Вот уже несколько лет воздух в Красноярске заслуженно считается одним из самых загрязненных в России. В чем причина столь катастрофической экологии города, кто в этом виноват и что теперь делать — разбирался корреспондент .
— В 2016 году у меня жена была беременная, пошли в женскую консультацию, а врач говорит: «У ребенка гипоксия». Я все аптеки в городе обегал, кислород искал. Нигде нет. Взял отпуск, поехали с женой на Таёжку. Через две недели вернулись, врач посмотрел — все в норме.
— Мы на улице Ленина живем. Зимой пеленки на балкон повесили сушиться. А когда сняли — они как копченая рыба пахли.
— Окна весной такие черные, что свет едва проходит. Представляете, чем мы тут дышим?
От аэропорта до Красноярска 40 километров. И всю дорогу люди жаловались, стоило мне лишь упомянуть о местной экологии. И все это не последствия какой-то экстренной ситуации, а повседневная жизнь миллионного города.
Попробуем разобраться.
Официальной датой основания Красноярска считается 1628 год, когда казаки построили острог Красный Яр. Место для будущего города на Енисее выбрали удобное — в глубокой котловине, укрытой от ветров северными отрогами Восточных Саян. И кто тогда мог представить, что 400 лет спустя в этой котловине будет жить больше миллиона человек, а изначально плохую вентиляцию городского пространства усугубит еще и бездумное строительство многоэтажек на окружающих сопках.
Следующей экологической проблемой Красноярска стала ГЭС. При ее строительстве в 1950-1960-х годах были затоплены огромные территории. Красноярское водохранилище — одно из крупнейших в мире, и это не могло не сказаться на местном климате. Предполагалось, что протяженность незамерзающей полыньи ниже будет не более 30-40 километров. На деле оказалось около 300, и теперь даже в 40-градусные морозы вода в Енисее не замерзает. Как результат — в безветренную погоду на высоте 100-150 метров город, как крышкой, накрыт облаком водяного пара.
Следующим фактором, существенно повлиявшим на экологию Красноярска, стал Канско-Ачинский угольный бассейн и конкретно Бородинский разрез, находящийся в 150 километрах от города. Бурый уголь весьма высокого качества добывается здесь открытым способом. При сегодняшних объемах его добычи только разведанных месторождений хватит на 500 лет. А вот разработанных газовых месторождений поблизости нет. Естественно, что при таком положении дел именно бурый уголь используется для отопления края. На буром угле работают местные ТЭЦ, потребляющие около 6 миллионов тонн в год, больше 40 городских котельных, углем отапливается частный сектор, а это 13 тысяч печей и каминов.
Теперь небольшой расчет. Зольность бородинского бурого угля — 5-8 процентов. То есть при сгорании 100 тонн угля получается 5-8 тонн золы. А сколько ее уходит в трубу?
Возьмем для примера муниципальную котельную на улице Металлургов, расположенную внутри жилого микрорайона. Рядом школа и детский сад. Построили котельную в 1952 году, и в то время она считалась образцом инженерной мысли. В год здесь сжигают 28 тысяч тонн угля, обеспечивая теплом и горячей водой 81 многоквартирный дом. Заявленная степень очистки — 80 процентов. По словам специалистов, ежегодно в воздух через 35-метровую трубу уходит больше тысячи тонн твердых выбросов, которые рассеиваются по окрестностям.
— Ведрами сажу с балкона убираем, — жалуется местный житель. — Окна невозможно открыть, если ветер в нашу сторону дует. Добавьте к этому выхлопы от 15-20 грузовиков, которые ежедневно подвозят уголь.
Добавим. Автотранспорт, а точнее его выбросы в атмосферу — еще одна важная составляющая катастрофической экологии Красноярска. По населению город занимает двенадцатое место в России, по автопарку — третье. Две машины на семью здесь не роскошь, а норма. Большое количество крупных промышленных предприятий позволяет красноярцам неплохо зарабатывать.
И ездить на работу им далеко не приходится. Расположены промышленные предприятия тут же, в черте города: алюминиевый завод, машиностроительный, каучуковый, цементный, цветных металлов… Всего на территории Красноярска более 17 тысяч предприятий, организаций и учреждений — и это только официально зарегистрированных. Не знаю, сколько мелких предприятий и мастерских находятся в теневом секторе, но, прогуливаясь по Железнодорожному району, наблюдал дымящие трубы самодельных котельных в окружении полуразваленных сараев и складов.
А теперь представьте все это в совокупности да еще в безветренную погоду. Представили? В 2016 году в режиме черного неба город прожил 58 дней, в 2017-м — 43 дня.
Одной из причин моей поездки в Красноярск стал экологический митинг, проводившийся 7 апреля. Ожидался острый приступ народного гнева с непредсказуемыми последствиями. Ничего подобного, однако, не произошло.
Собралось примерно 600-650 человек — и то если учитывать гуляющих в субботнем парке мамочек с колясками. Столь скромная явка для миллионного города — при том что проблема реально беспокоит его граждан — удивительна.
— Почему так мало народу пришло? — спросил я у девушки, переминавшейся с ноги на ногу на периферии митинга.
— А чего ходить, уже столько раз об этом говорили, всем надоело.
— Вы думаете, это все тут на самом деле? — присоединилась к разговору ее подруга. — Они свои политические проблемы решают. Побазарят и разойдутся.
В это время до микрофона добрался парень с внешностью бойца первой линии — есть у футбольных фанатов такая категория «суппортеров».
— Я простой пацан с микрорайона, вы меня знаете! — начал он свой «заряд». — Они нас травят! Они хотят, чтобы мы все сдохли! Скажем им нет! Мы за чистое небо! Все вместе: мы за чистое небо!
— Чистое небо! Чистое небо! — вразнобой и без особого энтузиазма поддержали «пацана с микрорайона» красноярцы.
Следующим на сцену вышел «один из самых известных дедушек Красноярска дядя Боря». Что он хотел сказать собравшимся — я так и не понял, поэтому подошел к нему отдельно.
— Так кто же виноват в том, что в Красноярске нечем дышать?
— Виновато то движение новой формации, которое называется дикий капитализм. Все стремятся рвануть под себя, а там трава не расти, — сформулировал гражданскую позицию 73-летний дядя Боря.
— А при Советском Союзе лучше было?
— Может, и лучше было, потому что не было так много машин. Тем более импортных, тем более вчерашнего дня, тем более 23-го дня… Любая машина несет с собой экологическую каку.
— И что же нужно сделать, чтобы экокаку победить?
— Вот тут 300-500 человек пришли, пусть каждый по дереву посадит и будет за ним ухаживать… Дуб, кедр, березу, как мэр сказал. Но все упирается в деньги, тем более сегодня, когда весь мир ополчился на Россию.
Следующим собеседником стал член оргкомитета движения «За чистое небо» и, как он сам представился, «специалист по информационным технологиям» Евгений Ходос.
— В чем, на ваш взгляд, главная проблема Красноярска?
— В первую очередь в том, что нет запроса от общественности. Власти работают по простому принципу: если люди к ним обращаются, например, по теме здравоохранения — они занимаются здравоохранением. Я абсолютно уверен, что инициатива снизу может мотивировать власти вовлечься в этот процесс.
— Во-во, он сам в депутаты пролезть хочет, поэтому все тут и ходит, — встряла в разговор сердитая женщина, давно уже приметившая журналиста.
— Это вы так считаете, — огрызнулся Ходос.
— Ну, а что же конкретно нужно сделать, чтобы небо над Красноярском стало чистым? — продолжил я допрос специалиста по технологиям.
— Вначале выделить средства. Провести газ, поставить жесткие ограничения предприятиям на выбросы, организовать общественный экологический транспорт, запретить вырубку зеленых насаждений…
— Но ведь только на то, чтобы провести к вам газовую трубу и построить газораспределительные станции, нужно потратить около 300 миллиардов рублей. К тому же экономика региона во многом построена именно на добыче угля. Покупая чужой газ, вы рискуете потерять целую отрасль собственного производства, — привел я несколько очевидных аргументов.
— Вы повторяете риторику финансово-промышленных групп угольной генерации…
— Газ нам не нужен, — вмешалась в разговор очень активная . — От газа дома взрываются. При нашей эксплуатации это абсолютно бесполезное дело. Одни только экологические нарушения. Вы представляете, когда газопровод тянется, сколько он земель убивает? Пока газ востребован за границей, пусть его туда продают за доллары. Доллары нам нужны. И уголь нам нужен для частного сектора. Бесплатно его надо отдавать, и электроэнергию бесплатно. Потому что нарушена экология, затоплены лучшие земли. Раз на Енисее ГЭС построили, пусть теперь нам электроэнергию бесплатно дают.
— Почему вы пришли на митинг? — спросил я у мамы с коляской.
— Потому что меня не устраивает экологическая ситуация, которая сейчас в Красноярске. Я приехала сюда 15 лет назад, и раньше такого, как сейчас, не было. У моего младшего сына аллергические реакции — кашель, сопли. В некоторые дни мы даже из дома не выходим, потому что без вариантов.
— Так кто же виноват и что теперь нужно делать?
— Даже не знаю. Сократить количество автомобилей мы не можем. Наверное, нужен какой-то контроль за частным сектором, за всеми этими шиномонтажками…
Те же вопросы задаю депутату законодательного собрания Красноярского края Елене Пензиной. Елена Евгеньевна рассказывает об исследовании новосибирских ученых, которые доказали, что во всем виноват Енисей: из-за потепления образуются вихревые потоки, и ветра дуют не туда, куда нужно. Но поскольку изменить русло реки вряд ли удастся, заводы закрыть нельзя, а газа в обозримом будущем не предвидится, нужно сажать деревья (по 120 тысяч в год) и вовремя убирать городской мусор.
С посадкой деревьев и вырубкой мусора соглашаюсь и интересуюсь мнением депутата о чистоте самого мероприятия.
— Я думаю, у «зеленых» все как обычно — пятьдесят на пятьдесят. Начинается все с искренних мотивов, а потом под это дело появляются деньги. В прошлом году брендирование было очень заметно: плакаты у всех были одинаковые. Лично я митингам предпочитаю конкретные действия, но мероприятия такие посещаю, чтобы почувствовать энергетику. Экология — это единственная вещь, которую в отсутствии культуры и частной собственности человек готов защищать. И хорошо, что молодежи много.
Молодежи было действительно много. Но вела она себя как-то уж очень индифферентно. Весь митинг у сцены уныло простоял молодой человек с транспарантом «Закройте завод ферросплавов». И было ему невдомек, что этот завод даже еще и не начали строить. Был такой проект в Красноярске пару лет назад, но от строительства тогда же и отказались.
В 14 часов митинг закончился, и участники мероприятия разошлись по домам.
Митинг не убедил. Создалось впечатление, что собравшиеся люди плохо себе представляли, в чем проблемы города, и еще меньше — как их решить. Но вряд ли стоит в этом винить горожан. Факторов, влияющих на экологию Красноярска, действительно много, и все они запутаны и переплетены с интересами разных социальных групп, с экономикой, политикой, производством, финансами.
Действенного способа решить все экологические проблемы быстро и эффективно не существует. Нельзя остановить Красноярскую ГЭС, нельзя изменить русло Енисея. Нельзя закрыть градообразующие предприятия, как требовали на митинге некоторые романтически настроенные ораторы. На то они и градообразующие, чтобы у людей была работа и город существовал. И вывести их за черту города не получится — для этого нужно все строить заново, включая необходимую инфраструктуру.
Улучшить местную экологию мог бы переход на газ. Но вероятность того, что этот проект будет реализован в ближайшее время, минимальна. Кроме всего прочего, сторонникам газификации стоит знать, что проведение газа в частные дома, даже на пути газопровода, обходится нынче не в одну сотню тысяч рублей. Плюс рост тарифов ЖКХ.
Это то, что сделать нельзя. А что можно?
Можно существенно сократить вредные выбросы в атмосферу. Депутат Пензина рассказывала, что на КрАЗе и КрасМаше это уже делают, и под экологические проекты выделены значительные средства. Не верить депутату у меня причин нет.
А вот то, что я успел увидеть собственными глазами.
Примерно 20 процентов вредных выбросов Красноярска — на счету трех больших ТЭЦ, обеспечивающих город теплом, горячей водой и электричеством. Вместе они сжигают в год около 6 миллионов тонн угля. Мне удалось договориться с представителями Сибирской генерирующей компанией (СГК) и посмотреть, как работают ТЭЦ-1 и ТЭЦ-3. Отдельное им за это спасибо.
ТЭЦ-3 — мощная тепловая электростанция, построенная в 1990-е годы. Ее мощности хватит на то, чтобы без потери качества отключить большую часть красноярских муниципальных котельных. Включая ту самую, на улице Металлургов, о которой я рассказывал выше. Ее закроют уже нынче летом, а землю передадут городу. Закрытие примерно 30 городских котельных с трубами по 30-35 метров и степенью очистки 80 процентов существенно улучшит ситуацию в городе. Сама ТЭЦ-3 снабжена электрофильтром с КПД по улавливанию пыли 99,7 процентов и 275-метровой трубой.
Я видел этот фильтр. Он похож на семиэтажный дом и работает следующим образом: частицы пыли, проходя с потоком газа в электрическом поле, получают заряд, заряженные частицы перемещаются к электродам с противоположным знаком, осаждаются на этих электродах, а осевшая пыль стряхивается в специальные емкости.
Никакой выгоды от тайных отключений фильтра в ночное время, как шепотом гласят городские легенды, нет. Более того, его просто невозможно отключить. Кстати, поразила чистота на самой станции. После городских котельных помещения ТЭЦ-3 похожи на хирургические палаты.
С ТЭЦ-1 проблем пока больше. Станция была запущена в 1943 году. Ее трубы недостаточно высокие — 105-120 метров. А циклонные уловители очищают выбросы всего на 96 процентов. При двух миллионах тонн сжигаемого угля в год — это проблема.
Но на ТЭЦ-1 уже ведутся работы по модернизации и реконструкции. Одна из труб уже почти разобрана, и на ее месте вскоре начнется строительство новой трубы длиной более 270 метров, которая заменит три низкие. Одновременно будут установлены электрофильтры. По плану модернизация должна быть проведена к 2021 году, но пока она идет с опережением графика. Всех проблем Красноярска модернизация ТЭЦ-1 не решит, но воздух в городе станет на 25 процентов чище.
Когда болезнь невозможно вылечить при помощи радикальной хирургии, медики применяют паллиативную медицину и симптоматическое лечение. Похоже, это и есть тот самый случай.
В 18:00 в городе объявили режим черного неба. Я вышел из гостиницы и задрал голову вверх. Небо было самым обычным городским небом — грязно-голубого цвета с желтыми прожилками заходящего солнца. На берегу Енисея культурно отдыхали двое мужчин интеллигентного вида. Компанию им составила пластиковая баклажка пива.
— Что такое режим черного неба? — спросил я отдыхающих.
— Это когда загазованность большая, — ответили мне. — И дышать нечем.
— Я ничего особо не чувствую. У нас в Москве в Южном округе и похуже бывает.
— Мы тоже привыкли.
— А почему тогда режим?
— Политика, — ответил тот, что в очках, и приложился к баклажке.
