Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Как Путин вышел на лед, забил восемь шайб и привел команду к победе
В Сочи в рамках VIII Всероссийского фестиваля по хоккею среди любительских команд прошел гала-матч, в котором принял участие президент России Владимир Путин. Главе государства удалось забросить восемь шайб, с его помощью команда «Легенды хоккея» выиграла у сборной Ночной лиги со счетом 14:7. Вторым по результативности игроком «Легенд» стал министр обороны России Сергей Шойгу, забивший две шайбы. Весь матч за высокопоставленными игроками на льду олимпийского дворца спорта «Большой» наблюдал корреспондент «Ленты.ру».
С сентября 2018 года почти тысяча команд Ночной хоккейной лиги рубились друг с другом везде, где могли найти подходящий лед: от Калининграда до Южно-Сахалинска. Что там происходило, описать невозможно: по выходным параллельно проводилось по сотне матчей в трех дивизионах Ночной хоккейной лиги.
Самый престижный из них, он же самый зрелищный — дивизион «40+». В сочинском финале эти мужчины бьются за Кубок Владимира Крутова — дважды олимпийского чемпиона, который в 2010-м, за два года до своей смерти, вошел в Зал славы Международной федерации хоккея с шайбой.
Жительница Сочи Наташа пришла на гала-матч между «Легендами хоккея» — команды, в которой играют звездные ветераны игры, такие как Вячеслав Фетисов, Игорь Ларионов, Алексей Гусаров, — и сборной Ночной хоккейной лиги. Она здесь с сыном, и оба пришли на хоккей впервые.
После каждого сильного удара по воротам мальчик выкрикивает: «Бой!» — и морщится. Так Женя произносит слово «больно». «Он думает, что вратарю больно, когда шайба в него летит», — говорит Наташа.
Девушка не скрывает, что пришла на гала-матч только чтобы увидеть президента России Владимира Путина, играющего за «Легенд хоккея». «Я думаю так, что у тех, кто в белом (сборной Ночной хоккейной лиги — прим. «Ленты.ру»), больше всех вратарь работает. Все к нему летит. Наверное, заставили бедолагу, — улыбается Наташа. — Кому охота против Путина играть?»
Вратарю, кстати, действительно непросто. Уже на второй минуте Путин забивает свою первую шайбу.
«Была установка от тренера играть по-настоящему. Никаких там это самое. Я видел шайбу, садился на нее. Как она залетела, не могу понять, но она залетела», — объяснился Александр Мельников. Ему 64 года, и он стоит на воротах впервые.
Впрочем, любители в ответ на шайбу Путина стали огрызаться контратаками. Легендам пришлось фолить, но это не помогло. Артуру Кислице удалось сравнять счет.
В первом ряду, за вратарской зоной любителей, мальчик постарше Жени — десятилетний Тимур Албуров из Чебоксар — развернул большой флаг России. «Я пять лет занимаюсь хоккеем, играю на позиции вратаря. Первые годы было тяжело, а потом втянулся, — говорит он. — Мой папа — тренер команды «Восток». А я, когда вырасту, стану военным. Хочу в спецназ морской пехоты».
На гала-матче глава Минобороны по традиции выполнял роль заместителя главнокомандующего, то есть был постоянным сменщиком Путина на поле. Однако играть наравне с ним у него не получалось. Особенно в первом периоде. Шойгу, после очередной неудачной попытки забить, даже замахнулся на вратаря рукой, но улыбаясь.
Первая из трех 20-минутных схваток завершилась со счетом 5:1. «Гол в раздевалку» забил Путин.
Однако сборная лиги еще не вводила в бой двоих опытных игроков: бизнесменов Владимира Потанина и Геннадия Тимченко, и во втором периоде уже любители загнали легенд в оборону. Потанин добился вбрасывания у ворот противника, и вот уже в ворота звезд хоккея летят одна за другой три шайбы, каждая — после красивой скоростной распасовки.
Особо отличились Игорь Бутман, Ковалев, Ливенцов, а губернатор Подмосковья Андрей Воробьев стал автором большинства голевых передач в команде любителей.
Во второй половине периода легендам явно не хватало второго дыхания, но выручил Сергей Шойгу: за пять минут до свистка он получил длинный пас, вышел один на один с вратарем лиги и забил свою первую шайбу в игре.
Президент же забивал в этом матче больше всех ― восемь шайб. Конечно, жестко играть с ним на пятачке никто не решался, но и не расступались перед ним. Выносливости российского лидера следует отдать должное: на льду он провел едва ли не больше, чем все остальные игроки его команды. Возможно, причина успеха в этом, а возможно — в легендарной точности пасов его постоянного партнера — «русской ракеты» Павла Буре.
В третьем периоде команды в целом выравнялись по игре. Легенды, однако, забивали больше, а пропускали меньше. Да и шайбой владели увереннее.
Сборную лиги выручала нацеленность на командную игру. Плодами стали несколько забитых шайб почти под занавес. Воробьев выдал отличную голевую передачу Ливенцову, а Потанин ― Борису Ротенбергу.
Не обошлось без конфликтов и даже пары потасовок. Все-таки хоккей, а не бадминтон.
Итоговый счет — 14:7.
«Спасибо, что вы своим примером вдохновляете миллионы людей на занятие спортом, физической культурой, ― обратился глава государства к участникам и гостям хоккейного фестиваля. ― Почти тысяча команд сегодня играет в Ночной хоккейной лиге. 162 команды приехали сюда в Сочи на так называемую финальную пульку. Это большая конкуренция».
По словам Путина, качество игр в НХЛ с годами настолько выросло, что их многолетних участников уже в пору считать профессионалами.
«Я видел, как играют так называемые любители. Здорово, просто здорово. И нашим звездам не так легко с ними справиться», ― отметил президент. Путин пошутил, что его роль как игрока «Легенд» в том, чтобы помогать играющим против них любителям. «Буду стремиться к тому, чтобы вы выглядели достойно», ― добавил он с улыбкой.
На трибунах, кстати, можно было встретить тех, кто занимался «ночным» хоккеем еще до рождения президентской Ночной хоккейной лиги. «Честно сказать, тогда мы даже себе представить не могли, что такое массовое движение возникнет. Это просто невероятно. Собирались с друзьями, когда была такая возможность. Устраивали какие-то разовые мероприятия», — рассказывает Александр Лишняя из Петрозаводска.
Он хорошо помнит, как ушла в прошлое развитая культура любительского спорта, существовавшая в СССР. Друзья Александра еще по детским турнирам отвозили свое хоккейное снаряжение на дачи, полагая, что больше никогда его не наденут.
Было сложно с мотивацией, объясняет Александр. Особенно тем, кто женился, у кого появились дети. Сыграть в коробке под окнами дома с мальчишками такие еще могли, а вот съездить в другой город для встречи с равными по силе противниками — уже нет. Иначе дома ждал скандал, а может и развод. Теперь же турниры Ночной хоккейной лиги — настоящее шоу, и со спортсменами стали охотно путешествовать их семьи. «Интересно даже тем, кто хоккеем не болеет, как мы: нашим женам, детям», — говорит Александр.
Небывалый размах, который принимает любительский хоккейный спорт, отметил и президент «Норникеля» Владимир Потанин.
«Наконец-то Ночная хоккейная лига дошла у нас до Норильска, и там играют», — сказал он.
«Норникель» выступает одним из основных партнеров Федерации хоккея России и Ночной хоккейной лиги. Компания вкладывает большие силы и средства в любительский спорт, и Потанин считает это хорошим вложением.
«Это пропаганда здорового образа жизни, физкультуры, спорта, я бы сказал, не квасного, а настоящего патриотизма», — подчеркивает бизнесмен.
По словам 64-летнего вратаря сборной Ночной лиги, хоккей для его сверстников (как правило, больших руководителей и бизнесменов) — незаменимый способ борьбы со стрессом. «Четыре, а то и пять дней в неделю ― ты хоть ненадолго отрываешься от насущных проблем. Приходишь с негативом, а уходишь на позитиве», — говорит Александр Мельников. Если бы это не помогало, то в одном лишь Конаково Тверской области не появилось бы целых шесть команд, уверен он.
«Должны быть и в других видах спорта аналогичные ночные лиги, потому что только тот спорт, который приносит тебе удовольствие, даст тебе и здоровье, — продолжает Мельников. — С каким бы давлением я не пришел на лед, домой возвращаюсь — 120 на 80. Лучше любой таблетки».
Игры в дивизионе «40+» считаются в НХЛ самыми престижными и самыми посещаемыми, пусть даже большинство болельщиков — родственники и друзья игроков. На восьмом фестивале лиги в Сочи обладателем Кубка Крутова в дивизионе «40+» стала екатеринбургская команда «СКОН-Урал». Со счетом 2:1 она вырвала победу у равного по силе «Запада России» из Калининграда. В Екатеринбурге благодаря их победе появится еще один ледовый стадион. Таков главный приз турнира.
«Может, теперь будут нас пускать на лед не только по ночам, когда на стадионе нет профессионалов и не работают детские секции?» — шутят игроки.
Одновременно со схватками любителей, шел «большой» хоккей: сборная России громила норвежцев в стартовой встрече чемпионата мира. После первого периода все уже узнали, что россияне забили норвежцам две шайбы и не пропустили ни одной. После второго счет был уже 5:0, после третьего ― 5:2.
«Проходных соперников не бывает, но тем не менее Норвегия ― это не та команда, которую мы не должны обыгрывать. Давно не было такого звездного состава у нас на чемпионате», ― произносит перед выходом на лед в третьем периоде Владимир Потанин. Он признался, что его команда посвятила весь перерыв в раздевалке просмотру этого матча.
По словам главы «Норникеля», самое главное, с каким настроем выходить на лед. «Овечкин, Кузнецов, Кучеров, Малкин ― надеюсь, они сейчас покажут себя, и надеюсь, что выиграют. Всем будет завидно, все будут сильнейших присылать на чемпионат мира, и чемпионат мира опять станет престижным турниром», ― добавил бизнесмен.
Едва он закончил говорить с журналистами, игроки его команды уже устроили потасовку у чужих ворот. 58-летний бизнесмен будто помолодел лет на двадцать и ринулся на поле. Ведь надо же друзей выручать!
«Людей обрекают на гибель, многие просто не выживут»
Работа городской поликлиники №10 в Красногорске
Фото: Анатолий Жданов / «Коммерсантъ»
Не так давно в российском здравоохранении, которое не пинает только ленивый, произошло изменение — оказалось, что можно вполне комфортно лечиться по обычным медицинским полисам в частных медицинских центрах. Последние два года коммерческие клиники активно внедрялись в программу бюджетного финансирования и осваивали самое дорогое направление — онкологию. Пациентам предлагали оригинальные лекарства и новые методики, в то время как в госбольницах старались на всем сэкономить. Но стремительный исход пациентов в частные клиники и их лечение на средства государственного фонда, видимо, перестали устраивать чиновников. В Москве власти уже официально отказались оплачивать лечение рака у жителей столицы по ОМС в медучреждениях негородского подчинения, регионы вскоре могут последовать их примеру. Как жизнь пациентов вдруг стала зависеть от успехов переговоров между частниками и государством и к чему готовиться больным — в материале «Ленты.ру».
Старикам тут не место
Два года назад Ирина Федотова (имена изменены по просьбе героев — прим. «Ленты.ру») перевезла своих родителей в Москву.
— Они всю жизнь прожили в подмосковных Мытищах, — рассказывает Ирина. — Но возраст уже глубоко запенсионный, одним им непросто, дети хоть и в Москве, но ежедневно ведь не наездишься. Поэтому лучшим вариантом тогда казалось перевезти их поближе. Да и пенсия в Москве выше. Поэтому я взяла ипотеку и купила для них квартиру в Коломенском.
Осенью здоровье 82-летнего отца, Ивана Михайловича, ухудшилось. Он стал жаловаться на то, что не может ходить. В местной поликлинике все списывали на возраст, давление и прочее. В конце ноября мужчина практически перестал передвигаться. Тогда дети вызвали частную скорую, договорились с одним из медицинских центров и устроили полный медицинский «чек-ап», чтобы понять причину. В тот же день поставили диагноз — «рак крови», «хронический лимфолейкоз».
— Я побежала в московский онкологический диспансер — мы относимся к тому, что в Южном округе, — продолжает Ирина. — Там мне должны были выдать талон к онкологу, чтобы отца поставили на учет и назначили лечение. Свободное время было только через две недели.
Поскольку отец не транспортабелен, Ирина с документами пошла на прием одна. Однако ей сказали, что для назначения лечения требуется личный осмотр пациента. Еще неделя ушла на ожидание визита гематолога на дом. Доктор почитала результаты анализов, мельком взглянула на старика, расписала схему амбулаторной химиотерапии. Когда родственники обратили внимание, что пациент практически парализован, буркнула, что с госпитализацией придется подождать. В больнице, где лечат лейкозы, — очереди. Порекомендовала «недели через две-три» снова записаться на прием к онкологу.
Дочь, не веря, что с онкологией, да еще в запущенной стадии, нужно ждать почти месяц, побежала в федеральный онкологический центр имени Блохина. Платно. Химиотерапию, назначенную районным гематологом, там отменили. Сказали, что пожилому человеку с определенным багажом сопутствующих патологий она категорически не подходит — слишком токсична. И за две недели может значительно усугубить состояние. Тогда, действительно, госпитализация уже не понадобится.
— Нам рекомендовали попробовать таргетную терапию, — рассказывает Ирина. — Эти препараты воздействуют не на весь организм, а конкретно бьют по опухолевым клеткам. Но лекарство — дорогое. Я начала по своим каналам пытаться устроить отца на лечение, однако, как только узнавали его возраст, интерес сразу пропадал. Для них он считался бесперспективным пациентом.
Неофициально ей посоветовали обратиться в частные клиники. Некоторые из них принимают по обычному страховому полису, в том числе лечат онкологию. С лимфолейкозом согласились принять пациента по ОМС в МЕДСИ. Но пока родственники собирали свежие анализы для госпитализации — ситуация резко изменилась.
Чемодан, вокзал, домой
Федотовой позвонили из клиники и сказали, что им теперь запрещено брать на лечение москвичей по полису. Оказалось, что и в других коммерческих медцентрах, которые специализируются на онкологии по ОМС, с февраля лекарственная терапия для москвичей также под запретом. Но те же самые услуги для иногородних пациентов — пожалуйста.
Частники территориальную дискриминацию объясняют просто —
Московский городской фонд ОМС (МГФОМС) отказался оплачивать лечение москвичей в коммерческих клиниках. Письмо руководству крупных частных компаний, среди которых МЕДСИ, EMC clinik, АО «Медицина» и другие, — было разослано в начале декабря.
В документе заковыристо сформулировано, что «в обязанности МГФОМС не входит оплата медицинской помощи на территории города Москвы гражданам, получившим ОМС в городе Москве медицинскими организациями, не участвующими в Территориальной программе ОМС города Москвы». Всех клиентов — и новых, и тех, кто уже проходил лечение, — предложено отправлять в государственные онкодиспансеры по месту жительства.
Большинство пациентов новость эту узнали в начале февраля. Для онкологических больных, у которых курсы лекарственной терапии идут по строгому расписанию, а задержка может негативно сказаться на результатах, — это более чем критично.
У москвички Марины Саниной, которая борется с онкологическим заболеванием с 2017 года, в сентябре 2019-го случился рецидив. В лекарственной схеме у нее задействован препарат «Перьета» (пертузумаб). Стоимость флакона в среднем — 55 тысяч рублей.
— Я спрашивала в онкодиспансере по месту жительства, есть ли у них в наличии лекарство, — поясняет Санина. — Оно мне помогает, так как контрольное исследование показало положительную динамику. Мне ответили, что в принципе препарат есть. Но согласование «Пьереты» займет три месяца. Почему — не пояснили. Посоветовали искать, где быстрее. В какие двери стучать и кричать?
Денег нет
В частных медицинских компаниях позднее информирование объяснили тем, что денежные споры с фондом ОМС — это привычная ежегодная декабрьская рутина. К январю компромисс обычно удавалось находить. Поэтому никто и не ожидал, что в этот раз переговоры застопорятся.
— Нашей больнице Москва прекратила оплачивать счета за лечение жителей города уже с апреля прошлого года, — комментирует заведующий отделением гематологии и онкологии МЕДСИ на Пятницкой Алексей Федоров. — Это несколько миллиардов рублей. У нас «на балансе» оказались люди, которых мы просто так не могли выкинуть. Мы их продолжали лечить все это время, несмотря на то, что никто за них не платил. А сейчас нам сказали, что и не будут платить.
Всего в МЕДСИ в настоящий момент по ОМС лечат онкологию три тысячи человек. Почти половина из них — москвичи.
— Совершенно чудовищная ситуация, — продолжает врач. — Чиновники сказали, что готовы забрать этих пациентов и лечить их в московских больницах. Физически невозможно одномоментно организовать лечение многих сотен пациентов в месяц. Фактически людей обрекают на гибель, многие просто не выживут. Того лечения, что они могли получить у нас, они не получат. Мы имели возможность покупать эффективные препараты, которые полагаются по международным протоколам. Некоторые лекарства супердорогие, курс лечения может достигать сотен тысяч рублей. Плохое не покупаем. И врачи у нас тут не просто хорошего уровня, а которые что-то умеют. Сарафанное радио заработало. У нас количество пациентов в геометрической прогрессии стало расти, даже не могли принять всех желающих. Потому что сегодня они приходят сюда и получают лечение, которое просто недоступно в государственных реалиях.
В январе Московский городской фонд ОМС делал попытку прекратить оплачивать лечение россиян из регионов в столичных клиниках. Причина — долги территориальных фондов ОМС перед столицей. Тогда Федеральная антимонопольная служба и Росздравнадзор указали ведомству на нарушение закона. И МГФОМС отступил. В принципе, сейчас ситуация практически зеркальная.
— Иногородних пациентов мы принимаем, — поясняет Федоров. — Хотя там в некоторых случаях ситуация с долгами также непростая, но общий язык с региональными фондами мы находим.
Руководитель ассоциации онкологических пациентов «Здравствуй!» Ирина Боровова считает, что для больных этот конфликт обернется большими проблемами.
— Могу сказать однозначно, что это нарушает права граждан, — комментирует она. — У нас федеральным законом о госгарантиях закреплен выбор медицинского учреждения на усмотрение пациента. Если пациент выбирает иную клинику, в которой он хочет обслуживаться по ОМС, значит, власть должна уважать это. Поймите, если в госклинике качественное обслуживание, пациент, тем более с таким серьезным заболеванием, как рак, оттуда никуда не уйдет. Государство должно стремиться, чтобы стать престижным и лучшим, а не возводить незаконные препоны.
Боровова подчеркивает, что в прошлом году, когда в регионах массово срывались государственные закупки препаратов и онкодиспансерам просто нечем было лечить пациентов, частные компании реально стали спасением для многих.
— Пациентам в госклиниках никто не говорил, сколько нужно ждать — две недели, месяц, полгода. Люди были в отчаянии, — поясняет Боровова. — А у частников все решалось просто: сегодня пришел, завтра уже лечение. В этом году ситуация в больницах легче, препараты есть практически в полном объеме. Я вчера разговаривала с врачами нашего любимого московского клинического научного центра. Там есть даже инновационная терапия, которую свободно назначают. Но потом я поехала в московский диспансер №5. В коридоре выслушала от пациентов поток жалоб — начиная с хамства в регистратуре, заканчивая тем, что не назначается даже верификация опухоли (анализ того, из каких клеток она состоит; это влияет на тактику подбора препаратов — прим. «Ленты.ру»). Протокол, расписанный в федеральном центре, пересматривается в сторону «уменьшения». «Дорогостой» убирается и прочее. Все это повышает уровень недоверия к диспансеру.
Дело ясное, что дело мутное
Пока госучреждения жаловались, что денег ни на что не хватает, частники начали активно осваивать рынок ОМС. Как писалагазета «Ведомости», в 2013 году с полисами обязательного медстрахования работали 618 коммерческих организаций (7 процентов от их общего числа). В 2018-м таких учреждений уже насчитывалось 3013 (более трети). Для примера, в Москве в 2018 году ОМС занимались 250 негосударственных медклиник, в 2020-м их стало 307.
Несмотря на то что проблема «дележки» пациентов и бюджетов вроде бы исключительно столичная, иногородние россияне волнуются, что примеру московского фонда последуют и другие регионы. Исполнительный директор Фонда профилактики рака Илья Фоминцев считает, что такой вариант развития событий действительно возможен. Причем рассуждает он со знанием дела. В конце прошлого года фонд открыл в Санкт-Петербурге «бутиковую» онкологическую клинику, где работают выпускники и преподаватели Высшей школы онкологии. Сейчас они также пытаются «вписаться» в систему госплатежей.
Технически сделать это достаточно просто. Медклинике для начала нужно вступить в специальный реестр. Заявление подается в уведомительном порядке, отказать не имеют права. Затем нужно представить на комиссию по разработке территориальной программы ОМС что-то наподобие бизнес-плана: какие услуги компания хочет оказывать и за счет каких ресурсов. А дальше комиссия решает — достоин претендент или недостоин. При этом вокруг решений комиссии в большинстве случаев много подковерных игр. И в каждом регионе есть свои «погремушки».
— Как правило, тарифы для ОМС в регионе одни для всех. Но существуют так называемые коэффициенты, — рассказывает Фоминцев. — Разница в стоимости одной и той же услуги для разных клиник может отличаться на порядки. Обычно коэффициенты подбираются чуть ли не для каждого учреждения, индивидуально. По каким критериям — непонятно. Все очень мутно и непрозрачно.
В системе ОМС есть тарифы как с отрицательной маржинальностью (то есть разницей между себестоимостью и ценой услуги), так и с положительной. Госкомпании не вправе выбирать, что им делать, а что нет. А частник может «наколупать из булочки». Законом это прямо не запрещено. Однако при этом нарушается баланс — частник «съедает» все самое вкусное, в то время как госклиникам достается трудоемкое и малооплачиваемое.
По словам Фоминцева, территориальные фонды ОМС действительно не любят, когда негосударственные клиники лечат «своих» пациентов, живущих в регионе. Но на то, что к ним едут иногородние, закрывают глаза. Потому что это проблема уже не их, а другого города.
Часто бывает, что местный фонд может дать клинике минимальную квоту на лечение «земляков». Условно говоря, 10 человек в год. Остальное «добирается» иногородними пациентами. Приезжает, допустим, житель Еврейской автономной области лечиться в Москву. Счет за его лечение выставляется по столичным тарифам. Они в несколько раз выше, чем на родине. Еврейская автономная область — в шоке. Но поскольку выплаты идут не из бюджета одной территории, а все размазывается на 85 регионов, вроде бы для каждого не очень много получается. Но сейчас пациенты становятся грамотными и самостоятельно ищут, где лучше. Медицинский бюджетный межрегиональный туризм грозит перерасти в массовое явление. Тогда действительно для государства это может превратиться в проблему.
«Решение здесь только одно — в корне перестраивать систему медицинского страхования. Она порочна», — возмущается Фоминцев.
— По идее, система должна руководствоваться интересами пациентов, а вовсе не государства. А на данный момент это не так. Фонд ОМС интересуется больше экономикой, а не качеством помощи. И тарифы должны быть абсолютно прозрачными и понятными для всех, едиными и для частных, и для государственных компаний. Когда будет реальная, а не искусственная конкуренция между государственными и частными компаниями, тогда начнет развиваться медицина.
В качестве примера Фоминцев приводит Южную Корею, где лет 10-15 назад ситуация в здравоохранении была значительно хуже, чем сегодня в России. Вся страна, по сути, лечилась народными традиционным средствами. На каждом шагу были конторы, где продавали пиявок, микстуры из сушеных лягушек. К обычным врачам народ практически не обращался — было дорого и никто им не доверял.
— Стартовав с дремучего уровня, сейчас Южная Корея считается одной из самых передовых стран в медицине, — рассказывает собеседник «Ленты.ру». — Все это именно потому, что они в свое время провели реформу обязательного медстрахования и отправили своих студентов учиться в лучшие мировые вузы. В Южной Корее принцип софинансирования: 70 процентов за пациента платит государство, а 30 процентов — он сам. При этом оплата гражданина не может превышать 1,2 тысячи долларов в год. То есть заболели гриппом — да, придется потратиться. А если у вас рак или другая дорогостоящая патология — максимум, что вы потратите, это 70 тысяч рублей на наши деньги. Я точно знаю, что в России многие больные в как бы бесплатных государственных клиниках оставляют гораздо больше.
Провинциальная выгода
Московские пациенты, ранее лечившиеся в частных компаниях, как и рекомендовано, пытаются снова встать на «государственные рельсы». Но часто это непросто и неудобно.
— В городе чудесно организована система лечения таких пациентов, — ерничает москвичка Наталия Ямщикова. — Запишись к врачу, просиди три часа в очереди за рецептом, затем сходи в аптеку, получи лекарство, если оно есть, купи физраствор. А если у тебя порт, то поищи, где купить иголки для него, и купи, возможно, не одну на капельницу, так как нет гарантии, что медсестра с первого раза попадет в этот самый порт. Далее запишись на капанье, отсиди очередь, откапайся, если получится. Еще тебе там нагрубят, а может, и обхамят.
Как пояснила «Ленте.ру» жительница Кутузовского проспекта Москвы Нелли Абуладзе, в ее диспансере по месту жительства нет самого главного для нее лекарства — «Авастина».
— Надо покупать, ждать нельзя, — говорит Нелли. — А это минимум 50 тысяч за один препарат при пенсии в 28 тысяч. Кроме того, технически не могут правильно сделать курс. Моя химиотерапия делается через специальную помпу (инфузомат). Там настраивается скорость подачи лекарств, все рассчитывается на 46 часов. Но в онкодиспансере нет помпы. И в сентябре 2017 года они мне прокапали этот препарат за три часа. Я тогда чуть не умерла. Откачивали в хосписе.
Некоторые тяжелобольные москвичи срочно ищут возможность фиктивного «переезда» в регион, чтобы оформить провинциальный полис ОМС. А Ирина Федотова уже оплатила 170 тысяч рублей за первый курс лечения лейкоза отца.
— У меня не было выхода, так как в городские клиники его просто не брали, — поясняет она. — Всего нужно несколько курсов. Мы, к сожалению, не миллионеры. Полностью все оплатить не сможем. Через месяц нужна будет следующая госпитализация. Поэтому сейчас решаем вопрос, чтобы купить отцу постоянную регистрацию где-то подальше от столицы. В этом случае нас смогут лечить «бесплатно».
На письменный запрос «Ленты.ру» с просьбой прокомментировать ситуацию в московском Минздраве не ответили. Однако на пациентских форумах в социальных сетях работу с жалобами ведет аккаунт с ником «Мария Смирнова». Она представляется сотрудником службы обратной связи департамента здравоохранения Москвы. Ответ Марии Смирновой стандартен: «Во всех медицинских организациях, подведомственных департаменту здравоохранения Москвы, которые оказывают помощь пациентам по профилю «онкология», доступны по ОМС все виды лечения (…). Необходимый запас лекарственных препаратов в наших учреждениях имеется».
Сотрудники «службы обратной связи» публичные претензии решают супероперативно. В группе Facebook «Рак излечим» в четверг утром появился пост Веры Заливновой о том, что они с отцом, у которого прогрессирующий рак, уже несколько часов безрезультатно сидят в приемном покое Боткинской больницы, ждут очереди на госпитализацию. До этого отец лечился по ОМС в частной клинике. Здесь же, по словам Веры, им озвучили, что расходных материалов, которыми они раньше пользовались (специглы и электронные капельницы), — нет, лекарства тоже отсутствуют, «когда подвезут — непонятно». Почти сразу после публикации поста их с отцом переместили в одноместную комфортабельную палату и поставили капельницу.
О том, что все ее проблемы решились, написала и Нелли Абуладзе. Она посоветовала всем остальным «быть более настойчивыми и проверять информацию более детально, а также расширить круг поиска». Вдохновленные опытом коллег по несчастью, свои замечания начали оставлять и другие онкопациенты. Однако, похоже, эта волшебная палочка работать перестала, а пост с жалобами исчез. Сейчас группа «Рак излечим» собирает замечания по организации онкологической помощи в столице, чтобы передать «ответственным лицам».
«Главное, чтобы никто не слышал этих писков и визгов»
Фото: Сафрон Голиков / ТАСС
В Калужском областном суде 19 декабря должны огласить приговор по одному из самых громких дел последнего времени: трех врачей обвиняют в убийстве новорожденного. В последних числах декабря 2015 года в одном из роддомов Калужской области родился слабый недоношенный ребенок. Его возможная смерть могла бы сильно ухудшить статистику, а еще добавила бы в предпраздничный период хлопот медперсоналу, которому пришлось бы оформлять все необходимые в таких случаях документы. По версии следствия, младенца, которого еще можно было спасти, просто отнесли в соседнюю комнату и там оставили. Матери сказали, что он умер. За всеми этапами следствия и суда внимательно следил корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин.
***
В конце 2015 года оперативники получили информацию: главный акушер-гинеколог Калужской области, заместитель главного врача Калужской областной клинической больницы Александр Ругин причастен к совершению коррупционных преступлений. Такая информация поступает часто, особенно в отношении врачей-руководителей. Она, конечно, может быть клеветой, но не проверить ее нельзя.
Оперативникам Управления по борьбе с экономическими преступлениями и противодействию коррупции Калужского областного главка МВД суд разрешил прослушивать телефонные переговоры (служебный, домашний и мобильный) доктора Ругина, а также читать его переписку — как в почте, так и в мессенджерах.
Естественно, такая информация засекречена. Но в данном случае гриф с нее был снят. Содержание переговоров озвучивалось как на следствии, так и на суде, записи неоднократно подвергались экспертизе. По этой причине «Лента.ру» считает возможным опубликовать стенограмму телефонных переговоров без купюр, но с небольшой литературной правкой.
В стенограмме говорящие обозначаются как «М1», «М2», «Ж1» и так далее. Но в ходе следствия и суда личности всех собеседников установлены, и мы сразу будем указывать имена и фамилии собеседников, тем более что никто из них не отрицал этих разговоров ни на суде, ни на следствии.
Первый разговор
28 декабря 2015 года в 10 часов 26 минут 00 секунд специальные технические средства полиции зафиксировали звонок, поступивший на служебный городской телефон главного акушера-гинеколога Калужской области. Слышны гудки, на фоне которых врач акушер-гинеколог, заведующая отделением Жуковской центральной районной больницы 61-летняя Шалабия Умахановна Халилова произносит: «Почти полное открытие, 24 недели».
Далее гудки прекращаются. Начало разговора.
Ругин: Алло.
Халилова: Александр Иванович…
Ругин: Да, да.
Халилова: Здравствуйте. Это Шалабия Умахановна Халилова из роддома Жукова.
Ругин: Угу.
Халилова: Александр Иванович, у меня сейчас поступила женщина, 24-26 (поправляется) 25 недель. Почти полное открытие шейки матки.
Ругин: 24-25?
Халилова: Да, да. С ночи сидит со схватками, повторные роды. Первые роды в 2003 году, два аборта (вздыхает), кровянистые выделения. До Калуги не доедет. Что мне делать с ней?
Ругин: Как вы полагаете, что вам делать?
Халилова: Рожать? Да?
Ругин: Ну. Вам надо звонить в санавиацию, вызывать на себя и врача, и неонатолога, и прочие вещи. Либо, по уму, сделать из этого ребенка, извините меня, 21 неделю…
Халилова: (перебивает) Нет, 24-25.
Ругин: 24?
Халилова: Да.
Ругин: Вы знаете, доктор Халилова… Бумага — она не краснеет, либо его делать мертворожденным.
Халилова: Угу.
Ругин: То есть сразу унести и сказать, что родился просто мертвым.
Халилова: Угу.
Ругин: Потому что если вы дадите младенческую смертность, вас просто порвут.
Халилова: Понятно.
Ругин: Сегодня двадцать восьмое декабря, вы такой подарок области делаете. Вы понимаете это все, весь ужас положения? (Смеется) Поэтому либо определяете его как мертворожденного — то есть приняли, сразу же унесли, чтобы у женщины вопросов не было. И кричать, что у нее роды… Вот мы никогда таких слов не говорим вслух.
Халилова: Угу.
Ругин: Это только вы говорите.
Халилова: Ну, я сказала ей — выкидыш.
Ругин: Ну, выкидыш — не выкидыш… Посмотрите, какой он родится.
Халилова: Угу.
Ругин: Вот. Ну, самое главное, чтобы в другой комнате — в реанимации никто не слышал этих писков и визгов.
Халилова: Угу.
Ругин: Потому что он там рано или поздно…
Халилова: Ну да, понятно, прогноза никакого.
Ругин: А потом уже надо будет, если у вас это случится и сможете его оформить как мертворожденного, тогда звоните сюда, говорите о весе, ну и перезвоните мне, тогда что-нибудь подскажу — какой вес, что делать.
Халилова: Хорошо.
Ругин: Давайте.
Халилова: Хорошо. Ага, спасибо, Александр Иванович.
Короткие гудки, рассоединение. Продолжительность разговора составила 133 секунды.
Второй разговор
В тот же день в 12 часов 57 минут 08 секунд Халилова вновь позвонила Ругину на городской номер.
Ругин: Да, да.
Халилова: Александр Иванович, это Жуков опять.
Ругин: Ну и что у вас?
Халилова: В 12.25 родили 650 граммов, 30 сантиметров. Телепается сейчас, где-то 60 сердцебиение. Ну он там пытался там что-то (неразборчиво).
Ругин: (перебивает) Значит, оформляйте его как мертворожденного.
Халилова: Угу.
Ругин: Вот и все.
Халилова: Может, 600 написать или как?
Ругин: Нет, если вы оформите его как мертворожденного, то есть это будут преждевременные роды в 24 недели мертвым плодом. Только дышать ему не надо, мягко говоря.
Халилова: Нет, нет, мы не дышали. Он просто сам дыхательные движения делал.
Ругин: Ну, понятно, ну, будем… Отправляйте сюда, напишите, что родился без признаков жизни. Вот и все. Описывайте все, как полагается. А как фамилия ее?
Ругин: Ну, отправляйте, пишите срок такой. Вот. Иванова. Сейчас надо будет позвонить Константину Викторовичу, попросить, чтобы они увидели мертворожденного.
Халилова: Угу, ну да.
Ругин: Ну, пишите, давайте, все.
Халилова: Нам еще… Сигнальную карту. Там что-нибудь надо?
Ругин: На мертворожденного будете оформлять. Да.
Халилова: Оформлять. Хорошо.
Ругин: И описывайте, что он полностью родился без признаков жизни. Как по взрослой истории.
Халилова: Угу, угу. Спасибо.
Продолжительность этого разговора составила 81 секунду.
Третий разговор
Спустя 53 минуты техника зафиксировала третий разговор: Ругин со своего мобильного позвонил на мобильный заведующему патолого-анатомическим отделением Калужской областной больницы Константину Растольцеву. Именно к нему на вскрытие поступают все мертворожденные, и он делает вывод о причинах и обстоятельствах смерти — если, конечно, нет признаков криминала.
Время: 13 часов 51 минуты 01 секунда.
Растольцев: Алло.
Ругин: Константин Викторович!
Растольцев: Да, да.
Ругин: Привет. Это Ругин.
Растольцев: Да, Александр Иванович.
Ругин: Как вы там живете-то?
Растольцев: Да потихонечку, готовимся к Новому году.
Ругин: (смеется.)
Растольцев: Ну, а что делать? (смеется).
Ругин: Ну правильно, а чего сделаешь-то? Слушай, у меня к тебе такой вот разговорище.
Растольцев: Ага.
Ругин: Сейчас звонили из Жуковского района.
Растольцев: Так.
Ругин: 24 недели.
Растольцев: Ага.
Ругин: Повторные роды там, уже с полным открытием…
Растольцев: Ага.
Ругин: Ну, они родили.
Растольцев: Понятно.
Ругин: Чтоб им пусто было.
Растольцев: Так.
Ругин: Где-то шестьсот с небольшим грамм…
Растольцев: Ага.
Ругин: Ну и где-то под тридцать сантиметров длина.
Растольцев: Ага.
Ругин: Ну что я им мог посоветовать в таком случае в конце года-то?
Растольцев: Ну, я-то знаю что.
Ругин: Сделать его мертворожденным.
Растольцев: Ну, понятно.
Ругин: Объяснил, чтобы никто ничего не слышал и не видел.
Растольцев: Ага, ага.
Ругин: Вроде они все сделали. Ну, там, конечно, единичные вздохи-охи были, конечно. Костя, я тебя очень прошу, если это возможно…
Растольцев: (перебивает) Ну они там оформили правильно все?
Ругин: Да, они будут оформлять как мертворождение.
Растольцев: Ну, пускай оформляют.
Ругин: 24 недели. Ладно?
Растольцев: Угу, угу.
Ругин: Жуковский район.
Растольцев: Да, записал.
Ругин: Там какая-то на «И». Иванова или Изварова какая-то.
Растольцев: Ага, понял, хорошо, ладно.
Ругин: Жуковский район.
Растольцев: Ладно, понял. Да все записал.
Ругин: Спасибо тебе большое от меня.
Растольцев: Не за что. Всего доброго.
Ругин: Благодарю.
Растольцев: Ага, всего доброго.
Ругин: Все, давай.
Растольцев: Ага. До свидания.
Продолжительность разговора — 91 секунда.
Четвертый разговор
Сразу после беседы с патологоанатомом Ругин сам набирает номер Халиловой, но та не берет трубку. И перезванивает в 14 часов 02 минуты 32 секунды.
Ругин: Да, да. Я вас слушаю.
Халилова: Александр Иванович. Это Жуков. Шалаби Умахановна. Вы мне звонили?
Ругин: Да, да, да. Смотрите. Вы должны в историю родов поставить либо интранатальную, либо антенатальную гибель плода. Вы же сюда историю пришлете же, наверное? Вы обязаны ее прислать.
Халилова: Угу.
Ругин: Потому что в диагнозе должно это звучать. И после родов описание отсутствия четырех признаков живорожденности. Ясно?
Халилова: (перебивает) Потому что с двух схватки, а пришла она с еще бившимся сердцем.
Ругин: (перебивает). Это нестрашно. Интранатальное, слышали сердце — родился без сердца.
Халилова: Угу.
Ругин: Ничего здесь страшного нет. Обязательно.
Халилова: Угу.
Ругин: Я уже с патанатомами договорился по вашему случаю, чтобы это гасили как мертворожденного.
Халилова: Он уже все. Да.
Ругин: Ну, я знаю. Мне уже сказали. Я уже позвонил.
Халилова: Угу.
Ругин: Сделайте это, пожалуйста.
Халилова: У нас завтра машина едет. Мы завтра все…
Ругин: (перебивает) Вот! Но вы историю должны закончить. Ясно?
Халилова: Да, да.
Ругин: И это вынести на титульный лист.
Халилова: Ага.
Ругин: Интранатальная гибель плода.
Халилова: Угу, угу, хорошо.
Ругин: Никто вас ругать за 24 недели особо, конечно, не будет. За мертворождение. Ну что сделаешь, не оперировать же.
Халилова: Ну да.
Ругин: Это бесперспективно полностью.
Халилова: Да, конечно.
Ругин: До свидания, исправитесь.
Халилова: Спасибо, Александр Иванович, до свидания.
Ругин: До свидания.
Продолжительность разговора — 91 секунда.
Для справки: интранатальная смерть — это гибель в процессе родов. Антенатальная смерть — гибель до начала родов. Две эти группы смерти формально статистику не портят. Считается, что врачи в это время ничего с рождающимся человечком сделать не могут, не навредив матери. За это, как совершенно верно заметил главный акушер-гинеколог Калужской области Александр Ругин, никто сильно ругать не будет. Тем более что по должности именно главный акушер-гинеколог области проводит разбор летального исхода и решает, надо ли наказывать врачебную бригаду.
Оперативная работа
Есть маленькая юридическая тонкость: прослушивание телефонов Ругина проводили сотрудники управления по борьбе с экономическими преступлениями и борьбе с коррупцией. Но они не вправе раскрывать убийства, это прерогатива Следственного комитета и уголовного розыска. Пока соблюдались юридические формальности (напомню: данные прослушки секретны, и даже не все сотрудники полиции имеют право с ними знакомиться), прошло время, хоть и не очень длительное.
Уже на следующий день Следственное управление СКР по Калужской области в морге больницы изъяло тело умершей девочки. Прямо во время вскрытия — в тот момент, когда патанатомы извлекали органы, чтобы сделать заключение.
— В медицинскую документацию патолого-анатомического отделения уже были внесены предварительные данные, которые указывали именно на смерть ребенка в процессе родов, — говорит майор юстиции Василий Сажко, следователь по особо важным делам СУ СКР по Калужской области. — Но следователи вместе с оперативниками уголовного розыска успели изъять и биологические материалы. Судебно-медицинские эксперты позже установят: легкие девочки содержали альвеолы — то есть она после рождения начала самостоятельно дышать. Также эксперты дадут заключение: ее сердце билось после рождения и двигало кровь. То есть из четырех признаков живорожденности присутствовали минимум два. А по нормативным документам даже один из признаков — основание для реанимации. Врачи же, присутствовавшие при родах, даже не пытались спасти ребенка. Уголовный кодекс однозначно трактует это как убийство путем бездействия.
Следователи допросят, и не один раз, всех присутствовавших в родовом зале. И выяснят подробности. По инструкции в любом случае новорожденного сразу же после родов надо положить на стол, стоящий меньше чем в метре от матери. Стол обогревается специальной лампой, там происходит осмотр ребенка. Но 28 декабря девочку вынесли в соседнюю комнату, где было холодно, положили в кювез и там оставили медленно умирать. Матери сообщили о смерти ребенка после родов.
— Формально акушерка только принимает роды, а родившимся ребенком заниматься должна врач-педиатр, в данном случае — доктор Татьяна Васильева. Именно она должна была бороться за жизнь девочки, но она этого даже не пыталась сделать, — продолжает майор Василий Сажко. — По нашему мнению, она выполнила указание заведующей отделением. Именно она ничего не сделала для реанимации девочки.
Врачи на допросах неоднократно повторяли: ребенок родился мертвым. Но при этом никто не смог объяснить, почему спустя 25 минут после зафиксированного времени рождения Халилова в разговоре с Ругиным сказала в настоящем времени: «телепается сейчас», «сердце бьется, примерно 60 ударов в минуту», «ребенок дышит». Они объясняли это другим смыслом этих выражений. И только в 14:00, спустя 95 минут после зафиксированного времени родов, заведующая отделением сообщает главному акушеру области: «он уже все».
По заключению комплексной судебно-медицинской экспертизы, девочка родилась живой: она самостоятельно дышала, и у нее обнаружены посмертные признаки сердечной деятельности. Эксперты говорят, что сердце билось минимум несколько минут. Хотя, исследовав все материалы, негласно говорили: девочка жила больше часа. Умерла она от внутричерепной гематомы и асфиксии. То есть если бы ребенка перевели на искусственную вентиляцию легких и согрели сразу после родов, она могла выжить.
— При осмотре места происшествия в первые же сутки были обнаружены все необходимые аппараты для реанимации новорожденных — и специальный стол, и оксигенератор, и приборы для искусственной вентиляции легких, и все необходимые лекарства. Но на теле погибшей нет даже следов инъекций, — объясняет следователь по особо важным делам Сажко. — Хотя обвиняемые и их защитники на допросах говорили, что ничего необходимого не было, это в ходе следствия удалось опровергнуть.
Лимит на смертность
В чиновничьей системе младенческая смертность — один из самых важных критериев социального благополучия области. По нему оценивают деятельность губернатора и региональных министров. Статистику«живорожденности» докладывают на самый верх. Именно по этой причине региональные чиновники стараются цифры улучшить. На момент родов Ивановой Калужская область уже превысила статистический лимит на детскую смертность. Еще одна гибель новорожденного могла обернуться для ответственных лиц административными выводами.
Уголовное дело было возбуждено 29 декабря 2015 года. Обвинение Халиловой и Васильевой по статье УК «Убийство» было предъявлено только в мае, после того, как появилось заключение экспертизы. Ругину обвинение предъявили спустя 11 месяцев, в ноябре, по статье «Подстрекательство к убийству.»
Врачам в присутствии адвокатов дали прослушать сделанные записи. Все трое признали, что это их голоса. Но стали утверждать, что записи смонтированы, часть разговоров, в которых были указания, как бороться за жизнь девочки, умышленно вырезали.
Однако хронометраж каждой записи в уголовном деле с точностью до секунды соответствовал данным телефонных компаний, которые фиксируют и время начала разговора, и время его окончания, и продолжительность. Кроме того, была сделана экспертиза телефонной записи, которая не обнаружила признаков монтажа.
Тогда обвиняемые стали жаловаться на нехватку оборудования и лекарств. Что тоже было опровергнуто: в протоколе осмотра родового зала зафиксированы все нужные инструменты и аппараты, а в журнале родов и до 28 декабря, и после встречаются упоминания об их использовании. Также следователи изъяли все имеющиеся на тот момент заявки на ремонт техники в больнице. Из документов следует, что в эти дни техника не ремонтировалась.
После этого врачи выдвинули другую версию: особый смысл терминов, упоминавшихся в разговоре — что это понятно только специалистам. Но эксперты-лингвисты сделали вывод о том, что из стенограммы следует: Ругин дает Халиловой однозначные указания.
Уже после судебного следствия, в декабре 2018 года, я попытался беседовать с адвокатами обвиняемых. Они от разговора уклонились: пообещали перезвонить и не перезвонили, а на мои звонки перестали отвечать.
Пятый и шестой звонки
Кроме четырех звонков, которые легли в основу уголовного дела, был еще и пятый. На следующий день, сразу после того, как следователи и оперативники пришли изымать тело умершей девочки и описывать место происшествия, Ругину по очереди позвонили Халилова и патологоанатом Растольцев.
Оба сообщили, что телефоны доктора прослушивались и что замысел не удался. При этом Халилова сказала, что у нее уже есть справка о смерти ребенка во время родов, которую ей передал водитель машины, отвозившей тело на вскрытие (такая справка могла появиться не раньше чем на следующий день после вскрытия). Растольцев предупредил коллегу о том, что материалы в морге изъяты, и он ничего поправить не в силах. И намекнул, что Ругин его подставил, поскольку справку он написал и отправил до вскрытия.
Справка эта, о которой идет речь, тоже в деле есть. Это врачебное заключение о смерти, в которой записан диагноз «Интернатальная смерть». Хотя в тот момент, когда патологоанатом подписывал документ, вскрытие только началось.
Но врач Растольцев формально преступления не совершал: сделанная им запись является предварительной. Он, конечно, до получения результатов гистологических исследований может ошибиться, а за ошибки у нас не наказывают. Доказать умысел в данном случае невозможно. Поэтому Растольцев в деле проходит только как свидетель. Однако расхожее утверждение о том, что патологоанатом — лучший диагност, опровергнуто.
Несерьезное дело
Уже после этого случая в Жуковской ЦРБ у другой акушерки и того же врача-педиатра Васильевой родился ребенок на 27 неделе беременности, с весом 650 граммов. Они вдвоем его выходили. Мальчик сейчас здоров, живет в городе Кременки. То есть борьба за жизнь недоношенного младенца не так уж бессмысленна. Попытаться можно было — и по совести, и по 372 приказу Минздрава, который требует проведения как минимум 20-минутной реанимации при наличии хотя бы одного из четырех признаков живорождения.
Лично меня пугает другое. Все материалы уголовного дела однозначно свидетельствуют: врачи и Жуковской районной, и Калужской областной больниц все время обсуждают только основные моменты. В детали, в которых, как известно, кроется дьявол, они не вдаются. Патологоанатом Растольцев без всякого упоминания и просьб Ругина выдает справку с заранее записанным диагнозом. Педиатр Васильева не просит Халилову соединить ее с Ругиным, чтобы подтвердить указания. И не задает самый естественный вопрос: что и как сказать матери. И Халилова не спрашивает — как. Она просто просит указаний и гарантий, что ее не накажут.
В том самом 2015 году, когда случилась эта история, в Калужской области мертворожденными оформлены девять детей, родившихся весом от 500 до 1100 граммов. Обстоятельства их рождения до мелочей схожи с родами Ивановой. Тела давно захоронены.
P.S.
Обычно всеми громкими «врачебными делами» занимается Национальная медицинская палата, возглавляемая Леонидом Рошалем. Однако от участия в калужской истории общественная организация самоустранилась. «Лента.ру» попросила прокомментировать — почему.
— Доктор Александр Ругин обратился к нам с просьбой оказать помощь в проведении независимой экспертизы, — пояснила руководитель информационной службы палаты Наталья Золотовицкая. — Комиссия Центра независимой экспертизы врачебной палаты Московской области провела независимую экспертизу качества медицинской помощи. Соответствующее заключение было направлено доктору. Дальнейшая судьба нашего заключения неизвестна. Но мы можем говорить о выводах только по согласованию с доктором. Если доктор захочет публикации выводов экспертизы качества медпомощи — мы представим.
UPD
После публикации этого материала суд огласил свой вердикт.
Бывший главный внештатный акушер-гинеколог Калужской области, заслуженный врач Российской Федерации 62-летний Александр Ругин полностью оправдан. По мнению суда, он пытался снизить показатели смертности в области, но не склонял к убийству.
Врач-акушер-гинеколог, бывшая заведующая отделением жуковской центральной районной больницы 61-летняя Шалабия Халилова признана виновной в неоказании помощи больному, повлекшей по неосторожности смерть пациента, и приговорена к двум годам лишения свободы условно. Ей так же запрещено заниматься медицинской деятельностью, связанной с принятием родов, на два года.
Врач-педиатр Жуковской ЦРБ, отличник здравоохранения, депутат местного совета Депутатов города Жуковский, 60-летняя Татьяна Васильева оправдана, по формулировке суда, в связи с тем, что ее вина не доказана.
Фото: страница «Транспорт города N» во «ВКонтакте»
В среду, 30 мая, штормовой ветер, пришедший на смену жаре в Центральной России, превратился в ураган. Порывы ветра достигали 20 метров в секунду. В городах и поселках Нижегородской и Ивановской областей, Татарстана и Удмуртии повреждены крыши домов, рекламные щиты, перевернуты гаражи, упавшие деревья повредили автомобили. Сотни населенных пунктов остались без электричества. Штормовой ветер повредил и башню Нижегородского кремля. Жителям Центральной России рекомендовали оставаться дома как минимум до вечера. Стихия также затронула столицу: из-за сильных порывов ветра был закрыт Московский зоопарк. Очевидцы делятся снимками и видео шторма, а также его последствий в соцсетях. Самое интересное — в Instagram-репортаже «Ленты.ру».
По поручению президента до конца лета Минздрав должен упростить процедуру назначения психотропных и наркотических обезболивающих препаратов. Сейчас врачи боятся иметь дело с этими лекарствами, опасаясь уголовного преследования за ошибки. Опасения их оправданны. В Свердловской области, в маленьком городке Новая Ляля, в августе будут судить гинеколога, который поспешил помочь страдающей от сильной боли пожилой женщине и теперь может получить срок как наркодилер. В истории врача разбиралась корреспондент «Ленты.ру» Наталья Гранина.
Дело за укол
В марте 2019 года в больницу города Новая Ляля Свердловской области попала 74-летняя Ольга Николаевна Михайлова(имя изменено). Предполагалось, что ей может понадобиться операция — у пациентки диагностировали полное выпадение матки. В таком состоянии она жила достаточно давно. Язвы прилипали к памперсу, который она носила, и постоянно кровоточили. Одежда, постель Ольги Николаевны были в красных пятнах. Гинекологические проблемы осложнялись старческой деменцией. Женщина вела себя неадекватно, не воспринимала ни себя, ни окружающих. Ни на что не жаловалась, просто плакала и стонала.
Лечащий врач Михайловой, акушер-гинеколог Олег Баскаков, в тот день делал ей перевязку и обработку язв.
— Чувствовалось, что пациентка измучилась, что ей больно, — говорит он. — Медсестры говорили, что она две ночи с момента поступления в стационар не спала. Мне сказали, что Ольга Николаевна в прошлом — наша коллега, всю жизнь проработала врачом-стоматологом. Хотелось помочь, сделать хоть что-то, чтобы она немного отдохнула.
Баскаков посчитал, что женщине помогут обезболивающий трамадол и успокаивающий сибазол. В недавнем прошлом эти препараты продавались в аптеках без рецепта, сейчас входят в списки сильнодействующих и наркотических. Порядок выписки таких лекарств формализован, требует особой тщательности и занимает много времени, поэтому доктора часто стараются «учетные» препараты лишний раз не трогать.
По регламенту Баскакову нужно было сделать запись о назначении лекарства в карте пациентки, после чего поставить в известность старшую медсестру, которая обычно заведует сейфом, где хранятся все препараты из списка. Врач в такой ситуации заполняет массу формуляров и протоколов. дело было под вечер, а рабочий день старшей медсестры заканчивается в 17 часов.
— Я вспомнил, что у меня в шкафу есть нужные лекарства, — рассказывает врач. Год назад мать Баскакова в Челябинске умерла от лейкоза. После ее смерти остался целый шкаф самых разных дорогих медикаментов, не только онкологических. Оставшиеся упаковки Баскаков привез в Новолялинскую больницу и раздал в разные отделения. Трамадол и сибазол, поскольку их было всего несколько ампул, оставил у себя — в комнате при больнице.
— Поэтому просто спустился к себе, взял две ампулы лекарства и отдал медсестре, которая работала в моем отделении. Попросил один укол сделать пациентке сразу же, а другой — перед сном.
В коридоре старшая медсестра отняла у коллеги ампулы, заперла в сейф и пригрозила, что будет жаловаться.
— Я, конечно, расстроился, что так получилось, — говорит врач, — но не придал значения. Со старшей медсестрой мы и раньше конфликтовали. Слишком разные взгляды на все были. Наверное, антипатия была взаимной. Пациентку ту мы подручными средствами пытались успокоить. Делали повязки с лидокоином, подобрали более удобные памперсы…
Через два дня в квартиру Баскакова (вернее, в комнату, где он жил) пришли с обыском. Полицейские изъяли еще одну ампулу трамадола. Против гинеколога возбудили уголовное дело о незаконном сбыте сильнодействующих и психотропных веществ (ст. 228,ч.2 Уголовного кодекса). Максимальное наказание — восемь лет колонии. Арестовывать врача не стали, взяли подписку о невыезде.
Уходящая натура
Новая Ляля — городок почти в 300 километрах от Екатеринбурга. Население — около 11 тысяч человек, и становится меньше каждый год. По одним данным, городу стукнуло 116 лет, по другим — он на сто лет старше. В советские годы градообразующим предприятием считался целлюлозный комбинат. Сейчас работу в городке найти все сложнее.
Здание Новолялинской больницы построено в 1970-х. Тогда для провинциального городка появление пятиэтажного больничного комплекса стало «социальным прорывом». Кроме детской и взрослой поликлиники, там был стационар со всеми возможными медицинскими профилями, роддом, женская консультация и прочее.
Сегодня больница понемногу вымирает. В 2013 году в ЦРБ закрыли роддом. Оптимизировали другие больничные отделения: сократили койко-места в стационаре, убрали штат. Местные говорят, что в Новолялинскую ЦРБ стараются не обращаться. Простуда обычно сама проходит, а если что-то серьезное — то даже сами оставшиеся в Новой Ляле врачи рекомендуют ехать в больницу города Серова, что в 70 километрах. Там больше профильных специалистов, лучше оборудование, а значит— больше возможностей для диагностики.
Время от времени лялинские активисты шлют гневные письма в Свердловское областное правительство и другие государственные ведомства. Региональный Минздрав, в частности, просят остановить развал медицины в городе. Из ведомства активистам приходят обстоятельные ответы, что в Новой Ляле все очень неплохо. В среднем по Свердловскому региону укомплектованность медперсоналом — 66,7 процента, у новолялинцев — больше 74 процентов. Если и не хватает каких специалистов, то имеющиеся кадры активно повышают свой профессионализм и приобретают новые медицинские специальности. Врач-рентгенолог, например, переобучился на психиатра, а дерматовенеролог стал врачом функциональной диагностики.
Кроме того, успокаивают чиновники новолялинцев, руководство района сотрудничает с рекрутинговыми сайтами и с их помощью вербует в город специалистов из других регионов. Одно из объявлений о свободных вакансиях увидел в газете врач-гинеколог, 58-летний Олег Баскаков. До этого он 30 лет жил и работал в Челябинской области.
— В Челябинске тогда тоже начались сокращения в больницах, — рассказывает он. — В Новой Ляле предлагали хорошую зарплату, и работа была интересная. Сын у меня взрослый, учится в Москве, в музыкальной академии Гнесиных. С женой мы в разводе. Вроде бы в родном городе ничего не держало, поэтому откликнулся на объявление. Меня сразу пригласили.
Была речь о том, что больница или городские власти Новой Ляли обеспечат приезжего доктора служебным жильем. Обещание сдержали, но поселили его в закрытом роддоме. Точнее, выделили комнату на втором этаже ЦРБ и разрешили обустраиваться. Баскаков говорит, что поначалу у него были мысли снять квартиру в Новой Ляле, но потом привык.
— Даже удобно, — с энтузиазмом объясняет он. — Я всегда на месте, всегда на работе. Вдруг что-то случится и срочно понадоблюсь? Не нужно время тратить на то, чтобы добраться из дома. Все врачи, которые к нам в командировку в Новую Лялю приезжают, тоже живут в роддоме.
Чужой среди своих
За два с половиной года в Новой Ляле приезжий доктор так и не стал своим. Имя одного из героев Жюля Верна — Жака Паганеля, рассеянного профессора-географа — стало нарицательным для ученых чудаков. В какой-то степени Баскаков для Новой Ляли и был таким чудаком Паганелем. Не пил, не курил, обсценную лексику, то бишь мат, совсем не употреблял. За материальным не гнался. В прямом смысле — ходил в каких-то непонятных рубашках, растянутых свитерах, мешковатых штанах.
Доктор любил читать. Любопытные лялинцы раскопали его страничку на одном из литературных интернер-сайтов. Там несколько рассказов и повестей, написанных самим Баскаковым. Подборка давно не обновлялась. На вопросы о творчестве доктор, заметно смущаясь, говорит, что после переезда в Новую Лялю писательство оставил.
— Вдохновения нет, — пытается объяснить мой собеседник. — В городе все непросто. Работы много, часто она опасная. Недавно оперировал женщину с внематочной беременностью — ситуация экстренная, то есть ни о чем не думаешь, когда надо спасать чью-то жизнь. Через несколько дней результаты анализов этой пациентки на ВИЧ и гепатит пришли. Оказались положительные. И ты вдруг вспоминаешь, что во время операции у тебя перчатка порвалась…
Как рассказывает Баскаков, в тот раз он, пока ждал своего анализа (обычно вирус в крови можно обнаружить не раньше чем через 2-6 недель после инфицирования), загадал, что если здоров — вернется в Челябинск, на родину. Однако не успел. Стал обвиняемым в распространении наркотиков.
— Если честно, до сих пор поверить не могу, что со мной это происходит, — с трудом подбирает слова врач. — Мне поначалу казалось, что это розыгрыш. Ночами даже спать перестал. Никогда никаких дел с полицией не имел, законы не нарушал. Да и живу я как на витрине — в больнице ведь весь на виду. Если бы наркоманил или пил — сразу бы все увидели. Мне посоветовали сделать освидетельствование на употребление наркотиков. Следователи даже поначалу не хотели эту справку приобщать к моему уголовному делу, так как результат этих анализов — отрицательный. Но адвокат их заставила.
Адвокат Марина Глузман поясняет, что расследование дела о «наркоторговце» Баскакове продолжалось несколько месяцев. Правда, велось достаточно формально. Следователь опросил только двух медсестер — старшую, инициировавшую вызов полиции, и ту, которой врач поручил ввести препарат. Обе подписали показания, что пациентка вполне могла обойтись без этого лекарства. Другие ведь терпят и — живы.
— Напрягает, что в этом уголовном деле нет ни одного показания врача, — говорит Глузман. — Мы просили следователя запросить в Челябинске медицинскую карту умершей матери Баскакова, из которой было бы ясно, что ей назначали и трамадол, и сибазол. Следствие пытается представить дело так, что врач преступным путем достал это лекарство. Документ бы наглядно показал, что это не так.
Родственники умершей самостоятельно не могут получить копию медицинской документации — поликлиника им отказывает, ссылаясь на закон о медицинской тайне. Но в полиции не посчитали нужным ходатайствовать об истребовании этого документа в Челябинске.
— Его просто съели в коллективе, — говорит Марина Глузман. — Баскаков — действительно, как тот рассеянный профессор, образ которого прославили в книгах, — может и в дырявых носках появиться, на уме только работа. Коллектив в больнице в основном женский, начались подколки, подхихикивания. Это обычная история — так ко всем непохожим относятся.
Глузман деликатно замечает, что даже она сама, увидев в первый раз врача, мягко ему намекнула сходить в магазин и купить новую куртку.
— Он обиделся, — продолжает юрист. — «Что, правда плохо выгляжу? — говорит. — Но ведь по уму же должны встречать». Что на это сказать? Мужик он нормальный, положительный. Была бы у него семья…
Особенно Баскакова поразило то, что следователь, занимавшийся его делом, предложил ему заключить досудебное соглашение об особом порядке рассмотрения его дела в суде. То есть признать свою вину. В этом случае правоохранителям не нужно представлять доказательства преступления, а обвиняемого за явку с повинной ждет более мягкое наказание. Обычно.
— Говорили, что в этом случае я могу рассчитывать на условный срок, — поясняет Баскаков. — Но я категорически отказался. За что? Это несправедливо. И, кроме того, из-за судимости, да еще по наркотической статье, мне придется оставить профессию.
Охота на врачей
Сейчас в Центральной районной больнице Новой Ляли затишье. Все пытаются делать вид, что ничего не произошло, вслух об «инциденте» не говорят. Баскаков уверен, что коллеги ему сочувствуют и поддерживают. Многие обещают прийти в суд, чтобы засвидетельствовать: единственной целью врача во всей этой истории было попытаться облегчить страдания пациентки.
Я позвонила и.о. главврача ЦРБ Татьяне Суровневой. Говорить что-либо о самом деле и о докторе она категорически отказалась. Сказала только, что обстановка в Новой Ляле, как и во всех провинциальных городках, напряженная. Молодежь уезжает, работы нет. Оптимизма, что в скором времени это изменится, нет и подавно.
— Может, вы собираетесь какое-то коллективное письмо в защиту Баскакова написать? — спрашиваю.
— Ничего мы не собираемся.
Бывший главврач Новолялинской ЦРБ Константин Остриков, когда узнал, что в его больнице поймали врача-наркодилера, удивился. Говорит, со стороны обвинение выглядит абсурдно. По форме вроде бы все верно, а вот по содержанию возникают вопросы.
— Формально медсестра права, что не взяла неизвестное лекарство, — комментирует Остриков. — Единственно правильный выход из этой ситуации — бросить на пол эту ампулу и раздавить каблуком.
Правда, Остриков уже 15 лет как уехал из Новой Ляли. Сейчас возглавляет отдел Свердловского центра медицины катастроф по Северному округу. За те годы, что он не работает в Новолялинской больнице, там сменилось 11 главврачей.
— Знаете, какие раньше в Новой Ляле доктора были? — вспоминает он. — Сейчас наши кадры по всей Свердловской области рассредоточены. А из Новой Ляли бегут все. Сейчас в местной больнице собрали докторов, у которых все странички в трудовой закончились. То есть там у них «Война и мир». Это не значит, что они популярные, и их работодатели отрывают с руками и ногами. Просто они пьют. Беда, что иногда алкаши имеют доступ к наркотикам. А тут нормальный врач совершил, конечно, фигню, но за это его в угол поставить один раз да и простить, а раздули какую-то ерунду на ровном месте. Кто пациентов-то лечить будет?
Судебно-медицинский эксперт, врач Валерий Ежков не согласен. По его словам, инструкции по медицинской безопасности, которым должны следовать учреждения здравоохранения, хоть и выглядят абсурдными, однако каждый пункт там написан кровью.
— Благими намерениями выстлана дорога в ад, — констатирует Ежков. — В инструкциях, в правилах внутреннего трудового распорядка, в других документах четко говорится: нельзя использовать лекарства, которые официально не закупались лечебным учреждением. Объясняется очень просто: если что случится — то хотя бы на лекарства грешить не придется. Либо это индивидуальная реакция организма, либо нарушение дозировки. По большому счету, запрещено применять и лекарства, которые родственники покупают пациентам.
Московский хирург, член независимого профсоюза «Альянс врачей» Ольга Андрейцева по-человечески понимает новолялинского коллегу.
— Вам любой врач или медсестра, работающие в стационаре, негласно подтвердят, что лекарств не хватает, — говорит она. — Часто надо просить пациентов, чтобы что-то купили. Безусловно, родственники пациентов приносят в больницу то, что у них осталось после лечения близкого. Говорят, спасибо за все, что вы сделали, у нас остались препараты — возьмите, может быть, кому-то понадобятся. Конечно, берут.
Андрейцева подчеркивает, что врачи становятся при этом уязвимыми. Поэтому некоторые, во избежание проблем с начальством и правоохранительными органами, могут и промолчать о трудностях в лечении.
— Сейчас достаточно легко завести уголовное дело на доктора, — продолжает Андрейцева. — В здравоохранении проблемы нарастают. А если малой кровью дыры залатать невозможно — значит, гнев общества по поводу того, что медицина становится малодоступной, нужно перенаправить на что-то другое. Например, на врачей-убийц и наркодилеров.
P.S:. Первое судебное заседание по делу акушера-гинеколога Олега Баскакова, обвиняемого в сбыте и хранении наркотических и психотропных веществ, состоится в августе в суде Новой Ляли. Вполне возможно, что дело о гинекологе-наркоторговце стает последним в истории этого суда. Его хотят «оптимизировать» — присоединить к суду соседнего города Серова, что в 70 километрах. За последние два года, кроме роддома, в Новой Ляле ликвидировали городской морг, налоговую инспекцию, военкомат. На городском интернет-сайте сообщается, что аналогичная участь ждет и новолялинское отделение пенсионного фонда. Сегодня одна из самых стабильно работающих компаний в городе — исправительная колония. Одна из главных новостей последнего времени на новолялинском интернет-портале — о визите дипломатов из Киргизии к своим землякам, содержащимся в ИК-54.