Каждая десятая женщина (по статистике — 13 процентов) не считает насилие харассментом и готова с ним мириться. 25 процентов считают домогательства на работе личным делом людей. Таковы выводы исследования «Насилие в сфере труда», которое провела научная сотрудница Федерального научно-исследовательского Социологического Центра РАН Ольга Мирясова. О видах домогательств на работе и методах борьбы с насилием она рассказала «Ленте.ру».

«Лента.ру»: Давайте начнем с определения. Что в России понимают под харассментом?

Мирясова: Предполагаю, что около 70 процентов жителей России в принципе не знают, что это такое. Если спросить про домогательства, ситуация будет лучше, но трактовка и этого понятия далеко не очевидна.

В 2011 году опрос на сайте вакансий HeadHunter показал, что 59 процентов людей сталкивались со случаями харассмента, среди женщин — 70 процентов. Но аудитория этого сайта намного более продвинутая, чем общество в целом, — его посещают активные пользователи интернета, образованные россияне. Когда ФОМ в 2017 году опрашивал население по стандартной выборке, 24 процента сказали, что случаи сексуальных домогательств в нашей стране бывают «часто», а 36 процентов — «бывают редко». Разброс в оценках объясняется влиянием на результат опросного инструмента. Можно спросить в лоб — «были ли случаи харассмента?» — и получить от большинства в ответ «нет», а можно спросить про отдельные формы харассмента — результат получится другим. Опросы о распространенности харассмента и отношении к нему дают совершенно разные цифры в зависимости от контекста и формулировки вопросов. Это говорит о том, что понимание термина у людей размыто.

Международная организация труда определяет харассмент как действие, направленное на людей по причине их гендера, в том числе действие сексуального характера, с целью причинения вреда. Такие действия относятся не только к работникам, но и к ученицам, стажеркам, волонтерам и соискателям.

Проще говоря, это давление на человека, которое имеет сексуальную составляющую и происходит в рамках отношений в трудовом или учебном коллективе.

Как распознать харассмент? Это не всегда — физическое насилие?

Нет. Спектр относящихся к нему действий очень широк, начиная с откровенных взглядов — невербальной коммуникации. Среди вербального — как прямые сексистские комментарии, так и обсуждение внешности одних женщин в присутствии других. Если мужчины, находясь в одном помещении с женщиной, достаточно грубо или откровенно обсуждают другую, то она чувствует себя сексуализированным объектом. Женщина может предположить, что в ее отсутствие о ней говорят примерно то же самое.

Но если у данного обсуждения нет цели, то это скорее будет просто сексистское поведение. А если есть (например, цель унизить), то это харассмент. Иногда провести грань довольно сложно, потому что неуважительное отношение к другим, постоянная демонстрация своего превосходства, попытки самоутвердиться за счет унижения других — все это для части людей является нормой поведения.

Многие думают, что домогательства распространены только в сфере шоу-бизнеса.

Такие случаи чаще попадают в средства массовой информации. Кто напишет статью о том, что начальник цеха домогался укладчицы конфетной фабрики? Кому будет интересна такая новость? Пишут о звездах и случаях с ними, поэтому и складывается такое мнение.

Почему вы выбрали эту тему для исследования?

В июне в Международной организации труда должно пройти голосование по принятию новой конвенции об искоренении насилия и домогательств в сфере труда. Россия ведет себя пассивно, и никто не знает, как она проголосует. Эта ситуация подталкивает к обсуждению темы.

Кого вы опрашивали?

Вместе со студентками магистратуры СПбГУ я начала опрашивать работниц кафе в Санкт-Петербурге. Сфера обслуживания — это та сфера, где есть явные случаи харассмента, а официантки — достаточно массовая профессия для женщин 18-30 лет. В обществе официантки имеют имидж низкооплачиваемой и низкостатусной профессии, что увеличивает риск домогательств не только со стороны клиентов, коллег, но и со стороны, например, таксистов. Когда уставшая девушка после смены садится в такси в два-три часа ночи, водитель часто делает ей неприличные намеки, предлагает поехать куда-то еще, исходя из того, что она официантка, а значит флирт и случайный секс для нее являются нормой.

К вербальному насилию относятся неуместные вопросы о личной жизни: опрошенные официантки говорили, что домогательства начинаются с вопросов, есть ли муж или парень, как бы намекая на то, что если они свободны, то им что-то там предложат. Часть клиентов считает, что официантке нечем заняться и ее можно пригласить посидеть за столиком. На самом деле они полностью загружены работой и отвечать постоянно на вопросы, замужем или нет, им не очень комфортно. Мужчины не понимают, что это не первый подобной вопрос к девушке за день.

Получается ситуация, когда мужчина пытается познакомиться, и его желание может быть искренним, для женщины это, по сути, уже домогательство: ей это мешает работать, поскольку она понимает, что для клиента она не официантка, а сексуальный объект. Ведь официантка — это человек, который должен принести блюдо, а сексуальный объект — это тот, с кем планируют какие-либо дальнейшие отношения.

Хотя исследование только началось, уже очевидно, что официантки часто не рассматривают насилие как харассмент. Несмотря на негативное отношение и к тому, и к другому, они видят в харассменте издержки профессии, с которыми приходится иметь дело. Им не приходит в голову, что эта проблема системная и решать ее тоже нужно системно.

Ее решили в других странах?

Проблема нигде не решена окончательно. Пока есть отношения экономической зависимости, будут возникать подобные ситуации. Просто в разных странах существуют свои механизмы и подходы к решению проблемы.

Европа дальше ушла в наличии инструментов для защиты женщин, начиная от законов и заканчивая профсоюзами, которые понимают эту проблему и готовы ей заниматься. Там более давняя история защиты гражданских прав. В Советском Союзе равенство прав мужчин и женщин внедряли сверху: была государственная политика, связанная с потребностью государства в новой рабочей силе, но домашнее хозяйство при этом оставили на плечах женщин. В Европе же женщины сами долго боролись за свои права, поэтому институты гражданского общества имеют там намного более прочный базис, и демонстрации собирают десятки тысяч женщин.

В 1990-е вопросы гендерного равенства широко обсуждались в обществе: в Госдуме появились гендерные фракции, давали гранты на гендерные исследования, работали общественные организации. Сейчас ситуация противоречивая. Есть как ярко выраженный консервативный тренд, связанный с государственной политикой и деятельностью церкви, так и общественный запрос на гендерное равенство. Мне кажется, что молодежь имеет совсем другое самосознание, многие девушки не готовы следовать стереотипам, и в этом большой потенциал изменений.

Каким образом человек формирует свое отношение к харассменту? Почему получается, что для одних это что-то допустимое, а для других — наоборот?

На человека влияет все понемногу, но есть так называемый «скрытый учебный план»: кроме непосредственно образовательных программ, которые дают учебные заведения, начиная с детского сада и кончая вузом, нам прививают определенные ценности. В детском саду мальчикам и девочкам постоянно говорят: ты, девочка, — делай это, ты, мальчик, — делай то. Далее дети проносят это через школу и частично — через вуз, что, безусловно, влияет на их биографию, стремления и отношение к себе.

Почему многие девочки в школе увлекаются информатикой, но существенно реже идут учиться на программистов и еще реже в итоге работают ими? Это влияние скрытого учебного плана: «программист — не женская профессия».

Интересно, как меняются голливудские мультики. Иногда смотрю их с дочкой. Например, один сюжет «Суперсемейки» был про распределение семейных обязанностей: мама находит хорошую работу, а папа остается с тремя детьми дома. И тут он понимает, что на работе намного легче! И это не единственный пример. Меня это радует. Советские мультфильмы даю ребенку смотреть с болью: вижу, как они формируют гендерные стереотипы. Современные «Смешарики» тоже ненамного лучше. В них две героини: сова-домохозяйка и Нюша, которая думает о своей привлекательности. Хотя там есть серия, как Нюша добивалась гендерного равенства, но в целом женские персонажи не радуют разнообразием. И это тоже скрытый учебный план, который на подсознательном уровне потом будет тормозить девочку.

Та же ситуация складывается и с харассментом. В культуре и образовании имеет место объективизация женщины, восприятие ее как сексуального объекта, с одной стороны, и как объекта, который обслуживает семью, — с другой. Все эти представления воспроизводятся из поколения в поколение, транслируются через культуру.

Но сейчас заметны подвижки. Ни общество, ни культура не статичны, и вместе с ростом разнообразия, которое произошло в последние 20-25 лет, появлением новых коммуникативных возможностей (интернет, поездки за границу) растет общая открытость общества. Теперь меньше факторов, которые принуждают людей жить в рамках заданных социальных ролей. Но, несмотря на изменения, это всегда конфликт: с одной стороны, девочки начинают себя ценить, с другой — выбраться за рамки стереотипов не так просто. Дальше начинается личная история каждой: сможет ли она выбрать свой путь и жить с чувством собственного достоинства или нет.

«Большинство женщин вынуждены увольняться»

Связан ли харассмент со стеклянным потолком и разрывом зарплат у мужчин и женщин в 30 процентов?

Отчасти. Когда много мужчин на средних или высших позициях, а женщина уже сталкивалась с сексизмом или харассментом, работа в мужском коллективе может быть для нее стрессом. Она может опасаться, например, вновь столкнуться с ситуацией, когда мужчины обсуждают между собой женщин, не обращая внимания, что делают это в присутствии одной из них. И в целом получается, что это «не ее» коллектив.

Есть ли в России статистика по харассменту?

Когда спрашивали людей в массовых опросах, сталкивались ли они с харассментом, цифры выходили небольшие, но их нужно внимательно анализировать. Многим женщинам трудно признаться, что с ними такое случалось, поэтому про свои истории они не говорят, не помнят или просто не распознают как таковые. Когда началась история с #MeToo, я поначалу думала, что я лично не сталкивалась с домогательствами на рабочем месте. Только потом у меня в памяти всплыла история, когда мне было 18 лет и я работала проводницей в студенческом отряде. Начальник поезда закрылся со мной в купе и стал приставать. Про эту ситуацию я забыла, видимо, потому что она разрешилась — я перевелась на другой поезд. Увольнение с работы — до сих пор наиболее распространенная стратегия поведения в случае харассмента. Возможностей решить проблему другим способом у наших женщин немного.

Ваша ситуация напоминает скандал в Голливуде, когда о домогательствах продюсера Харви Вайнштейна жертвы рассказали спустя много лет, и наш скандал в Госдуме, когда в домогательствах, которые происходили в разные годы, обвинили депутата Леонида Слуцкого.

Я понимаю женщин, которые рассказали о ситуации харассмента только 20 лет спустя. Мне в 18 лет и в голову не пришло зафиксировать случившееся как проблему, имеющую общественную значимость. Я не думала, что нужно к кому-то обратиться, единственная мысль — надо менять работу. Америка же за 20 лет прошла большой путь, и, если тогда пострадавшие, возможно, думали, что это часть их профессии, что можно отказаться спать с кем-то, но это будут предлагать регулярно и от этого никуда не денешься, — говорить бессмысленно, никто не поддержит. А сейчас они поняли, что говорить стоит: в профессию приходят молодые девушки, они проходят через то же самое, и надо дать понять на публичном уровне, что такие действия недопустимы.

Что касается Слуцкого, то, конечно, это позор, что комиссия по этике не нашла нарушений в поведении депутата, но для меня эта история больше про смену поколений и тренды. Люди старшего поколения консервативные и закостенелые в своем сексизме, да и корпоративная солидарность вполне типична для Госдумы и представителей власти. Но растет новое поколение, и у него намного более прогрессивные взгляды.

Что вы можете сказать о ситуации с главредом «Медузы» Иваном Колпаковым, которого также обвинили в приставаниях к жене подчиненного?

Хорошо, что состоялось обсуждение. Если кейс со Слуцким — это история на рабочем месте, то кейс с Колпаковым — про пьяную вечеринку. Раньше сказанные в таких местах слова вообще никого не волновали.

В этих историях важен не сам факт наказания «уличенного» в сексизме (увольнение, штраф или что-то другое), а дискуссия, реакция самого человека и его готовность переосмыслить произошедшее. Виновный не обязан всю оставшуюся жизнь носить клеймо сексиста — это тупиковая ситуация. Если бы Колпаков искренне написал, что все понял и никого унизить не хотел, то, по моим меркам, это был бы лучший результат.

Обычно говорят о случаях, когда домогательствам подвергаются женщины. А часто ли с этим сталкиваются мужчины?

Бывает все, но другое дело, что сложно сказать, насколько часто. Исследований не было, да и мужчины менее охотно будут про все это рассказывать: находиться в положении жертвы им тяжело. Все зависит от распределения власти: если женщина, например, вышестоящая начальница, а мужчина зависим от нее, в этом случае домогательства вполне возможны. Но у мужчин в сексистском обществе власти больше по умолчанию, поэтому для подобной ситуации у женщины должен быть гораздо больший ее [власти] перевес. Трудно себе представить, что девушка домогается равного по статусу коллегу, а если и так, то, скорее всего, для него это не будет проблемой: он либо посмеется, либо ее отвергнет, но на 99 процентов не останется после этого в униженном положении. С женщинами все по-другому.

Почему так? В чем сложность для женщин, подвергшихся харассменту, борьбы с этим?

Я разговаривала с юристами, они говорят, что ничего или почти ничего не могут предложить женщинам, которые хотят бороться с харассментом. Правовые механизмы в этой сфере в нашей стране фактически отсутствуют. Вся надежда на коллектив, профсоюз или добрую волю работодателя.

Большинство женщин вынуждены увольняться. Юристы считают, что харассмент надо рассматривать как дискриминацию на рабочем месте, потому что это сфера трудовых отношений, но наши суды очень не любят работать с дискриминацией и вообще не понимают, что это такое. В судах доказать случай дискриминации не удается почти никогда. Одно из немногих исключений — кейс со стюардессами из «Аэрофлота», когда им сказали, что в компании должны работать девушки с размером одежды меньше 48. За «избыточный вес» их лишали надбавки к зарплате. Суд запретил отбирать работников по размеру одежды, но постановил выплатить смешную компенсацию — около пяти тысяч рублей за моральный вред. Но это тоже история не про харассмент. Про харассмент вообще нет успешных историй.

Почему?

У нас несовершенное законодательство. В 2003 году в Госдуму был внесен законопроект о гендерном равенстве. Пролежал там 15 лет. Сейчас к нему хотят вернуться, но идет обсуждение по его корректировке. Еще неизвестно, чем это закончится. Последние три года было много дискуссий о законе о домашнем насилии — все силы феминисток ушли на него. Они хотели, чтобы работала система защиты жертвы, как в некоторых других странах, где бывшему мужу или партнеру суд может запретить приближаться к бывшей супруге или партнерше. Там суд не только возбуждает уголовное дело, но и стремится обезопасить жертву от возможных притязаний с помощью охранного ордера. У нас этого нет.

Нет никакой системы безопасности. Были прецеденты, когда муж встречал жену около суда, нападал на нее и пытался избить. Много сил ушло на этот закон, поэтому до темы харассмента, на мой взгляд, просто руки не доходили. А говорить про это надо: можно добиться возбуждения уголовного дела в случае попытки изнасилования или побоев на рабочем месте, но если человек не под стражей, он продолжит работать в той же компании и встречаться со своей жертвой. У нас закон никак не обязывает работодателя перевести или уволить сотрудника.

Поможет ли введение корпоративного кодекса?

Это эффективная, хотя и непростая для осуществления модель. Все зависит от того, какие инструменты будут прилагаться к нему: какие санкции последуют за нарушением кодекса. Логично было бы создать конфликтную комиссию или ввести должность омбудсмена по правам женщин, к которому можно обратиться по всем наболевшим вопросам. Этот орган должен решать проблему внутри коллектива, чтобы потерпевшей стороне не приходилось идти в суд, потому что суд — дело затратное по деньгам и времени.

Если подытожить: как женщине обезопасить себя от харассмента в России?

Беда в том, что пока никак. Пока приходится надеяться только на солидарность коллег и отзывчивость руководства. При этом люди часто не очень хотят знать, что происходит в жизни коллег, не всегда готовы помочь или боятся реакции работодателя. Конечно, женщина должна попытаться сама что-то предпринять, но то, насколько ее действия будут успешными, зависит от многих обстоятельств: от востребованности ее как работника, размера коллектива, типа взаимоотношений и ее личных коммуникативных возможностей. Даже если жертва — сильный и уверенный в себе человек, противоположная сторона может быть так же уверена и сильна в своем праве на притязания. Важно начать говорить. Обсуждение проблемы в обществе — первый шаг к изменениям.

На дворе 2017 год. В октябре будут отмечать столетие революции, и фигура Ленина на этом фоне вновь становится востребованной. С новой силой звучат разговоры о том, что его идеи по-прежнему актуальны, а многие наши проблемы растут из того, что не все из них были реализованы. Художник-акционист Олег Кулик считает, что вождь мирового пролетариата сегодня не более чем арт-объект, который потерял всякую связь со своими идеями и выполняет совершенно иные, но притом весьма важные функции. В беседе с «Лентой.ру» он рассказал, почему не только мавзолей Ленина, но и сам Владимир Ильич должны оставаться на своих местах как можно дольше.

«Лента.ру»: Чем объясняется ваш интерес к фигуре Ленина?

Олег Кулик: В первую очередь тем, что Ленин не скрыт. Он находится в символическом и политическом центре нашей страны. Это главная площадь, где находятся символы нашего государства: Кремль, храм Василия Блаженного, здесь работает президент — все сходится на этой площади возле этого интересного сооружения, которое связано с современным искусством, с историей.

А еще это по сути единственный в истории человек, который смог воплотить мечту униженных, оскорбленных и маргинальных: взять власть и построить свое государство. Плохо ли, хорошо ли, но они это сделали. Теперь никто не может сказать, что в мире нет справедливости и никогда обиженные и оскорбленные не придут к власти.

Но этого государства больше нет. Что теперь Ленин?

Мало кто обсуждает и, думаю, мало кто понимает, что мы видим на Красной площади. Без эмоций и идеологических предрассудков. А видим мы архитектурное сооружение, напоминающее сооружения символического значения, связанные с культом мертвых или принесения жертв тем или иным богам. Но самое главное, что внутри мы видим не зарытую могилу — там стоит стеклянный саркофаг, я бы даже сказал ларец, учитывая его необычную форму с выгнутыми наружу стеклами. А в нем лежит человек, который выглядит невероятно реально, вплоть до банальностей. Черты лица, волоски, положение рук, одежда… В этом образе нет ничего героического, и в то же время мы не видим никакого тлена. Нет вообще никаких следов времени. Создается впечатление, что человек вот только пришел с работы, лег отдохнуть и спит. Все обыденно и банально…

Полагаю, именно к этому и стремились все поколения специалистов, работавших с телом вождя. Живее всех живых…

Да. Но именно в этой житейской банальности и кроется главная загадка этого артефакта. Эта банальность имеет важнейшую функцию: физически, психологически и как угодно еще убедить нас в том, что Ленин не умер. Не было никакого вскрытия и так далее — он просто спит. Это великий научный эксперимент показывает нам, что он живой.

Но зачем? Тем более теперь, когда идеи ленинизма прочно обосновались на пыльных антресолях истории.

Это очень интересный момент. Давайте шире посмотрим на историю человечества и вспомним таких странных персонажей как Осирис, Бальдр, Адонис, Таммуз славянских Ярилу и Кострому, наконец — любимого нами Иисуса Христа. Все это боги, властители и деятели прошлого, которые умерли, чтобы потом воскреснуть. И после их воскрешения их дела и идеи приобрели величие. Как зерна, брошенные в землю, сперва умирают, а потом дают новые, обильные всходы. Так и идеи, пережив смерть и погребение их носителя, могут возродиться с новой силой.

А Ленина, стало быть, соратники тут задержали?

Да. И пока Ленин такой живой, и мы все можем посмотреть на него, до тех пор невозможен проект по воскрешению СССР. Ведь чтобы воскреснуть, он должен сперва умереть. Тот вселенский дух униженных и оскорбленных, который воплощает Ленин, еще не умер, не разложился, мы видим его дела. И когда он действительно умрет — его дела забудутся, но останется его дух, его идея всеобщей справедливости. И вот тогда этот дух коммунизма возродится с большей силой и станет гораздо страшнее. Поэтому пока он лежит как живой, он каждую минуту несет нам благую весть: расслабьтесь, коммунизм не возродится. Этот призрак больше не бродит по Европе. Он как чернобыльский реактор в своем саркофаге, как джин в лампе. И мы должны сказать огромное спасибо Геннадию Андреевичу Зюганову, который, не сознавая того, сохраняет для нас эту невозможность возрождения коммунизма.

Что если услышит вас Геннадий Андреевич или еще кто?

Значит, он и станет тем источником вселенского зла. И тогда жертвы миллионов невинных людей будут напрасными. Но пока это тело и этот образ не обратятся в прах, они и не возродятся как птица феникс из пепла братоубийственной войны.

То есть Ленин куда безопасней в качестве музейного экспоната, арт-объекта?

В этом и есть великая миссия всего авангарда. А Ленин, как и его мавзолей — прекрасное творение Щусева, — и есть великое произведение авангарда. Вот так его сегодня и надо воспринимать — как произведение искусства, которое защищает мир от соблазна построить государство справедливости и тотального контроля. Государство для людей-роботов, где голова отделена от сердца. Это мы и видим в мавзолее — пустая голова и тело без сердца. Такой идеальный гражданин новой эры искусственного интеллекта. Этого и хотел Ленин, возможно, желая сделать как лучше, чтобы люди были счастливее. Но мы же знаем, что благими намерениями мостится дорога в ад.

Однако не слишком ли большое значение вы придаете мифологии?

Вовсе нет. Давайте вспомним Хрущева, который закопал Сталина. Посмотрите, какой ренессанс этого культа мы переживаем: памятники, дела, институции, созданные Сталиным. Вспомните недавний конкурс «Имя России»… А про Ленина никто не говорит. Его как бы нет. Хотя это именно он перевернул мир, и никакого Сталина без него бы не было. Потому что для его мифа еще не пришло время, он пока еще существует. А все, что вокруг нас существует, привлекает нас куда меньше, чем то, чего нет. Хорошо там, где нас нет. А Ленин есть, он и теперь живее всех живых.

Вас послушать — получается, что сохрани мы для потомков останки Гитлера в музее, так и неонацизма бы не было?

Вполне допускаю. Гитлера прикопали — и всходы пошли. Но с Гитлером, как и с нацизмом, ситуация немного иная, особенно в Германии. Она могла бы быть куда хуже, если бы не одно обстоятельство: Германия, немецкий народ прошли через самоочищение. Страна, которую стерли с лица земли, воскресла и показывает всему миру пример человеческого и технологического возрождения. Через признание ошибок и преступлений. Через осознание. Через покаяние.

Немцы прошли через страшные унижения, через огромную интеллектуальную работу. Пять лет их заставляли откапывать тела евреев, уничтоженных при Гитлере. Они прошли через эту правду и эти факты. Через принятие действительности не такой, какой ее хочется видеть, а такой, какая она есть. Нет в этом ничего страшного. Нестрашно упасть, страшно после этого не подняться и валяться в грязи, заявляя, что так и надо.

А сам по себе Ленин в мавзолее — этот символ разве не может вдохновить кого-то на развитие его идей?

Нет. Дело в том, что миф оживает, кода мы начинаем глубоко в нем копаться. А визуальное искусство — это воплощение мифа в материальной среде, в нашей повседневности. Искусство очень приблизительно передает силу и глубину этого мифа. Не всегда есть возможность выразить это невыразимое.

Мавзолей, кстати, представляется самым точным выражением мироздания. Если вы посмотрите на его пропорции, то увидите, что вся магическая, алхимическая, астрономическая, световая и еще какая угодно культура там идеально воплощены. Люди смотрят на мавзолей, но мало что видят. Мало кто замечает, что он не симметричен. В правом углу нижнего яруса можно заметить странную нишу, которая имеет внутренний выступающий угол, похожий на колонну. Именно в этом месте любил стоять Сталин. Эта ниша, как параболическая антенна, встречала и вбирала ту энергетику, которая исходила от проходящих мимо людей. Прием не новый, его использовали многие архитекторы древности — например, ацтеки.

Но мы этого не замечаем, не думаем о том, что у нас на глазах, видим только символическое и мертвое — то, что живет в наших мечтах.

Другими словами, мавзолей с Лениным лучше на веки вечные оставить на своем месте в качестве «предохранителя»?

Мне кажется, этот вопрос должен решаться в совершенно иной плоскости. В плоскости покаяния и осознания. Чтобы в тот момент, когда этот демон будет захоронен, он не возродился бы и не отравил наши умы. Чтобы не началось очередного построения своего мира униженными и оскорбленными. Униженные и оскорбленные — это очень плохо. Их надо утешать, им надо помогать, но нельзя позволять им строить государство. Потому что они будут унижать и оскорблять других. Это будет не государство справедливости, а государство мести. А у такого государства один закон — всех, кто тебя обижал, надо уничтожить. Увы, это так. Поэтому начинать надо покаяния, с глубокого понимания и осознания истории — как это делалось в Германии. Не надо этого бояться. Не надо искать виноватых. Надо, как немцы, выкопать наших невинно убиенных и забытых покойников, чтобы каждый взял по малой части этой боли, крови и обид. Мы от этого станем только сильнее и лучше.

Но у нас-то сейчас все больше говорят о том, что не стоит ничего и никого выкапывать, чтобы не тревожить и не очернять.

Ну, что ж… Пока так говорят — пусть мавзолей стоит. Как напоминание. Это будет хоть какая-то защита.

По всей России отмечается День Победы, ставший главным национальным праздником, затмившим даже Новый год. 9 Мая сегодня больше, чем красный день календаря или семейный праздник. Это память о бесконечном героизме и жертвах нашего народа, объединившая большинство россиян. Каждый отмечает этот день по-своему — кто-то смотрит красочные и торжественные военные парады, кто-то выходит на улицу, надев пилотку с красной звездой, кто-то участвует в танцевальных и театральных представлениях, а кто-то посвящает этот день памяти своих предков. Памяти тех, кто дожил до дня, когда Юрий Левитан объявил о капитуляции гитлеровской Германии, и тех, кто внес вклад в приближение этого дня ценой своей жизни. О том, как празднуют россияне 9 Мая, — в подборке «Ленты.ру».