Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Депутаты и чиновники в честь 8 Марта осыпали россиянок комплиментами и поздравлениями. Лидер ЛДПР Владимир Жириновский добавил ложку дегтя, напомнив женщинам о домашних обязанностях. За что прекрасной половине доставалось от него и других депутатов — в материале «Ленты.ру».
К поздравлениям с Международным женским днем политики постарались подойти нестандартно. Губернатор Нижегородской области Валерий Шанцев записал видео в стиле интернет-флешмоба Mannequin Challenge, в котором по сценарию помогает девушкам и молодым людям подготовиться к празднику. Его коллега из Кировской области Игорь Васильев прочитал представительницам стихи собственного сочинения, в авторстве которых, правда, усомнились пользователи интернета. Мужчины Тюменской гордумы устроили для женщин целое представление со стихами, ариями из мюзикла «Нотр-Дам де Пари» и костюмированными сценками.
В федеральном парламенте все прошло скромнее и официальнее. Спикер Госдумы начал пленарное заседание с поздравления женщин и предостерег мужчин-коллег от того, чтобы вмешивать политическую составляющую. «Каждый, безусловно, будет под своим углом зрения рассматривать этот вопрос, — отметил Вячеслав Володин. — Давайте мы от души женщин поздравим — без политики».
«Поздравим и напомним — а вечером все равно надо варить борщ и кормить своих мужей», — продолжил тут же Жириновский, намекнув на прошлогоднюю жалобу коммунистки Тамары Плетневой. В конце затянувшегося на пару часов вечернего заседания депутат заявила, что женщинам-парламентариям «надо еще домой прийти и мужей покормить». Через пару месяцев Плетнева, правда, признала, что зря злилась на переработки.
По мнению Жириновского, целый выходной в честь Международного женского дня, — это слишком. В 2015 году его фракция внесла в Госдуму законопроект, который переводит 8 марта в разряд рабочих дней.
[embedded content]
Впрочем, прекрасной половине от лидеров ЛДПР доставалось и похлеще. Весной 2014-го депутат накинулся на представительницу СМИ с оскорблениями. «Сюда иди тоже, журналистка! Давай я произнесу, а ты (подчиненный Жириновского) подбегаешь и начинаешь ее жестко насиловать», — выкрикивал политик.
Однопартийцы Жириновского впоследствии заявляли, что он разнервничался из-за прописанных ему лекарств. Закончилась история тем, что руководство Думы решило демонтировать посвященную лидеру либерал-демократов выставку и обязало его извиниться перед прессой.
Депутат тюменской городской Думы, член ЛДПР Игорь Ракша предлагал вообще запретить женщинам носить откровенные наряды. Причем, как ни странно, чтобы обезопасить не дам, а сильную половину человечества. «Пора законодательно запретить оголяться женщинам и показывать всем свои пупки и декольте, ибо ведет это к истреблению мужиков!» — писал он на своей странице в Facebook.
К сокращению мужского населения, по мнению политика, в частности, могут привести опасные заболевания. «Часто возбуждающийся, но неудовлетворенный мужчина получает изнутри своего организма такую канцерогенную, разрушительную атаку, которая и приводит к онкологическому исходу», — отмечал избранник.
Через несколько месяц депутат решил лично проинспектировать город на предмет «безнравственных и вульгарных девушек». Найти таковых, по его признанию, не удалось. «Прошло время, настало лето, а вульгарные пуза исчезли с наших улиц! Победа?» — спрашивал он.
Мужчины в комментариям интересовались у парламентария, «что он курит», другие пытались навести избранника на мысль о том, что разрешить оголять живот надо только красивым женщинам. В свою очередь, женская половина населения объяснила борцу за нравственность, что «пупки исчезли» не из-за его стараний, а потому что сменилась мода.
Чуть больше года назад тогда еще депутат Госдумы (а ныне — советник директора Росгвардии) Александр Хинштейн проявил повышенное внимание к директору комбината питания №4 управделами президента, обслуживающего Думу. А точнее — к ее фотографиям в соцсетях, которые он разместил и в своем Twitter. Наряды нового директора более или менее умещались в рамки приличий, но показывали, что своих шикарных форм она не стесняется.
После репостов Хинштейна одни восхищались формами и нарядами женщины, другие советовали Хинштейну заняться законотворческой деятельностью вместо того, чтобы лезть в чужую личную жизнь. Чем депутата так привлекла глава комбината, осталось загадкой. «Я их выложил, а дальше пусть каждый делает свои выводы сам, — говорил он. — Я считаю, что каждый должен самостоятельно и эмоционально дать оценку того, что он увидел».
Поступок Хинштейна осудила писательница Мария Арбатова, назвав его сексистским. «Хинштейн вступает в сорокалетие, это такое чисто климактерическое возбуждение — а вот мы тут, мальчишки, посмотрим между собой на голые сиськи. Но это некрасиво! В цивилизованной стране это обсуждалось бы комиссией по этике», — заявляла она. Арбатова также призывала женщин-депутатов вынести ноту протеста в связи поступком коллеги.
Отчитывать парламентария в итоге никто не стал. И даже премии «Сексисты года», несмотря на ожидания пользователей интернета, Хинштейн не удостоился.
Едва ли не единственный депутат, которому так или иначе досталось за нападки — вице-спикер Законодательного собрания Санкт-Петербурга Анатолий Дроздов. Корреспондент «Новой Газеты» Александра Гармажапова утверждала, что парламентарий оскорбительно видоизменил ее фамилию (до «Гармажоповой»), а затем ударил дверью и выбил из рук смартфон. Журналистка в ответ назвала депутата «расческой» — он получил это прозвище после того, как якобы пытался с помощью расчески просунуть в избирательную урну пачку бюллетеней.
За Дроздова пришлось отдуваться руководству «Единой России», причем на федеральном уровне. «Я как первый заместитель руководителя ЦИК партии «Единая Россия» и просто как мужчина приношу свои извинения Александре Гармажаповой и, безусловно, считаю, что оскорблять женщин непозволительно ни при каких обстоятельствах», — заявил после инцидента Константин Мазуревский.
Депутат-единоросс Евгений Ревенко вместе с тем подчеркивал, что и Гармажапова тоже показала себя неэтично. Журналистка и сама через неделю после случившегося признала, что «в конфликте с Дроздовым вела себя не совсем корректно». Однако извиняться перед депутатом отказалась, как и он перед ней. Нежелание попросить прощения у оскорбленной женщины особенно возмутило депутата Госдумы Ольгу Баталину. Она понадеялась, что коллеги Дроздова по заксобранию объяснят ему, почему подобное поведение недопустимо.
В том же месяце городской парламент решил создать комиссию по этике. Отмечалось, что поводом для этого стал как раз случай с измененной фамилией и выбитым из рук смартфоном. Причем одним из авторов постановления о создании комиссии стал сам Дроздов.
На протяжении столетий Россия была аграрной страной, но в конце ХХ века классическая российская деревня начала умирать. Внутренние миграционные потоки направились в большие города, сельские земли пустели. Но такая картина наблюдается не повсеместно: где-то деревни начали жить новой жизнью, с процветающим сельским хозяйством, власти предложили гражданам осваивать территории Дальнего Востока и активно рекламируют новый проект — «Дальневосточный гектар». Доктор географических наук, главный научный сотрудник Института географии РАН Татьяна Нефедова рассказала «Ленте.ру», как трансформировалась сельская Россия в конце ХХ — начале ХХI века и что она представляет из себя сейчас.
Можно ли сказать, что Россия осталась сельской, аграрной страной?
Нефедова: За последние 100 лет многое в нашей стране изменилось, некоторые люди по-прежнему живут в деревянных домах, занимаются сельским хозяйством и ведут личное подсобное хозяйство. Где-то — чаще всего в удаленных регионах — эта сельская Россия осталась. Поэтому однозначного ответа здесь нет: Россия разная.
Как определить, принадлежит ли какой-то населенный пункт к сельской России?
Единых критериев для определения сельской местности нет. Иногда малые города больше похожи на большие деревни — в них нет ни газа, ни центрального водопровода, ни канализации, а крупные сельские поселения могут и не выглядеть, как сельская местность, тем более что в 1990-е годы многие населенные пункты променяли статус городов на материальные бонусы — число поселков городского типа сократилось почти в два раза.
В итоге проще всего руководствоваться принципом «что официально не город — то село». Мы считаем, что есть городское население в городах и поселках городского типа, а остальное население сельское. И давайте из этого исходить, иначе мы просто запутаемся. Правда, появились городские округа с сельским населением, так что путаница все равно остается.
Какую часть занимает городская Россия, а какую сельская?
В начале ХХ века в городах жили 13 процентов населения; потом произошел огромный скачок численности горожан, а доля сельских жителей резко упала. Сейчас в городах живут 74 процента, остальные 26 процентов — в сельской местности. Но если учитывать, что у нас некоторые горожане живут в тех самых деревянных домах с туалетом на улице, то получится, что в стране городского населения, живущего в городских условиях, только 60 процентов. А в пригородах часть сельских жителей живет в многоэтажных домах и работает в городе — путаницы еще много.
Согласно данным «Левада-центра», у нас примерно половина населения, 44 процента — дачники. Можно ли причислить их к сельской России?
Причислять дачников к сельской России было бы неправильно: все-таки это горожане, и они проводят на дачах летние месяцы. Даже если человек живет на даче полгода или круглый год, то все равно он привязан к городу. Его только отчасти можно считать сельским жителем.
С 1990-х годов число дачников постоянно растет, в том числе за счет строительства коттеджных поселков, которые тоже отчасти используются как дачи. По данным сельскохозяйственной переписи 2016 года, у нас 13 миллионов семей имеют участок в садовом или дачном товариществе, то есть это около 40 миллионов человек. Но, я думаю, дачников у нас больше — процентов 50. В последнее время горожане все чаще покупают или наследуют дома в деревнях — там не так тесно, больше свободы, уединения — и используют их периодически как дачи. Эти люди просто не называют себя дачниками.
Проблема в том, что деревенских дачников невозможно посчитать. Раньше можно было прийти в сельскую администрацию, попросить список собственников домов и увидеть, кто где прописан. После принятия в 2003 году федерального закона №131 об общих принципах организации самоуправления списки собирать перестали, и с тех пор никакой статистики не ведется: чиновникам не интересна эта совершенно новая пульсирующая система расселения, которая вымирает зимой и оживает летом. В областях, окружающих Московскую, летом население деревень увеличивается в 3-10 раз, а инфраструктура для этого совершенно не приспособлена.
Можно ли говорить о смерти классической российской деревни?
На периферии нечерноземных регионов деревня действительно постепенно умирает. Московская область, как это ни парадоксально, — самый мощный в Центральном районе производитель сельскохозяйственной продукции. В пригородах Ярославля, Костромы, Твери сельская местность тоже развивается: туда идут инвестиции, появляются агропромышленные холдинги, успешно работают фермеры. В таких местах идет борьба за землю, поскольку туда же устремляются и дачники. Но если отъехать от этих городов километров на 50 — мы увидим разрушающиеся дома и заброшенные поля.
Все дело в том, что Нечерноземье — это особая территория со сложными условиями для земледелия из-за мелкоконтурности полей, заболоченности. Во второй половине ХХ века в сельское хозяйство здесь много вкладывали, пока примерно к 1975 году техническая оснащенность при тех социально-экономических условиях не достигла своего предела эффективности. Началась стагнация. В таких условиях сельское хозяйство очень дорого обходилось государству: на один рубль полученной продукции более 90 копеек составляла государственная субсидия.
Отчасти причина заключалась в недостаточном внимании к обустройству деревни, отсталости социальной инфраструктуры. С другой стороны, в 1970-е колхозникам стали массово выдавать паспорта, а хрущевские ограничения личных подсобных хозяйств, введенные в 50-60-е, очень способствовали стремлению деревенских жителей в города. Россия вошла в стадию наиболее активной урбанизации, и этот процесс уже невозможно было остановить. В 1960-1980-е годы в город уезжало до миллиона человек в год.
Особенно активным был отток сельского населения из регионов Нечерноземья. В 1990-е, когда поддержка государства прекратилась и там закрылось большинство колхозов, из периферийных районов в города и пригороды уехали остатки работоспособного населения. И сейчас молодежь после школы не остается в деревне — и не только потому, что работы нет. Запросы нового поколения уже другие. В итоге классическая нечерноземная деревня представлена в основном бабушками и… дачниками летом. И последние очень важны: они сохраняют дома, деревни и вообще пусть временную — летнюю, но жизнь на этих освоенных территориях.
Совершенно другая ситуация на юге страны: там все неплохо. После распада СССР туда из депрессивных регионов устремился активный сельскохозяйственный бизнес, а вместе с ним — средства и трудоспособное население. Сейчас сельское хозяйство активно развивается в черноземной зоне, в Поволжье, на юге Западной Сибири. Тем более что стал очень выгоден экспорт зерна.
Южные регионы способны и дальше развиваться?
У нас на юге прекрасные природные условия, инвестиции и большой приток активного населения из бывших советских республик, с востока и севера России. Из минусов — то, что земля уже поделена, свободной нет. Есть проблема занятости. Оказалось, что сельская местность юга сильно перенаселена.
Самое выгодное сейчас — зерно, подсолнечник, то есть растениеводство. А оно нетрудоемко. Началось резкое сокращение персонала и безработица. С приходом агрохолдингов, в которых все процессы механизированы, проблемы усилились. А села и станицы на юге большие — по нескольку тысяч жителей. Они тоже уезжают в города или едут трудовыми мигрантами в Московскую агломерацию, Ростов, Краснодар. Для того чтобы уйти от сельскохозяйственной монофункциональности и развивать другой бизнес, необходимы налоговые преференции, льготные кредиты и прочее, с чем у нас большие проблемы. Да и жители сельской местности бедные, это тормозит развитие услуг, которые могли бы занять лишнее население — как, например, произошло в европейских странах.
Но и с фермерами есть проблемы: тоже нужны кредиты, за землю большая конкуренция. И даже если люди готовы производить — куда девать продукцию? В городах — засилье сетевых магазинов, куда не берут малые партии, на рынки тоже проникнуть сложно, а в сельской местности нет спроса — у всех свое хозяйство.
Есть регионы, где фермеров поддерживают. Общероссийская программа помощи семейным фермерским хозяйствам почти везде работает слабо, но очень хорошо, например, в Татарстане. Там семейной ферме, где должно быть минимум 24 головы крупного рогатого скота, выделяют миллион рублей и бесплатные стройматериалы на строительство дома, подводят туда асфальтированную дорогу.
Аналогичная поддержка есть в Белгородской области. Глава региона пытается совместить крупное и мелкое хозяйство. Чтобы избежать бесконтрольного расширения агрохолдингов, он перевел 40 процентов земель в собственность области и получил возможность контролировать крупные предприятия, при этом поддерживая мелкие хозяйства. Но такая поддержка существует только там, где есть деньги, а самодостаточные регионы у нас можно по пальцам пересчитать, и их число сокращается.
В 1990-х была иллюзорная надежда, что колхозы рухнут, земли освободятся, и все сразу начнут заниматься фермерским хозяйством. Но так не получилось. Почему?
В начале 1990-х люди начали активно регистрировать фермерское хозяйство. До 1995 года была масса привилегий для фермеров: любой горожанин мог подать заявку, представить план развития хозяйства, получить землю из фонда перераспределения и даже кредит. Правда, выйти из колхоза с земельным паем было сложно, и давали, как правило, худшие земли. С тех пор выжили только активные люди и профессионалы. В 2000-х годах у нас официально было зарегистрировано 260 тысяч фермерских хозяйств, хотя реально работало из них менее половины. В 2016 году перепись показала, что их меньше 140 тысяч, — на такую большую страну это очень мало.
Получив возможность выйти из колхоза, люди столкнулись с суровой реальностью: выделить землю сложно и дорого, надо покупать корма для скота, технику, удобрения и прочее. Одни в такой ситуации предпочли остаться в колхозах и вести личное подсобное хозяйство, в том числе держать скот на колхозных кормах. Другие, оказавшись один на один с государством, стали заниматься теневым фермерством и не оформляли официального. Получались такие «личные подсобные хозяйства» с теплицами на несколько гектаров или с тысячей голов овец. Выходом мог бы стать новый вид кооперации фермеров — финансовой, сбытовой и тому подобное, но она идет туго. Хорошо еще, что мы окончательно не уничтожили колхозы и дали фермерству возможность развиваться постепенно, иначе были бы на грани голода.
Наша страна пошла по другому пути. В 1990-е годы сельское хозяйство сильно пострадало из-за резкого сокращения господдержки. Города сидели на импорте, пока не наступил дефолт 1998 года, и импорт стал невыгоден. Тогда менеджеры пищевой промышленности, которая была одной из самых устойчивых даже в годы кризиса, стали искать сырье внутри страны и обнаружили полуживые колхозы вокруг мегаполисов. Они пытались с ними работать, но обеспечить регулярную и качественную поставку сырья на модернизированные предприятия не могли. Поэтому пищевики решили сами заниматься сельским хозяйством. И оказалось, что это очень выгодная отрасль: мало где, вложив деньги весной, можешь получить прибыль осенью.
С 2000-х сельское хозяйство стало активно развиваться. Инвестиции пошли не только от пищевой промышленности — в сельское хозяйство ринулись банки, торговые фирмы, даже «Газпром». Кто-то приходил всерьез и надолго, кто-то — получить быструю прибыль, истощив землю. Началась борьба за территории, но в основном в пригородах и на юге. В Нечерноземье запустенье продолжалось. Лишь в отдельных очагах появились крупные агрохолдинги, работающие на Москву и Петербург, которые почти восстановили производство птицы и свинины. При этом земли оставались заброшенными, ведь свои корма они выращивали там, где это выгодно, то есть в своих подразделениях на юге.
Южные территории попали в руки «эффективных» менеджеров. Это привело к образованию предприятий, имеющих по сотни тысяч гектаров, которые начали скупать все подряд, даже вполне успешные сельхозредприятия и фермерские хозяйства. В результате среднее звено предприятий с каждым годом сужается, уступая место крупным холдингам. Это связано и с тем, что государство в последнее время поддерживает кредитами именно крупные предприятия. А для продовольственной безопасности необходима устойчивая экономика, которая может быть только многоукладной. В поддержке нуждаются и средние предприятия, и фермеры, и товарные хозяйства населения. А малые производители — особенно, так как они наиболее адаптивны.
У нас есть «Дальневосточный гектар», который рекламируют как очень перспективную программу. Как вы относитесь к этой инициативе?
Я бы тоже с удовольствием получила дальневосточный гектар, а потом продала его китайцам или местным бизнесменам — что, кстати, и происходит. Есть люди, которые действительно берут эти гектары. И, насколько я знаю, там активно идет скупка-перекупка.
Конечно, никакой россиянин из европейской части России, тем более из города, ради одного гектара туда не поедет. Таких заброшенных земель полно не так далеко от Москвы. На одном гектаре мало что можно сделать — его хватит лишь для личного подсобного хозяйства.
Это геополитичская программа России. Дальневосточные территории нужно как-то осваивать. Над четырьмя миллионами российского населения на юге Дальнего Востока нависает мощный и перенаселенный Китай, где только в трех приграничных провинциях живет более 100 миллионов человек. Если посмотреть статистику миграции, то самый сильный отток с Дальнего Востока был в 1990-х, но и сейчас население продолжает уезжать из сельской местности либо в западные районы России, либо в крупные города.
Последние десять лет в России вроде как активно развивается экофермерство. Это перспективное направление в условиях нашей страны?
Экофермерство — это хорошая вещь, и есть люди, которые хотят этим заниматься. Их немного, но они очень активные, в том числе в сети, поэтому создается ощущение, что у нас идет такая эковолна, а на самом деле таких фермеров единицы.
Проблема всех фермеров и мелких хозяйств — куда девать продукцию. У нас есть LavkaLavka, но туда очень трудно проникнуть. Так что фермеру, а тем более простому сельскому жителю, через нее на рынок не попасть.
Проблема сбыта, повторю, это сейчас главная проблема. С ней не сталкиваются только агрохолдинги. Производитель не может и не должен ездить в Москву из Саратовской области. Ему нужны потребительские кооперативы или оптовые рынки, куда он может сдать свою продукцию по приемлемым ценам и дальше заниматься своим хозяйством.
Другое дело, что так называемая экологически чистая продукция не всегда таковой является. В условиях подсобного хозяйства, например, почти невозможно создать необходимые санитарные условия для производства молока — так, чтобы, например, не было никакого контакта с руками, как требуют от финских фермеров, где все механизировано. Поэтому крупные агрохолдинги не работают с мелкими хозяйствами.
Для выращивания овощей на продажу необходимы площади, которые руками не прополоть, а следовательно — в борьбе с сорняками без химикатов не обойтись. Поэтому не стоит строить иллюзий насчет продуктов, выращенных в малом хозяйстве.
Не считая LavkaLavka, как мелкие фермеры пытаются сбыть свою продукцию?
Личное подсобное хозяйство спасают перекупщики. Они всегда появляются там, где люди что-то выращивают. Перекупщики — это очень важный институт, их должно быть много, чтобы была конкуренция и люди могли выгодно продавать свою продукцию.
В южных регионах, в Поволжье, на юге Западной Сибири — там, где не было сильной депопуляции, есть села с очень активным населением и со своей специализацией. Например, на выращивании огурцов или помидоров. Туда регулярно ездят перекупщики, их товары доходят до крупных городов.
Эта система работает, но этого недостаточно. Если бы она была более развитой, если бы стимулировали малый бизнес по выращиванию и сбору даров природы кредитами, налоговыми льготами, то мы бы видели больше разной продукции в городах, а уж грибами-ягодами Россия могла бы завалить пол-Европы.
Использование рабского труда в России запрещено. В Уголовном кодексе даже есть статья (127.2), по которой рабовладельцам грозит серьезный срок. На самом деле все не так страшно, а если подбирать рабов среди стариков и инвалидов — бояться и вовсе нечего: грозная статья в этом случае практически не работает. Труд невольников, живущих в скотских условиях, приносит их хозяевам миллионы. В одной только столице, по данным правозащитников, около сотни цыганских семей сколотили состояния на нищих и калеках, которые зарабатывают, собирая милостыню. «Лента.ру» разбиралась, почему у правоохранительных органов нет вопросов к современным рабовладельцам и кто озабочен освобождением невольников.
«У меня есть хозяин»
За несколько дней до Нового года волонтеры, занимающиеся поиском пропавших людей в Нижнем Новгороде, обнаружили на городской площади замерзшего пожилого инвалида-колясочника, просившего милостыню. Его доставили в больницу для оказания помощи.
«У меня есть хозяин», — ответил он на вопрос о месте жительства и родственниках, которых стоит оповестить. Адекватность мужчины вызывала серьезные сомнения: он даже не знал, в каком городе находится.
Волонтеры не без труда выяснили, где живет инвалид, и оказалось, что в той же квартире обитает еще один попрошайка. Наблюдая за квартирой и пообщавшись с соседями, они установили, что каждое утро трое цыган отвозят обоих жильцов в многолюдные места просить милостыню, а вечером привозят обратно. В течение дня цыгане несколько раз проведают «работников» и забирают все, что те успели насобирать. В случае с найденным на улице бедолагой-инвалидом эта логистика дала сбой: мужчину просто забыли или специально оставили на улице в наказание за что-то.
Поисковики оповестили активистов межрегионального движения «Альтернатива», занимающегося освобождением людей из рабства.
Спасенный волонтерами безногий инвалид постепенно пришел в себя. Оказалось, что его пичкали транквилизаторами. Вспомнил свое имя и возраст — Валерий Швец, 66 лет. Документов у него не было. Три года назад цыгане украли его из родного города Подольска в Одесской области.
Соседа Швеца, которого в очередной раз отвезли попрошайничать, прямо с площади забрали в полицию и депортировали в Молдавию, откуда он родом. О нем мало известно кроме того, что он вроде бы приходился родственником своим «хозяевам» и был всем доволен.
Швец же рассказал своим освободителям, что просил милостыню не по своей воле, а теперь хочет как можно быстрее обрести свободу и вернуться домой, к жене.
Активисты «Альтернативы» отвезли инвалида в Москву на такси, потому как без паспорта человека в поезд не пускают. На время оформления документов его поместили в приют.
Обычно в таких случаях волонтеры обращаются в украинское посольство и получают справку, позволяющую человеку, утратившему паспорт, пересечь границу и вернуться на родину. Но в этот раз удалось связаться с женой Валерия. Она обрадовалась возвращению супруга из небытия и выслала в Москву его паспорт.
На всякий случай волонтер доехал со Швецом на поезде до пункта назначения и передал его родственникам. Так для этого невольника завершились три года рабства. А его похитители и «хозяева» до сих пор на свободе.
«На основании публикаций в СМИ ведется доследственная проверка. Вероятнее всего, эта история с юридической точки зрения будет оценена как принуждение к попрошайничеству. Но информация о возможном использовании рабского труда также детально изучается и проверяется», — рассказал «Ленте.ру» источник в Следственном комитете России (СКР).
Для нижегородских активистов поисково-спасательного отряда «Волонтер» это уже не первый опыт вызволения человека из цыганского плена. Два года назад они буквально выкрали у «хозяев» такого же безногого инвалида родом из Владимира.
Сорокалетний мужчина рассказал о своей беде женщине, которая дала ему денег, но расспросила о его беде. Инвалид попросил вызволить его из рабства и помочь вернуться домой. Женщина передала информацию волонтерам. Те понаблюдали за тем, как мужчину привозят на точку, и убедились, что за ним бдительно следят «хозяева». Пришлось действовать быстро и дерзко.
«Позже он рассказал, что уже пытался бежать при содействии приставленного к нему в качестве дозорного мальчика с Украины, — рассказал «Ленте.ру» волонтер-поисковик Сергей Шухрин. — Но его снова выкрали. На некоторое время поместили в каком-то цыганском таборе, куда за ним приехал нижегородский «хозяин». Судя по этому случаю, связь и взаимная поддержка у цыган на хорошем уровне».
Тогда потерпевший написал заявление в полицию, а Шухрин с товарищами дали свидетельские показания, но больше по этому делу их не вызывали. Стало быть, и расследования не было?
Рабство XXI века
По последним данным организации Walk Free Foundation (2016 год), Россия находится на седьмом месте в мире по числу рабов — 1 048 500 человек. В расчет брались все виды принудительного труда и любые отношения, в которых нарушаются права человека на достоинство и свободу. Так что это число ни о чем конкретно не говорит, но в сравнении с данными той же организации за 2013 год получается, что количество невольников у нас выросло вдвое.
Россиян, впрочем, это касается в меньшей степени. Рабами на территории России чаще становятся жители соседних государств — в частности, Украины. Чаще всего правозащитники сталкиваются с тремя видами рабства: сексуальное, трудовое, нищенское.
«В Ульяновске несколько лет назад у двух девушек отняли паспорта и заставили их заниматься проституцией. Они сбегали, обращались в местную полицию. Их возвращали «хозяевам», — привел пример источник в правоохранительных органах. — Потом был еще один побег. Добрались до Москвы, здесь их все равно нашли. В наказание поставили работать на МКАД. Один из клиентов вызвался им помочь. От него об этом узнали в столичном уголовном розыске, девчонок освободили, а их «хозяев» привлекли к ответственности».
Классическим примером трудового рабства и волонтеры, и оперативники называют кирпичные заводы в Дагестане. Там наладилось вполне эффективное взаимодействие между волонтерами и полицией. Под Новый год двое россиян — москвич Игорь Ананьев и Александр Кострамин из Кемеровской области — сбежали от своих «работодателей» и обратились за помощью к стражам порядка. Те передали их координатору «Альтернативы» по Дагестану Закиру Исмаилову, который организовал им проезд в Москву, обеспечил питанием и всем необходимым.
Как оказалось, Кострамин пережил два года тяжелого рабского труда. У него отняли документы, ничего не платили и не давали шагу ступить без разрешения начальства. Чтобы вырваться на свободу, мужчина прикинулся умирающим от заразной болезни. Его буквально выкинули, как отработанный материал. Ананьеву же посчастливилось сбежать через полтора месяца после похищения.
В большинстве случаев рабовладельцы заманивают жертв «выгодными» предложениями о трудоустройстве. В невольники они приходят добровольно. Но иногда используются куда более хитрые схемы.
В Нижегородской области с 2013-го по 2016 год действовала ОПГ, члены которой находили одиноких алкоголиков, владеющих жильем. Им рассказывали об опасности, грозящей от бандитов или полицейских, предлагали обеспечить защиту, затем убеждали переселиться в другое, более дешевое и безопасное жилье в Краснобаковском районе области, а разницу от продажи недвижимости вложить в животноводческий бизнес.
Разумеется, никаких денег от продажи своих квартир потерпевшие не видели, документы у них тоже отбирали. Сами они, как отмечают в СКР, «принуждались к безвозмездной работе на ферме за ежедневное питание, то есть их труд использовался как рабский». Деятельность ОПГ была пресечена после того, как одному из невольников удалось бежать.
Третий вид рабовладельчества, жертвой которого стал Валерий Швец, — самый безопасный и стабильный для «хозяев». За это крайне редко привлекают к ответственности.
Так, весной 2013 года в Петербурге задержали граждан Молдавии Иону Парнику и Феодору Стойку. Супружеская пара занималась тем, что разыскивала в России и странах СНГ людей с физическими увечьями. «Под предлогом предоставления легального места работы они перевозили их в Санкт-Петербург, — рассказывают в Генпрокуратуре. — Затем, якобы для оформления регистрации, супруги забирали у потерпевших паспорта, что исключало для них возможность самостоятельно покинуть место проживания».
Супружеская пара промышляла этим в течение пяти лет! Рабы Парники и Стойки работали на станциях метрополитена. Одному из невольников, безногому мужчине, заявившему, что больше так не может, Парника сломал челюсть: после этого он уже не мог никому пожаловаться.
Это одна из немногих историй, когда рабовладелец понес наказание. За использование рабского труда, умышленное причинение вреда здоровью и похищение человека из корыстных побуждений Парника получил шесть лет заключения.
Позолоти ручку
«До 2004 года армию нищих на улицах больших городов, насколько я знаю, крышевали грузинские криминальные авторитеты. Но после «революции роз» в Грузии и вооруженного конфликта в Южной Осетии их, видимо, прижали силовики, и «контрольный пакет» перешел в руки цыган», — рассказал «Ленте.ру» создатель и руководитель движения «Альтернатива» Олег Мельников. Он занимается освобождением людей из рабства с 2011 года.
Попрошайничество — это не единая и стройная система, где все места и должности расписаны. Кормиться от человеческой доброты вынуждены самые разные люди в самых разных обстоятельствах. Кто-то действительно попал в беду: остался без документов и денег. Другой пытается таким образом заработать прибавку к нищенской пенсии. Третий выпрашивает на бутылку.
Если нищие работают под чьим-то крылом, не всегда это цыгане, однако в организации бизнеса на милостыне в России ромалы играют сегодня главную роль. При этом, по словам Мельникова, следует отличать, например, астраханских цыган от молдавских. Первые чаще ходят с протянутой рукой сами, а вот вторые как раз любят выставлять на улицу тех, кому больше подают: инвалидов и стариков славянской внешности.
«Славяне — хорошие рабы, прибыльные. Они собирают в разы больше, чем цыгане и представители Средней Азии. Это не из-за расизма какого-то, просто прохожие видят похожих на себя людей, которые могли бы быть их родственниками», — рассказал бывший полицейский, работавший на столичном вокзале.
А Мельников конкретизировал, что молдавские цыгане часто используют выходцев из соседней Одесской области Украины, но попадают в их сети и жители российской глубинки. «Местные алкоголики-бомжи для этой работы не годятся. К ним у публики мало жалости», — отметил он.
Не всегда нищие живут у цыган невольниками. Многие работают на себя и отдают процент за надежную «крышу». Но от рабов выгоды куда больше: у них же забирают всю выручку.
По словам Олега Мельникова, раб окупается в среднем за неделю. Арифметика тут простая: столичный попрошайка зарабатывает в день от 5 до 15 тысяч рублей. А стоит он от 50 до 80 тысяч.
Если речь идет об инвалиде или младенце, закупочная цена возрастает в разы, как и ежедневная прибыль.
У кого и где в России покупают рабов? У цыган, специализирующихся на вербовке и транспортировке. Некоторые считают, что у цыган есть специальные невольничьи рынки, но Мельников говорит, что достоверных сведений о таких местах нет.
«Промышляющие нищими семьи напрямую связываются с поставщиками-вербовщиками и говорят, кто им нужен. Те уже работают по заказу», — уточняет Олег. Гораздо интереснее, по его словам, то, как рабов переправляют через границу.
«Их не через лес или горы тащут, а прямо по шоссе везут. Был случай, когда женщина после освобождения точно указала место пересечения границы. Там были камеры видеонаблюдения, но в тот день они, как оказалось, не работали», — рассказывает Мельников.
Единого центра или вертикали власти, по его словам, у владеющих рабами цыган нет. Они живут отдельно от табора. «В Москве примерно сто таких семей, у каждой по нескольку невольников. Их селят по арендным квартирам в Подмосковье», — говорит эксперт. Эти семьи распределили между собой районы и наиболее прибыльные места: тут, к слову, важна не только проходимость, но и наличие поблизости «специальных» объектов — в первую очередь храмов и монастырей.
Добровольные рабы
Во всех вышеуказанных случаях рабовладельцев привлекали к ответственности только после побега невольника и его обращения в полицию. Другими словами, тогда, когда от силовиков уже не требовалось большого труда.
«Генералы просто не верят в то, что у нас в стране существует рабство, — говорит волонтер «Альтернативы» Андрей Рагулин, опираясь на опыт общения с сотрудниками правопорядка. — Они в результате и не требуют от своих подчиненных активной работы по выявлению подобных видов преступности».
За время своего существования «Альтернатива» освободила более 500 человек. В каждом случае волонтеры пытаются сделать все возможное, чтобы привлечь рабовладельцев к уголовной ответственности.
Сделать это удается далеко не всегда: для возбуждения дела стражи порядка требуют заявление от потерпевшего, причем написанное и поданное по месту содержания невольника.
Отметим, однако, что закон отнес преступление, предусмотренное статьей 127.2 («Использование рабского труда»), к делам публичного обвинения, для возбуждения которых никакого заявления не требуется — достаточно обоснованного рапорта от полицейского. К тому же когда речь идет о людях в беспомощном или зависимом от преступника положении (в частности, это касается инвалидов), роль инициатора уголовного производства вообще отводится прокурору.
При разговоре с бездействующими силовиками выясняется, что проблема в квалификации самого понятия раба.
В МУРе полгода вели разработку ОПГ, промышляющей бизнесом на нищих. Удалось задокументировать все: кто, на чем и по каким точкам развозил нищих, как за ними следили, как у них забирали деньги, как отвозили обратно в ночлежку. По всем внешним признакам усматривался именно рабский труд.
Но когда дело дошло до разговора с потерпевшими, вся работа пошла насмарку. «»Почему вы не просили о помощи у людей и полицейских, не пытались сбежать, стоя на улице без цепей? Держали ли вас под замком?» — на эти и подобные вопросы попрошайки отвечали в лучшем случае «не знаю», а часто и вовсе утверждали, что их все устраивало. А один так еще и назвал хозяев благодетелями, ведь они купили ему дорогой немецкий протез», — сетует источник в правоохранительных органах.
Оперативники скрипели зубами от бессилия. Если раб не признает себя рабом, то уголовного дела не будет — так им объяснили в прокуратуре. Впрочем, проблема эта, по словам специалистов, надуманная.
«Разве можно сравнивать человека, обращенного в рабство, с потерпевшим от какой-нибудь кражи, — говорит криминальный психолог Виктор Воротынцев. — Если человека год продержать в подвале и кормить пищевыми отходами, а потом резко вытащить на свет божий и предложить нормальный обед — что он сделает? Конечно, откажется от него и залезет обратно в этот подвал. Это же очевидные вещи».
Воротынцев подчеркивает, что рабами люди становятся еще до того, как попасть под власть рабовладельцев. «Алкоголизм, психические отклонения и множество других обстоятельств могут привести к тому, что человек отказывается от своей воли, теряет интерес к свободе, способность мыслить, — отмечает психолог. — Вот таких и подбирают современные рабовладельцы. Либо ловят человека, который уже катится по наклонной, и помогают ему».
По словам Воротынцева, все зависит от воли государства и общества. «Можно ли назвать превращение человека в чью-то собственность добровольным? Я считаю — нет. Это решение зачастую принимает уже фактически недееспособный человек, который по закону не может распоряжаться своей судьбой. Скажу лишь, что современная медицина и прикладная психология могут возвращать человека из такого небытия. Спасти можно многих, но сами они этого сделать не захотят».
Впрочем, Олег Мельников, как и сотрудники правоохранительных органов, утверждает, что часто рабы не признают себя рабами из-за банального страха: «Человек оказывается в чужой стране без документов и каких-либо знакомых. Он всего боится, ему вдалбливают, что у хозяина мощные связи в полиции, что за попытку побега последуют пытки и убийство. Грозят не только невольнику, но и его семье: сожжем дом, изнасилуем жену и детей».
К слову, связи среди стражей порядка у цыган действительно есть, и весьма эффективные. По словам Олега, они «прикармливают» участковых и патрульных регулярными ежемесячными выплатами, долгое время при этом не прося ничего взамен.
«Все знают, что цыгане — народ скрытный, особый, поэтому брать у них деньги некоторые стражи порядка считают делом безопасным — мол, не сдадут. Это действительно большая беда», — говорит источник в правоохранительных органах.
При этом цыгане предпочитают работать с низовым начальством, не выше руководства райотдела. От своих знакомых в погонах они оперативно получают информацию об облавах и рейдах. Примеров тому собеседники «Ленты.ру» приводят немало.
Консультант ОБСЕ (с 2004 по 2013 года советник Бюро Спецпредставителя ОБСЕ по борьбе с торговлей людьми) Вера Грачева утверждает, что международными организациями — ООН, ОБСЕ, Советом Европы и другими — давно разработаны все рекомендации по созданию инфраструктуры противодействия современному рабству.
Достаточно, по ее словам, заглянуть во взятые Россией политические обязательства ОБСЕ или требования Конвенции Совета Европы о противодействии торговле людьми. Кстати, Россия пока ее не подписала — единственная из 47 членов Совета Европы.
«По конвенции государства обязаны предоставлять жертве 30-дневный срок на размышление — это тот период времени, когда, независимо от готовности жертвы сотрудничать со следствием, он или она может законно находиться в стране, — отмечает Грачева. — От жертвы не требуют показаний, ей оказывают немедленную помощь, в том числе правовую, с ней или с ним работают врачи, психологи, человека берут под полную защиту. За это время жертва может прийти в себя, осознать свое положение и понять, хочет ли и сможет ли выступить в судебном процессе и оказать содействие в расследовании преступления».
По словам Грачевой, до тех пор, пока власть и общество не осознают взаимосвязь между торговлей людьми и терроризмом, нелегальной миграцией, наркоторговлей и другими проявлениями организованной преступности и не повернутся лицом к страданиям потерпевших от принудительного попрошайничества, сексуальной эксплуатации и трудового рабства, никто из нас не сможет чувствовать себя в безопасности. Неправильно, по ее словам, думать, будто эта беда может случиться только с теми, кто оказался на социальной обочине.
На минувшей неделе скандал вокруг передачи Исаакиевского собора церкви получил новое развитие. В СМИ распространился слух о том, что РПЦ получит здание на День святых Петра и Павла — 12 июля. В дирекции музея эти разговоры назвали провокацией и уткой, пояснив, что не получали никаких официальных распоряжений о переезде. Между тем петербургские власти медлят с вопросом о референдуме. Горизбирком одобрил его проведение еще в марте. Теперь решение «быть или не быть» всенародному голосованию предстоит принять законодательному собранию города. Стоит напомнить, что в Петербурге традиция народного сопротивления имеет давнюю историю. Недаром город получил почетный титул — «колыбели трех революций». Из последних примеров можно вспомнить строительство штаб-квартиры «Газпрома», которую пришлось перенести на окраину города после многочисленных протестов. «Лента.ру» опросила известных петербуржцев о том, каким они видят будущее Исаакия и есть ли смысл продолжать борьбу с такой влиятельной структурой, как РПЦ.
Олег Басилашвили, актер
Надо прислушиваться к голосу интеллигентных и нормальных людей. Вот Пиотровский, например, говорит, что нужно отложить этот вопрос. Заняться им попозже — не торопиться. А те, кто плюет на мнение горожан и не проводит даже референдума, попросту не достойны нашего внимания. Мне кажется те, кто считает, что собор должен остаться в собственности города, должны еще раз громко сказать свое слово.
Елена Чижова, писатель
Если сейчас Русская православная церковь пережмет общественное мнение в Санкт-Петербурге, то именно для нее в городе будет все потеряно. Потому что остатки уважения, не говоря уже о каких-то высоких чувствах, к этой вполне земной, общественной организации в Петербурге исчезнет.
Мне кажется, смысл бороться есть. Хотя бы ради того, чтобы потом сказать себе: «Мы сделали все возможное, чтобы церковь сама себя не столкнула в эту яму». Если борьба продолжится, лично я буду ее поддерживать.
Алексей Учитель, режиссер
Если эта передача и должна состояться, то не так быстро и не такими методами. Правильней было бы договориться об использовании собора и как музея, и как церкви. Как это делается, например, в Риме. Это возможно, если провести переговоры. А передавать Исаакий церкви одним указом мне кажется не совсем правильным.
Вопрос тут скорее в том, как будут проходить те, кто пришли не на службу, а просто посмотреть. В глазах людей Исаакиевский собор прежде всего культурный памятник, и нельзя одним росчерком пера это изменить.
Не уверен, что референдум может отменить это решение. Протесты ведь происходили не столько против передачи, сколько против того, как именно это пытаются сделать. Народ раздражает, что решение принимается по-тихому, — должно быть публичное обсуждение.
Иван Краско, актер
Самое прискорбное, что вопрос о референдуме стоит на месте. Это было бы, по крайней мере, честно — узнать мнение народа. Лично я не понимаю, ради чего все это делается. Больше похоже на то, что кто-то хочет получить лишние деньги, которые не облагаются налогом.
Бороться нужно, народ не равнодушен к этому. Тем более им уже дали понять, что могут быть волнения. Кто кого? Давайте посмотрим. Ничего хорошего я от этого не жду.
Андрей Битов, писатель
Безусловно, мнение общественности осталось без внимания. Наступление церкви на памятники все-таки должно контролироваться обществом, а не самой церковью. По-видимому, в референдумах уже нет смысла: потому что вопрос кажется решенным, а рука — загребущей.
Не хочется говорить ничего плохого про церковников во время Страстной недели, но в Казанском соборе служат — и хватит. Нельзя все яйца в одну корзину класть.
Николай Буров, директор Государственного музея-памятника «Исаакиевский собор»
Я стою на своем: мнение, высказанное властями, неверное. Я считаю, что уничтожать музей — это скверно, а закон, принятый в 2010 году [о передаче церкви объектов религиозного назначения], страдает целым рядом недостатков и плохо сочетается с другими законодательными актами Российской Федерации.
Если вдруг Заксобрание согласится на проведение референдума — хотя они излагали совершенно противоположное мнение, — необходимое число подписей будет собрано. Но вот вопрос: последует ли реакция на высказанное мнение.
Коллектив, который я возглавляю, отправил письмо Путину, но пока никакого ответа нет. С другой стороны, сколько можно жить по этим патерналистским правилам? Неужели президент должен отвечать абсолютно за все — у него много других дел.
Борис Вишневский, депутат Заксобрания Санкт-Петербурга
Если власть не хочет прислушиваться к мнению граждан, мы заставим ее это делать. Референдум будет, мы на этом стоим. 26 апреля Заксобрание рассмотрит этот вопрос: если одобрят, мы тут же приступим к сбору подписей. В противном случае подадим в суд и выиграем его. Потому что требование полностью соответствует законодательству.
Против нас развернута информационная война, и мы призываем сторонников не вестись на слухи о скорой передаче Исаакия церкви. Это утка. Потом ее как новость распространили в СМИ. Вопрос не решен и не будет решен в пользу РПЦ, на этом настаивает большинство жителей города. Так что запущенная протестная волна не стихает, мы собираемся в мае провести шествие.
Мы продолжим борьбу до тех пор, пока в церкви окончательно не откажутся от попыток покушаться на музей. Бороться мы будем до победы. Это наш принцип. Наиболее логичным завершением этой ситуации могло бы стать соглашение между администрацией и церковью о порядке проведения богослужений, которые и так там проводятся. Изменение статуса собора противоречит законодательству о музейном фонде.
Вместо того чтобы воевать за процветающие объекты, которые уже отреставрированы за государственный счет, РПЦ давно могла бы заняться разрушающимися церквями. Но коммерческой выгоды в этом нет, поэтому им это и не интересно.
В четверг, 15 декабря, начался двухдневный визит президента России в Японию. Двухчасовое опоздание Владимира Путина не сказалось на программе. Японский премьер Синдзо Абэ, обещавший тихую беседу в горячих источниках родного города, не обманул. О щекотливой теме — территориальном споре длиною в 70 лет — напоминало только угощение. Японцы предложили россиянам отведать самый опасный в мире деликатес — ядовитую рыбу фугу. Между тем заявление лидеров по всем четырем Курильским островам уже готово, но прозвучит только в пятницу.
Удалились от мира
«В провинции всегда легче разговаривается», — отметил Владимир Путин в недавнем интервью японским журналистам. Российскому президенту действительно предложили общение вдалеке от мегаполиса.
Небольшой городок Нагато отделяет от столицы Японии полтора часа на самолете и еще столько же на машине. С виду это и не городок вовсе, а село среди террас рисовых полей. В сентябре, выступая на Восточном экономическом форуме во Владивостоке, Абэ предлагал Путину пойти в «девственный лес тайги и в свете лучей солнца, проникающих сквозь листву», подумать о том, какими будут отношения между Россией и Японией через 20-30 лет.
Тайга не тайга, но холмы вокруг Нагато лесистые. Местные говорят, что лучшее время для путешествий — весна, когда цветет сакура, или осень, когда листва кленов становится багряной.
Путин приехал в самый сезон дождей. Погода к прогулкам не располагала, поэтому для отдыха души и тела было предложено купание в горячих источниках, которые по-японски называются онсэн. Российского президента пригласили в открытый еще 600 лет назад Онсэн Нагато Юмото — кстати, не самый известный среди туристов.
Гостиницу, в которой остановился Путин (там проходили и переговоры с Абэ), можно назвать скромной, учитывая, в каких местах обычно живут первые лица. Номера здесь раскуплены до марта, сутки стоят 400 долларов.
«Я хочу, чтобы вы насладились прекрасной природой, японской кухней и горячими источниками. Когда вы искупаетесь в них, усталость улетит», — приветствовал Абэ российского гостя. «Но лучше сильно не уставать», — ответил Путин.
Про усталость Абэ упомянул неспроста: из-за плотного графика президент России прилетел в Японию на несколько часов позже запланированного. Принимающая сторона сделала вид, что и не заметила опоздания. Японская пресса, напротив, смаковала каждую деталь. Некоторые телеканалы начали вести трансляцию в прямом эфире, как только борт номер один появился в небе.
В самом городе, активно развивающем сферу туризма, очень старались сделать гостям приятное. Журналистов потчевали не только местными деликатесами вроде икры морского ежа, но и «русским батоном»: нарезанный белый хлеб красовался на самом видном месте в буфете.
Не все население Нагато восприняло визит Путина так благодушно: полторы сотни ультраправых активистов в течение дня ездили по городу на машинах с требованиями вернуть Курилы. При этом, по сообщениям полиции, ни один из сотни протестующих ни разу даже не попытался проникнуть в пятикилометровую зону вокруг отеля, где остановился Путин.
Спор о Курилах с видом на японский сад
Российский президент провел три раунда переговоров с японским премьером: в узком составе, тет-а-тет и с участием министров. О промежуточных результатах журналистам рассказал глава российского МИД Сергей Лавров. Стороны, по его словам, уделили внимание сирийской проблеме, «практически полностью совпали» во взглядах на выполнение Минских договоренностей (при этом Путин подробно изложил «наши оценки нынешнего этапа работы» на Украине) и затронули сотрудничество на площадке ООН. Япония пока не является постоянным членом этой организации, напомнил российский министр, что становится «дополнительным полем для действий».
Путин предложил своему японскому коллеге возобновить формат «два плюс два» — переговоры двух министров обороны и двух министров иностранных дел, а также встречи глав Генштабов России и Японии. Абэ с предложением согласился.
Наибольшее внимание было уделено вопросам безопасности. Путин сделал акцент на том, что США используют угрозы, исходящие от ядерной программы Северной Кореи, как повод расширить военное присутствие в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Реакция Вашингтона непропорциональна угрозам Пхеньяна, считает российская сторона. Путин подробно излагал Абэ свое видение ситуации: США стремятся создать из Северо-Восточной Азии позиционный район. Москва это рассматривает как часть глобальной наступательной боевой системы США, в дополнение к существующим базам ПРО в Европе, Средиземном море и теперь на Аляске, сказал Лавров.
«Нам показалось, что японские коллеги лучше стали понимать российскую озабоченность в связи с этим», — заключил министр.
Вопросы подготовки к подписанию долгожданного мирного договора стороны обсуждали уже один на один (то есть с переводчиками, но без министров). Затем состоялся ужин. Стол гостям накрыли в стиле традиционной трапезы кайсэки со сменой множества блюд. Организаторы сообщали, что ужин начнется с аперитива, затем гостям предложат японскую говядину на гриле, сасими из опасной своей ядовитостью рыбы фугу и фугу во фритюре. На десерт — те самые горячие источники с видом на японский сад.
Память о войне
О Второй мировой войне, по итогам которой Россия и Япония так и не подписали мирный договор, в связи с территориальным спором вспоминают многие. Но в Нагато есть следы и другой войны — русско-японской 1904-1905 годов.
На побережье находится захоронение членов экипажа судна «Хитати-мару», попавшее под атаку русской флотилии. Тогда погибло около тысячи человек, некоторые тела вынесло на берег Нагато. Через год состоялось морское сражение при Цусиме, при котором был разбит Балтийский флот. Тела русских моряков тоже прибило к берегу, их захоронили рядом с японскими. С тех пор местные жители ухаживают за могилами и своих, и чужих. Раз в год проводится молебен о спасении душ усопших.
Но у Путина этого пункта в программе не оказалось. В четверг в компании мэра Нагато там побывала и возложила цветы Акиэ Абэ — супруга премьера. К слову, в прошлом году эта необычная женщина присоединилась к показательным выступлениям представителей боевых искусств России и Японии и продемонстрировала владение японской алебардой, которой в феодальные времена вооружались женщины-самураи.
«Давай поставим точку в этой ненормальной ситуации, которая длилась 70 лет, и вместе начнем строить новую эпоху российско-японских отношений, которая продлится следующие 70 лет», — призывал Абэ. Смогут ли стороны «проявить смелость», покажет второй, уже столичный день саммита.