Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Этот малыш истекает кровью. Ему необходима срочная пересадка костного мозга
У двухлетнего Святослава Понимасова из подмосковных Химок очень редкая болезнь крови — амегакариоцитарная тромбоцитопения. Людей с таким заболеванием во всем мире считаные единицы. Из-за генетической поломки у ребенка нарушена работа костного мозга и катастрофически снижена выработка тромбоцитов. У Святика очень ломкие сосуды и низкая свертываемость крови. В любую минуту он может умереть от кровотечения. Единственный способ спасти мальчика — пересадка костного мозга.
Святик должен был умереть на второй день после рождения — так сказали его маме врачи. Родители не сразу в это поверили. Мальчик родился точно в срок, но акушерка заметила, что у него все тело в синяках. Марина, мама Святика, тогда не придала этому значения. Но позже к ней подошла заведующая роддомом и сообщила, что ребенка перевели в реанимацию и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких (ИВЛ).
Анализ крови показал катастрофически низкое количество тромбоцитов, которые отвечают за свертывание крови. А значит, любое кровотечение для малыша смертельно опасно. Из роддома Святика перевезли в реанимацию городской больницы. Там малыша обследовали, но причину заболевания выявить не смогли.
Чтобы сделать это, надо было заплатить за генетическую экспертизу четверть миллиона, а таких денег в семье не было.
Святика пролечили антибиотиками, сделали несколько переливаний крови. Он порозовел, синие кровоподтеки на коже стали проходить.
— Больше мы ничего сделать не можем, — развел руками врач. — Поезжайте домой, только учтите, что у ребенка очень ломкие сосуды — в любую минуту он может умереть от потери крови.
Малыш постоянно плакал и не спал ночами. Родители не спали сутками — качали, носили на руках, пели песни, читали молитвы, включали «белый шум», который успокаивает других малышей. Но не Святика.
Марина постоянно занималась с ребенком, делала с ним упражнения для развития и укрепления мышц, которые были совсем слабенькие. Благодаря ее стараниям Святик, которого врачи считали безнадежным, с опозданием, но научился держать голову, в годик перевернулся, в полтора встал на четвереньки и пополз.
Марина с сыном гостили у бабушки в Севастополе, когда у малыша подскочила температура, началась гнойная ангина, ребенка рвало кровью. Святика сразу забрали в реанимацию городской больницы, где сделали переливание крови, после чего он пошел на поправку. А уже через месяц опять попал в ту же больницу: на этот раз у Святика отнялись левые рука и нога.
МРТ показала, что у ребенка обширный инсульт головного мозга, кроме того, началось почечное кровотечение. Врачам удалось спасти Святика.
Этим летом мальчику сделали наконец генетический анализ. Оплатить его помогли благотворители. Причиной всех бед оказалась редкая болезнь крови — амегакариоцитарная тромбоцитопения. Из-за нее уменьшаются или полностью исчезают мегакариоциты, которые отвечают в организме за производство тромбоцитов. Сейчас жизнь мальчика поддерживают регулярные переливания крови, которые ему делают каждую неделю.
— После переливания он становится обычным веселым ребенком, который любит играть, общаться с другими детьми, — рассказывает Марина. — Но через неделю тромбоциты погибают, и мой малыш начинает слабеть, угасать.
Спасти Святика поможет трансплантация костного мозга. В России для него не нашлось подходящего донора. Но они есть в международном регистре, только поиск и активация донора за границей стоят очень дорого. Пересадку костного мозга российские специалисты сделают бесплатно, но после пересадки мальчику понадобятся специальные и очень дорогие препараты для защиты от осложнений. Их стоимость его родителям за всю жизнь не собрать. Семья живет на съемной квартире. Работает только папа, а мама ездит с сыном по больницам.
— Вы не поверите, но раньше я никогда столько не улыбалась, как сейчас со Святиком, — говорит Марина. — Не потому, что жизнь у меня такая веселая. А потому, что мне все время надо радовать Святика. Он у нас такой классный! Когда он смеется, мне хочется жить дальше и бороться за жизнь сына.
Для спасения Святика Понимасова не хватает 2 367 776 рублей.
Исполняющая обязанности заведующей отделением НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Р.М. Горбачевой Татьяна Быкова (Санкт-Петербург): «У мальчика крайне редкое заболевание крови. Из-за генетической поломки костный мозг не вырабатывает клетки — предшественники тромбоцитов: мегакариоциты. У ребенка есть постоянная угроза кровотечений, особенно опасны внутренние кровотечения. Святославу проводится заместительная терапия, но излечить его она не может. Спасет мальчика только трансплантация костного мозга. Потенциальные доноры найдены в международном регистре. Мы проведем ребенку трансплантацию в нашем отделении, ее оплачивает государство. После пересадки Святославу понадобятся эффективные иммунные и противогрибковые препараты, которые не покрываются госквотой на лечение».
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Святику Понимасову, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 12,174 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 18 октября) собрано 1 240 523 654 рубля, помощь получили 1665 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО — исполнителей общественно полезных услуг, получил благодарность президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность и президентский грант на развитие Национального регистра доноров костного мозга.
Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
«Преподаватель ожидает секса с молоденькой, а не суда»
Фото: Ilya Naymushin / Reuters
Согласно исследованию сервиса по трудоустройству SuperJob, за последние 11 лет число жертв домогательств в профессиональной сфере сократилось более чем в два раза. Однако женщин домогаются не только на работе, но и в вузах. Первым в России движением, открыто выступившем за права студенток, стала инициативная группа учащихся Национального исследовательского университета Высшая школа экономики (НИУ ВШЭ). Его создательница, активистка, гендерная исследовательница и основательница проекта «Высшая школа равноправия» Александра Алексеева рассказала «Ленте.ру» о сексизме преподавателей и защите от их домогательств, о запрещении конкурсов красоты, а также о том, как объяснить, что «женщина — не табуретка», и к чему это может привести.
«Мне тревожно от сексистских шуточек и домогательств в университете»
«Лента.ру»: О том, что в ВШЭ есть инициативная группа студентов, многие узнали после скандала в 2017 году, когда дискуссия о прекращении проведения конкурсов красоты в вузах вышла за пределы университета. До сих пор не всем понятно, почему эти конкурсы нужно запрещать и что это изменит.
Александра Алексеева: А почему нужно запретить рабство? Конкурсы красоты имеют весьма определенную историю: сексизм, объективация, эксплуатация, расизм, евгеника — список можно продолжать. Чем отличается новый формат конкурса красоты от старого доброго демонстрирования качества зубов? Тем, что зубы и ноги оцениваются не по отдельности, а в совокупности? Чудесный прогресс, ничего не скажешь.
Разумеется, я утрирую, но сколько бы организаторы конкурсов красоты ни говорили о том, что внешность там не на первом месте, — просто посмотрите на участниц. Можно называть сковородку апельсином, но она от этого не перестанет быть сковородкой.
Это сказывается на студентках: о какой добровольности мы можем говорить в патриархальном обществе, где оценка зависит от внешности? Девушкам с неконвенциональной внешностью занижают оценки, в то время как для парней внешность погоды не делает. Эта проблема полностью отрицается многими институциями, где параллельно проходят конкурсы красоты, организованные не девушками «для себя», а парнями-сексистами за деньги спонсоров — деньги, которые могли бы пойти на борьбу с изнасилованиями в кампусах. Но вам ответят, что у нас мир победившего равноправия, где женщина «Сама Захотела» и «Сама Виновата».
В итоге родилась мысль с этим бороться?
Была идея сделать университет безопаснее, изменить ситуацию с неравенством в лучшую сторону. Инициатива шла в первую очередь от студентов. Конечно, не все заинтересованы в дальнейшей академической карьере, но российский бакалавриат длится четыре года, и студенткам хочется каждый день ходить на учебу в нормальное место, свободное от дискриминации. Открытие школы не было инициативой преподавателей: в Вышке они довольно аморфные в плане внеучебной активности.
В команду Высшей школы равноправия в итоге вошли я, Дима Толкачев и Маша Давоян. До этого у Димы был киноклуб «Фуко», Маша делала «секс-просветные» воркшопы, а я занималась организацией гендерных семинаров. К нам присоединились чудеснейшие волонтеры и студенты.
Нашими спикерами стали специалисты в области гендерных исследований. Хотя, конечно, gender studies (гендерные исследования — прим. «Ленты.ру») не котируются Российской академией наук. В университетах преподаватели ссылаются на статьи 50-х годов, хотя за 70 лет понимание многих явлений поменялось уже раз пять.
Мы решили не искать легких путей: освещали такие темы, как, например, сексизм в университете, обсуждали, с какими его формами сталкиваются студентки ВШЭ, в конце лекции предлагали аудитории написать на листочках имена преподавателей, которые позволяют себе неуместные шутки или домогательства. Были беседы и на тему насилия над женщинами.
«СПИД.Центр» проводил у нас лекции о способах передачи ЗППП и профилактике ВИЧ, на одну из которых пришли казаки и притащили с собой полицейских. Ситуация сложилась глупейшая, поскольку все понимали, что сделать ничего не получится: у нас была пометка «18+». Мы уже давно поняли, что единственная статья, на основании которой нас хотят закрыть, — «пропаганда гомосексуализма», поэтому на всем, на чем только можно, стоит «18+». В итоге полицейские попрощались и уехали, а казаки остались слушать лекцию.
Сейчас Высшей школой равноправия занимается в основном петербургский филиал ВШЭ. Я надеялась, что переезд в Лондон, где я сейчас учусь, не помешает мне активно заниматься Высшей школой равноправия, но даже время на звонок по скайпу я вынуждена планировать за неделю. Это так не работает.
По поводу пропаганды — действительно так: в июне в интернете появилась зарегистрированная петиция, требующая закрыть вашу Школу равноправия из-за «пропаганды гомосексуализма». Чем закончилась эта история и почему вообще такая реакция?
Да ничем не закончилась. Люди любят защищать свою тупость. Они фактически заявляют: «Я не разбираюсь в вопросе и не хочу разбираться. Как смеете вы, уроды и гомосеки, объяснять мне, что я идиот?» Возмущения хватило написать какой-то пост в интернете — и все. Рациональные аргументы, имеющие хоть что-то общее с научным знанием? Нет, им это не интересно.
А как ты сама заинтересовалась этими вопросами и поняла, что вот это — сексизм, а это — нет?
Мы все интересуемся гендерными вопросами, просто не все — с феминистской точки зрения. Это сложная, многоуровневая система, переход в которую не происходит на раз-два. Внутри нее разные взгляды на одни и те же вопросы. Нельзя сказать, что был щелчок, после которого сексизм стал выглядеть дико, — взгляд на проблему формируется постепенно.
У нас, например, преподавал фееричный персонаж по фамилии Малинкин, рассказывавший на парах про инопланетян. Однажды мне пришлось ему на конкретном примере объяснять, что такое дискурс: «Если вы в XXI веке используете термин “бешенство матки”, вы автоматически не можете быть за права женщин». Он ответил: «А что тут такого? Нормальный научный термин».
Другой чудесный преподаватель, Александр Павлов, на паре, посвященной вопросам дискриминации женщин, начал с серьезным лицом рассказывать про то, как женщины угнетают мужчин, прося их выносить мусор.
Чем больше у человека власти, тем опаснее его пещерные взгляды. Если простому человеку с улицы в ответ на его выпады я могу показать средний палец и пойти дальше, то с преподавателем, от которого зависит моя успеваемость, уже сложнее. Когда какой-нибудь придурок пишет мне угрозы в личные сообщения, мне не так тревожно, как от сексистских шуточек и домогательств в университете.
Ты сталкивалась с такими ситуациями? Что можно посоветовать студенткам в случае харассмента со стороны преподавателя?
Ключ к успеху — знание своих прав. Почитай кодекс университета, если он есть, заучи 133 статью УК России («Понуждение к действиям сексуального характера»). Не бойся дать отпор, когда потребуется, потому что эти люди не готовы идти на открытую конфронтацию и огласку, если ты поставишь себя в позицию власти: «У меня есть друзья, выходы на руководство, запись вашего поведения». Тогда игра для него просто не будет стоить свеч. Ведь он ожидал секса с молоденькой студенткой, а не 133 статью и суда.
Нужно понять: это не ты какая-то «неправильная» и с богатым воображением, а системное явление, и это случается повсеместно. Более того, если ты не захотела смириться, то уже можешь собой гордиться: не идя на компромисс с собой, ты облегчишь жизнь не только себе, но и тем, кто окажется в подобной ситуации после тебя. В этом нет твоей вины. Что бы ты ни делала, как бы ты ни одевалась, именно преподаватель находится в позиции власти и несет ответственность за ситуацию.
И не забывай собирать доказательства. Главное — не бояться записывать все на диктофон, скринить сообщения и выходить на связь с другими пострадавшими. Важно также собрать группу поддержки: друзья, люди с факультета, бывшие и нынешние студентки, феминистские активистки. Если ты будешь не одна, контролировать ситуацию станет намного проще.
«Любая другая тоталитарная система строится на поиске врага»
Кроме домогательств со стороны преподавателей в вашей школе вы поднимали вопрос преследования ЛГБТ-сообщества в России. Почему эта тема так важна для вашей повестки?
Гомофобия лежит в основе нашей культуры, и дискриминация присутствует во всей нашей жизни. Мне проще сказать, в каких ситуациях ЛГБТ-сообщество не сталкивается с дискриминацией, но их будет очень мало.
Я бисексуалка, поэтому могу привести массу примеров дискриминации ЛГБТ из личного опыта. Помимо стандартного набора «позора семьи» и агрессии окружающих, сюда добавляется неприятие в лесбийском сообществе, где тебя автоматически классифицируют как «ненастоящую» лесбиянку. Все потому, что моей ориентации как будто вообще не существует: внутри или вне сообщества ты или гетеро, или лесбиянка. Получается, что тебе буквально нигде нет места. Соответственно, каждый день происходят какие-то мелочи, микроагрессия, которые выводят тебя из себя.
Когда ты не можешь открыто проводить время со своей девушкой в парке, когда ты подумаешь двадцать раз, указать ли гендер своего партнера в разговоре, когда ты потребляешь продукты популярной культуры, в которых все люди — гетеро… Ты чувствуешь по меньшей мере дискомфорт. Общество навязывает гетеросексуальность настолько, что другая ориентация позиционируется как отклонение от нормы. Как можно говорить, что в обществе не обязательно быть гетеро, если ты идешь в кино и смотришь на гетеролюдей, играешь в игру и управляешь гетеролюдьми, читаешь книжку про гетеролюдей, разговариваешь только про гетероотношения, особенно до определенного возраста (18+)? А если понимаешь, что не обязательно быть гетеро, то возникают проблемы с людьми, которые думают наоборот.
А как ты поняла, что ты не гетеро?
А как ты поняла, что ты гетеро? Не было конкретного момента, когда мне стали нравиться девочки, но свои первые интимные переживания я помню. Когда я училась в школе, мне безумно нравилась одна старшеклассница. Не знаю, была ли она красивая в общепринятых терминах, но я сходила с ума по ней. Она фанатела от альтернативного кино, устраивала всякие локальные бунты в школе, ходила с цветными волосами, каталась на мопеде и мечтала пересесть на мотоцикл.
Я училась в 8 классе, она в 11. У нас был роман с ее одноклассником, а с ней мы даже не общались. Это была сложная ситуация — такая типичная американская драма в колледже, когда девочка стоит у своего локера (шкафчика — прим. «Ленты.ру») и витает в облаках, потому что «Он» на нее посмотрел — только тут другой гендер. Иногда и мы пересекались с «Ней» взглядом.
Она так и не узнала о моих чувствах. Недавно мне предложили с ней встретиться, а я боюсь… Мне лишком нравится уже сложившийся в моей голове ее образ, чтобы с ним расставаться.
Начать идентифицировать свою сексуальность — это не «понять, что ты не гетеро». Я не сразу начала называть себя бисексуалкой и использовать термин пансексуальность (влечение к людям любого гендера — прим. «Ленты.ру»). Сейчас я состою в полиаморных отношениях (формат отношений, допускающий наличие нескольких партнеров одновременно с согласия всех участников — прим. «Ленты.ру»). У меня есть семья разного гендерного состава и партнеры вне. Наша география, к сожалению, не радует совершенно: Россия, Финляндия, Польша не круто сочетаются с Великобританией, хотя это не мешает нам поддерживать связь.
Ты не чувствовала себя в изоляции и «не такой»?
Всегда чувствовала. Но это не следует напрямую из понимания того, что я не гетеро. Я почувствовала гомофобию в нашем обществе.
Можно ли тогда сказать, что гомофобия — часть нашей культуры?
Раньше ее вообще не было в современном ее понимании, так называли скорее то, что мы сейчас понимаем под нимфоманией. Актуальная концепция гетеросексуальности сама по себе появилась сравнительно недавно — в конце XIX века.
Если мы отмотаем время лет на пять, когда государство объявило ЛГБТ врагами народа, то увидим, насколько сильно изменилась ситуация с гомофобией. Ненависть к другому конструируется легко, а система нашего государства строится именно на поиске врага, как и любая другая тоталитарная система.
Христианские устои — тоже довольно современное изобретение. Поборники морали, желающие возродить духовную Русь, неловко запинаются, когда начинаешь задавать конкретные вопросы. Мой любимый — про снохачество. Какова традиция, когда отец жениха насилует его невесту? Скрепа ли это? Традиционалистское сознание начинает упираться в неприятную реальность.
В России нет конкретного корня зла гомофобии. Есть те, кто в ответе за ситуацию. Среди них — как отдельные граждане, так и те институции, у которых больше власти и влияния: медиа, университеты, крупные корпорации. Соответственно, чем больше власти, тем больше ответственности, хоть это и не какой-то конкретный объект. Нормализующая власть процессуальна, за счет чего мы и можем сопротивляться. Я, конечно, в двух корявых предложениях не пересказала Фуко (французский философ и теоретик культуры и истории XX века — прим. «Ленты.ру»), но посмотрите хотя бы видеолекции: о чем говорит он и о чем — Батлер (американская философ, оказавшая влияние на вопросы феминизма и квир-теории — прим. «Ленты.ру»). Исследуя гендер, она берет за основу его концепции. Это папа и мама гендерной теории, если можно так сказать.
Почему вам важно обсуждать вопросы гендера именно сейчас?
Это всегда важно. Если мы будем выделять конкретный момент, то упремся в то, что Агамбен (итальянский философ Джорджо Агамбен, критиковавший капиталистическую систему — прим. «Ленты.ру») теоретизировал как state of exception («исключительная ситуация» в переводе с английского — прим. «Ленты.ру»). Нет повсеместных исключений из правил — есть реализация этих правил в разных формах. Концлагеря, например, — не исключение, а правило, доведенное до определенного предела.
Нет смысла выделять какую-то конкретную жесть из контекста, потому что они непосредственно связаны. Важно осознать, что равноправие — это базовый вопрос, который определяет нашу жизнь. Он не может быть важен сегодня или завтра. Это ультимативно актуальная повестка всегда.
Организации, которые занимались этими проблемами, не начали существовать «именно сейчас». Я бы не стала романтизировать официальную феминистскую повестку СССР, но это тоже важный опыт, про который нельзя забывать. Несмотря на то что женсоветы потом прикрыли вместе с правом на аборт и всеми вытекающими, эта история имеет продолжение в современности — как в позитивном ключе, так и в негативном.
Сейчас феминизм становится более популярным, легитимируется в мейнстриме. Это несет свои плюсы — больше людей начинают ассоциировать себя с этой повесткой и минусы — движение в некоторых проявлениях теряет свой радикальный потенциал, деполитизируется. Но этот процесс можно и нужно корректировать.
«Надо объяснять, что значит насиловать, потому что для мужчин в России это неочевидно»
Трудно ли объяснять, что такое феминизм, тем, кто совсем не в теме?
Когда я разговариваю с людьми о феминизме, приходится вникать в другой контекст и исходить из него во время беседы. Всегда нужно искать какой-то common ground — что-то общее в вашей повестке. И пытаться исходить из этого общего. Моей маме, например, нет смысла объяснять, что она может называть себя директоркой или директрисой. Зато ей можно объяснить, что если отчим бросил ее одну с ребенком и не платит алименты, то виновата в этом не она. Вот такой феминизм.
Если читатели «Ленты.ру» не любят олигархов, то можно на этом примере объяснять, как работает патриархат: повсюду коррупция, воровство денег, невыполнение обязательств, и страдаете в этой системе вы. Вы не можете угнетать олигархов, потому что все ресурсы у них, а не у вас. И если вас сажают по 282-й статье за разжигание ненависти к ним — это не о’кей. Нанесете ли вы им реальный ущерб мемами в интернете? Нет. Они вам — да.
Или можно для начала объяснить людям, что насиловать других людей нельзя. Точка. Именно точка, а не звездочка с дополнительными условиями контракта. И дальше уже надо объяснять, что значит насиловать, потому что для мужчин в России это неочевидно. Кому-то практика засовывания члена в спящую женщину кажется романтичной. Но это изнасилование. Представьте: вы легли спать с другом и просыпаетесь потому, что чувствуете у себя в анусе его член. Неприятно, когда это происходит без вашего согласия, вне зависимости от наличия смазки и презерватива. Все просто: изнасилование — это любая сексуальная практика без активного согласия обеих сторон.
Допустим, с насилием более или менее все согласны. Но то, что касается дополнительной повестки типа бытового сексизма, вызывает больше вопросов: насколько это придумано, как его вообще распознать?
Сексизм — это не дополнительная повестка. Когда говорят про дискриминацию женщин, обычно имеют в виду действия правительства. На самом деле оно делает только часть, с остальным прекрасно справляется само общество.
Ты приходишь в универ, где тебя ждет сексист-преподаватель, возвращаешься домой к сексисту-отцу, тусишь с друзьями, один из которых начинает подкатывать и обижается из-за «френдзоны». Случается и так, что подруга перестает с тобой общаться, потому что она в длительных отношениях с мужиком, у них двое детей, которые целиком висят на ней, и вдобавок он ее бьет.
Даже наша сексуальная жизнь часто является примером дискриминации. Иногда тебе просто хочется нормального секса — без объяснения того, что у тебя есть клитор, что вагинального оргазма практически не бывает, что предохраняться надо презервативом… Но большинство мужиков просто не умеют и не хотят этого делать.
Короче, вся твоя жизнь — это сплошной сексизм, с которым ты пытаешься взаимодействовать. От статистики по оргазмам хочется плакать: разрыв между женщинами и мужчинами в этом вопросе более чем значительный, что не удивительно. При этом большинство мужчин живут в мире розовых пони и думают, что с ними ни разу не имитировали оргазм. Ребята, у меня для вас плохие новости.
С оргазмами ясно. Но как улучшить положение женщин в обществе?
В проблемные ситуации должны вмешиваться люди с таким же количеством власти, как и у тех, кто их создает. Как активисты мы боремся за ресурсы и системные изменения, но в первую очередь надо заботиться о себе.
В России феминизм зачастую выливается в третью смену: если первая смена — работа, вторая — дом, то третья — феминизм. Понятно, что в каких-то аспектах ты можешь быть более привилегированной и влиять на образование других людей, но женщина не обязана думать об образовании мужчины. Находиться в обществе мужчин — это как быть на неоплачиваемой стажировке. Феминистка не обязана вступать в диалог. Она может, но не должна. В этом основная цель феминизма — уйти от догматичных «должна». Когда они хотят поговорить со мной про феминизм, я прошу сначала оплатить академический час моего времени и принять как данность формат лекции.
Мужчины, как и прочие привилегированные группы, заинтересованы в своей неправоте. Сложно рабовладельцу объяснить, что рабство неэтично, ведь он от такого положения вещей выигрывает в первую очередь. Привилегированные люди не видят проблемы не случайно, поэтому гораздо проще объяснить женщине, почему мизогиния (женоненавистничество — прим. «Ленты.ру») — это плохо, чем мужчине.
Поначалу ты думаешь: «Сейчас еще пара человек проникнутся феминизмом, и будет мировая революция». А потом проходит время, и ты понимаешь, что все это явно не завтра. И тогда начинаешь заботиться о себе и своем окружении. Сейчас мне кажется, что наиболее продуктивная рамка — решение локальных вопросов. Да, классно думать о глобальном, но мне больше нравится не тот феминизм, когда мы все вместе собираемся и обсуждаем Батлер, хотя я это все равно ужасно люблю, а тот, когда близкий подвергся насилию, и я сходила с ним в отделение. Можно делать и то, и другое, но для меня «локальный» феминизм — на первом месте.
Довольно часто сторонники таких движений, как «Мужское государство», говорят о том, что мужчин тоже дискриминируют. Как феминистки отвечают на эти заявления? Ты согласна с ними?
Есть мужчины, которых дискриминируют. Но их мужская гендерная идентичность этому не способствует: невозможно угнетать мужчину только потому, что он мужчина. Жалобы на службу в армии — простое непонимание того, как работает распределение ресурсов в системе угнетения, поскольку все страдания мужчин в патриархате происходят из-за иерархии, которая выстраивается внутри из-за МГС (мужской гендерной социализации — прим. «Ленты.ру»).
При патриархате маскулинность всегда на первом месте, а феминность (или женская гендерная социализация — прим. «Ленты.ру») — всегда на втором. Даже если мужчина в иерархии маскулинности занимает не первое место, он все равно будет выше женщины по параметрам гендерной идентичности. Чтобы женщине занять первое место, нужно быть успешной в навязанной патриархатом гендерной роли, состоящей в подчинении мужчине. Это создает ситуацию, в которой дискриминация мужчин становится в принципе невозможной. Женщина как «второй пол», по определению Симоны де Бовуар (французская философ экзистенциализма и идеолог феминистского движения второй волны — прим. «Ленты.ру»). Мужчина как бы по умолчанию «круче» женщины, и женщина не может угнетать его. Только мужчина обладает достаточным количеством власти, чтобы угнетать другого мужчину.
«Угнетенные» мужчины не понимают, какие механизмы стоят за бытовыми явлениями, с которыми мы сталкиваемся каждый день. Все аргументы в пользу их дискриминации нерентабельны, в том числе и тот, который апеллирует к ненавистной ими фразе «мужик должен». При патриархате, как и при любом режиме угнетения, каждый что-то кому-то должен. Но женщина по жизни должна намного больше, чем мужчина, и те вопросы, в которых она должна, заведомо менее престижны.
Никто не скажет ей: «О, как ты профессионально помыла тарелки!» Мужчина не обязан сидеть на диете всю свою жизнь, имитировать оргазмы, сидеть с детьми, жертвовать карьерой ради семьи… Поэтому если мы посмотрим, что должен мужчина, а что — женщина, а потом еще проанализируем, как эти обязательства оцениваются в обществе, то все сразу станет понятно.
Также есть такие тенденции, как стеклянный потолок и дискриминация по оплате труда, которые позволяют мужчине заведомо больше зарабатывать. Поэтому мужчина и «должен» женщине финансово. Он тратит больше денег не потому, что он мужчина, а потому, что он является бенефициаром системы угнетения (человеком, получающим выгоду — прим. «Ленты.ру»).
Но в чем конкретно угнетают женщин помимо неравной оплаты труда? Ведь далеко не каждая женщина сидит на диете или жертвует карьерой ради семьи.
Позиция женщин на работе всегда незавидна: на собеседовании тебя не будут слушать, потому что «скоро рожать», на летучке все будут игнорировать твои предложения и выносить аналогичные через пять минут, к тебе скорее всего будет домогаться твой начальник или коллеги.
Очень многих женщин при приеме на работу спрашивают: «Планируете ли вы в ближайшее время рожать?» Это моя любимая тема! Да, некоторые занимают должность, а через незначительное время уходят в декрет. А какие еще варианты при отсутствии финансовой поддержки со стороны государства? Мы живем в стране, в которой мужчины не платят алименты вообще! Разумеется, остается только устраиваться на работу на начальных сроках. Нужны же какие-то деньги, чтобы есть самой и кормить ребенка.
Защищать беременных женщин — обязанность капитала и государства. У нас в приоритете должна стоять не прибыль, а люди. Даже если мы включаемся в систему патриархального капитализма, то, исходя из терминов этой же системы, женщина производит рабочую силу. Что будет, если женщины перестанут рожать? Пострадают в первую очередь не женщины, а капиталисты, которые не хотят принимать беременных на работу.
К счастью, все больше женщин связывают свою жизнь с карьерой и имеют возможность обеспечивать себя, не завися от мужчин. Следующее поколение гораздо образованнее в вопросах гендерного равенства. И мужчины чувствуют опасность таких изменений, потому что когда ты теряешь свои привилегии, офигеваешь от того, что мир работает не так, как ты думал.
Можно ли сказать, что деятельность Владислава Позднякова и его последователей из «Мужского государства» стала реакцией на такое изменение гендерных ролей?
Мне неинтересно обсуждать деятельность откровенных фашистов. Да, это симптом, но я сознательно отказываюсь теоретизировать его в разговоре, потому что в глазах читателей это может снизить уровень их собственной ответственности за то, что они делают. Их появление, разумеется, косвенно связано с окружающим их контекстом. Но «Мужское государство» не должно рассматриваться как «реакция» на что-то — это осознанный фашизм.
А движение «Сорок сороков», лоббирующее запрет абортов в России?
Вопрос абортов — это не демография, а демагогия. Это тема недостаточной поддержки матерей. Зачастую случается так, что женщина уже имеет детей и не может себе позволить рожать еще. Она, может, и хочет ребенка, но финансово не сможет его поддержать. И ей остается только нелегальный аборт, от которого можно умереть. И что, разве «Сорок сороков» предлагают помощь женщинам, оказавшимся в подобной ситуации? Если бы они были готовы сидеть с детьми, менять им подгузники, покупать еду из своего кармана и давить на неплательщиков алиментов, тогда можно было бы и про аборты говорить. Но сейчас это попытка отнять у женщин права, которые гарантирует закон.
Мне грустно от необходимости объяснять, что женщины — это тоже люди, используя жуткие примеры, которые совершенно не укладываются в мою этическую картину мира. Тем более я скептически отношусь к вопросам из серии: «Как женщине объяснить мужчине, что она не табуретка?» Табуретка в данном случае — очень буквальная метафора отношения к женщине как к функциональному объекту. Если в разговоре мужчина считает женщину за табуретку, то он вообще не станет ее слушать, ибо мнение мебели неинтересно по определению. Получается замкнутый круг. Поэтому наша задача — расшатывать табуретку всевозможными способами, чтобы другие увидели за ней человека.
Как-то все это очень грустно
Я пытаюсь быть оптимисткой. Россия — это не только фашисты, гомофобы и сексисты. Россия — это в первую очередь я и ты. Поэтому есть надежда на эгалитарное будущее: куча людей пришли работать в Высшую школу равноправия, «Лента.ру» пишет про феминизм, ты берешь у меня интервью…
Тем, кто страдает от гомофобии и сексизма, важно поставить во главу угла не борьбу с большой системой, а собственный комфорт. С российскими законами и пропагандой, без устали работающей в одном направлении, нужно заботиться в первую очередь не о светлом будущем страны, а о себе. Иначе — конец: патриархальное гомофобное общество вытрет о тебя ноги, когда ты будешь лежать пластом и думать о суициде.
С гриппом знаком каждый. Шансы заболеть в период межсезонья особенно велики. Высокая температура, общая слабость, апатия, насморк и другие неприятные симптомы надолго выбивают человека из колеи. Что делать, чтобы не заболеть? Что делать, если вы все же подхватили грипп? В любом случае специалисты советуют запастись Кагоцелом.
Кагоцел можно применять и для профилактики, и для лечения. Почему же из всего разнообразия противовирусных препаратов медики отдают предпочтение именно Кагоцелу? Мы решили выяснить это у врачей самых разных специальностей.
Дмитрий, иммунолог
Всем известно, что организм человека сам способен бороться с вирусами. Ключевую роль в этом играют интерфероны. От того, как много клеток вовлечено в их выработку, зависит, разовьется инфекционная болезнь или нет. Кагоцел стимулирует синтез интерферонов практически во всех клетках. Это и клетки иммунной системы (лимфоциты, макрофаги, нейтрофилы), и клетки, выстилающие кровеносный сосуд изнутри и контактирующие с кровью, в которой, как правило, и содержатся болезнетворные микробы, а также фибробласты, имеющиеся в любом органе. Кагоцел уникален еще и тем, что приводит к образованию позднего интерферона, отличающегося максимальной активностью в отношении вирусов. И эта активность долго сохраняется — 4–5 суток, а пик ее наблюдается уже через 48 часов после приема первой таблетки.
Таким образом, Кагоцел мобилизует практически все клетки человеческого организма на борьбу с вирусной инфекцией. Начинать лечение необходимо не позже четвертого дня с момента возникновения клинической симпотматики. Это тоже одно из преимуществ Кагоцела, поскольку многие противовирусные средства эффективны, только если их принимать со второго дня заболевания.
Ольга, терапевт
Я — терапевт, поэтому ко мне на прием приходят самые разные пациенты с гриппом. У многих есть сопутствующие проблемы. Одна из самых распространенных — хронические заболевания почек. Большинство противовирусных препаратов выводятся с мочой (фильтруются в почках), поэтому перечень средств для лечения гриппа у этой категории больных крайне ограничен. Вот почему уже несколько лет пациентам с патологией почек я рекомендую Кагоцел. Он на 95 процентов выводится кишечником — и только 5 процентов фильтруется в почках. Его можно применять как для лечения гриппа, так и для профилактики гриппозной инфекции.
Светлана, педиатр
Мне как педиатру постоянно приходится сталкиваться с так называемыми «часто болеющими детьми». Считается, что ребенка можно отнести к этой группе, если повторные заболевания верхних дыхательных путей происходят у них 6–8 раз в год. Частые и особенно тяжело протекающие ОРВИ, следующие одно за другим, оказывают на организм ребенка негативное воздействие, снижают функциональную активность иммунитета, что чревато серьезными осложнениями.
Поэтому мне очень важно, чтобы в моем арсенале был препарат, способный не только справляться с вирусной инфекцией, но и стимулировать собственный иммунитет ребенка. Отечественный индуктор интерферона, Кагоцел полностью удовлетворяет этому условию. После приема первой таблетки максимальная концентрация интерферона в кишечнике отмечается уже через 4 часа. Через несколько дней лечения Кагоцелом нормализуется температура, а проявления интоксикации уменьшаются. Однако препарат применяется в педиатрии не только для лечения, но и для профилактики ОРВИ. Профилактический прием Кагоцела в течение месяца предохраняет ребенка от заболевания гриппом и ОРВИ на 4 месяцев после окончания курса.
Сергей, пульмонолог
Известно, что грипп опасен не сам по себе, а своими осложнениями, причем чаще всего развивается бактериальная пневмония. Дело в том, что вирусы ослабляют местный иммунитет, поэтому условно патогенные бактерии из безобидных обитателей дыхательных путей превращаются в болезнетворных агентов. Развитие пневмонии — прямое показание для антибактериальной терапии. Но в сочетании с вирусной инфекцией добиться желаемого терапевтического результата непросто. На помощь приходит Кагоцел, который я всегда назначаю своим пациентам из-за его аддитивного эффекта. Этим термином в медицине называется усиление терапевтической активности, то есть Кагоцел не только убивает вирусы как первичную причину болезни, но и повышает эффективность антибиотиков, борющихся с осложнениями гриппа.
Имеются противопоказания. Перед применением проконсультируйтесь со специалистом
Материал подготовлен при поддержке компании «Ниармедик»
Официальный перечень российских террористов и экстремистов стремительно приближается к девяти тысячам человек. Правозащитники говорят, что реально опасных для общества людей в нем — меньше половины. Многих государство записало в неблагонадежные за репосты в соцсетях и критику чиновников. Попадают туда и те, чья вина не доказана судом. Даже после отбытия наказания фигуранты черного списка Росфинмониторинга и члены их семей подвергаются травле — с молчаливого одобрения государства. Почему с точки зрения действующего российского законодательства гораздо гуманнее быть убийцей-рецидивистом, чем экстремистом, осужденным за лайк, — в материале «Ленты.ру».
Активный гражданин
В 2015 году Виталий Дрыженко был приговорен Ярославским судом к году заключения в колонии-поселении. В основе обвинения — сразу четыре статьи Уголовного кодекса: 116 («Побои»), 139 («Незаконное проникновение в жилище»), 280 («Публичные призывы к экстремистской деятельности»), 282 («Возбуждение ненависти либо вражды»).
— Его посадили за то, за что в другой стране наградили бы, — говорит его жена Катерина, — за активную гражданскую позицию и общественную деятельность.
В Ярославле Дрыженко известен как организатор движения «Группа тотальной зачистки — регион 76» (Г.З.Т.). Это своего рода клон организации националиста Максима Марцинкевича (Тесак) «Оккупай-Педофиляй». Ловили «на живца» педофилов и торговцев наркотой.
В разработку «Центра Э» (Главное управление по противодействию экстремизму МВД) Дрыженко попал после того, как с соратниками на центральном рынке «нашел» партию спайсов.
— По нашему настоянию вызванная следственная группа изъяла шесть килограммов вещества красного и синего цветов, — поясняет Виталий. — Но через некоторое время пришли результаты экспертизы, где было написано, что это специи. Я не поверил: полицейские вели себя странно тогда. Складывалось впечатление, что они были заодно с торговцами этими «специями». Ну и начал у себя на страничке писать разное об оборотнях в погонах.
Сначала Дрыженко вызвали на беседу в Ярославское отделение «Центра Э», просили по-хорошему сбавить обороты и прекратить «дискредитировать полицейских», «возбуждать ненависть к сотрудникам полиции как к социальному классу». Поскольку «общественный ассенизатор» оказался непонятливым, статьи против него в Уголовном кодексе вскоре нашлись. В 2016 году Дрыженко вышел на свободу и уехал в городок Полевский Свердловской области, на малую родину жены, Катерины Ушаковой.
С Катериной молодой человек познакомился, еще когда был под следствием. Встретили друг друга в интернете. Оба — заядлые собачники, состоят в разных группах зоозащитников. Начали с обсуждения борьбы с догхантерами (отравителями уличных собак). Потом обнаружили, что и по другим вопросам их жизненные позиции совпадают. Зарегистрировали свои отношения уже в колонии.
— Наше первое длительное свидание после свадьбы проходило в облупленной комнате с кроватью, на которой десятеро сдохло, — рассказывает девушка. — Пока мы спали, нас пожирали клопы. В один день я проснулась, а мой глаз похож на сливу. Для того чтобы приготовить обед, приходилось занимать очередь на единственную кособокую кастрюлю, вода в которой закипала час. И, несмотря на это, мы были счастливы.
По образованию Катерина Ушакова — пианистка. Несколько лет жила с отцом в Израиле, училась в Иерусалимской академии музыки. У девушки двойное гражданство. Ее родители в разводе, после эмиграции дочери мать осталась на Урале, время от времени навещала девушку в чужой стране. Возвращаться в Россию Катерина не планировала, но вышла замуж за россиянина и переехала в Москву. Брак быстро распался. «Не считаю первое замужество неудачным, — бодрится Катерина. — После развода у меня осталась дочь. Ее появление на свет полностью оправдывает мое сомнительное решение вернуться в Россию и ту борьбу за выживание, которую я тут веду». Недавно ребенку исполнилось три года.
— Когда Виталий освободился, мы наивно полагали, что все наши беды позади, и впереди семейная жизнь, может, далеко не самая роскошная, но и запросы у нас скромные, — говорит Катерина. — Поскольку в Ярославле мужа ничто не держало, я уговорила его поехать в мой родной городок, где прошло мое детство. Там жила моя мама. Я надеялась, что если что — родной человек поможет.
Молодожены сняли квартиру в Полевском. Учитывая маленького ребенка и двух собак (взяли под опеку из приюта), это было непросто. Виталий практически сразу устроился на работу в один из городских супермаркетов — охранником. Но через две недели его уволили.
— Пришло время получать зарплату, меня вызывают в бухгалтерию и говорят, что Сбербанк не оформляет на меня счет и кредитную карту. Наличными в кассе зарплату выдавать отказались. Просто сказали: до свиданья, — объясняет Дрыженко. С того дня Виталий везде, куда официально пробовал трудоустроиться, получал отказ.
— По специальности я повар пятого разряда, — продолжает он. — Пытался устроиться согласно образованию. Обошел в городе практически все столовые и кафе. Работники много где требуются. Первое собеседование проходишь — вроде берут тебя, по всему видно, что квалификация устраивает. Но говорят: подождите денек, наведем кое-какие справки и перезвоним. И ты понимаешь, что никто тебе не перезвонит.
Дрыженко старается быть дипломатичным, опуская некоторые детали. Но Катерина добавляет: «Мы точно знаем, что везде, куда пробовал устроиться мой муж, следом тащился полицейский — рассказывал, кто у них теперь работает, и невзначай намекал, какие проблемы работодателю за это грозят. Его даже в курьеры и грузчики брать отказывались!»
После первого увольнения Дрыженко отправился в офис Сбербанка — разбираться, на каком основании они так наплевательски относятся к клиенту. Сотрудники долго между собой шептались, по очереди выныривали с удивленными глазами из-за стеклянных перегородок, а потом ответили: «Вы в списке Росфинмониторинга, по закону ничего не положено». И порекомендовали жаловаться «в Москву». В Центробанке, куда настырный молодой человек дозвонился, были категоричны: «Мы не открываем счета террористам и экстремистам».
— На зоне, когда освобождался, мне никто даже не сказал о каком-то списке Росфинмониторинга — о том, что попадание туда означает полное поражение в гражданских правах, — утверждает Виталий. — Уже после того, как проблемы начались, я много читал об этом. Списался с товарищами по несчастью из других городов, которые стали «террористами» из-за репостов в социальных сетях. Оказывается, нам не то что загранпаспорт не положен, но и внутри России нельзя летать самолетами. На контроле пассажиров из списков «экстремистов» сразу разворачивают.
Добрые люди
Одновременно с «трудовыми» проблемами у семьи начались беды с жильем. Аккурат перед Новым годом, 27 декабря 2017-го, владелица квартиры, которую они снимали, пришла к арендаторам с участковым и понятыми и потребовала «выметаться».
— Мужа не было дома, — вспоминает Катерина. — Я не открывала дверь, так как «гости» отказывались предъявить постановление суда или прокуратуры. У нас ведь был подписан арендный договор на год, и мы все в срок оплачивали, все условия соблюдали. Однако хозяева вместе с участковым начали выпиливать вход болгаркой. Когда ворвались, хозяйка кричала, что сейчас все наши вещи выбросит в мусор.
Пока разгорался квартирный скандал, убежала одна из собак Дрыженко-Ушаковых. Катерина побежала ее искать. Когда вернулась, все вещи были скиданы в мусорные кули, причем вперемешку: сапоги вместе с нижним бельем, тарелки — с книжками. Детскую кроватку аккуратно разобрать не смогли и просто сломали.
— Если у меня к тому времени еще что-то оставалось от прежней благополучной жизни, все было расхристано: тени Dior, духи, — рутинно перечисляет девушка. — Еще в Израиле мне дарили марокканскую вазу — вся в сколах. Я леплю из глины украшения — некоторых недосчиталась…
В гневе она написала сообщение хозяйке. Владелица квартиры, психиатр по профессии, отправила ответное сообщение: «А где мой столовый, кофейный и чайный сервизы? Набор столовый серебряный? Микроволновая печь? Мультиварка? Моющий пылесос фирмы «Томас»? (…) На стене висел сафавидский (персидский — прим. «Ленты.ру») ковер, память от дяди, примерно 1,9 миллиона долларов».
Можно было подумать, что дама шутит, если бы она действительно не написала заявление в полицию о краже. Там, видимо, смогли оценить абсурдность поисков «сафавидского ковра», пропавшего из хрущевки с ободранными обоями. Дело тихонько замяли.
— Друзья помогли найти новую квартиру в доме неподалеку, — продолжает Катерина. — Но участковый, который нас выселял из первого жилья, прибежал и побеседовал по душам с новой хозяйкой. Конечно же, доверительно поведал, что тут поселился «экстремист», а это почти террорист. И нас снова выкинули.
Всего за этот год Дрыженко-Ушаковы сменили десять съемных квартир. Обычно все происходило по одному сценарию: находилось жилье, а через несколько дней прежде приветливые хозяева указывали на дверь.
— Нигде нет нам места, — грустно констатирует Катерина. — Нас травят как лис. Полицейские нам прямо сказали: убирайтесь из нашего города, нам тут экстремистов не нужно. Портите показатели. Мы бы и уехали, но, во-первых, нет на это денег. А во вторых — где гарантия, что и там не будет того же самого?
После очередного изгнания опальное семейство пустили пожить в пустующую квартиру дальние родственники Ушаковой. Главная причина — ребенок. У трехлетней дочки на почве стресса дебютировало аутоиммунное заболевание, на глазах образуется доброкачественная опухоль. Как говорят врачи, без операции не обойтись. Детский сад такому ребенку не рекомендован. Сколько можно будет оставаться в квартире родных — семья не знает.
— Родственники, особенно мать, с нами не общаются, — поясняет девушка. — Начинаешь рассказывать очередную порцию ужасов из нашей жизни — ответ один: «А мы же тебе говорили!» Помогать отказываются. У Виталия матери уже давно нет, отец недавно умер.
Поскольку с официальным трудоустройством у мужа не складывалось, Катерина пробовала сама выйти на работу — продавцом в магазин канцтоваров и на склад в спортивный магазин. День работает, на следующий — вызов к директору: «Вы не прошли проверку службы безопасности».
— А у меня нет ни приводов, ни судимостей, ни кредитов, — замечает она. — Только муж в «списках». И ведь фамилии у нас с ним разные.
Дрыженко, пытаясь хоть что-то заработать, научился класть кафельную плитку, шпаклевать стены, клеить обои, стелить ламинат, линолеум, делать наливные полы, собирать мебель.
— Поначалу ничего не умел, — признается он. — Приезжал и делал вид, что крутой профессионал. Заказчики смотрели на работу и говорили: лучше иди отсюда. Но — научился. Летом заказов было много. В месяц иногда даже получалось заработать тысяч 40. Считали себя практически богачами. А сейчас холодно, ремонты никто не делает. За две недели — всего два звонка. Один из них — результативный, но там цена вопроса всего три тысячи.
Катерина старается подрабатывать. Она очень творческий человек. Делает броши и кулоны из полимерной глины. Снимает фотосессии. Но все это — разовый, непостоянный доход.
Основной рацион семьи — «Доширак» и картошка. «Деликатесы» — творожки, молоко, мясо — покупают только ребенку. В один из самых голодных дней Дрыженко пытался заложить обручальное кольцо в ломбарде. Приемщица взяла его паспорт, посмотрела в компьютер и нажала тревожную кнопку: «Мы вас не обслуживаем. Вы — в списках».
Имитация деятельности
Росфинмониторинг создан по распоряжению президента в ноябре 2001 года. Главная цель — противодействие легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, а также противодействие финансированию терроризма. Перечень неблагонадежных лиц начал формироваться с 2003 года.
Правозащитники отмечают, что в список «террористов» граждане попадают еще до судебных решений об их виновности. Как только человек становится подозреваемым по уголовному делу, возбужденному по антиэкстремистским статьям (205, 280 и 282 УК РФ), сведения о нем автоматически поступают в Росфинмониторинг.
В соответствии с законом, банк блокирует финансовые счета фигуранта перечня; электронные кошельки в платежных системах также недоступны; невозможно вступить в наследство; получать через счета алименты, судебные возмещения, выплаты по страховым случаям; оформить доверенность и большинство сделок через нотариуса. Это значит, что арендовать, например, квартиру официально — фигурантам перечня вряд ли получится, договор с адвокатом также нельзя заключить официально. Проблемы с трудоустройством возникают, так как на человека нельзя оформить банковский счет, работодатель не может платить за сотрудника налоги и отчисления в Пенсионный фонд. Кому нужны лишние заморочки?
— Как только начал действовать этот закон, человека вообще лишали всех средств к существованию, было отказано даже в удовлетворении базовых потребностей, — поясняет «старожил» террористического перечня, бывший оперуполномоченный милиции Владимир Белашев. Он обвинялся в подрыве в 1997 году в подмосковных Мытищах памятника императору Николаю II. — Нельзя было снять ни копейки пенсий, госпособий, зарплаты. Государство человека делало нищим. Либо умирай, либо как-то по-другому добывай средства, уходи в тень. Страдала и семья. Получалось, что автоматически дети становились ответственны за поступки своих родителей.
В 2013 году активисты, входившие в список, создали движение «В защиту пострадавших от действий Росфинмониторинга» и дали несколько интервью в СМИ. Видимо, их доводы показались разумными, потом что Госдума приняла поправки в закон 115 через 40 дней после обращения к депутатам инициативной группы. В соответствии с поправками государство разрешило снимать с заблокированных банковских счетов 10 тысяч в месяц на себя и на каждого члена семьи; платить налоги, получать с блокированных счетов социальные пособия и пенсии. А также — выплачивать кредиты (в том числе ипотеку), взятые еще до включения в перечень.
— Но процедура снятия денег до сих пор сложна и забюрократизирована, — утверждает глава юридической службы проекта «Апология протеста» правозащитной организации «Агора» Алексей Глухов. — Росфинмониторинг обычно отправляет в банк бумагу, что на счет фигуранта перечня наложен арест за невыплату долга. Сумма берется с потолка, она условно беспредельна, заведомо ясно, что такие деньги никогда не могут появиться у этого лица: 40 миллионов, 100 миллионов. И человек бегает, пишет запросы в банк. В следующем месяце — снова через это нужно проходить.
По словам Владимира Белашева, два года назад он сталкивался с подобной практикой.
— Банк отказался выдавать мне пенсию, так как счет вдруг оказался заблокирован из-за долга в 40 миллионов, — рассказывает он. — Я юрист и попросил сразу предъявить судебное решение, откуда взялась такая сумма. Начали разбираться. Росфинмониторинг каждый год отчитывается — сколько денег они заблокировали у террористов, спасли от отмывания. Но все это фикция. Они просто берут красивую цифру с потолка, которую бы хотелось видеть в своих показателях, раскидывают эти деньги по всем фигурантам перечня и гордятся. Разве не очковтирательство это? Никто ведь из фигурантов жаловаться не пойдет. А если даже и пойдет, общественное мнение не на их стороне.
Кто за что
Впрочем, правозащитники осторожно отмечают, что общественное мнение понемногу меняется. Если в 2017 году в черном списке Росфинмониторинга было 7178 российских граждан, сейчас — уже 8743. В правозащитной группе «Агора» полагают, что реальных террористов из них едва ли наберется процентов 40. Остальные, как выражаются правозащитники, — бутафория. То есть люди, осужденные (или пока еще фигуранты уголовных дел) за лайки, репосты в социальных сетях, критику государственных органов власти. То есть теоретически подвергнуться финансовым санкциям может каждый.
Жительница Барнаула Мария Мотузная попала в список из-за репоста картинок с мемами.
Блогер Руслан Соколовский был осужден по статье 282 за оскорбление чувств верующих. Он снял видеоролик, в котором играл в Pokemon Go в Храме на Крови в Екатеринбурге.
Недавно ФСБзакрыла уголовное дело против жительницы Абакана Лидии Баиновой. Ее обвиняли в экстремизме из-за поста в соцсети «ВКонтакте», где она описала, как дети не пустили в игровую комнату городского ресторана ее дочь со словами «вход только русским». В публикации говорилось о притеснении коренных жителей Хакасии. Несмотря на то что дела нет, Баинова еще до сих пор числится в списке.
Если включение в перечень идет автоматически, то процесс выхода — сложен. Фигурант перечня должен подать заявление в Росфинмониторинг и обосновать его. Как сказано в ФЗ 115, основанием могут стать погашение судимости, прекращение уголовного дела, отмена приговора по реабилитирующим основаниям. В течение 10 рабочих дней ведомство будет решать, что делать.
— Я вам как бывший опер говорю: российский закон о борьбе с финансированием терроризма — бюрократический, направлен исключительно на имитацию какой-то борьбы, — эмоционально замечает действующий фигурант перечня Владимир Белашев. Под опекой Росфинмониторинга ему состоять еще два года (срок погашения судимости). Экс-милиционер утверждает, что с ходу может привести десяток обоснований своих слов. Но, по его словам, самый главный пункт: лишив «террористов и экстремистов» банковских карт, государство не может их контролировать.
— Если следовать здравой логике, то, наоборот, вместо запрета меня должны этой картой снабдить, — объясняет Белашев. — Тогда бы государство видело, куда я езжу, в какие магазины хожу, что покупаю. Это называется оперативно-разыскная деятельность. Для опера это же лафа: делать ничего не надо, нажал кнопочку, а тебе полный расклад. И смотришь: ага, клиент купил удобрение для подкормки растений. Но удобрение это — один из компонентов взрывчатого вещества. Надо бы присмотреться повнимательней. А так, где они что могут отследить и профилактировать преступные замыслы?
Юрист «Апологии протеста» Алексей Глухов согласен, что с реальными террористами включение в перечень вряд ли помогает бороться.
— Антиэкстремистское законодательство у нас абсолютно непрозрачное, — заключает он. — По сути, когда государство без решения суда вносит человека в списки террористов — это отсутствие презумпции невиновности, нарушение конституции. А нахождение в списках Росфинмониторинга даже после отбытия наказания — это дополнительное наказание, которое нигде не прописано. Перечень ведь не конкретизирует, за что человек был в него включен. Написано: постановление следователя такого-то или приговор суда такой-то. И неясно: либо у человека была полная квартира оружия и план по захвату Кремля, либо он просто лайкнул какую-то картинку, в которой местные эксперты увидели разжигание чувств.
Россиянская безнадега
— Не знаю, почему мы еще живы, где берем силы оставаться семьей и как нам еще удается держать голову на поверхности, — голос Катерины Ушаковой, жены «террориста» Виталия Дрыженко, мрачнеет, густеет. В нем такая тоска, которая может отравить все вокруг. — Мы живем скверно и очень бедно, хотя мы не пьем и не гуляем. Когда варишься в этом котле, со временем привыкаешь, хоть и осознаешь, что живешь погано. А ведь мы взрослые, неглупые люди, которым перекрыли кислород… Впереди голодная зима и тягучая серая россиянская безнадега.
«Экстремист» Дрыженко не сдается. «ВКонтакте» он открыл группу «Злостный конфронтатор». Пишет, что цель проекта — «выявление и нейтрализация коррумпированных […] в погонах».
— Я уже выявил шесть точек у нас в Полевском с игровыми автоматами, которые были запрещены законом еще в 2011 году, — извещает блогер. — Не может быть, чтобы сотрудники полиции о «запрещенке» на своей территории не знали. Все сведения отправил в ФСБ, в том числе видео. Ждем проверки. Скоро в крысином убежище будет жарко.
*** Редакция «Ленты.ру» ищет героев, которые могут рассказать о трудностях жизни, связанных с бедностью. Если у вас или ваших знакомых не хватает денег на базовые потребности (минимальный набор продуктов, одежду и так далее), и вы вынуждены искать способы выживания в этих условиях, поделитесь своими историями с нами. Пишите по адресу: russia@lenta-co.ru
*** Обратная связь с отделом «Общество»: Если вы стали свидетелем важного события, у вас есть новость, вопросы или идея для материала, напишите на этот адрес: russia@lenta-co.ru
Российские чиновники уже не первый год пытаются воспитать у населения потребность в сотрудничестве. В Барнауле мэрия призывает сообщать о самозанятых, уклоняющихся от уплаты налогов. В МВДпросят неравнодушных сигнализировать о готовящихся или совершенных преступлениях. Активистов обещают материально поощрять. Однако, несмотря на усилия властей, предание гласности неблаговидных проступков в России по-прежнему считается стукачеством. Почему в Европе жалобы — это благородное занятие? Чем донос отличается от отстаивания своих прав? Об этом «Лента.ру» поговорила со студентом Орловского госуниверситета, 48-летним гражданином Германии Йорном Хезе. Почти три года он борется за качество орловского высшего образования и социальных стандартов для студентов. За жалобы вуз пытался его отчислить, но суд встал на сторону немца.
«Лента.ру»: Вы сейчас по-прежнему в Орловском университете? На какой специальности?
Йорн Хезе: Учусь на втором курсе факультета иностранных языков. Специальность — переводоведение с французского и английского. В результате неоправданного изгнания из Орловского вуза я потерял целый учебный год. Из-за ошибок руководства университета мне было запрещено учиться. Но вуз захотел, чтобы я заплатил за пропущенный год 80 тысяч рублей. Сейчас решаю этот вопрос. Также хочу еще обратиться в суд за компенсацией юридической помощи и расходов, которые я понес из-за незаконного исключения. Буду требовать 7 000 евро.
Вы же раньше учились на экономическом факультете?
Меня не устраивало там качество образовательной программы. На первом курсе было три урока физкультуры в неделю. Один из них — теория за партой в кабинете. И всего два урока в неделю имели отношение к экономике. Я сравнивал программу Кембриджа, Сорбонны, Парижа с Орловским университетом. На мой взгляд — крайне неэффективный учебный план. Кроме того, преподаватели мне сами говорили: «Йорн, у тебя такие глубокие знания по экономике, что ты сам тут можешь преподавать». Поэтому перешел на иняз.
Сейчас всем довольны?
Не стопроцентно, но там заметно лучше, чем раньше.
Ваше изгнание из Орла началось с того, что вы подали в деканат список предложений по улучшению качества образования в Орле. Выходит, вы ничего не добились и зря пострадали?
Я смотрел расписание и увидел, что у первых-вторых курсов сейчас нет ни культурологии, ни БЖД (безопасность жизнедеятельности — прим. «Ленты.ру»), ни риторики. Удивился, что сейчас больше стало специфичных предметов, которые относятся к их непосредственной специальности. Возможно, в этом есть частичка и моего вклада, я дал кому-то пищу для размышлений. Хотя доказательств этого, конечно, нет.
Но перед новогодними каникулами я побывал в студенческом общежитии, где раньше жил. И я был просто в шоке, как там все изменилось. Там раньше на первом этаже был почти цементный пол, покрытие все истрепалось, были дыры. Сейчас — новый линолеум, двери покрашены, на них появились ручки, со стен убрали грибок, покрасили. Даже новые ванны, новые сиденья на унитазах и современные сливные бачки. На кухне — новые раковины. И новая мебель, как будто только что из магазина. Просто поразительно. Выходит, вуз все же может сделать так, чтобы студенты в Орле жили достойно, уважали себя.
Но вы сами сейчас в этом общежитии не живете?
Когда меня восстановили в вузе, я написал в деканат заявление, что хотел бы получить обратно свою комнату. Я когда-то ее полностью отремонтировал, построил там кровать, стеллажи, шкаф, наклеил обои. У нас был удобный принцип расселения: мини-квартиры. На 3-4 комнаты один санузел.
Я в деканате сказал, что если старую комнату невозможно вернуть, дайте мне временно другое место. И мне ответили, что моя старая квартира занята, но они приняли решение поселить меня «в самое лучшее общежитие для российских студентов». Оно находится почти в центре Орла. Очень длинное здание. Внутри длинный коридор метра в два-три. По бокам этого общего коридора примерно 50-60 комнат. На одном конце коридора — общий туалет. На другом — душевая. Когда заглянул в эти санузлы, то понял, что там нечеловеческие условия. Все воняет, лужи на полу. Зайти страшно. Я не смог остаться. И сейчас живу у знакомых.
Наверное, вы в Орловском университете — знаменитость. Как к вам преподаватели относятся после выигранного суда против руководства вуза, зная, если что, то вы молчать не будете?
Однажды ко мне подошла студентка и говорит: «Йорн, к нам в группу пришла преподаватель и сказала: «Ребята, скоро к вам придет странный немец, у которого уже есть разные дипломы. Он тут просто всем мешает. И вы с таким человеком лучше не общайтесь, держитесь от него подальше»».
Но все же ваш положительный опыт борьбы за свои права вдохновил однокурсников?
Было смешно, когда я зашел на свою бывшую отремонтированную кухню в общежитии. Там в это время были люди. Когда они увидели, что я начал на телефон фотографировать изменившуюся обстановку, то пришли в ужас. Тут же стали шипеть: «Зачем ты это делаешь? Нельзя, нас накажут!» Я говорю: «Спокойно, чего тут бояться? Снимаю, чтобы можно было сравнить, как было раньше и как сейчас». У людей где-то глубоко сидит страх.
В конце декабря перед началом сессии ко мне пришел студент из другого образовательного учреждения и сказал, что в этом году у них общая сумма взятки для восьми преподавателей составляет 8000 рублей. Некоторые из них собирают по 500 рублей, а другие собирают уже по 2500 за экзамен — но только через третье лицо! Я посоветовал студентам записывать такие предложения на диктофон в телефоне, а затем с доказательствами идти в полицию. Нужно, чтобы взяточники сидели в тюрьме. Но все сказали, что не будут этого делать.
Боятся?
Они боятся подвергать сомнению абсолютно все, что их окружает. 17-18- или 19-летние российские студенты далеко не такие бунтарские, как, например, их сверстники в Европе.
Когда в Южной Германии пытались построить ядерную станцию, местные студенты вышли на это место. Полицейские приехали и начали бить этих ребят из водометов, но тогда крестьяне начали устраивать акции протеста. И телевидение показало, как полицейские бьют бабушек. После этого практически все жители региона встали за этих ребят. Фермеры кормили студентов, живущих в палатках, а студенты организовывали группы для сбора винограда. Протест продолжался 2,5 года. Ядерную станцию там так и не построили.
Вы отлично знаете русский. Наверняка читаете российскую прессу. За участие в акциях протеста нашего студента могут исключить из вуза, посадить в тюрьму, оштрафовать на крупную сумму. Поэтому и не рискуют.
Молодые люди должны понять, что никто им на блюдечке с голубой каемочкой ничего не принесет. Хотите удобные общежития? Пишите жалобы, прикладывайте фотографии и отправляйте все это по электронной почте в Минобрнауки.
Заставьте чиновников работать усерднее. Но сделайте все это коллективно. Они могут отчислить одного, но не 1000 или 20000 студентов. Секрет успеха заключается в количестве людей, действующих вместе, организованных и сфокусированных. В других частях света студенты самыми различными способами давят на свои университеты, пока их администрации не начинают двигать задницу в нужном направлении и делать все неотложное и необходимое.
В России жаловаться чиновникам негласно не одобряется. Часто это расценивается как донос. Многие социологи склонны винить в этом историческую память. В Германии как это преодолели?
У нас такой проблемы не было. Потому что с помощью жалоб даже в ГДР можно было отстаивать свои права. Даже у меня лично был такой опыт. Я был кадетом в армии ГДР. И отказался от обязательной для всех служащих вакцинации от гриппа. У меня были медицинские противопоказания, но главный майор меня предупреждал, что если не сделаю, то меня ждет три дня тюрьмы. В итоге я победил. В 1990 году сразу после распада ГДР я организовал в Потсдамском университете манифестацию с участием 2500 студентов. Мы протестовали против сокращения преподавателей и учебных программ.
Вы застали время, когда доносы в ГДР были популярны?
Конечно, мне исполнилось 19 лет, когда ГДР перестала существовать. У нас было «Штази» — это почти то же самое, что и КГБ в России. Когда ГДР рухнула, все архивы «Штази» были открыты для всех. Мы узнали, что у них было 120 тысяч неофициальных помощников. Это мог быть директор школы или врач, с которым ты общался два-три раза в неделю, или сосед. Когда о них стало известно, секретные сотрудники, занимавшие руководящие посты, либо сами ушли, либо их уволили.
У нас боятся, что если полностью откроют архивы КГБ и будет понятно, кто работал палачом, кто на кого стучал, то все друг с другом только переругаются.
В Германии, когда нашли бумаги с карточками неофициальных информаторов, между людьми начался социальный конфликт. Потому что, если ты двадцать лет спокойно жил рядом с кем-то, считал его другом, а потом вдруг узнал, что он все время доносил на тебя, — это большое потрясение. Я помню, наш врач, который много лет лечил и моего прадедушку, и прабабушку, и родителей, и меня, — совершил суицид, когда стало известно о его сотрудничестве. Некоторые люди уехали в другие города. Или пытались поговорить, приносили извинения. Да, было очень трудно, горько. Но потом стало легче для всех.
Я был в Москве в музее ГУЛАГа, который находился раньше недалеко от Большого театра. Если не ошибаюсь, он был открыт в 2001 году, спустя больше десяти лет после ликвидации СССР. Для меня это является показателем, что россияне действительно испытывали трудности открыть такой музей раньше. Это неудобная часть истории. По-моему, нужно отработать историю правильно и аккуратно, без розовых очков. В финале надо анализировать, что произошло. И тогда, возможно, найдешь истину.
Когда немцы после распада «Штази» пытались отстаивать свои права, чиновники не говорили — «да вы сами виноваты»? Не подвергали жалобщиков гонениям?
После окончания Второй мировой войны мы в Европе быстро построили профсоюзы. И они начали серьезно и хорошо работать. Если возникает вопрос справедливости, мы его решаем и достигаем компромисса.
И еще важно знать свою историю. В Германии даже 500 лет назад были крестьянские войны. То есть народ отстаивал свои права. Наверное, у нас до сих пор такой стиль поведения в крови.
Но как вы различаете доносы и жалобы?
В Германии донос — это неправильное, нечеловеческое поведение. Но если у немца есть объективная, настоящая причина написать жалобу, потребовать устранить недостатки — это уже совсем другое дело. А как иначе отстаивать свои права? У нас всех с детства учат, что человек — существо социальное. Он живет в обществе. А общество только тогда хорошо развивается, когда состоит из индивидуумов, которые аккуратно взаимодействуют друг с другом.
Я помню, когда по моему приглашению в Берлин приехал мой переводчик Иван из Орла, мы с ним посетили детский сад и школу, где я учился. Мы стояли близко к зданию детского сада. На площадке играли дети. И тут к воспитателю подошел маленький мальчик: «Поругайте моих друзей! Они плохо себя ведут, обзываются!» А воспитательница ему сказала: «Пожалуйста, иди обратно и пробуй сам решать проблему. Я понаблюдаю издалека. Если посчитаю, что будет нужно, приду на помощь. Но важно, чтобы ты сам справился». Для Ивана такое поведение воспитателя стало невероятным.
Почему?
Он считает, что в России так не поступают. Говорит, что тут основное средство — окрик. И это закладывается с детского сада, со школы. Обычному человеку редко дозволяется принимать самостоятельные решения. И это проявляется даже в мелочах. Поэтому Ивана поразило, что в каком-то рядовом немецком детсаду — не так. Свободное мышление нужно вырабатывать в год-три. А когда человеку 14-15 лет, он уже должен уметь самостоятельно решать свои проблемы.
На одном из семинаров в университете в Орле я выступал с презентацией о межкультурных связях. Я рассказывал: в Европе, когда ребенку исполняется 18 лет, ему говорят: давай, уезжай из страны. Езжай во Францию, США, Канаду, Швейцарию, Японию, и так далее. Путешествуй, узнавай мир. Только тогда ты получишь какой-то опыт, кругозор, и можешь лучше руководить кем-то. А в России, как я сам посмотрел, все наоборот. Мне кажется, что родители всеми силами удерживают дома детей. Но зачем? Разве можно начать развиваться, не став самостоятельным? А путешествия — это одно из важных средств для расширения горизонта.
А вы не думали, что у многих на путешествия просто нет денег?
Да, я размышлял об этом. Средняя зарплата в Германии — около 4 тысяч долларов, а в России только 520 долларов. Разница почти в девять раз, причина — в структуре экономики. Но что интересно — у нас в Германии ректор вуза получает 115 тысяч долларов за год. Это обычная средняя зарплата ректора хорошего университета. По логике экономической, если разница в средних зарплатах между Германией и Россией в девять раз, то и максимальная годовая зарплата российского ректора вуза не должна быть выше миллиона рублей.
Но я посчитал, что средняя зарплата ректора вуза — 5-6 миллионов рублей в год. То есть столько же, сколько в Германии! Российское министерство образования тратит слишком много денег на руководителя университета. Но эффекта от этого нет! Вот один из примеров из Орла: преподавательница приходит на лекцию и отправляет в классе по рядам восемь копий, на которых изображена какая-то схема, нарисованная лично ей. После урока она это все собирает. Копировать студент не может: в деканате нет ни доступного ксерокса, ни бумаги.
В Германии профессор приносит на лекцию 200 листов бумаги, где написано, что за лекция, что за тему рассматриваем, какие вопросы в рамках этой темы будут рассматриваться. А также — подсказки, где найти дополнительный материал по этой теме. Все это есть также и в электронном виде. То есть студент точно знает, о чем пойдет речь на лекции, какой объем нужно учить, чтобы сдать экзамен.
Ну и сами экзамены проводятся в России необъективно. Я предлагал однокурсникам: давайте потребуем, чтобы контрольные работы не подписывались именем-фамилией студента и не указывался номер группы.
Для чего?
Если вы напишите ваше имя, преподаватель сразу поймет, ага, это та самая Наталья. Она слишком много разговаривала и пропускала, поставлю ей тройку. А если перед преподавателем лежит работа, помеченная идентификационным кодом, то он уже будет беспристрастно оценивать. И оценивать только контрольную, а вовсе не написавшего ее человека. Но когда я говорил своим однокурсникам это, то они не понимали. А для меня же был шок, что в 19 лет студенты этого не понимают. И когда рассказываю им о такой возможности, о том, что можно ректору обращение написать, то в ужасе закатывают глаза: «Это невозможно! Так у нас никогда не было!»
Вы, наверное, любите трудности преодолевать. Зачем вы вообще в Россию приехали?
Этот вопрос — один из первых, что мне задают здесь. Люди обычно удивляются: «Мы хотим в Европу, а ты — сюда». Я отвечаю: «Я хотел посмотреть новую для меня страну, учился».
Я хотел приехать в Россию еще в 1991-м. Но родители мне не разрешили. Говорили, что в России сейчас тревожное время. А уже в зрелом возрасте, семь-восемь лет назад, приехал в Россию. Это была другая страна. И я очень сердился на родителей, что не разрешили мне тогда здесь побывать. У меня нет возможности лично сравнить, как было после распада СССР и как сейчас, в какую сторону пошли изменения. А в Орле мне очень нравится. Тут жили мои друзья, поэтому я здесь и оказался.
Но ваши первоначальные ожидания от России отличались от реальности?
Последние пять-шесть лет жизни в России меня многому научили. Мне часто говорили, что есть такое понятие — менталитет. Он как двигатель. Либо работает на развитие общества, либо нет. Считаю, что русским с менталитетом не очень повезло. Вы всегда говорите — зачем нам это нужно, пусть все идет, как идет. Такие слова в свое время очень любили повторять и в ГДР, когда там были русские. «Скоро все появится», — говорили они. Но вот когда скоро — неизвестно. Для меня русские — это как огромный тазик теста, которое очень медленно созревает. Вы говорите: «У нас так много плохих исторических событий, если начнем еще что-то делать, вдруг опять не получится?»
Если у ребенка неподобающее поведение, ты ему об этом говоришь прямо, а не ждешь десять лет, чтобы сообщить. Иначе он привыкнет, что его поведение — единственно верное, и вполне справедливо будет сердиться на родителей за замечания.
У нас есть поговорка: с кем поведешься, от того и наберешься. Говорят, что многие иностранцы, пожив какое-то время в России, весь европейский лоск теряли и становились такими же, как и их окружение. Вы не замечали такого за собой?
Недавно, когда я улетал из Москвы в Берлин, у меня с собой был кот. Когда-то я подобрал его на улице в Мексике, где путешествовал. И он несколько лет со мной. Но после смерти отчима моя мама осталась совсем одна. И я подумал, что с котом ей было бы не так одиноко.
У кота оформлены все документы в Берлине: ветеринарный паспорт, сертификат о прививках. Был даже чип, поставленный в Германии. В Россию кота пустили спокойно. Поэтому я и не думал, что при выезде возможны проблемы. В Москве приехал в аэропорт, а мне на стойке говорят: «Вы должны за три дня до отъезда посетить ветеринара в России и взять справку, что кот здоров. Только тогда вы с котом можете лететь». «Но это немецкий кот, — удивляюсь я. — У него ведь все международные документы есть». «Нужна справка. Без нее кот остается здесь».
Я быстро прикинул в голове, что не лететь невозможно. Отошел и чуть позже подхожу с котом уже к другой стойке. Там у меня снова спрашивают справку. А я отвечаю, что уже все в чемодане уехало в самолет. А в ручной сумке у меня только немецкий паспорт кота. И меня выпустили! То есть я поступил почти как русский. Когда оказался в зале вылета, сел в кресло и слушаю радио. Вдруг скажут: «Где этот противный немец?» Перестал волноваться только когда самолет сел в Берлине. Иногда хитрость помогает.
За несколько лет жизни здесь вы разочаровались?
Мне Россия до сих пор кажется страной возможностей. Я знаю, почему только про США думают, что там многое получается. Это из-за того, что больше двух веков назад туда хлынул поток населения из Европы, получился плавильный котел разных народов и менталитетов.
Но мне кажется, европейский опыт в России еще не приживается из-за того, что у вас — огромная страна. Если люди не получают в каком-то месте что-то важное для себя, они просто оттуда уходят и начинают все на новом месте. А в таких странах, как Бельгия, допустим, Франция, Германия — это невозможно. У нас большая плотность населения, куда уходить? Некуда. Кругом — люди. То есть нам нужно разбираться с проблемами здесь и сейчас, а не откладывать на потом. На самом деле, когда россияне проснутся и начнут понимать, что все в их руках, то тут откроется огромный потенциал.
А если не проснутся?
Есть два выражения про вашу страну, которые мне нравятся. Умом Россию не понять. И второе — разбудите меня через сто лет, и я вам скажу, что произошло: все воруют, все пьют. Я все время думаю, почему же эти люди сами о себе так говорят? Что у них в голове?
Но все же появляется новое поколение молодых людей. Я у себя на факультете в Орле делал презентацию о межкультурных связях. Полтора часа рассказывал ребятам о том, как люди на разных континентах себя ведут, думают, работают, живут. И после лекции ко мне подошли несколько студентов и сказали: «Йорн, мы сейчас еще больше хотим путешествовать». И тогда я подумал: я уже выиграл.