Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
В четверг, 26 января, в Кремле вручали государственные награды. Как и всегда на таких мероприятиях, звезды театра и эстрады, именитые ученые и академики соседствуют с простыми учителями, слесарями и фрезеровщиками. Вот и в этот день орден Дружбы с одинаковыми почестями вручали официальному представителю МИД Марии Захаровой и оленеводу из Чукотки Марии Щербаковой. Артист Василий Ливанов получил ровно такой же орден Почета, как и дояр колхоза «Колос» Новосибирской области Геннадий Жданов. Объединяло выступавших в этот день и еще одно — желание похвалить президента.
В круглом фойе первого корпуса Кремля разносился знакомый всем голос Шерлока Холмса, а также «самого симпатичного привидения» Карлсона и крокодила Гены. Василий Ливанов, получавший в этот день орден Почета, обсуждал британскую версию героя Конан Дойля. Их сыщик, на взгляд нашего сыщика, Шерлоком и не является вовсе — так, интерпретация, не имеющая к произведению никакого отношения.
О телевизионных шоу рассуждал и другой гость — Геннадий Хазанов. В Кремль он пришел не за наградами (в прошлом году ему вручили орден «За заслуги перед Отечеством» I степени), а просто для поддержки товарищей. Причем, как оказалось, не только тех, что были в Кремле, но и тех, что были в телевизоре.
«Не нравится программа на телеканале, переключи кнопку!», — защищал он новогодний телеэфир и Аллу Пугачеву, которая собой этот эфир и являла.
«Почему бы ей не появляться на экране? У нас что, возрастной ценз? У нее прекрасная рабочая форма! Нельзя же говорить: «Вы отстой, уходите». Это хамская точка зрения!», — негодовал Хазанов. И предположил, что все петиции с протестом — режиссированная кем-то акция. Потому что, на его взгляд, так «просто рекрутировать людей» нельзя.
Досталось от Хазанова и его коллеге худруку «Сатирикона» Константину Райкину. Говорить о цензуре стоит, только если в твоем театре царит демократия и каждый артист без опасений высказывает свое недовольство. Если внутри театра отношения не таковы, то и снаружи не стоит требовать свободы, считает Хазанов. «Не бывает двух моралей», — подытожил артист.
Наибольшее внимание пресса уделяла Марии Захаровой, которой в этот день вручали орден Дружбы. Собственно, это внимание как раз и волновало: каково это — вдруг оказаться под пристальными взглядами? Но Захарова старательно уходила от разговора о себе и рассказывала о внешней политике. «Беда пришла в соседнее государство и к братскому народу. У нас у всех в семьях есть украинские фамилии, это все органично вплетено и в мою семью. Конечно, внимание к внешней политике объяснимо», — говорила она.
«Но как вы переносите внимание к вам лично?» — уточняли корреспонденты. Захарова снова уходила от вопроса и благодарила свою семью за терпение. «В моем случае это можно только понять и простить», — сказала она, попросив уже наконец отпустить ее и позволить присоединиться к супругу, который пришел ее поддержать.
Ее просили: «Маша, еще вопрос!» «Да я мужа хочу найти», — отходила она в сторону от камер. И, найдя супруга, заботливо стряхнула пылинки с его пиджака и взяла под руку.
Получая награду, Захарова решила ничего не говорить с трибуны. А Ливанов, вышедший под музыку из «Шерлока Холмса» (конечно, нашего) предпочел высказаться. Артист посоветовал Путину продолжать работать президентом.
«Недавно вы всех нас взволновали тем, что высказали свои мысли о том, что вам, может быть, и не стоит дальше продолжать деятельность президента, — напомнил актер. — Знаете что, Владимир Владимирович? Если вы когда-нибудь поднимете глаза к небу, то услышите голос: «Даже и не думай!». И это будет голос нашей с вами великой Родины, России».
Следом выступал именитый хирург Ренат Акчурин, получивший орден Дружбы. О нем мир узнал в 1996 году после операции, проделанной первому президенту России Борису Ельцину. Акчурин тоже решил дать совет Путину: «Вам пора стать не только главнокомандующим, но и заслуженным хирургом. По крайней мере, на внешнеполитической арене вы виртуозно владеете скальпелем».
Финальным аккордом прозвучало выступление певицы Зары, получившей почетное звание «Заслуженный артист». «Спасибо вам за нашу прекрасную страну, — сказала певица. — Уверена, что Россия выстоит и укрепится всем недоброжелателям назло». Она вспомнила погибших в авиакатастрофе музыкантов оркестра Александрова и попросилась на базу Хмеймим — «помочь ребятам» своими песнями.
Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени получил спецкор ВГТРК Евгений Поддубный, регулярно ведущий репортажи из горячих точек. Корреспондент разбрасываться словами не стал, молча сел на свое место. Ордена разных степеней были вручены сразу нескольким специалистам, занимающимся детской медициной. Главный кавээнщик страны Александр Масляков получил орден «За заслуги перед Отечеством» II степени. Золотой звезды Героя был удостоен летчик-испытатель Валерий Поташов.
Но самым искренним получилось выступление чукотского оленевода Марии Щербаковой, очень скромной пожилой женщины. «Никогда не думала, что я, простой оленевод, получу награду. Вам огромный-огромный привет от всей Чукотки передавали все, когда я уже уезжала, — она немного замялась и добавила: — Вот вроде бы и все!»
Президент Украины Петр Порошенкообъявил 30 ноября 2018 года, что Украина ограничит въезд в страну российским мужчинам в возрасте от 16 до 60 лет. «Лента.ру» разобралась, кого и как не будут пускать в эту страну, а также поговорила с людьми, которые недавно ездили в Украину или планировали поехать туда в ближайшее время.
Запрет на въезд в Украину россиянам мужского пола — далеко не новость. Он был введен еще в апреле 2014 года, но нельзя сказать, что после этого в страну перестали пускать всех российских мужчин. Однако при прибытии в Украину без приглашения вариант того, что представителей этой категории завернут обратно на таможне, был очень высок.
Сейчас, конечно же, ситуация несколько другая. Даже в 2014 году в стране не было введено военное положение, не было открытого конфликта между военными России и Украины… Теперь все иначе. Уже поступают сообщения о том, что россиян в киевском аэропорту заворачивают под формальными предлогами — причем не только мужчин, но и женщин.
Хотя еще недавно все было по-другому.
«Вчера въезжал на автомобиле на территорию Украины из Белоруссии, со стороны Новой Гуты. Гражданин РФ. Ехал один. Возраст 45. Была копия приглашения. Запросили оригинал. Путем недолгих (минут 15) переговоров пообещал взять его по месту пребывания и в случае необходимости предъявить на обратном пути. Проезд на номерах РФ по территории Украины (до Хмельницкой области) прошел без каких-либо непредвиденных ситуаций. Ровно и спокойно. В Киеве пробки», — пишет один из пользователей «Форума Винского», посвященного самостоятельным путешествиям. Ему вторит еще пара. Впрочем, возможно, тогда указаний из Киева еще не поступало.
По словам спикера Госпогранслужбы Украины Андрея Демченко, сейчас в стране действует «особый режим въезда-выезда», в рамках которого со всеми иностранцами и лицами без гражданства пограничники проводят «усиленное интервьюирование». «В случае правовых оснований, а также при неподтверждении цели поездки иностранца в Украину, таким лицам отказывается в праве въезда в Украину», — поясняет он, отмечая, что в каждом конкретном случае будет приниматься отдельное исключительное решение. Так что попасть в Украину гражданам России в теории можно, но на практике никто ничего не гарантирует.
Алексей Финик взял билеты в Киев на конец декабря, но теперь решил не испытывать судьбу и вернуть их, как только прочитал новости о том, что мужчинам-россиянам от 16 до 60 лет теперь закрыт въезд в Украину. Он ездит в эту страну часто — за последние четыре года побывал там аж 14 раз. Цели посещения самые прозаичные — повидать друзей и подлечить зубы.
«Вот как бывает: собираешься, значит, ты поехать в Киев, навестить друзей под Новый год. А тут одни других БДЫЩ-БДЫЩ, а потом ХВАТЬ-ХВАТЬ, а потом другие ЧИК — и границу закрыли по дискриминационным признакам. И все лишь потому, что я устроен не как девочка, и в паспорте орел-сиамский близнец», — сокрушается Алексей.
Впрочем, отменил поездку не только он. «У меня есть друг-москвич, живущий в Киеве. Он в Москву тоже решил не приезжать, хотя собирался. Он там работает, а ведь могут обратно не впустить же», — рассказывает Финик.
К сложившейся ситуации относится «фигово». «Наши, конечно, «молодцы», — признает он, — но их власти такими ограничениями тоже хорошо не делают. Ну что за дискриминация: если мужчина — то въехать не могу! И какое отношение мое гражданство имеет к тому, что я не могу посетить их страну?» Немного огорчает его и то, что украинские друзья на весть о том, что их приятель сдал билеты, никак не отреагировали. «Ну, это скорее об отношении ко мне, а не о ситуации говорит», — поясняет собеседник «Ленты.ру».
Что делать дальше — непонятно, поэтому Финик ничего делать по этому поводу в ближайшее время не будет. «Потом напишу пограничникам, когда захочу въехать. Узнаю, возможно ли. У них есть свой email, по которому дают официальные ответы», — объясняет он.
Официальная трактовка властей Украины — что этот запрет введен для того, чтобы не допустить создания вооруженных отрядов, состоящих из россиян, на территории страны, — не кажется ему правдоподобной. А что тогда? «Может быть что угодно. Например, слышал, что взятки погранцы берут, а тут это будет осуществить почти невозможно… Наверное», — рассуждает собеседник.
Андрей Лебедев за последний месяц дважды испытал последствия напряженности в отношениях между Россией и Украиной — еще до введения нового ограничения на въезд. Два раза он ездил на российско-украинскую границу и дважды возвращался домой, так и не сумев попасть в Киев, который был конечной точкой его маршрута. Он называет это «очень странной историей», ведь раньше он как-то умудрялся границу проскакивать.
«Нет, я понимаю, что могу вызвать своим видом у людей некоторое недоумение. У меня борода, совсем неформальный вид, придраться можно к каждому моему миллиметру! Но, с другой стороны, я вряд ли представляю хоть для кого-то угрозу», — недоумевает он.
Впрочем, зачем он вообще хочет попасть в Украину? Дело в том, что там у него осталась подруга, тоже русская. Раньше путешествовала вместе с Андреем, потом ей понравилось в этой стране, вот она там и осталась — «всякое бывает», поясняет собеседник «Ленты.ру».
В 2017 году он успешно съездил к ней в гости, несмотря на то, что и тогда для россиян хорошо было иметь при себе приглашение. Приглашения у Лебедева не было, но он умудрился как-то проскочить границу, уговорив пограничника (уговаривать пришлось долго — часа три).
На этот раз приглашение было, все честь по чести, — подруга попросила знакомых украинцев пригласить Лебедева, ведь сама она, как уже было упомянуто, гражданка России. Но ничего не получилось. Оказалось, что пограничники не просто проверяют личность въезжающего, но еще и звонят приглашающей стороне, чтобы убедиться, что она его действительно знает, ждет и готова нести за него ответственность. Вот с этим и вышла проблема.
«А тут еще они решили выяснить, кто мои родители, — продолжает рассказ Лебедев. — «Папа — пенсионер», — говорю я. «А кем до того был?» — спрашивают они. «Военным!»» На этом беседа была закончена, выражение лиц пограничников мгновенно изменилось, и Андрею пришлось вернуться в Москву. Теперь он ждет, когда его подруга приедет к нему сама. «Надеюсь, ее выпустят», — беспокоится собеседник «Ленты.ру».
Свидетельств о том, что контрольно-пропускной режим на российско-украинской границе был ужесточен именно в последние месяцы, в интернете много. Подтверждают это и собеседники «Ленты.ру», которые въезжали в соседнее государство вплоть до лета этого года. Ирина Левкун рассказывает, что когда она вместе с мужем и детьми ездила на машине в Западную Украину к родственникам в августе 2018 года, никаких проблем не возникло. Приглашения никто не спрашивал — как и в предыдущие разы, а беременных, с детьми до года и тех, кто едет на похороны, даже пропускали без очереди на таможне.
Ростислав Тучков ездил в Украину в последние годы в качестве туриста, по пригласительному письму, и тоже не испытывал никаких трудностей. Аналогичный опыт имел и Вадим Мирончик, тоже въезжавший по приглашению, чтобы погостить у знакомых. «Отказать могут тем, кто, например, едет в камуфлированной форме или с подозрительными предметами. Пропускают всех, даже трудностей не возникало», — объясняет он.
Москвичка Ирина, у которой мама русская, а папа украинец и живет в Черновицкой области, рассказывает, как она со своим молодым человеком ездила к отцу в сентябре 2017 года на поезде:
«Тогда в интернете ходило очень много разных слухов, и люди писали, что их реально не пускали на Украину без нотариально заверенной бумажки о том, что та сторона берет на себя всю ответственность. Я позвонила папе, сказала об этом, он ответил, что тоже слышал о таком. И он пошел к нотариусу, все заверил и отослал к нам по почте.
Мы тогда жили в Питере, поехали через Москву, Львов и дальше до Черновцов. На границах не было вообще никаких проблем, никто ничего не спросил, только документы проверили. Единственное, с чем столкнулись, это с тем, что в нашей ячейке плацкарта мы шутили с украинскими попутчиками о русском и украинском языках, и в соседней ячейке к этому отнеслись неоднозначно: «Вот, русские едут, смеются над нами, как вам не стыдно, заткнулись бы».
Мы, конечно, немного боялись, что нас развернут на границе. Все эти конфликты — черт его знает… И еще боялись, что люди в Черновцах могут к нам отнестись плохо из-за того, что мы говорим по-русски. Но это все неправда, там люди были супервежливыми, и Черновцы оказались божественным местом. Потом мы поехали в Киев, и там просто офигительные люди. Все очень вежливые, очень добрые, все помогают, никаких косых взглядов или замечаний — ничего!»
Ирина очень хотела бы снова съездить в Украину, еще раз попасть на Карпаты и увидеть папу, но теперь даже и не знает, получится ли. «Я надеюсь, что все это временно, — говорит она. — Военное положение не будет бесконечным, и, надеюсь, эта мера [по ограничению въезда] тоже будет временной». Она предполагает, что после Нового года конфликт уляжется — «иначе это просто бред».
При этом одна она ехать не хочет и уверена, что ее молодой человек «не захочет с этим связываться, по крайней мере сейчас». Папа Ирины во всем винит российскую власть. «Говорит, что попало у вас творится, почему вы не выходите на улицы, почему вы привыкли затыкаться?» — рассказывает девушка.
Ростислав Тучков настроен не особо оптимистично: «Если военное положение будет соблюдаться в полном объеме, то, возможно, ограничение во въезде ужесточат. Если это некая политическая авантюра, то останется все как было. Думаю, от политической элиты Украины можно ожидать всего, они непредсказуемы».
Несколько более мрачную картину рисует Вадим Мирончик. Он уверен, что ограничение на въезд будет соблюдаться украинской стороной строго, поскольку «в Украине хватает отморозков, которые захотят следить за этим». Ему обидно, что в ближайшее время он не сможет увидеть друзей, но думает, что ничего особенно страшного в этой ситуации нет: «Думаю, после выборов, если будет другой президент, все изменится в лучшую сторону, а если все оставят как есть — люди будут бунтовать».
Глава российского правительства в среду, 19 апреля, выступил в Госдуме в рамках ежегодного отчета перед нижней палатой парламента. Дмитрий Медведев, который за свою карьеру побывал в том числе вице-премьером по нацпроектам и демографической политике, упирал на близкие для него темы — успехи в развитии здравоохранения и повышении рождаемости. Экономика тоже растет, подчеркивал он, хотя и признал, что с доходами у граждан дела обстоят не очень. «Лента.ру» послушала отчет председателя кабмина перед депутатами и выбрала самые главные и яркие высказывания.
О запросах общества
Люди проголосовали [на прошлогодних выборах в Госдуму] за стабильность и в то же время за развитие — за то, чтобы мы сделали все, чтобы людям жилось лучше (…). В этом главный политический запрос общества сегодня. Уверен, он сохранится и в предстоящей президентской кампании.
Об ожиданиях от выборов
Борьба, как в любой президентской гонке, будет серьезной. Но мы с вами никогда не превращали политическую борьбу в войну и делать этого не собираемся. Мы с вами прекрасно понимаем, что сегодня у нас трудностей хватает. И если мы будем тратить время еще и на популизм, на спекуляции, раздувать пустые конфликты, от этого выиграют только те, кого вообще вряд ли заботит, как будет жить Россия, те, кто хочет изолировать и ослабить нашу страну.
О бюджетном дефиците и резервах
Нам удается держать дефицит бюджета на приемлемом уровне. Основным источником его покрытия является Резервный фонд, деньги которого теоретически должны были бы закончиться уже к концу этого года. Но этого не произойдет. Мы заработали больше, чем планировали, в том числе за счет мобилизации доходов.
О налогах
Несколько лет назад было принято решение о стабильности налоговой системы. Поэтому и в этом году налоги мы повышать не планируем. Просил бы вас, уважаемые депутаты, нас в этом поддержать (…).
В первом квартале этого года налоговые поступления выросли почти на треть по сравнению с первым кварталом прошлого года. Это на самом деле очень важный показатель, хотя еще Черчилль когда-то говорил, что популярны только расходы, а сбор денег для [их] обеспечения никогда популярным быть не может. Но нам удалось увеличить собираемость налогов, и я считаю, что это хороший результат.
Об уровне зарплат
Экономическая ситуация последних лет сказалась на доходах людей негативно, зарплаты в стране невысокие. Мы предпринимаем усилия для того, чтобы ситуацию выправить, ищем дополнительные ресурсы, чтобы помочь тем, кто зарабатывает мало. (…) В первую очередь это касается повышения зарплат тем, кто работает в образовании, здравоохранении и культуре, как и заложено в майских указах президента.
О прожиточном минимуме
С 1 июля этого года МРОТ поднимется до уровня 7800 рублей. А в ближайшие несколько лет — до уровня прожиточного минимума работающего. У нас есть все возможности, чтобы это обеспечить.
Об утечке мозгов
Еще совсем недавно западные фонды всякие, не стесняясь, проводили селекцию в российских университетах, просто приходили и переманивали самых способных, шла настоящая охота за талантами. А в России при этом считалось немодным идти в науку. Сегодня мы делаем все, чтобы преодолеть этот интеллектуальный провал. Общие расходы на науку в последние годы растут. Важно и то, что в эту сферу стали приходить деньги частного капитала.
О восприятии жизни
Интересный факт: впервые в истории новой России — это [показывают] опросы социологов — больше всего родителей в будущем видят своих детей врачами. Я когда это прочитал, тоже был несколько удивлен: не юристами, не экономистами, как это было всего несколько лет назад. Но это уже другое восприятие жизни в стране.
О достойной старости…
Для достойной старости нужна и достойная пенсия (…). Мы понимаем, что она в нашей стране небольшая, поэтому продолжаем работать над развитием пенсионной системы. В 2012 году мы приняли «Стратегию долгосрочного развития пенсионной системы на период 2030 года». Это практически сразу дало дополнительные деньги Пенсионному фонду, снизило дефицит его бюджета и увеличило собираемость пенсионных взносов.
…и пенсионных обещаниях
Мы понимали, что пожилым людям придется непросто, но ничего не обещали из того, что не могли выполнить в тот период, честно объяснили, почему приняли такое решение. Появилась возможность — пенсионеры получили единовременную дополнительную выплату к пенсии. Мы понимаем, что этого недостаточно. Порядок индексации менялся только на прошлый год. В этом году пенсии проиндексируют в соответствии с законодательством.
О рождаемости
Конечно, в эту цифру внесло свой вклад возвращение Крыма в состав России, но по рождаемости мы обогнали многие европейские страны. И это результат в том числе и принимаемых нами мер: материнский капитал, ежемесячные выплаты на третьего ребенка, предоставление земельных участков, решение проблемы детских садов и создание условий для работающих матерей.
… и способах ее стимулирования
Надо стимулировать, чтобы коэффициент [прироста населения] был 2, нам нужно подумать и о сохранении в том или ином виде программы материнского капитала, и о стимулировании рождения не только вторых и третьих детей, потому что это мы плюс-минус научились делать, а о стимулировании рождения первенцев. И вот это — действительно ключевая задача.
О перспективах
Александр Васильевич Суворов говорил, что природа произвела только одну Россию. Она соперниц не имеет. Мы, жители России, мы все одолеем. Хорошие слова, я в этом тоже уверен.
Об обвинениях Навального
Я уже на эту тему высказывался, могу лишь еще раз сказать и вам: я не буду специальным образом комментировать абсолютно лживые продукты политических проходимцев и считал бы, что и уважаемая мною фракция КПРФ должна от этого воздерживаться. (В ответ на вопрос депутата-коммуниста Николая Коломейцева о расследовании Фонда борьбы с коррупцией, основанного Алексеем Навальным.)
О валютной ипотеке
Это не обстоятельство непреодолимой силы, это не форс-мажор. Во всем мире, начнем с этого, риски все равно должны просчитываться при заключении договора (…). В настоящий момент количество валютных ипотечных кредитов и вообще валютных займов существенно снизилось, потому что наши люди стали все же задумываться об обстоятельствах, которые могут сложиться неблагоприятным образом.
О ведомственном лоббизме
Существует только консолидированная позиция правительства. Ведомственный лоббизм недопустим, он подлежит истреблению. Если поймаете кого-нибудь с этим — замминистра или еще кого-то или даже самого министра, дайте мне информацию, мы с товарищами разберемся по-товарищески.
Об условиях жизни
Давайте опустимся на землю. Все! Мы в каких условиях живем? Финансы закрыты — блокада. Нефть упала в два раза. Вы это все забыли? Ничего не изменилось. Давайте так, дайте универсальный рецепт, если порулить готовы: что делать дальше, деньги найдите дополнительные. (…) А просто так эти разговоры никакой ценности не имеют в условиях крайне трудной внешней и внутренней экономической конъюнктуры.
На вечер 15 августа в Москве запланирован «Марш матерей». Организаторы и участники не санкционированной мэрией акции намерены пройти от Новопушкинского сквера к зданию Верховного суда, держа в руках любимые игрушки своих детей. У них нет политических лозунгов: они требуют выпустить из пятимесячного заключения в СИЗО 18-летнюю Анну Павликову и 19-летнюю Марию Дубовик.
В середине марта девушек обвинили в причастности к экстремистскому движению «Новое величие», просуществовавшему всего два месяца. Оно состояло из десяти человек, среди которых были две девушки-подростка и пять безработных мужчин, за время своего знакомства успевших четыре раза сходить в «Макдоналдс», чтобы обсудить политические проблемы в стране, три раза — на митинги и несколько раз встретиться в снятой новым знакомым квартире. Все обвинение строится на показаниях трех сотрудников силовых структур, работавших под прикрытием. Согласно материалам дела именно один из них — некий Руслан Д., чей профайл оказался засекречен, — предложил создать организацию для «свержения власти», сочинил громкое название и устав и снял офис на свои деньги. Именно он уговаривал 17-летнюю на тот момент москвичку Анну Павликову остаться в компании, когда она собиралась уйти. До ее ареста оставался месяц.
«Лента.ру» записала монолог сестры встретившей совершеннолетие в СИЗО Анны Павликовой и поговорила с ее защитником о том, как проходит процесс, почему девушку-подростка держат в заключении и может ли «Марш матерей» повлиять на благополучный исход ее дела.
«Все слезы выплакали»
Анастасия Павликова, сестра Анны
Мы сейчас живем только передачками. Они по средам. Возим Ане творог, сухофрукты, молоко, кефир. Ей сказали больше есть белка и фруктов, полезно для здоровья, ведь там ужасно кормят — все в жиру плавает. Собираем вместе, у каждого свое дело: я разворачиваю конфеты, потому что в фантиках в СИЗО пронести нельзя, папа огурцы взвешивает, мама все записывает.
В пятницу встречаемся с адвокатом, а по понедельникам мама — к врачу: у нее рассеянный склероз, она инвалид второй группы. До задержания Ани у нее намечалось улучшение здоровья, она избавилась от палочки, начала ходить сама. А сейчас еле с палкой ходит: у нас уже было такое, что она упала на улице, и мы ее искали, поэтому в паспорте она держит бумажку с номером телефона — мало ли где упадет.
Первые дни после суда мы были все практически в лежку: такие дни не запоминаются, они проходят тяжело. Через силу убеждаешь себя встать, что-то поесть, что-то делать дальше. Только отец как-то заставлял себя ходить на работу. Мы уже все слезы выплакали — плакать нечем. Особенно тяжело маме. Но мы стараемся друг друга поддерживать. Мой маленький ребенок сейчас помогает хотя бы немного забыться, хотя бы поговорить. Каждый вечер проходим мимо комнаты Ани, это очень тяжело.
У нас на «воспитании» ее попугаи — 14 волнистых, канарейка, собака, террариум с жуками, аквариум с рыбками. К нам люди приходят, говорят: вы как в джунглях! А мы уже привыкли, сроднились с ними. Раньше все делала Аня — это же дело ее жизни: она их кормила, разговаривала с ними, спать укладывала. Она просто руку протягивала, а попугаи на нее садились, кажется, у них даже был общий язык — ее понимали. Она говорила: «Лимончик, поцелуй меня» — и попугай подлетал к ней, играл с ней. Аня постоянно спрашивает о них. На последнем суде не выдержала: «Мама, как попугаи?» Хоть им и не разрешали разговаривать. Она же к ним относится как к своим детям.
В Аниной комнате мы ничего не меняли. Во время задержания силовики разнесли всю комнату и сломали на три части ее диван, забаррикадировали вход в кухню, я с грудным ребенком даже не могла пройти. Это было рано, в пять утра. В дверь начали стучать, глазок закрыли, чтобы не видно было, соврали, что соседи, а потом стали так бить по двери, что штукатурка осыпалась, кричать матом. Я в полицию позвонила: «Приезжайте, к нам кто-то рвется». Оказалось, это и была полиция. Папа открыл дверь, ему дали в лоб, оттащили в ванную. Я в испуге побежала к ребенку, спрятала под кровать, затолкала ногами. Папу, мужа и Аню в это время повели на кухню. В Аниной комнате нашли значки Навального и значки Гарри Поттера — приняли их за свастику. Довели ее до слез словами: «Мы тебя посадим на 20 лет. Ты выйдешь дряхлой женщиной, никому будешь не нужна, и родителям не нужна». Анины первые письма после задержания были: «Я думала, вы от меня отказались и больше не хотите меня знать».
Потом нашли устав организации. Мы уверены, что его подбросили: во-первых, его не было, во-вторых, у нас сохранились Анины переписки, где она писала: «Я такое не храню, оно мне не нужно».
Мы не стали выбрасывать диван: это же Анин, она на нем спала. Мы его починили и оставили в комнате. Единственное, чего очень жалко, рисунок: Аня рисовала собаку, а во время обыска один из силовиков на него наступил и оставил отпечаток ноги, мама не смирилась и выбросила. Они все разбросали, ходили по вещам — жутко было.
Ее долго держали в автозаке 16 марта, было минус 10. Она застудила придатки. Врач сказал, что у нее теперь детей не будет: «Зачем тебе дети, ты же в тюрьме». Аня пишет, что все в порядке, но это не так: она сильно поправилась — больше чем на 25 килограммов, усугубился порок сердца, ночью она просыпается от приступов. Еще у нее тремор рук, ее сильно трясет. На последнем суде был нервный тик: лицо дергалось непроизвольно. У нашей мамы рассеянный склероз начинался подобным образом. Мы боимся: Аню там никто лечить не будет. На суде у нее была температура 39, она сильно кашляла, задыхалась. А обратно ее везли в автозаке с туберкулезником.
Сейчас у нее три сокамерницы, вроде нормальные: главное, что не курят, и она хотя бы от дыма не задыхается, — в предыдущем СИЗО их было в камере 47 человек, дымка сигаретная, она еле выживала. Перевели оттуда 11 мая, сейчас хотят перевести обратно. Тут ее вроде любят: последний раз, когда мама была, Аня рассказывала про девушку Свету, мамину ровесницу, у которой пятеро детей: она Аню так подбодрила, что, по ее словам, ей даже жить захотелось. И косички ей плела. Хотя Аня говорит, ей все равно — плетут косички, не плетут, лишь бы волосы не отрезали: в предыдущем СИЗО сокамерницы ножницами ей отрезали косы, не знаю зачем. Может, из-за каких-то санитарных норм.
Последнее, что Аня просила, — книгу Улицкой. Она много читает. Заказываем книги через интернет-магазины и приносим их. Аня чаще всего спрашивает про здоровье мамы — это ее очень волнует, про своих питомцев, про птиц, про нашу собаку. Она уже старенькая, Аня боится, что собака не доживет до ее освобождения. Про Оливию спрашивает, потому что когда ее забрали, Оливии было всего пять месяцев: она пропустила, как Оливия встала, начала ходить… Мы ей через адвоката передаем фотографии малышки.
Она искренне не понимает, что она сделала и за что ее судят. Постоянно говорит, что не хотела ничего плохого, хотела просто быть наблюдателем на выборах, и повторяет: «Что я нарушила?» Сейчас много пишут о том, что Руслан Д. к ним внедрился, но, по словам Ани, это было не так. До Руслана и организации не было, они просто собирались где-то в «Макдоналдсах», как друзья, компания по интересам. Аня много училась, окончила школу экстерном, готовилась поступить в МГУ. Очень много читала, рисовала, больше была «сама в себе», друзей у нее не было.
Аня не стремилась ходить куда-то, она любила проводить время дома. Ей говоришь: пойдем в кино, пойдем куда-то — нет, не хочу. Она предпочитала с птицами заниматься, с собакой играть, с ребенком. Она мечтала стать генетиком, хотела вывести новый вид попугаев и работать с животными. Устроилась работать в государственную ветеринарную клинику: сначала просто полы помыть, чем-то помочь, но со временем начальство увидело, что она очень старательная, любит животных, ее повысили до ветеринара-санитара — она помогала на операциях, ставила животным капельницы. Ее даже звали работать ветеринаром, когда она поступит в университет. Деньги откладывала на операцию маме. Аня вообще очень отзывчивая, всегда думает о других, а не о себе. Помню, как-то раз она получила двойку за контрольную по биологии, я спросила — почему, она сказала: этому помогла, тому помогла, а себе — времени не хватило.
Может, потому она и зацепилась за этих ребят: это были первые люди, которые начали нормально с ней общаться. Я помню, как к нам пришла 1 января в гости Маша Дубовик. Мы сидели всей семьей пили чай, девочки обсуждали Машину учебу в ветеринарном училище. Маша рассказывала, что ей там нравится, и Аня даже задумалась о том, чтобы поступить туда и показывала ей своих птиц. Маша мне показалась хорошей девочкой. Такой же наивной, как Аня.
Руслан Д. сначала просто пришел в «Макдоналдс», они пообщались, стали друзьями. И тогда он начал их подначивать. После того как он к ним внедрился, он предложил организацию и название, придумал структуры. До него не было никакого «Нового величия». Всех там назначил, Аню объявил организатором. Но как она могла быть организатором, если ее даже не было на этом собрании? Он назначил его на 6 января, а в этот день мы праздновали мой день рождения, и Аня была с нами. У нас есть эта переписка, где они решают, кто кем будет, и Ани там нет с первых самых собраний.
В конце концов Аня стала понимать, что что-то тут не так. Она даже ушла, но Руслан попросил вернуться, давил на ее чувство ответственности, говорил, что ей не нужно вносить денег — знал, что она копит на лечение матери. Они все собирались расходиться, но не успели: он их сдал.
Некоторые боятся подписать петицию — говорят: нас посадят. Но поддержка для нас очень важна. Сегодня девочка написала в мессенджер: «Здравствуйте, сегодня я передала сухофрукты Ане через передачку, у вас там осталось 12 килограммов, вы уж извините, что так, я просто хотела с рынка передать хорошие сухофрукты». И письмо ей отправила лично, прямо там. Письмо, рисунки, фотографии. Это ее очень подбадривает. Один мальчик приехал к нам домой и передал вольер для птиц. Сказал: «Вот Аня выйдет — будет ей подарок».
Я в марше принять участия не смогу, потому что у меня грудной ребенок, но мама пойдет. Не вижу ничего плохого в том, что люди хотят выйти и поддержать Аню, Машу и других: детей держат в тюрьме ни за что, дело полностью сфабриковано, и если сейчас не отпустят мою сестру и других участников, будут и дальше сажать детей. По сути это даже не митинг, а марш, без требований, без лозунгов, просто прогулка мам с детскими игрушками — что в этом плохого? Мы надеемся, что чудо все-таки случится, и Аню отпустят домой. Я до сих пор жду: сейчас она позвонит, сейчас с работы придет… Но этого не происходит.
«Вышли, извините, в защиту троллейбуса — при чем тут экстремизм?»
«Лента.ру»: Как вы относитесь к идее «Марша матерей» в поддержку вашей подзащитной? Есть мнение, что несанкционированное шествие — это незаконный прием, который может каким-то образом навредить судебному процессу.
Фомин: Я не могу сказать, что это незаконно. Мы можем обратиться к Конституции и начать теоретические споры, разделять аргументы сторонников или противников мирных собраний, но существуют такие ситуации, на которые просто необходимо обратить внимание! И, хоть убейте меня, я не вижу, каким образом мирные женщины с плюшевыми игрушками в руках могут повредить обществу, имуществу или отдельным гражданам — кроме как, возможно, затруднить кому-то проход.
Как вы считаете, что случилось в обществе, почему вдруг появился резонанс? Ведь прошло довольно много времени с середины марта. В июне матери Анны Павликовой и Марии Дубовик записали обращение к президенту. Это могло на что-то повлиять?
Правозащитные организации сделали все, чтобы достучаться до руководителей следственных органов, судов, прокуратуры, которые могут решать вопросы. Это оказалось неэффективно. Но в итоге сработал эффект снежного кома, и, я думаю, роль сыграло обращение главы СПЧМихаила Федотова и ответ пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова. Судьбу обращения матерей Анны Павликовой и Марии Дубовик к президенту я не знаю. Может быть, оно было исполнителями на определенном уровне остановлено и рассмотрено. Не знаю тонкости работы аппарата. Безусловно, президент — всесильная личность, его слово многое значит. Но, как сказал Песков, президент не может на данном этапе вмешиваться в процесс.
На сайте Change.org петиция с требованием отпустить Анну и Марию собрала свыше 130 тысяч подписей. Вы собираетесь приобщить ее итоги к материалам дела как мнение общественности? Например, так было в деле Галины Каторовой, которая защищалась от мужа: адвокат Елена Соловьеваиспользовала массовую поддержку подзащитной как аргумент в ее пользу.
Вы интересный вопрос задали. Честно говоря, у меня была твердая уверенность, что в этом нет необходимости: на каждом судебном заседании мы давали личные поручительства и Людмилы Алексеевой, и Льва Пономарева, и Николая Сванидзе, и Ильи Яшина — показывали внимание общества к этому процессу. Более того, мы говорили о том, что к делу подключилась и уполномоченный по правам человека в России Татьяна Москалькова — это уже иной статус. На последних двух заседаниях присутствовал ее представитель.
Почему Анну держат в СИЗО, несмотря на то, что на последнем заседании вы предоставили справки о том, что ее состояние сильно ухудшилось?
У нас существует перечень заболеваний, препятствующих пребыванию подозреваемых и обвиняемых в СИЗО, установленный правительством России. Если грубо обобщить — это смертельные заболевания, с которыми единственный путь сами понимаете куда. Такого заболевания, к счастью, пока у Ани нет. Эта формальность цинична, но это стандартная формулировка суда. Некоторые профессии накладывают на их представителей определенный цинизм. Представленные медицинские документы редко играют положительную роль, к сожалению.
Но ведь, насколько я понимаю, главный аргумент стороны обвинения за то, чтобы держать Анну в СИЗО, — что якобы она может оказать давление на ключевых свидетелей, двое из которых — сотрудники правоохранительных органов, а личность третьего засекречена.
Да, вы дошли до самой сути: при избрании и продлении меры пресечения должны быть основания, которые предусмотрены 97 статьей УПК, по этому поводу есть разъяснение № 41 Пленума Верховного суда: там четко говорится о том, что эти обстоятельства должны быть подтверждены фактическими данными. Если у обвинения есть основания полагать, что человек может скрыться, — должны быть совершены конкретные действия или раскрыт умысел. Если может оказать влияние на свидетелей — должны быть данные о том, что человек, члены его семьи или другие представители делали реальные попытки подкупить, запугать или еще каким-то образом действовать. Но на практике мы встречаемся с другим: следствие пишет о том, что есть основания, и суд соглашается, не требуя подтверждений. Это абсурдно, незаконно и совершенно угнетает.
Создается впечатление, что у судьи уже было готовое решение.
Вот об этом мы не можем говорить. Давайте говорить о фактах и о нашем отношении к фактам.
Решения суда меняются от заседания к заседанию или дублируют ходатайства следователя и заключения прокурора?
Нет, фактически не меняются. Мы даже указывали на ошибку, которая кочует в документах: в первом ходатайстве об избрании меры пресечения было сказано, что наказание по этой [282.1] статье «безальтернативно предусматривает ответственность в виде лишении свободы». Это в корне не соответствует действительности! Там есть и штрафы, и принудительные работы. Мы обращали на это внимание, но тем не менее эта ошибка повторяется.
10 августа ваши коллеги, защитники Марии Дубовик, направили заявление генеральному прокурору Юрию Чайке, председателю Следственного комитетаАлександру Бастрыкину и другим чиновникам с просьбой закрыть дело против 19-летней Дубовик и отпустить ее из-под стражи. В заявлении говорится, что попытка вовлечения Марии Дубовик, Анны Павликовой и других подростков в деятельность группы и усилия по приданию ей устойчивой формы являются «всецело результатом провокационных действий представителей правоохранительных органов». Согласны ли вы с этой позицией и намерены ли написать аналогичное заявление?
Да, я считаю это дело результатом провокации. Мы будем встречаться с коллегами по этому вопросу. Все прекрасно понимают нашу позицию: мы за то, чтобы это дело было прекращено. Но решение об этом может принять только следователь, в производстве которого оно находится. Я думаю, что мы пойдем несколько иным путем.
Вам дает надежду тот факт, что материалы об аресте вашей подзащитной потребовал Верховный суд?
Безусловно. Наша программа минимум — девочек вернуть домой, чтобы они вышли из СИЗО под домашний арест. Программа максимум — чтобы дело закрыли за отсутствием состава преступления.
Если разбирать по частям все обвинение: в чем состав преступления? Четыре встречи в «Макдоналдсе», затем в квартире, обсуждение проблем в стране, посещение трех несанкционированных митингов — «забастовки избирателей» Навального 28 января, марша памяти Бориса Немцова и шествия «Москвичи за троллейбус» 3 февраля. В чем конкретно их вина?
Ну, посудите сами. Даже несанкционированный митинг — это не экстремизм. За это существует наказание в административном законодательстве. Если бы они собрали митинг за искоренение какого-либо народа — это одно дело. А они вышли, извините меня, в защиту троллейбуса в районе Садового кольца! Пусть это был несанкционированный митинг, но при чем тут экстремизм?
То есть они не успели даже свой митинг собрать. Единственный довод против них — это устав, написанный удивительно грамотным языком, как под копирку, с официального комментария к статье 282.1 УК: с прописанной структурой, целями и задачами, чтобы даже вопросов не возникло к тому, экстремистский он или нет…
Если говорить упрощенно — да, это тот скелет, на который навешивается все остальное. Устав, политическая программа, структура, какое-то непонятное распределение обязанностей.
Десять человек, из которых двое — девочки-подростки и пятеро —безработные мужчины. Один из них в своих показаниях говорит, что не относился ко встречам серьезно: как десять человек могут свергнуть власть…
Ну, кого нашли — того нашли. Думаю, следствие будет длиться до Нового года: на мой взгляд, там много вопросов.
В сети появился скриншот переписки Ани с Русланом Д., в которой она сообщает, что ушла, а он уговаривает ее вернуться, говорит, что она очень нужна. Этот факт может как-то положительно повлиять на процесс?
Это очень важная вещь, которая у нас на контроле. Но надо сразу пояснить: сама по себе переписка ничего не даст, чтобы сделать выводы в отношении экстремизма. Если следствие и оперативное сопровождение сделало выводы о том, что она была активным членом сообщества, эта переписка вряд ли повлияет на эту оценку.
Группы «Нового величия» до сих пор доступны и открыты во «ВКонтакте» и в Telegram. Если они действительно транслировали какие-то опасные для общества идеи, почему их не закрыли?
Первое: я пока не вижу в их переписках, чатах, группах, листовках и даже программах, которые им приписывают, какой-то экстремистской составляющей. И второе (это скорее просьба ко всем нашим молодым людям): будьте аккуратными в открытой переписке, особенно в чатах. Иногда это бывает очень опасно. То, что случилось, с нашими ребятами, еще раз это подтверждает.
*** Обратная связь с отделом «Общество»: Если вы стали свидетелем важного события, у вас есть новость, вопросы или идея для материала, напишите на этот адрес: russia@lenta-co.ru
Европейский суд по правам человека признал российские власти виновными в бесчеловечном и унижающем достоинство отношении к онкобольной заключенной Оксане Семеновой, скончавшейся в тюремной больнице. История Семеновой — это не исключительный, а почти рядовой случай в практике отечественной исправительной системы. Запоздалая диагностика, неадекватное лечение и, наконец, нежелание выполнять требования закона, предписывающего отпускать на свободу умирающих. «Лента.ру» попробовала разобраться в ситуации и убедилась, что в России смертные приговоры хоть и не выносятся, но по-прежнему исполняются.
Когда перетерпеть нельзя
Туберкулез — классическое тюремное заболевание, так как в сырых казематах для него созданы наилучшие условия. А у тех, кто на воле вел так называемый асоциальный образ жизни, к нему добавляются ВИЧ и гепатит. Таковы общие представления о том, чем болеют зэки.
Однако у сидельцев бывают и другие проблемы со здоровьем. Но если воспаленный аппендицит способен прооперировать рядовой хирург в любом уголке страны, то с онкологией куда хуже: у онкобольных, в особенности у тех, кому сидеть несколько лет, шансов выжить практически нет. По данным правозащитной организации «Зона права», на онкологию приходится каждая десятая смерть в российских зонах и тюрьмах.
Допустим, осужденному повезло, и медики в его колонии обнаружили признаки серьезного заболевания еще в той стадии, которая поддается лечению. Но затем начинается длительная бюрократическая процедура согласования и обмена документами с вышестоящими инстанциями. Следующая проблема ― этапирование к месту лечения. По словам правозащитников, оно происходит крайне медленно.
«В лучшем случае из дальних регионов больной идет по этапу в течение месяца. Чаще их умудряются везти по три или четыре месяца ― людей, которые нуждаются в срочной высокотехнологичной операции», ― рассказал «Ленте.ру» автор проекта «Женщина, тюрьма, общество» Леонид Агафонов.
Специализированной онкологической лечебницы в системе ФСИН нет. Приходится либо приглашать специалистов к себе, либо везти пациентов к ним.
«Чтобы вывезти человека на осмотр к онкологу или на магнитно-резонансную томографию, врачам нужно сделать заявку для охраны, которая согласовывает ее у оперотдела и тому подобное, — говорит Агафонов. — И только тогда, когда у них появится возможность и люди на конвой, которых все время не хватает, пациента смогут вывезти в другое учреждение».
Иногда ждут конвоя месяц, полтора или два. В результате человек попадает к специалистам, когда лечить его уже бесполезно. И вот когда врачи лишь разводят руками и человеку остаются считанные недели или месяцы жизни, встает вопрос об освобождении. Но и за возможность умереть дома тоже приходится биться.
Умереть на воле
В статье Уголовного кодекса, где перечислены все существующие меры наказания, лишение свободы и пожизненное лишение свободы прописаны отдельно. И не случайно. Считается, что человек, если он осужден на определенный срок, в итоге должен выйти на свободу — в отличие от осужденных пожизненно. По этой причине тяжкая болезнь может быть причиной освобождения от тюремного наказания как на стадии его назначения, так и во время его исполнения. Причем вне зависимости от обстоятельств дела.
Однако гуманные нормы законодательства разбивается о скалу правоприменительной практики, которая, похоже, остается верной принципам сталинского ГУЛАГа, стиравшего в порошок попавших в его жернова людей.
3 октября ЕСПЧ признал, что российские власти в нарушение статьи 3 Конвенции о защите прав и основных свобод человека проявили бесчеловечное отношение к осужденной Оксане Семеновой.
«В начале 2016 года мы нашли ее среди прочих заключенных и убедились, что Смольнинский суд Петербурга не собирается ее освобождать, несмотря на достаточно красноречивые показания лечащего врача о том, что у них в тюремной больнице имени Гааза нет ни лекарств, ни лицензии на лечение по онкологическому профилю», — рассказал «Ленте.ру» руководитель правозащитной организации «Зона права» Сергей Петряков.
Этот врач, по его словам, под протокол сказал, что срок жизни Семеновой исчисляется месяцами. Учитывая, что сидеть ей оставалось еще несколько лет, судья и прокурор тогда понимали, что отказ от освобождения для нее означает смерть в колонии.
Рак шейки матки обнаружили у Семеновой в июле 2015 года. Через два месяца после этого он стал неоперабельным. Семенова испытывала чудовищные боли.
«Сразу после того, как получили постановление суда и протокол заседания, мы обратились в Европейский суд. Там отреагировали моментально. Со мной связались и сказали, что наша жалоба будет рассмотрена в приоритетном порядке», — говорит Петряков.
ЕСПЧ в качестве срочной обеспечительной меры потребовал от российских властей перевести Семенову в специализированную онкологическую клинику и предоставить необходимые лекарства, но этого сделано не было. В итоге осужденная скончалась в тюрьме.
Смольнинский районный суд, на памяти Петрякова, еще никого из смертельно больных заключенных не освобождал. «Хотя бы освободили женщину, которой оставалось отсидеть полтора года из пяти. Но нет. И ведь решения принимали три профессиональных судьи — женщины», — отмечает правозащитник.
То же самое о практике принятия решений в этом суде говорит Леонид Агафонов: «В первой инстанции никого не удается освободить. Прокуратура и суды боятся брать на себя ответственность. А вдруг на воле человек что-то совершит нехорошее?»
Агафонов лично присутствовал на заседании, где обсуждалась судьба онкобольной заключенной 28-летней Марии, которая семь месяцев не могла попасть к онкологу. «Вот стоит врач и рассказывает, что женщине нужна лучевая терапия, что это может продлить ей жизнь, — вспоминает он. — Если же, говорит, ее оставить в тюремной больнице, то может открыться кровотечение, и у врача не будет возможности оформить документы для срочного вывоза в онкодиспансер для оказания необходимой помощи».
Эти обстоятельные разъяснения заняли около двадцати минут. Затем, как говорит правозащитник, судья обратился к прокурору, а тот стал зачитывать материалы ее уголовного дела. «То есть они уходят от медицинской истории к изучению дела, которое уже было исследовано до них», — сетует Агафонов.
Марии отказали, и через несколько дней она скончалась от внезапно открывшегося кровотечения, как и предсказывал тюремный врач.
Надежда живет
Надежда — единственная из подзащитных Агафонова, кому он помог освободиться, и она еще жива. Ее историю, как и историю нескольких других женщин, давших ему на это согласие, правозащитник включил в большое подробное расследование о том, как мучаются онкобольные в российской тюрьме.
У Надежды рак молочной железы. В тюрьму она попала по делу о незаконном обороте наркотиков. Лечение онкологии, которую трудно было не заметить из-за новообразования на груди, начали поздно. Сделали одну операцию, но случился рецидив.
«Врач сказал: подтвердим, что четвертая стадия, и отпустим домой. Резали опять, я чуть не умерла. Пришла в себя. Ухаживали, поставили на ноги. Пошла на суд, а мне отказывают. Представляете? Слез море, — рассказывает осужденная. — Я потеряла надежду. Это так страшно. Лечения нет никакого. Что мне делать в этой больнице? Поеду на зону, там хоть на улицу выйду — воздух. А то сидишь в этих палатах — четыре стены. И говорю: меня на этап поставьте, пожалуйста. Что я здесь буду делать? И вот меня поставили на этап, и я уехала. А через семь месяцев уже дома была».
Надежду освободил суд второй инстанции. По ее словам, в 2014-м году она провела в тюремной больнице десять месяцев, не выходя на улицу.
Сейчас Надежда живет в деревне в Ленинградской области. У нее ампутирована грудь, метастазы. Из тюрьмы ее освободили, но штраф в 200 тысяч рублей с нее никто не снимал. Деньги вычитают из пенсии по инвалидности первой группы.
В пенсионном фонде ей выделили пять тысяч рублей на приобретение дров к зиме, но деньги тут же сняли со счета судебные приставы. «В первый раз за жуткие для нее три года я услышал, как она расплакалась от бессилия», — написал Агафонов в соцсетях, и неравнодушные люди собрали женщине три с половиной тысячи рублей.
Именем Гааза
Областная больница имени Гааза в городе Санкт-Петербурге, откуда стремилась выйти Надежда и где находились остальные заключенные, о которых шла речь выше, — одно из ведущих лечебных учреждений ФСИН, принимающее пациентов из тюрем и колоний со всей страны.
Летом больнице исполнилось 140 лет. Она носит имя легендарного московского врача немецкого происхождения Федора (Фридриха-Иосифа) Петровича Гааза, жившего в XIX столетии и всего себя посвятившего оказанию медицинской помощи заключенным. В народе его звали «святым доктором», а в 2011 году католическая церковь начала официальный процесс его канонизации.
В учреждение, названное его именем, согласно приказу Минюста № 263, везут пациентов, которым необходимо лечение в отделениях челюстно-лицевой хирургии, нейрохирургии, психиатрии, офтальмологии.
«Всего там 350 посадочных мест», — отмечает Леонид Агафонов. По словам правозащитника, проблема в том, что в здании больницы находятся два учреждения. Сама больница №1, сотрудники которой занимаются непосредственно лечением, и ФК ЛПУ имени Гааза, персонал которого занимается охраной, кормлением и сопровождением. Работа этих двух учреждений стыкуется с трудом: одним важнее люди, а другим — режим.
По профильным направлениям у больницы проблем нет, но лицензии на лечение онкобольных, которых туда тоже привозят, нет. «Не потому, что они не хотят этого делать, а потому, что для этого на каждого пациента должно приходиться по пять квадратных метров, а на самом деле там не более двух метров на человека», — говорит Агафонов.
Нет там и достаточного количества специалистов необходимой квалификации. «Первого врача там аттестовали по онкологии только после того, как правозащитники подняли шум, — в конце 2016 года», — объясняет правозащитник.
В июле 2016 года больница Гааза заключила контракт с городским онкоцентром, чтобы вывозить туда пациентов. «Но контракт есть, а конвоя нет, — говорит Сергей Петриков. — Да и оставить больного в стационаре вне тюремных стен они не могут. В Красноярске одного онкобольного ежедневно возили из отряда на химиотерапию. Это болезненная и опасная процедура, которая по всем медицинским стандартам должна проходить в стационаре, под постоянным врачебным контролем».
Докупать лекарства в течение года больница Гааза не может. Там составляют заявку через УФСИН, которую выставляют на торги. На это уходит не один месяц. «Поэтому женщины с четвертой стадией рака по факту не получали необходимые препараты», — отмечает Агафонов.
В итоге умершие раковые больные получали лишь обезболивающие и витамины, лежа в переполненных палатах, где на десяти квадратных метрах размещено по восемь человек.
«При этом количество мест в больнице ограничено, и человек с начальной стадией онкологии не может попасть туда вовремя, — говорит правозащитник. — Иногда врачи отправляют умирающих людей в колонию, чтобы за это время успеть принять кого-то и провести диагностику. В итоге эти врачи становятся крайними».
В феврале этого года было возбуждено уголовное дело о причинении смерти по неосторожности в отношении врачей. Это произошло после того, как правозащитники направили жалобу в Страсбургский суд по поводу гибели пациентки с онкозаболеванием. «Тогда наши правоохранительные органы попросили ЕСПЧ подождать завершения расследования, — рассказал Сергей Петриков. — Неустановленных сотрудников медучреждения так и не установили, но комиссия выявила много недостатков в оказании помощи онкобольным в больнице Гааза».
После того как о конвейере смерти онкобольных в больнице Гааза заговорили правозащитники, приказ Минюста №54, в котором перечислены диагнозы, с которыми люди подлежат освобождению, в мае 2017 года пополнился несколькими пунктами, в том числе и по онкологии.
А еще пациенты стали быстрее проходить врачебные комиссии, но суды первой инстанции их все равно не освобождают.
«В 2016 году примерно 700 человек, по которым врачебная комиссия подтвердила, что они подлежат освобождению, не дожили до суда, — заключил Агафонов. — Но самое обидное, когда человек получает положительное решение суда и умирает в течение последующих десяти суток, отделяющих его от выхода на волю».