До перехода на дистанционное обучение казалось, что цифровые технологии всегда присутствовали в нашей жизни, и что мы успели овладеть ими в совершенстве. Но когда дистанционное обучение перестало быть альтернативой и стало единственным вариантом, мы ощутили, что работать в сети несколько сложнее, утверждает директор школы «Покровский квартал» Михаил Митин в беседе с «Лентой.ру», которая решила обобщить первый опыт столичных учителей в преподавании онлайн.

Основные изменения

Изменился формат, усложнилась организация процесса, вместе с тем родители стали изнутри наблюдать за учебными занятиями, а иногда поневоле становиться их участниками, чего быть не должно. Это первое, на что обращает внимание Михаил Митин. Нагрузка во время «дистанционки» не должна увеличиться ни для ребенка, ни тем более, для родителей, уверен педагог.

«За качество учебного процесса отвечаем мы — педагоги, и для этого важно продумывать каждое наше действие, каждое задание и тщательно планировать каждый онлайн-урок. А еще важно слушать друг друга и воспринимать комментарии родителей не как критику или чрезмерные требования, а как конструктивную обратную связь, пусть иногда и эмоциональную», — говорит Михаил Митин.

А вот по мнению руководителя 5 класса школы №158 Ольги Хисматулиной, возможность дистанционного обучение воспринимается и ребятами и ею самой как новое приключение, игра. «Дети стали более расслабленными и одновременно активнее чем обычно, поскольку рядом родители. Они довольны, что дети не сидят без дела и на уроки «идут» с позитивным настроем и легкостью», — считает учитель.

Директор школы №158 Зоя Чернышева прежде всего считает нужным развеять некоторые домыслы, возникшие в связи с повсеместным внедрением дистанционного образования. Первый стереотип, по ее мнению, — на педагогов легла дополнительная нагрузка при подготовке к трансляциям. «Безусловно, условия труда изменились. Педагоги, конечно, с разной скоростью, но освоили и новые платформы, и новые возможности электронных образовательных сервисов. И говорить о том, что переход на дистанционное обучение — это тяжкий труд, по-моему, просто дискредитировать наших учителей», — уверена Зоя Чернышева.

Плюсы и минусы виртуальности

И все же учителя сталкиваются сейчас со сложностями. Судя по всему, основная трудность для многих педагогов — отсутствие реальной аудитории. Учителя отмечают, что непривычно работать без живой обратной связи и в пустом кабинете, иногда возникают технические трудности с использованием новых сервисов, а также времени на качественную подготовку к онлайн-занятию пока уходит больше, чем на подготовку к обычному уроку, считает Михаил Митин.

«Но вместе с тем коллеги с интересом включились в новый формат и с каждым днем совершенствуют свою работу в роли онлайн-преподавателей. Уверен, что и родители, и дети, и сами педагоги понимают, что для полноценного погружения в новую реальность требуется время. Главное, использовать это время конструктивно и всегда оставаться на связи», — говорит директор школы.

«Жаль, что не хватает времени на дискуссии и беседы с детьми. Зато в течение 20 минут трансляции лучше воспринимается информация, — отмечает Ольга Хисматулина. — Сложность для меня, пожалуй, только одна: не вижу все поднятые руки моих учеников во время урока».

В эти дни множество вопросов поступает от учеников и родителей по поводу организации учебного процесса, говорит директор школы №1540 Татьяна Хотылева. Но благодаря выработанному регламенту взаимодействия часть из этих вопросов была решена в самом начале. «Не всегда педагоги или ученики готовы морально выходить и работать в цифровой среде. Решаем через постоянное консультирование, создание позитивной атмосферы, снижаем тревожность. Постепенно все осваивают новые реалии, — говорит Татьяна Хотылева. — Возникают вопросы методического характера. Каким образом выстроить занятие в «дистанте»? Решаем через обсуждение учебных задач, оценку целесообразности различных онлайн-инструментов, подбора цифровых источников».

Особенности заданий

На дистанционном обучении нет смысла увеличивать объем домашних заданий и тем более суммировать их с заданиями для самопроверки, которые необходимо выполнить во время электронного обучения. Так считает Михаил Митин. По его мнению, лучше подготовить качественный комбинированный материал, в котором будут: теоретический блок, задание для самостоятельного выполнения и образец решения, особенно важный для начальной школы.

«Все задания должны быть подготовлены именно для ученика, чтобы они способствовали развитию его самостоятельности, а не повышению загруженности его родителей, — уверен Михаил Митин. — Вместо объемных текстовых заданий для самопроверки (особенно в начальной школе) можно записать 15-минутное видео с объяснением материала или прикрепить готовый видеоурок».

Так же думает Зоя Чернышева, опровергая попутно еще один стереотип — гаджеты вредят здоровью ребенка, а дистанционное обучение неэффективно. «Отличный способ снизить нагрузку на учеников — сделать комбинированный формат занятий в виде дистанционного и электронного обучения с использованием контента образовательных платформ, — говорит Зоя Чернышева. — Дистанционное обучение открывает много возможностей, ведь теперь и школьникам доступны развернутые конспекты уроков, записи трансляций, открыты все электронные ресурсы, а главное, каждый учитель и классный руководитель находится в постоянной связи с семьей и готов оперативно ответить на все вопросы».

Михаил Митин также отмечает, что у всех ребят дома разные условия для организации учебного процесса. «В Москве есть семьи, в которых трое, четверо и даже пятеро детей и всего один компьютер. Если дети из этих семей есть в классе, то для них можно придумать задание, не предполагающее использование компьютера», — говорит директор школы.

Технические детали

Очень важный вопрос, который возник с введением дистанционного образования, — технический. Необходимо было оборудовать каждое рабочее место педагога и понять, какие возможности у учеников в этом отношении, говорит директор школы №1540 Татьяна Хотылева. «В самом начале работы мы провели мониторинг, с помощью которого выявили потребности педагогов и учеников в оборудовании, — подчеркивает руководитель школы. — Еще один важный аспект: не все педагоги могут сразу освоить технику и все настройки. Этот вопрос мы решаем при помощи консультирования».

Не в каждой семье есть принтер, поэтому крайне важно отдавать предпочтение заданиям и тестам в электронном виде и желательно с автопроверкой, а не бумажным аналогам, обращает внимание Михаил Митин. «В случае технических сбоев всегда можно найти альтернативный вариант пересылки заданий обучающимся. Главное — не оставлять и ребенка, и родителей в неведении, — говорит Михаил Митин. — В этот период нужно чаще общаться с родителями, информировать их, подсказывать, инструктировать, отвечать на их вопросы. Для этого можно проводить небольшие еженедельные онлайн-встречи для родителей».

Зоя Чернышева подчеркивает, что совершенно неверно считать наличие у каждого члена семьи школьного возраста компьютера или ноутбука обязательным для обучения в дистанционном режиме. «Подключаться к трансляциям можно с любого современного гаджета (планшета, смартфона). А чтобы не мешать друг другу, лучше использовать обычные наушники», — убеждена она.

«Не верьте слухам и домыслам»

Есть еще несколько важных вещей, о которых следует знать родителям. Кружки и дополнительное образование закрылись, и поэтому нам нечем занять ребенка. «Это не так, — настаивает Зоя Чернышева. — Наши педагоги дополнительного образования и, кстати, специалисты социально-психолого-педагогической службы — учителя-логопеды, педагоги-психологи, учителя-дефектологи, социальные педагоги, — тоже ушли в онлайн и разработали очень интересные программы не только для детей, но и для их родителей».

Россия — одна из немногих стран, где до сих пор не приняли закон о противодействии семейно-бытовому насилию, который предполагает создание системы охранных ордеров и способов защиты пострадавших от домашних побоев — кризисных центров или убежищ. Сейчас законопроект обсуждается рабочими группами в Совете Федерации, Государственной Думе и Совете по правам человека, однако пока с проблемой вынуждены в одиночку работать правозащитные и благотворительные организации. «Лента.ру» поговорила с их представительницами о том, с чем они сталкиваются, почему на домашнее насилие принято закрывать глаза — и как страна дошла до того, что женщину скорее будут судить за убийство при самообороне, чем попробуют защитить и не допустить трагедии.

«Если ты пошла за помощью, это не значит, что ты несчастная»

Анна Ривина, директриса российского Центра по работе с проблемой насилия «Насилию.Нет»:

И пострадавшие женщины, и пострадавшие мужчины, и агрессоры-мужчины, и агрессоры-женщины могут обратиться за помощью в наш центр.

Изначально проект «Насилию.Нет» был волонтерской инициативой, но сейчас мы НКО. Мы занимаемся адресной помощью, потому что каждый день к нам обращаются женщины, столкнувшиеся с тем или иным видом насилия. У нас работают психологи-волонтеры, несколько десятков женщин проходят психотерапию.

Недавно мы открыли первый в Москве центр, куда можно просто прийти — без документов, без бюрократии — и поговорить. В нем скоро появятся первые группы поддержки, где женщины могут молчать, если они хотят, говорить, если они хотят. Хочется верить, что это будет первое место, где эти женщины смогут объединиться и превратиться в такое сообщество, где они будут сами себе помогать. Ну и, безусловно, юридическая и психологическая помощь там также будет нами оказываться.

За время существования «Насилию.Нет» у нас были разные случаи: когда мы писали, например, Оксане Пушкиной, депутату Государственной Думы, чтобы она для наших подопечных могла подать документы в государственные структуры и привлечь внимание к кейсам, когда мы публично описывали происходящее в регионе насилие и на него начинали по-другому реагировать.

С женщинами, попавшими в такие ситуации, мы на связи, мы их ведем, поддерживаем и предоставляем необходимую помощь. Если наших ресурсов хватает кейсы закрыть — мы делаем все сами. Если специфика дела другая — мы отправляем их к нашим коллегам. Сейчас можно смело говорить, что к нам обратились сотни женщин, которые получили от нас помощь в том или ином виде.

Всегда, когда есть насилие физическое, начинается оно с психологического. Другого алгоритма я не знаю. Конечно, может быть такое, что физического насилия не было, а всю жизнь было только психологическое, которым тоже можно довести человека до чудовищного состояния. И непонятно, что страшнее.

Для решения этой проблемы нужно то же самое, что и всегда — обращаться за профильной помощью. Если надо — юридической, если надо — психологической. Психологической — всегда, и в случае побоев, и в случае эмоционального насилия, потому что из этих отношений выйти самостоятельно очень сложно. Можно читать литературу, в которой описываются подобные случаи, тогда проще идентифицировать, что именно происходит в этих отношениях. И стараться не искать оправданий, потому что каждый раз пострадавший от насилия ищет оправдания тому, что произошло.

Важно отметить, что не все психологи одинаково полезны: есть те, кто может только навредить. Например, если семейный психолог считает, что можно обсуждать проблемы насилия в паре, — с ним не стоит общаться. Потому что при общении втроем у пострадавшей не будет возможности рассказать о своих эмоциях, переживаниях, ей опять придется защищаться.

Если мы говорим про психологическое насилие, то возвращаемся к тому, что домашнее насилие — это системное поведение. Если мы говорим о конфликте — это разовый кейс, который всегда привязан к конкретной причине. В случае психологического насилия повод искать не приходится, ведь в любой момент человека можно обесценить, оскорбить, внушить, что он неправильно реагирует, ведет себя неадекватно.

Если говорить о работе непосредственно с абьюзерами, я считаю, что это очень важное направление, и если мы хотим жить в мире, где насилия нет или на него плохо реагируют и смотрят, то нужно работать и с мужчинами, и с женщинами. Многие люди, применяющие насилие, сами не понимают, что это насилие. Они живут по паттерну, который уже существует в обществе и, возможно, в их семье в частности.

Многие страны направляют мужчин по судебному решению на прохождение программ по предотвращению последующего насилия, и надо сказать, что это очень правильно. В России на сегодняшний день такой практики, к сожалению, нет. Однако в Санкт-Петербурге есть организация «Мужчины XXI века. Альтернатива насилию», которая занимается агрессорами, и как раз самый первый и самый сложный этап — сделать так, чтобы сам человек осознал, что он агрессор. В этом году мы тоже планируем запустить программу по работе с мужчинами. И я надеюсь, что все будет хорошо.

Не знаю, насколько она будет востребована, потому что практика показывает, что мужчины приходят к этому варианту только тогда, когда женщина говорит «либо иди, либо развод», а это не есть осознанное решение. Я рада, что мы получаем, очень редко, но все же получаем сообщения от мужчин, которые просят помочь им куда-то обратиться, чтобы справиться со своей агрессией. У меня это было и в формате обращения к нам в центр, и ко мне на лекциях подходили мужчины и просили данные специалистов, чтобы это проработать. И это уже вселяет надежду и оптимизм.

Мы начинали работать, когда в сети был информационный вакуум на тему насилия. И я с большой радостью вижу, что сейчас многие известные люди говорят об этом вслух, появляется множество инициатив. Мы можем немного выдохнуть по поводу информирования о проблеме, потому что общество начало об этом говорить самостоятельно, и мы (как рупор) здесь уже не нужны.

Но очень хочется, чтобы тема насилия перестала восприниматься маргинально: чтобы к нам могла обратиться не только женщина, у которой, грубо говоря, финансовые сложности, много детей и нет работы, а чтобы об этом перестали бояться говорить и уверенные, успешные женщины, которые, конечно же, есть и среди наших доверительниц. И чтобы они перестали думать, что если ты пошла за помощью, значит ты обязательно несчастная и тебе нужно, чтобы тебя пожалели.

Мы, конечно, всегда готовы и пожалеть, и поддержать, но я хочу, чтобы мы начали с уверенной позиции, что мы вместе просто не приемлем такое отношение к нам. Не хотим, чтобы это считалось нормой. Безусловно, одна из наших ключевых задач, и организации «Насилия.Нет», и меня как человека, который этим занимается, — это принятие закона о насилии, который позволит на новом уровне спрашивать с полицейских и с государства признания этой проблемы, реагирования на эту проблему.

Нам очень нужно подняться на следующий уровень — начать ловить насилие в самом начале, а не тогда, когда это уже имеет страшные последствия.

«Насильник получает наказание крайне редко»

Надежда Замотаева, директриса Центра «Сестры»:

Сексуальное насилие — это преступление, посягательство на жизнь, здоровье, телесную неприкосновенность, честь и достоинство человека. Любой совершенный акт, который причиняет или может причинить вред физическому, половому или психическому здоровью, а также угрозы совершения таких актов относятся к понятию «сексуального насилия».

В статье 21 Конституции указано: «Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию». То, что люди находятся в близких отношениях, не отменяет возможности сексуального насилия. Зачастую оно приобретает тяжкие формы и длительные последствия, становится инструментом глумления одного человека над другим.

Мы в центре «Сестры» никогда и нигде не употребляем словосочетание «жертва насилия», потому что это стигматизация пострадавших и навязывание им пассивной социально-психологической роли. Любое насилие — тяжкое событие, последствия, переживания которого сравнимы с состояниями, испытываемыми участниками военных действий. И все, кто сохранил свою жизнь, — это люди с экстремальным опытом выживания.

Чаще всего к нам обращаются женщины и сообщают о сексуальном насилии со стороны знакомых мужчин. Все вопросы о том, «почему пострадавшая не ушла», несостоятельны, так как они задаются людьми, не имеющими такого опыта, и строятся на расхожих мифах о том, что надо делать и как себя вести, чтобы с тобой этого не случилось. Поддерживаются эти обсуждения для того, чтобы увести вектор общественного внимания от помощи пострадавшим и осознания обществом масштабов самой проблемы.

Насильник получает наказание крайне редко: 10 процентов от числа позвонивших — это те, кто решились и смогли подать заявление — и его у них приняли, произвели нужные действия по розыску и задержанию подозреваемого. Три процента от этих десяти — это дела, которые передаются в суд. И только один процент — это вынесенный приговор. Тут тоже мало утешительного, так как далеко не всегда этот приговор обвинительный.

В начале работы организации в 1994 году и примерно до 2010 года наше общество относилось к проблеме и пострадавшим иначе. Их старались поддержать, и было понимание, что сексуальное насилие — преступление. Что мы наблюдаем последние несколько лет? О проблеме стараются не говорить, а если она и обсуждается, то только с позиции обвинения пострадавших и поиска ответа на вопрос: «Чем же она его/их спровоцировала?» Усилилось патриархальное лобби, с подачи которого насилие и его проявления вдруг стали нормой жизни, отсюда закон о декриминализации побоев, власть мужчины над женщиной (особенно в семье) и миф о том, что муж не может изнасиловать жену.

Женщины чаще сообщают о пережитом насилии, но это не значит, что ему не подвергаются мужчины. Насилие происходит со всеми, во всех возрастах, социальных группах — вне зависимости от вероисповедания, образования и уровня жизни.

Для решения проблемы необходима консолидация общества вокруг простой мысли: «Насилие недопустимо нигде, ни при каких условиях». За этим должно следовать «верховенство закона», как говорил наш президент еще в начале своей карьеры, а это означает прозрачность следствия и доступность защиты собственных прав для пострадавших.

Безусловно, важны поддержка и помощь для переживших насилие, центры помощи по всей стране с комплексом реабилитационных мер. Сейчас мало кто себе представляет, сколько времени, сил и денег нужно пострадавшей, чтобы вернуться в собственную жизнь. Все сервисы — медицина, психолог, юридическая помощь — должны оплачиваться государством. Сейчас подобное делается только для пострадавших в авиакатастрофах и от стихийных бедствий.

«Возбуждение дела занимает полгода»

Мари Давтян, правозащитница и адвокат:

Если мы посмотрим статистику, в том числе ту, которую дает МВД, то ситуация партнерского насилия следующая: 95 процентов пострадавших — женщины. В ситуациях семейного насилия женщин около 80 процентов. Кто же мужчины, страдающие от насилия? В первую очередь, это дети. То есть мальчики, юноши, молодые люди, которые очень часто страдают от побоев, в том числе со стороны мужчин. Также пожилые мужчины, которые могут страдать от своих детей, и мужчины с инвалидностью.

Но могу сказать, что в мире домашнее насилие — это проблема женская. Женщины страдают от домашнего насилия в большинстве случаев во всем мире. Это связано, в том числе, с исторически устоявшимся укладом семейных отношений, а также с тем, что женщины чаще всего обладают меньшей физической силой, меньшими экономическими ресурсами, против них — большое количество гендерных стереотипов в обществе и так далее, и так далее.

В основном домашнее насилие начинается с побоев. Это первая ступенька страшной лестницы, которая может закончиться даже убийством. Декриминализация побоев в России привела к тому, что эту первую ступеньку, где и так была большая проблема, просто нивелировали. Избиения близких лиц перестали считаться уголовным преступлением. У полиции и так не было большого интереса к расследованию такого вида правонарушений, а сейчас вообще нет никакого желания заниматься этой проблемой. То, как была проведена декриминализация, прозвучало от имени государства так: государство считает побои частным делом семьи и в принципе насилие в семье не осуждает. Такой подход со стороны государства был четко считан агрессорами, о чем сейчас говорят потерпевшие, которые к нам обращаются.

Законодательство о профилактике домашнего насилия разрабатывается с 90-х годов регулярно. Мы сами — я, мой коллега Алексей Паршин, огромное количество представителей НКО — были в составе рабочей группы по разработке проекта закона о профилактике 2012-го года, пытаясь, скажем так, заставить Государственную Думу его принять. Нам приходится постоянно переделывать этот текст в разных рабочих группах. Например, сейчас есть рабочая группа при депутате Государственной Думы Оксане Пушкиной. Есть рабочая группа в Совете по правам человека при президенте Российской Федерации. Мы крутимся вокруг одного и того же текста, пытаясь сделать его наиболее «проходимым», но на сегодняшний день вопрос назрел очень остро.

Почему важно принять закон о профилактике? Это ведь не только про ответственность, уголовную или административную. Это охранные ордера, защитные предписания, запрет преследования, запрет приближаться. Это возможность создать межведомственный механизм взаимодействия специалистов в этой области: полиция будет знать, что делать, социальный работник будет знать, что делать, медиа будут знать, что делать и как сотрудничать друг с другом для того, чтобы помочь конкретному человеку. Это оказание помощи пострадавшим: психологическая, социальная, юридическая поддержка, убежище, кризисные центры, работа с агрессорами — все требует отдельного законодательства. И все это прекрасно понимают, а тянут, потому что не считают необходимым сегодня эту проблему решать.

Пока в Российской Федерации не существует отдельного законодательства, посвященного проблемам в отношении женщин или домашнего насилия, мы, юристы, можем использовать лишь общую норму Уголовного кодекса, которая применяется эпизодически и в зависимости от ситуации. Помимо этого, мы встречаемся с большим количеством проблем, связанных со стереотипным отношением к этой теме сотрудников полиции, прокуроров, судей и так далее. Возбуждение дела занимает полгода, тратится огромное количество усилий юристов, адвокатов, а приводит, грубо говоря, к штрафу в пять тысяч рублей, который несоразмерен тому, что произошло.

При системе, где государство не считает насилие проблемой, что дает карт-бланш насильнику, снижая ответственность за домашнее насилие, неудивительно, что возникает дело сестер Хачатурян. Когда в обществе нет никаких механизмов защиты, люди вынуждены защищаться сами. Поэтому у нас сейчас большое количество дел, в которые входила оборона женщин, и этого следовало ожидать. Людям свойственно защищать свою жизнь, и если государство не помогает им в этом, они будут делать это самостоятельно.