Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Зеленский, Ленин и герой Кадыров: о чем Путин рассказал на большой пресс-конференции
Президент России Владимир Путин в четверг, 19 декабря, провел ежегодную большую пресс-конференцию. Она стала уже 15-й по счету. Глава государства рассказал о климатических изменениях, мусорной проблеме, Советском Союзе, «нормандских» соглашениях по Донбассу, присвоении Кадыровым званий Героев России, а также ответил на вопрос, можно ли взять у него интервью по дороге к машине. Главные цитаты российского лидера — в материале «Ленты.ру».
— Это не связано с дороговизной билетов на Камчатку, потому что я как раз попадаю в льготную категорию. Обратите на это внимание.
— Это можно сделать. Время после пресс-конференции — имеется в виду в течение этого года или в течение следующего года… Мы пока с вами не определились.
— Мы создаем ее с нуля. (…) Не хватает прямого общения с гражданами. Нужно показывать, что будет, как это будет развиваться, где [мусор] будет перерабатываться и где будут захораниваться эти отходы. И, конечно, мы должны точно совершенно избавиться от всяких серых схем и криминала.
— Модель лучше не трогать. Она у нас развивается, и развивается в целом удовлетворительными темпами.
— Договорились выделить на эти цели дополнительно к текущим расходам на медицину и дополнительно к тому, что предусмотрено национальным проектом «Здравоохранение», 550 миллиардов рублей.
— Мы должны быть благодарны нашим предкам, нашим отцам, дедам, которые за советский период создали такую огромную державу.
— У нас девочки в фигурном катании выступают совсем молодые. Дети почти. Какое к допингу отношение имеют? Да никакого! Но они прыгают, четыре оборота делают, а никто не делает. Ну, почти. Их можно «зачистить» и убрать со льда таким образом.
— У кого-то есть преимущества, у кого-то — минусы, но когда люди попадают на такие места, это значит, что они прошли очень серьезный отбор. Они все люди незаурядные.
— Известная фраза «Донбасс порожняк не гонит» — она, конечно, хулиганская, бойцовская, но она в душе у людей есть. Там люди гордые живут.
— Что касается тела: дело совершенно не в этом, этого не нужно трогать. До тех пор пока у нас есть (а у нас есть) очень много людей, которые с этим связывают собственную жизнь, свою судьбу, связывают с этим определенные достижения прошлого, советских лет. А Советский Союз так или иначе, безусловно, связан с вождем мирового пролетариата.
— Все Причерноморье, западные земли российские были переданы на Украину со странной формулировкой: «для повышения процентного соотношения пролетариата на Украине».
— Я до сих пор не могу себе простить, что отпустил его на эти праздники (Кадыров погиб при теракте на стадионе «Динамо» в Грозном в День Победы, 9 мая 2004 года — прим. «Ленты.ру»). Он был у меня в кабинете, я говорил: оставайся! «Нет, я поеду, я должен быть там». И его взорвали.
— Я указы о награждении Героем России просто так не подписываю.
— Что касается Голунова… Голунов, да, его фамилия? Действительно, дело засекречено. От работы отстранены пять человек, они уволены, и против них возбуждены уголовные дела. Этим занимается Следственный комитет, не МВД.
— Когда я только пришел в КГБ, там были ветераны службы. Некоторые разбегались, когда в здание входил старичок. Кто он был? Он приводил в исполнение приговоры в ходе «чисток». Лучше нам таких чисток не проводить.
— Вы придурки? Вас бы никого не было, кто так рассуждает!
— В тоталитаризме ничего хорошего нет, без всякого сомнения. Можно как угодно предавать анафеме и сталинизм, и тоталитаризм, в чем-то это будет заслуженно, но приравнивать Советский Союз к фашистской Германии — это верх цинизма.
— Конституцию менять, принимать новую конституцию не следует. (…) Я знаю о тех дискуссиях, которые сейчас идут. Я их вижу, слышу. (…) Что можно было бы сделать, что касается [президентских] сроков — отменить оговорку «подряд».
— Это был абсолютно кровавый убийца. Только на одной акции на Кавказе он убил 98 человек. Во многих странах при гораздо меньшем количестве погибших объявляют национальный траур.
— В области пенсионного обеспечения все решения приняты, закреплены законом, и никаких изменений не планируется. Никакой новой пенсионной реформы не готовится.
— Законопроект я не читал, но Валентина Ивановна Матвиенко мне совсем недавно достаточно подробно о нем рассказывала. Отношение мое какое к этому делу… Оно смешанное. Силой не заставишь любить. (…) Я тоже против насилия, как и 70 с лишним процентов наших граждан. Нужен ли этот закон? Давайте спокойненько это обсуждать в обществе, все это должно пройти проверку, надо понять, что написано в каждой из его статей, попробовать спрогнозировать результаты, которые могут получиться после принятия и правоприменительной практики, и потом принять окончательное решение.
— Мы не движемся в сторону закрытия интернета и не собираемся этого делать.
— Самое тяжелое, конечно, это крупные теракты. Это Беслан. Никогда этого не забуду. Это теракт на Дубровке.
— Типун вам на язык. О предстоящей ядерной войне? Вы чего говорите?
— Чего бы и кто бы что обо мне ни говорил, это не имеет ровным счетом никакого значения по сравнению с фундаментальными задачами, в решении которых заинтересована Россия.
— Лучше, если ваши жены будут говорить спасибо вам. (…) Что касается выходного 31-го — в принципе, это логично, конечно. С аргументами, которые вы сейчас привели, полностью согласен. Это лежит на поверхности. Но как это сделать, можно и нужно ли это делать сейчас, в спешке, прямо накануне Нового года, я не знаю.
В огромном зале звучит торжественная музыка в голливудском стиле, ликующая толпа расступается, и сквозь нее проходит кандидат в президенты. К нему тянутся сотни рук, и только крепкие мужчины в одинаковых синих костюмах сдерживают их натиск плечами. Кандидат проходит сквозь толпу и всем, до кого дотягивается, пожимает руки, произносит несколько слов и двигается дальше — чтобы снова обменяться рукопожатиями. Главным героем в такой сцене легко представить Барака Обаму или Эммануэля Макрона. Но это Владимир Путин. Он только что произнес свою первую предвыборную речь. И использовал для этого привычную площадку — форум ОНФ. Хотя и непривычный для самих фронтовиков формат: вместо широкого диалога — монолог президента.
Итоговый «Форум Действий» Общероссийского народного фронта (ОНФ) «Россия, устремленная в будущее» собрал четыре тысячи активистов и продлился два дня. В выставочном центре «Крокус-Экспо» «фронтовики» обсуждали новые идеи, вокруг которых будет построена работа с правительством. А сопредседатель штаба ОНФ Ольга Тимофеева подчеркивала: «Мы продолжаем оставаться штабом президента России, ждем от него новых направлений работы, новых поручений».
Тематические площадки охватывали самые актуальные проблемы, о которых в этом году регулярно говорил Путин: цифровая экономика, экология, медицина будущего. Активисты, например, подвели итоги проекта «Генеральная уборка», раздали самым чистым регионам веники, отстающим — метлы. И подчитали, сколько денег потребуется на расчистку всех мусорных полигонов России — более 100 миллиардов рублей.
Кроме того, для представителей молодежи, чья численность среди участников превысила половину, была организована специальная площадка «Молодежка ОНФ». И такой подход тоже логично вписывался в повестку президента, который в уходящем году проводил встречи со школьниками и студентами чаще обычного.
И, пожалуй, самое главное, — представители ОНФ признавались, что надеются войти в инициативную группу по выдвижению Путина кандидатом на выборах в 2018 году. Согласно закону, в поддержку самовыдвижения (а именно в таком формате Путин идет на выборы) должна быть собрана инициативная группа в количестве не менее 500 человек. «Пока мы ничего не знаем, мы находимся в режиме ожидания», — делилась в разговоре с журналистами Тимофеева.
Словом, все, что происходило в «Крокусе», должно было стать самым масштабным и значимым в истории Народного фронта. И прелюдия к выходу президента на сцену также стала самой масштабной: прежде чем Путин появился перед камерами, для собравшихся прокручивали ролик с его ключевыми высказываниями. А сам Путин в это время в кулуарах коротко пообщался с участниками форума и разрешил главную интригу: представители ОНФ получили приглашение на собрание по подготовке инициативной группы по его выдвижению.
«Мне очень приятно отметить, что сама идея создания ОНФ не выродилась в какую-то, извините, ерунду, — поздравил собравшихся в зале Путин. — Она превратилась в широкий общенародный проект, который жив и откликается на самые-самые насущные вопросы и проблемы, с которыми сталкивается страна».
Президент вспоминал, «чего нам только с вами не предрекали в начале 2000-х годов»: развал страны, государственный коллапс, вымирание нации, неспособность ответить на вызовы, с которыми мы столкнулись в борьбе с международным терроризмом, невозможность решить многие социальные проблемы, выйти из экономических проблем. «И действительно, ситуация была очень сложной, а порой даже критической», — признал Путин. Но целостность и суверенитет России были сохранены.
«После развала Советского Союза мы слышали очень много сладких, хороших речей, но реально нам никто не помогал. Да мы и не рассчитывали на это, нам и не нужна никакая помощь со стороны. Мы строили новую страну, восстанавливали сильную независимую Россию», — сказал Путин.
А дальше кратко и тезисно он произнес свою предвыборную программу: это сбережение и приумножение народа, создание новой экономики, развитие Арктики, Дальнего Востока, Сибири. Наконец, это вызов будущего — настоящего переворота в медицинских технологиях и в образовании. Путин обозначил и цель нового срока — уже не просто «не отставать от Запада», а стать лидером во многих направлениях.
«Все это задачи на годы вперед, и нам нельзя оступиться сбиться с выбранного курса, иначе придется все вновь начинать практически с нуля», — заявил он. И наконец прозвучал главный лозунг предвыборной программы: «Сильная, устремленная в будущее Россия нужна всем нам, и все зависит только от нас!»
В субботу, 23 декабря, Владимир Путин выступил на съезде «Единой России». Российский лидер раскритиковал мздоимство и чванство чиновников, пообещал движение вперед «от победы к победе» и призвал сделать страну «снова молодой». Он ожидаемо получил поддержку партии на выборах 2018 года. В ЕР не только согласились с решением Путина идти самовыдвиженцем, но и назвали этот шаг правильным «в текущей ситуации».
Официально президентская кампания в России стартовала 18 декабря, но главный кандидат давно в спортивной форме. И демонстрирует, что это не просто фигура речи. На прошлой неделе он за сутки облетел три страны, на этой — провел множество мероприятий. А перед выходными решил покататься на льду, заколотив, как всегда, несколько шайб. В ночь с пятницы на субботу Владимир Путин сыграл в хоккей практически во дворе Кремля — на Красной площади. В одной команде с главой государства выступили министр обороны Сергей Шойгу, бизнесмен Геннадий Тимченко и губернатор Тульской области Алексей Дюмин. Победили красные — то есть команда президента.
Сообщение о матче сайт Кремля опубликовал только утром, когда к 75-му павильону ВДНХ подтягивались (не так молодцевато, как хоккеисты) члены «Единой России». В строгих отглаженных костюмах они несколько часов прогуливались по фойе, раздавая субботним утром комментарии прессе. А ближе к обеду заняли места в зале. Главных участников пришлось подождать. И многие расслабились настолько, что протягивали ноги, откидывали голову и о чем-то глубоко размышляли, прикрыв глаза.
Но расслабляться пришлось недолго — исполняющий обязанности секретаря генсовета «Единой России» Андрей Турчак объявил мобилизацию перед выборами. В первую очередь это коснется регионов. «Там и есть президентское большинство нашей страны», — объясняли лидеры партии. Правда, алгоритм мобилизации обещали уточнить позднее. Но суть сводится к двум задачам: собрать необходимые подписи, а также объяснить гражданам идеологию и цели главного кандидата в президенты.
«Нельзя забывать, что количество желающий очернить нашу страну, особенно перед мартом, будет только нарастать», — предупреждал однопартийцев Турчак. И призывал мобилизовать всех сторонников на выборы, «объяснить им, что России нужен Путин».
А на съезде все шло своим чередом. В течение часа диктор приглашал всех занять места и подготовиться к пленарному заседанию. Наконец к трибуне вышел председатель Высшего совета единороссов Борис Грызлов и зачитал: «Из 736 делегатов партии присутствуют 710 делегатов». В зале, например, не было главы Кемеровской области Амана Тулеева. «Он до сих пор передвигается на коляске», — объясняли в кулуарах. Зато был замечен глава старообрядческой церкви митрополит Корнилий. Он присутствовал в качестве члена Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте.
«Предлагаю начать работу. Кто за?» — спросил Грызлов, и примерно треть собравшихся подняла руки. «Кто против?» — ни одна рука не дернулась. Формальности закончились, и на сцену под общие аплодисменты вышел Путин.
Свою долгую речь президент начал с лестных слов в адрес партии: «мощная, объединяющая политическая сила», «заслужила лидерство реальными делами в интересах граждан». Немного сказал об успехах власти: «переломили, казалось бы, непреодолимые тенденции в экономике, демографии, социальной сфере; обеспечили укрепление безопасности; доказали, что умеем решать задачи развития». «И конечно, если что-то у нас и получалось, если есть какие-то достижения, то это прежде всего заслуга граждан России, их воля, труд», — подчеркнул Путин.
Но все, что удалось сделать, — это только фундамент, а не гарантия дальнейшего успешного развития, предупредил президент. Конечно, можно было бы добиться и большего, признал он. И так бывает, когда ставишь амбициозные цели и что-то не получается. Но еще хуже не ставить таких задач.
Дальнейшее движение, по словам кандидата в президенты, должно опираться на патриотизм, согласие между народами многонациональной страны, уважение к своей истории, культуре, традициям. Ключевое условие — отсутствие потрясений. А стабильность могут подорвать коррупционная ржавчина и мздоимство, равнодушие к своей стране, чванливость и высокомерие политиков и чиновников.
Путин считает, что достойное место в будущем должно быть обеспечено для всех. Он призвал «Единую Россию» с уважением относиться к дееспособной оппозиции, у которой есть ясная программа позитивных действий.
Говоря о перспективах, глава государства подчеркнул, что нельзя давать несбыточных обещаний. Борьба с бедностью — одна из основных задач: «Сегодня это почти 20 миллионов человек, и это недопустимо много». Также президент призвал убрать все нечеткие нормы в законах, которые используются «нечистоплотными правоохранителями», чтобы «наехать на бизнес». На мировой арене Путин пообещал продолжить открытую и честную внешнюю политику. «Мы не ищем и не будем искать конфронтации, с кем бы то ни было», — заверил он.
Особо сказал о молодом поколении, которое необходимо привлечь в политику, бизнес, науку: «Молодежь — это люди наступающей эпохи. Уверен, они будут твердо отстаивать интересы России, вести страну по пути прогресса, лидерства и благополучия». Будущее России действующему главе государства представляется как «движение вперед от победы к победе».
Выступивший вторым номером Дмитрий Медведев поддержал самовыдвижение Путина. «Единая Россия» была бы рада выдвинуть его на пост президента как своего кандидата, но считает, что сегодня ему правильнее опираться на широкие слои граждан, а не на одну партию, объяснил общую позицию Медведев. «Стране нужен сильный и безоговорочный лидер. Это человек, которому доверяет большинство граждан страны, — Владимир Владимирович Путин. Мы поддерживаем ваше самовыдвижение. Мы окажем вам, Владимир Владимирович, всю возможную поддержку и сейчас, и в будущем», — пообещал председатель партии.
Все шло строго по плану. Единственной неожиданностью съезда можно назвать только вторую речь Путина. Она была совсем не похожа на первую. Выслушав Медведева, Путин резко заявил, что необходимо отбросить все, что мешает обновлению России: «У нас много всего накопилось. Кто мешает ее снова сделать молодой и перспективной и устремленной вперед? Вот это все должно быть вычленено и отброшено в сторону».
И не нужно к стране «относиться как к любимой бабушке — вовремя давать ей лекарство, чтобы у нее ничего не болело, и на этом ограничиться». «Совсем нет! Мы должны сделать Россию молодой, устремленной вперед! — воскликнул Путин и добавил: — Ну не могут это сделать больные и необразованные люди». Но завершил свою речь на мажорной ноте: президент уверен в успехе, миллионы россиян будут двигаться только вперед (эта мысль звучала рефреном на протяжении всего съезда).
Не вдаваясь в дискуссии и избежав неформального общения, Путин довольно быстро покинул павильон, а партия продолжила работу. «Единая Россия», выступая в тон с президентом, обозначила обновление основным вектором своего развития и поддержала заданный курс на ротацию кадров. Приступили к этому процессу незамедлительно: обновили состав центральных органов партии — Высшего и Генерального советов. Последний, в частности, покинул сенатор Франц Клинцевич. Ему на смену пришла молодежь: губернатор Пермского края Максим Решетников, глава Бурятии Алексей Цыденов и депутат Госдумы Сергей Боярский. Партия вняла совету президента и обратила внимание на новое поколение.
*******************
В субботу состоялись собрания и других политических объединений России. Съезд КПРФ выдвинул кандидатом в президенты не лидера партии Геннадия Зюганова, а предпринимателя Павла Грудинина. Казавшийся бессменным глава коммунистов возглавит предвыборный штаб нового кандидата. А съезд партии «Гражданская инициатива» назвал своим кандидатом телеведущую Ксению Собчак. Она стала членом партии и вошла в ее политический совет. За выдвижение Собчак проголосовали 96 человек, семеро — против, трое воздержались.
Изображение: Официальный портал мэра и правительства Москвы
В Москве снесли легендарное здание ИНИОН РАН. Несмотря на обещания главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова восстановить библиотеку, уже в середине июля на ее месте можно было наблюдать только гору строительного мусора. По заверениям Москомархитектуры, в ближайшие два-три года на этом месте появится сооружение по проекту советского архитектора Якова Белопольского. Но это будет уже новодел. Как получилось, что библиотеку, которую удалось спасти во время пожара, в итоге снесли c согласия главного архитектора? Почему к конкурсам допускали некомпетентных специалистов? Чем все происходящее напоминает историю разрушенного Военторга? А главное — почему нынешнюю архитектурную утрату город уже никак не восполнит? Ответы — в материале «Ленты.ру».
Пожар и потери
30 января 2015 года стало трагическим днем для библиотеки. Поздним вечером поступил сигнал о возгорании. Его очагом стало техническое помещение над третьим этажом в юго-восточной части здания: на находившийся там светильник через дыру в кровле попала вода. Пожарные приехали на место через шесть минут. К тому моменту ближайшая станция метро «Профсоюзная» уже была окутана дымом, запах гари стоял в полутора километрах от ИНИОНа. На место ЧП было отправлено 40 пожарных расчетов. Но быстро победить огонь они не смогли. На тушение ушло долгих 27 часов. За это время произошло частичное обрушение кровли, фасадов, сгорело примерно 20 процентов библиотечного фонда.
Огонь уничтожил комплект материалов Генеральной ассамблеи ООН на русском языке, международные справочники, материалы Международного суда, документы НАТО, часть библиотеки Института мировой литературы и Института славяноведения, а также фонд справочно-библиографического отдела.
К счастью, наиболее ценные книги не пострадали. Каким-то чудом пожарным удалось спасти и значительную часть самой библиотеки.
«Сохранилось ядро — книгохранилище, вокруг которого были сосредоточены административные кабинеты, — рассказывает инспектор ВООПИК, гид-москвовед Михаил Добров, тоже побывавший на месте ЧП сразу после пожара. — В торце здания уцелел и был законсервирован маленький фрагмент третьего этажа с интерьерами, ленточным остеклением и сделанными в Финляндии плафонами».
Эксперты сходились во мнении, что библиотеку нужно восстанавливать, и отмечали ее невероятную прочность.
«Здание построено так, что оно могло бы выдержать прямое попадание бомбы», — говорил тогдашний заместитель директора библиотеки Виктор Глухов.
Обещание реконструкции
О необходимости скорейшего восстановления уникального сооружения после пожара говорил и главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов. При этом он ни разу не говорил про снос. Напротив, он всякий раз подчеркивал архитектурную ценность сооружения: «Все знают его авторов и относятся к ним с большим уважением. Мы желаем его скорейшего восстановления», — говорил он в 2017 году.
На тот момент сомневаться в словах главного архитектора не было причины. Во-первых, тогда же Москомархитектура сообщала о планах восстановления библиотеки с сохранением его исторического облика. Планировалось произвести перепланировку внутренних помещений, а двор облицевать натуральным камнем.
Но судьба распорядилась иначе. Когда страсти по сгоревшей библиотеке улеглись, а внимание «Архнадзора» и других градозащитных организаций переключилось на другие объекты, все, что осталось от библиотеки ИНИОН РАН, снесли до основания. При молчаливом согласии главного архитектора Москвы.
Не спросив совета
Этому тихому сносу предшествовал ряд событий. О них не писали в СМИ, но их широко обсуждали в архитектурной среде. По мнению экспертов, с самого начала судьба ИНИОНа находилась не в тех руках. И контроль главного архитектора не только не спас уникальный объект, а лишь ускорил его уничтожение.
Неладное эксперты заметили еще на стадии выборов проектировщика. Конкурс, организованный Дирекцией единого заказчика по строительству, капитальному и текущему ремонту (ДЕЗ СКиТР), состоялся весной 2016 года. На него заявились два участника: компании «Гипрокон» и «Ардент М». Первая готова была разработать проект реконструкции за 140 миллионов рублей, вторая — всего за 50, хотя в условиях тендера была прописана максимальная цена, которую не могли превышать участники, — 155,4 миллиона.
Однако заниженные требования не помогли «Ардент М»: при ближайшем рассмотрении выяснилось, что компания не обладает ни необходимой квалификацией, ни штатом сотрудников с достаточным опытом работы. В итоге цена осталась ее единственным преимуществом перед конкурентом — по всем остальным критериям организаторы оценили заявку в ноль баллов. Так на конкурсе и победил «Гипрокон».
1 июля «Гипрокон» заключил контракт с ДЕЗ СКиТР, а уже через четыре дня объявил собственный конкурс. По сути, компания попросила творческого совета у коллег и даже пообещала небольшое поощрение за помощь: за первое место полагалось 80 тысяч рублей, за второе — 50, за третье — 30.
Конкурс длился всего месяц, и к его организации у профессиональных архитекторов накопилась масса претензий. Главная заключалась в крайне скудном освещении. «Судьба здания, поврежденного при пожаре в январе 2015 года, определяется без привлечения авторитетных экспертов, ведущих проектировщиков и специалистов, без учета пожеланий сотрудников ИНИОН РАН, а также без широкого освещения в открытом информационном пространстве», — говорилось в сообщении Союза московских архитекторов (СМА).
Из-за этого в конкурсе участвовали некомпетентные соискатели, а все 14 представленных работ были выполнены некачественно. Реализация любого из проектов могла сильно исказить первоначальный облик библиотеки, уверены столичные архитекторы. Тем не менее, жюри выбрало сразу двоих победителей, решив не распределять второе и третье места. Лучшими были признаны работы Александра Кожевникова и Кирилла Теслера.
Кожевников, по странному стечению обстоятельств, работает главным архитектором проектов «Гипрокона», который организовал конкурс и делегировал в жюри своего главу Галину Малыху. Теслер — основатель и совладелец экспериментального архитектурного бюро «Вектор». Его особенность заключается в том, что почти все сотрудники связаны с Московским государственным строительным университетом (МГСУ): кто-то там учится, кто-то недавно закончил, а кто-то преподает. МГСУ, по данным базы «Спарк», также принадлежит доля в 34 процента в «Векторе». Более того, на момент государственного тендера Теслер был совладельцем «Ардент М» — компании, которая не смогла составить конкуренцию «Гипрокону» из-за полной некомпетентности сотрудников.
Что касается состава жюри, то, помимо Малыхи, в него входили два представителя МГСУ (ректор Андрей Волков и заведующая кафедрой Алевтина Балакина), а также ректор Московского архитектурного института (МАРХИ) Дмитрий Швидковский и его заместитель Георгий Есаулов. Именно в этом вузе преподает один из победителей Александр Кожевников, а главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов является почетным профессором. Фактически люди из «Гипрокона», МГСУ и МАРХИ отдали победу своим при полной поддержке ответственного за столичное строительство.
Кузнецов приветствовал результаты и тендера, и конкурса от «Гипрокона», а протесты профессионалов он почему-то предпочел проигнорировать. Весной 2017 года на заседании Архитектурного совета Москвы он говорил о, «скорее, положительном мнении» об итоговом проекте, составленном из работ Кожевникова и Теслера. Члены совета засомневались было в том, насколько представленный вариант соответствует утраченному оригиналу, и даже отложили свое решение, рекомендовав авторам обсудить его со специалистами по советскому модернизму. Но уже через полтора месяца, в июне, Москомархитектура дала добро на начало реконструкции.
«Проект был представлен на рассмотрение авторитетных представителей архитектурного сообщества, в частности, рассматривался на заседании в РААСН [Российской академии архитектуры и строительных наук], по результатам которого было отмечено качество предлагаемых проектных решений и принято решение их одобрить», — говорил главный архитектор Москвы, который, по всей видимости, уже тогда понимал, что здание легендарной библиотеки снесут.
Идеальный город по Аристотелю
Чтобы понять, насколько уникальным было утраченное теперь сооружение, надо понимать, какое место оно занимало в архитектурном ансамбле юго-запада Москвы, сформированном институтами Академии наук. После того как в 1934 году Академия переехала из Ленинграда в Москву, она задала вектор развития юго-запада, который до сих пор определяет социальную составляющую района, где в основном живет интеллигенция, и его архитектурный облик. На Профсоюзной улице сталинский ампир переходит в модернизм, в окрестностях ИНИОНа расположено примерно десять институтов.
«Когда в 1960-1970-х перешли к панельному домостроению, институты можно было строить достаточно свободно, так что для многих архитекторов работа над их проектами стала творческой отдушиной, — объясняет историк и москвовед, основатель Telegram-канала «Архитектурные излишества» Павел Гнилорыбов. — Рядом с ИНИОНом находятся здания института биоорганической химии — в виде спирали ДНК, ЦЭМИ — знаменитый «дом с ухом». Все они раньше составляли единый ансамбль. Это был такой советский идеальный город по Аристотелю, где, если ты не лезешь в политику и не подписываешь письма за Сахарова, можно было чувствовать себя относительно хорошо и вольно».
Строительство ИНИОН по проекту Якова Белопольского, Ефима Вулыха и Льва Мисожникова шло в 1960-х — начале 1970-х. Институт с библиотекой обосновался там в 1974-м. Насколько уникальным было это здание, содержавшее отсылки к работам Нимейера и Ле Корбюзье, рассказывает москвовед Михаил Добров:
«После 1932 года в СССР начался процесс освоения классического наследия в архитектуре, который привел к созданию сталинского ампира — так обычно этот стиль называют. Но после того, как был развенчан культ личности Сталина, от архитекторов потребовали создания нового стиля. Получилось, что молодые специалисты, учившиеся у классиков конструктивизма, использовали наработки своих преподавателей и в то же время стали эксплуатировать решения западной архитектуры второй половины 1960-х. Таким образом возник сплав лучших произведений западного модернизма и советского конструктивизма».
Уникальность здания
Здание ИНИОН РАН строилось для Института общественных наук, тесно связанного с идеологией государства, на него не жалели денег и пригласили лучших архитекторов той эпохи. «Наверное, самым важным человеком в той команде был архитектор Ефим Вулых, создавший композиционную основу проекта, — объясняет Михаил Добров. — Интересно, что кроме всего прочего он занимался созданием типовых серий домов — разрабатывал башни, в которых жила советская номенклатура.
Была задача: сделать максимально открытое освещаемое пространство. И на третий этаж солнечный свет попадал не только благодаря сплошному ленточному остеклению фасада. Внутренние помещения были разделены не капитальными стенами, там была свободная планировка. Верхняя часть стен наполовину была выполнена из стекла, таким образом свет из окон попадал и в самые дальние помещения третьего этажа, где находились читальные залы. Плюс к этому в крыше библиотеки были круглые окна — это очень яркая отсылка к Выборгской библиотеке, которую Алвар Аалто сделал еще в 1930-е. Таким образом свет шел отовсюду — важная идеологическая посылка архитектуры модернизма того периода.
Фасад был отделен от городского пространства бассейном, входившим в систему центрального кондиционирования. Через этот бассейн вел белоснежный мост с порталом — так была реализована идея отделения мира научной работы от мирской жизни. Внутреннее пространство — светлое, просторное — позволяло успокоиться, отрешиться от всех внешних проблем и полностью посвятить себя научной работе. Идеи, царившие в то время в архитектурном сообществе, в полной мере воплотились в этом здании, в том числе и в его оригинальных и очень модных для своего времени интерьерах, сохранившихся до пожара».
Снос здания
«Это было прекрасное, эстетически убедительное произведение модернизма, часть внутреннего наукограда Москвы, который надо было сохранить, — говорит писатель, активист «Архнадзора» Виктория Иноземцева. — Здание фокусировало эстетику эпохи, его эргономика была очень мягкой, классической.
Интерьеры и само расположение комнат, фондов было сделано исключительно удачно. И если бы, базируясь на том, что осталось от здания после пожара, удалось восстановить этот интерьер, создав его убедительное подобие, для города это был бы прекрасный вариант, потому что таких ценных элементов архитектуры модернизма в Москве крайне мало.
Безусловно, пожар принес большой ущерб библиотеке ИНИОН. И тем не менее у этого здания было другое будущее, просто оно не состоялось. Дома восстанавливали и после более тяжелых пожаров. Как правило, это происходит в результате решения общества. И общество отреагировало: письма, сбор подписей — все это было. Как простые горожане, так и представители научной среды, архитекторы выступили за сохранение библиотеки ИНИОН РАН. И все это было проигнорировано».
В том числе, и главным архитектором города.
В вышедших постфактум официальных публикациях появилась информация о новой экспертизе, проведенной Национальным исследовательским московским государственным строительным университетом, которая уже не допускала реконструкции здания: «По результатам обследования была выявлена аварийность уцелевших элементов железобетонных плит и металлоконструкций. Дальнейшее их использование просто невозможно, из-за высоких температур они полностью утратили несущие свойства».
Повтор истории Военторга
«Горько, обидно, что повлиять на ситуацию уже нельзя, — комментирует произошедшее Павел Гнилорыбов. — Наверное, в Москве будет еще несколько значимых потерь, после которых мы начнем ценить свой модернизм. У иностранных туристов он уже вызывает большой интерес».
Гнилорыбов отмечает, что в большинстве своем москвичи не видят никакой трагедии в произошедшем, ведь официально сообщается о том, что все будет воссоздано на том же месте. «Проект предполагает восстановление здания в прежних габаритах, сохранение его пропорций и внешнего облика, — комментирует ситуацию Сергей Кузнецов. — Отделка будет осуществляться с использованием максимально близко подобранного по тону рисунка и фактуре натурального камня».
Однако эксперты-градозащитники воспринимают произошедшее как утрату. «В чем подвох? В отсутствии правды материала, — объясняет Павел Гнилорыбов. — Потому что объекты этого периода советского модернизма, советского брутализма, отличаются очень неплохими материалами. С помощью мебели, озеленения их интерьеры легко превращались в достаточно современные пространства, которых уже почти не осталось. Внутри обычно ракушечник, песчаник, интересные люстры югославского, финского стекла, использование меди, алюминия — всего этого в новоделе не будет.
Мы потеряем такую бабушкину брошку — только для всей Москвы. Будет воссоздан фасад, но это будет новодел. Бог им судья. Точнее, не бог, а ЮНЕСКО будет судьей, когда памятники этой эпохи начнут охранять».
Новый проект и сейчас уже отступает от оригинального замысла группы архитекторов, изначально строивших здание. Кроме того, эксперты предполагают, что реализован может быть и другой проект.
«Можно провести аналогию с Военторгом, — говорит Михаил Добров. — Там более-менее повторили объемы здания, но использовали такие облицовочные материалы, создали такие внутренние конструкции, что воспринимать получившееся можно только как реплику, причем достаточно некачественную. Скорее всего, со зданием ИНИОН будет то же самое. Особенно если учесть, что это модернистское здание, которое, похоже, считают просто коробкой.
Люди делают деньги. Зачем им нанимать экспертов, делать проекты, проводить технологически сложную и дорогую реставрацию? Проще сказать, что конструкции износились, снести и построить новодел. Важнее освоить деньги, а не восстановить здание, значимое для исторического и архитектурного облика города».
Чеченка о насилии в браке, пытках в тюрьме и бегстве в Германию
Фото: Goran Tomasevic / Reuters
По даннымРосстата, за последние четыре года (с 2015-го по 2018-й) из России эмигрировали почти полтора миллиона человек (1,484 миллиона). В Германию уехали 18,8 тысяи россиян. Одна из них — уроженка Чечни Луиза (по ее просьбе имя изменено). Она бежала из Чечни после того, как ее мужа обвинили в пособничестве террористам и их обоих подвергли пыткам. Сейчас Луиза имеет статус соискательницы убежища. Она считает, что ее жизни по-прежнему угрожает опасность. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Марьяна Самсонова записала рассказ этой женщины о жизни в республике, несчастливом браке, пытках, бегстве и судебных тяжбах с бывшим мужем в чужой стране.
«Я взрослела на войне»
Моя семья не была религиозной, отмечали праздники, традиции чтили, но не более. Всю жизнь и по сей день оставались «советскими» людьми — верили в тот порядок. В детском саду и начальной школе все говорили по-русски, в семье тоже. Первым моим родным языком был русский. Маленькой девочкой я понимала чеченский, но не умела на нем говорить. Научилась, уже будучи подростком. Мое детство и юность пришлось на чеченские войны. В Грозном мы оставались всю первую войну, с 1994-го по 1996 год. Как сегодня помню, 28 апреля 1994 года шел урок русской литературы. Мы учили стихотворение Лермонтова «Белеет парус одинокий». В этот момент начался обстрел, снаряды попали в школу. Дети кричали. Кто-то был ранен, были и погибшие.
В 1996 году образовалась независимая Ичкерия, и подход к образованию резко изменился: начали внедрять шариат. В школе учителям и детям запретили разговаривать на русском языке, преподавание шло по-чеченски. Классы разделили, теперь девочки и мальчики учились раздельно: мы с утра, мальчики после обеда. Так было вплоть до 1999 года.
Прошло еще несколько лет, и Чечня вновь перешла под контроль России. Я взрослела на войне. После девятого класса я подала документы в медицинский колледж, на фельдшера-акушерку. Меня в медицину совершенно не тянуло, но отец настоял: надо, чтобы в семье был медик, его старшая сестра была врачом — это надежная профессия. Такого же будущего он хотел и для моей сестры, но та, рано выйдя замуж, быстро обзавелась детьми и нового обучения не планировала.
Я отучилась, получила диплом, устроилась работать в одну из городских больниц. К тому времени я тоже была замужем за любимым, знакомым мне с детства парнем. У него была состоятельная семья. Мы влюбились друг в друга еще в 13 лет, а поженились после окончания школы.
«Мне было предписано длинное платье и хиджаб»
С работой у меня не сложилось. Я трудилась в больнице под началом молодого неженатого врача. Он начал ко мне домогаться. Сначала на словах — я отказала в общении. Тогда он выдвинул ультиматум: или я отвечаю на ухаживания, или увольняюсь по собственному желанию. Мне пришлось уйти. Вся моя медицинская карьера уложилась в два месяца. И тогда я поступила в Чеченский государственный университет переучиваться на юриста. Эту специальность я выбрала сама. Все сложилось, я получила диплом и устроилась помощницей адвоката.
Тем временем семья моего мужа стала выдвигать мне претензии: почему нет детей? Для чеченцев это исключительно важный вопрос. Свекровь винила меня. Муж успокаивал: ничего страшного, мы усыновим ребенка. Мы пытались сдавать анализы и лечиться, посещали больницы в соседних регионах, летали даже в Москву и Санкт-Петербург. На обследования ездили втроем: я, муж и его мама. При этом за результатами проверок свекровь заходила сама, меня не пускала. Я не смела перечить матери мужа. Она объявляла результат: дело во мне, якобы я бесплодна.
Предлагали сделать ЭКО, воспользовавшись услугами спермобанка, но для меня такой вариант был исключен, мне было важно знать, кто будет биологическим отцом ребенка. Я очень хотела детей. Любила их и всегда с ними находила общий язык. Любого приняла бы как своего. Но в случае, если бы мы взяли малыша из приюта, мне было бы нужно знать, кто его родители, откуда он родом, что за наследственность и каково состояние его здоровья. До усыновления дело так и не дошло — мы развелись. За два дня до развода, убираясь в комнате свекрови, я нашла спермограмму мужа — она была нулевая! У него не было шансов на потомство. С тех пор он трижды женился, но дети так и не родились.
Мои пять лет жизни с ним были вполне спокойными и благополучными, если не считать нападок свекрови. Мы жили отдельно, муж не позволял себе ни грубости, ни насилия.
После развода я вновь поселилась у родителей. В какой-то момент на моем теле начали появляться красные пятна. Врачи не могли определить их происхождение — не то экзема, не то псориаз. Таблетки и мази не помогали. Целый год у меня держалась повышенная температура. Знакомые посоветовали обратиться в клинику исламской медицины в Грозном, где специалисты лечат религиозными методами и молитвой. Мне было предписано отказаться от ношения короткой юбки в пользу канонической мусульманской одежды — длинное платье и хиджаб. Я подчинилась, и спустя семь месяцев пятна прошли, температура нормализовалась.
«Традиция предписывала убирать за всеми домочадцами»
Вскоре в Грозном я познакомилась с отцом моих детей. (Хотя Луиза прожила в браке с этим человеком несколько лет, она избегает слова «муж» или даже «бывший муж» — прим. «Ленты.ру».) Я ждала маршрутку. Он подошел, представился. Начали общаться. Переписывались. Он сказал, что хочет жениться на образованной девушке, и его мать ему тоже такую искала.
Его социальный статус был куда ниже моего — сельский житель, родившийся и выросший в деревне. Имел сезонные заработки в сельском хозяйстве, выращивал фрукты на продажу. Образование — четыре класса начальной школы. Для его села и послевоенного времени этот уровень был нормой. Никто из их семьи не имел аттестата об окончании школы. У меня же было высшее образование, неплохие перспективы работы и не обремененная детьми жизнь. Мне нравилось жить в большом городе.
Я не хотела замуж, ведь совсем недавно я пережила разрыв. Но мне стали названивать его мама и сестра. Такое вмешательство посредников в жизнь потенциальной пары принято у чеченцев. Уговаривали, настаивали, обещали, что после свадьбы мы будем жить в Грозном, я продолжу работать. Он тоже обещал. Говорил, что будет работать и обеспечивать нас. Я согласилась.
После замужества я оказалась в его сельском доме. Там теснилось около двадцати человек родни: братья с женами и многочисленными детьми, разведенная сестра со своими детьми, свекровь и мы с мужем. Я напомнила об обещании: мы же хотели жить в Грозном. На что получила ответ в резкой форме: если ты недовольна, собирай вещи и уходи обратно к отцу.
Этого я сделать не могла, так быстро разводиться считается у нас позором. Но я время от времени возвращалась к этой теме. Муж ссылался на свою маму — она-де не разрешает уехать.
Поскольку я была замужем за младшим из братьев, традиция предписывала мне убирать за всеми домочадцами и готовить еду. Бытовые условия в селе были отвратительными. Кран с водой только во дворе, туалет в огороде, в доме даже не было раковины. Зато семья мужа строго придерживалась религии.
День ото дня я выполняла работу по дому. Через пять лет брака у нас было двое детей.
«Я разбирала надписи, нацарапанные узниками на стенах»
Это началось в 2015 году. Я была беременна третьим ребенком. В один из вечеров муж пошел в гости. Я позвонила спросить, ждать ли его к ужину, он ответил, что скоро вернется. Но так и не пришел. Звонки остались без ответа. Я поняла, что его задержали сотрудники полиции, когда они явились к нам в дом, чтобы увезти и меня. Во двор вошли вооруженные военные в масках.
Спросили: кто здесь Луиза? Я отозвалась. Мне приказали ехать с ними, я отказалась. Тогда меня силой затолкали в машину и повезли. Высадили, завели в кабинет и стали бить дубинкой, оскорбляли, кричали «Проститутка, сучка, ваххабитская подстилка!» Я сказала: «Не бейте, я беременна». Но стало еще хуже. Избивавший заорал: «Ты хочешь родить боевика!» — и стал бить по животу.
Потом он приказал своему подчиненному отвести меня в другой кабинет. Там я увидела своего мужа. Он сидел на полу. У него был мешок на голове, а на мизинцах рук электрические провода. Передо мной с него сняли мешок и начали бить током, пока он не потерял сознание. Я умоляла их прекратить, но пытка продолжалась.
Его обливали водой, чтобы очнулся. Сказали: «Если ты не подпишешь признание, что причастен к терактам и нападениям на сотрудников силовых структур, то мы изнасилуем твою жену». Он сказал: «Она ни в чем не виновата, и я ничего этого не делал». Он просил не бить меня.
Меня били дубинкой и ногами. Я потеряла сознание. Когда пришла в себя, увидела, что на моих пальцах закреплены провода. Сколько времени я провела без сознания — не помню. Снова умоляла прекратить, пощадить ребенка. Дальше началась пытка током, но мне казалось, что я уже не чувствую боли. В горле пересохло. Было ощущение, что я проглатываю свой язык. Они выключали ток, когда видели, что я на грани, а потом возобновляли пытки.
Потом в этот кабинет зашел начальник. Он уточнил, что он мастер по пыткам. Мои мучители сказали ему, что мой муж не хочет брать на себя преступления. Я помню все, что мне пришлось пройти, все до малейших деталей. Каждое лицо, каждое имя, каждое слово. Нет ни дня, когда эти мучения не стояли бы у меня перед глазами.
Он стал сильно бить по лицу. Кровь из носа хлынула фонтаном в разные стороны — он сломал мне нос. В ту же ночь меня и мужа посадили в машину и привезли в Грозный — видимо, к одному из влиятельных силовиков. Нас поставили перед ним на колени. Он сидел на диване и держал в руках кусок арматуры. С размаху ударил меня ею по лицу. Мне показалось, что выбил глаз. Так сильно шла кровь из глаза и из рассеченной брови. Левая сторона лица посинела и опухла. Он избил меня до потери сознания. Стоило прийти в себя, как истязание продолжалось. Много раз. Мужа избивали тоже.
В какой-то момент зашел его коллега. Он ему сказал: «Посмотри, ко мне ваххабитов привели. Сами творят что хотят, не подписывают то, что мы просим». Тогда тот взял дубинку и начал сам меня избивать.
Другой стал отчитывать силовиков, которые нас привезли. Говорил, что они плохо выполняют поручения, показывая на нас: «Они бы давно все подписали, если бы вы хорошо сделали свою работу».
Потом истязатели поменялись. Один держал меня, другой бил. Мужа отвели в другую комнату. Я упала и не могла пошевелиться. Пришедший силовик поставил ногу мне на шею и стал давить. Он почти задушил меня, но другой сказал ему отпустить: «Оставь, сейчас уже не надо». Кажется, в тот момент они поняли или узнали, что ни к каким терактам мы не причастны.
Нас заперли в подвале, который находился прямо на территории дома силовика. Три дня нам не давали ни пить, ни есть. Нужду справляли в том же помещении. Там были другие люди, мы их не знали. Парни, девушки — больше десяти человек. Некоторые сказали, что сидят уже несколько месяцев. Мне было безумно страшно, потому что там было очень много крови, на полу и на стенах. Туда приводили таких же, как мы, запытанных.
Я разбирала надписи, нацарапанные узниками на стенах. Это были фамилии и просьбы: «Если кто-то выйдет отсюда живой — сообщите нашим родным, что мы здесь!».
«Твои синие глаза меня с ума сводят»
Мы провели там пять дней. На шестой нас отвезли на военную базу в горное село. Там снова нас пытали, но уже не так сильно, как прежде. Пытавшие нас смеялись. Говорили, что мы должны обязательно пройти эту «процедуру», хотя уже поняли, что мы не боевики и нам нечего рассказывать. Ничего не спрашивали. Они получали удовольствие от пыток. Полчаса издевательств — и нас отвели в какую-то камеру. Там мы просидели до ночи. Потом военные увели мужа, но вскоре вернули. А потом забрали меня.
В кабинете сидел офицер. Кажется, он был командир. Я увидела, что он пьян. Он начал меня допрашивать. Я говорила, что ничего не знаю о терактах и не интересуюсь ваххабитами. И вдруг он говорит: «Твои синие глаза меня с ума сводят».
Полез ко мне. Я просила, умоляла не делать этого. Говорила, что я беременна. Меня изнасиловали он и двое охранников по его приказу.
После тройного изнасилования у меня началось сильное кровотечение. Вся одежда пропиталась кровью. В таком виде меня вернули в камеру к мужу. Первое, что он сказал: «Тебя изнасиловали?» Я не могла этого сказать. Это считается у нас позором. Я знала, что если он узнает о насилии и мы сумеем выйти из этой тюрьмы, он меня бросит. Я все отрицала, сказала, что ничего такого не было, что я потеряла ребенка, что кровотечение из-за этого.
Он постоянно задавал один и тот же вопрос: было или нет изнасилование? Я всегда отрицала. Мы провели в этой тюрьме еще две недели.
На седьмой или восьмой день к нам в камеру зашел охранник. Выдал тюбик мази, сказал, чтобы мазала лицо каждый день. От синяков. Начали с нами хорошо обращаться.
Потом выяснилось, что моя сестра сумела выйти на правозащитников, везде писала жалобы, подняла шум, что меня похитили. Нас начали искать, правозащитники вышли на журналистов. Кто-то из газетчиков приехал в Чечню, в район, где нас держали. Начали расследовать, задавали неудобные вопросы. Огласки наши силовики не любят. Как-то наружу просочилась информация о нашем местонахождении — этим объяснялась перемена тюремщиков к нам.
Еще через несколько дней меня привели снова в кабинет к начальнику. Он сказал: «Если скажешь хоть слово о том, что здесь происходило, тебя убьют». Кроме того, он сказал, что я должна перед своей семьей и перед родственниками мужа покаяться в симпатии к ваххабитам. Наших родных, сказал он, привезут в районный отдел полиции. «Ты и твой муж должны будете сказать, что намеревались уйти в горы к боевикам, но полиция нас перехватила. Вы будете подтверждать все, что мы скажем». Я обещала сказать все что угодно, лишь бы нас освободили.
Нас отвезли к начальнику ОВД. Там был мой отец и родня мужа. Я рассказала про горы, про желание примкнуть к боевикам и организовать теракт — все как приказали. Конечно, наши родственники поняли, что нас избили и заставили оболгать себя. На мне все еще были следы избиений. Нам запретили обращаться в больницу. Сказали, если узнают, что мы были у врачей, преследование возобновится.
После этого нас отпустили. Муж каждый день спрашивал: «Тебя изнасиловали?» Без жалости. Без сочувствия. Я только сестре рассказала об изнасиловании. Она выслушала и посоветовала никому не говорить.
«Пограничники вызвали мне скорую помощь»
Прошло двое суток, боль в животе не утихала, и я решилась ехать в больницу Нальчика. Там мне сделали операцию и сказали, что я больше не смогу иметь детей. Муж был со мной в больнице и все выяснял, было ли изнасилование.
Дома родственники мужа шушукались: «А вдруг ее все-таки изнасиловали? Это такой позор, надо развестись и забрать у нее детей». Я не могла терпеть такое и переехала с детьми к родителям.
Прошло время. Мы думали, что силовики отстали от нас. Но спустя месяц мне позвонили и сказали снова явиться в отдел полиции. Со мной поехала мать. Ее оставили на улице, а меня завели и вновь стали избивать. «За что?» — спрашивала я их. И мне отвечали: это профилактика. Задерживать не стали. Мне хотелось верить, что теперь меня точно оставят в покое. Но таких вызовов было еще два. Опять «профилактика» — побои и пытки. В один из приводов угрожали убийством в том случае, если мы где-то расскажем об участии силовиков в пытках. Нас пугали, что отыщут и за границей. Припомнили чеченца Исраилова, убитого в Австрии: с нами могут расправиться так же.
После третьего подобного вызова мы решили уехать. Не было иного выхода. Старшему ребенку было тогда два года. Когда он видел военную машину, он плакал, впадал в истерику и кричал, что маму забирают.
Мы заплатили таксисту 50 тысяч рублей, он привез нас в Брест — услуга, весьма востребованная у чеченцев. Таксисты хорошо знают этот маршрут. Брест более двадцати лет является отправной точкой для чеченцев, бегущих в Европу от войны, от репрессий, от терроризма.
В тот же вечер мы были на границе с Польшей. У нас были загранпаспорта, но не было шенгенских виз. Мы заявили пограничникам, что просим убежища, и нас сразу пропустили. (Крайне редкий случай, обычно беженцы совершают от нескольких до нескольких десятков попыток, прежде чем попасть в Польшу без визы — прим. «Ленты.ру».)
На мне были следы недавней «профилактики»: сломанный посиневший нос, на теле черные пятна от пыток током. Пограничники вызвали мне скорую помощь. Отпечатки на карточки просителя международной защиты мы сдавали уже в больнице.
Мы хотели остаться жить в Польше, меня лечили в больнице. Однако вскоре о себе напомнили наши палачи. На телефон мужа пришло сообщение: «Мы знаем, где вы находитесь». Назвали город и адрес лагеря беженцев, где мы жили. Они очень быстро нас нашли.
Мы двинулись дальше — искать спасения в Германии.
«Несколько раз бывший избивал меня прямо на улице»
Я хорошо помню день, когда отец моих детей первый раз меня ударил. Спустя год после нашего бегства я сидела на кухне, пила чай. Он зашел, взял банку с кофе и ударил меня ею по голове. Разбил в кровь. Я бросилась в спальню, хотела найти бинт, но он бежал за мной с ножом, я закрыла дверь, и он воткнул в нее нож. Я успела отойти. Вскоре нам надо было идти на интервью в миграционную службу — обосновывать прошение об убежище. Муж — на тот момент мы еще не развелись — нанял переводчицу с немецкого, которая пошла со мной. Поэтому, рассказывая свою историю, я вновь умолчала об изнасиловании — знала, что мой рассказ передадут ему.
С тех пор эпизоды избиения повторялись. Я думала, что он придет в себя, изменится, никому не жаловалась и не рассказывала. Но с каждым днем становилось все хуже.
Он обратился за психологической помощью, пил антидепрессанты, но без особого результата. В прошлом году мы окончательно расстались. Точнее так: он ушел из семьи. А на следующий день явился в югендамт — социальную службу, следящую за соблюдением интересов детей, — и написал заявление, что я бью их, что со мной дети в опасности.
Ко мне пришли три сотрудника ведомства, одна из них — переводчица. Осмотрели всю квартиру. Подытожили, что заявленное отцом детей не соответствует действительности. Оказывается, он писал, что в квартире беспорядок, грязь, что дети неухоженные, голодные, мать ненормальная. А я им показала наглаженные детские вещи в шкафах, продукты в холодильнике, детскую, полную игрушек.
Когда забрать у меня детей легальным образом не получилось, бывший перешел к угрозам. Он вынудил меня подписать договор о совместной опеке, грозясь в противном случае все рассказать людям о насилии, которое надо мной учинили, а также о том, что я гуляю со всеми подряд. Сказал, что у него есть протокол моего интервью миграционным властям, и он его выложит в интернет. Я страшно боялась этого позора — что на меня будут смотреть как на падшую женщину, и согласилась 50 на 50 опекать детей. Подписывая это соглашение, я заявила соцработнице, что делаю это вынужденно, против своей воли. Также я подала заявление в полицию на побои с его стороны, которые периодически случались, несмотря на разрыв. Несколько раз бывший избивал меня прямо на улице.
«Отец отрекся от меня перед телекамерой»
Я пошла на его условия, но это не остановило отца моих детей от дальнейших пакостей. В конце прошлого года он взял мое фото и распространил в чеченских группах с текстом, что я ненормальная, что я без вести пропала, выйдя из дому с большой суммой денег, что меня ищут. Заодно он сдал мое местонахождение нашим преследователям.
Мне позвонила мама: «Где ты?» Сказала, что к ним пришли сотрудники РОВД: «Ваша дочь находится в Германии» — показали мое фото с объявлением о пропаже. В том же сообщении был мой нынешний немецкий адрес. Я обратилась во все возможные инстанции, заявила, что боюсь за свою жизнь, и просила переселить меня отсюда или как-то обезопасить, но полиция ничего не предприняла.
Между тем рассылка этого фото стоила серьезных проблем моим родным. Спикер парламента республики Даудов лично поставил ультиматум моему отцу: либо твоя дочь возвращается в Чечню, либо отрекайся от нее публично. Отец отрекся от меня перед телекамерой чеченского ТВ — сказал, что я ему больше не дочь. Теперь моей семье опасно связываться со мной, мы не общаемся. После развода с мужем отец пытался добиться моей реабилитации, но силовики дали понять, что охота на меня продолжится в любом случае.
Я обращалась к психологам и психиатрам из-за последствий пыток. По моему случаю был консилиум. Диагноз — посттравматическое стрессовое расстройство с тяжелыми последствиями. У меня серьезное ухудшение зрения, по 20-30 процентов каждый глаз. Приходится носить линзы. Я прошла несколько операций по восстановлению носа, но полностью исправить его не удалось.
«Его родня объявит кровную месть моей семье»
Я живу только детьми. Они очень спортивные, дружелюбные, одинаково хорошо общаются с немцами, турками, русскими, украинцами. Оба мальчика занимаются карате, берут призовые места, им очень нравится.
В свою половину недели, когда дети с ним, их отец плохо с ними обращается, даже бьет. Сын — ему сейчас семь лет — был со мной на суде по определению места жительства. Он заявил судье, что папа его избивает, что он боится папу, но судья не учла его показаний. Я обжаловала решение суда и буду бороться за детей дальше. Хочу, чтобы опека была полностью на мне, а встречи с отцом, как и положено по закону, происходили раз в две недели, на выходные и на каникулы.
Если у ребенка что-то болит, бывший муж тянет до конца своей смены и мне передает больного. Тогда я ищу скорую помощь или лекарства. Сотрудникам опеки он объясняет: «Я женюсь, приведу жену-чеченку, она будет за детьми смотреть». Он угрожает мне и требует отдать ему детей и уехать, распространяет среди чеченцев слухи, что я проститутка. Дает мой номер мужчинам, желающим развлечься, они мне звонят с гнусными предложениями. И в то же время угрожает вывезти детей из Германии, если я посмею вновь выйти замуж. К сожалению, это не пустая угроза. Я знаю многих беженок, чьи мужья незаконно вывозили детей, лишив мать возможности видеться и общаться с ними.
Относительно детей мне поступают угрозы и от родных бывшего мужа. Один из его кузенов, сделавший карьеру в администрации республики, звонит и обещает меня «закопать», если я добровольно не отдам детей отцу, а сама не уеду. К моему отцу в Чечне пришли и сказали, что если я не отдам детей, его родня объявит кровную месть моей семье. Отец ответил, что кровная месть объявляется только в случае убийства, а дети целы и невредимы — за что месть? Но ему сказали, что если найдут меня и что-то со мной сделают, отец будет якобы не вправе мстить.
Сестра бывшего тоже находится на территории Германии под чужим именем. Она также угрожала мне вывозом детей в Чечню. Эта информация есть у полиции.
Пока бывшему ничто не мешает напасть на меня прямо на улице. 24 апреля он подошел ко мне и ударил по голове. Я получила сотрясение головного мозга. Мне дали медицинское заключение, и я снова заявила в полицию. Был суд. Решение — отдаление на сто метров друг от друга нам обоим. Это был рецидив. Напав на меня в прошлом году, бывший угрожал убийством. Полиция так и не остановила его.
Страшно, что мои палачи знают мой адрес. Единственное, чего я сейчас хочу, — выжить и защитить детей. В других городах женщин в моей ситуации увозят вместе с детьми во фраухауз — убежище. И я продолжаю бороться за право уйти в такое укрытие.