеранов, тогда как в СССР такой проблемы не существует — соответственно, и необходимости в них нет. Более того, авторы публикаций утверждали, что такие объединения способствуют разделению советского народа на касты.
Эта позиция сохранялась и после смерти Сталина, хотя Хрущев все же немного ослабил давление на ветеранов. В середине 1950-х годов при военкоматах были созданы комитеты, помогающие реинтеграции демобилизованных солдат, в числе которых было немало фронтовиков.
Советский комитет ветеранов войны получил относительную свободу на создание региональных ячеек (районных и городских советов) только при Брежневе, в 1965 году. Несмотря на то что они вроде бы должны были находиться под контролем государства, очень скоро советы стали жить собственной жизнью и способствовали развитию ветеранского движения.
К 1975 году оно объединяло миллионы ветеранов и грозило стать реальной политической силой. Партия предсказуемо не стала этого терпеть и в 1976 году произвела «перезагрузку» СКВВ, напомнив организации, что ее основной целью является международная пропаганда. Организационную структуру союза урезали, распустив особо активные советы и а другие взяв под жесткий контроль.
К середине 1980-х годов, однако, подход государства к ветеранским объединениям снова изменился: они доказали свою лояльность и стали частью политической системы (например, в Съезде народных депутатов 1988 года принимали участие 75 представителей Всесоюзного совета ветеранов). С этого момента местные организации получили статус и полноценное признание.
