Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Новый год россияне по-традиции активно обсуждали в социальных сетях. Еще утром 31 декабря начали появляться фотоотчеты о приготовлениях к празднику. С каждым часом постов становилось все больше. Как и где граждане страны встретили 2017 год? Что ждут от него? Чтобы ответить на эти и другие вопросы, «Лента.ру» изучила социальные сети.
После смерти Сталина угроза мировой войны ненадолго миновала, и новое руководство СССР переключило часть своего внимания на коммунистический Китай и африканские страны, ища в них союзников по социалистическому блоку. В итоге оказалось, что сотрудничать с Москвой были готовы не все и только за деньги. О том, как в те годы строились отношения СССР с Китаем и африканскими странами, рассказали профессор МГУ и НИУ ВШЭ Аполлон Давидсон и главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН Юрий Галенович в ходе дискуссии Совета по внешней и оборонной политике «Мост через десятилетия: холодная война 1953 и 2018». Встреча проходила в лектории культурного центра «ЗИЛ». Модерировал ее главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Федор Лукьянов. «Лента.ру» записала основные тезисы.
Аполлон Давидсон: Во второй половине 1950-х я писал диссертацию об Африке, и тогда это казалось абсолютно нелепым. Считалось, что в холодной войне только два игрока — США и СССР, поэтому Восток и Африка были не нужны. Примечательно, что в то время как раз поднимались страны третьего мира. Вот только для СССР это было не важно.
В 1954 году закрыли московский Институт востоковедения. А в 1955-м прошла Бандунгская конференция стран Африки и Азии, и тут наше руководство внезапно поняло, что это важное направление. Первая зарубежная поездка Никиты Хрущева и на тот момент премьер-министра Николая Булганина была не в Европу, а в Индию и Пакистан. На ХХ съезде партии в феврале 1956 года частью советской геополитики провозгласили Восток и Африку. Такое решение надо было как-то оправдать — почему же до сих пор мы не обращали на них внимания? Как всегда, решили найти виноватого — в данном случае востоковедов, о чем и сообщил в своей речи член Политбюро ЦК КПССАнастас Микоян, сказав, что «в своих научных изысканиях они дошли только до Иисуса Христа».
Юрий Галенович: Я успел окончить тот самый Институт востоковедения. Тогда ходили слухи, что его закрыли после того, как китайское руководство возмутилось, почему мы их изучаем. И хотя потом появилась замена институту, но пропали накопленный опыт, знания, библиотека, кадры — науке был нанесен большой урон.
В 1956 году Анастас Микоян приехал в Китай объяснять, что у нас произошло после смерти Сталина, — почему великий вождь перестал таковым быть. Когда он ездил по Китаю, побывал на строительстве большого Уханьского моста на реке Янцзы. Я был в качестве переводчика прикомандирован к Микояну. В той поездке Микоян был вместе с Рашидовым — первым человеком в Узбекистане и может быть даже во всей Средней Азии. Уезжая из Китая, перед тем как подняться по лестнице на самолет, Микоян спросил меня, где я изучал китайский. Я ответил. Тогда он повернулся к Рашидову и сказал: «Вот видишь, разогнали мы московский Институт востоковедения, а он нам помогает».
Как Микоян объяснял, что великий вождь перестал таковым быть? Когда человек жив и когда он вождь, то кажется, что это навсегда, что он самый умный, а его решения самые правильные. В 1953 году Сталин умер, а Мао Цзедун был жив. И это играло, наверное, главную роль в восприятии китайскими коллегами того, что рассказывали наши руководители о ХХ съезде и что там произошло с культом личности Сталина. В Китае подразумевалось, что нет Сталина, но есть Мао. И это значит, что советские люди должны на это ориентироваться.
Думаю, товарищ Сталин полагал, что в Политбюро ЦК КПСС есть только один человек, который понимает, что такое Восток и Китай, — это Микоян. Потому что он был с «востока», как считал товарищ Сталин, — из Армении.
В 1949 году, за несколько месяцев до объявления о создании Китайской народной республики, Сталин послал в Китай Микояна. Это была первая встреча на высшем уровне между верхушками советского и китайского Политбюро. Это был тайный визит. В то время Микояна уже называли ухом Сталина.
Ситуация была чрезвычайно сложной.
Товарищ Мао Цзедун всегда считал, что Советский Союз хотел контролировать Китай, господствовать над ним и навязывать ему что-то. Но доказательств никогда не было. В 1949 году во время этих встреч Микоян слушал, что говорили китайские товарищи, и всего один раз вмешался в их рассуждения, когда Мао отметил, что после создания Китайской народной республики появятся несколько молодежных организаций — студенческие, рабочие, крестьянские и прочие. Микоян сказал, советский опыт показывает — должно быть только одно такое объединение для всей страны. Мао Цзедун очень обиделся, рассердился и прервал Микояна, который после этого больше ни слова за несколько дней не сказал. Мао Цзедун тогда подчеркнул: «У нас свои условия, и мы будем действовать, как считаем нужным». Любопытно, что в итоге на весь Китай был создан именно один Союз коммунистической молодежи Китая.
Но чрезвычайно важным было то, что СССР никогда ничего не навязывал Китаю.
Давидсон: У меня впечатление, что Сталину так нужно было освоить Центральную и Восточную Европы, что до других регионов ему не было дела.
Я бы хотел рассказать о том канале взаимопонимания, который существовал между Америкой и нашей страной во времена холодной войны.
В начале 1960-х годов, особенно после Карибского кризиса, настолько все было обострено, что казалось — миру грозит Третья мировая война. Эта ситуация разрешилась, когда сначала Америка, потом СССР поняли: должен быть какой-то канал общения, чтобы из-за какого-то недопонимания не случилось чего-то ужасного. Тогда этот канал и создали. Первая встреча была в американском колледже Дартмут. В дальнейшем встречи стали называть дартмутскими конференциями. Они существовали 30 лет — с начала 1960-х до начала 1990-х годов.
Об этом никогда не говорилось в информационном пространстве. Эти встречи были каждый год. На них абсолютно откровенно обсуждались вопросы взаимоотношений во всех аспектах. В начале 1990-х годов президент Борис Ельцин решил, что у нас уже настолько хорошие отношения с США, что никакие такие каналы больше не нужны. Мне кажется, сейчас они были бы очень кстати.
Федор Лукьянов: Возможна ли такая экспертная дипломатия сегодня? Понятно, что политическая атмосфера у нас отвратительная, но речь сейчас идет не о ней. Такое ощущение, что уровень доверия сегодня даже среди профессионалов несказанно хуже, чем тогда. Сейчас нет никаких общих отправных точек даже для несогласия. Мы живем как будто в разных реальностях. Кроме того, сейчас все прозрачно — этого точно не было в советские времена. Секретная информация просачивается в том числе в сеть. С одной стороны, необходим тот уровень взаимного отражения, которого мы достигли с Соединенными Штатами. Но возможно ли оно — это вопрос.
Галенович: В 1970-х годах мне довелось работать в секретариате ООН и руководить отделом внешних связей, в ведении которого были все информационные центры ООН и все неправительственные организации. Эта работа позволяла нам лучше понять отношения между Вашингтоном и Пекином, в каком состоянии они тогда находились. Мне довелось познакомиться с авторитетными американцами, в том числе с Сайрусом Вэнсом. К этому человеку часто обращались за советами, он руководил Збигневом Бжезинским и Генри Киссинджером. В 1974 году Вэнс как самый высокий тогда представитель американской элиты собирался в Китай и спросил меня — с кем там нужно разговаривать, у кого в Китае власть. Сейчас сложно представить, что американцы задавали нам такой вопрос! Я ему сказал — с Дэн Сяопином. Тогда для многих это была совершенно немыслимая вещь — он в свое время был репрессирован, якобы не играл никакой роли и только вернулся на руководящие посты. Сайрус Вэнс встретился с ним и остался доволен.
А когда в конце 1970-х американцы шли к тому, чтобы установить дипломатические отношения с Китаем, через Евгения Примакова были организованы две поездки в нашу страну для самых главных американских китаеведов. Они приезжали сюда, присутствовали на конференциях и ездили по стране, был обмен мнениями о том, что интересовало обе стороны.
Эти контакты давали определенные результаты и для советской стороны. Например, когда стало известно об отставке президента Ричарда Никсона, я спросил у Вэнса, у кого из американских политиков есть шанс занять его место. «Take note on Carter», — сказал он мне. Вскоре Джимми Картер стал президентом США.
В Китае я провел 15 лет. Все это время я интересовался, что там происходит. Мне довелось переводить беседы многих политических деятелей, например, Косыгина с Мао и другими. Когда ты сидишь там, как Будда, то постепенно начинаешь понимать, кто есть кто, кто и что делает.
В 1967-м, за два года до событий на острове Даманский, я довел до сведения своего руководства в МИД СССР, что китайцы будут в нас стрелять на границе. Я это понял благодаря простым наблюдениям.
Были какие-то контакты между переводчиками на очень высоком уровне. В 1984 году у нас еще не существовало установленных связей с Китаем, и в Москве проходила выставка китайских книг. Там я встретил знакомого китайца, который оказался переводчиком на высшем уровне. После возвращения в Китай он стал секретарем ЦК. Он захотел встретиться с заместителем заведующего отделом ЦК КПСС. На таком уровне пытались налаживать контакт. И в 1988 году первая китайская делегация оказалась в Центральном Комитете КПСС. В Китае всегда существует альтернатива, там всегда были и, я надеюсь, есть люди, которые не хотят ни воевать, ни обострять отношения, а налаживать их. И когда эти люди были у власти, тогда это давало свои плоды.
Давидсон: До сих пор у нас, а может быть даже и в Европе с Америкой складывается неверное впечатление о якобы наиболее отсталых народах. Я был очевидцем того, как кинематографисты приезжали в Африку снимать ее не такой, какой она была на самом деле, а какой ее воображали себе белые люди. Местные жители, представляясь пигмеями и бушменами, снимали с себя европейскую одежду, надевали то, что носили их прародители 200 лет назад, и в таком виде снимались. А когда иностранцы уезжали, они возвращались домой и снова надевали обычные одежды.
Советские школьники в 1950-х и начале 1960-х годов учились по учебнику, в котором Африке отведено всего две страницы. В одном из фрагментов, в частности, говорилось: «Африканцев заставляют добывать и сдавать каучук. И если какая-нибудь деревня каучука недостаточно сдавала, то на нее напускали людей из другого племени — людоедов. С конца XIX века до конца Первой мировой войны население Конго уменьшилось в три раза». Получается, всех съели. И это написал известный ученый, историк Владимир Хвостов!
Если говорить о том, как советское руководство относилось к событиям в Африке, то какое-то понимание этого процесса у них было. Самое главное: если вы с каким-то народом или страной хотите что-то делать, для этого нужно в первую очередь знать эту страну и этот народ. Но у нас, к сожалению, это шло по другой линии. Не по линии знаний, а по линии «мы их научим, мы их заставим».
Другая книга, уже обо всей Африке, издана в 1984 году, в ее создании принимали участие многие известные специалисты. Она делится на две части: «Положение в странах социалистической ориентации» и «Положение в других странах». Возникает вопрос: что это за страны социалистической ориентации?
Если какой-то лидер говорил, что он за Маркса, Энгельса, Сталина, хотя он об их идеях ничего не знает, ему давали деньги. Во многих посольствах была такая должность — советник по строительству партии. Идея состояла в том, чтобы в других странах создавать политические партии нашего толка.
Таким образом какое-то понимание происходящих процессов у отдельных людей было, но политика, которая шла сверху и которая очень влияла на науку, выглядела как навязывание какой-то искусственной схемы. Тогда считалось, что страны, допустим, Тропической Африки могут прыгнуть через несколько этапов — от практически первобытного строя к социализму.
Можно обратиться к более раннему периоду — 1920-е и начало 1930-х. Когда-то у Ленина была идея всемирной пролетарской революции. Дела по Востоку и Африке в значительной степени были отданы Коминтерну. Работавшие там люди и развивали эту ленинскую идею до середины 1930-х. Потом, когда снова с 1956 года возник интерес к Востоку и Африке, возродилась идея соцориентации. Сейчас подобная идея продолжает существовать, но в меньшей степени.
Лукьянов: В советские годы в рамках Гостелерадиовещания были редакции вещания на страны Африки и на Китай — Иновещание. В детстве, в 1970-х годах, я был в этих редакциях, там были горы писем. Советское радио вещало на некоторых африканских языках, на которых не говорил никто в мире, в том числе в самих этих странах. Думаю, при всех издержках идеологии, какая-то память от этого должна была остаться. Очень много делалось, и, наверное, не все шло впустую. К сожалению, эта работа велась недолго, и сейчас такого у нас нет даже близко.
Галенович: Я получал такие письма. На радио я как-то рассказывал о Пэн Дэхуае. Он был человеком, который при Мао Цзэдуне осмелился сказать ему, что он неправ, что от его политики погибли десятки миллионов людей во время Великой пролетарской культурной революции. Мао погубил Пан Дэхуая. Попутно в Китае в то время руководила семерка — председатель ЦК КПК, пять его заместителей и генеральный секретарь. Из этой семерки против Мао и его культурной революции выступали четверо, а с Мао были только двое, в том числе Дэн Сяопин, который выступал за культурную революцию и сам же от нее пострадал. Дэн Сяопин вместе с Мао Дзэдуном были врагами СССР, потому что в истории ХХ века только они двое в роли мировых лидеров призывали все человечество вместе с ними создать «Мировой единый фронт борьбы против советского ревизионизма», то есть против нашей страны и народа. Ничто из этого сегодня Китай не опроверг. Мао Дзэдуну Дэн Сяопин был нужен как человек, разделяющий его взгляды по отношению к СССР.
Китайцы — люди очень самостоятельные. Когда-то Лю Шаоци, преемник Мао, сказал: «Если в Европе был Маркс, почему в Китае не может быть Люкса» — на такую ступень ставил себя китайский руководитель. Сегодняшний лидер Китая Си Цзиньпин и современная партия из марксизма взяли, с их точки зрения, самое главное — политический режим. Допустимо все в экономике, внешней политике, но политический режим несокрушим — не должно быть никого, кто тебе противоречит.
Лукьянов: Конечно, Советский Союз имел свой интерес в распространении своей идеологии в Африке и Азии, соперничество и все такое. Но, тем не менее, идея справедливости, которая в идеале заложена в социалистическом учении, марксизме, безусловно, была привлекательна для развивающихся стран. Что с этой идеей случилось?
Давидсон: Где-то в Европе это уже происходит. Но что касается Африки и Ближнего Востока, то там понятие «социализм» ассоциируется прежде всего с антиколониализмом и борьбой против капитализма.
Всегда было так, что мы поддерживали страны так называемого третьего мира, которые клялись в верности социализму, даже не зная, что это такое. Для стран Африки и Ближнего Востока социализм — это прежде всего антиколониализм и борьба против капитализма. А Запад, в первую очередь Америка, просто поддерживал тех, кто был против СССР. Так было всегда, и сейчас это в тех или иных формах продолжается.
Сейчас в Америке появились новые представления о том, какую политику ведет Китай в отношении Соединенных Штатов. Некоторые американские специалисты по КНР пришли к выводу, что за те 40-50 лет с момента установления американо-китайских отношений Китай обманул Америку, сказав, что он бедный и слабый и нуждается в поддержке США, тем более у двух стран общий враг — СССР. И только теперь американцы начинают понимать, что на самом деле китайцы считают именно их своими соперниками.
Какие скрепы предлагает китайское руководство своему населению? Первое — это единая кровь, которая соединяет всех китайцев, где бы они ни были. Они по рождению принадлежат Китаю. Во-вторых, это многочисленность — «Нас больше всего в мире». В КНР название партии переводится как «Партия общего имущества», и сегодня таким имуществом стали люди. Населением Китая владеет номенклатура Коммунистической партии, которая серьезно оторвана от своего народа.
Когда китайские коммунисты только захватывали власть, их газета называлась «Освобождение», а когда пришли к власти, ее переименовали в «Народ». Политика Китая сегодня заключается в том, чтобы убеждать всех и навязывать идею, что все страны от них зависят.
В мире возникает ситуация, когда есть две соперничающие между собой державы — Китай и Америка. Почему Китай? Впервые в истории человечества в руках руководителей ЦК Коммунистической партии Китая находится вся военная, экономическая и прочая мощь одной пятой части населения Земли.
Архитектурные ансамбли Санкт-Петербурга завораживают горожан и гостей города. Но в то время как одни постройки вызывают неподдельный восторг, другие — горячие споры и противостояние жителей, властей и девелоперов. В постсоветские годы родилось множество мифов относительно его внешнего вида, и сегодня вопросы застройки Петербурга окутаны легендами почище древнерусских былин. Изначально застройкой города на Неве руководил лично Петр I, считается, что дальше город развивался и застраивался по созданному им плану. «Лента.ру» разбиралась — где правда, а где вымысел.
Символ империи
Один из самых распространенных мифов о застройке Петербурга связан с высотностью зданий: якобы в городе запрещалось строить дома выше Петропавловского собора. Чтобы опровергнуть или подтвердить его, а также другие домыслы, углубимся в историю.
Построенный на болотах колоссальными усилиями город, ставший столицей государства, должен был символизировать новую могущественную Россию. Петр I не только пытался создать новый центр, но и показать всему миру военную и культурную мощь империи. Важнейшей задачей в это время было укрепление экономических и культурных связей с Европой, а основным движущим механизмом строительства — абсолютная политическая воля самодержца. Возведение города-порта на Балтике осложняли неблагоприятный климат, отсутствие инфраструктуры, болотистая почва, сложный рельеф местности — дельта Невы.
Застройка доминант осуществлялась по планам, лично контролируемым и утверждаемым монархом. Эта традиция, кстати, сохранялась вплоть до революции 1917 года.
Силуэт Санкт-Петербурга, или «небесная линия», начал формироваться с первых десятилетий истории города. Создавался он в соответствии с предпочтениями царя. Облик складывался за счет контраста между ординарной застройкой и крупными доминантами, которыми становились наиболее важные здания. Город застраивался в соответствии с единым планом, причем дома следовало размещать фасадами по «красным линиям застройки», то есть император старался представить, как сейчас сказали бы, «товар лицом». Облик города создавали иностранные архитекторы. Но Петр I заботился и о том, чтобы развивалась российская архитектурная школа, поэтому у европейских зодчих, как правило, были русские ученики.
Почти каменный город
Перед основателем Санкт-Петербурга стояло две важнейших задачи: создать первый в России образцовый европейский город и обезопасить его от пожаров — главного бедствия европейских городов того времени. Самые красивые здания должны были располагаться так, чтобы их видели с прибывающих кораблей гости города. Швартовавшиеся в порту суда должны были проходить наиболее презентабельные кварталы. Главной точкой торговли и портовой жизни, а значит и распространения всех новостей, была территории стрелки Васильевского острова, Петропавловской крепости и прилегающие районы.
Именно поэтому город застраивался со стороны Балтики, откуда суда проходили мимо красивых набережных. Первые «образцовые» набережные появились на Васильевском острове и противоположной стороне Невы. Прилегающие к ним территории Петр I велел застраивать приближенной знати. Причем, дома надлежало строить исключительно каменные. Однако планы по созданию каменной столицы требовали целой армии мастеров. Откуда же их взять? Петр нашел нетривиальное решение проблемы: в 1714 году издал указ о запрещении каменного строительства по всей России, кроме Санкт-Петербурга. Оставшиеся без работы каменщики со всей страны сами стали стекаться в столицу. Хотя необжитая территория нового города мало их привлекала, поэтому многих сгоняли насильно. Кирпичи были очень дорогими.
Существенная часть зданий, несмотря на строжайший запрет, строилась из дерева с имитаций камня в покраске и штукатурке. Свой вклад в красоту Петербурга внесли знатные вельможи — они строили свои дома по утвержденной технологии и там, где им разрешали в рамках общего плана застройки города. Наиболее сложные задачи — осушение болот, создание ансамблей соборов, монастырей и государственных зданий — решались за счет государственной казны.
Не обогнали Европу
В первой половине XVIII века рядовая застройка Петербурга была в основном одно- и двухэтажной. Почти все относящиеся к тому времени высотные здания представляли собой ярусные башни, в некоторых случаях увенчанные шпилями. Петр не пытался ограничивать их высоту, наоборот, старался сделать их максимально высокими. Петропавловский собор, остающийся символом Петербурга, изначально достигал 110 метров, а в XIX веке был перестроен до 122,5 метра. Первому архитектору города, итальянцу Доменико Трезини было приказано построить здание, превосходящее по высоте московские, — колокольню Ивана Великого и Меншикову башню. Вслед за собором были построены и другие высокие здания: Троицкая и Исаакиевская церкви, Адмиралтейство, Партикулярная верфь, Конюшенный и Литейный дворы, Кунсткамера.
Но все они были ниже Петропавловского собора. В России вплоть до середины XX века, а в Петербурге еще дольше (до начала 2000-х) — он оставался самым высоким зданием. Видимо, отсюда и родилось неверное представление о якобы действовавших в Северной столице ограничениях на высоту застройки.
При этом самые высокие сооружения возводились благодаря российским монархам. Одними из главных символов Петербурга постпетровской эпохи стали здания в стиле елизаветинского барокко. Обер-архитектор императрицы Елизаветы Петровны Франческо Растрелли известен каждому, главным образом, в связи с одной из его поздних работ — Зимним дворцом, где сегодня расположен Эрмитаж. Под руководством Растрелли был перестроен Екатерининский дворец, создан ансамбль в Петергофе. На закате карьеры Растрелли отметился еще одним шедевром — комплексом Смольного монастыря. Изначально предполагалось, что комплекс зданий начнется с колокольни, высота которой составит около 160 метров, таким образом, комплекс стал бы самым высоким в Европе. Для сравнения — это треть небоскреба Лахта-центра или, примерно, высота здания Министерства иностранных дел (МИД) в Москве. Однако этим планам не суждено было сбыться: возведению помешала война с Пруссией. Проект высокой колокольни свернули полностью, а строительство Смольного монастыря замедлилось. Завершал работу над архитектурным ансамблем ученик Растрелли — Юрий Фельтен. Проект был закончен лишь в XIX веке и имел максимальную высоту зданий в 84 метра.
Позвали на стрелку
Самые красивые здания Петербурга строились по прямому указу российских монархов либо самых приближенных и влиятельных вельмож. Но и тогда в обществе не было единства в понимании прекрасного. Так случилось при создании архитектурного облика стрелки Васильевского острова. Она начала застраиваться еще при Петре I. Стрелка должна была стать культурным и деловым центром города. Для этого архитектором Трезини в 1719-1721 годах был создан проект постройки здесь правительственных учреждений — здания коллегий, биржи, гостиного двора и собора.
В начале 1720-х вдоль Большой Невы заложили фундаменты под Кунсткамеру, дворец царицы Прасковьи Федоровны, позднее отданный Академии наук. Северный берег оставался портовым районом, даже после того, как здесь уже были построены Гостиный двор, дома Апраксиных, Демидовых, Нарышкиных, Лопухиных. В 1730 годы в этих зданиях разместились биржа, таможня и склады.
Страсти разгорелись вокруг строительства нового здания биржи, которое должно было отвечать потребностям растущей российской экономики. Изначально проект был поручен любимцу императорского двора — архитектору Джакомо Кваренги. Им построено едва ли не самое большое число дошедших до нашего времени знаковых зданий в Петербурге, в том числе в 1783-1789 годы по его проекту на берегу Большой Невы были созданы главное здание Академии наук и вогнутая часть северного пакгауза. Он также проектировал здание Эрмитажного театра, где до конца жизни имел квартиру.
Тем не менее, выполненный в модном палладианском стиле проект биржи оказался под огнем критики — купцам оно решительно не нравилось, говорили, что здание не соответствует духу Петербурга. В результате новую биржу создал менее титулованный, но не менее талантливый французский архитектор Тома де Томон. По легенде, идея с планировкой Стрелки пришла, когда ему подавали завтрак на подносе с парой кофейных чашек и кофейником посередине. Так родился ансамбль из классического здания биржи и ростральных колонн со статуями морских божеств у подножия. Этот проект пришелся по душе общественности. Впрочем, постройка напоминает некоторые известные архитектурные сооружения. Поэтому специалисты иногда и до сих называют де Томона модным плагиатором. Война 1812 года снизила популярность французского архитектора, ансамбль стрелки Васильевского острова завершали другие зодчие. А здание Петербургской биржи по проекту Кваренги было разобрано, что не мешало великому зодчему продолжать строить здания, которыми мы любуемся по сей день.
На высоте
Вопрос о высоте застройки не закреплялся в строительных регламентах Петербурга вплоть до середины XIX века. Возникновение этого документа было связано с периодом начала активного жилищного строительства в городе, сопровождавшегося массовым появлением 5-6 этажных зданий. Регламент ограничивал максимальную высоту новых гражданских построек (причем не имел никаких привязок к высоте Петропавловского собора).
До начала XX века все строительство в России базировалось на сословных принципах: в соответствии со званиями и чинами владельцев домов. В качестве ориентира для гражданского строительства была взята высота Зимнего дворца до венчающего карниза — в тот момент 11 сажень или примерно 23,5 метра. Строить жилье выше запрещалось. «Высотный регламент, введенный в практику петербургского строительства в середине XIX века, непреложно соблюдался вплоть до революции 1917 года. Норма, установленная высотным регламентом, не распространялась на культовое зодчество. Допускалось превышение предельной высоты гражданских построек при устройстве жилых мансард и создании локальных силуэтных акцентов в виде небольших башен, шпилей или бельведеров. Исключительно техническими требованиями диктовался выбор высоты труб заводов и фабрик, а также таких промышленных объектов, как водонапорные башни или элеваторы. Строгость установленных ограничений не помешала, однако, появлению в предреволюционные годы в Петербурге таких диссонирующих с исторической средой высотных сооружений, как «железо-стеклянные» световые фонари над зданиями Музея училища Штиглица и Главного штаба», — рассказывает Владимир Лисовский, профессор Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина Российской академии художеств.
Тогда же, в середине XIX века, была утверждена так называемая квартальная застройка: высота возводимых зданий не должна была превышать ширину улицы, на которой они расположены. Позднее строительный устав включили в Свод законов Российской империи, который просуществовал вплоть до образования СССР. Он закрепился в том числе благодаря строительству гармоничных зданий, пристраивавшихся к Зимнему дворцу и образовавших комплекс императорской резиденции. Ограничения по высоте не распространялись на культовые сооружения и промышленные предприятия.
Поиск компромисса
В современной культурной столице России споры по поводу целесообразности строительства того или иного здания — дело привычное. Вспомните дискуссии вокруг «Охта-Центра» или изменение панорамы стрелки Васильевского острова из-за строительства высоток в районе ДК имени Кирова. Эксперты признают, что проблема сохранения исторической застройки в Петербурге, как и в других российских мегаполисах, всегда требует компромиссного решения и диалога. Тем более, если ее доля велика. Для города на Неве это особенно актуально: если в среднем в российских городах сохранилось не более 10 процентов исторической капитальной застройки, в Санкт-Петербурге — почти треть.
Что же будет предопределять дух города в нынешнем столетии? «Петербург по замыслу был уникальным градостроительным экспериментом, ничего подобного до Петра никто не решался делать. Существовали колонии, где завоеватели с помощью градостроительства навязывали свои порядки. Петр же использовал архитектуру и градостроительство как способ добровольной интеграции двух больших культур. Доказательство невероятного успеха этого эксперимента — невероятный расцвет русской культуры в последующие столетия. Петербург подарил миру великую литературу и великую авангардную живопись и архитектуру. И сегодня у города может быть только “хороший путь” — возвращение к лучшим европейским практикам. Город должен не просто строить лучшее из того, что может предложить Европа. Он должен вернуться к европейским градостроительным приемам, которые позволили бы создать среду, адекватную потребностям современного человека — предсказуемую, эстетически интересную и разнообразную, комфортную для горожанина, открывающую возможности для взаимодействия людей и бизнесов. Вредно думать, будто мы можем строить дома-гетто или дома-пародии на архитектуру прошлых веков, и при этом процветать. Не надо забывать, что история успеха большинства современных городов — это история, в первую очередь, градостроительного успеха», — полагает Мария Элькина, архитектурный критик, куратор выставки «Петербург 2103».
«Есть удивительные памятники, которые важно и нужно сохранять. Но есть зона, непригодная для качественного жилья изначально. Воссоздавать в изначальном виде эти здания невозможно. Они не соответствуют никаким современным нормам — от санитарных до противопожарных», — поясняет управляющий партнер юридической фирмы CLC Наталья Шатихина. Она также напоминает о «теории разбитых окон», появившейся в США почти 40 лет назад и многократно проверенной практикой. Исследования показали, что мелкие правонарушения (граффити, мусор, разбитые окна), а также в целом неухоженные и запущенные территории способны порождать не только социальную напряженность, но и преступность, провоцируя людей на худшее поведение. «Очаговая встройка в такие зоны, включая ветхие и депрессивные кварталы советского периода, только усугубляет социальную ситуацию», — уверена Шатихина.
Кроме того, как правило, в таких районах живут социально неустроенные граждане и мигранты. Аварийные дома оказываются фактически заселенными, при этом выпадая из-под контроля государства — местных властей и правоохранительных органов. «Мы видим это не только на примерах нашей страны, но и в Европе. Этнически организованное расселение в целом является фактором, снижающим криминальные риски. Мигранты, рассредоточенные же по очагам ветхости и депрессивности, не имеют устойчивых связей даже внутри своих общин и диаспор, что делает их невидимками, появляющимися лишь в криминальных сводках», — отмечает эксперт.
Председатель совета директоров девелопера Setl Group Максим Шубарев также признает проблему ветхого жилья в Петербурге. «Я здесь родился и вырос и всегда испытываю сожаление, если доводится видеть такие неблагополучные места. Работать с этой проблемой можно и нужно, но механизмы требуются достаточно сложные. Сегодня мы сталкиваемся со случаями единичного строительства, которые, как правило, для инвестора связаны с высокими рисками выхода за грань рентабельности», — говорит он.
Шубарев подчеркивает, что «говорить в подобных проектах о прибыли как самоцели неверно», это работа на будущее города. Поэтому, по его словам, важно широко обсуждать такие проекты, искать гибкие решения, при которых инвестору будет интересно подключаться к зонам старой застройки и создавать комфортную среду для горожан.
Согласно последнему опросу Всероссийского центра изучения общественного мнения, более четверти россиян считают профессию врача одной из самых престижных. Впрочем, к врачам всегда относились с особым почтением. Их уважали и, как следствие, благодарили. В советское время несли конфеты, потом конверты. Но как сейчас благодарить врачей? Почему они обижаются на конфеты? И почему чиновники столичного депздрава всерьез озаботились формой этих благодарностей? Ответы на эти и другие вопросы искал корреспондент «Ленты.ру».
В 2015 году один из пациентов столичной больницы опубликовал пост в соцсетях, в котором рассказал — как излечился от тяжелой болезни. Тот текст он отметил хештегом #спасибодоктор. Увидев эту публикацию, другие пользователи стали благодарить врачей за оказанную им помощь под тем же хештегом.
Добрые слова за спасенные жизни и оказанную помощь говорили и известные люди: режиссеры и актеры, музыканты и спортсмены.
Почти сразу флешмоб получил поддержку московских властей. Для размещения отзывов создали специальный сайт.
Некоторые истории простых москвичей говорят уже даже не о благодарности, а о влюбленности в своих врачей.
«Мой ревматолог — специалист от Бога. Когда видишь, как 7-сантиметровая игла шприца до конца входит в сустав — и это совсем не больно, то немеешь от изумления, — пишет один такой пациент. — Когда чувствуешь, что боль в коленке, которая не давала подниматься по лестнице, исчезает уже после первого укола, то проникаешься благодарностью как к мирозданию в целом, так и к врачу в частности».
Мужчина был впечатлен тем, что врач обычной районной поликлиники следит за всеми новинками в медицине и ездила на учебу в Португалию.
«Однажды она при мне занималась целым кланом башкир, непонятно как оказавшихся в нашей поликлинике… И было видно, что она точно так же вкладывается в этих башкир, как в приписанных к поликлинике коренных москвичей», — продолжает автор.
Пациент отметил, что хорошего специалиста отличает «некая отточенность, определенность».
«Я любуюсь ею, даже когда она идет по коридору. Она не идет, а летит. Она великолепна», — так он завершил свое благодарственное письмо.
В рамках акции «Спасибо, доктор!» фотографии сотрудников столичных медучреждений, отмеченных пациентами или победивших в конкурсе профмастерства и в голосовании на «Активном гражданине», разместили на более чем 400 билбордах и остановках.
«Мы не ожидали. Не политики, не деятели шоу-бизнеса, а мои коллеги. Неожиданно и приятно», — так оценил этот проект знакомый заведующий отделением одной из столичных клиник.
«Проект «Спасибо, доктор!» стартовал три года назад в социальных сетях и за это время вышел далеко за первоначальные рамки, — резюмирует руководитель депздрава Москвы Алексей Хрипун. — Более 12 тысяч благодарных отзывов и теплых пожеланий в адрес столичных врачей и медсестер поступило только на сайт проекта. Всего же сообщений, размещенных в социальных сетях с хештэгом #спасибодоктор, насчитывается сотни тысяч. За многими из этих сообщений, какими бы краткими они порой ни были, стоит история спасения жизни наших пациентов, признание огромного вклада медицинских работников в сохранение здоровья москвичей».
Получив поддержку властей, проект «Спасибо, доктор!», похоже, приобрел недостающий обычному сайту отзывов элемент: отмеченных пациентами врачей стали премировать и выделять на работе. О них стали писать СМИ.
«Такие социальные программы — это мостик, благодаря которому выстраиваются правильные взаимоотношения между врачом и пациентом, — рассказал «Ленте.ру» главный специалист по анестезиологии-реаниматологии Москвы Денис Проценко. — Я уверен, что это очень важный стимул для развития специалиста».
Денис уверен — нет ничего плохого в благодарности. Однако, по его словам, врачам не хватает не букетов цветов и сладостей, а простой улыбки и слов: «Спасибо, доктор!»
«Это не просто позитивная эмоция. Ты чуть-чуть себя другому отдаешь. А мы транслируем это на следующего пациента. Получается такой круг добра».
Участие в проекте, как отмечает врач, не изменило его жизнь, но он понял, что приложенные старания, бессонные ночи — все это оценено городом и его жителями.
А еще подобные проекты, по мнению Проценко, могут быть одним из инструментов для привлечения молодежи во врачебную профессию.
О проблеме «круга эмоций» в медицинской среде уже давно знают психологи, даже те, кто напрямую не работают с врачами.
«Спасатели, врачи, полицейские — это люди, которые работают с особой мотивацией. Они, конечно, не мечтатели, но культивируемый ими в неофициальном общении цинизм преимущественно напускной. На самом деле представители таких профессий очень зависимы от оценки их работы обществом, так как чувствуют себя проводниками некоей сверхмиссии, — говорит психолог Виктор Воротынцев. — Ведь трудно же назвать «услугой» спасение жизни?»
Отсутствие этой эмоциональной отдачи, может, по его словам, привести к выгоранию, мешающему работать и развиваться дальше в полную меру. «Последнее особенно актуально для врачей, которым нужно учиться всю жизнь, чтобы не выпадать из профессии», — отмечает Воротынцев.
По словам психолога, достоинством проекта «Спасибо, доктор!» является выделение не только заслуженных сотрудников ведущих институтов и медцентров, но также врачей и медсестер из обычных районных поликлиник, о которых бы никто и никогда не услышал. А еще то, что героями становятся не любимчики руководства, а именно те, за кого говорят простые люди.
«Проект очень нужный. Хорошо, что есть обратная связь, — и люди могут выразить свое мнение относительно нашей работы, — рассказал «Ленте.ру» Василий Фролов, врач общей практики из московской поликлиники № 8. — Пациент выздоравливает, уходит и уже не возвращается, что, конечно, правильно, но понять — как он оценивает лечение и качество оказанной помощи — трудно. А положительные отзывы, на мой взгляд, стимулируют специалиста, показывают, что он на верном пути и надо стараться дальше».
Фролов, хоть и попал в число любимчиков москвичей, героем себя не считает. «Работали в обычном режиме. Ничего экстраординарного. Ко всем пациентам у нас внимательное отношение, а как может быть иначе? Но кто-то вот решил написать несколько добрых слов. Это очень приятно», — добавил он.
Затронул проект и другую проблему, связанную дефицитом позитивных отзывов о чем-либо вообще, а не только о врачах. Об этом говорят не только психологи, но и специалисты в области рекламы.
«Русская литература всегда была литературой борьбы. У нас драматургия — это всегда преодоление препятствий. Возможно по этой причине у нас так редко говорят «спасибо» или говорят, когда человек уже умер», — рассуждает гуру российской рекламной индустрии Владимир Евстафьев.
В 2016 году столичный проект «Спасибо, доктор!» занял первое место в двух номинациях на федеральном конкурсе социальной рекламы «Импульс».
«Единогласно присудили гран-при, — отметил председательствовавший в том жюри Евстафьев. — При том, что были очень сильные работы представлены. Была фантастическая по своему исполнению реклама ГАИ, про Гагарина была замечательная реклама — к юбилею его полета. Еще была акция Олимпийского комитета: они установили в Москве специальные такие будочки. Любой желающий мог зайти и покрутить педали. Такая же будочка стояла в Норильске — и люди могли зайти в нее и погреться, увидев лицо человека, который передал им это тепло, приложив свои усилия».
Однако экспертов от рекламы зацепила особая простота, глубина и искренность московского проекта. «А еще необычность, ведь социалка, как правило, ругает, предъявляет претензии, пугает», — говорит эксперт.
В советские годы была традиция нематериального поощрения лучших ударников труда, в том числе через размещение на досках почета. По словам Евстафьева, многие из этих наработок взяли на вооружение западные страны и россиянам не стоит их «стыдиться».
Сотни билбордов с портретами врачей, как отметил эксперт, — вещь не только не демонстративная, но и вполне эффективная. «Если ставить перед собой цель научить людей правильно благодарить врачей и вообще справедливо относится к их труду, то без таких комплексных проектов никак не обойтись. И «Спасибо, доктор!» — та история, от которой можно отталкиваться, на которой можно учиться».
Работа фотографа Марио Сорренти представлена в экспозиции выставки «Календарь Pirelli 2012»
Фото: Валерий Мельников / РИА Новости
Каждая десятая женщина (по статистике — 13 процентов) не считает насилие харассментом и готова с ним мириться. 25 процентов считают домогательства на работе личным делом людей. Таковы выводы исследования «Насилие в сфере труда», которое провела научная сотрудница Федерального научно-исследовательского Социологического Центра РАН Ольга Мирясова. О видах домогательств на работе и методах борьбы с насилием она рассказала «Ленте.ру».
«Лента.ру»: Давайте начнем с определения. Что в России понимают под харассментом?
Мирясова: Предполагаю, что около 70 процентов жителей России в принципе не знают, что это такое. Если спросить про домогательства, ситуация будет лучше, но трактовка и этого понятия далеко не очевидна.
В 2011 году опрос на сайте вакансий HeadHunter показал, что 59 процентов людей сталкивались со случаями харассмента, среди женщин — 70 процентов. Но аудитория этого сайта намного более продвинутая, чем общество в целом, — его посещают активные пользователи интернета, образованные россияне. Когда ФОМ в 2017 году опрашивал население по стандартной выборке, 24 процента сказали, что случаи сексуальных домогательств в нашей стране бывают «часто», а 36 процентов — «бывают редко». Разброс в оценках объясняется влиянием на результат опросного инструмента. Можно спросить в лоб — «были ли случаи харассмента?» — и получить от большинства в ответ «нет», а можно спросить про отдельные формы харассмента — результат получится другим. Опросы о распространенности харассмента и отношении к нему дают совершенно разные цифры в зависимости от контекста и формулировки вопросов. Это говорит о том, что понимание термина у людей размыто.
Международная организация труда определяет харассмент как действие, направленное на людей по причине их гендера, в том числе действие сексуального характера, с целью причинения вреда. Такие действия относятся не только к работникам, но и к ученицам, стажеркам, волонтерам и соискателям.
Проще говоря, это давление на человека, которое имеет сексуальную составляющую и происходит в рамках отношений в трудовом или учебном коллективе.
Как распознать харассмент? Это не всегда — физическое насилие?
Нет. Спектр относящихся к нему действий очень широк, начиная с откровенных взглядов — невербальной коммуникации. Среди вербального — как прямые сексистские комментарии, так и обсуждение внешности одних женщин в присутствии других. Если мужчины, находясь в одном помещении с женщиной, достаточно грубо или откровенно обсуждают другую, то она чувствует себя сексуализированным объектом. Женщина может предположить, что в ее отсутствие о ней говорят примерно то же самое.
Но если у данного обсуждения нет цели, то это скорее будет просто сексистское поведение. А если есть (например, цель унизить), то это харассмент. Иногда провести грань довольно сложно, потому что неуважительное отношение к другим, постоянная демонстрация своего превосходства, попытки самоутвердиться за счет унижения других — все это для части людей является нормой поведения.
Многие думают, что домогательства распространены только в сфере шоу-бизнеса.
Такие случаи чаще попадают в средства массовой информации. Кто напишет статью о том, что начальник цеха домогался укладчицы конфетной фабрики? Кому будет интересна такая новость? Пишут о звездах и случаях с ними, поэтому и складывается такое мнение.
Почему вы выбрали эту тему для исследования?
В июне в Международной организации труда должно пройти голосование по принятию новой конвенции об искоренении насилия и домогательств в сфере труда. Россия ведет себя пассивно, и никто не знает, как она проголосует. Эта ситуация подталкивает к обсуждению темы.
Кого вы опрашивали?
Вместе со студентками магистратуры СПбГУ я начала опрашивать работниц кафе в Санкт-Петербурге. Сфера обслуживания — это та сфера, где есть явные случаи харассмента, а официантки — достаточно массовая профессия для женщин 18-30 лет. В обществе официантки имеют имидж низкооплачиваемой и низкостатусной профессии, что увеличивает риск домогательств не только со стороны клиентов, коллег, но и со стороны, например, таксистов. Когда уставшая девушка после смены садится в такси в два-три часа ночи, водитель часто делает ей неприличные намеки, предлагает поехать куда-то еще, исходя из того, что она официантка, а значит флирт и случайный секс для нее являются нормой.
К вербальному насилию относятся неуместные вопросы о личной жизни: опрошенные официантки говорили, что домогательства начинаются с вопросов, есть ли муж или парень, как бы намекая на то, что если они свободны, то им что-то там предложат. Часть клиентов считает, что официантке нечем заняться и ее можно пригласить посидеть за столиком. На самом деле они полностью загружены работой и отвечать постоянно на вопросы, замужем или нет, им не очень комфортно. Мужчины не понимают, что это не первый подобной вопрос к девушке за день.
Получается ситуация, когда мужчина пытается познакомиться, и его желание может быть искренним, для женщины это, по сути, уже домогательство: ей это мешает работать, поскольку она понимает, что для клиента она не официантка, а сексуальный объект. Ведь официантка — это человек, который должен принести блюдо, а сексуальный объект — это тот, с кем планируют какие-либо дальнейшие отношения.
Хотя исследование только началось, уже очевидно, что официантки часто не рассматривают насилие как харассмент. Несмотря на негативное отношение и к тому, и к другому, они видят в харассменте издержки профессии, с которыми приходится иметь дело. Им не приходит в голову, что эта проблема системная и решать ее тоже нужно системно.
Ее решили в других странах?
Проблема нигде не решена окончательно. Пока есть отношения экономической зависимости, будут возникать подобные ситуации. Просто в разных странах существуют свои механизмы и подходы к решению проблемы.
Европа дальше ушла в наличии инструментов для защиты женщин, начиная от законов и заканчивая профсоюзами, которые понимают эту проблему и готовы ей заниматься. Там более давняя история защиты гражданских прав. В Советском Союзе равенство прав мужчин и женщин внедряли сверху: была государственная политика, связанная с потребностью государства в новой рабочей силе, но домашнее хозяйство при этом оставили на плечах женщин. В Европе же женщины сами долго боролись за свои права, поэтому институты гражданского общества имеют там намного более прочный базис, и демонстрации собирают десятки тысяч женщин.
В 1990-е вопросы гендерного равенства широко обсуждались в обществе: в Госдуме появились гендерные фракции, давали гранты на гендерные исследования, работали общественные организации. Сейчас ситуация противоречивая. Есть как ярко выраженный консервативный тренд, связанный с государственной политикой и деятельностью церкви, так и общественный запрос на гендерное равенство. Мне кажется, что молодежь имеет совсем другое самосознание, многие девушки не готовы следовать стереотипам, и в этом большой потенциал изменений.
Каким образом человек формирует свое отношение к харассменту? Почему получается, что для одних это что-то допустимое, а для других — наоборот?
На человека влияет все понемногу, но есть так называемый «скрытый учебный план»: кроме непосредственно образовательных программ, которые дают учебные заведения, начиная с детского сада и кончая вузом, нам прививают определенные ценности. В детском саду мальчикам и девочкам постоянно говорят: ты, девочка, — делай это, ты, мальчик, — делай то. Далее дети проносят это через школу и частично — через вуз, что, безусловно, влияет на их биографию, стремления и отношение к себе.
Почему многие девочки в школе увлекаются информатикой, но существенно реже идут учиться на программистов и еще реже в итоге работают ими? Это влияние скрытого учебного плана: «программист — не женская профессия».
Интересно, как меняются голливудские мультики. Иногда смотрю их с дочкой. Например, один сюжет «Суперсемейки» был про распределение семейных обязанностей: мама находит хорошую работу, а папа остается с тремя детьми дома. И тут он понимает, что на работе намного легче! И это не единственный пример. Меня это радует. Советские мультфильмы даю ребенку смотреть с болью: вижу, как они формируют гендерные стереотипы. Современные «Смешарики» тоже ненамного лучше. В них две героини: сова-домохозяйка и Нюша, которая думает о своей привлекательности. Хотя там есть серия, как Нюша добивалась гендерного равенства, но в целом женские персонажи не радуют разнообразием. И это тоже скрытый учебный план, который на подсознательном уровне потом будет тормозить девочку.
Та же ситуация складывается и с харассментом. В культуре и образовании имеет место объективизация женщины, восприятие ее как сексуального объекта, с одной стороны, и как объекта, который обслуживает семью, — с другой. Все эти представления воспроизводятся из поколения в поколение, транслируются через культуру.
Но сейчас заметны подвижки. Ни общество, ни культура не статичны, и вместе с ростом разнообразия, которое произошло в последние 20-25 лет, появлением новых коммуникативных возможностей (интернет, поездки за границу) растет общая открытость общества. Теперь меньше факторов, которые принуждают людей жить в рамках заданных социальных ролей. Но, несмотря на изменения, это всегда конфликт: с одной стороны, девочки начинают себя ценить, с другой — выбраться за рамки стереотипов не так просто. Дальше начинается личная история каждой: сможет ли она выбрать свой путь и жить с чувством собственного достоинства или нет.
«Большинство женщин вынуждены увольняться»
Связан ли харассмент со стеклянным потолком и разрывом зарплат у мужчин и женщин в 30 процентов?
Отчасти. Когда много мужчин на средних или высших позициях, а женщина уже сталкивалась с сексизмом или харассментом, работа в мужском коллективе может быть для нее стрессом. Она может опасаться, например, вновь столкнуться с ситуацией, когда мужчины обсуждают между собой женщин, не обращая внимания, что делают это в присутствии одной из них. И в целом получается, что это «не ее» коллектив.
Есть ли в России статистика по харассменту?
Когда спрашивали людей в массовых опросах, сталкивались ли они с харассментом, цифры выходили небольшие, но их нужно внимательно анализировать. Многим женщинам трудно признаться, что с ними такое случалось, поэтому про свои истории они не говорят, не помнят или просто не распознают как таковые. Когда началась история с #MeToo, я поначалу думала, что я лично не сталкивалась с домогательствами на рабочем месте. Только потом у меня в памяти всплыла история, когда мне было 18 лет и я работала проводницей в студенческом отряде. Начальник поезда закрылся со мной в купе и стал приставать. Про эту ситуацию я забыла, видимо, потому что она разрешилась — я перевелась на другой поезд. Увольнение с работы — до сих пор наиболее распространенная стратегия поведения в случае харассмента. Возможностей решить проблему другим способом у наших женщин немного.
Ваша ситуация напоминает скандал в Голливуде, когда о домогательствах продюсера Харви Вайнштейна жертвы рассказали спустя много лет, и наш скандал в Госдуме, когда в домогательствах, которые происходили в разные годы, обвинили депутата Леонида Слуцкого.
Я понимаю женщин, которые рассказали о ситуации харассмента только 20 лет спустя. Мне в 18 лет и в голову не пришло зафиксировать случившееся как проблему, имеющую общественную значимость. Я не думала, что нужно к кому-то обратиться, единственная мысль — надо менять работу. Америка же за 20 лет прошла большой путь, и, если тогда пострадавшие, возможно, думали, что это часть их профессии, что можно отказаться спать с кем-то, но это будут предлагать регулярно и от этого никуда не денешься, — говорить бессмысленно, никто не поддержит. А сейчас они поняли, что говорить стоит: в профессию приходят молодые девушки, они проходят через то же самое, и надо дать понять на публичном уровне, что такие действия недопустимы.
Что касается Слуцкого, то, конечно, это позор, что комиссия по этике не нашла нарушений в поведении депутата, но для меня эта история больше про смену поколений и тренды. Люди старшего поколения консервативные и закостенелые в своем сексизме, да и корпоративная солидарность вполне типична для Госдумы и представителей власти. Но растет новое поколение, и у него намного более прогрессивные взгляды.
Что вы можете сказать о ситуации с главредом «Медузы» Иваном Колпаковым, которого также обвинили в приставаниях к жене подчиненного?
Хорошо, что состоялось обсуждение. Если кейс со Слуцким — это история на рабочем месте, то кейс с Колпаковым — про пьяную вечеринку. Раньше сказанные в таких местах слова вообще никого не волновали.
В этих историях важен не сам факт наказания «уличенного» в сексизме (увольнение, штраф или что-то другое), а дискуссия, реакция самого человека и его готовность переосмыслить произошедшее. Виновный не обязан всю оставшуюся жизнь носить клеймо сексиста — это тупиковая ситуация. Если бы Колпаков искренне написал, что все понял и никого унизить не хотел, то, по моим меркам, это был бы лучший результат.
Обычно говорят о случаях, когда домогательствам подвергаются женщины. А часто ли с этим сталкиваются мужчины?
Бывает все, но другое дело, что сложно сказать, насколько часто. Исследований не было, да и мужчины менее охотно будут про все это рассказывать: находиться в положении жертвы им тяжело. Все зависит от распределения власти: если женщина, например, вышестоящая начальница, а мужчина зависим от нее, в этом случае домогательства вполне возможны. Но у мужчин в сексистском обществе власти больше по умолчанию, поэтому для подобной ситуации у женщины должен быть гораздо больший ее [власти] перевес. Трудно себе представить, что девушка домогается равного по статусу коллегу, а если и так, то, скорее всего, для него это не будет проблемой: он либо посмеется, либо ее отвергнет, но на 99 процентов не останется после этого в униженном положении. С женщинами все по-другому.
Почему так? В чем сложность для женщин, подвергшихся харассменту, борьбы с этим?
Я разговаривала с юристами, они говорят, что ничего или почти ничего не могут предложить женщинам, которые хотят бороться с харассментом. Правовые механизмы в этой сфере в нашей стране фактически отсутствуют. Вся надежда на коллектив, профсоюз или добрую волю работодателя.
Большинство женщин вынуждены увольняться. Юристы считают, что харассмент надо рассматривать как дискриминацию на рабочем месте, потому что это сфера трудовых отношений, но наши суды очень не любят работать с дискриминацией и вообще не понимают, что это такое. В судах доказать случай дискриминации не удается почти никогда. Одно из немногих исключений — кейс со стюардессами из «Аэрофлота», когда им сказали, что в компании должны работать девушки с размером одежды меньше 48. За «избыточный вес» их лишали надбавки к зарплате. Суд запретил отбирать работников по размеру одежды, но постановил выплатить смешную компенсацию — около пяти тысяч рублей за моральный вред. Но это тоже история не про харассмент. Про харассмент вообще нет успешных историй.
Почему?
У нас несовершенное законодательство. В 2003 году в Госдуму был внесен законопроект о гендерном равенстве. Пролежал там 15 лет. Сейчас к нему хотят вернуться, но идет обсуждение по его корректировке. Еще неизвестно, чем это закончится. Последние три года было много дискуссий о законе о домашнем насилии — все силы феминисток ушли на него. Они хотели, чтобы работала система защиты жертвы, как в некоторых других странах, где бывшему мужу или партнеру суд может запретить приближаться к бывшей супруге или партнерше. Там суд не только возбуждает уголовное дело, но и стремится обезопасить жертву от возможных притязаний с помощью охранного ордера. У нас этого нет.
Нет никакой системы безопасности. Были прецеденты, когда муж встречал жену около суда, нападал на нее и пытался избить. Много сил ушло на этот закон, поэтому до темы харассмента, на мой взгляд, просто руки не доходили. А говорить про это надо: можно добиться возбуждения уголовного дела в случае попытки изнасилования или побоев на рабочем месте, но если человек не под стражей, он продолжит работать в той же компании и встречаться со своей жертвой. У нас закон никак не обязывает работодателя перевести или уволить сотрудника.
Поможет ли введение корпоративного кодекса?
Это эффективная, хотя и непростая для осуществления модель. Все зависит от того, какие инструменты будут прилагаться к нему: какие санкции последуют за нарушением кодекса. Логично было бы создать конфликтную комиссию или ввести должность омбудсмена по правам женщин, к которому можно обратиться по всем наболевшим вопросам. Этот орган должен решать проблему внутри коллектива, чтобы потерпевшей стороне не приходилось идти в суд, потому что суд — дело затратное по деньгам и времени.
Если подытожить: как женщине обезопасить себя от харассмента в России?
Беда в том, что пока никак. Пока приходится надеяться только на солидарность коллег и отзывчивость руководства. При этом люди часто не очень хотят знать, что происходит в жизни коллег, не всегда готовы помочь или боятся реакции работодателя. Конечно, женщина должна попытаться сама что-то предпринять, но то, насколько ее действия будут успешными, зависит от многих обстоятельств: от востребованности ее как работника, размера коллектива, типа взаимоотношений и ее личных коммуникативных возможностей. Даже если жертва — сильный и уверенный в себе человек, противоположная сторона может быть так же уверена и сильна в своем праве на притязания. Важно начать говорить. Обсуждение проблемы в обществе — первый шаг к изменениям.