Несогласованная акция перед посольством Мьянмы в Москве, многомиллионный митинг в Грозном и обещания уйти со своего поста, чтобы охранять мечеть Аль-Акса в Израиле, — это лишь небольшая часть деяний и намерений, которые приписывают главе Чеченской Республики Рамзану Кадырову. Подконтрольные ему отряды элитного спецназа при этом являются не меньшим оружием, чем Instagram с миллионами подписчиков. Для многих остается загадкой, какие цели преследует Рамзан Кадыров. Зачем он превращает себя в лидера российских мусульман — разбиралась «Лента.ру».

Дзен-джихад

Конфликт между буддистами и мусульманами в Мьянме восходит к 1826 году, когда в результате англо-бирманской войны британцы аннексировали территорию нынешнего штата Ракхайн и стали переселять туда бенгальцев в качестве рабочей силы. В 1942 году произошло первое крупное столкновение представителей двух религиозных групп, которое известно как ракхайнская резня. Свою роль в эскалации конфликта сыграла и так называемая третья индо-пакистанская война, более известная как война за независимость Бангладеш 1971 года.

Недавний всплеск насилия в противостоянии бирманских властей и мусульман-рохинджа лишь продолжает долгий и кровавый конфликт. Между тем агрессия в отношении мусульман имеет давнюю историю во многих странах мира, например, в Китае и Центральноафриканской республике.

В России эти события привлекли широкое внимание только сейчас. Это объясняется тем, что проблема солидарности с притесняемыми и угнетаемыми оказалась крайне востребована в российском политическом (и околополитическом) пространстве. Более того — вовремя нашлась и яркая фигура, которая сумела воспользоваться ситуацией: Рамзан Кадыров. С появлением главы Чеченской Республики все начинают пристально следить за ситуацией — неважно, идет ли речь о безвестных бирманских мусульманах или о войне в Сирии.

Гроздья гнева

Первые сообщения о происходящем в Мьянме появились 25 августа, когда бирманские власти перешли к активным действиям. В России внимания на эти события практически не обратили. Но уже к 29 августа, по мере снижения напряженности в Мьянме, число сообщений о происходящем начало расти в геометрической прогрессии, как и волна народного гнева. На смену страстям по «1 сентября, принесенному в жертву Курбан-байраму», пришла радикально новая повестка о солидаризации с угнетаемыми мусульманами.

3 сентября у посольства Мьянмы состоялся несогласованный митинг, на который пришло около тысячи неравнодушных. Призывы собраться активно распространялись через социальные сети, но автор этой инициативы остался неизвестным. Сделавший себе имя на резонансных северокавказских процессах адвокат чеченского происхождения Мурад Мусаев сказал, что «митинг — неплохая идея, но следует соблюсти требования закона», чего сделано не было. Стоит отметить, что три года назад Мусаев, будучи адвокатом обвиняемого в убийстве Юрия Буданова, сам находился под уголовным преследованием по обвинению в подкупе свидетелей. Говорили, что наказания удалось избежать, так как за него вступился Кадыров, но сам Мусаев, конечно, это отрицал.

В ходе митинга за различные правонарушения задержали 17 человек, и около половины пятого, после подписания петиции в поддержку мусульман Мьянмы, митингующие начали расходиться. Вскоре появилась информация о том, что активисты подали заявку в администрацию о проведении еще одного подобного мероприятия. Однако тот факт, что мероприятие не было санкционировано, стал одним из ключевых в дальнейшем развитии событий.

Всем бояться

Официальные лица московского ислама отреагировали почти сразу же, как только в сети появились сообщения о готовящемся митинге.

«Нельзя участвовать в завтрашней акции, которая планируется у посольства Мьянмы, она несанкционирована!» — такова была первая реакция имам-хатыба Соборной мечети Москвы Ильдара Аляутдинова. В одном из следующих постов последовало подробное объяснение, почему нельзя выходить на митинг, кроме того, что это мероприятие нацелено против действующей власти.

«В последние дни некие люди активизировали свою «диванную» деятельность, при этом оскорбляя власть и не имеющих отношения к государственной власти имамов. Ощущение такое, что кто-то целенаправленно хочет внести смуту среди мусульман и четко делает свое дело, играя на чувствах верующих, подпитывает их душещипательной информацией, которая позволяет с легкостью управлять толпой», — отметил Аляутдинов.

В своем выступлении имам-хатыб Соборной мечети Москвы сделал акцент на двух важнейших моментах: лояльности российской власти и единстве, которое может быть разрушено действиями неназванных «диванных» сил. Резюмируя, Ильдар Аляутдинов призывал к активным действиям, но исключительно в категориях высокой морали, чтобы «не просиживать в ресторанах, болтая часами ни о чем», а «отдать, к примеру, половину своего имущества». Правда, кому отдать — не уточняется. Позиция была заявлена максимально четко: политически правильно и морально обоснованно.

Салам, шайтаны!

В ситуацию с митингом вмешался еще один человек — Рамзан Кадыров, чьи политические амбиции гораздо выше, чем у столичных мусульман. Они ограничиваются осторожными призывами не выходить за рамки легальных действий, а он готов любую ситуацию максимально использовать в своих интересах. Для этого у него имеется эффективный ресурс в виде социальных сетей, а особенно Instagram.

После московского митинга Кадыров не мешкал и организовал в Грозном масштабный митинг. Кроме того, он сделал довольно лаконичное, но важное заявление: «Если даже Россия будет поддерживать тех шайтанов, которые сегодня совершают преступления, — я против позиции России». Впрочем, спустя время Кадыров сделал еще одно заявление, напомнив о готовности умереть за Владимира Путина. Но еще до этого Кадыров успел выступить в качестве основного актора, вынудив Кремль реагировать на свои действия.

Некоторые видят в произошедшем митинге очередную попытку Кадырова позиционировать себя в качестве лидера всех мусульман. Очередную — потому что Рамзан Кадыров давно осознал потенциал манипулирования исламской тематикой.

Первым серьезным шагом на этом пути стало строительство одной из самых крупных в Европе мечетей — «Сердце Чечни», которое началось в апреле 2006-го и закончилось в октябре 2008 года. После того как ислам материализовался в столь грандиозном строении, надо было окончательно закрепить его в публичном дискурсе. Начались вербальные интервенции в духе «шариат стоит выше законов России» сказанные в интервью французской Le Figaro в мае 2010 года), в 2009 году широкий общественный резонанс вызвало открытие исламского медицинского центра, в котором планировалось изгонять джиннов. В январе 2016-го Кадыров выступил с инициативой создания исламского банка в Грозном.

Особое место в исламской риторике Кадырова занимает женский вопрос и семейная проблематика. С середины 2000-х с разной степенью интенсивности актуализируется тема ношения платков. Кстати, Рамзан Кадыров возвращался к ней совсем недавно в контексте полемики с новым министром образования Ольгой Васильевой.

Правозащитники неоднократно поднимали проблему ранних браков в Чечне, однако Рамзан Кадыров уверен в семейном счастье пар с большой разницей в возрасте — так, например, он высказался о браке начальника ОМВД России по Ножай-Юртовскому району Нажуда Гучигова и 17-летней жительницы села Байтарки Луизы Гойлабиевой, после того как побывал у них на свадьбе в мае 2015 года и станцевал там лезгинку.

Кроме того, недавно стало известно о практике насильного воссоединения пар «ради счастья детей» и для борьбы с терроризмом. Для этого создана специальная программа по гармонизации брачно-семейных отношений и воссоединению распавшихся семей.

Недавно, в мае 2017 года, Грозный принимал третье заседание группы стратегического видения «Россия — Исламский мир», созданной сразу после присоединения России к Организации Исламского сотрудничества в качестве наблюдателя в 2006 году и призванной служить «дальнейшему укреплению долгосрочного сотрудничества России и исламских государств». На практике же это инструмент, призванный создавать позитивный образ России в мусульманских странах.

«Россия остается самым верным союзником и защитником ислама», — заявил Рамзан Кадыров на открытии мероприятия. Показательно, что Грозный стал третьим после Москвы и Казани российским городом, принявшим заседание пусть и не принимающей решения, но статусной организации.

Свежая кровь

В случае с мусульманами-рохинджа все укладывается в версию об амбициях мусульманского лидера. Например, в речи на митинге Кадыров говорил о «геноциде», от которого надо защитить мусульман, сослался на одного из популярных лидеров мусульманского мира — Реджепа Тайипа Эрдогана. Но если вдуматься, то исламская риторика вновь оказывается чрезвычайно эффективным инструментом для решения политических задач.

Во-первых, все мероприятие в Грозном было обставлено как театр одного актера. В своей речи Кадыров лишь вскользь упомянул про многострадальных мусульман Мьянмы, основной акцент был сделан не на сострадании или организации гуманитарной миссии, а на прорисовке деталей образа защитника всех мусульман: «Но если бы была моя воля, была бы возможность, я ударил бы ядерным (оружием) туда даже, просто уничтожил бы тех людей, которые убивают детей, женщин, стариков».

Во-вторых, лидера создает его окружение. Рамзан Кадыров использует этот принцип максимально эффективно: за ним всегда стоит тот, кто уверенно скажет то, что митингующие готовы услышать, а сам лидер не рискнет высказать. Так, спикер парламента Магомед Даудов пообещал в своем Instagram оплатить всем желающим участвовать в борьбе «билет до ближайшего к Бирме аэропорта». Но этим дело не ограничилось.

«За моей спиной стоит человек, которого Всевышний наделил великой миссией объявить слова истинного джихада, истинной веры, сконсолидировать в единый кулак мусульман», — таковы были слова министра Чеченской Республики по национальной политике, внешним связям, печати и информации Джамбулат Умаров.

В этих словах видна знакомая идея консолидации и единения, но не под крылом государства, а под крылом лидера всех мусульман. Джамбулатов проронил и еще одну фразу: «Рядом со мной стоит человек, который войдет в историю».

В-третьих, игра Кадырова в панисламизм проявляется в медийности множества религиозных ритуалов. Почти три миллиона подписчиков в Instagram, около 750 тысяч в Facebook, где посты радости по поводу удачной рыбалки перемежаются смелыми политическими заявлениями. Одних его читателей подкупает честность и открытость, а других — эпатажность и вызов, которым проникнуты многие посты Рамзана Кадырова.

Митинг в Грозном также превратился в такое резонансное событие благодаря социальным сетям. Ведь в июне 2012 года в результате схожего конфликта в Мьянме погибло гораздо больше людей, но эта новость прошла в общем потоке незамеченных новостей из стран третьего мира. Все внимание было приковано к митингу, а между тем после речей состоялось не менее важное с точки зрения политического позиционирования Рамзана Кадырова мероприятие: коллективная молитва.

Именно она, по мнению Кадырова, «наглядно продемонстрировала высокий уровень зрелости чеченского гражданского общества». Стоит отметить, что попытки переплести религию и политику не раз предпринимались мусульманским сообществом. Но если мусульманские лидеры старались использовать трибуну религиозных мероприятий для обозначения своей политической позиции, то Рамзан Кадыров зачастую делает все в точности до наоборот: встраивает политические события в религиозный контекст.

Игра минаретов

Чтобы убедиться в том, что события в Мьянме стали только предлогом для очередного предъявления прав на лидерство, стоит обратиться к более широкому контексту конкуренции в среде российских мусульман. Противостояние различных ДУМ (Духовное управление мусульман — своего рода административный орган управления мусульманской общиной в отдельном регионе — прим. «Ленты.ру») продолжается с разной степенью интенсивностия с 1990-х годов. В результате этого сформировалось три наиболее влиятельных центра — московский, казанский и уфимский.

Пик противостояния пришелся на 1994 год, когда молодой Равиль Гайнутдин (ныне председатель ДУМ РФ и Совета муфтиев России) решил выйти из состава ДУМ европейской части СНГ и Сибири под руководством Талгата Таджуддина (ныне возглавляет Центральное духовное управление мусульман в Уфе) ввиду «высокого морального и политического авторитета Исламского центра Москвы и Московской области».

Спустя время некогда единая структура под руководством Талгата Таджуддина начала трещать по швам, и из ее состава выделилось еще несколько региональных ДУМов. В 1996 году Равиль Гайнутдин смог сделать правильную ставку во втором туре выборов, оказав поддержку будущему президенту Борису Ельцину и обеспечив влиятельное положение как московскому муфтияту, так и недавно созданному Совету муфтиев России.

Благодаря сложившейся ситуации Равилю Гайнутдину удалось консолидировать под своим руководством большую часть лидеров региональных мусульманских общин. Звездный час третьего центра — казанского — также начался в середине 1990-х благодаря усилиям Минтимера Шаймиева. Все они с разной степенью успешности смогли сохранить лидирующие позиции после избрания Владимира Путина, не скрывая существующих между ними противоречий. Ярость 1990-х годов поутихла, и конфликт перешел в латентную фазу, чем и воспользовался Рамзан Кадыров, включившись в борьбу за лидерство среди российских мусульман.

Борьба, как всегда, идет за выгодное распределение ресурсов — как материальных, так и символических. Что касается первых, то речь идет о финансировании ДУМов, второе — о влиянии и близости к власти, причем зачастую второе оказывается более ценным. Одно из самых популярных средств в этой борьбе — разговоры о традиционном исламе.

Все должно быть максимально понятно и просто объяснимо: есть мусульмане «плохие» — условные «салафиты» или «ваххабиты», а есть «хорошие» — «наши». И традиционность лучше всего подходит для описания этих самых «наших» мусульман. Это очень удобный концепт: можно говорить и про традиционные ценности, и про патриотизм, и про единение, и про духовность.

В экспертном сообществе не раз предпринимались попытки изобрести «российский ислам»: в начале 2000-х политолог Сергей Градировский предлагал канувший в безвестность проект «русскокультурного ислама», который включается в пространство русской культуры и русского языка и отвечает интересам российского государства. Эта идея была активно воспринята и такими радикальными представителями экспертного сообщества, как Раис Сулейманов, для которого традиционный ислам «в первую очередь подразумевает восприятие России как своей Родины и готовность ее защищать и даже воевать за нее со своими единоверцами, если они выступают против России». Поэтому многие мусульманские лидеры в России упражняются в адаптации этой самой «традиционности» к нашим мусульманам.

Равиль Гайнутдин в «рождественском послании» к мусульманам сравнивает праздник Мавлид Ан-Наби с Рождеством, а минарет — со Спасской башней; Талгат Таджуддин без ложной скромности позиционирует Уфу как оплот традиционного ислама в России, призывая активно возрождать «традиционные ценности российского ислама»; а Дамир Мухетдинов (заместитель председателя ДУМ РФ) даже разработал целую концепцию «российского мусульманства».

Чужая повестка

Рамзан Кадыров пошел дальше соперников и в августе 2016 года организовал масштабную международную конференцию «Ахль Сунна валь Джамаа».

Нашумевшая грозненская фетва (правовое решение по какому-либо вопросу, обязательное для исполнения теми, кто признает ее легитимность), принятая на этом мероприятии, была призвана зафиксировать на бумаге разделение на мусульманам «плохих» и «хороших», наших и не наших.

Определить, кто же те самые «люди сунны», — вопрос, над которым мусульманские улемы бьются не одно столетие. По тексту данной фетвы получалось, что самой «правильной» остается одна небольшая группа тех самых сторонников «традиционного ислама», представленных на Кавказе рядом суфийских тарикатов. Все остальные выносились за скобки. С одной стороны, это вызвало ожесточенные дискуссии внутри мусульманской общины в России. Принять позицию новоявленного претендента на лидерство среди всех российских мусульман означало отказаться от своей позиции, что недопустимо среди политических игроков такого уровня.

Но Рамзан Кадыров не ограничился Россией: так как конференция носила международный статус, то и действие данной фетвы должно было распространяться далеко за пределы Чеченской Республики, что было негативно воспринято странами-лидерами мусульманского мира, такими как Саудовская Аравия и Египет. В СМИ даже появилась информация о том, что один из саудовских улемов, известный своими радикальными убеждениями, объявил такфир Рамзану Кадырову (обвинил его в неверии), однако потом появилось опровержение.

Саудовская Аравия издала свою фетву, в которой выражала несогласие с тем, что ее записали в ряды салафитов. После той конференции Рамзан Кадыров отправился в Эр-Рияд с визитом.

Как показала ситуация с грозненской фетвой, на богословском уровне чеченским улемам не повлиять на глобальную повестку, зато претензия на лидерство во всероссийском масштабе была заявлена уверенно. Ведь никто другой из мусульманских лидеров не решился бы даже на разговоры о подобной фетве. А Рамзан Кадыров был уверен в успехе. Во-первых, потому, что у Чеченской Республики и так хорошо налажены связи с арабским миром во всех сферах.

В культурной — это ежегодные конкурсы чтецов Корана, проходящие при поддержке стран Персидского залива, в экономической — это целый ряд проектов с теми же государствами (например, недавнее крупное соглашение с фондом «Халифа» по поддержке малого и среднего бизнеса). Но самое главное, что Рамзан Кадыров по максимуму использует и иные каналы своей символической легитимации во внутрироссийском пространстве.

Помимо активного позиционирования себя в соцсетях, он всеми возможными способами оказывает помощь братьям-мусульманам из Сирии: вывозя оттуда брошенных детей, отправляя отряд отборных бойцов спецназа для противодействия ИГ.

Кстати, косвенным доказательством того, что это опять же работает исключительно на раскрутку Кадырова внутри России, может служить настороженное отношение сирийцев к тем самым чеченским отрядам. На одном из сирийских информационных сайтов в августе 2017 года был проведен опрос на тему «Поддерживаете ли вы отправку Россией чеченских военных для реализации соглашения о снижении напряженности?» Более половины опрошенных (51 процент) ответили отрицательно. Это лишь косвенное подтверждение, так как ресурс не самый популярный, а проголосовавших было всего около 350 человек.

Кроме того, развернута кампания по возвращению уехавших воевать в ИГ. Могут ли эти люди после триумфального возвращения в Чеченскую Республику продолжить экстремистскую деятельность в России, уехав за пределы республики, — не уточняется.

Ситуация с мусульманами-рохинджа, с одной стороны, полностью укладывается в контекст противостояния различных российских центров силы внутри мусульманского сообщества, а с другой — ярко показывает намерение Рамзана Кадырова набирать политический вес любой ценой. Исламская риторика является одним из самых эффективных инструментов чеченского лидера в этом вопросе.

К этому можно относиться по-разному, но пока Рамзан Кадыров виртуозно наполняет площади Грозного и свои аккаунты в соцсетях, другие мусульманские лидеры даже не пытаются конкурировать с ним по популярности. И пока те будут сетовать на старые дыры, Кадыров будет и дальше примерять новые наряды, эффективно решая давно обозначенные политические задачи.

В конце прошлого года исследовательницы проекта «Правовая инициатива» об «убийствах чести» на Северном Кавказе сообщили о слежке и угрозах. Одна из них, Саида Сиражудинова, обнаружила, что за ней следит неизвестный молодой мужчина в черной куртке, другие получали на телефон «приветы мужу» и угрозы расправиться с семьей. Такой была цена за то, что женщины подняли вопрос об убийствах «по мотивам чести» и рассказали, что жертвами таких преступлений в Дагестане, Ингушетии и Чечне с 2013-го по 2017 год стали как минимум 39 россиянок. Борьбу за права кавказских женщин в сети ведут также администраторки паблика «Подслушано. Феминизм. Кавказ». О том, в каких условиях им приходится поднимать вопросы о базовых человеческих правах женщин, Сиражудинова и создательницы паблика рассказали «Ленте.ру».

*По соображениям безопасности, имена героинь не называются.

«Если не мыслишь, как в семье, поведут изгонять джиннов»

Чечня и Ингушетия — две самые страшные и опасные республики для женщин. Самое главное притеснение — это полное игнорирование женщины как личности: нас не считают за право- и дееспособных людей. Все вплоть до бытовых мелочей решает за кавказскую женщину семья (сначала родители, потом муж и свекры). Она может учиться — если ей позволят. Она может работать — если ей позволят. Она носит то, что ей позволят, ест, когда и что позволят.

Женщинам особо не дают возможности принимать участие в решении экономических вопросов на государственном уровне, но они работают намного больше мужчин, и в деревнях это особенно проявляется. У женщины нет права даже на мнение и убеждения. Если она мыслит не так, как принято и положено в семье, то ее в лучшем случае сочтут сумасшедшей или поведут изгонять джиннов. В худшем случае будут избивать и лишат свободы. Просто запрут дома. Мы, конечно же, не говорим про все семьи, а про основную часть. И это не зависит от религии — почти на любую кавказскую женщину влияют традиции и устои семьи.

Про большую часть преступлений, так называемых убийств чести, которые происходят в Чечне, Ингушетии и Дагестане, никто не знает и не узнает, убийцу покрывают все. Если же о подобном становится известно, то преступнику дадут небольшой срок, а общественность так вообще оправдает. Ранние браки распространены по всему Кавказу, и обычно девушек выдают замуж в 15 лет: в исламских республиках браки не всегда регистрируются в ЗАГСе, что дает возможность родителям обходить закон. С такими браками сталкивались многие наши знакомые.

Женщины на Кавказе заинтересованы в справедливости, но они боятся сказать об этом вслух, а слово «феминизм» их пугает, и они не совсем понимают его значение. Отчасти они не верят, что справедливость наступит, потому что такой образ жизни вели их мамы, бабушки, прабабушки и так далее, поэтому для них намного безопаснее притворяться, что их все устраивает.

Фем-движения есть в закавказских республиках — в Грузии и Армении точно. Там нас больше всего. Потом идет Северная Осетия и Кабардино-Балкария. Точного числа вам никто не скажет, но, как оказалось, нас даже больше, чем мы могли себе представить. Развиваются правозащита и различные частные организации, оказывающие помощь женщинам в трудной жизненной ситуации. В частности, «Женщины за развитие» в Чеченской Республике и «Даптар» в Дагестане.

Часть из нас (администраторов паблика — прим. «Ленты.ру») живет не на Кавказе и от людей с ультраконсервативными или религиозными заскоками старается держаться подальше. Но есть администраторки, которые живут в различных республиках Кавказа, и у них всех свои трагичные истории.

Чаще всего к нам обращаются молодые девушки, которые страдают от родительского или мужского абьюза (домашнее насилие, невозможность работать или получать образование, невозможность выбрать, что надеть, куда пойти). Иногда нам пишут уже состоявшиеся феминистки или те, кто только начал открывать глаза или разбираться в феминизме. В любом случае это те женщины, которые нуждаются в поддержке.

Многие благодаря группе нашли поддержку, кому-то помогли мы или другие активистки, кто-то нашел себе подруг, а нескольким удалось сбежать и зажить счастливой жизнью. Одна наша подписчица подвергалась преследованиям со стороны родителей и знакомых за свою сексуальную ориентацию, пришлось оказывать ей срочную помощь — сейчас она живет в другом регионе. Но это не повод для гордости, мы к этому относимся как к любимой, но не оплачиваемой работе. Однажды какая-то девушка попросила помощи, сказала, что сбежала из другого города, ее встретили, поселили на пару дней, купили билеты до другого города, нашли там активистов, готовых помочь с жильем и работой, а она прогуляла все деньги и через день улетела обратно. Было мерзко и противно. Особенно когда поняли, что человеку и его жизни ничего не угрожает.

Нас часто обещают выследить, убить всю семью, вырезать глотку, изнасиловать, зашить то самое место, откуда появляются люди. Забавно, что эти же джигиты кричат о чести и о кавказских традициях. Каждый день пишут, что найдут и убьют, если не закроем паблик, — боятся, что все большее число людей будет знать правду. Никто, к счастью, не знает нас в лицо, поэтому мы более-менее находимся в безопасности.

Также часто нас подозревают во вранье, крича, что администраторки сплошь одни русские девушки, которые пытаются заставить кавказских девушек плюнуть на традиции и обычаи и «поддаться разврату». В ответ на такие заявления мы посылаем далеко и надолго на восьми языках.

У нас множество наций, мы все разные, мы не хотим терять себя и свою историю, но и не желаем жить так, как когда-то жили наши предки. История должна учить исправлять ошибки и брать только лучшее из прежнего опыта. А пока наши женщины не имеют права выбора и голоса, мы так и будем жить в нищих республиках и завывать о прошлом.

«Не могли выехать без разрешения мужей»

Cаида Сиражудинова, глава Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие»

«Лента.ру»: Как в целом сейчас обстоят дела с гендерным равенством на Северном Кавказе?

Сиражудинова: Все зависит от конкретной области. В экономике женщины более влиятельны, так как мужчины считают эту сферу достаточно непрестижной для себя. В политике дела обстоят несколько хуже, хотя сейчас появилось уже множество женщин — муниципальных депутатов или же руководителей. Тут очень большую роль играет поддержка семьи: если родственники не позволяют женщине выезжать на конференции или в целом ее не поддерживают, то ей будет очень трудно добиться каких-либо успехов в политической сфере. У меня есть случаи среди коллег, когда они не могли выехать на защиту научной работы без разрешения мужей и в целом испытывали неудобства по этому вопросу.

Можно сказать, что во всех республиках Северного Кавказа наблюдается одинаковое число женщин в политике (помогло и квотирование в прошлом, которое дало возможность хотя бы отчасти развенчать стереотипы о роли женщин), но его все равно недостаточно. Многие местные допускают участие женщин, но категорически выступают против женщины-президента.

Вы сказали, что в экономической сфере у женщин больше возможностей преуспеть. Почему так происходит?

Мужчины считают, что экономические вопросы не для них и уступают женщине первенство. На Кавказе вообще женщины более смелые во всяких земельных вопросах, а мужчины, как правило, не лезут в эти дела. У меня даже ребенок замечал, когда приезжал в село, что женщина всегда работает не покладая рук, а мужчины только сидят на лавочках и прохлаждаются. Так происходит еще и потому, что у мужчины нет цели добыть как можно больше: сколько заработал, столько и потратил, а женщина всегда пытается накормить еще и себя, и семью, и родственников. Хотя иногда встречаются исключения, когда некоторые мужчины начинают завидовать, если женщина зарабатывает больше.

А что касается образования — насколько оно доступно?

Очень многое зависит от района: если это село, то женщине будет сложнее получить хорошее образование из-за традиционных ценностей или недостатка средств. В крупных городах, таких как Грозный или Нальчик, у женщин больше возможностей. Но вообще большинство людей на Кавказе считают, что женщине нужно дать только базовое образование, а большего ей и не надо. У нас даже был спор с магистром на лекции: я его спросила, как он поступит, если у него будут сыновья и дочери, на что он ответил, что дочерям даст среднее образование и хватит с них, а сыновей заставит продвигаться дальше по карьерной лестнице и обязательно обеспечит их высшим образованием. В семьях присутствует неравное отношение к мальчикам и девочкам, но там, где нет сыновей, а есть лишь только дочери, больше вероятность того, что их попытаются обеспечить хорошим образованием.

В каких республиках дела обстоят хуже всего с гендерным неравенством?

Какое-то время дела обстояли хуже всего в Ингушетии. Там была следующая ситуация: вдова не могла повторно выйти замуж. Стоит отметить, что такого ограничения на тот момент не было уже ни в Чечне, ни в Дагестане. Второй фактор, который лишь усугублял ситуацию: тяжелая доля невестки, которой приходилось обслуживать всю семью мужа и выполнять вдвое больше работы. Подобное сохранилось в некоторых селах в Чеченской Республике. Но сегодня вдовы и разведенные женщины могут повторно выйти замуж в Ингушетии. Также начинают стираться этнические границы, потому что раньше женщина там имела право выйти замуж только за представителя своей нации.

При этом в городах в принципе более прогрессивное население, там женщины хотя бы могут учиться и чего-то добиваться. В селах все еще существуют закостенелые традиции, из которых выбраться почти невозможно, и женщины даже не допускают мыслей о свободе и сами для себя не хотят никаких прав, даже помыслить не могут, что они в принципе имеют право выйти без сопровождения мужчины или получить степень бакалавра в университете, живя они в хорошо развитом гражданском обществе.

Ну и в целом, если говорить о главенствующей религии — исламе — она очень ущемляет права женщин по многим причинам: это и многоженство, и оскорбительные высказывания в адрес женщин по поводу одежды, и невозможность строить карьеру.

Вспоминаются такие паблики, как «Карфаген», которые создавались для того, чтобы обличить мусульманских женщин в неподобающем поведении, высмеять и затравить их внешний вид или публикацию фото в соцсетях. По-вашему, это отдельная инициатива группы людей или же эта практика отражает общие настроения на Кавказе в целом?

Сами группы были созданы отдельной кучкой людей, которые представляют реальную угрозу обществу и безопасности женщин. Дело даже не в том, что они ущемляют их права, но и в том, что они угрожали женщинам физической расправой, а это уже, согласитесь, серьезные намерения. Проблема еще и в том, что гражданское общество на Северном Кавказе не сформировано, оно нестабильно, а потому им легко манипулировать. В целом оно поддается настроениям, связанным с тем, что женщина якобы утратила свои традиционные «функции», что теперь она может самостоятельно распоряжаться своей жизнью и работать. Общество и власти боятся изменений, им совсем невыгодно, чтобы вдруг появлялись новые сильные лица и лидеры в лице женщин. Больше всего они именно страшатся, что положение женщины в обществе кардинально изменится, и потому у них даже чуть приоткрытые головы вызывают ужас.

То есть республики не пытаются ни в какой степени копировать опыт Москвы и Петербурга в вопросе прав женщин?

Нет, общество склонно хвататься за традиции и беречь их, но масс-медиа и глобализация проникают в республики и хоть косвенно, но меняют ситуацию. Нельзя однозначно сказать, что это общество либо традиционное, либо религиозное, либо светско-российское. Оно скорее смешанное. Что касается позиций местных властей, то они не очень сильно отличаются от центральных. Посмотрите, ведь в Москве и Петербурге мы тоже часто слышим от политиков о сохранении традиционного общества, о роли женщины как домохозяйки и матери, а не уникальной личности. Поэтому что уж тут говорить: проблема, кажется, распространена по всей России, а не только на Кавказе.

Вы упомянули многоженство как одну из проблем ислама. Насколько распространена эта практика на Северном Кавказе?

Удивительно, но этой практики ранее не существовало, и лишь в последнее время она стала внедряться в общество. Это одна из болезненных тем для женщин, потому что доставляет им много неудобств, травмирует их и нависает над ними. Имам говорит мужчинам: «Есть жена, берите вторую!», но он не вдается в аспекты и условия многоженства. К примеру, во время военных событий многоженство иногда допустимо, потому что мужчины погибают в большом количестве, а женщин наоборот много. Сейчас же превалирования женщин над мужчинами нет, если мы только не берем совсем пожилых людей от 60 лет. Там да, есть большой перевес в сторону женщин, потому что мужская смертность наступает намного раньше. Но ведь нынешние сторонники многоженства не женятся на стареньких женщинах.

Проблема браков активно решается чиновниками? Вспоминается инициатива главы Чечни Рамзана Кадырова сводить разведенные семьи «обратно». Только почему-то к этому не привлекают психологов.

Да, такая практика была. Для Чеченской Республики долгое время проблема разводов была довольно острой, потому что послевоенное молодое поколение женщин стало более социализированным и свободным. У них были свои взгляды на жизнь и формирование общества. Они не хотели терпеть насилие и уходили от своих мужей, пытались как-то поменять свою жизнь, поэтому возникла проблема большого количества разводов. Кадыровская инициатива была довольно жесткой: женщин заставляли обратно сходиться с мужьями, психологов в данном случае действительно почти не привлекали. Да что уж греха таить, психологов вообще на Кавказе не хватает. Те, что есть, либо не пытаются решить проблему, либо банально некомпетентны в вопросах, это даже видно обычному человеку.

Но вообще ситуации с разводами были довольно разные. Я лично знаю примеры, когда проблемы в семье были действительно жесткими, муж избивал жену, и они расходились, а потом их заставляли сходиться обратно. А знаю ситуацию, когда жена развелась с мужем из-за того, что он не купил ей шубу.

Что касается практики женского обрезания, пытаются ли с ней бороться на законодательном уровне?

Со стороны властей нет никакой реакции. На международной конференции люди впервые услышали о том, что такое происходит в республиках Северного Кавказа, но потом местные власти просто попытались заткнуть рот правозащитницам. Это было очень некультурно и низко, потому что ученых не должны лишать свободы слова. И о каких тогда тут изменениях может идти речь, если проблема просто замалчивается.

Мы пытались достучаться до религиозных деятелей, поговорить с ними, но они не идут навстречу, никто миф про обрезание не развенчивает. Если бы религиозные деятели не навязывали обычным людям точку зрения о том, что обрезание девочкам делать нужно, иначе ты не станешь настоящей мусульманкой, то подобные практики сошли бы на нет. Половина мусульманского мира существует без обрезаний, и от этого женщины там не перестают быть истинно верующими. Да к тому же ни в Коране, ни в Сунне прямым текстом не сказано, что каждая мусульманка должна подвергнуться обрезанию.

Практики обрезания есть и в Дагестане, и в Ингушетии, но там такая опасная общность, что ее даже не хочется расписывать подробно.

Получается, что в кавказском обществе нет различий между традиционализмом и религией?

Нет. Традиционализм и религия слиты воедино, большинство людей не различают традицию и религию, для них это все одинаково. Новое течение фундаменталистов зато очень хорошо различает: они ведь пытаются полностью выкинуть традиции. Но среднестатистический житель республики, как правило, не поймет, где заканчивается традиция, а где начинается религия. Не исключены еще и собственные интерпретации религиозных доктрин.

Были ли вообще когда-нибудь исторические предпосылки для установления гендерного равенства на Северном Кавказе?

Были. Советское прошлое очень сильно повлияло на становление сознания. Раскрепощение женщины-горянки сыграло огромную роль в повышении статуса женщины как человека, политика, а не просто как матери или домохозяйки. Тогда появилось больше женщин в политике, и мужчины просто не могли им не подчиняться, потому что они были выше их по положению, сильнее и умнее. Ну и вообще, если упоминать тех же самых современных имамов, то они согласны с тем, что женщина может принимать активное участие в политике, главное, чтобы президентшей не становилась.

Также до ислама существовали общности, где женщина играла очень важную роль, была часто даже главнее мужчины. При матриархате женщины были в почете, пока они доминировали, потом пришли охотники и построили патриархальное общество, взяли власть в свои руки, в том числе распространили полигамию и многоженство, которые очень сильно принижают женщин.

Осведомлены местные жители о великих уроженках Северного Кавказа, таких как Раиса Ахматова (чеченская советская поэтесса), Сафият Аскарова (первая киноактриса Дагестана, звезда немого кино), Алла Джалилова (первая дагестанская балерина)?

Очень плохо. О знаменитых уроженках местные почти ничего не знают, потому что о них, как правило, мало информации, никто ведь не будет рыться в архивах. Роль их в развитии искусства, литературы, политики тоже замалчивается, и все забывают, что когда-то из их республики вышла знаменитая балерина или поэтесса.

Каковы дальнейшие перспективы прав женщин на Северном Кавказе?

Если все останется так же, как и сейчас, то трудно говорить о положительных изменениях глобального характера. Те женщины, которые чего-то добились, как правило, стремятся в Москву, Европу и иногда даже Африку, чтобы помогать женщинам там, а в республиках оставаться не хотят. А вот они бы могли помочь в борьбе с гендерным неравенством на Кавказе. В итоге здесь остаются те, кто выступают против этого, но ничего сделать не хотят или не могут.

Ровно через неделю, 29 мая, президент России Владимир Путин посетит Париж. Поездка в столицу Франции, которая продлится всего один день, возникла в графике президента неожиданно. Почти так же неожиданно, как сорвалась полгода назад. За это время противоречия между Россией и Францией (и шире — между Россией и Западом) никуда не исчезли, но в Елисейском дворце сменился хозяин. Как проходили предыдущие визиты Путина во Францию и стоит ли ждать сюрпризов от этого — в материале «Ленты.ру».

Многолетний спор об Асаде

Июнь 2012 года. Президент Франции Франсуа Олланд ждет российского коллегу на ступеньках Елисейского дворца для первого рукопожатия. Въехав во двор, автомобиль Путина останавливается. Оставшуюся часть пути российский президент проходит пешком. Оба лидера совсем недавно вступили в должность и пока общались лишь по телефону.

Поездка в Париж завершала первое зарубежное турне российского президента после его инаугурации. Из Белоруссии он отправился в Германию, где провел переговоры с федеральным канцлером Ангелой Меркель. У стен государственной канцелярии Путину было на что посмотреть. «Это был пятый или седьмой этаж. Когда Путин и Меркель вышли на балкон, красочно справа простирался лес, а слева было поле, на котором стояли люди, размахивавшие флагами разных государств. Они что-то кричали. Трудно было понять, что они хотели», — рассказывал потом пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков.

Некоторые из участников манифестации выступали против российской позиции по Сирии, некоторые — за. Уже тогда Арабская Республика была в центре всеобщего внимания. И в Париже пытались решить судьбу ее президента Башара Асада: Олланд призывал к отстранению его от власти. Выступая на совместной пресс-конференции, Путин опроверг мнение, что у России особые отношения с Сирией. «Что касается встречи с господином Асадом, я могу сказать, что он гораздо чаще бывал в Париже, чем в Москве, так что давайте посмотрим на эту проблему и вот с такой стороны», — заметил тогда он.

Париж не выдержал Алеппо

Октябрь 2016 года. В километре от Эйфелевой башни на берегу Сены открывается Российский духовно-культурный православный центр, создававшийся более шести лет. Торжественную церемонию должен был посетить президент России, но он отменил визит в последний момент. Эта поездка готовилась около года, хотя и не подтверждалась Кремлем долгое время.

Все карты спутало масштабное наступление сирийской армии при поддержке российской авиации на Алеппо. 6 октября министр иностранных дел России Сергей Лавров назвал точную дату визита Путина во Францию. Спустя два дня Россия в Совете Безопасности ООН заблокировала предложенную Францией резолюцию о прекращении огня в Алеппо. Еще через два дня Олланд публично усомнился в необходимости визита российского президента в Париж. В прессе писали, что он отказался участвовать в каких-либо мероприятиях с Путиным и намерен обсудить с ним лишь одну тему — Сирию.

В итоге Кремль отменил визит. Песков пообещал, что Путин посетит Париж в более «комфортное время» для французского лидера. Для Олланда оно так и не настало — президентом Франции был избран Эммануэль Макрон. Настало ли «комфортное время» для Путина — вот в чем вопрос.

Незапланированный визит

Накануне газета «Коммерсантъ» со ссылкой на информированные источники в Париже и Москве сообщила, что 29 мая состоится незапланированный визит президента России во Францию. Это даст Путину возможность лично познакомиться с Эммануэлем Макроном — новым лидером страны.

Во время предвыборных дебатов Макрон называл политику Москвы опасной и подчеркивал, что не намерен идти на сближение с Кремлем. В Кремле часто повторяют, что не стоит принимать всерьез заявления, сделанные во время предвыборной кампании. Важно то, как начнет действовать политик после избрания.

22 мая вслед за подтверждением Елисейского дворца на сайте президента России появилась информация о предстоящем визите Путина во Францию. Главы государств совместно откроют подготовленную Эрмитажем во дворце Большой Трианон замка Версаль выставку, посвященную 300-летию поездки Петра I во Францию — «первому визиту российского монарха, положившему начало устойчивым связям между нашими странами», говорится в сообщении.

Кроме того, лидеры двух стран обсудят российско-французские отношения и перспективы их развития. В повестке также значится обмен мнениями по международным и региональным вопросам, прежде всего — по координации усилий в борьбе с террором и урегулированию кризисов в Сирии и на Украине, уточняют в пресс-службе Кремля.

Накануне Le Figaro напомнила своим читателям, что визит Петра I во Францию в 1717 году был успешным как для России, так и для Франции. Поездка, «организованная на скорую руку, но оказавшаяся плодотворной», как пишет французская газета, принесла большую выгоду обеим странам.

Красный день календаря

И вновь поездка, «организованная на скорую руку». Она интересно смотрится в европейском политическом календаре. 24 мая в Брюссель на двухдневный саммит НАТО прибывает президент США Дональд Трамп. В эти дни он совершает первое зарубежное турне: Саудовская Аравия, Израиль и затем Европа. Из Брюсселя Трамп отравится в Ватикан и на Сицилию. 25-27 мая на сицилийской Таормине состоится саммит «Большой семерки».

Напомним, в «Группу семи» входят Великобритания, Германия, Италия, Франция, Канада, США и Япония. На прошлой неделе Путин передал членам этого закрытого для России клуба некое послание. Сделал он это через премьер-министра Италии Паоло Джентилони. Кроме того, 2 мая российский лидер общался и с другим членом «семерки», одним из самых важных, — канцлером ФРГ Ангелой Меркель. В конце апреля Путин также встречался и с премьер-министром Японии Синдзо Абэ. Так что трое из семи уже знают позицию России по международным вопросам.

Между окончанием саммита и приездом Путина в Париже будет один день — воскресенье, 28 мая. Состоятся ли в этот день еще какие-то международные встречи президента РФ, пока неизвестно. Но и без дополнительной интриги неожиданная поездка, образовавшая в графике российского лидера, очень интересна.

Впрочем, политолог Евгений Минченко уверен, что ничего прорывного и хорошего от встречи Путина и Макрона ожидать не стоит, потому что «российские СМИ достаточно жестко проходились по Макрону как внутри страны, так и те СМИ, которые вещают на Францию». Причем обсуждали не только его политическую позицию, но и личную жизнь. «Был скандал: вполне ожидаемо представителей российских СМИ не пустили в предвыборный штаб Макрона», — напомнил Минченко. Поэтому изначальный фон скорее негативный. Удастся ли это сгладить при личной коммуникации, эксперт не уверен. Тем более что общая повестка Путина и Макрона далеко не очевидна, заключает Минченко.

Заместитель председателя комитета Совета Федерации по международным делам Андрей Климов напоминает, что после ухода Великобритании из Европейского союза Франция, по существу, становится второй после Германии державой, одной из опор ЕС. А Евросоюз по-прежнему наш основной торговый партнер. «Россия точно и четко обозначит направления и темы, по которым мы готовы работать с Францией максимально серьезно. Остальное только жизнь покажет. Макрон — пока это загадочка, энигма», — заключает Климов.