Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
В декабрьском послании Федеральному собранию президент Владимир Путин велел чиновникам не отсиживаться в кабинетах, а больше внимания уделять общению с гражданами. Пока «хождения в народ» случаются у высокопоставленных персон эпизодически. «Лента.ру» вспомнила самые яркие и неожиданные погружения властей предержащих в будни обычных россиян.
Глава государства, призывая подчиненных покинуть кабинеты ради общения с населением, имел в виду, в первую очередь, учет мнения обычных граждан при решении насущных вопросов. Особенно в таких сферах, как благоустройство, сохранение исторического облика и создание современной среды для жизни. Но время от времени чиновники лично погружаются в народный быт, в том числе чтобы лично оценить результаты социально-экономической политики в стране или в регионе.
Первые лица государства не раз захаживали в продуктовые магазины. И это необязательно должен быть супермаркет премиум-класса, где журналисты как-то сфотографировали бывшего депутата Госдумы, а ныне сенатора Елену Мизулину.
Еще будучи президентом, нынешний премьер Дмитрий Медведев перед заседанием президиума Госсовета в Саратове в 2010 году заехал в совершенно рядовой магазин города Энгельса. Сначала он выяснил цены на продукты первой необходимости — хлеб, молоко и яйца. А потом поинтересовался у жителей, не заметили ли они роста цен, и получил отрицательный ответ.
Незадача вышла с гречкой — та действительно пропала из продажи, рассказали тогдашнему президенту. «Это спекулянты. Кто-то пустил слух, что неурожай. Страха нагоняют», — объяснил Медведев и пообещал разобраться. Гречка вскоре вернулась на прилавки, но потом неоднократно выбивалась в лидеры по росту цен на продуктовом рынке. Последний раз это случилось всего пару лет назад — с октября 2014 года по октябрь 2015-го крупа подорожала в России почти вдвое.
Говорили с тогдашним президентом и о пенсиях, и Медведев ссылался на общую экономическую ситуацию. «Прошлый год кризисный был, было тяжело, но мы от своих обязательств не отказываемся», — уверял он жителей Энгельса.
Минувшим летом беседа на пенсионную тему в Крыму получилась жестче. После того как жители насели на Медведева — уже в должности главы правительства — с вопросами про индексацию, он наскоро свернул встречу, пожелав гражданам всего доброго, хорошего настроения и здоровья.
Бывший глава правительства Виктор Зубков, который недолго поработал премьером в 2007-2008 годах, а теперь возглавляет совет директоров «Газпрома», тоже любил пройтись по магазинам. Хотя интересовался прежде всего не розничными, но закупочными ценами, а также положением сельхозпроизводителей. И не зря — позже его назначили куратором агропромышленного комплекса в должности первого вице-премьера.
Но ни у Зубкова, ни у последующих глав правительств «обычного» визита в магазин зачастую не получалось — мешали сопровождающие журналисты и охрана, а персонал, похоже, был предупрежден о визите высоких гостей.
Работу общественного транспорта, которая порой волнует граждан не меньше цен в магазинах, некоторые чиновники тоже испытывали на себе. Кто-то делал это добровольно, другие — по указанию начальства. Так, минувшей осенью глава Калининграда Александр Ярошук обязал представителей городской администрации целую неделю ездить на общественном транспорте в вечерний час пик. «Нет ничего лучшего, чем общение», — объяснил он свою инициативу.
Сколько именно госслужащих успели прокатиться бок о бок с рядовыми гражданами и что они рассказали начальнику по итогам, не сообщалось. Но примерно через месяц Ярошук сам решил протестировать работу новой городской маршрутной сети и прокатился на автобусе в утренний час пик — ровно одну остановку.
Главу города, по сообщениям местных СМИ, сопровождали 19 журналистов и замглавы городской администрации. Ярошуку пришлось ждать автобус лишние семь минут. По итогам поездки он рассказал, что распорядился запустить онлайн-сервис, который позволил бы пассажирам в реальном времени отслеживать движение автобусов.
Известный своей любовью к здоровому образу жизни мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман делит с горожанами не только трудности быта, но и досуг. Его не раз замечали как на массовых пробежках, так и на одиночных. В конце октября он бежал вдоль набережной реки Исети и на глазах горожан спас утку, а позже скромно зафиксировал свой маленький подвиг в Facebook.
По словам мэра, во время вечерней пробежки он заметил двух мужчин, которые поймали птицу на крючок и хотели засунуть ее в мешок. Внимание градоначальника на инцидент обратили мать с ребенком, гулявшие неподалеку. «Меня вдруг это очень задело. Во-первых, утки у нас людей не боятся, доверчивые. Ну и вообще, нечестно как-то и больно. А мальчику тоже утку жалко, и он плачет», — пересказал случившееся Ройзман.
Ради защиты животного мэру пришлось перейти на повышенные тона, но мужчины ни в какую не соглашались отпустить птицу. «И я давай их просто стыдить, «Парни, ну вам не совестно? А если бы ваши дети кормили этих уточек, пришли какие-то чужие люди…»», — поведал Ройзман. Он признался, что «пока стыдил, сам чуть не заплакал».
Не меньшим, чем ЗОЖ, вниманием высокопоставленных чиновников и видных политиков пользуются народные и местные традиции. На этнографическом празднике «Кружилинские толоки», что проходит в донской станице Кружилинской и позволяет окунуться в дореволюционный казачий быт, губернатор Ростовской области Василий Голубев собственноручно собирал арбузы. Потом этими самыми ягодами глава региона сыграл с другими участниками фестиваля в боулинг. Что, по общему признанию игроков, оказалось довольно непросто из-за необычных снарядов.
Губернатор также помог сварить традиционный мед из сока арбузов — нардек. Но остальные забавы, например возможность вспахать землю плугом или попробовать кузнечное ремесло, Голубев вниманием обошел.
После ухода на покой политики и чиновники, в том числе и бывшие главы регионов, чувствуют себя на порядок вольготнее. И занятия выбирают соответствующие.
Экс-глава Пермского края Олег Чиркунов, который в 2014 году обещал переехать жить во французскую провинцию, перед самым новым годом помогал жителям своего бывшего подопечного региона выбирать вино к праздничному столу.
«Поработал в качестве помощника кависта (специалист по элитному алкоголю в гипермаркете — прим. «Ленты.ру»). Очень интересно и очень полезно. Что спрашивают люди, как делают выбор», — рассказал Чиркунов на своей странице в Facebook. По словам экс-губернатора, он заряжается энергией от общения с людьми.
В конце 2015 года Чиркунов тоже давал рекомендации жителям в винном отделе — правда, советы в основном сводились к тому, что нужно внимательнее читать этикетки и проверять информацию о вине в интернете.
Губернатор Иркутской области Сергей Левченко готовится к октябрьскому выездному заседанию Совета безопасности. Несколько дней назад глава Приангарья презентовал дорогостоящий и опасный проект, которому ряд СМИ уже дали название «Сушить и вывозить». Речь идет о планах по ликвидации отходов, накопленных в результате деятельности Байкальского ЦБК (БЦБК). Однако, предложенный губернатором вариант решения проблемы все равно не отвечает на главный вопрос: куда испарятся с территории предприятия горы пресловутого токсичного шлам-лигнина, накопившегося здесь почти за полвека.
Застарелая проблема
Работы по «лечению» промзоны на Байкале Левченко обещает начать уже в нынешнем году, однако судьба данного проекта вызывает справедливые опасения у ученых-экологов и неравнодушной общественности. Связаны они с тем, что за годы работы комбината рядом с ним, а значит — в непосредственной близости от Байкала, были законсервированы миллионы тонн токсичных отходов и малейшая ошибка утилизаторов вызовет экологическую катастрофу.
БЦБК не работает уже четыре года, и с момента закрытия ученые работают над проектами рекультивации. Год назад президент Владимир Путина поручил правительству обеспечить полную ликвидацию последствий негативного воздействия отходов, накопленных в результате деятельности предприятия. По поручению главы государства эти мероприятия профинансируют из федерального бюджета, а стоимость восстановления моря-озера была оценена в 5,9 миллиарда рублей.
Учитывая, что в числе постоянных членов Совбеза — спецпредставитель президента по вопросам экологии Сергей Иванов, а оздоровление уникальных озер (Байкал среди них) входит в нацпроект «Экология», очевидно, что в октябре на заседании в Иркутске вопрос экологической реабилитации промзон станет одним из основных. Тем более, что решить многолетнюю проблему отходов БЦБК губернатор Левченко обещал еще три года назад и за это время здорово преуспел в консолидации административных и финансовых ресурсов проекта в своих руках. Из федерального бюджета на ФП «Охрана озера Байкал и социально-экономическое развитие Байкальской природной территории» выделяется 4,7 миллиарда рублей, остальное — софинансирование из областной казны.
Новые методы
Дело за малым — не на словах, а на деле очистить промышленную площадку БЦБК от золы, шлака и лигнина. Специалисты госкорпорации «Росгеология», которая по решению правительства РФ определена единственным подрядчиком по реализации проекта рекультивации отходов БЦБК, обещают откорректировать проект работ к 30 октября и предлагают тонны токсичного мусора подвергнуть захоронению, предварительно его высушив. По словам гендиректора «Росгеологии» Романа Панова, предполагается, что в накопители отходов на установку обезвоживания земснарядами будут поданы донные отложения. В сжиженные отходы шлам-лигнина добавят определенное количество флаокулянта (полимерного вещества — прим. «Ленты.ру»), в результате чего шлам-лигнин превратится в легко отделяемый от воды сгусток хлопьев.
«Вода будет проходить через соответствующую систему фильтров, все вредные примеси будут оседать», — заявил Панов в ходе недавнего заседания в Байкальске. «Лигнин существенно осушится — с влажностью до 40 процентов. Предполагается, что в результате проведенных работ его класс опасности понизится до пятого уровня. Это уже совсем другой класс отходов, которые можно как размещать на обычных полигонах твердых бытовых отходов (ТБО), так и использовать в качестве грунтовых смесей, вплоть до того, что использовать в сельском хозяйстве в виде удобрения».
Но по словам специалистов, истинно проверенных и безопасных промышленных технологий сушки лигнина в мире пока нет. «Безусловно, часть таких отходов пытаются перерабатывать, получая различные основы для изготовления смол и связующих, пластификаторов и модификаторов, реагентов и наполнителей», — говорит член экспертного совета Минприроды РФ Роман Незовибатько. «Но, поскольку технологический процесс их переработки достаточно сложен и энергоемок, то его экономическая целесообразность ставится под сомнение. Например, процесс разложения лигнина на простые соединения типа бензола или фенола в несколько раз дороже получения этих продуктов из нефти и газа. Да и полного доверия к существующим технологиям пока нет. В основном это экологически опасные экспериментальные производства, чья эффективность, увы, не доказана».
Однако конечное решение о том, какая технология утилизации должна быть применена, принимают региональные власти, так как полномочия по реализации проекта рекультивации промзоны БЦБК были переведены с федерального на областной уровень. И они, по всей видимости, уже все для себя решили. По крайней мере, Сергей Левченко уверено говорит о том, что проектная технология позволит снизить объемы лигнина, что облегчает варианты его вывоза с побережья Байкала.
В свое время главе региона удалось выбить у Минприроды РФ 300 миллионов рублей на доработку инновационной «технологии омолачивания», освоить которые взялась «Росгелогия». В ходе визита Сергея Левченко на БЦБК, специалисты госкомпании показали химический опыт: переливая черную жидкость из колбы в сосуд заявили, что это — лигнинная вода. Однако, на вопрос самого губернатора, насколько чистой остается вода после отфильтровки и флокуляции, внятного ответа не последовало.
Тем не менее, глава Приангарья все равно вынес приговор «сушить и вывозить», не уточняя, насколько это рационально. «На первый взгляд, складирование не кажется проблемой. Но в ходе физико-химического воздействия на лигнин его биохимическая реактивность кратно увеличивается, в том числе благодаря абсорбированию других вредных веществ», — предупреждает Незабиватько. «Такие лигнины легковоспламеняемы, хорошо горят и высокотоксичны. Примером может служить лигнинохранилище Зиминского гидролизного завода, которое многие годы горело и дымило, выделяя СО, SО2, аммиак, сероводород и так далее. Думаю, не нужно объяснять, насколько опасны в высокой концентрации эти вещества для животного мира и человека», — задается риторическим вопросом эксперт.
Но даже если проект «Сушить и вывозить» пройдет без подобных катастрофических последствий, остается еще один важный вопрос — куда вывозить миллионы тонн опасных отходов? Еще недавно региональные СМИ активно писали, что власти пытались перевести земли сельхозназначения в районе поселка Моты Шелеховского района в промышленные большие территории. Теоретически, под ударом находится любой район Иркутской области, так как отходы Левченко все равно надо будет куда-то вывезти. «Если от муниципалитета поступило отрицательное заключение, то, естественно, никто силой навязывать не будет», — говорил в этой связи Левченко. «Поэтому мы будем предлагать другие варианты, исключая село Моты», — подытоживал он.
Осталось лишь найти безумный муниципалитет, согласный превратиться в токсичное кладбище. А с учетом несовершенства предлагаемой технологии — положить у себя под боком экологическую бомбу замедленного действия. И все — за государственный счет, между прочим. Поэтому, если на грядущем заседании Совбеза проект рекультивации все-таки станет федеральной повесткой, очень интересно, какое же решение будет принято по итогам. Ведь Байкал — жемчужина России и он нужен нам всем.
Ялтинский форум проходит в одном из самых красивых мест Южного берега Крыма
С 20 по 22 апреля в Крыму пройдет III Ялтинский международный экономический форум (ЯМЭФ). О том, как развивается площадка, сколько гостей ждут в этом году на Южном берегу Крыма и каковы перспективы ЯМЭФ, «Лента.ру» поговорила с вице-премьером, министром внутренней политики, информации и связи Республики Крым Дмитрием Полонским.
«Интерес к форуму большой»
«Лента.ру»: Форум пройдет уже в третий раз. Если сравнить с первым — какие можно выделить достижения? Изменился ли состав участников по количеству и по качеству?
Полонский: Форум постоянно берет новую планку, ни одного года не было без развития. Я могу, к примеру, привести цифры по количеству иностранных участников. В прошлом году приехали участники из 26 стран — Италия, Болгария, Чехия, Швейцария и так далее. В этом году уже представители 32 стран примут участие. Более ста иностранных граждан на данный момент изъявили желание участвовать в ЯМЭФ-2017, притом что регистрация еще идет, списки обновляются. Всего сейчас зарегистрировались 600 участников, и это не считая тех, кто посетит форум в качестве гостей, это конкретное число тех, кто будет активно участвовать в работе форума, в заседаниях секций. В рамках форума запланировано множество мероприятий.
К ЯМЭФ есть интерес и со стороны органов власти. Первый форум был пробным шаром, второй уже был более интересным, а в этом году получено предварительное согласие на участие в форуме знаковых людей: это вице-премьеры РФ Дмитрий Козак и Виталий Мутко и полномочный представитель президента в ЮФО Владимир Устинов. Понятно, что это «люди государевы», у них постоянно меняется повестка. Но мы их ждем на ЯМЭФ-2017. Также ожидаются федеральные министры. Предварительное согласие на участие дал ректор МГУ Виктор Садовничий. Представительность форума однозначно растет. Растет и количество регионов Российской Федерации, которые проявляют интерес к этой площадке. Мы ожидаем делегации из 14 субъектов России, это намного больше, чем было изначально. Подтвердили свое участие губернаторы Краснодарского края, Иркутской, Оренбургской, Тамбовской областей и других регионов. Если делать краткое резюме, то по составу участников, по представительности, по количеству иностранных делегаций форум занимает уверенные позиции как большое международное экономическое мероприятие.
Был ли практический результат в цифрах от приезда иностранцев — контракты, инвестиционные договоренности? Или они просто приезжали отдохнуть в Крыму?
Безусловно, они приезжали не только отдохнуть. Однако с учетом санкционного режима я могу ответить словами главы республики Сергея Аксенова: мы принципиально не называем те иностранные компании, тех иностранцев и те государства, которые уже реализуют инвестиционные проекты на территории Республики Крым, чтобы им не навредить. Мы понимаем, что для бизнеса очень важна стабильность, спокойствие и невмешательство в его деятельность. Но то, что эти соглашения существуют, то, что эта работа ведется, что есть интерес — и в этом году интерес, к слову, намного больший, — это мы подтверждаем.
Можете сказать, в каких сферах они заинтересованы?
Интерес большой в тех сферах, которые получили наибольшее развитие на территории республики. Это сельское хозяйство, промышленное производство, туризм — то есть отрасли традиционно крымские или те, что сегодня, в силу прогресса в крымской экономике, испытывают наибольший рост. Ими иностранцы интересуются больше всего.
«Картинка неизбежно меняется»
Раз уж мы коснулись санкций… Визиты в Крым зарубежных гостей в условиях санкций и непризнания западным сообществом результатов референдума — это, конечно, политическая история. После каждого визита в Киеве начинается истерика, против этих людей возбуждают уголовные дела, они становятся невъездными… На прошлогоднем форуме, к примеру, помимо европейских бизнесменов были депутаты из Евросоюза. Насколько эти приезды способствуют тому, чтобы на Западе менялась политическая картинка в отношении Крыма и его воссоединения с Россией?
Эта картинка неизбежно меняется. Мы же с вами понимаем, что если чиновники, депутаты, высшие руководители различных регионов иностранных государств или различных органов власти голосуют поднятием рук, своими мандатами, то бизнесмены, которые приезжают на этот форум, голосуют, что называется, рублем, евро и долларом. Когда растет экономический интерес, это неизбежно меняет политическую ситуацию. Участие иностранных предпринимателей в крымской экономике — это безусловный вклад в развитие политических взаимоотношений. Я назвал количество государств, которые в этом году направят своих участников. О какой блокаде мы можем говорить де-факто или де-юре, когда они приезжают сюда, с нами договариваются, вкладывают свои деньги в развитие крымской, а соответственно — российской экономики? Поэтому с политической точки зрения Ялтинский международный экономический форум имеет очень большое значение. Тем более что на полях этого форума происходят не только разговоры на экономические или бизнес-темы, здесь обсуждаются и политические вопросы. И присутствие чиновников высокого уровня, членов правительства, политиков создает плодотворную почву для решения политических задач.
То есть можно сказать, что информационную блокаду таки прорвали?
Если только в кавычках блокаду. Потому что столько, сколько говорят за границей о России и крымском вопросе — это не информационная блокада. Другой вопрос — какие акценты при этом расставляются. Тем не менее когда люди приезжают и видят российские крымские реалии, российскую крымскую действительность — конечно, у них меняется отношение, и они с этим отношением возвращаются туда. С этой точки зрения, разумеется, это экономической, политический, информационный прорыв. Каждый такой визит приносит результат, каждая капля точит камень сформировавшегося отношения к Крыму и крымскому вопросу на Западе.
Количество СМИ, освещающих ЯМЭФ, растет год от года. Большое внимание со стороны прессы, телевидения, радиостанций?
Безусловно, интерес растет, растут и наши возможности. На первом форуме не было никаких отдельных площадок у средств массовой информации — просто были журналисты, которые передавали новости, а в этом году многие СМИ — мне приятно, что это и «Лента.ру», — открывают свои постоянные площадки. Они ведут прямые репортажи, к ним приходят разные гости, дают интервью, отвечают на серьезные вопросы. Плюс в этом году на нескольких телеканалах будут прямые трансляции самых знаковых мероприятий форума. Интерес очень большой, и самое главное, что в этом году форум приобретает с медийной точки зрения статус и формат, характерный для мировых мероприятий серьезного уровня. Мы знаем, что в Российской Федерации есть несколько успешных бизнес-площадок — например, Петербургский международный экономический форум, Сочинский, Восточный. Понятно, что мы еще не доросли до их уровня, но, по крайней мере, все механизмы, все инструменты в этом году, надеюсь, окончательно оформятся.
А зарубежные СМИ подавали заявки на аккредитацию?
У меня под рукой нет итогового листа, не могу сказать, кто зарегистрировался на настоящий момент. Но я знаю, что, конечно, такие заявки существуют в большом количестве. Естественно, мы должны понимать, что в основном это российские средства массовой информации и те, которые работают на ближнее зарубежье. Однако отдельные СМИ приедут к нам и из дальнего зарубежья.
«Крым — это новая Россия»
В рамках форума в Ливадийском дворце будет открыта отдельная площадка «Крым — витрина России». Расскажите подробнее, что это за новая площадка и чем она будет отличаться от остальных.
Не хотелось бы забегать вперед. На форум приедет Александр Любимов (тележурналист и продюсер, вице-президент Академии российского телевидения — прим. «Ленты.ру»), который будет модератором этой площадки, он все расскажет. Хотелось бы сохранить интригу до открытия. Если только в общих чертах. Главная задача данного проекта — сделать так, чтобы Крым по направлениям развития, по достижениям был для России действительно витринным. У нас уже сегодня есть то, чем мы можем гордиться, но нам бы хотелось, чтобы каждое наше достижение в любой сфере — будь то промышленность, сельское хозяйство, медиа, информационные технологии и так далее — становилось примером. Причем таким примером, который мог бы использоваться другими регионами Российской Федерации, и чтобы наши зарубежные коллеги это видели. Поскольку все-таки Крым — зона особого внимания, каждое событие здесь рассматривается под микроскопом. Собственно, наша задача — каждое достижение, каждый успех превратить в точку интереса, точку притяжения. Если говорить кратко, такова цель этого проекта. Что касается всего остального — думаю, уважаемые наши коллеги будут иметь возможность познакомиться со всем этим на секции, которая так и будет называться: «Крым — витрина России».
То есть это отдельный проект в рамках форума?
Конечно. Проект информационного продвижения Крыма, если кратко. Мы говорим о том, что такое Крым для России. Крым должен быть федеральным брендом, Крым — это новая Россия, это воплощение всего нового, что сегодня делает Российская Федерация, это Россия ХХI века.
Глава республики Сергей Аксенов обещал, что потенциальным инвесторам уделят особое, совершенно беспрецедентное внимание. В частности, что все республиканские министры тет-а-тет будут общаться с бизнесменами и чуть ли не составлять с ними дорожные карты. Действительно все будет проходить в таком тесном формате?
Безусловно. Уже составлен для участников форума предварительный график работы и консультаций со всеми нашими министрами, председателями государственных комитетов. То есть все министры по своим направлениям будут вести, что называется, постоянный диалог по всем вопросам. Ведь наша задача — добиться эффективного, быстрого сопровождения проекта. Приведу в качестве примера себя. Перед нашим с вами разговором я закончил совещание по одному из инвесторов, который работает в сфере телекоммуникаций и связи. Буквально в ручном режиме представители всех органов, которые задействованы в этом, — министерство земельно-имущественных отношений, Госкомрегистр, министерство экологии, наши дорожные службы и так далее — сели и проговорили пошагово, что мы должны сделать. Подписали инвестиционное соглашение, нужно теперь помочь оформить все площадки, оказать содействие в максимально быстром прохождении документов.
В таком ручном режиме — по-хорошему ручном — проекты двигаются действительно быстро. Потому что надо понимать, что некая инерция прошлого с излишней забюрократизированностью процессов, нежеланием чиновников добиваться высокого результата, смотреть в будущую перспективу, а зачастую и преследованием личных корыстных мотивов в развитии инвестиционных проектов — все это мешает нормальному рабочему процессу. Наша цель — убрать подобные моменты в прошлое. А задача каждого инвестора — довести до реализации инвестиционный проект. Мы все заинтересованы в том, чтобы инвестиции приходили в Крым, чтобы инвесторы как можно быстрее заканчивали организационную, подготовительную часть и переходили непосредственно к реализации проекта, чтобы люди получали зарплату, а Крым получал налоги и таким образом преображался.
«Не мелкие контракты, а миллиардные инвестиционные соглашения»
На форуме в прошлом году был подписан контракт о строительстве нового терминала симферопольского аэропорта — самый крупный контракт, подписанный на ЯМЭФ-2016. Как продвигаются работы по строительству этого терминала?
Работы по многим направлениям идут не просто в графике, а с опережением графика. Я часто пользуюсь аэропортом по служебным делам, и каждый раз, когда улетаю, а потом прилетаю через несколько дней, отмечаю какие-то изменения. Вот смонтировали новые опоры, вот монтируют какие-то новые балки, перекрытия — преображается территория. Это такой показательный проект, и он хорош еще и тем, что люди, которые впервые прибывают в Крым — а аэропорт на сегодняшний момент один из двух главных каналов прибытия в Крым и для отдыхающих, и для бизнесменов, и для чиновников, — уже из иллюминатора самолета видят этот самый новый Крым, который строится. Стройка действительно очень впечатляющая, я верю, что все будет выполнено в срок, и новый терминал заработает четко в соответствии с установленным графиком.
Планируется ли подписание таких же крупных контрактов на нынешнем форуме?
Достаточно большое количество соглашений в различных отраслях внесено в перечень подписаний. Это как раз то, о чем я говорил: проекты в сфере сельского хозяйства и промышленности — миллиардные. Не хочу раскрывать, что это за проекты, но могу по списку назвать цифры, о которых идет речь: 18 миллиардов рублей, 9 миллиардов, 2 миллиарда, 4 миллиарда, 7 миллиардов рублей. То есть не мелкие контракты, а миллиардные инвестиционные соглашения. Нельзя недооценивать объемы и масштабы тех инвестиций, которые должны прийти в Крым. Это очень большие деньги.
На ваш взгляд, ЯМЭФ со временем может стать таким же крупным событием, как форумы в Санкт-Петербурге, во Владивостоке, в соседнем Сочи? Что по этому поводу думают власти Крыма, какие дают прогнозы?
Задача любого проекта — развиваться, расширяться, становиться больше. Тем более настолько большая страна, что, я думаю, здесь не нужно говорить о какой-то конкуренции между форумами и площадками, а нужно говорить о том, что каждая из этих площадок обеспечивает равномерное развитие территории. Понятно, что до Питера, Сочи и Владивостока нам еще расти, но развивать Крым и Севастополь нужно однозначно. Действительно, крымская точка притяжения должна быть эффективна для экономического и политического развития региона. Регион у нас знаковый, от этого никуда не денешься, и статус его со временем не изменится, поэтому развитие форума — задача номер один. Рост от первого до третьего форума очень большой, надеемся, что четвертый, пятый и все последующие дадут мощный толчок развитию Республики Крым и города Севастополя.
Конец апреля на Южном берегу Крыма — уже практически лето и скорое начало курортного сезона. Погоду хорошую гостям форума обещаете?
Как вы понимаете, небесной канцелярией я не руковожу, у нас на нее влияния нет. Однако я думаю, что тот заряд энергии и желание сделать все, чтобы форум состоялся и чтобы он прошел хорошо, позволит нам создать теплую атмосферу не только внутри, но и снаружи помещений, где будут приниматься важные решения. Надеюсь, что Ялта встретит гостей хорошей погодой, солнцем и теплом.
В России заговорили о необходимости сократить дистанцию между чиновниками и простыми людьми. Это проблему регулярно поднимают на всех уровнях, а в администрации президентауверены, что на сближение власти и граждан в стране сформировался запрос. «Лента.ру» узнала у политолога Екатерины Шульман, как возникла эта дистанция, как чиновники создают свои «информационные пузыри», что происходит внутри них и как россиянам доносить до управленцев свои проблемы.
«Лента.ру»: В одном из ваших интервью вы сказали: не стоит удивляться тому, что чиновники живут в совершенно другом информационном мире. С чем эта проблема, на ваш взгляд, связана?
Шульман: Проблема эта не новая, и само явление достаточно понятное. Каждый из нас склонен образовывать свой собственный информационный пузырь и дальше в нем находиться. Есть множество психологических исследований, которые показывают, что человек с максимальным доверием воспринимает ту информацию, которая подтверждает его уже существующие убеждения. Это называется confirmation bias: склонность искать и верить тому, что подтверждает наши взгляды, и отвергать то, что им противоречит. То есть мы выбираем сознательно из всей массы сведений, которыми снабжает окружающий мир, те, которые подходят под наши, как это называлось в пушкинскую эпоху, предрассуждения.
Так поступают все, но чем выше вы забираетесь в административной иерархии, тем больше у вас возможностей этот свой информационный пузырь делать физически непроницаемым. Тем меньше шансов, что реальность к вам в окошко постучит. Человек, живущий, так сказать, обыкновенной жизнью, все-таки сталкивается с внешним миром, который не подчиняется его желаниям и не обязан соответствовать его заранее сформированным представлениям. А начальник — он, во многом, сам формирует свою окружающую среду. Поэтому их информационные пузыри гораздо толще и крепче наших.
Речь не идет о том, что они находятся в каком-то беззаботном и прекрасном мире. На самом деле их мир довольно жесток и ужасен, но он ужасен по-другому — своей внутривидовой конкуренцией. Там меньше взаимопомощи, меньше сочувствия, там у людей реже встречаются адекватные семьи. В этом смысле им, конечно, тяжело живется. Цитируя другой популярный литературный источник, даже если вы человек завистливый, тут завидовать нечему.
Но вот эта возможность формировать собственную реальность и дальше в ней счастливо находиться — там ее, конечно, больше. Новая информационная прозрачность, которая на всех нас опустилась, одновременно делает начальственную жизнь более видимой и более проницаемой, но и возможность подбирать себе свою, скажем так, новостную ленту тоже увеличивает. С этим сталкиваются не только начальники, но начальники больше на виду.
Есть много данных о том, как социальные сети радикализируют людей. Вы подбираете себе друзей и свои информационные источники так, чтобы они соответствовали вашему представлению о реальности, а всех остальных вы выкидываете, потому что они вам противоречат, и этим неприятны. Таким образом у вас образуется информационная среда, которая постоянно вам поддакивает. На простом уровне — у вас в ленте останутся только те люди, которые будут хвалить ваши наряды, ваши пироги, ваших детей, признавать ваши высказывания меткими и остроумными. Так вы и живете, и таким образом ваши особенности, против которых никто не возражает, усиливаются. Это и есть то, что с точки зрения политической науки называется радикализацией. Единообразие, отсутствие альтернативного мнения, отсутствие альтернативной картины мира усиливает те свойства, которые у вас и так были, и уносит вас все дальше от умеренности.
А вот теперь представьте, что вы обладаете властным ресурсом и можете людей из друзей выкидывать физически. Вам вообще никто не возражает, всем вашим шуткам смеются, все ваши предложения гениальны, все ваши предыдущие идеи уже реализовались и тоже — с большим успехом. Потому что о неуспехе вы не узнаете, вам просто не расскажут. А тех, кто пытался рассказать, вы уже выкинули. Очень трудно в таких условиях сохранять базовый контакт с реальностью, и очень немногие на это способны.
Это не какая-то наша специфическая российская беда. Это и не беда нынешнего дня. Беда нынешнего дня в том, что это очень сильно на виду. Власть раньше была гораздо более сакрализирована и закрыта, а сейчас они все точно так же видимы, как и мы, простые смертные, причем часто еще и по собственной инициативе, они эту видимость себе устраивают сами.
Но в странах работающей демократии лекарством от сужения горизонта и радикализации является выборная ротация. Никакой человек в этом волшебном мире замкнутости и гармонии долго не задерживается. Через какое-то время он попадает обратно в реальность, а на начальственный этаж попадают люди из реальности. Так нужный уровень контакта с реальностью сохраняется. У нас же люди, попав в волшебный мир начальства, склонны застревать в нем на десятилетия, и детей своих там же оставлять. Это несколько усугубляет ситуацию.
Отсюда создается ложное впечатление, что чиновники как-то особенно обнаглели, что они раньше себе такого не позволяли, а теперь стали позволять. Или есть еще, на первый взгляд, противоположная, а на самом деле дополняющая конспирологическая версия о том, что это какая-то специальная кампания по канализации народного гнева в сторону глупых региональных госслужащих, которые что-то не то сказали.
Чуть ли не поручение какое-то дано: давайте вы будете говорить глупости, народ на вас будет злиться, но не обращать внимание на что-то другое. Это конспирология, которая понятно откуда берется. Хочется как-то себе объяснить, откуда вдруг такой взрыв этих нелепых начальственных заявлений. На самом деле это не взрыв, это — повышение видимости: не говорить стали больше, а записывать и транслировать стали больше, и больше на порядок.
Логично предположить, что людей, живущих в своем начальственном мире, из внешнего мира интересует лишь то, что интересует его вышестоящее начальство.
Да, совершенно верно.
«Куем щит, который вас всех защитит. Почему-то это никого не порадовало»
О некоторых вещах, как вы рассказывали, чиновники и депутаты могут даже не догадываться.
Когда начинаешь говорить о том, что, например, необходим закон о профилактике домашнего и социально-бытового насилия (я сопредседатель соответствующей рабочей группы в СПЧ), тебя спрашивают: «Скажите, а это действительно проблема? У вас есть какие-то цифры, подтверждающие, что это проблема? Или это какая-то там медийная кампания на Западе?» Смотришь на человека и думаешь: что ж тебе ответить-то, голубчик? Как сказать, чтобы не обидеть? Но не хочется в ответ говорить: дядя, вы дурак, потому что понятно, почему это возникает. При этом в ближайшем окружении этого самого человека может быть миллион случаев, когда муж бьет жену. Но ему почему-то не кажется, что эта проблема называется семейно-бытовым насилием и требует вмешательства на уровне законодательного регулирования. Он не представляет себе, что это социальное явление, а не какой-то отдельный удивительный случай у соседей.
А есть своя линейка вопросов, которые, наоборот, в начальственных кругах считаются важными и актуальными, а для остальных людей таковыми не являются. Ну, скажем, известное явление, что у нашего высшего бюрократического руководства, среди которого большинство родились в 50-х годах, уровень религиозности гораздо выше, чем в среднем по стране. У нас в руководстве люди гораздо более воцерковленные, близко связанные с церковной иерархией и вообще, скажем так, больше вовлеченные в религиозную жизнь, чем все остальные. Общество у нас в основном секулярное, к религии по большому счету равнодушное, свое поведение в соответствии с религиозными нормами не регулирующее. И церковные иерархи воспринимаются как часть начальства, а не как духовные лидеры. В среднем, социология дает нам такую картину, причем чем младше респонденты, тем ниже будет фиксируемый уровень религиозности. А в племени начальства все по-другому.
Поэтому довольно часто возникают такие вещи, когда людям кажется, что если они построят новую церковь, то им все будут признательны и рады. И когда они потом сталкиваются с сопротивлением граждан, которые говорят: нет, нам это не нужно, мы хотим музей, парк, — они страшно удивляются и думают, что это какие-то американцы организовали, что это проплаченный протест. Кто же еще может быть против такого святого дела, как очередную церковь построить?
Или огромную статую Христа, как на Дальнем Востоке.
Или вернуть Исаакиевский собор церкви, как это было задумано: в столетие революции 1917 года как шаг к примирению противоборствующих сторон, завершающий гражданскую войну и излечивающий все нанесенные ею раны священным елеем. А вышло ровно наоборот. Это одна из историй о том, как повестки разнятся.
Или представление о том, что новость о новой ракете будет предметом всенародного счастья. А вместо этого мы видим по социологическим данным, что людей очень сильно беспокоит избыточное финансирование ОПК и всех наших внешнеполитических и военных приключений.
Раньше такой социологии не было?
Еще раньше, в 2018 году, когда социологи смотрели на реакцию на послание Федеральному собранию и задавали людям вопрос, каким проблемам было уделено слишком много внимания, а каким — слишком мало, 46 процентов, половина почти, сказали, что слишком много внимания в послании прошлого года было уделено военным проблемам.
Оно было, да, насыщенным.
Оно было, да. Но, опять же, зачем это было сделано? В первую очередь, видимо, для того, чтобы поразить наших, как принято выражаться, заокеанских партнеров, но ведь и для того, чтобы порадовать людей. Сказать, смотрите, мы тут куем щит, который вас всех защитит. Почему-то это никого не порадовало.
А искренне считали, что должно было?
А вот, наверное, должно было.
Сказавши это, я должна сказать и еще одну вещь. Говорить о том, что полностью непроницаемой стеной отделен мир начальства от мира людей, и у них нет общих тем, нельзя. По тем же посланиям президента Федеральному собранию, раз уж мы о них заговорили. И по прошлогоднему, и, в особенности, по посланию этого года видны настойчивые попытки коснуться и как-то осветить те проблемы, которые для людей являются значимыми и важными. И даже в прошлогоднем послании, в котором всем вниманием завладели мультики с летающими ракетами, была первая часть, очень мирная, и в значительной степени гуманитарная, в которой были упомянуты проблемы городской экологии (это для людей сверхважная проблема, это проблема завтрашнего дня и всех следующих лет; парки, леса, воздух, мусор, качество воды — это будет политическая повестка как минимум ближайшего десятилетия, попомните мои слова), и вопросы налогов на недвижимость, и качество здравоохранения и образования.
Особенно важно — про здравоохранение, поскольку, во-первых, у нас стареющее население, а во-вторых, как мы видим по социологическим данным, граждане считают здравоохранение в большей степени заботой государства, чем образование. Ответственность за образование они в большей степени готовы брать на себя: у нас есть цифры, и они очень выразительны и интересны. Но считается, что здравоохранение государство обязано обеспечить. Видимо, логика такая: образование — для молодых (хотя это не совсем справедливо), а здравоохранение в том числе для тех, кто не может сам себе помочь.
Мы видим, что государство тоже пытается об этом говорить. Но я боюсь, что в этом году, судя по реакции на послание, в котором были обещаны большие расходы, мы не видим никакой социологически замеряемой реакции на это. Есть ощущение, что уже сформировалось устойчивое представление о том, что высшее руководство волнует только война и внешняя политика. Очень трудно это сложившееся представление перебить. Сложилось мнение — «начальству нет до нас дела».
Не является ли это следствием так называемого «негласного» договора людей с государством, мол, давайте жить отдельно, мы на вас не обращаем внимание, и вы нас не трогайте?
Я не уверена, что такой договор когда-то существовал, потому что даже и сейчас, когда вера в государственную помощь у граждан явно снижается, мы все равно видим большие требования и большие ожидания от государства. По-прежнему считается, что государство много чего должно. Если мы возьмем данные о том, в чем люди считают помощь государства необходимой, то на первом месте у нас будет обеспечение адекватной оплаты труда. То есть люди в большинстве своем считают, что государство должно не то чтобы раздавать деньги, но требовать от работодателя, чтобы труд оплачивался достойно.
В политической системе здорового человека это было бы, конечно, не делом государства, а делом профсоюзов. Если бы наша политическая система была чуть более свободной, чуть более конкурентной, то у нас самой влиятельной общественной организацией были бы, конечно, профсоюзы.
Про негласный договор, скорее, имеется в виду уход людей в серый сектор, с глаз государства. А теперь в тестовом режиме ввели закон о самозанятых.
Ввели. То есть, видите, государство не хочет, чтобы люди уходили в серый сектор. Хотя, как говорят нам многие исследователи, в том числе Симон Гдальевич Кордонский, главный апостол гаражной экономики, на самом деле это наш спасательный круг. Эти, по Росстату, 29-30 процентов экономического оборота, которые находятся вне государственного учета, может быть спасают нас от гораздо более высокого уровня социальной напряженности. Они демпфируют последствия экономических кризисов. Так было в 2008-2009 годах, и так же было после 2014-го. То есть люди спасаются самостоятельно, без помощи государства. Гаражная экономика дает нам рабочие места и доходы, позволяет людям кормиться. При этом государство видит в этом если не угрозу, то пролетающий мимо рта кусок, и очень сильно стремится, как мы видим по многочисленным попыткам зарегулировать все, что движется, снять с этого свою налоговую денежку.
Кстати говоря, централизация и новые информационные технологии в определенной степени на это работают. Выдающиеся успехи в собираемости налогов, которыми ФНС отчитывалась за 2018 год, основаны в том числе на том, что финансовый оборот становится все более и более прозрачным. И люди, и их экономическая активность все более проницаемы для государства. Оно лучше стало собирать налоги, и в ответ на это мы видим, как потребительская экономика пытается уходить в кеш. Каждый из нас, я думаю, сталкивается с тем, что последнее время все чаще нам в заведениях торговли и общественного питания стали говорить: «Знаете, а у нас сегодня терминал [для оплаты картой] не работает».
«Одним митингом нельзя ничего добиться»
Возвращаясь к теме разных миров, хочется вспомнить стандартные ответы пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова, которые мы слышим едва ли не еженедельно: «не в курсе», «не слышали», «пока не ознакомились». В это тоже с трудом верится. Создается видимость неинформированности?
Я не имею отношения к системе, которая информирует президента и вообще высшее начальство, поэтому не могу сказать, каким образом она работает. Но я знаю по своему предыдущему опыту госслужбы, что, конечно, эти люди читают дайджесты, текстовые распечатки, которые подобраны у них в папках. На первом месте там будет то, что связано с фамилией самого потребителя дайджестов, потом будет то, что связано с его структурой (регионом, министерством, ведомством и так далее), будет раздел новостей стран и мира, но это не самое главное. Самое главное — Vanity Search. Как каждый из нас, грешных, ищет себя в новостях и в социальных сетях, чтобы посмотреть, что про нас пишут, так и они, только у них для этого в штате есть специально обученные люди.
Так картина мира, конечно, искажается. Еще раз повторю: то, что, как нам кажется, все обсуждают, все знают, на каждом заборе написано — оно написано только на нашем заборе. Каждый из нас находится в таком же положении, и может примерить на себя, каково жить в информационном пузыре. То, что обсуждается в вашей ленте, не обсуждается в соседней, и наоборот. Просто от нашей с вами информированности мало чего зависит, а от информированности людей, принимающих решения, зависит очень много.
Поэтому, кстати говоря, инструменты публичности так важны. Хотя бы рассказать лицам, принимающим решения, о том, что какая-то проблема существует, — это уже важное достижение. Потому что они могут много о чем вообще не знать. Тут мне не хочется переходить на позицию «царь хороший, просто его не информировали», потому что его может и информировали, но совершенно с другой стороны.
Вот, к примеру, паллиативная помощь. Не было такого слова в государственном словаре. Потом оно появилось, спасибо Нюте Федермессер. Поэтому важны те площадки, где начальство встречается с людьми. Ценны площадки, на которых эти новые слова могут прозвучать. Потому что они не читают ваш Facebook и не видят ту «вирусную» публикацию, которую, как вам кажется, прочитал весь свет. Но они ходят на совещания. И на это совещание можно заявиться и сказать: а вот знаете, столько-то человек становятся жертвами домашнего насилия, и можно сделать так, чтобы эта цифра стала ниже. Давайте это сделаем?
Поэтому еще так важны обращения граждан.
Да, кстати, следующий вопрос был как раз — как достучаться до власти, какие средства эффективны? Вы говорили, что не стоит недооценивать официальные каналы связи.
Не стоит недооценивать официальные каналы связи. Многие считают, что это профанация и пустая трата времени, а на самом деле — нет. Надо понимать, что, организуя кампанию по посылке обращений в госорганы, вы не добиваетесь ответа лично вам. Никакого внятного ответа вы не получите, но на каком-то совещании, которого вы не увидите, какой-то человек, которого вы не знаете, достанет пачку распечатанных писем граждан, и скажет: вот, смотрите, нас завалили обращениями. И тогда важный для вас вопрос хотя бы встанет в повестку.
То, о чем я часто говорю: у машины власти есть свой интерфейс, и через этот интерфейс с ней можно общаться, а вне этого интерфейса — трудно. Она вас не услышит. Это как автомат по продаже билетов: у него есть щелочка, и туда можно засунуть бумажку или карточку приложить, и он заработает. А если вы будете перед ним прыгать, читать ему стихи или ругаться матом, он вас не услышит. Вы будете очень выразительны в своих собственных глазах, смелы, отважны и радикальны, но вас не услышат. Не потому, что аппарат плохой, а потому что у него нет той щели, в которую вы можете внедриться. Есть другие щели, куда внедриться можно, и надо пытаться это делать. Не всегда, не сразу, точно не с первого раза — но это помогает.
Какие еще средства коммуникации эффективны?
Одно средство, один канал, один механизм никогда не дает результата. Если вы когда-нибудь имели дело со сферой PR или GR (Government Relations; связь с органами государственной власти — прим. «Ленты.ру»), то знаете, что всегда разрабатывается кампания, а не отдельная акция. Отдельная акция, даже если это акция самосожжения, не поможет. Вы попадете в новости, но на этом всё.
Всегда должна быть комплексная система воздействия, в которую входят и кампания в медиа, и кампания в социальных сетях, и обращения по официальным каналам обязательно, потому что, повторюсь, это то, что, по крайней мере, государственная машинка разжует и усвоит. Если вы можете устроить какую-то массовую акцию на свежем воздухе — это рискованно, дорого во всех смыслах и тяжко, но это обратит на вас внимание. Но, опять же, одним митингом нельзя ничего добиться. Только комбинацией, и тут тоже без гарантий. Но без этого ничего не выйдет. При употреблении этих механизмов может тоже ничего не выйти, но без них — точно никогда ничего не получается.
Обычно три ключа позволяют хотя бы подойти к решению проблемы. Это организация, то есть наличие организационного ядра: вы не должны быть в одиночестве, лучше, если у вас есть какая-то структура, НКО или партия (если вдруг у вас есть партия). Второе: юридическая поддержка, потому что редко решение какой-либо проблемы проходит мимо суда. То есть, если проблема связана с нарушением ваших прав, то с судом вам придется познакомиться, и к этому надо быть готовым. И третье — это публичность. В любом деле, если вам рассказывают, что шумом вы себе только навредите, — посмотрите внимательно на человека, который это вам рассказывает. Запомните его имя, потому что он не желает вам добра (возможно, это вообще следователь, и он вам точно добра не желает). Нет таких случаев в известной нам практике, чтобы шум кому-то повредил. То, что без шума и без публичности с людьми происходят страшные вещи, и об этом просто никто не узнаёт — это да, бывает.
Как бывает и то, что шум не помогает. Да, будьте к этому готовы. Вообще бывает, что вся ваша активность не даст вам немедленных результатов. Если вы ожидаете, что с первого раза от одного какого-то вашего действия вы сразу получите то, чего вы хотите, — вы еще не повзрослели как гражданин.
А вот петиции. Читают?
Читают. Как ни странно, почему-то петиции на Change.org оказывают действие в большей степени, чем наше родное РОИ (Российская общественная инициатива), хотя РОИ действует на основании указа президента, есть утвержденное положение о Российской общественной инициативе. Но почему-то, если вы посмотрите их результативность и результативность Change.org, то это будет очень выразительный контраст. На Change.org, чтобы на вас обратили внимание, вам надо тысяч 50 подписей, а лучше 100.
Можете привести примеры, когда петиции срабатывали и власть реагировала?
Ну, скажем, косатки знаменитые. Очень много случаев, когда конкретные дела решались. Например, когда люди выступали против закрытия больницы. Вот, прямо сейчас смотрю, петиция против суверенного интернета (закон об устойчивом интернете в России — прим. «Ленты.ру») уже перешла за 100 тысяч подписей. Посмотрим, что у них получится. Закон-то сам будет принят, но вопрос — в каком виде и в какие сроки.
Интересно, что и те механизмы, которые явно задумывались как декоративные, витринные, имитационные, наподобие какого-нибудь «Активного гражданина», свои имитационные функции выполняют, когда нужно, чтобы неведомые граждане одобрили начинания мэрии Москвы, но при этом, как многие убедились на собственном опыте, если туда пожаловаться на какое-то локальное безобразие и его сфотографировать, то районное начальство отреагирует. Это, конечно, не та партиципаторная демократия, или демократия участия, о которой мы все мечтаем, но худо-бедно это тоже работает.
По активности людей у нас какая-то свежая социология есть?
У нас возрастает протестная готовность. Она потихоньку растет с 2017 года, в середине того года произошла нормализация протеста, как ее называют социологи. За 50 процентов перевалило суммарное число тех, кто считает протестную деятельность, скажем так, нормальной и ненаказуемой саму по себе. То есть люди перестали считать, что любой протест ведет к революции, майдану и поджогу покрышек.
В 2018 году по понятным социально-экономическим причинам очень сильно выросло число людей, которые заявляют, что они готовы участвовать в протестах. Но это не коррелирует напрямую с реальным участием.
Что касается гражданской активности, то последние десять лет — это неуклонный рост участия в волонтерской деятельности и в деятельности некоммерческих организаций, в благотворительности. Это и регулярные пожертвования, и физическое участие. Что особенно радует, после 2014 года со снижением реальных располагаемых доходов граждан не произошло соответствующего снижения участия в благотворительности и числа жертвователей, особенно микродоноров и регулярных «подписчиков» благотворительных организаций. Это в высшей степени здоровая тенденция.
«Вместо хаоса, анархии и беззакония появляется прозрачность»
Артем Оганов — теоретик-кристаллограф, минералог, химик, физик и материаловед. С 1998 года он учился и работал в Великобритании, Швейцарии, США, а в 2013 году вернулся в Россию и теперь возглавляет Лабораторию компьютерного дизайна материалов в МФТИ. «Лента.ру» попросила его рассказать, чем он сейчас занимается, изменилось ли что-то за эти годы в российской науке, а также о личных моральных ориентирах и о том, как популяризировать науку.
«Лента.ру»: Вы вернулись в Россию пять лет назад. Зачем? Вы бы согласились снова поехать в США, если позовут?
Оганов: Нет, не согласился бы. Мне нравится жить в России. Надо сказать, мне и в Америке нравилось, но от добра добра не ищут. Я на своем месте, у моей лаборатории великолепные условия работы, и я знаю, зачем я здесь. Когда я жил в США, мне было там хорошо. Американцы — прекрасные люди, мне нравятся американские университеты — своим устройством, многими своими особенностями. Но я периодически задавал себе вопрос: а ради чего я тут? У меня было ощущение, что я загостился в чужом доме, а мой дом нуждается во мне. Нужно, чтобы наш дом тоже был благополучным.
Впрочем, жизнь непредсказуема. Мы не знаем, что будет в России и на Западе даже через пять лет. Очень надеюсь, что здесь все будет очень хорошо, и не будет никакого смысла отсюда уезжать.
Когда вы вернулись, в одном интервью говорили, что в российской науке существует проблема с управленцами и менеджерами, которые совершенно бездарны. За прошедшие годы что-то изменилось в лучшую сторону?
Да, поменялось совершенно однозначно. Я вижу много молодых талантливых управленцев, энергичных, совсем не того типа, как мы привыкли. Молодые начальники подразделений в институтах, молодые деканы, ректоры. Например, новому ректору Менделеевского института 38 лет. Есть интересная инициатива — ректорский резерв. Насколько я понимаю, в Московской школе управления в Сколково собирают людей, которые потенциально могли бы стать ректорами наших институтов и университетов, и проводят с ними разные тренинги, которые должны повысить их квалификацию и готовность.
Как-то меня пригласили выступить на таком тренинге. Это были люди, уже занимающие высокие должности в университетах страны. И тут оптимизма у меня несколько поубавилось: я увидел много тусклых глаз, услышал много странных вещей. Например, люди говорили, что ректор должен получать больше всех, потому что на нем лежит большая ответственность, его могут уволить за любую ерунду, поэтому он должен побыстрее нахапать побольше денег, чтобы ему было на что жить, когда его уволят.
И как изменить такое отношение управленцев к должностям?
Как выпрямить кривое? Никак. Нужно отбирать правильных людей штучно, тех, кто понимают, что руководство — это всегда служение. Когда человек руководит другими, то является не рабовладельцем, а помощником, даже слугой. Чем меньше человек перестраховывается и чем больше занимается делом, тем больше люди его любят и уважают, тем дольше он продержится на своей работе.
Вы не думаете, что такая ситуация сложилась из-за устройства современной системы власти? Люди боятся проявлять инициативу и стараются перестраховаться на всякий случай.
Я так не думаю. Мне кажется, сейчас в России очень благоприятный период — времена, похожие на правление Екатерины II. Страна тогда находилась в несколько раздербаненном состоянии, высокой международной конкуренции и внутренней несобранности. Вдруг Россия получает очень толковых управленцев, которые многократно усиливают ее потенциал, экономика резко идет вверх, армия становится непобедимой, наука достигает вершин. До Екатерины она была большой, но лишь относительно сильной, и с ней никто по сути не считался. Екатерина вознесла Россию так высоко, как никогда ранее. По-моему, сейчас мы наблюдаем аналогичное восхождение нашей страны. Еще несколько лет назад никто в Россию не верил и никто с ней не считался, а сейчас считаются.
Вы думаете, что для науки это важно — чтобы с нашей страной считались?
Да. Это важно для всего, потому что это так или иначе конвертируется потом в экономику. А экономика — это драйвер всего. Я считаю важным то, что в последние 20 лет Россия сильно рванула вперед. Конечно, нам всем хотелось бы, чтобы Россия была еще богаче, чтобы это была самая благополучная страна мира, но чудес не бывает. При Екатерине II тоже не все было гладко. Нужна некая постепенность и эволюционность. Темпы развития России видятся мне достаточно быстрыми. Мы живем в период, когда страна преображается. Вместо хаоса, анархии, беззакония, лжи появляется какая-то прозрачность, понятность.
Помните, как раньше работали ученые? На полставки тут, на полставки там, ни там, ни тут по-настоящему не работая, на самом деле продавая овощи в переходе — просто чтобы не умереть с голоду. Грант перехватили тут, грант перехватили там, всем немного пообещали, ничего не выполнили, написали отчет, сдали, другие отчет приняли. Это ложь, подтасовка, самообман и обман в принципе. Сейчас такого практически нет. Сейчас понятные, логичные и разумные правила.
Вы упомянули, что между Россией и Западом натянутые отношения. Сможет ли российская наука в случае чего существовать отдельно от мировой?
Не сможет. И я по секрету вам скажу, что никогда она отдельно и не существовала, даже в годы холодной войны. Изоляция науки может произойти, но мне бы этого очень не хотелось. Вся мировая наука взаимосвязана и действует как единый организм. Ученые учатся друг у друга, вместе решают какие-то задачи. Если попытаться изолировать науку какой-то одной страны от остального мира, это все равно что отрубить руку от целого организма и наблюдать, как она без него управится. Она умрет.
А что касается натянутых отношений с Западом — загляните в мировую историю да и просто примените здравый смысл: страны всегда конкурируют друг с другом. Мы всегда были конкурентами, просто в различной степени конкурентоспособности. Сейчас конкурентоспособность России выросла, и для многих это неприятный сюрприз.
Это да, но вы не думаете, что когда-нибудь власти могут закрыть гражданам доступ к Всемирной сети? Это же повлияет на науку.
А как можно закрыть интернет?
Как в Северной Корее. У них есть своя внутренняя сеть «Кванмён», там только одобренные государственными цензорами сайты, а доступа наружу нет.
Этот день был бы траурным для российской науки, но я не думаю, что он наступит. Я надеюсь, что у нас хватит здравого смысла не закрывать интернет, а у других стран, которые, может быть, этого хотят, не хватит сил это сделать.
***
Вы неоднократно говорили, что пришли в науку благодаря научпопу. Вы можете популярно объяснить нашим читателям, для чего нужно предсказание новых материалов, какое прикладное значение оно имеет?
Оно необходимо для того, чтобы ускорить создание новых технологий, которые невозможны без новых материалов со сверхсвойствами. Традиционный путь открытия таких материалов основан на методе проб и ошибок. Это не очень научный метод, но за неимением лучшего люди до сих пор пользовались преимущественно им.
Перед нами стоит задача предсказания материалов с оптимальными для того или иного применения свойствами. В случае с одними материалами она решена, в случае с другими — пока нет. Лучше всего современные методы справляются с неорганикой и с физическими (механическими, электронными, и т.д.) свойствами, а не с химическими (такими как растворимость, каталитическая активность и так далее). Но наука не стоит на месте, и такого рода задачи будут решены на нашем веку. Уже сейчас можно предсказывать материалы с оптимальными свойствами среди многих классов веществ. Например, сверхтвердые, магнитные, термоэлектрические и так далее.
Если вы можете предсказать новые материалы со свойствами, которые значительно лучше свойств уже известных, если вы можете сделать это на компьютере — быстро и надежно, вместо того чтобы годами разные институты это делали экспериментально, — это, конечно, лучше. В том числе потому, что дает возможность открыть рекордные материалы, превзойти которые принципиально невозможно.
Какими проектами вы занимаетесь сейчас?
Я работаю над несколькими проектами, среди которых создание новых сильных постоянных магнитов; предсказание новых термоэлектриков — материалов, которые превращают тепло в электричество; новые твердые материалы, которые можно было бы использовать в буровой технике и многих других приложениях. Есть и другие темы, в частности — предсказание новых соединений при высоком давлении и обнаружение новых форм уже существующих лекарственных препаратов.
И, наконец, достаточно новый для меня проект, к которому я все еще не до конца готов психологически — это своего рода приключение для меня: предсказание структуры белков. С одной стороны, это похоже на то, чем я занимался большую часть своей карьеры (предсказание структур веществ). С другой стороны, этот проект сильно отличается, так как обладает биохимической спецификой, а это совсем новая для меня область — с возможными выходами на медицину и многое другое.
Полубизнес
В России действительно много передовых научных проектов. Обычно они востребованы зарубежными компаниями. Видите ли вы интерес к ним со стороны российской промышленности?
Да, конечно. У нас сейчас есть проект с одной нашей крупной нефтегазовой компанией, связанный с разработкой новых материалов для бурения. Сейчас мы ведем переговоры с несколькими другими компаниями по другим проектам. Так что интерес есть, и он растет.
Но, конечно, нужно понимать, что российская экономика пережила такой сильный шок в 90-е годы, что на протяжении практически всех 2000-х российские компании были заняты стабилизацией своего положения, зарабатыванием денег с минимальными рисками и максимальной прибыльностью.
Сейчас что-то меняется?
Да. Но эти перемены займут много времени, потому что нельзя просто так взять и поменять парадигму, которая действовала больше 20 лет. Сейчас бизнес должен думать о том, что будет через 20, 30 лет, — нужна ли тогда еще будет, скажем, нефть? Не нужны ли будут какие-то иные продукты, не ресурсоемкие, а наукоемкие, и как в них вложиться, чтобы потом не потерять. Потому что наукоемкое производство сопряжено с очень большими инвестициями и рисками. Построить фабрику, завод из ничего (тем более связанный с каким-то наукоемким производством) всегда очень затратно. Большие риски происходят от конкуренции. Необходимы квалифицированные ученые, инженеры, бизнесмены. Есть политические риски, связанные с санкциями, с защитой интеллектуальной собственности и так далее. Тут очень много неизвестных. Продавать нефть или уголь гораздо проще, но эта модель не имеет большого будущего. Нефть, возможно, еще долго прослужит людям как источник энергоресурсов и незаменимое сырье для химической промышленности, но на ней одной, скорее всего, страна не сможет стать благополучной, нужна диверсификация экономики.
Вы видите у государства заинтересованность в развитии промышленности, в поддержке бизнеса?
Развивать промышленность интерес есть точно. Вы можете посмотреть сводки — сколько заводов было построено за последние десять лет. Понятно, что темпы реиндустриализации России могли быть и повыше, но они уже впечатляют.
Хотя, конечно, есть трудности. Обновление идет не так быстро, как хотелось бы, но мы видим, что правительство очень хочет восстановить науку. А вот в чем лично я вижу меньше поводов для оптимизма — это частный бизнес.
Но производство — это бизнес.
Ну, не совсем. Бывает государственное производство.
Государственные корпорации — тоже бизнес.
Такой полубизнес. По моему субъективному впечатлению, государство очень серьезно относится к восстановлению науки и индустриального потенциала страны, но все еще недостаточно серьезно относится к частному бизнесу. Мои знакомые бизнесмены жалуются на разные процедурные и законодательные сложности. Многие предпочитают вести бизнес за границей, хотя это, по-моему, тоже сопряжено с рисками — мы все видим, как арестовывают и капиталы, и бизнесменов. Такое ощущение, что слишком большой процент нашей экономики сосредоточен в руках государства и крупного бизнеса, а ведь малый бизнес мог бы дать стране очень многое.
Наши власти часто делают программные заявления о необходимости поддержки бизнеса, упрощения процедур… Это только на словах?
Я не знаю, я же не бизнесмен. Мне об этом судить сложно. Я вам изложил свое субъективное ощущение. Мне кажется, что в случае с частным бизнесом у правительства есть какая-то нерешительность. Боятся дать слишком много свобод, что ли… Наверняка есть какие-то причины, но вот такого всплеска частного бизнеса, который мог бы быть, я не наблюдаю. 15 лет назад едва ли не большинство моих российских знакомых были директорами каких-то мелких компаний. Сейчас я оглядываюсь вокруг — и этих директоров, как и их компаний, почти не осталось.
«Католичество и православие — это одно и то же»
Вы католик. Что для вас вера?
Это две вещи. Во-первых, я верю в Бога, потому что он действительно существует. А во-вторых, вера для меня — система координат. Еще Достоевский писал, что если Бога нет, то все дозволено. Если Бога нет, каждый человек — сам себе бог, и он может сам решать, что хорошо, а что плохо. Съесть соседа, ограбить его, убить, избить — если это в моих интересах — получается, что это хорошо. Если я сам устанавливаю правила игры и у меня своя система координат, а у вас — своя, то единственным законом оказывается право сильного. Я у вас отнял то, что принадлежало вам, потому что, во-первых, я этого хочу, а во-вторых — могу.
Мы видим, что право сильного часто реализуется, сильные нападают на слабых и отнимают у них все, что есть, вплоть до жизни. Но так ведь быть не должно, мы все чувствуем это. К какой бы культуре мы ни принадлежали, мы знаем, что такое хорошо, а что такое плохо. И то, что у всех людей есть одинаковый внутренний голос совести, говорящий, что такое хорошо, а что такое плохо, — это говорит об абсолютности этих правил.
Почему именно католицизм, а не православие? У нас же все-таки православная страна.
Это долгий разговор. Я считаю, что свою веру человек должен определить сознательным выбором. Это не то, что наследуется или навязывается извне. Никто никому ничего не должен, никто не обязан верить или верить так, а не иначе. Для меня католичество стало сознательным выбором. Когда я стал христианином, то искал для себя веру. Вариантов было несколько: православие, католицизм, протестантизм и разные другие христианские конфессии. Дальше я стал мыслить логически и пришел к католичеству.
Сейчас я уже понимаю, что и католичество, и православие — на самом деле одно и то же. Католики и православные поссорились тысячу лет назад по бюджетно-административным причинам. Вероисповедание было привязано к этому конфликту настолько искусственно, что большинство людей даже не в состоянии объяснить различий. Если вы спросите у рядового православного, Святой Дух исходит только от Бога-отца или и от Бога-сына тоже — едва ли многие дадут верный ответ. То же самое касается католиков. Так что разницы нет никакой, и в реальности это одна неделимая церковь.
Но выбрал я католичество в свое время по другим причинам. Это было в начале 90-х годов, и тогда на улицу часто выходили всякие люди с хоругвями и лозунгами «Бей жидов, спасай Россию!» И вот они громче всех кричали, что они и есть православные.
Многие из них до сих пор вполне успешно маршируют.
Лично я о них давно не слышал. Наверное, они в чем-то и православные, но они позорят православие. Реальное православие другое, оно прекрасно. Самый выдающийся человек, которого я встречал в жизни (а я встречал многих), — это Антоний Сурожский, русский православный епископ Великобритании и Ирландии. Я с ним познакомился, когда учился в Лондоне. Общение с ним поставило меня перед вопросом: может быть, мне перейти в православие? Ведь оно так прекрасно! И я не перешел только по той причине, что понял, что католичество и православие — это одно и то же, в этом переходе нет никакого смысла.
А что касается людей с лампасами и хоругвями — каждый человек имеет право заблуждаться. Мы должны дать другим людям возможность прийти через заблуждения к правде. Кстати, об антисемитах расскажу вам историю. Я, будучи по маме евреем, подружился с замечательным химиком-антисемитом. Дело было так: я был приглашенным профессором во Франции, находился там месяц, и одним из сотрудников той лаборатории был российский химик. Он пережил в России самые непростые времена, когда почти всем было плохо и люди искали виноватых. С тех времен он решил, что во всем виноваты евреи. О том, что я по маме еврей, он не знал — фамилия и внешность у меня армянские (мой отец армянин). За первым же обедом он стал мне излагать свою теорию мироздания, согласно которой весь мир опутан щупальцами жутких евреев, которые всем мешают жить.
Я выслушал его, а потом сказал: «И как же мне быть? Я же наполовину еврей. Надеюсь, мои щупальца вас не очень травмируют?» А он, не смутившись, сказал: «Ну, ты же хороший еврей, а я-то про плохих говорю!» Я пробыл там около месяца, мы с ним мило общались, работали, а потом настала пора мне уезжать. И он ко мне подошел, со слезами обнял и сказал: «Слушай, как же я без тебя буду? Ты же мне как родной стал. Буду скучать». И достает из-за пазухи стопку листов: «Вот, прими подарок, всю ночь ксерил — «Протоколы сионских мудрецов»».
Я рассказал эту историю к тому, что, мне кажется, в нашем обществе назрело очень много конфликтов за те голодные жестокие годы, когда люди искали, на кого бы излить свой негатив. Мне кажется, что настало время примирения, когда все люди смогли бы нормально сосуществовать — и, кто знает, может быть, антисемиты перестанут быть антисемитами. Мне кажется, этот процесс уже идет, и об антисемитизме в нашем обществе сейчас я слышу крайне редко. Появилась, правда, фобия по отношению к кавказцам и среднеазиатам — и мне это очень грустно видеть.
«Люди начинают бояться кого-то обидеть»
Если продолжать тему моральных ориентиров, но вернуться к науке: в США сейчас активно муссируется тема гендерной справедливости, и нередко известные ученые вроде Мэтта Тейлора или Джеффа Марси подвергаются остракизму. Что делать, и вообще — проблема ли это?
Это, конечно, проблема, но пока не наша. Происхождение этого гордиева узла известно. Не только в нашем, но и в западном обществе было много несправедливости. Например, притесняли чернокожих, называли их нехорошими словами, унижали, а теперь пытаются скомпенсировать это, не допуская никакого притеснения и обиды для них и перестраховываясь. Сейчас слово «чернокожий» считается обидным и не используется — на всякий случай. Казалось бы, это факт: у этого человека черная кожа, а у этого белая. Но в американском обществе это не принято, и чтобы никто не обиделся — их называют афроамериканцами. Кстати, как называть африканских чернокожих африканцев, я не знаю. Афроафриканцы, что ли?
Просто африканцы — africans.
Afrikaans — это название языка белых колонистов голландского происхождения в Южной Африке. Как на юге, так и на севере Африки бывают белокожие африканцы. Я говорю о том, что навязываются новые и противоестественные нормы языка и поведения, чтобы не обидеть чернокожих, женщин, представителей сексуальных меньшинств. Например, на работе вы не можете похвалить вашу коллегу, сказать ей, что она хорошо одета, потому что это будет воспринято как сексуальное домогательство. Вы не можете разговаривать с ней (если вы мужчина) в кабинете при закрытых дверях, их нужно держать открытыми, чтобы все видели, что там происходит. Мне кажется, это ненормально, люди начинают бояться кого-то обидеть, что кто-то обидится или донесет… Но лучше пусть кто-то обидит случайно сказанным словом, чем все вокруг будут трястись.
Но вы согласны, что существует проблема репрезентации женщин, нацменьшинств и сексуальных меньшинств в науке, что ее нужно решать какими-то регуляциями?
Я не удивлюсь, если некоторые из этих проблем реально существуют (социологи наверняка это изучили), но вряд ли их можно решить навязыванием новых норм языка и странными правилами поведения. Мне проще отвечать за себя, а я живу своей лабораторией, своим коллективом и могу сказать только одно: в нее я беру людей вне зависимости от пола, сексуальной ориентации, цвета кожи, национальности.
Жизнь тем и прекрасна, что мы такие разные. И мне кажется, что когда мы выбираем притеснять большинство, лишь бы меньшинства не обиделись — это проблему не решает, а усугубляет. Когда при приеме на работу, на учебу, вы начинаете учитывать этнический, половой или какой-то еще критерий, то на самом деле вы уже предаете принцип равенства. Равенство — это когда вы оцениваете людей только по профессиональным качествам, талантам. Когда говорят, мол, нужно, чтобы мужчин и женщин было 50/50, — нет, не нужно. Нужно, чтобы на работе людей оценивали только по их таланту, а в обычной жизни — по их человеческим качествам.
Но существует такое понятие, как bias — предрассудок, когда руководитель на основе своих подсознательных социальных установок отдает предпочтение белому гетеросексуальному мужчине.
Если у вас есть такие предрассудки, то вы не очень профессиональный руководитель. Потому что если вы профессиональный руководитель — вы будете оценивать своих сотрудников только по профессиональным качествам.
Банка пива и Дима Билан
Каким образом нужно популяризировать науку в России? Вот, например, ваш портрет появился недавно на банке пива в рамках проекта Made by Russians. Это хороший пример?
Я считаю, что популяризировать науку нужно везде и всюду. Наука — это часть культуры. Вы не можете быть культурным человеком, если не знаете, как устроен наш мир. Ученые должны рассказывать о науке, ведь наука не стоит на месте, она развивается. Ученые должны делиться своими знаниями с людьми. Посмотрите на это с другой стороны: ученые получают деньги из бюджета, который берется из налогов. И у нас есть обязанность дать что-то налогоплательщикам — да, национальный престиж, новые технологии, которые рано или поздно найдут путь к ним, но также рассказать им о науке, об устройстве этого мира, повысив таким образом культуру нашего населения.
Даже на банке пива?
А почему нет? Я вообще пиво не пью, но когда мне это предложили, я недолго думал. Идея состояла в том, чтобы изобразить на банках пива пятерых успешных россиян. Там были знаменитые дизайнер, фотограф, ресторатор и так далее. Ученый среди них был один — я. И я подумал: ну хорошо, если я скажу нет — там не будет ученых, и получится, что успешных российских ученых нет? Пусть будет кто-то, не обязательно я, но предложили мне — и я согласился.
К тому же это заявление абсолютно рыночное: сегодня профессия ученого в России престижна. Зафиксировать этот момент было правильной идеей, что мы и сделали на этой банке пива. Ведь более массового продукта сложно изобрести.
Кстати, в октябре 2017 года меня пригласили участвовать в открытии Всемирного фестиваля молодежи и студентов. И за несколько дней до открытия, когда я уже ехал в Сочи, мне сказали, что открывать это событие я буду дуэтом с Димой Биланом: по задумке организаторов, он должен был что-то петь, а я что-то рассказывать. Было непросто решиться, но я все же решил, что пойду на этот эксперимент. Когда я приехал в Сочи, мне показали сценарий, и идея эта мне очень понравилась. Мы встретились с Димой Биланом, порепетировали (он мне, кстати, очень понравился и как человек, и как профессионал) — и выступили.
Это выступление было в кайф. Мы оба излучали совершенно искреннее удовольствие. Когда камера отворачивалась, он мне подмигивал, всячески веселил. Я, войдя во вкус, даже пританцовывать начал, что мне совсем не свойственно, а потом мы искренне, по-дружески обнялись. Теперь, когда мой трехлетний сын видит по телевизору Диму Билана, он говорит: «Папа, папа, там твоего друга показывают!»
Я думал, что проснусь на следующий день — и в меня полетят помидоры от коллег, которые скажут: «Ты опопсился! Ученому нельзя выступать с поп-певцом». Каково же было мое изумление, когда я получил десятки писем от своих коллег, включая многих академиков и членкоров, в которых они единогласно заявили, что это было потрясающе, что это была лучшая популяризация науки, какую они видели. По-настоящему сильная популяризация предполагает разные форматы.