Государственная Дума 11 января в первом чтении приняла законопроект, переводящий домашние побои из разряда уголовных преступлений в административные правонарушения. Это вызвало бурное обсуждение как среди самих парламентариев, так и в обществе. Правозащитница Алена Попова, основатель и руководитель фонда Human Capital, провела пикет у стен Госдумы, протестуя против законопроекта. «Лента.ру» выслушала ее аргументы, а также позицию противоположной стороны — представителя организации «Родительское всероссийское сопротивление», юриста Александра Коваленкина.

Декриминализировать нельзя криминализировать

«Лента.ру»: Что привело вас к стенам Госдумы?

Алена Попова: Мы как люди, борющиеся с домашним насилием, выступаем против этого закона потому, что он декриминализирует побои. Аргумент Елены Мизулиной, называющей криминализацию побоев «законом о шлепках», — это вранье. Сам по себе шлепок не является побоями. Побои оставляют ссадины, синяки, то есть последствия насилия, которые можно зафиксировать. Как надо шлепнуть своего ребенка по попе, чтобы у него остался синяк?

Аргументация «Единой России», поддержавшей законопроект, такова: статью 116 Уголовного кодекса по представлению Верховного суда частично декриминализировали в июне 2016 года, оставив уголовную ответственность в случае насилия в отношении родственников. Павел Крашенинников, депутат ЕР, внес тогда поправку с абсолютно логичной формулировкой о том, что более 40 процентов побоев совершается именно внутри семьи. И если уж убирать уголовную ответственность, то для всех. Но эту статью в принципе нельзя было декриминализировать. За 2015 год по официальной статистике 50 тысяч человек пострадали от домашнего насилия, причем 11 тысяч — дети и пенсионеры, и 36 тысяч — женщины. Получается, что депутаты нагородили непонятно что и теперь непонятно, как со всем этим разбираться.

Согласно законопроекту, декриминализируется только первый случай насилия…

Согласно законопроекту, первый случай нанесения побоев рассматривается как административка, а второй — как уголовное преступление. Но уголовное дело будет заведено только по частному обвинению. То есть женщина, которую избили (80 процентов жертв — женщины) должна сама собрать все доказательства, найти деньги, пойти в суд…

Например, Наталье Тунниковой, жертве домашнего насилия, сегодня пришла повестка в суд. Ее избивал сожитель. В последний раз он потащил ее за волосы выбрасывать с балкона 16 этажа. Она нащупала первый попавшийся предмет, которым оказался нож, и ткнула обидчика между ребер. Он отлежал в больнице три дня и уехал в Египет. Сейчас ей предъявят обвинение по второй части статьи 111 УК (Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью), по которой грозит до 10 лет тюремного заключения. Из-за того, что она не дала себя убить, ее посадят, а ему теперь не будет ничего.

Он ведь нанес легкий вред здоровью — синяки. Я считаю, что штраф в размере от 1500 до 5000 рублей не остановит такого человека. Равно как я не считаю возможным, чтобы родители отстаивали свое право наносить ребенку синяки и ссадины. Нас пугают ювенальной юстицией, которая будет забирать детей за побои, — но если такое происходит, нужно что-то делать. Если родители регулярно наносят травмы ребенку, значит, в семье происходит нечто нехорошее.

Неработающая система

Защитники декриминализации говорят, что уголовная статья о побоях не работает. Полиция неохотно заводит уголовное дело, которое отнимает много времени, и в большинстве случаев это заканчивается ничем. Административное разбирательство идет проще. Так, может быть, это правильный подход?

Эту аргументацию сегодня использовала депутат Ольга Баталина из «Единой России», но она несостоятельна. Если закон не работает, надо сделать так, чтобы он работал. У Уголовного кодекса есть одно важное качество: он превентивно ограничивает человека от совершения противоправных действий. Одно дело, когда грозит штраф в полторы тысячи рублей и больше ничего, другое — когда могут посадить в тюрьму.

После июньских поправок к статье 116, оставивших уголовное преследование в отношении близких людей и сожителей, принцип обвинения перевели из частного в частно-публичное (меня избили, а дальше этим занимаются следственные органы, я не должен сам доказывать, что я жертва). С новым законом эту норму отменят, хотя статистики по таким делам еще нет и сказать, работает закон или нет, невозможно. Депутаты жалуются, что в полиции не хватает рук, говорят, мол, наша система не функционирует. И что же теперь? Пусть так будет и дальше?

Что нужно сделать, чтобы система заработала?

Прежде всего нужно принять полноценный закон о домашнем насилии. Следует ввести механизм охранного ордера. Если я знаю, что меня изобьют, или меня избили, и я не хочу, чтобы это повторилось, то требую охранное предписание. Так уже сделали в Белоруссии, и у них хорошая статистика. По охранному ордеру насильник не имеет права приближаться к жертве. Если он это правило нарушил, ему грозит тюрьма. Охранный ордер также хорошо работает, если жертва сама идет на контакт — значит, она осознает степень опасности, и ордер отменяется.

Второе, что должен сделать этот закон, — закрепить переход частного обвинения в публичное, о чем мы уже говорили. Не жертва доказывает, что она жертва, а следственные органы. Многие насильники угрожают жертвам, женщины приходят, пишут заявления, а потом забирают их из-за страха.

Такой законопроект есть. На него получен положительный отзыв правительства. Один из его авторов — депутат Салия Мурзабаева от «Единой России». Он лежит у Тамары Плетневой, члена фракции КПРФ, председателя комитета по вопросам семьи, женщин и детей. Его нужно вынести на чтение и начать обсуждать. Это единственный разумный выход из сложившейся ситуации.

Не случится так, что этот закон лишь добавит работы полиции, а средств и сил нет?

Ничего подобного. У нас есть статистика ближних стран (Белоруссия, Казахстан). Случаев насилия становится меньше, и полиции, наоборот, проще. Правоохранители получают возможность обучить сотрудников, воспитать квалифицированный состав, им это как раз выгодно. Сейчас система не работает, потому что вина всегда перекладывается на жертву. Выходит, государство защищает насильника.

Общество и насильник

У нас не только государство, но и общество оправдывает насильника, и таких защитников, пропагандирующих «Домострой», в том числе женщин, — много. Вроде бы еще недавно такого не было.

Нет, российский социум всегда был таким. Вспомним поговорку «бьет — значит, любит». В «Тихом Доне» Шолохова есть сцена, в которой Степан избивает Аксинью всеми возможными способами с подробным описанием. И та говорит ему: «Бей!», ожидая, что ее должны побить. У нас есть церковь, регулярно ссылающаяся на Послание апостола Павла («да убоится жена мужа своего») — мы знаем, что у нас население массово переквалифицировалось из фанатов коммунизма в фанаты РПЦ, и поэтому слово церкви теперь играет значимую роль.

Сейчас просто больше каналов коммуникации, выражения своих взглядов, и они вот так и выражаются. Действительно, большинство женщин оправдывают насилие, потому что они не видят других вариантов, обществу внушена идея о том, что жертва «сама виновата». Есть и поговорка «не выноси сор из избы». Если происходит какой-то коллапс в семье, мать говорит дочери: мол, «сама такого себе выбрала». А если та решит пойти в полицию, то: «он же отец твоих детей, что ты делаешь!»

Я не фанат Путина, но для любителей «Домостроя» в наших листовках есть цитата с его последней пресс-конференции, на которой он сказал, что нельзя оправдывать шлепки и телесные наказания. Пусть консервативная часть населения, раз для них Владимир Владимирович такой авторитет, опирается на его видение проблемы.

Как можно изменить общество? Этим должно заниматься государство, общественные организации или еще кто-то?

Необходима пропаганда ненасилия. Нужны фильмы, реклама, слоганы, бренды, выступающие против насилия. Безусловно, общество должно приветствовать защиту жертвы, а не защиту насильника. Мальчикам надо рассказывать о том, что нужно уважать девочек, что они не имеют права применять физическую силу. Точно так же и девочка должна уважать мальчика и также не имеет права на физическую силу. Необходимо договариваться.

Я считаю, что это, безусловно, вопрос воспитания с детского сада и школы. Надо не уроки православия вводить, а уроки этики, логики и правоведения, на которых детям будут говорить, что по Конституции оба пола равны в правах, и 21-я статья запрещает применение насилия в принципе, потому что оно унижает человеческое достоинство. Надо развивать культуру кризисных центров, куда женщины могут уходить, избегая ситуации насилия. В СССР — как к нему ни относись — были женсоветы, структура, порицающую применение силы в семье.

А мужчины-жертвы семейного насилия, кто они?

Пять процентов жертв действительно мужчины. Это необязательно муж, это может быть отец, которого избивает дочь, сын, которого избивает мама или бабушка. То есть мужчины, не относящиеся к категории равновозрастных. Статистика агрессии детей в отношении своих пожилых родителях зашкаливает. Отмена уголовного преследования наверняка повлечет повышение смертности в старшей возрастной группе.

В пикете у Госдумы были и другие активисты, те, кто выступают за декриминализацию семейного насилия. Кто это?

Это «Родительское всероссийское сопротивление», считающее, что в своем нынешнем виде эта уголовная статья дает право изымать детей из семьи за родительские «шлепки». Эти люди — нормальные родители. Но почему-то они отметают аргументацию о том, что престарелых надо защищать от побоев, что детей в принципе нельзя бить, а побои и шлепки — не одно и тоже.

«Лента.ру» выяснила позицию «Родительского всероссийского сопротивления» по вопросу декриминализации семейных побоев. На вопросы ответил юрист организации Александр Коваленкин.

Прут от куста

«Лента.ру»: Вы называете уголовную статью о семейном насилии «законом о шлепках», но органы опеки изымают детей из семьи не по этой статье.

Коваленкин: Да, это действительно так. Но на практике происходит по-другому: если в детском саду у малыша заметили синячок, ссадинку, его могут сразу не вернуть родителям, передав в полицию. У меня был случай, когда ребенка отдали не его матери, а деду, бывает, что ребенка кладут в больницу в целях изоляции.

Заявляют детские сады или школы. У них есть свои инструкции межведомственного взаимодействия. Я разговаривал с полицией, спрашивал, почему они отдали ребенка деду, но угрожали матери — «А нам так опека сказала». То есть полиция в рамках межведомственного взаимодействия полностью теряет понимание того, кому она подчинена. По законам изъятие ребенка и уголовное наказание за побои — вещи несовместимые, потому что изымать можно при угрозе здоровью, а побои по определению — не угроза здоровью. Но на практике детей просто отбирают по приказу, причем до суда, хотя по этой статье можно и судить.

Адвокат Болдырев сообщал на сайте Адвокатской палаты о случае в Новосибирске. Муж с женой примирились, но по закону при частно-публичном обвинении примирение запрещено. Добрые правоохранители подсказали им, как переквалифицировать дело по 115-й статье. Она более суровая, но по ней примирение разрешено. Вот такие парадоксы в этом законе были.

Вам не кажется, что из-за декриминализации первого случая семейного насилия и открытии уголовного дела в последующих в порядке частного обвинения пострадавшие просто перестанут обращаться за помощью?

Это из аргументации феминистского крыла. Там есть два типа аргументации. Одна касается мужей и жен, и тут они говорят, что женщин надо защищать. Другая, которая нас больше волнует, не феминистская, а ювенальная составляющая, то, что связано с воспитанием детей. И здесь все просто вернется к нормальной практике — в предыдущие годы по 116-й статье родителей вообще не привлекали, так как считалось, что это незначительные вещи, особенности воспитания. Всех же родители шлепали так или иначе.

Но во время шлепков обычно не остается следов.

Шлепков — да. А если снимут след от ремня или прута какого-нибудь… У меня был случай — мать испугалась за ребенка, который под машину чуть не выскочил. Она его тут же дернула на себя, отстегала каким-то прутом от куста и угодила в полицию. Все обошлось, но нам потребовалось обращаться в министерство и отменять приказ об изъятии ребенка.

А как насчет побоев жен мужьями и того, что дети часто поколачивают своих престарелых родителей?

Что значит часто? Сегодня, к сожалению, и в Думе звучали цифры, совершенно не соответствующие действительности. Их распространяет центр «Анна», получивший 530 тысяч долларов от Charles Stewart Mott Foundation. Они тысячекратно преувеличены.

То есть эти случаи единичны?

Не единичны, но важно понимать, что эти показатели не выходят за пределы прошлых лет. Ничего экстраординарного в обществе не происходит, чтобы принимать такие законы. Более того, статистика свидетельствует: по сравнению с 1990-ми годами сейчас насилия вдвое меньше.

Должен быть установлен порог невмешательства в семейные дела (это наша идея). Ребенок часто падает сам, ставит синяк, его ведут в больницу, а потом в дом приходит полицейский. Это не должно быть предметом разбирательства — «а вдруг его побили». Общество вгоняют в какую-то паранойю и диктатуру.

Часто ли этот закон так применяется — рассматривают каждую ссадину?

В данном случае это просто приказ Минздрава, согласно которому врач, если он имеет основания подозревать насилие в отношении ребенка, доносит в полицию. И он трактует закон так, что любой синяк, любой ушиб становится поводом для подозрения. Было интервью со старшим уполномоченным по делам несовершеннолетних полиции Железнодорожного района Новосибирска. Она сказала, что при выезде по сигналам медиков не было ни одного случая, когда бы родитель был оправдан.

Может, стоит не менять законодательство, а улучшить работу правоохранительных органов?

Возможно. Мы как общественники стараемся беседовать с полицейскими, но мы мало что можем сделать. Надо работать на уровне идеологии, внушать, что никто не защитит детей лучше, чем их родители. Исключения бывают, но ради них нельзя перестраивать общество.

С годами сходство пародиста Дмитрия Грачева с его единственным персонажем — президентом Владимиром Путиным — все больше растет. Кажется, еще немного — и никто не отличит, если в новогоднюю полночь из Кремля к гражданам обратится он, а не избранный лидер России. «Лента.ру» поговорила с Дмитрием Грачевым о том, каково это — быть Путиным, обсудила международную и внутреннюю обстановку, а также узнала, что он будет делать, «когда все это закончится».

Быть Путиным

Не надоело быть Путиным? Уже столько лет выступаете в одном амплуа.

Я уже прошел пик недовольства собой. У меня был кризис, связанный с этим, но он случился довольно рано, когда я еще был в КВН. Мне, конечно, хотелось сыграть другие роли, были совсем другие устремления… Но довольно быстро я понял: а почему нет, если у меня эта роль получается хорошо?

То есть Путин — это ваша профессия?

В каком-то смысле. Я бы даже так сказал: это как получить определенную специальность — инженера, скажем, или стоматолога. Вот у меня получилось так. Просто, чтобы быть актером в полном смысле этого слова, нужно идти учиться или иметь какой-то серьезный талант…

В США актеры в основном нигде и не учатся. Пришел на кастинг — есть талант — получил роль.

Ну да. Надо иметь способность играть палитру разных персонажей. Я, честно говоря, не пробовал, но понимаю, что людям будет довольно сложно смотреть на меня как на актера в какой-то другой роли — в основном из-за внешности. Тот образ, в котором я нахожусь довольно часто, уже настолько со мной сжился, что порой я веду себя так, как, наверное, может вести себя президент.

Да уж, сам смотрю на вас и иногда забываю, что передо мной сидит Дмитрий Грачев. Наверняка те, кто жмут вам руку, тоже иногда об этом забывают?

На какую-то долю секунды — наверно. Где-то у них частично в подсознании это существует. Некоторые даже, как мне кажется, специально себя в это состояние вгоняют. Они как будто специально хотят это почувствовать. Причем не только обычные люди, но и те, кто с Путиным лично общается.

Например?

Ну я не могу называть фамилии! Но, скажем так, люди, которые находятся во власти, видят его, общаются с ним — даже какие-то большие спортсмены, например.

Пытаются с вами разговаривать, как с Путиным?

Нет, они говорят, что иногда, на какую-то долю секунды (наверное, в большей степени они в шутку это говорят) им кажется, будто они ему руку жмут. Иногда просят сфотографироваться. Я спрашиваю — зачем вам? У вас же наверняка есть фотографии с оригиналом.

Владимир Владимирович когда-нибудь, так или иначе, покинет свой пост. Что планируете делать потом, если этот образ не будет востребован? Вон на Красной площади стоят двойники Сталина и Ленина. Видите себя там?

Там даже Путин стоит какой-то. Нет, надеюсь, меня такая участь не ждет.

Но вы же говорите, что у вас одно амплуа.

Актерское — да, но у меня есть образование. Плюс я сейчас занимаюсь различными проектами. Есть один стартап в цифровой сфере. Я уже готовлю почву — еще когда в КВН играл, понимал, что история эта совершенно не вечная, и потому параллельно в течение десяти лет работал в крупном банке.

Петросян и петросянство

Недавно был на концерте Евгения Петросяна, и он со сцены потребовал, чтобы все выключили телефоны и прочие электронные устройства, якобы молодые юмористы воруют его шутки, а потом он их слышит в Comedy Club. Есть такое?

Это давно было?

В декабре. И он постоянно клянет Comedy Club в своих выступлениях.

Я помню, еще во времена КВН такие звучали пассажи. Я не помню, чтобы мы у него воровали шутки. Знаете, бывает так, что шутка находится на поверхности, ее так или иначе подмечают другие юмористы, и кажется, что ты эту шутку украл…

А как вы вообще к Петросяну и к старой гвардии юмористов относитесь?

Хорошо, конечно.

Не будем кривить душой, тот же «Аншлаг» сейчас представляет собой скорее объект для шуток, чем юмористическую программу. Не боитесь, что с годами Comedy Club может превратиться в нечто подобное?

Теоретически может, но я надеюсь — и даже скажу больше, уверен, — что чувства стиля и вкуса у нас хватит, чтобы этого не произошло.

Но идея-то может себя исчерпать когда-то?

Любая идея себя исчерпывает. Я просто надеюсь, что мы из этой истории как-то красиво выйдем или продолжимся.

Вы же вроде пишете номера для других?

Лично я не пишу, но в «Камеди» есть штатный состав авторов. При этом актеры, конечно, участвуют в написании номеров. Бывает так, что актеры придумывают идею, начинают накидывать на нее шутки, а авторская группа помогает докручивать все это. Бывает наоборот — авторам приходит идея, а потом мы ее вместе развиваем.

Будни президента

Фильм «Каникулы президента» — это классический сюжет в стиле «Принца и нищего». Кому он адресован? Россиянам, чтобы они задумались о проблемах своей страны, или самому президенту, чтобы посмотрел на страну с другой стороны?

Тут, конечно, надо задать вопрос создателям фильма, что они подразумевали, написав такой сценарий и сняв его именно так. Я не думаю, что это какой-то специальный посыл или нравоучение для президента или для людей.

Но это же не просто набор гэгов.

Нет, конечно, но им пришла идея, они смогли довести ее до воплощения… По сути, это первый фильм, где президент показан на экране. До этого такого в России не было.

Президент видел фильм, не знаете?

Не знаю. Вообще, часто спрашивают, видел ли президент меня. Видел, и в «Камеди», и в «КВН», я знаю, что ему мои номера показывали. Говорят, что мой образ ему понравился.

Лично не общались?

Нет. Конечно, хотелось бы задать ему этот вопрос лично.

Представим себе гипотетическую ситуацию: президент окажется в Comedy Club, а вы — в кресле президента. Что-нибудь изменится в стране?

Я думаю, что не в лучшую сторону. Знаете, я задумывался, как и любой другой человек, что бы я сделал, став президентом. Но это все, на мой взгляд, маниловщина. Это нам кажется, что мы сейчас придем, врачи и учителя станут получать достойные зарплаты, и так далее… Но мы не знаем кучи нюансов, которые нужно знать, находясь там. Если бы мне предложили — я бы, конечно, отказался, чтобы не нарушить саму систему.

Предложили? У нас же свободные демократические выборы.

Конечно, они есть, но человек, который пойдет на эту должность, обязан решить для себя: хочу или нет, способен или нет.

И вы считаете, что неспособны?

На данный момент у меня нет… Знаете, у меня сейчас подход такого человека, который хочет «сделать так, чтобы все было хорошо всем».

В США Дональд Трамп не был ни на какой государственной должности, был телезвездой, и Америка не сломалась.

У него есть серьезная команда…

Он же их одного за другим увольняет, если его не устраивает их мнение, да и вообще — пишут, что он не особо-то умный. А страна живет, экономика растет.

В Америке, в европейских странах на протяжении многих веков так отстроен процесс взаимоотношений власти с народом, что этот механизм работает на автомате. В России все по-другому, здесь все же очень многое зависит от человека, который наверху. Соответственно, степень доверия к нему очень важна.

С доверием к этому человеку у нас сейчас проблем вроде бы нет.

Да, для нас очень важен авторитет.

В Краснодаре есть объединение боевых старушек под названием «Отряды Путина». Они всячески прославляют президента, но костерят правительство и чиновников. Как же получилось, что Путин хороший, а вокруг него такая команда?

У нас же еще с царских времен царь был всегда хороший, а чиновники плохие.

Но это же такое наивное представление о действительности!

Но так может быть, потому что вся та команда, люди, находящиеся на руководящих должностях, каждая отдельная личность — это же не робот. Ей не вставишь в голову программу «ты должен быть хорошим, не должен воровать». Это можно воспитывать столетиями, от отца к сыну…

Может, люстрации и репрессии?

Было уже, не помогает!

Значит, ничто уже не поможет?

Знаете, поможет, если у нас случится такая эра благоденствия — с открытыми границами…

В начале 2000-х так и было: и благосостояние росло, и границы открытые, и дружили со всеми…

Так и дружим! Смотрите, сколько фанатов в Москве, со всеми общаешься — любят и уважают Россию.

Кстати, иностранные фанаты в вас Путина узнают?

Редко. Я еще мало бывал в скоплениях людей, но те, кто меня видели, не успевали среагировать. Но кто-то — да, останавливал, просил сфотографироваться… За границей это даже чаще происходит. Недавно был в Лиссабоне, ехал в трамвае, люди исподтишка начали снимки делать, потом один не выдержал, начал расспрашивать, что да как…

Образ президента

В ваших выступлениях президент всегда предстает сильной, уверенной в себе личностью, стоящей над своим собеседником. Вы никогда не пытаетесь высмеять какие-то негативные его стороны…

Так и есть. Я ведь показываю его таким, какой он есть. Если бы у меня задача была показать его каким-то слабым, в другом свете… Я просто не знаю, как это сделать, не представляю. Я могу представить, как бы я повел себя в подобной ситуации, а как он — нет. Он же действительно создал вокруг себя ореол сильного, уверенного в себе человека, стоящего над собеседником, даже над своими коллегами-политиками. Смотришь на него — и видно, насколько он круто держится, его влияние очевидно.

То есть вы скорее пародируете образ президента, который он сам для себя создал, а не пытаетесь рассмотреть, каким он может быть внутри?

В большей степени — да. Я хочу, чтобы этот образ узнали те, кто смотрит передачу на своих экранах. Буду показывать другого Путина — может, и не поверят мне. Но все равно, так или иначе, с помощью каких-то нюансов я показываю поведение президента таким, каким мы его обычно не видим по телевизору. Какие-то человеческие проявления — жесты, ужимки, реакции, смех. Мы не так часто слышим смех президента. Он больше улыбается. А вот вы бы хотели стать президентом?

Я? Не дай бог!

Вот. Многие, кому я задаю этот вопрос, говорят именно это. А тот, кто говорит «да, я бы хотел», — на 90 процентов мошенник.

Есть у нас один такой человек, партии пытается создавать свои — правда, у него пока не получается. Как думаете, он бы смог стать президентом России?

Наверное, смог бы, но как бы у него это получилось? Я думаю, плохо.

Есть вообще кто-нибудь сейчас, кто смог бы стать президентом? И почему не видно ни одного человека, способного составить конкуренцию Путину?

Конечно, они есть. Вопрос в их желании. Нужен просто сильный управленец…

Знаете, это такая вечная мантра: «нам нужны сильные управленцы». Что же нет их?

Нет, они есть. Люди, которые создали серьезные компании и продолжают управлять ими.

По интернету гуляет список якобы двойников Путина, которые замещают его. Кажется, что Путин — это только образ. Я потому и спрашивал, что будет, если он окажется в Comedy Club, а вы — в кресле президента. Как вы думаете, есть ли у него какие-то реальные человеческие качества, благодаря которым он находится у руля страны? Или все это пиар? Может, он просто оказался в нужное время в нужном месте?

Для него это, несомненно, судьба. Я думаю, что когда было принято решение о назначении его премьер-министром, потом исполняющим обязанности президента, а потом и президентом, ни он, ни люди, которые были рядом с ним, не предполагали, что так все получится. Провидение какое-то, наверное. Вспомним первые кадры, когда он только появился в Кремле: видно же, что это совершенно другой человек. И это нормально. Каждый из нас за эти 18 лет у руля страны изменился бы, и, может, мы стали бы совершенно ужасными людьми. Он еще справляется с этим довольно неплохо. Я уже говорил: быть президентом в России гораздо сложнее, чем в любой другой стране мира.

У вас к Путину никаких претензий вообще нет? Он идеален?

Не идеален, конечно. У меня, как у простого гражданина, конечно, есть претензии к каким-то моментам… Зарплаты врачей, учителей, может, еще какие-то процессы… Воспитание, может… Хотя в принципе много делается правильного в этом направлении.

Тот патриотизм, который воспитывается в обществе, — это правильно, он нужен. Без него страна не может существовать. В Америке тоже, если брать ее за некую лакмусовую бумажку и идеал государства, есть свой патриотизм.

Там патриотизм воспитывался веками, а у нас его пытаются насадить за десять лет. Совсем недавно у нас никакого ярого патриотизма не было.

Но он нужен. Мы, конечно, развиваемся семимильными шагами, мы не можем прожить те столетия, которые прожили Европа и Америка, чтобы воспитать его. Нам нужно ускоряться, чтобы идти с ними нога в ногу или хотя бы не сильно отставать. Понятно, есть перегибы, но основная масса людей правильно воспринимает и развивает в себе и в государстве этот патриотизм.

Империи и империализм

Мы с вами застали СССР детьми, подростками…

При этом, мне кажется, мы с вами поняли, в какой стране мы жили, и можем называть себя советскими людьми.

Да. Но скажите, как вы вообще воспринимаете СССР? Хорошая страна была? Попробуйте дать простой ответ — да или нет.

Мне кажется, такой вопрос не может подразумевать такого сухого ответа. Были и хорошие моменты в этой стране, и очень много плохих.

Многие так хотят вернуться туда…

Если ставить вопрос таким образом — я туда вернуться не хочу. Но я понимаю, что когда мы жили в Советском Союзе, у нас была огромная страна, в которой жили люди совершенно разных национальностей, и мы как-то уживались, любили в целом друг друга и радовались, что в ней живем.

Как думаете, распад СССР был неизбежен?

Мне кажется, да. Эта судьба ждет любую империю. Исторически это проверено.

Россия — это империя?

Пока еще нет, она пока только формирует в себе государственность, но не империализм.

Империализм — это скорее определение внешней политики государства.

Империя, на мой взгляд, в международном пространстве должна быть одна. Сейчас это США. Постепенно ситуация начинает меняться, может, эту роль возьмет на себя кто-то другой. Возможно, и не будет одного явного лидера, все будут равными партнерами.

Не рухнет ли глобальный порядок, если не будет «мирового полицейского»?

Может, кто-то возьмет на себя его роль.

Мы?

Я бы не хотел. Потому что это опять приведет к падению. Я бы хотел, чтобы мы были умнее, чтобы история для нас не повторялась. Мы уже дважды пережили ситуации падения нашей империи, и переживать это еще раз не хотелось бы.

Не закончится ли наш нынешний курс тем же самым?

Мне кажется, нет… Понимаете, в нынешней ситуации мы обороняемся. Обороняемся мы всегда очень хорошо.

Да уж. В последний раз до Берлина дошли.

Например. Если говорить о Сирии, например, — мы тут не исполняем роль мирового полицейского, а отстаиваем, как и многие другие страны, свои международные интересы.

Откуда у нас международные интересы в Сирии?

Ближний Восток всегда был точкой нашего интереса. В какой-то момент — Афганистан…

Там довольно плохо для нас все закончилось.

Ну да. Там вообще ни для кого хорошо не заканчивалось. А Ближний Восток… Никто же не хочет, чтобы такое в Европе происходило, поэтому все переносят боевые действия куда-то подальше, на такой «рынок амбиций», где все показывают свою силу. Конечно, хотелось бы, чтобы в Сирии это поскорее прекратилось.

Конец истории

Вы говорили, что готовы, если что, оставить сцену, уйти в бизнес. Не жалко будет, если эта история в вашей жизни закончится?

Конечно, я буду скучать по определенным моментам этой жизни, но, как мы уже говорили, ничто не вечно, все заканчивается, и это тоже пройдет. Может быть, если это закончится, скажем, через шесть лет, тем проще мне будет встроиться в дальнейшую жизнь. А если это продлится еще двадцать лет, то потом уже будет, наверное, тяжело.

Хотели бы, чтобы дети подхватили эстафету, стали юмористами?

Я не буду против, но какого-то специального желания, чтобы они пошли по этой стезе, нет. Желать им этого я не хочу, потому что не факт, что им так будет лучше. Есть масса других дорог, может быть, более интересных и важных. В моем случае это судьба, так получилось, и бороться с этим я не хочу. Я принимаю это и кайфую от этого.

Кстати, когда вы впервые сыграли Путина?

В университете. Я не хотел играть, просто пришел на репетицию — и пошло-поехало.

Мне кажется, вы живете по принципу «от добра добра не ищут».

Конечно, я прислушиваюсь к Вселенной и понимаю, что все это не просто так. Брать и выбрасывать это на помойку не хочу — я понимаю, что если это дано, нужно это использовать. Но при этом, конечно, как уже сказал, смотрю на другие возможности и пытаюсь себя как-то развивать в других направлениях. Это, конечно, не так просто, когда есть привычная и комфортная жизнь, — выбраться из этой зоны комфорта очень сложно. Казалось бы, у тебя есть съемки, корпоративы, живешь припеваючи, не ходишь на работу, у тебя выступления… Я понимаю, что это слишком односторонний взгляд на жизнь…

Ну да, страшновато, наверно, просто наслаждаться текущим моментом и не думать о будущем.

А кто знает — может, и это правильно. Потому что ты наслаждайся, а дальше тебе жизнь предложит что-нибудь еще. Человек под все может подстраиваться — не каждый, разумеется. Некоторых жизнь серьезно ломает, и ты уже не можешь выбраться из этой ситуации — остаются только алкоголь и наркотики. Но я уверен, что когда закончится этот период моей жизни, закончится узнавание, когда люди сразу относятся к тебе как к хорошему знакомому, а то и другу, — конечно, мне будет этого не хватать. Я просто надеюсь, что все это не перерастет в какой-нибудь негатив…

В нашей стране всякое бывает.

Да, но я надеюсь на лучшее.

Ученые института социологии РАН презентовали книгу «Столицы и регионы современной России: мифы и реальность 15 лет спустя». Исследование построено на микромодели России. Это значит, что в нем принимали участие респонденты из всех типов поселений страны: столичных мегаполисов (Москва и Санкт-Петербург), областных центров, поселков городского типа, деревень и сел. Социологи сравнили современные данные с результатами прошлых опросов. Оказалось, что за 15 лет возможности регионов приблизились к столичным, а провинциалы часто чувствуют себя гораздо успешнее москвичей и питерцев. Почему так происходит, «Ленте.ру» рассказала один из авторов книги — ведущий научный сотрудник института социологии Светлана Мареева.

«Лента.ру»: Что изменилось за 15 лет — лучше стали жить или хуже?

Мареева: С материальной точки зрения — лучше, тут вопросов нет. Если смотреть по доходам, наличию жилья, товаров длительного пользования, тратам на одежду и питание, можно сказать, что жизнь улучшилась во всех типах поселений: и в сельской местности, и в городах. И другая тенденция: жить стали более одинаково.

Это как?

Качество жизни в провинции и в столичных мегаполисах, под которыми мы в нашем исследовании подразумеваем Москву и Санкт-Петербург, уравнивается. Сегодня неважно, где ты — в Самаре или в Москве. И там, и здесь у людей примерно тот же набор товаров длительного пользования, техники, недвижимости, есть интернет, мобильная связь. 15 лет назад различия были сильными. То есть разрыв между мегаполисами и провинцией остается, но он начал сокращаться.

Вы хотите сказать, что сегодня жить в Урюпинске не менее престижно, чем в Москве?

Мегаполисы, конечно, пока вне конкуренции по уровню возможностей. Но идет сближение. Мы фиксировали изменения за последние годы не только по объективным показателям — доходы, рынок труда, качество жизни, — но и смотрели субъективную картину. Прежде всего — восприятие населения. Нас интересовало, какой люди видят Россию, как воспринимают разрыв между крупными городами и провинцией. Потому что с точки зрения социальной напряженности личные ощущения даже важнее, чем объективные показатели.

Важно, что в глазах населения происходит выравнивание возможностей, которые существуют в столицах и провинциях. Раньше на вопрос, где можно достичь поставленных целей, ответ был однозначный: в мегаполисах. Сегодня доля тех, кто говорит, что в провинции ряд задач достичь проще, значительна. Причем провинциальный позитив идет за счет мнений населения мегаполисов и районных центров. Оценки жителей областных и краевых центров изменились в меньшей степени.

В решении каких задач отдают приоритет провинции?

Семья, воспитание детей, решение жилищных проблем, размеренный образ жизни. Но все достижительные цели — высокооплачиваемая работа, качественное образование, здравоохранение — остаются за столичными мегаполисами.

Хотя по сравнению с данными 2003 года стали чаще говорить о равенстве возможностей в образовании (рост с 9 процентов до 27 процентов) и получении работы по специальности (с 14 процентов до 39 процентов). Жители крупных городов отмечают одинаковые возможности по сравнению со столичными городами в получении ресурса влияния (с 25 процентов в 2003 году до 33 процентов в 2017 году).

Раньше в поисках лучшей доли люди со всей страны ехали в Москву и Питер. Появились ли новые географические точки притяжения?

Напрямую этот вопрос не задавали, но в нашем исследовании респонденты однозначно отмечали, что города опережают села по возможностям. А значит, какие-то крупные областные центры вполне могут представлять альтернативу столицам. Как реально это скажется на миграционных потоках — уже другой вопрос. Выравнивание провинции и столичных мегаполисов идет, процесс не завершен. Конфликт, что был 15 лет назад между Москвой и всей остальной Россией, исчезает.

Вы имеете в виду жалобы регионов на то, что Москва жирует и «пылесосит» деньги со всей страны?

Да, в 2003 году это противостояние было острым и отмечалось среди первых наиболее важных тригерных точек. В наших опросах многие респонденты отмечали, что Москва собирает в себя все финансы. Соответственно, в столице люди живут хорошо, для них создаются все условия, но за счет других регионов. Сейчас такое восприятие сглаживается. Есть, конечно, доля людей, которые и сегодня продолжают так думать, но их количество уже не так критично, как раньше.

За счет чего идет сближение столиц и регионов?

Тут несколько факторов. Объективно повлиял и кризис: по результатам наших предыдущих исследований он больший урон нанес столицам. Можно сказать, что один из факторов сближения — это ухудшение уровня жизни в Москве и Санкт-Петербурге. Но есть еще один интересный нюанс: степень реализации собственных жизненных планов у жителей столиц ниже, чем у провинциалов. Жители мегаполисов более критично относятся к своим достижениям, чем провинциалы.

Это из серии «в своей деревне ты звезда, а в столице — один из»?

Наверное, да. В больших городах запросы выше. Когда ты видишь, что в мегаполисе возможностей много и все вокруг чего-то добиваются, то собственные достижения оцениваются ниже. В то время как больше половины городских провинциалов довольны в целом собственной реализацией, почти половина жителей столичных мегаполисов полагают, что добились меньше того, на что были способны. Каждый десятый думает, что ничего значимого так и не совершил. При этом оценки сфер жизни, связанных с деньгами, — питание, зарплата, жилье — у столичных жителей выше. Качество жизни по субъективным ощущениям у них выше, а вот личный успех — ниже.

Что вкладывают россияне в понятие успеха?

Ключевые элементы одинаковы для всех: семья, дети, интересная работа, друзья. А вот детали разные. Например, для жителей столиц важна свобода — то есть «быть хозяином самому себе», яркие впечатления, разнообразие. В городской провинции на первом месте — уважение окружающих и честно прожитая жизнь. В сельской местности чаще говорят о возможности жить не хуже, чем другие: это значит соответствовать стандартам, принятым в окружении.

О деньгах, власти никто не говорит?

Только 15 процентов россиян связывают успех с богатством, а 11 процентов — с престижной собственностью. В мегаполисах чаще, чем в провинции, связывают успех с высокой должностью. Но и то — речь о 17 процентах граждан. Лишь один процент столичных жителей связывает успех с обладанием властью. Среди провинциального городского населения таких пять процентов, а среди селян — три процента.

В исследовании отмечается, что сегодня социальный состав столиц и провинции примерно одинаков. Что это значит?

Номинальные показатели доходов в Москве и Санкт-Петербурге всегда были выше. Они и сегодня такие же. Но и жизнь здесь гораздо дороже. Потому мы сравниваем конкретный кошелек с медианным — то есть смотрим средний доход для конкретного типа поселения. И дальше выделяем группы. Условно бедные — те, кто имеет менее половины среднего типичного дохода. А богатые — обладатели более двух таких доходов. Когда строим модели, то видим, что в 2003 году Москва и Санкт-Петербург отличались гораздо большей поляризацией населения. По уровню доходов в середине было меньше людей, а доли бедных и богатых — выше. В регионах же все более-менее равномерно. Именно тогда зародилось представление о том, что разлом между богатыми и бедными происходит по географическому принципу — между мегаполисами и провинцией.

Но за последние 10-15 лет московская и питерская модели сблизились с провинцией. С одной стороны, это хорошо, так как опять же сглаживает противоречия Москвы и региона, сократилась доля неблагополучного населения, которого было много в столичных городах. Но часто выравнивание происходит и за счет скатывания в серединку тех, кто был наверху.

То есть происходит уравниловка?

Также в мегаполисах и городской провинции мы констатируем снижение усилий людей по наращиванию своего человеческого капитала. То есть люди перестают вкладывать деньги в свое образование и в образование своих детей.

Почему?

Наверное, не видят необходимости. Идет деквалификация труда — то есть доля интеллектуалов сокращается, в то же время растет количество рабочих со средней и низкой квалификацией. Должен быть стимул, отдача в повышении уровня образования. Если ты понимаешь, что на данном месте не требуется каких-то особенных умений, зачем стараться?

Может, у людей просто нет лишних денег на эти цели?

Мы сейчас говорим о среднем классе, который в это активно инвестировал, а сейчас перестал. Но при этом у них становится больше товаров длительного пользования, причем новых. То есть они просто перенаправляют свободные средства на обновление среды жизни.

Российский пенсионер Геннадий Терентьев из маленького городка Советский в Ханты-Мансийском автономном округе продал квартиру и машину, чтобы построить на своем участке специализированный тренажерный зал для людей с инвалидностью. Такое решение Терентьев принял после попытки местных чиновников силой выгнать спортсменов с ограниченными физическими возможностями из городского спортзала или, по крайней мере, вынудить их платить. «Лента.ру» записала его историю.

Геннадий Терентьев — профессиональный тренер по пауэрлифтингу, массажист, специалист по моделированию фигуры и мастер на все руки. Детство он провел в татарском селе Егоркино, учился в Волгоградской академии физической культуры. Затем был переезд на Север. В ХМАО он зарабатывал грузчиком у нефтяников, потом десять лет проработал начальником цеха в «Лукойле», а для души — стал тренировать.

Классический «мужской план» на жизнь Геннадий уже перевыполнил. Он построил два дома, воспитал двоих детей. Признавая, по собственным словам, принцип «чего хочет женщина — того хочет бог», он все же умудрялся ездить и на охоту.

Однако в полной мере Терентьев нашел себя 20 лет назад, когда, осев в маленьком таежном городке Советский, стал тренировать людей с инвалидностью. А после того как его секцию попытались уничтожить, решил потратить все сбережения семьи и построить для инвалидов новый спортзал. Такой, откуда подопечных уже никто бы не смог выгнать. Вот что он рассказывает.

Терентьев: Сейчас строительство находится на завершающей стадии. В течение двух недель должны закончить вентиляцию. Затем будет сделано освещение, а после этого нужно подключить сигнализацию.

Есть проблемные места, которые требуют переделки. Учитывая нехватку денег, окна у меня были сделаны из сотового поликарбоната. Однако согласно нормативам для общественных спортзалов окна должны быть выполнены из стекла, соответствующего определенному ГОСТу.

К тому же оконные рамы у меня деревянные, а должны быть негорючие пластиковые. В здании 44 окна. Значит, замена обойдется мне примерно в 275 тысяч рублей.

Вода идет из пробуренной для этого на участке скважины, но меня обязали поставить специальные водоочистители. Нашел подходящие в интернете, монтировать буду сам. Это еще 140 тысяч рублей.

Само по себе здание размером 18 на 18 метров представляет собой каркасное сооружение из пеноблоков. Снаружи и внутри — сайдинг.

На первом из двух этажей, кроме собственно тренажерного зала, будут раздевалки, душевые, два туалета, один из которых специально для инвалидов, а еще детский зал с лабиринтом и батутами, кабинет администратора и комната для чаепитий. Хочется, чтобы люди с ограниченными физическими возможностями не только занимались здесь в тренажерном зале, но могли и у красивого самовара посидеть на диванчиках, пообщаться друг с другом. Хочется, чтобы это был клуб в лучшем смысле этого слова.

А замысел детской комнаты в том числе и в том, чтобы молодые родители могли туда ребят своих привести и позаниматься рядом. Многим ведь не на кого детей оставить. Мальчикам и девочкам с ограниченными возможностями, а таких у нас 200 человек, будет интересно там полазить.

На втором мансардном этаже хочу теннисные столы и аэрохоккей поставить, оборудовать тир для пулевой стрельбы из пневматического оружия. Но не для баловства только, а готовить там людей к соревнованиям. Пистолетов у меня пока нет, но я уже занимаюсь с ребятами во дворе: стреляем из рогаток.

Думал поставить лифт для инвалидов в колясках, но он больше миллиона стоит. Отказался от этой идеи. Планирую приобрести специальный подъемник отечественного производства, который монтируется на лестницу. Он стоит от 170 до 230 тысяч рублей.

Впрочем, зал ведь открывается не только для людей с инвалидностью. Во-первых, не нужно их куда-то прятать с глаз долой — они такие же, как и все. Во-вторых, в радиусе многих километров отсюда нет ни одного спортивного сооружения, вообще нет. Зато есть десятки магазинов, где торгуют спиртным. Выводы сами делайте, к чему такая «инфраструктура» ведет.

Откуда я знаю, что зал так нужен людям? В цокольном этаже моего дома, который я построил сам, тоже оборудован небольшой спортивный зал. Он мой, личный, но туда постоянно просятся позаниматься мои земляки и ребята с инвалидностью, я там тоже принимаю. Они ждать не могут, пока все отстроится.

«Мы продали квартиру»

Я бы ничего не смог сделать без поддержки семьи. Я объяснил им, что рядом с нами живут люди, в особенности те, которые прикованы к коляскам, для которых спорт — это не просто досуг или развлечение, а одна из немногих возможностей вообще почувствовать себя живым, одно из немногих средств перестать быть объектом для жалости.

В 2014 году мы продали квартиру, которая осталась после смерти тещи в Волгограде, и машину мою — хороший внедорожник. Получилось пять миллионов.

Этих денег должно было хватить полностью, но расчет был сделан, исходя из того, что доллар стоит 30 рублей. А затем рубль обвалился. Вырученные мною средства обесценились почти вдвое. Работы подорожали, материалы подорожали.

Не хватило двух миллионов рублей. Сын, жена, дочь и я продолжали строить сами в свободное время, а когда удавалось скопить денег, то нанимали строителей.

«Год провел в бюрократической возне»

В 2017 году здание уже было построено, велись отделочные работы. Мне удалось попасть на встречу с губернатором Натальей Комаровой, где ей предлагались инновационные проекты. Дали высказаться под конец встречи.

«Строю спортзал. Вот фотографии. Мне не хватает двух миллионов рублей. Дайте, пожалуйста, беспроцентную ссуду! Потихонечку я рассчитаюсь», — попросил я губернатора.

Комарова удивилась, что не слышала прежде ничего об этом проекте. По ее указанию была создана дорожная карта, в которой расписали, какое ведомство и на каком этапе должно оказать мне помощь. Стал ходить по кабинетам чиновников (в соответствии с этой картой), но энтузиазма в их глазах не встречал. «Где мы деньги тебе найдем?» — слышал я там и тут.

В итоге целый год провел в бюрократической возне, то есть абсолютно зря.

Осенью 2018 года вновь попал на прием к губернатору, рассказал, что удалось сделать: за свои деньги я провел газ, отопление, электрику. Помогали работавшие в этих сферах воспитанники, а всего их у меня в районе уже, наверное, больше тысячи наберется. Они делали мне скидки, где могли.

Губернатор дала поручение районной и городской администрации запустить спортзал до нового 2019 года. Поручение это выполнить не удалось, но глава района обратился за помощью к предпринимателям.

Один из них — Александр Наврозов — выделил денег на подготовку проектной документации, которой у меня до сих пор не было. Помогли также со специальным половым покрытием.

Теперь вот через краудфандинговую площадку пытаюсь деньги собрать.

«Я сопротивлялся, как мог»

В 2007 году в районе власть сменилась. Новый глава привел своих людей. Командовать спорткомитетом поставили человека, который вообще физкультурного образования не имеет. Он какую-то секцию вел в поселке — и все. Главой профильного городского департамента — жену одного из приближенных к главе поставил, директором нашего спортцентра — дочку главы спорткомитета, заместителем — сына, главбухом — еще какого-то родственника.

Они устраивали праздничные посиделки почти каждый день, с работы уходили пьяные. На своих сотрудников — специалистов, показывавших результаты на состязаниях, — смотрели свысока.

Затем начался настоящий кошмар! У нас занимались отец с дочерью. Он — мой воспитанник — привел свою девочку в спорт, стал профессиональным тренером, а она — мастером спорта международного класса. Ситуация в нашей спортивной сфере довольно распространенная. Ничего дурного в этом нет, но нашей дирекции такой расклад не понравился, и мужчине запретили тренировать свою дочь.

Придумали брать плату со всех, кто приходит тренироваться, хотя в моем клубе «Ратибор» никто никогда не платил. Я возмутился: «Почему они должны вам платить? Люди платят налоги, которые идут на ваши зарплаты».

Но меня не слушали. «За инвалидов пускай платит общество инвалидов», — говорили они.

Я сопротивлялся, как мог, и меня уволили за то, что я в субботу отправился на соревнования со своими воспитанниками. Зачли это за прогул.

Решил устроиться на другую работу и продолжать занятия уже на добровольных началах как волонтер. Ведь я видел, что ребята, которым выпало столкнуться с серьезными проблемами со здоровьем, смотрят на меня, как на бога. Я даю им глоток свежего воздуха. Тем, кто большую часть времени, большую часть жизни вынужден просто сидеть дома.

Дирекция не унималась. Сперва закрыли комнату, где инвалиды собирались после тренировок, чтобы чаю попить и пообщаться друг с другом. Затем уже без стыда и совести стали выгонять их из спортзала: «Уходите! Вы не имеете права тут находиться! Вашего тренера уволили!»

Одна из спортсменок, чемпионка России, подошла к этим чиновникам и сказала: «Выйдите, пожалуйста, за дверь! Не мешайте заниматься». Дверью хлопнули так, что она ударила девушку по голове. Удар был такой сильный, что спортсменка упала на пол и потеряла сознание. Пришлось скорую вызывать, уголовное дело возбудили.

Тогда я и понял, что хочу построить тренажерный зал, откуда никто не сможет этих людей выгонять.

Может кто скажет, что ничего дурного в действиях дирекции не было: просто оптимизировали расходы, а инвалиды попали под горячую руку. Но нет же! Речь еще и о чудовищном непрофессионализме!

Перед увольнением я написал директору служебную записку о необходимости установить стойки для жима штанги со страховкой. Она ответила мне с улыбочкой, что еще никто не умер, но через некоторое время в зале погиб человек. Мужчина выронил штангу весом 90 килограммов, и она упала ему на шею. Человек этот скончался на месте. Дело каким-то образом замяли.

Позднее администрацию учреждения сменили полностью и позволили мне вернуться на работу, но проблемы оставались.

«Молния ударила, и перекосило всего»

Двадцать лет назад, еще задолго до истории со спортзалом, ко мне приходил заниматься нынешний сенатор Совета Федерации от ХМАО Эдуард Исаков — мастер спорта международного класса по пауэрлифтингу, многократный чемпион России, Европы и мира. Я не считаю, что был прямо его тренером, но работал с ним какое-то время.

Однажды, когда Эдуард работал с весом 340 килограммов, я подал ему штангу, он ее опустил, а поднять не смог. Его придавило. В зале находились только мы двое. Пришлось мне ее поднимать одному. Я это сделал, но меня как будто молния ударила, и перекосило всего.

Поехал в Екатеринбург на обследование. Оказалось, что у меня позвоночный диск один полностью рассыпался. Положили в больницу. Там мне отрезали кусок тазовой кости и поставили вместо диска. Полгода я лежал, мне нельзя было сидеть. Это был 2002 год.

От инвалидности я отказался. Сказал, что поставлю себя на ноги. Укрепил мышцы спины и полностью восстановился. Хотя полностью или нет — не знаю. Лет пять назад я оказался на народном празднике, где люди тягали гири, а я этим занимался активно в молодости. Подошел, взял две гири по 24 килограмма и толкнул около 40 раз, на радостях. А потом еще погулял и поехал домой. И тут мне звонят: «Геннадий Владимирович, вы где? Мы вас наградить хотели за второе место».

Исакову я остался благодарен, ведь именно от него я узнал, что люди с инвалидностью тоже проявляют интерес к пауэрлифтингу. Он организовывал для них первое соревнование. Я помогал. Потом набрал свою группу из 20 человек. Начали заниматься. Несколько человек стали призерами, одна — чемпионкой России. Некоторые из учениц в возрасте под 60 лет выступали и рекорды ставили на соревнованиях.

Продолжал тренировать здоровых парней и девушек. Подготовил 12 мастеров спорта по пауэрлифтингу, четырех мастеров спорта международного класса, больше 30 призеров и чемпионов России.

Один раз моя женская команда поехала на первенство России — там были сразу шесть мастеров спорта. И я с этой командой городской выиграл этот чемпионат.

Я не из гордости какой-то решил этой самодеятельностью заняться. Много раз к чиновникам обращался, пытался им объяснить, что это району нужно, а не мне одному, но на меня смотрели, как на дурачка.

Один из таких — человек из областной администрации — пришел на стройку, посмотрел и сказал: «Гена, ты — неправильный человек! Мог построить хороший магазин и бар открыть еще. Был бы при деньгах».

Вот что такому человеку ответить? Мне 60 лет. Скоро умирать придется. И про что я апостолу Петру расскажу? Про хороший магазин?