Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Четырнадцатилетняя москвичка Ульяна Дерюгина — высокая и тоненькая до прозрачности. Еще недавно она была веселой и общительной, а в последнее время сникла, замкнулась в себе. Во всем виновата болезнь — грудопоясничный сколиоз 4-й степени. Из-за сильного искривления позвоночника страдают сердце и легкие. Девочке трудно сидеть и больно ходить. Врачи настаивают на срочной операции. Ее сделают по госквоте, но дорогую металлоконструкцию, которой укрепят позвоночник, придется оплатить самим. Для многодетной семьи — у Дерюгиных трое детей — сумма непосильная.
Ульяна родилась недоношенной, с целым букетом патологий: подвывихом правого тазобедренного сустава, поражением центральной нервной системы и ретинопатией (нарушением развития сетчатки глаз). На вторые сутки педиатр услышал шумы в сердце малышки, ее обследовал кардиолог и поставил диагноз: врожденный порок сердца — дефект межпредсердной перегородки, открытый артериальный проток.
Девочка почти не двигалась и никогда не улыбалась. Она уставала во время еды, задыхалась, часто плакала, и тогда на ее лице проступал бледно-синий треугольник. В четыре месяца Ульяне сделали операцию на открытом сердце. И девочка пошла на поправку. На память осталась только белая нитка шрама через всю грудь.
Но на этом испытания не кончились. На диспансеризации перед поступлением в первый класс врачи в районной поликлинике в Москве обнаружили у Ульяны нарушение осанки. Назначили ЛФК, физиотерапию, массаж, рекомендовали плавать в бассейне. В медицинской карте девочки появился диагноз: сколиоз 1-й степени. Ульяна добросовестно выполняла все предписания врачей. Но как-то мама заметила, что у дочери левое плечо выше правого. Девочка стала жаловаться, что ей тяжело сидеть за партой.
К 12 годам Ульяна резко подросла, но еще стремительнее прогрессировал сколиоз. Очередной диагноз звучал пугающе: комбинированный сколиоз 3-й степени, кифоз, поясничный лордоз. Врачи рекомендовали постоянно носить жесткий корсет.
Ульяна долго не могла решиться ходить в этом корсете в школу, а его надо было носить по 20 часов в сутки. Мама купила ей толстовку с большим капюшоном, чтобы скрыть выступающую планку корсета.
— Мне казалось, что все на меня смотрят. И учительница сразу обратила внимание. Мой друг, Егор, обнял меня за плечи и отпрянул: «Что это?» Я застеснялась и не смогла ответить, — признается Ульяна. — Но потом пересилила себя и теперь ношу этот корсет, почти не снимая. Даже сплю в нем. Сначала показалось, что спина стала ровнее. Я воспрянула духом. Но ненадолго…
На недавнем обследовании выяснилось, что сколиоз за несколько месяцев достиг самой тяжелой, 4-й степени. На консультации в Детской больнице святого Владимира ортопед объяснил, что у Ульяны мышечный корсет развит слабо, не держит позвоночник, сколиоз быстро прогрессирует, происходит грубая деформация грудной клетки, из-за чего страдают внутренние органы и развивается дыхательная недостаточность. Консервативное лечение уже не поможет — нужна операция.
От врача Ульяна вышла в слезах.
К ее мучениям добавились приступы жестокой мигрени, во время которых у девочки немеет половина тела, начиная с кончиков пальцев.
— Самое страшное, что это может случиться в любой момент, — переживает Ольга, мама Ульяны.
Для того чтобы быть всегда рядом с дочкой, она оставила любимую профессию и теперь работает страховым агентом — ради свободного графика. Ольга встречает дочку из школы и несет ее тяжелый портфель с учебниками: Ульяне это уже не под силу. Дома девочка сразу ложится, даже уроки делает лежа. Раньше она ходила в кружок по химии, с увлечением рисовала, а теперь все эти занятия Ульяне пришлось оставить.
В последнее время состояние девочки сильно ухудшилось. От малейших физических усилий она задыхается. Сдавленным легким не хватает воздуха. Искривленная спина болит все сильнее. В такие минуты Ульяне хочется отгородиться от всего мира и стать невидимкой.
Травматолог-ортопед Детской городской клинической больницы святого Владимира Степан Кудряков (Москва): «У Ульяны идиопатический грудопоясничный правосторонний сколиоз. Деформация позвоночника стремительно прогрессирует и достигла 4-й степени, уже искривлена грудная клетка. Консервативное лечение не поможет — девочке требуется операция на позвоночнике с установкой фиксирующей металлоконструкции. Операцию следует провести в ближайшее время, это позволит устранить болевой синдром, нормализовать функцию и положение внутренних органов, исправить деформацию позвоночника, значительно улучшить качество жизни девочки».
Стоимость металлоконструкции 766 532 рубля.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Ульяне Дерюгиной, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», в интернет-газете «Лента.ру», в эфире Первого канала, в социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 11,502 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 14 мая) собрано 568 488 779 рублей, помощь получили 913 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО – исполнителей общественно полезных услуг, получил благодарность Президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность и президентский грант на развитие Национального регистра доноров костного мозга.
Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
Один из лидеров оппозиционного движения 2011-2012 годов Сергей Удальцов снова в деле. Пока он сидел в тюрьме, политическая картина сильно изменилась. Какую тактику оппозиционер возьмет на вооружение в новых условиях, когда ждать возвращения левых на улицы и стоит ли бывшим сторонникам Удальцова бояться его мести — в материале «Ленты.ру».
«Эти четыре с половиной года [в тюрьме] никак не изменили мою жизненную позицию, мое мировоззрение и мое отношение к действующей власти», — заявил координатор «Левого фронта» через два дня после освобождения из тамбовской колонии.
Он подчеркнул, что остается жестким критиком нынешнего руководства страны. Однако не все решения власти ему не по нраву, что может не понравиться другим оппозиционерам.
Спрошу по понятиям
8 августа Удальцов покинул колонию №3 общего режиме в Тамбовской области, где он провел четыре с половиной года, отбывая срок по уголовному делу о массовых беспорядках на Болотной площади. Оппозиционер вышел на свободу на день раньше, чем было анонсировано. «Семья хотела, чтобы встреча прошла не в окружении СМИ. Извините за дезинформацию», — объяснила адвокат оппозиционера Виолетта Волкова. По ее словам, голос у Удальцова был бодрый.
«Он передает всем огромный привет и благодарит за поддержку, полон оптимизма и позитивных эмоций», — написала в своем Facebook жена координатора «Левого фронта» Анастасия Удальцова. Она встретила мужа у ворот колонии и увезла его на мерседесе.
Пока в Пензе сторонники оппозиционера вышли на улицу с файерами и флагами «Левого фронта» и леворадикальной организации «Боротьба» (запрещена на Украине), в Москве оставили след его недоброжелатели. На подъезде дома Сергея Удальцова появилась надпись «Удальцов — предатель», а под ней две аббревиатуры «ЛБ» на красных звездах.
Бывшие (или и нынешние?) соратники негласного лидера «Левого фронта» новость о его освобождении восприняли с радостью — в том числе и те, кто вместе с ним участвовал в сидячей забастовке на Болотной площади в 2012-м, из-за которой Удальцов отправился в тюрьму. Поздравить — поздравили, но встречать его у ворот колонии не стали.
«Встречусь с кем нужно. Спрошу со всех как с понимающих, как говорят в тюрьме», — сказал оппозиционер в интервью РЕН ТВ сразу после выхода на волю. Точечно по личностям высказываться сразу не стал, чтобы «сгоряча не сказать что-либо неправильное». Подробности Удальцов оставил для пресс-конференции 10 августа.
А я чем хуже?
Помимо Удальцова, в организации массовых беспорядков на «Марше миллионов» в Москве в мае 2012 года был признан виновным его соратник Леонид Развозжаев. Демонстрация тогда закончилась столкновениями с полицией: пострадали десятки человек, сотни протестующих были задержаны.
Еще один его сторонник Константин Лебедев признал вину и заключил сделку со следствием. Суд в апреле 2013 года приговорил его к 2,5 годам заключения, а уже в мае следующего года Лебедев покинул тюрьму по УДО. Сергею Удальцову и Леониду Развозжаеву вердикт вынесли только в июле 2014-го. В отличие от третьего соратника, вину они отрицали и заявляли о политизированности процесса.
Оппозиционерам вменялась организация не только акции в 2012 году, но и последующих беспорядков на территории страны. Уголовное дело началось с проверки информации, изложенной в документальном фильме НТВ «Анатомия протеста — 2». В него была включена запись встречи грузинского политика Гиви Таргамадзе, который считается одним из организаторов цветной революции в Грузии, с Удальцовым, Лебедевым, Развозжаевым и еще одним оппозиционером Юрием Аймалетдиновым. Он был единственным из фигурировавших в записи людей, проходивших по делу не обвиняемым, а свидетелем. Таргамадзе рассказывает, что разыскиваемый экс-президент «Банка Москвы» Андрей Бородин готов выделить оппозиции 50 миллионов долларов и еще 150 собрать с «друзей-олигархов». Миллиардер хочет видеть на улицах около 200 тысяч человек, рассуждал на записи грузинский политик, «всех в одинаковых формах, с коловратами». Его собеседник (Удальцов утверждал, что это видео — подстава), в свою очередь, просил не злоупотреблять нацистской символикой. Следствие потом подтвердило, что через Таргамадзе финансировались беспорядки.
Удальцова также обвинили в том, что в ходе «Марша миллионов» он уселся на землю и призвал остальных протестующих к сидячей забастовке — именно это вызвало давку. Помимо координатора «Левого фронта», в ней приняли участие, в частности, Илья Яшин и Алексей Навальный. Но обвинений им предъявлено не было.
На пресс-конференции, по словам Анастасии Удальцовой, ее супруг должен был рассказать всю правду о «болотном деле». Сенсации не случилось, но без интересных деталей не обошлось.
«Мне не в чем каяться. (…) Это они, те, кто спровоцировали ситуацию на Болотной, ответят по справедливости», — заявил Удальцов в пресс-центре «Росбалта». Вспоминая события 2011-2012 годов, он упомянул о «странном поведении» основателя ФБК Алексея Навального и экс-депутата Госдумы Ильи Пономарева (объявлен в международный розыск по делу о растрате 22 миллионов рублей, покинул Россию осенью 2014 года — прим. «Ленты.ру»).
«Пономарев бегал и говорил, что надо прорывать. За день до этой акции Навальный предлагал посадить людей перед кинотеатром «Ударник». Нельзя заведомо подставлять людей под аресты», — подчеркнул оппозиционер. На майском «Марше миллионов», по его словам, действовали провокаторы, но кто конкретно — не уточнил.
Затаил ли Удальцов обиду на бывших соратников? «Слово «обида» в колонии не приветствуется», — сказал он и заверил, что ничего подобного не испытывает. Правда, упомянул, что выводы из событий прошлых лет сделал. По этой ли причине или нет, но поддерживать Алексея Навального Удальцов отказался. «Это не мой кандидат», — отрезал он.
И не друг, и не враг, а так
«Я бы на его месте не торопился, ведь за это время много воды утекло. Так что ему надо сориентироваться, так сказать, разведать, какие изменения произошли, пока его не было», — сказал Эдуард Лимонов, лидер незарегистрированной партии «Другая Россия», экс-председатель Национал-большевистской партии (НБП запрещена в России). С нацболами Удальцов соседствовал на протестных акциях и в качестве лидера Авангарда красной молодежи (АКМ), и впоследствии «Левого фронта», и сторонника Виктора Анпилова в конце в 1990-х.
АКМ выходила на контрмитинг против провластных «Идущих вместе» (например, после их перфоманса с памятником-унитазом роману Владимира Сорокина «Голубое сало»). Молодые сторонники сталинизма традиционно были на улицах вместе с теми же энбэпэшниками и коммунистами, когда дело заходило, например, об отмене тех или иных льгот. Акции левых достигли апогея к 2010-м; наиболее яркими стали разросшиеся до федерального масштаба «Дни гнева» и серия протестов «Антикапитализм».
Нацболы уже давно вышли из повестки и точечно проявляют себя в регионах под знаком «Другой России». Сколько последователей осталось у «Левого фронта» — неизвестно (в 2009 году он насчитывал около девяти тысяч сторонников).
Поддерживать действующие власти Сергей Удальцов не намерен, хотя и разделяет решение о присоединении Крыма к России, которое он застал, уже находясь под домашним арестом. Противоречий оппозиционер в своей позиции не видит. «Да, я поддержал решение жителей Крыма. А я убежден, и у меня есть информация из разных источников, что это действительно было их решение, — подчеркнул активист. — Я как человек левых, демократических убеждений не могу этому противоречить, не могу этому противостоять».
По мнению Сергея Удальцова, признание демократического выбора народа — «священная вещь» для левых, а потому неважно, что это решение поддержала и действующая власть. Вместе с тем оппозиционер признал, что после Крымской весны питал надежду на «левый поворот» в политике страны.
С кем теперь Сергею Удальцову по пути? Сотрудничества с отбывшим наказание оппозиционером не исключает депутат Госдумы, лидер московских коммунистов Валерий Рашкин. «Мое мнение — что его поход к либералам был ошибкой, он вполне мог себя реализовать на левой тематике. Думаю, он просто запутался в программах, и если он отстоялся как политик, обдумал все подробно, то у него есть шансы на возвращение в политическое поле», — отметил парламентарий, напомнив, что КПРФ неоднократно сотрудничала с Удальцовым. От главной коммунистической партии он баллотировался в Мосгордуму в 2005 году, но безуспешно. В 2012-м ходили слухи, что наиболее оппозиционно настроенные коммунисты даже хотели видеть Сергея Удальцова на месте лидера партии вместо Геннадия Зюганова.
Именно с Зюгановым и лидером «Справедливой России» Сергеем Мироновым координатор «Левого фронта» намерен обсуждать перспективы на президентские выборы 2018 года. Перспективным он считает выдвижение единого кандидата от левых сил: «Надеюсь на их мудрость провести праймериз и выдвинуть свежего, сильного кандидата, более молодого». Сам он президентских амбиций не имеет — из-за непогашенной судимости.
Сейчас оппозиционер видит свою цель в другом. «Коалиция развалена, то, что сейчас этой коалиции нет, — это большая беда, — признался он. — В чем вижу свою задачу, миссию на ближайшее время: постараться эту коалицию восстановить».
Первые протестные акции он пообещал анонсировать осенью. Не исключено, что координатор левых вернется в уличную политику в памятную дату — столетие Октябрьской революции. Захотят ли остальные заинтересованные политические стороны объединиться по призыву Сергея Удальцова, скажет о многом.
Вечером 8 декабря 2018 года стало известно о смерти старейшей российской правозащитницы Людмилы Алексеевой. «Лента.ру» вспоминает о ее непростой судьбе, лишениях и отношениях с властями.
Людмилу Михайловну Алексееву всегда в чем-то упрекали. В брежневский застой КГБ предупреждал видную участницу диссидентского движения о недопустимости «антисоветской деятельности», при Медведеве в канун 2010 года ее арестовывал ОМОН за участие в «несанкционированной» акции на Триумфальной площади, а полтора года назад нашлись те, кто обвинил заслуженную провозащитницу в «соглашательстве» и чуть ли не в «коллаборационизме» с властью. Поводом для этой травли стало то, что Людмилу Михайловну с днем рождения лично поздравил президент России Владимир Путин.
Вряд ли есть смысл пересказывать биографию Алексеевой — достаточно почитать хотя бы статью о ней в «Википедии». Взять, для примера, молодые годы, отравленные Большим террором 1937-1938 годов и бедствиями Великой Отечественной. Юной девушкой во время войны она работала на строительстве станции метро «Сталинская» (ныне — «Семеновская»), таскала тяжелые вагонетки в тоннелях. Кто бы тогда мог подумать, что спустя 67 лет именно в метро какой-то подонок посмел ударить ее, 82-летнюю женщину, по лицу, когда она вместе с Борисом Немцовым возлагала цветы в память о погибших при теракте на станции «Парк культуры».
Будучи принципиальным человеком, Алексеева никогда не скатывалась в доктринерство. Борьба за судьбу конкретных людей (отдельных политзаключенных или жертв «болотного дела») для нее всегда оказывалась важнее каких-либо абстрактных идей и теорий, за что в последние годы ее жизни часто травили так называемые «свои» — бессмысленные «диванные эксперты», всегда считающие нужным о чем-то заявить в соцсетях. Но Алексеева за свою долгую и тяжелую жизнь смогла найти тот предел компромисса, когда в одной ситуации можно и даже необходимо жестко оппонировать власти, а в другой — сотрудничать с ней и даже в чем-то договариваться. Этот ее опыт бесценен для русского интеллигента при любом режиме — что при советской власти, что теперь.
Как она сама признавалась в эфире «Эха Москвы», самым важным решением ее жизни стало подписание письма протеста против преследований диссидентов в 1967 году. У Алексеевой тогда была комфортная работа — она трудилась в издательстве «Наука» и редактировала указатели к факсимильному изданию герценовского «Колокола» и «Полярной звезды». По тем временам, да и по нынешним тоже, это была работа мечты: ей разрешалось появляться в издательстве раз в неделю – все остальное время она могла работать дома и заниматься детьми. Однако от всего этого Людмила Михайловна сознательно отказалась. «Я сама хотела, чтобы у моих детей была нормальная жизнь. У меня два хороших сына, они этого заслуживали. И я понимала, что, если я подпишу это письмо, может быть, конечно, арестуют, но может быть, и нет, но совершенно точно — выгонят с работы», — вспоминала Алексеева в 2012 году.
Ее, слава Богу, не арестовали, но дальше были несколько лет беспросветной нищеты даже по меркам скудного советского быта рубежа 1960-1970-х. Однако позже повзрослевшие сыновья ни разу не высказывали ей претензий по этому поводу. Наоборот, они всячески поддерживали свою мать.
В 1975 году Леонид Брежнев от имени СССР в финляндской столице Хельсинки подписал Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Как вспоминал будущий заместитель министра иностранных дел СССР и России Анатолий Адамишин, для Леонида Ильича это было важным рубежом. В разговоре с послом во Франции Юрием Червоненко Брежнев признался: «Если состоится Хельсинки, то и умирать можно». Но для советских диссидентов этот документ стал полезным инструментом для отстаивания своих позиций и принципов. В 1976 году именно Людмила Алексеева оказалась в числе основателей Московской Хельсинской группы — старейшей на нынешний момент правозащитной организации в нашей стране.
Однако в следующем году, когда приняли так называемую «брежневскую конституцию», которую диссиденты требовали соблюдать, Алексеевой и ее семье пришлось вынужденно эмигрировать в США. Она смогла вернуться на родину лишь в 1993 году, в один из самых драматичных моментов постсоветской истории России. Дальше была долгая, изнурительная и кропотливая деятельность ради тех людей, чьими правами и свободами у нас в стране постоянно пренебрегают.
В современной России она могла как участвовать в «Стратегии-31», так и в неформальной обстановке спокойно беседовать с нынешним главой государства.
И за то, и за это ее яростно ругали со всех сторон. Что, впрочем, никогда ее не останавливало. Писал же Киплинг:
Останься прост, беседуя c царями, Будь честен, говоря c толпой; Будь прям и тверд c врагами и друзьями, Пусть все в свой час считаются c тобой…
С Алексеевой считались все — и фрондирующие интеллигенты из «прогрессивной общественности», и чиновники самого высокого ранга. Теперь нет больше в нашем обществе личности такого масштаба. А Людмиле Михайловне вечная память.
Детская токсикомания захлестнула Россию в 1990-х. Эпидемию удалось побороть, но пару лет назад среди российских подростков стал набирать популярность сниффинг — вдыхание газа для зажигалок. Знакомство с летучими углеводородами у большинства происходит в школе. Некоторые впервые пробуют «попыхать» уже в 10-11 лет. «Лента.ру» выясняла причины популярности сниффинга и возможные последствия нецелевого использования национального достояния.
Артем учится в старшем классе одной из самарских школ. В 16 лет у него первый разряд по легкой атлетике, скоро надеется получить кандидата в мастера спорта, а в будущем стать профессиональным спортсменом. Он из благополучной семьи и не хочет афишировать настоящее имя, потому что отец «в какой-то степени публичная личность». Артем — сниффер: в свободное от занятий время они с друзьями дышат газом для заправки зажигалок.
Газом дышат прямо из баллона или предварительно распыляя его в пакет, в редких случаях — в пластиковую бутылку. Одного большого баллончика хватает на несколько человек, и кончается он через час-полтора. В состав газа для заправки зажигалок обычно входят пропан, бутан и изобутан. Один баллон стоит от 50 до 150 рублей.
Первый раз Артем «попыхал» в 14 лет. Тогда это был банальный интерес и обычная зажигалка. «Берешь зажигалку, откручиваешь все, что сверху, и аккуратно себе в рот выливаешь. Выпиваешь целую — и накрывает», — рассказывает он.
Накрыло Артема сильно, и после первого раза он не вспоминал о газе два года, пока пару месяцев назад кто-то в его компании не сказал, что баллончик — это «нормальная тема», лучше зажигалки. Так он заново открыл для себя летучие вещества.
«Это новый опыт»
Подобные эксперименты со своим организмом подростки воспринимают скорее как шалость, возможность убить время и получить новые ощущения. С одной стороны, газ доступен — его можно купить почти в любом магазине. С другой — у него нет такого негативного образа, как у наркотиков. Главный нарколог Минздрава Евгений Брюн уверен, что сниффинг — одно из проявлений свойственного людям стремления менять свое психическое состояние.
«Когда тебе 16 лет, наркотики — это страшно и дорого. Я очень боюсь убить себя каким-нибудь таким дерьмом», — объясняет парень. Для него газ — это новый опыт и развлечение, почти как сигареты или алкоголь, только не такое популярное.
«Я бы не сказал, что прям торчу на нем, мы не так часто этим занимаемся», — продолжает Артем. Он «пыхал» со сверстниками минимум раз в неделю, но обычно чаще. Иногда у кого-то дома, иногда прямо на улице — прохожие на это не особо реагировали, дышать газом не противозаконно, поэтому прятаться не обязательно.
Почти каждый раз был для подростка спонтанным. Вышли погулять, зашли в магазин, купили баллончик, поймали на себе осуждающий взгляд продавщицы. Потом чья-то пустая квартира и группа старшеклассников наедине с газом.
Другой собеседник «Ленты.ру» — 22-летний Дмитрий — детство и школьные годы провел в небольшом городке в республике Коми. В старших классах подруга предложила ему «попыхать», сказав, что ощущения будут как от псилоцибиновых грибов.
По сравнению с сигаретами и алкоголем газ не особо популярен среди его ровесников, но несколько человек для компании по интересам все же нашлось. Баллон покупали раз в два-три дня, а один из его знакомых вообще «дышал целыми днями».
Вместе с подругой он «пыхал» по подъездам и квартирам в течение года. Покопавшись в воспоминаниях, Дмитрий добавляет: «Ловили крутые слуховые и когнитивные глюки. Типа транса, ты как будто не здесь».
«Тепло по телу, покалывание, глюки»
Опыт каждого сниффера индивидуален. Всех «держит» по-разному — от 30 секунд до 10 минут и даже больше. Кто-то может практически ничего не чувствовать, а кто-то — перенестись в другое измерение. Часто от газа кружится голова, ощущаются слабость, покалывания в руках и ногах, тошнота, дезориентация, спутанность сознания, иногда даже галлюцинации. Все это — признаки гипоксии и отравления. И именно от этого многие ловят кайф.
22-летняя Екатерина узнала о сниффинге в родном Новом Уренгое, когда ей было 15 лет. По ее словам, газ из баллона она пробовала лишь однажды, и ощущения ее не впечатлили.
«Покалывание по всему телу не вызывает дискомфорта. Необычное ощущение. Немного распирает грудную клетку. Разливается тепло по телу. Начинает слегка мутнеть сознание, но не так, как от алкоголя или еще чего-то. Если начинаешь говорить, голос искажается. Почему-то это вызывало смех, и восприятие смеха в голове было немного странным. Казалось, будто он раздается откуда-то сзади и вдалеке», — описывает она свой опыт.
«Некоторых начинало рвать. Это было первым звоночком о том, что перебор и пора остановиться. Я видела, как рвало ребят. Остальные обычно не очень много раз делали подходы», — объясняет Екатерина.
Артем рассказывает о своих ощущениях не так красочно. После ингаляции его «странно накрывало» секунд на 30, «прихода» как такового или чего-то дико приятного обычно нет, в глазах темнеет, кожу покалывает, «чувствуешь себя каким-то телом просто».
Дмитрий говорит, что под газом человек легко внушаем: два-три сидящих рядом сниффера могут запросто словить один и тот же глюк. «Еще помню слуховые галлюцинации, под конец обычно. Что-то вроде эмбиента и группы Crystal Castles (музыкальная группа, исполняющая экспериментальную электронную музыку— прим. «Ленты.ру»). И под конец писк такой, как из телевизора», — пытается описать он пережитое.
«Психоделическая жесть»
18-летний москвич Геннадий стал экспериментировать с летучими веществами в 11 лет. В те годы он коллекционировал зажигалки, однажды заметил на баллоне с газом для заправки надпись «не вдыхать» и решил рискнуть. «Словил жесткий короткий трип и продолжал, пока не опустошил половину баллона. Потом отходил долго и неприятно», — вспоминает он.
От безделья он «пыхал» в одиночку пару лет. Попробовал пропан с бутаном, бензин, уайт-спирит и прочие подобные растворители. Все они, по его словам, имеют схожий эффект.
Геннадий рассказывает, что трипы от газа длились не больше минуты, но всегда были очень сильными. «Психоделическая жесть с элементами физических ощущений в разных частях тела. Полное изменение восприятия всего вокруг. Ты в неконтролируемом потоке мыслей и действий», — пытается объяснить он.
Каждый раз давался его организму тяжело — «слишком жесткая тема для постоянной основы». Отходил от этого он в среднем около часа, адекватность и рациональное мышление постепенно возвращались, но тело ломало, «хотелось выгнуть коленки и проглотить язык». Облегчить состояние помогали прогулки на свежем воздухе.
Через какое-то время Дмитрий заметил негативные последствия: ему стало сложнее учиться, сознание постоянно было замутненным, случался «тупняк», ухудшилась успеваемость. «Выветрилось» это через три-четыре месяца после полного отказа от сниффинга.
Евгений Брюн отмечает, что люди обычно получают удовольствие от гипоксии. Этим, кстати, можно объяснить любовь к скалолазанию. «В высокогорье расширяются сосуды, в том числе головного мозга, улучшается его питание. Это полезно для здоровья. Но если гипоксия вызвана противоестественным образом, это приводит к гибели нейронов головного мозга — человек глупеет. Если человек находится в сильной зависимости — это непоправимый вред», — рассуждает он.
Смерть в сети
Артем говорит, что его знакомые узнали о сниффинге из видео на YouTube. При правильно сформированном запросе в поисковике там их обнаруживается предостаточно. В некоторых главные герои — взрослые люди, но часто встречаются ролики с подростками, в том числе из России. Приколы, личные истории, руководства по правилам вдыхания газа и выбору баллонов, лайфхаки — при желании на этом и других интернет-ресурсах можно найти любую информацию.
Шутки кончились в октябре 2017 года, когда в сети появилась видеозапись гибели школьника после вдыхания газа в городе Волосово Ленинградской области. На кадрах видно, как подросток лежит на полу в подъезде жилого дома и тяжело дышит, а его знакомые стоят рядом, смеются и снимают происходящее на камеру. Скоро молодой человек начинает немного подергиваться, потом обмякает и больше не двигается. За кадром слышна фраза: «У него глаза закатились. Он обоссался, вызовите скорую».
Областное управление Следственного комитета возбудило дело по части 1 статьи 109 УК («Причинение смерти по неосторожности»). По данным следствия, 20 октября 17-летний подросток вместе с товарищем дышал газом из баллончика, рядом находились другие школьники. В какой-то момент молодому человеку стало плохо, он потерял сознание и скончался.
Опаснее только героин и спайсы
У половины собеседников «Ленты.ру» есть история об умершем от газа школьнике из своего города. Дмитрий рассказывает, что пару лет назад в подъезде его дома погибла шестиклассница, которая дышала освежителем воздуха.
У Екатерины таких историй две: сначала умер мальчик из соседней школы, а потом ее близкий друг — он был аллергик, после вдыхания газа у него распухло горло и он захлебнулся рвотой. Очень скоро в магазинах Нового Уренгоя ограничили продажу баллонов с газом, но аэрозоли остались доступными.
Каждый месяц правоохранительные органы и СМИ регистрируют десятки смертей из-за аэрозолей и госпитализации несовершеннолетних, отравившихся природным газом. В группе во «ВКонтакте» под названием «Goldendose» случаи смерти от бутана и пропана упоминаются чуть реже, чем от спайса и опиатов вроде героина.
Несмотря на это, российское экспертное сообщество о сниффинге знает мало. Нарколог Евгений Брюн в разговоре с «Лентой.ру» признается, что слышит о таком феномене впервые, хотя и отмечает, что в этом нет ничего уникального.
«Вдыхание токсических веществ приводит к гипоксии головного мозга. Гипоксия головного мозга вызывает эйфорию. На том все и заканчивается», — объясняет он.
Главный редактор журнала «Наркология», бывший главный детский нарколог России Алексей Надеждин утверждает, что в наше время токсикомания не так распространена, как в 1990-х. Он уверен, что сейчас это скорее единичные случаи, по крайней мере в московском регионе.
По словам судмедэксперта Алексея Решетуна, от газа в основном гибнут ученики средних и старших классов, чаще парни, реже девушки. «Токсическое вещество действует на кровь, вытесняя из нее кислород. При большой дозе это приводит к летальному исходу — независимо от количества предыдущих употреблений. Смерть может наступить и от одного раза. В цифровом варианте летальной дозы не существует», — объясняет он.
Последствия могут быть необратимыми
Пока в Новом Уренгое не начали умирать подростки, знакомые Екатерины относились к природному газу легкомысленно — баллончик был у каждого третьего подростка. Он считался безопаснее и слабее алкоголя. После череды смертей увлечение газом в ее кругу прекратилось так же резко, как и началось. На любые предложения «попыхать» все реагировали крайне неодобрительно. Несколько лет назад она переехала в Москву, но уверяет, что сейчас в Новом Уренгое не «пыхают».
Наш первый разговор с Артемом состоялся в конце октября. Тогда он говорил, что видео со смертью школьника в подъезде его сильно впечатлило и напугало. В тот момент он решил отказаться от сниффинга. Уже два месяца он не дышит газом, многие его товарищи тоже, но есть и такие, которых это не остановило.
«Нет такого, что началась истерия после видоса и все бросили. Просто, видимо, каждый для себя что-то решил. Кому-то надоело, кто-то боится, кто-то перестал потому, что друзья перестали. Кто-то не перестал. Мы глубокие смыслы в этом не ищем», — поясняет он.
Токсикомания, в том числе сниффинг, — это чисто подростковый феномен. Алексей Надеждин говорит, что, повзрослев, человек отказывается от этой формы зависимости, но часто ей на смену приходит алкоголизм. «Необходимо отметить, что развивается злокачественный алкоголизм с крайне тяжелым течением, который приводит к очень быстрой смерти», — добавляет нарколог.
Опрошенные «Лентой.ру» эксперты говорят, что вредно даже однократное употребление газа, поскольку летучие вещества нарушают функционирование центральной нервной системы, действуют негативно на микроциркуляцию крови и на клетки мозга. С увеличением стажа этот ущерб организму накапливается, страдающие от постоянной гипоксии клетки умирают.
Если человек дышал газом редко и недолго, здоровье можно восстановить, особенно если организм молодой. По словам Алексея Надеждина, у детского мозга восстановительные и реакционные способности лучше, чем у взрослого, но и они имеют свой предел.
«В психиатрии известен закон Клерамбо: исход психического расстройства тем тяжелее, чем в более раннем возрасте оно началось и чем массивнее органическое повреждение головного мозга, с которым оно связано. Понятно, что если ребенок начинает злоупотребления с 5-7-летнего возраста, а к 17-18 годам прекратил, полноценного функционирования психики в дальнейшем ожидать не приходится», — предупреждает он.
При длительном и настойчивом употреблении токсических веществ страдают память, мышление, возникают частые головные боли, появляются расстройства психики. Эти симптомы проявляются достаточно ярко, и такие процессы, как правило, необратимы.
«Если человек полностью отказывается от употребления, ведет здоровый образ жизни, принимает определенные препараты — последствия нивелируются, но до конца органика не вылечивается», — подытоживает Решетун.
Без запретов и нравоучений
Официальная статистика, которую приводит Алексей Надеждин, свидетельствует, что число токсикоманов в России ежегодно снижается. В 2015 году их было зарегистрировано 5 764 человек, в 2016 году — 4 168. Все это несовершеннолетние в возрасте от 15 до 17 лет.
Реальные цифры, очевидно, больше, ведь многие снифферы просто не попадают в поле зрения врачей. Бороться с этим явлением запретительными мерами бесполезно, ведь тогда нужно убрать с полок магазинов все товары, содержащие летучие вещества.
«Это не проконтролировать вообще никак. Доступ к покупке есть у всех, а если лекции в школах проводить — это только привлечет малолетних идиотов к употреблению. К тому же схожие эффекты имеет большинство хозяйственных растворителей. Если ты можешь открыть дверь балкона или подставить табуретку под антресоль — ты получаешь доступ к полноценному психоделику», — рассуждает 18-летний Геннадий.
В конце мая полиция Махачкалы задержала жительницу Эстонии Аминат Махмудову и ее юристку Оксану Садчикову. Женщины прибыли в Дагестан, чтобы по решению эстонского и российского судов забрать детей Махмудовой, похищенных три с половиной года назад ее бывшим мужем. Однако они встретили отпор не только родных, но и правоохранительной системы. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Лидия Михальченко разбиралась, почему Махмудова не может воссоединиться с детьми несмотря на решения судов двух стран и почему порядки Северного Кавказа оказываются выше закона.
Долг перед отцом
31-летняя Аминат Махмудова, аварка по национальности, родилась в дагестанском селе Маали, но с раннего детства проживала с родителями в Эстонии. Ее родители переехали в Таллин в 1987 году, когда Аминат было два месяца. Там она получила образование менеджера и построила карьеру. Сейчас она работает ассистенткой директора по продажам в крупном отеле.
Несмотря на интеграцию в европейское общество, родители Аминат продолжили жить согласно традиционным установкам своего родового села: в 2006 году, когда ей исполнилось 19 лет, ее решили выдать замуж за земляка, уроженца того же тухума (клана — прим. «Ленты.ру»), что и она сама, поскольку аварцы — немногочисленный народ. Аминат не пыталась протестовать, так как полагала, что в этом заключается ее долг перед отцом.
Незадолго до бракосочетания, 4 августа 2006 года, в квартиру Махмудовых в Махачкале, куда они приехали, чтобы встретиться с родственниками, ворвались вооруженные люди в масках и похитили девушку. Ее насильно удерживали восемь дней — в дело пришлось вмешаться эстонскому МВД и МИДу, после чего Аминат отпустили. Как выяснилось, заказчиком похищения был уроженец того же села, что и Махмудовы, девятнадцатилетний Рустам, сын местного олигарха Хамиля Магомедова, которому ранее обещали Аминат в жены. Похитителя отпустили под расписку, о расследовании заведенного уголовного дела ничего неизвестно, хотя эстонская прокуратура отправляла в Россию ходатайство о продолжении следствия.
Вскоре отец Аминат объявил о ее счастливом браке. Несмотря на то что браки по договоренности между семьями на Кавказе не редкость, союз получился слишком близкородственным: Махмудову выдали замуж за 20-летнего Магомеда Ахмедова — ее двоюродного дядю, кузена отца. Союз заключили в Эстонии.
Летом 2015 года Аминат заявила, что разводится. «Мой муж вырос в Дагестане. Физическое насилие считалось нормальным в его семье. Но я росла в другой среде. Для меня это не норма терпеть агрессию и угрозы», — скупо пояснила она причины такого решения, отказавшись рассказать в подробностях, что именно происходило все годы брака, в котором у нее родились двое сыновей.
Родные аварки не поддержали ее. Одним из самых ярых противников развода стал ее отец. В ноябре 2015 года он приехал в Таллин из Дагестана, подкараулил Аминат на подземной парковке и избил ее, рассказывает ее адвокатесса Оксана Садчикова. Нападение зафиксировали камеры видеонаблюдения. Эстонский суд выдал ему запрет на приближение к дочери и общение с ней на полтора года.
Мать Аминат погибла в Дагестане при таинственных обстоятельствах. Она скончалась от 11 ножевых ранений. В момент ее гибели в квартире присутствовали трое: отец и две младших дочери (сестры Аминат), одна из которых передвигается с помощью инвалидного кресла. В семье Махмудовых придерживаются мнения, что женщина якобы убила себя сама из-за некоего психического расстройства. Так или иначе, дело по факту ее гибели не возбуждалось, тело захоронили в тот же день. Спустя несколько недель младшую сестру Аминат выдали замуж, не дожидаясь окончания траура.
Все это время семью обеспечивала Аминат.
«Почему вы уехали, жили бы с детьми в Дагестане!»
Процедура развода заняла полгода. Эстонский суд передал детей под опеку матери с неограниченным правом отца видеться и общаться с ними. Ахмедов, юрист по профессии, имел вид на жительство в Эстонии, но так и не смог выучить язык и найти работу в стране и вернулся в Дагестан.
4 февраля 2016 года он обманом забрал детей из детского сада и вывез из Евросоюза, после чего поселил их у своих родителей в Махачкале, рассказывает Садчикова. В тот же вечер Аминат заявила в полицию о похищении. 9 февраля 2016 года суд обязал Ахмедова вернуть детей (имеющих российское и эстонское гражданства) обратно.
Аминат также воспользовалась гражданской процедурой Гаагской конвенции о международном похищении детей, которая предусматривает обращение в Минюст Эстонии и Министрество просвещения России для взаимодействия в вопросе их возвращения. Однако до сих пор, более трех лет, она разлучена с сыновьями, муж отказал ей в праве общаться с ними даже по телефону. Сейчас мальчикам уже восемь и пять лет.
Женщина оказалась вынуждена самостоятельно находить контакты детсадов и школы, куда водят детей, чтобы общаться с учителями и директорами. Несколько раз она присылала аниматоров в школу и в садик, чтобы в ответ ей отправляли видеозаписи утренников.
Кто-то из родственников украдкой присылает ей фотографии детей: семья Аминат заявила, что против возвращения ее сыновей в Эстонию, поскольку боится потерять с ними связь. Хотя Ахмедов, похитивший детей, имеет в Таллине собственность, а сестры Аминат, гражданки этой страны, регулярно там бывают.
Тем не менее, несмотря на противостояние родных, 20 июля 2016 года ей удалось выиграть российский суд в Пятигорске — один из восьми, которые рассматривают дела о международных похищениях детей. Аргументы Ахмедова о том, что он не хотел, чтобы их воспитывал новый муж Махмудовой (если он появится), не убедили судью. На процессе Аминат пришлось рассказать о тяжелых отношениях не только с бывшим супругом, но и отцом, а также о гибели матери, уточняет Садчикова. Детей постановили вернуть в Эстонию.
На апелляции в Ставропольском краевом суде в январе 2017 года родственники Аминат продолжали настаивать, чтобы она переехала в Махачкалу — тогда ей позволят видеться с детьми. Во время процесса они звонили ей и угрожали расправой.
Несмотря на выигранные процессы, судебные приставы в Махачкале не торопятся выполнять судебное решение. «Что вы за мать? Почему вы уехали, жили бы рядом с детьми в Дагестане!» — говорят они Аминат. Ей также намекнули, что ей не позволят покинуть республику с сыновьями.
«Три с половиной года я пытаюсь забрать детей к себе в Эстонию, но противоположная сторона тянет время, чтобы дети достигли возраста, когда по закону будет учитываться их решение. Недавно я смогла немного побыть с сыновьями. Они охотно общались — рассказывали о своих делах, интересах. Но ситуация напряженного конфликта, конечно, влияет и на них. Угрозы, оскорбления и все это при детях. Мальчики растут в такой атмосфере, впитывают ее. Я объясняла многочисленной родне, что конфликт касается только меня, детей и их отца. Но в Дагестане большую роль играет клановость», — говорит Аминат.
«Вдруг с вами что-то случится»
20 мая в квартире родителей Ахмедова ее младшему сыну сделали хирургическую операцию по удалению крайней плоти. На ней присутствовала педиатр из поликлиники. Она и заявила очередным судебным приставам о том, что ребенка нельзя транспортировать, потому что у него может подняться температура.
Садчикова написала замечание, что процедуру использовали как повод не отдавать детей матери. Аминат заявила отвод всем участвующим в исполнительных действиях и подала заявление о причиненном здоровью ребенка вреде. Но последнее приставы не приняли.
22 мая Аминат, ее адвокатесса и пристав управления ФССП по Дагестану, уполномоченный обеспечить передачу детей матери, вновь приехали за детьми. Однако пристав снова составил акт о невозможности этого, причем по тем же причинам, и покинул квартиру Ахмедова, оставив женщину наедине с родственниками: бывшим мужем, его родителями и младшей сестрой Аминат.
Все, кто был в квартире, начали подходить к Садчиковой и замахиваться на нее. «Ударить готов был почти каждый, я чувствовала опасность. Я сидела на стуле и боялась двинуться, чтобы никого не провоцировать. Каждый домочадец подошел, замахнулся и накричал на меня. Кричали: «Убирайся отсюда», «Последний раз предупреждаем», и это только на русском, — так же они выкрикивали ругательства на аварском. Аминат выводили в другую комнату разговаривать, я ее ждала», — рассказывает она.
Садчикова вызвала полицию. Родственники Аминат заявили, что она и ее защитница «ворвались» в квартиру, хотя женщины пришли по повестке. Их вывели из квартиры и доставили в отдел полиции по Кировскому району. Сопровождал женщин отец Аминат, который после того, как ее и адвокатессу отпустили, вновь призвал дочь вернуться в Махачкалу. В ответ на отказ спросил: «А вы не думаете о своей безопасности? Вдруг с вами что-то случится».
Следующий день отчаявшаяся мать и юристка провели в здании службы судебных приставов из опасения выйти на улицу и встретить родственников Аминат.
«За три года с момента похищения мы прошли все. Добились первого в Северо-Кавказском округе решения о возвращении детей в государство постоянного проживания, Ставропольский краевой суд согласился с нашими доводами. Дважды блокировали процессы в Дагестане об определении места жительства детей с отцом, один из них был затеян с нарушением правил подсудности, дважды добились признания незаконным бездействия судебных приставов, сначала Верховным Судом Республики Дагестан 13 марта 2018 года, затем Московским городским судом 20 ноября 2018 года. Эстония регулярно направляет ноты России по этому делу», — перечисляет Садчикова.
«Законы шариата были на ее стороне, но это не сработало»
Далеко не все матери на Кавказе, лишившись детей, идут в суд. Чаще пытаются решить дело силами родственников и муфтията, но даже когда надежды на успех нет, все равно не обращаются к официальным правовым институтам. Во-первых, полагают, что это бесполезно, а во-вторых — силен предрассудок, что в будущем это отразится на детях. «Девочкам замуж выходить, а о них будут говорить, что их мать с отцом судилась», — анонимно объясняет со слезами жительница Грозного, демонстрируя записки от детей, которые они успевают передать матери, забежав к ней на работу по дороге из школы. Отец и родные строго запрещают им видеться с разведенной матерью.
Однако те немногочисленные женщины, которые решили судиться, обычно идут до конца. Таким стало дело жительницы Москвы Лейлы Муружевой. Она вышла замуж за уроженца Ингушетии в 2008 году, родила в браке двоих детей, а в 2014 году пара решила развестись. За два месяца до оформления развода супруг тайком от Муружевой увез полуторагодовалую дочь и четырехлетнего сына к своим родителям в Ингушетию. Женщина обратилась в Измайловский районный суд столицы, который определил место жительства детей с ней и обязал бывшего мужа вернуть их. В связи с неисполнением этого решения суд выдал исполнительный лист, который был направлен в Ингушетию. Однако приставы республики отказали в возбуждении исполнительного производства, поскольку отец похищенных детей проживал в Москве, а родственники отца детей не позволяли им видеть мать. В 2015 году Муружева обратилась в суд с иском против сотрудников ФССП, оспаривая законность их действий. Вплоть до апреля 2016 года на ее мужа накладывали штрафы, а затем исполнительное производство приостановили.
После этого Муружева подала жалобу в Европейский суд по правам человека. Она указывала на нарушение статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод («Право на уважение частной и семейной жизни») в связи с многолетним неисполнением решения суда, определившего, что ее дети должны жить с ней, а не с бывшим супругом. ЕСПЧ рассмотрел жалобу Муружевой в приоритетном порядке. Вмешательство международных судей сыграло роль: дочь Муружевой вернули. Женщине также присудили денежную компенсацию морального вреда в размере 12,5 тысяч евро. Однако родственники бывшего мужа продолжают удерживать ее сына: мальчику 10 лет, пять из которых он разлучен с матерью.
Как поясняла представлявшая интересы Муружевой в ЕСПЧ Ванесса Коган, проблема неисполнения решений суда об определении места жительства ребенка после развода является системной для России (и тем более — для регионов Северного Кавказа) по трем причинам: недостаточная ответственность для должника (максимальный штраф за неисполнение не превышает 2500 рублей, а административный арест или уголовная ответственность не предусмотрены), ограниченная территориальная юрисдикция подразделений судебных приставов, а также отсутствие жестких сроков исполнения решений суда. «Процедура может длиться годами. Известны случаи, когда доходило до 10 лет. Если должник постоянно переезжает из одного субъекта России, или даже района, в другой, исполнительное производство передается. Все это занимает много времени», — отмечала Коган.
Европейский суд по правам человека также помог вернуть ребенка жительнице Чечни Элите Магомадовой. Она развелась с мужем в 2010 году, когда их сыну исполнился год. Мальчику нужно было серьезное лечение, и женщина переехала из Грозного в Москву. Отец сначала навещал ребенка в столице, а затем, после ссоры с женой осенью 2013 года, похитил трехлетнего малыша, когда тот с няней шел домой из садика.
Несколько раз она пыталась увидеть сына, однако встречала от мужа и его родни решительный отпор. Сначала женщина обратилась за поддержкой в муфтият Чечни. Законы шариата были на ее стороне, но это не сработало. Тогда Магомадова обратилась в суд с заявлением об определении места жительства ребенка. Суд встал на сторону отца, даже не рассмотрев доводы матери. В 2014 году мужчина погиб в ДТП, и ребенка передали родственникам. Магомадова снова обратилась в суд, который наконец вынес решение в ее пользу. Но родные бывшего мужа прятали ребенка в подвале, и все разбирательство в итоге затянулось на несколько лет.
«В Чеченской Республике я выиграла суды, но это никак не решало мою проблему. Обращалась даже к Уполномоченному по правам ребенка в России. Но мне не отдавали сына, постоянно прятали его от судебных приставов», — рассказывала Магомадова.
Вновь увидеть сына женщине удалось лишь в апреле 2016-го, когда она дошла до ЕСПЧ. Мальчику на тот момент исполнилось семь лет.
По словам сотрудницы организации «Правовая инициатива» Ольги Гнездиловой, занимающейся двумя десятками аналогичных дел, похищение детей у матерей на Кавказе — это старая проблема, но говорить о ней стали недавно.
«Это практикуется довольно часто из-за традиции, что ребенок должен воспитываться в семье отца. Мы также работаем с делами, когда детей удерживает даже не отец, а его родители или братья. То есть если отец погиб, матери все равно не отдают детей. Часто приводится аргумент, что мать не должна брать детей в новый брак. Но наши заявительницы замуж так и не вышли, годами пытаются вернуть детей, но безрезультатно», — поясняет она.
Местные чиновники также придерживаются мнения, что детей должна воспитывать семья отца — иначе мать может прийти к государству за поддержкой, отмечает Гнездилова. «Европейский суд по правам человека поставил перед правительством России вопрос о системной дискриминации женщин на Северном Кавказе в вопросе опеки над детьми. Правительство не прислало содержательных возражений по дискриминации», — заключает она.