«Помогите найти дочь, ее украл отец», «я уже девять месяцев не знаю, где находится мой ребенок» — в последнее время родители стали делиться случаями семейного киднеппинга в социальных сетях. Они рассказывают, как обивают пороги местных правоохранительных органов, борются за детей в суде и разыскивают их по всей стране, а иногда и за ее пределами. Закон в большинстве таких ситуаций бессилен. записала истории украденных детей.
«Мама видела, как Олег повалил меня на пол и начал бить ногами в живот. Она в ужасе сказала: »Сама не уходишь, хоть о ребенке подумай, что станет, когда она все будет понимать?» Я сомневалась: как же наша семья, как же дочка без отца. Но я и так упустила слишком много времени. Потом упустила и самое главное — своего ребенка. Еве был год и восемь месяцев, когда ее украл собственный отец», — рассказывает мама Елена.
С будущим мужем они познакомились в интернете семь лет назад. Елена уже много лет работала в Москве аудитором по качеству и занимала руководящую должность. Олег не был трудоустроен: с работой и деньгами ему иногда помогал отец. Им обоим было по 33 года, когда поженились. Спустя пару месяцев он в первый раз ее избил. Она во что бы то ни стало хотела сохранить семью, и через два года родилась Ева.
«Его агрессия проявилась, когда мы еще начали встречаться, — вспоминает Елена. — Я видела, как он вел себя в магазине, когда, например, ему попадался просроченный товар или неправильно посчитанная сдача. Он накидывался на продавца или кассира: »Да я на вас жалобу накатаю! Да как вы смеете, да кто вы такие!» Казалось, что это просто особенность характера: человек — борец за справедливость». Но потом эта особенность обернулась против нее самой.
От родственников мужа Елена узнала, что и отец Олега неоднократно бил его маму — на глазах у сына. Заявление о побоях Елена написала в первый раз в ноябре 2015 года, когда муж избил ее и попутно — ребенка. В полиции женщину напугали: «Зачем дочке отец-уголовник?» Она написала отказную. Через четыре месяца Елена приняла решение уйти от мужа, даже собрала вещи. Когда Олег увидел, как жена пакует чемоданы, вдруг стремительно выбежал из квартиры. «Я сначала подумала: «Ну и слава богу». А потом до меня дошло, что он поехал в детский сад. Он забрал Евочку».
Олег отвез дочку к своему отцу. Когда вскоре туда приехала Елена, муж избил ее и скинул с лестницы. В полиции ей сказали: «Вы же в браке, у вас равные права, ничего сделать нельзя. Нет никаких оснований, чтобы забрать ребенка». Потом был суд: оказалось, Олег уже давно подал на развод. Еву на время процесса оставили жить с ним, а маме выделили 48 часов в месяц для встреч. Елена считает, что муж стал мстить ей за то, что она «вынесла сор из избы», рассказав в полиции о побоях, и спланировал похищение. По ее словам, дочкой он никогда не интересовался. Но в последние месяцы семейной жизни слишком часто стал спрашивать, как за Евой ухаживать, чем кормить. Она тогда радовалась, что у Олега наконец-то проснулись отцовские чувства.
Но положенные 48 часов в месяц Елена с дочкой Евой не виделись. Отец чаще всего девочку прятал. А мама после встречи с отцом ребенка уходила с побоями. В полиции разводили руками: «Ничем не можем помочь. Если вас бьют, поехали с нами, направим в больницу для снятия побоев. Не бьют — обращайтесь к приставам». Елена вспоминает: «Однажды он сказал, что предоставит мне Евочку для встречи, если я дам ему 20 тысяч рублей «за охрану ребенка от меня». Он попросил перевести деньги на карту. Я засомневалась, что договоренность будет выполнена. И предложила отдать деньги при встрече. Олег не ответил».
В декабре 2016 года суд вынес решение о проживании дочки с мамой. Только летом 2017 года ей наконец удалось забрать дочь. Но вскоре бывший муж подкараулил Елену с дочкой на прогулке и вырвал ребенка из рук на улице. На день рождения мама отправила Еве по почте подарок: посылка вернулась обратно. На звонки и сообщения Олег не отвечал.
«Ты больше никогда не увидишь свою дочь!» — последнее, что Елена слышала от мужа. Сегодня и Олег, и Ева по заявлению Елены объявлены в федеральный розыск. Мама уже девять месяцев не видела Еву и даже не знает, жива ли она: «Вот говорят, что у нас закон всегда на стороне матери. А в реальности сделать что-то сложно. Мой бывший муж отнюдь не олигарх, у него нет никаких материальных ресурсов. Есть только безнаказанность. Не знаю, что еще придет в его безумную голову. Я очень скучаю по дочке и каждый день надеюсь на чудо. В моих снах мы с ней всегда вместе, играем и смеемся. Я буду бороться за свою Евочку всю жизнь, если это потребуется».
«Дети — заложники взрослой истории. Когда ребенку что-то внушают про другого родителя — это тяжелый для него эмоциональный конфликт, — отмечает семейный психотерапевт Анна Варга. — В сущности-то он привязан и к папе, и к маме, и для него естественно любить их обоих. Если ему внушают какие-то другие, неестественные чувства по отношению к родителю, с которым он не живет, ему очень тяжело. Это своего рода эмоциональное насилие. Он либо начинает скрывать свои переживания, либо присоединяется к внушающему родителю и развивает еще более яркие внушаемые чувства, либо эмоционально рвет с другим родителем.
Эмоциональные разрывы — очень вредная вещь. У такого человека, согласно исследованиям, со здоровьем и работоспособностью хуже, и эмоциональная жизнь беднее, потомства нет. Это удар. Такие разрывы надо заращивать. Ребенок должен посмотреть на этого родителя своими глазами, а не мамиными или папиными. Речь идет даже не о любви и дружбе, а о контакте. Родитель ему может совершенно не понравиться. Но это уже становится его собственным опытом, а не присвоенным чужим. Вот это важно».
За прошедший год около 800 российских детей должны были быть переданы родителям по решению суда. Более 230 пап и мам так и не получили ребенка от бывших супругов. Об этом в апреле на круглом столе в рассказал заместитель начальника Управления организации исполнительного производства Федеральной службы судебных приставов (ФССП) Дмитрий Желудков.
«В большинстве случаев основной причиной семейного киднеппинга является мотив власти, — считает семейный психотерапевт . — Особенно когда родитель, похитив ребенка, сам им не занимается. То есть очевидно — это похищение не ради сына или дочери, а для удовлетворения своего самолюбия. Также возможно, что «похититель» воспринимает расставание с супругом как оскорбление, унижение и старается отомстить, ударив по самому больному. Похищение здесь исходит не из привязанности и любви, а из мотива самоутверждения».
Адвокат по семейным делам Максимилиан Буров разъясняет, что напрямую законодательством семейный киднеппинг не регулируется никак: «Статья 126 УК РФ («Похищение человека») не предусматривает ответственности для родителей: считается, что родитель не может быть похитителем, так как ребенок не осознает подобные действия как похищение. Следовательно, можно обратиться только к статье 5.35 Кодекса об административных правонарушениях («Неисполнение родителями обязанностей по содержанию и воспитанию несовершеннолетних»). Но здесь проблема состоит в том, что ответственность по этой статье символическая, и привлечь к ней можно только в течение двух месяцев с момента составления протокола.
Второй вариант — статья 330 УК РФ «Самоуправство». Мне известно три случая с возбуждением уголовного дела по этой статье. Но до приговора, который вступил в силу, не дошло ни одно. Решение по такой статье тоже символическое и не предусматривает лишение свободы. Даже если дойдет до приговора, кончится все штрафом. Так что реального регулирования этой ситуации у нас никакого нет».
47-летний Виталий не видел своего сына уже восемь лет. Его бывшую жену Таню осудили в 2009 году по делу об обороте наркотиков. Тогда шестилетний Толя и пропал. Бабушка, которая и привела свою дочь в криминал, забрала его и сбежала из-под подписки о невыезде. Через полгода их нашли в Ярославской области. Бабушку арестовали, а Толю отдали в приют, обещая скоро вернуть папе. «Скоро» затянулось. Папа обежал все приюты, но Толю не нашел. Виталий обращался в самарскую полицию, в , к уполномоченному по правам ребенка. Но ответа нигде не было. Год назад мальчик должен был получить паспорт, отец искал его в базе ФМС. Но человека с таким именем там не оказалось. Была у Виталия информация, что он может быть где-то в Московской области, в закрытом поселке недалеко от Дубны, куда можно попасть только со спецпропуском.
Виталий переехал в Самару из Алма-Аты. Они с Таней оказались соседями: 18-летняя художница и 31-летний физик, который интересовался плазменными технологиями и писал стихи. Они поженились, и через год родился Толя. Ничего не предвещало беды. Виталий вспоминает: «Танины мысли стали уходить все дальше и дальше. Мы начали ссориться. Ей уже нужен был принц на золотом коне. Жаловалась, что мало денег: мама зарабатывает больше. Мы расстались. Ребенка оставили с ней. Я потом дважды пытался оспорить решение, но все откладывалось».
С мамой у Толи были сложные отношения. Она могла поднять на него руку. «Например, перевернул краски ее, — вспоминает отец, — она его долбанет. Толик потом ревет. Карандаш сломал — даст ему подзатыльник: «Что ты делаешь, бестолочь!»» Толик как-то сказал папе про маму с бабушкой: «Я вырасту и взорву их».
Однажды бабушка Людмила Дмитриевна попала в больницу. Виталий с Таней замечали, что с ней происходит что-то странное, но ничего не понимали. В больнице врачи сказали, что у нее психическое заболевание. А потом психиатр подозвал Виталия отдельно и предупредил: «Скоро и у жены вашей будет то же самое».
Виталий ищет своего сына уже восемь лет. За это время он слышал в свой адрес многое: «Да вы ждите, когда ребенку 18 лет будет, сам приедет», «Ты ему не нужен».
«У меня опускаются руки, — объясняет папа Толи. — Психовал часто, что полиция ребенка не искала. Ну что они там: походили, походили, пособирали бумажки. И все на этом заканчивается. Обещали только, что помогут. А потом стопор. Я уже никому не верю… Сдохнуть иногда хочется от такой жизни, от того, что произошло. Но надо бороться до конца. Искать. А что мне еще делать?»
«Был случай, — рассказывает адвокат Максимилиан Буров, — когда папа с официальной зарплатой в 20 тысяч заплатил пять тысяч алиментов, сел в и уехал. Обычная практика, и всем плевать. Приставов привлечь за бездействие невероятно сложно. Как вообще приставы кого-то ищут: сидят и обновляют базу. Обновил — не поменялась регистрация, обновил — опять нет, еще раз — ах, должник переехал в другой регион, передаю производство. А если речь идет о розыске, приставы напрямую говорят: «Найдите, и мы приедем». Никакого реального розыска не идет. Более того, есть коррупционная составляющая. На моих глазах однажды пристав вырвал ребенка у мамы из рук. А потом приезжал на исполнительные действия с должником на одной машине.
Судьи тоже себя ведут по-разному. Однажды судья заявила маме во всеуслышание: «Как вы вообще могли бросить такого мужчину?» А там такой был человек — на полном обеспечении родителей, он даже в полицию с папой ходил. А в сообщениях бывшей жене писал: «Я маг, я волшебник, я космос! У меня миссия, а твой адвокат проклят!» И после этого психиатрическую экспертизу предлагали провести маме, а не ему».
***
В первый раз папа забрал Диану летом 2015 года, когда ей было 6 лет. Он сказал маме Екатерине, что поведет дочку в кино, а сам отправил ее за границу вместе с бабушкой и няней. Денис сообщил Екатерине: «Ребенка я украл, увез в Болгарию. Хочешь, беги в полицию, подавай в суд. Деньги я уже приготовил». Помогать в поисках без решения суда никто не хотел. Мама нашла Диану сама спустя два с половиной месяца в Крыму, охрипшую и с зелеными соплями. Врач ей потом говорил: «Мамаша, вы где были, у вашего ребенка в легких пятна и дыры. Либо пневмонию, либо коклюш пропустили». Екатерина подала в суд. Местожительство ребенка было определено с отцом: «Девочка достигла шестилетнего возраста, и больше в постоянной материнской опеке не нуждается».
Денису 39 лет, он рейдер. С Екатериной они познакомились в августе 2008 года. Она не сразу разглядела его агрессивность: слишком быстро они стали жить вместе и родилась Диана. «Если там твоя семья, живи там», — сказала Екатерина Денису, когда он, как и каждый Новый год, хотел уехать один — отмечать праздник с мамой. Он ударил ее по губам. Она тогда была беременна вторым ребенком. Но перенервничала и случился выкидыш. Окончательно они расстались в феврале 2011 года, спустя два с половиной года совместной жизни. «Мы поругались из-за какой-то ерунды, он меня опрокинул в ванну и стал душить. Няня его оттаскивала, — вспоминает Екатерина. — Потом Денис жил у мамы. Спустя пару месяцев я позвонила ему ради дочери. Он сказал: «Катя, мы с тобой расстались! И вообще, я сплю». Я поставила точку. Диане было полтора года».
Тем не менее, впоследствии Денис мог видеться с дочерью, когда хотел. Даже когда Екатерина снова вышла замуж и родила вторую дочку Мирославу. Но отношения между отцом и матерью нормальными так и не стали.
Рано утром 9 сентября 2016 года на Екатерину и ее дочь напали: Денис, его брат и еще несколько мужчин на двух машинах. Мама вспоминает: «Диана ужасно кричала и так цеплялась за мою шею, что даже повредила позвонки. Свидетель вызвал полицию, но она приехала буквально спустя пару минут после того, как Диану увезли. Если бы я хотя бы еще чуть-чуть продержала ее…» Денис начал атаковать Екатерину со всех сторон. «Не стесняясь, он всем рассказывал, как купил суд, арестовал мое имущество, как разорил моего второго мужа и завел на него уголовные дела, — вспоминает мама Дианы. — Он хотел, чтобы я не работала, не могла продать квартиру, чтобы мне неоткуда было брать деньги на адвоката. Так я не могла заново подать на пересмотр дела. Иначе ему бы пришлось еще один миллион долларов на это потратить».
Диану мама нашла только в декабре 2017 года. В одной из школ подруга увидела ее фотографию у охранников, а под ней номер телефона людей Дениса — звонить, если Екатерина придет. В первую за почти полтора года разлуки встречу Диана кричала своей маме: «Уходи! Ты меня украдешь! Я хочу жить с папой!» Ей нужно было несколько минут, чтобы успокоиться и обнять маму: «Давай каждый день видеться, обещаешь?» Мама с дочкой могли встречаться урывками на площадке у школы и исключительно под присмотром учительницы и водителя. Его чуть не уволили, когда он разрешил им пойти в соседнее кафе. Екатерина приходила каждый день, чтобы хотя бы на пятнадцать минут увидеть ребенка.
Но уже несколько месяцев она не знает, где находится Диана. Папа девочки не дал маме поздравить ее с днем рождения даже по телефону.
Мама Дианы уверена: ребенок Денису особо не нужен. Сейчас Дианой занимаются водитель и няня. «Для него и встречи с ребенком были чем-то вроде галочки: вот он пришел, погулял, сходил с ней куда-то, галочка». Екатерина связывает это с тем, что самого Дениса вместе с его братом мама в детстве забрала у отца: «Он как-то говорил моей маме: »Я так Кате благодарен, что мы расстались, но у нас сохранились хорошие отношения, и она не запрещает мне видеться с дочкой. А вот своей маме я никогда не прощу этого»».
Катя вспоминает — раньше только и делала, что плакала. «Просто была раздавлена и уничтожена, мне не хотелось жить. Диана часто мне снится, разговаривает со мной: »Мамочка, потерпи еще чуть-чуть, мы скоро будем вместе». Я думаю о ней каждую ночь и не могу заснуть. Душа болит. Мне ничего не остается, как бороться за свою дочку. И я готова к борьбе. К Денису у меня совсем нет злости. Мне его жаль. Потому что я понимаю, что Диана ему этого не простит, когда вырастет. Он сам это понимает. Эта боль останется с нами уже навсегда, наверное… Надеюсь, что мы когда-нибудь сможем забыть этот кошмар и жить в мире».
«Иногда киднеппинг связан с детским опытом похитившего родителя. Например, это может быть следствием воспитания, когда ребенок думает, что у него есть особые права и он может не считаться с другими. Такое чувство вседозволенности. Оно развивается, когда один из родителей балует ребенка и все позволяет. Или же человек мог пережить опыт глубокого одиночества и «отвердения» в детстве. Все это приводит к формированию нарциссических черт характера: такой человек воспринимает уход партнера как унижение и умаление его значительности.
Кроме того, мотивом может быть страх потери. К примеру, когда сам «похититель» в детстве перенес опыт запрета на общение с папой или мамой. У него проявляется нежелание снова пережить утрату. Особенно, если впоследствии он активно занимался воспитанием своего ребенка. Он может воспринимать мужа или жену как постоянную потенциальную угрозу отношениям с ребенком и превентивно выстраивает защиту. Совершенно не важно, какими рациональными обоснованиями все это подкреплено. В любом случае, это игры про власть, а не про любовь», — рассказывает психолог Александр Черников.
Дочь 37-летнего москвича Дмитрия (все имена изменены по просьбе героя) имеет двойное гражданство. Жена сделала ей молдавское, когда первый раз вывезла к родственникам. Потом ему только сказала: «Я оформила нашему ребенку второе гражданство — ты же не против?» А теперь она вывезла Алину из России, хотя Дмитрий успел поставить запрет на вывоз: они проехали через Беларусь. «И вроде бы есть документы, — говорит отец девочки, — но, как оказалось, их можно изменить: одна-две буквы, и ребенка вывезли. И по нашим законам ей за это ничего не будет. А вот в Молдавии за незаконный вывоз ребенка дают от двух до шести лет».
Дмитрий познакомился с Никой на работе в торговой сети в 2009 году. Ему 28 лет, она на четыре года моложе. Через два года они поженились, родилась Алина. «Столько лет мы жили спокойно: я работал, помогал ей встать на ноги, оплатил ее среднее специальное образование, курсы всякие, автошколу. Она подрабатывала, маникюры-педикюры людям делала. Готовила хорошо, вела хозяйство. А когда родилась дочь, начались какие-то непонятки. Как это накрыло мою жену, не понимаю. Нормальная была молодая женщина, активная, веселая. Она стала всего бояться, стала слишком часто ходить в церковь», — вспоминает папа Алины.
Ника ездила на родину три-четыре раза в год, иногда оставалась там на месяц, а потом могла вернуться без Алины. Дмитрий вспоминает: «Посещали иногда такие мысли: вот попаду я в аварию, она вообще обо мне будет заботиться? Не хочет она нести ответственность за семью. Ее несу только я. И я часто чувствовал, что я не нужен». Сам он никогда не был в ее родном селе. До недавнего времени у него не было загранпаспорта. По его подозрениям, дядя жены Богдан «ударился в церковь и похоже стал фанатиком».
Камнем преткновения стала работа. Ника жаловалась мужу: денег не хватает. И предлагала завести второго ребенка. Дмитрий отвечал: «Какие проблемы? Давай хоть сразу третьего, только иди сначала заработай на памперсы». Он так привык: в его семье трудились и папа, и мама. Ника забрала четырехлетнюю Алину и уехала в Молдавию.
Сейчас Алине почти 7 лет. Последний раз отец видел ее в январе: ребенок не знает цифр, ею никто не занимается. Общаться с
отцом дочери первое время разрешали только по телефону. Но в какой-то момент Алина почти забыла русский, начала говорить по-молдавски, а потом и вовсе перестала брать трубку. Дмитрий пытался узнать что-то у местных органов опеки в Молдове, но ему не ответили. От родственников жены только одна претензия: он не обеспечивает ребенка. Вдобавок есть решение российского суда о том, что ребенок будет жить с папой.
«Иногда казалось, вдруг жена завтра позвонит, скажет: «Митенька, все нормально, я здорова, приезжай, бери дочку», — вздыхает Дмитрий. — Но нет, такого не будет. Ну, если жена не станет думать своей головой и заботиться об Алине, я выкраду дочь из Молдавии. А мать буду лишать родительских прав, если она и дальше будет скрывать от меня дочь».
«Родитель, у которого похищают сына или дочь, не представляет реальной опасности. Обычно через ребенка сводятся счеты супругов друг с другом. Это слово в их конфликтном диалоге. Ребенок является таким «расходным материалом», и, как правило, взрослые не исходят из его интересов.
Дети включены в эмоциональное поле семьи. И если там страх, тревога, гнев — ребенок этим заряжается. Он чувствует состояние родителей. Может либо к нему присоединяться, либо очень пугаться (когда, например, гнев он разделить не может). Минимум, что происходит впоследствии, — ему трудно эмоционально сепарироваться от родительской семьи. Также могут появляться сложности в создании семьи собственной», — отмечает психотерапевт Анна Варга.
«В апреле был круглый стол в Общественной палате, который организовало волонтерское движение «STOPкиднеппинг». Мы предложили ввести уголовную ответственность за семейный киднеппинг (понятно, что она должна быть значительно меньше, чем за обычный), а также ограничение в родительских правах за злостное неисполнение решения суда об определении места жительства ребенка. Потому что фактически сейчас такие похитители дают понять, что решение суда — это просто бумага, над которой можно посмеяться, даже не имея значительного административного или финансового ресурса. Здесь, конечно же, интерес не в общении с ребенком. Это просто месть, — утверждает юрист Максимилиан Буров. — Чтобы возвращать мамам детей, их нужно забирать, а если ничего не делать, они сами не материализуются».
