Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
В апреле старшеклассник из Самарской области стал инициатором всероссийской акции против школьных поборов. Идея возникла после продолжительного конфликта с классным руководителем и директором: юноша отказывался сдавать деньги на охрану и уборку школы, навлекая на себя учительский гнев. Видеозаписи, на которых преподаватели грубят ученику и унижают его за «долги», попали на YouTube и привлекли внимание региональной прокуратуры и департамента образования. Добровольно-принудительные сборы на различные нужды в последние годы стали обычной практикой в российских школах. «Лента.ру» разбиралась, как ученики и их родители пытаются противостоять поборам и как поступают с теми, кто отказывается платить.
Конфликт между десятиклассником и администрацией школы города Жигулевска начался еще в сентябре. С каждого ученика собирали по 75 рублей ежемесячно, чтобы покрыть расходы на оплату труда уборщицы. Казалось бы, сумма небольшая, но если умножить ее на примерное число учащихся, получается до 50 тысяч рублей в месяц. Школьник настаивал, что администрация должна отчитываться о дополнительных тратах платежными квитанциями. Учителя парировали, что мальчик «обязан платить», а в противном случае должен приносить из дому тряпку и мыть пол.
Школьника возмутил не столько сам факт сбора денег, сколько настойчивость и грубость, с которой их требовали. «Я отказался платить из-за того, что классный руководитель в приказном тоне требовала деньги, — пояснил он. — Каждый месяц она зачитывала сумму «долга» и отчитывала меня перед всем классом, обзывала дебилом. Дальше был разговор с директором, в котором она сыплет оскорблениями, говорит, что я опозорил своих родителей. Разговор был под запись, я выложил его на YouTube и обратился в прокуратуру».
Ученик собрал подписи одноклассников против поборов. Учителя трактовали этот поступок как предательство и начали открыто травить весь класс. Прокуратуру происходящее в школе заинтересовало, началась проверка. В отношении директора Ирины Русских уже возбуждено административное дело, решается вопрос о возбуждении уголовного.
«Ролики с классным руководителем и директором начали вирусно распространяться по сети, — рассказывает Андрей. — Мне писали другие школьники, которых так же прессуют на тему денег. Одного парня, например, заставляли ходить на дополнительные занятия — якобы добровольно, но отказаться нельзя. Стоимость — 900 рублей в неделю. Мы рассказали ему, как писать заявление в прокуратуру, и теперь этот факт проверяют. Во многих школах деньги собирают на учебники, охрану, звуковое оборудование, в фонд класса, хотя все это незаконно».
Вместе с единомышленниками Андрей записал видеоролик, в котором призывает других школьников последовать его примеру и не платить за дополнительные услуги в школе. «Мы не предлагаем тебе выходить на митинги, чтобы отстаивать свои права. У нас есть идея получше: мы объявляем всероссийский бойкот школьным поборам», — говорят участники акции.
Видео: Бойкот Поборам / YouTube
Впрочем, идея борьбы с незаконными сборами в школах родилась давно и принадлежит родителям школьников. Уборка, охрана, новая мебель, учебники, рабочие тетради — далеко не полный список трат на нужды учебного заведения, которые покрываются из их кармана. Из-за недовольства постоянными дополнительными сборами группа инициативных родителей создала движение «Нет поборам», цель которого — помогать другим бороться с этим явлением.
Школьная администрация чаще всего прикрывается нехваткой финансирования, утверждают активисты. Государство — то есть региональный департамент образования — недоплачивает школе, и администрация покрывает недостачу за счет родителей.
«Директорам проще собрать с учеников, чем обивать пороги чиновников, выпрашивая средства для школы. Хотя именно это — прямая обязанность руководства. Директор в школе нужен не только для того, чтобы отчитывать за плохое поведение, — поясняет активист движения Кирилл Ишутин. — Но деньги, которые проходят через конверты, — по сути та же взятка. Как и куда они уходят — непонятно. Пожертвования должны быть, во-первых, добровольными, а во-вторых, идти через счет школы».
Несмотря на то что поодиночке каждый родитель не согласен со сложившейся системой, именно отсутствие коллективного возмущения позволяет практике школьных поборов существовать десятилетиями. По большей части тут срабатывает коллективное чувство: «Все платят — и я заплачу». Родители, как правило, думают, что это в порядке вещей. Более того, они опасаются, что отказ негативно скажется на успеваемости ребенка и его отношениях с учителями. Такого «уклониста» могут сделать объектом травли. Родители восстают лишь в случае очевидных перегибов: или слишком много просят, или слишком часто.
Выход из ситуации, по словам Ишутина, простой: объединяться и писать в прокуратуру. «Давление происходит ровно до тех пор, пока не погрозили пальчиком сверху. Директора школ и начальники департаментов чувствуют себя хозяевами ситуации, пока все тихо. Как только дело получает огласку, они идут на попятную. Приходится холить и лелеять ребенка, которого еще вчера перед всем классом отчитывали и унижали. Проблема решается, если начать действовать», — резюмирует он.
Представители родительских комитетов уверены, что ответственность за происходящее должна лежать не на директоре школы или учителях, а на чиновниках, которые занимаются распределением бюджетных средств.
«Как правило, директор оказывается в такой ситуации крайним. Его можно в 24 часа уволить за то, что он не исполняет указаний департамента, — поясняет сопредседатель Петербургского родительского комитета (ПРК) Михаил Богданов. — Деньги, выделенные на школу, ему не принадлежат — они распределяются чиновниками. У них могут быть свои цели, в том числе политические, на которые тратится больше средств. Директора понуждают порой собирать с родителей, а те, в свою очередь, либо скидываются, либо бегут жаловаться в прокуратуру, в то время как источником проблемы являются местные чиновники».
По словам Богданова, в крупных городах в последние годы ситуация со школьными поборами несколько улучшилась, чего не скажешь о регионах. Он отмечает, что дополнительные сборы с родителей — пережиток 1990-х годов, в советские годы подобных практик не существовало. «В 1990-е бюджеты начали превращать в лоскутное одеяло, из которого каждый пытался урвать кусок. Денег стало меньше, и государство начало перекладывать свои социальные обязательства на население», — объясняет он.
Корень проблемы, по мнению сопредседателя ПРК, — в отсутствии комплексной образовательной стратегии. Разбалансировка системы в целом ведет к тому, что денег постоянно не хватает то на рабочие тетради, то на учебники, то на ремонт. В то же время выделяются огромные средства на закупку интерактивных досок, принтеров для контрольных материалов ЕГЭ и другой техники, которая практически не используется.
«Ко всему, что делает Рособрнадзор, очень много вопросов: они ведут слишком бурную деятельность, которая никак не влияет на качество образования. Учебников безумное количество, программа постоянно меняется — очевидно, выгодно это скорее составителям и издательствам. Учителю и директору достается только головная боль», — заключил Богданов.
После удачной реализации проекта Московского центрального кольца (МЦК), который существенно облегчил жизнь столичным пассажирам, правительство Москвы взялось за реализацию нового мегапроекта — Московских центральных диаметров (МЦД). Это, по сути, новое наземное метро, которое пройдет через Москву насквозь и создаст множество новых удобных маршрутов для москвичей. Первые два диаметра, МЦД1 «Одинцово — Лобня» и МЦД2 «Нахабино — Подольск», будут запущены в конце 2019-го — начале 2020 года. Курсировать по ним будут поезда типа «Иволга».
Для обеспечения проекта подвижным составом «Центральная ППК» подписала контракт с «Тверским вагоностроительным заводом» (входит в состав «Трансмашхолдинга») на поставку 24 электропоездов «Иволга». Каждый поезд будет состоять из шести вагонов. В новых поездах будут более широкие дверные проходы, что облегчит посадку и высадку пассажиров, USB-зарядки для смартфонов, крепления для велосипедов, бесплатный Wi-Fi и другие сервисы для пассажиров. Для оплаты проезда пассажиры смогут использовать карту «Тройка».
Максимальная скорость «Иволги» — 160 километров в час, а по диаметрам она будет «летать» с максимальной скоростью 120 километров в час. Интересно, что «Иволга» молниеносно разгоняется и тормозит, ведь расстояния между остановками очень короткие. Аэродинамические свойства поезду дополнительно обеспечивает вытянутая «мордочка» локомотива.
По подсчету экспертов, реализация проекта МЦД разгрузит транспортную инфраструктуру столицы в целом на 10-12 процентов.
«Гомосексуалисты размножаются с помощью пропаганды»
Фото: Paul Hackett / Reuters
Что делать, если геи озверели, а мировая либеральная элита хочет дегуманизировать человечество? Неужели фармакологические компании распространяют в бедных странах презервативы, чтобы снизить рождаемость? Нужны ли социальные пособия бедным и неимущим, когда их ждет царство Божие? Этими и другими вопросами задавались делегаты XII Международного конгресса семей, прошедшего в Кишиневе (республика Молдова). Специальный корреспондент «Ленты.ру»Михаил Карпов побывал на мероприятии и делится своими неоднозначными впечатлениями с читателями.
«У батюшки сразу видно, что он VIP»
В Москве дыхание осени чувствуется в каждом дуновении ветра, а в Кишиневе можно еще спокойно ходить в футболке и нежиться в лучах летнего солнца. Впрочем, если в плане погоды время лишь немного отстает от московского, по общему духу столица Молдовы словно застряла в конце 90-х: на улочках бабушки вовсю торгуют товарами народного потребления, нищие просят милостыню, распластавшись посередине тротуара, и, похоже, молдавские ученые до сих пор работают над таким полезным изобретением, как урна. Урн и мусорных ведер нет, причем не только на улице, но и в гостинице. Сознательным гражданам приходится раскладывать бычки и бумажки по карманам. Несознательным — поступать сообразно ситуации.
Но, конечно, возле величественного Дворца Республики все в порядке. Есть и урны, и даже гигантская ковровая дорожка, спускающаяся от входа в здание и стелющаяся до самой проезжей части. Суетятся подъезжающие гости мероприятия, и только президентские гвардейцы стоят недвижимо и серьезно, запакованные в старомодные мундиры и сжимающие в руках винтовки с острыми штыками. Здесь скоро начнется торжественное открытие XII Всемирного конгресса семей — собрания консервативно настроенной публики со всего земного шара, готовящейся обсудить насущные проблемы. Среди них: главенство церкви, запрет абортов, сексуальных меньшинств, переход со школьного образования на домашнее и реставрация монархий.
В холле прибывшие общаются, знакомятся и зачастую сразу переходят к разговору о повестке дня. Вот стоят несколько американцев. «Я из Юты, но я не мормон, я евангелист», — объясняет один из них другим. Объяснение действительно требуется — штат Юта является настоящим гнездом Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, которая верит, что после своего воскресения Спаситель направился в Америку. Хотя и мормоны тут тоже есть.
Очень много женщин среднего и пожилого возраста. Пока одни обсуждают погоду, другие в деталях рассказывают друг другу рецепты домашнего ароматизированного мыла.
Под ручку с прихожанкой чинно вышагивает протоиерей Дмитрий Смирнов. Изначально планировалось, что мероприятие посетит сам патриарх Московский и Всея Руси Кирилл, однако, вероятно, у него сейчас и так забот полно, поэтому его визит в Молдову перенесли, а отца Дмитрия отправили в качестве его официального представителя.
Священник степенно подходит к лестнице и пытается подняться на второй этаж, в зал, где будет проходить церемония открытия. Это у него получается не сразу — на шее отца Дмитрия нет бейджика, и его останавливает охрана. «Наденьте, батюшка», — передает ему удостоверение спутница. Тот показывает охране на свой немалых размеров крест, машет рукой и произносит: «Да зачем это все…», но бейджик все же надевает. «И вы наденьте! — обращается к прихожанке представитель службы безопасности. — У батюшки-то сразу видно, что он VIP!»
На втором этаже неплохо кормят и поят. Наконец, отворяются двери в зал, и делегаты начинают заходить внутрь под музыку небольшого симфонического оркестра, расположившегося прямо у входа. Оркестр, как это ни странно, играет песню американской рок-группы Coldplay «Viva la Vida», не очень подходящую по духу собрания. В ней в том числе есть и такие слова: «По какой-то причине, которую я не могу объяснить, я знаю, что святой Петр не назовет моего имени. Так было, когда я правил миром».
Наконец все расселись. Звучат первые торжественные и мрачные аккорды некоего музыкального произведения, и на сцену, медленно шагая, выходят юноши и девушки в белых нарядах. Помимо музыки, их выход сопровождает зычный голос, объявляющий: «Мы обязаны жизнью семье. Мы должны верить в правду во всем том, что связано с правдой. Мы должны делать это на протяжении жизни».
На экране позади демонстрируются сцены счастливой семейной жизни. «Вечность может реализовываться только посредством веры, посредством любви к стране, к своему народу, детям и родителям. Мы должны быть единым целым!» — монотонно читает голос, постепенно вводя аудиторию в состояние, близкое к трансу.
На сцену выносят девочку, которой нет и года, и начинают размахивать ею в разные стороны. Ребенок при этом сохраняет поразительное спокойствие. «Суть человека — семья, — продолжает декламировать голос. — Жизнь — это миг!» Ребенка сажают в садок, увитый искусственными растениями. «Все только начинается!» — объявляет чтец. Торжественную музыку внезапно сменяет вальс из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». «Свет порождает свет. Заполните свои души светом! Свят наш дом, потому что порог его каменный, потому что там горит семейный огонь. Он словно колыбель нашей семьи! В доме растут наши сыновья и дочери. Суть человека — семья, — повторяет мантру голос. — Радуйтесь друзьям, сестрам, братьям, имени, которое вы носите, жизни!»
«Нас боятся!»
Юноши и девушки в белых одеждах уносят ребенка в манеже, и в зале воцаряется тишина, которую вскоре прорезает торжественный марш. «Президент республики Молдова Игорь Додон!» — объявляет конферансье. Додон быстрым шагом поднимается на трибуну и обводит глазами зал.
Быстро поприветствовав собравшихся и организаторов, он сразу отмечает важность семьи, которая, по его словам, представляет собой «малую церковь». «Семья в современном мире подвержена эрозии», — тревожным голосом сообщает он. И сразу же поясняет суть проблемы: хотя существуют такие явления, как миграция, депопуляция и социальная незащищенность, главная из них — это «антисемейная идеология».
Он рисует пугающую картину: мужчины-молдаване уезжают на заработки, и дети не видят их годами. Женщины прерывают беременность. В первый класс идет все меньше и меньше детей. По прогнозам социологов, к 2050 (а, может, и к 2020) году население Молдовы сократится на миллион — то есть, на треть.
Что же делать? Конечно, прежде всего, противостоять той самой «антисемейной идеологии» и внедрять традиционные ценности. Четко понимать, что ребенок должен быть в семье, которая может состоять только из мужчины и женщины, а также ходить в церковь. Небольшая часть речи Додона также посвящена социальным проблемам, но в них, по его мнению, виноват либеральный парламент, который, например, не позволяет ввести в стране выплаты материнского капитала. Но скоро выборы, и следующий парламент «будет умнее» — если, конечно, большую часть мест получит партия Додона.
Президент Молдовы завершает свое выступление на высокой ноте — объявляет, что в молдавском обществе «нет места» фестивалям ЛГБТ, которые необходимо объявить вне закона. «Да поможет нам Бог!» — восклицает он, и зал встречает это заявление бурными аплодисментами.
После небольшого видеоролика, в котором вновь читается семейная «мантра», перемежаемая рассказами о красоте Молдовы, место за трибуной занимает президент Всемирного конгресса семей Дэн Брайан, благодарящий бога за такого замечательного президента, приветствующий собравшихся и призывающий бороться за естественную семью в ее первоначальном виде. «Когда мы вернемся домой, у нас будет много проблем, нас будут критиковать! Не показывайте страх, наше дело правое. Нам нужны лидеры, готовые рисковать ради правды!» — патетично восклицает он.
Митрополит Владимир зачитывает послание епископа Иоанна, а протоиерей Дмитрий Смирнов — патриарха Московского и Всея Руси Кирилла. Спонсор Конгресса, грузинский бизнесмен Леван Васадзе, рассказывает о том, что размножаться в «бетонных клетках» человек не может, а значит семья может быть только, если он живет в сельской местности. И вообще, подавляющее большинство конституций стран мира — либеральные, основанные на правах личности. Но это неправильно, и кто-то должен изобрести нелиберальную конституцию, в которой будут зафиксированы не права человека, а права семьи и обязанности человека в семье.
Принц Луи де Бурбон, глава дома Бурбонов, достаточно быстро с темы семьи и традиционных ценностей съехал в горькую ностальгию по временам правления своей династии, впрочем, обернув свои мысли в «семейную» обертку. Раньше, говорил он, Франция была замечательной, и все из-за стабильности передачи власти, которую получали одни поколения мужчин Бурбонов от предыдущих. И это все давало смысл жизни для людей, создавало «естественные иерархии». Король же, разумеется, символизировал единство общества. И вот против этого сейчас борются «зеленые тоталитаристы», которые пришли на смену «красным и коричневым».
Валерий Алексеев, президент Фонда единства православия, прочитал достаточно нудную лекцию об ужасах глобализма, смятении мировых элит, противоестественности однополых браков и конце света. Видно было, что примерно такие доклады он читал в советские времена на кафедре научного коммунизма, заменяя слово «господь» на «Владимир Ильич Ленин».
Особенно запомнилось выступление сенатора Елены Мизулиной, которая, зачитав формальное послание спикера Совета ФедерацииВалентины Матвиенко, перешла к собственной речи. По ее словам, в 90-х годах прошлого века началось «нашествие антисемейных античеловеческих ценностей, основанных на человеконенавистничестве». Она жестко осудила аборты и экстракорпоральное оплодотворение, для которого нужно «сдавать биоматериал». «Чудо рождения всегда неожиданное, как его ни планируй, — отметила она. — Потом именно такие люди становятся патриотами!»
Если же говорить о зачатии плода в пробирке — это искушение, тут нет чуда и эмоций. У таких людей не горят глаза. А свобода личности — симулякр, поскольку она может быть только в рамках естественной семьи. И вообще, что творится! Повсюду идет пропаганда гомосексуальных браков, детей для которых будут поставлять естественные семьи.
Мизулина отметила, что после того, как в России были введены выплаты материнского капитала, а также другие законы, поддерживающие рождение детей, рождаемость в стране выросла «в разы». «Если вы хотите видеть возрождение Молдовы, используйте наш опыт! — призвала она. — Нас боятся, навешивают ярлыки! Не обращайте внимания! И дрогнут крепости этих нетрадиционщиков!»
Затмить такое яркое выступление было сложно, однако африканка Тереза Окафор, директор Фонда африканского культурного наследия, явно старалась. Так, она поведала о том, что Африка является «подарком миру», «оазисом крепости семьи и веры», а также «духовными легкими человечества». Она осудила использование презервативов (так как его якобы навязывают фармкомпании, чтобы снижать рождаемость в странах третьего мира) и отметила, что в ее родной Намибии гомосексуальность запрещена законом, снискав продолжительные аплодисменты зала.
Мир согласно Левану Васадзе
Речь Левана Васадзе заинтересовала корреспондента «Ленты.ру», и он поговорил с грузинским бизнесменом об урбанистике, монархизме, а также о том, как надо жить. Разговор получился длинным, поэтому ниже приводится краткая выжимка из него.
После краха СССР все поехали в города, а сельская местность вымерла. Эта вторая и даже третья волна урбанизма превратила городскую жизнь в ад. О какой свободе личности можно говорить в виртуально-бетонной «матрице», в которой мы сейчас существуем? Более того, в сельской местности функции мужчины и женщины очевидны, а в квартире мужчина теряет не то что пол, а весь смысл существования. Потому что в квартирной парадигме функция заключается в том, чтобы в тапках дошлепать до холодильника, достать что-то и дошлепать до нужника. Соответственно, происходит эрозия того, что делает нас теми, кто мы есть.
Нет, конечно, никто не говорит, что городов не должно быть. Но что такое город? Вот вы в последний раз когда в театр или музей ходили? Мы вообще такие люмпены, шлепающие между квартирой и рестораном и чмокающие эту еду. А нам на это банки дают кредиты, и мы ими обрастаем. Все катится в тартарары.
Или вот, например, поговорим о таком благе, как физическая усталость. В Библии Бог сказал Адаму добывать хлеб в поте лица своего. А у нас какой пот? Создаем себе его симулякр, бегая как белка в колесе в фитнес-клубе. Для чего? Чтобы потом какой-то рельефностью мышцы, которая дряблеет за неделю, покрасоваться перед какой-то феминой, которая тебя потом кастрирует, если ты ей недостаточно понравишься.
Все должно быть наоборот. Должен быть патриархат, когда мужчине начхать на все эти инверсии, которые возникают в матриархальной структуре. Вот ходишь перед этой женщиной на цыпочках, стараешься ей понравится… А она чем больше от нас освобождается, тем больше толстеет, ее функция — кормить, и она начинает кормить себя. Чем больше она толстеет, тем больше селфи снимает и показывает своим подругам: я в тренде!
Стимулировать переселение из городов в деревни не надо. Мы люди восточные — что русские, что грузины. Нам наоборот надо запрещать на уровне государства: мол, сиди у компьютера, не рыпайся! И ты тогда скажешь: э, ты кто такой? И сделаешь все наоборот.
Что касается конституции, в которой будут записаны права семьи, а не человека, то вот, посмотрите. 300 лет назад стали умирать традиционные общества, началась эпоха модерна, антропоцентризма, в которой человек — центр мироздания. Не будем спорить, кто в этом виноват — Декарт или Джон Локк, но индивид встал во главу угла, и он царь, и вокруг него весь мир.
Но против этого выступили немецко-еврейские мыслители, прежде всего Карл Маркс. Он провозгласил революцию против индивидуализма, но уже без бога. Потом начался фашизм и нацизм. Потом и его не стало, а скоро не станет и либерализма, который отделяет человека не только от религиозной, национальной и половой идентичности, но и — последний писк моды — человеческой. Вот этот трансгуманизм и все, что с ним связано.
Династическая монархия — это хорошо, и в ней нет ничего архаичного. Это намного выгоднее, чем каждые четыре года устраивать выборы президента. Вот, посмотрите, в Испании, Голландии или Британии есть монарх и парламент с премьер-министром. И все хорошо.
Но до монархии надо еще дожить. Главное, что вот эта система, когда все едут в город, а там им дают кредиты, чтобы они на них покупали стеклянные бусы, заканчивается. Вот мы вышли из СССР и пресытились наркотиками, сексом и пустотой, следующее поколение все это отвергнет. И вообще, хочешь гедонизма — будь верен супруге, имей детей. Большего кайфа нет. И уезжай в деревню, подальше от бетонных клеток.
Молодым, конечно, это не объяснишь, им надо перебеситься. Главное, не пересекать черту — не начинать тяжелые наркотики употреблять или не переходить к крайним формам сексуального разврата. Вот посмотрите, чем более пустой человек, тем больше у него татуировок. Чем больше он гоняется за свободой… Короче, хотите настоящей свободы — кончайте гоняться за своими «хочу», потому что хочется все больше и больше, и наступает депрессия. 40 миллионов американцев сидят на «Прозаке», благодаря которому у них наступает временная эйфория, а потом — облом. В общем, чем меньше я хочу, тем лучше мне, братцы, а чем больше — тем хуже.
«Ты доволен, Лешенька?»
После церемонии открытия одухотворенные делегаты, предварительно отобедав, разбрелись по всевозможным секциям, проходившим параллельно друг другу в отеле Radisson Blue. Выбор был богатый. Например, можно было послушать, как «международные сети подрывают значение семьи и веры», посетить обсуждение скорейшего запрета абортов, осудить «гендерную идеологию» или узнать, как бороться с противниками в эпоху социальных сетей.
Корреспондент «Ленты.ру», впрочем, решил сначала узнать, каким образом делегаты конгресса собираются взращивать новое поколение, воспитанное на традиционных ценностях. Многие гости и спикеры были увлечены обедом, предоставленным организаторами, и потому вовремя секция не началась. В полупустой аудитории скучали несколько девушек, а на ряд выше сидел пожилой канадец в помятой серебристой жилетке. Канадцу тоже было скучно.
— О, ты молодая! — обернулся он к одной из девушек. — Знаешь, в 20 лет одна проблема — тебе потом будет 30. Я знаю, я это сам пережил.
— Мне 30, — ответила девушка.
— Тебе 30? А откуда ты?
— Из Молдовы.
— Тебе нравится то, что делает президент Додон? — голос канадца звучал так, будто он пытался говорить с туземцами далекого острова, отрезанного от цивилизации, — он медленно проговаривал слова, стараясь как можно более ясно их артикулировать.
— Да, нравится.
— О, хорошо! Ходишь в церковь?
— Да.
— Знаешь, что это значит? — спросил канадец, сложив руку в кулак и потряся им над головой. — Это значит «вау! Господи, спаси и сохрани!»
Постепенно зал заполнился, и первым к трибуне вышел Алексей Комов, управляющий директор компании Classical Conversation, продвигающий образование детей на дому. Улыбчивый подтянутый и холеный человек средних лет в очках, он выглядел как брат-близнец телеведущего Андрея Малахова. Он осудил американские законы, согласно которым дети-трансгендеры имеют право в школах пользоваться туалетами, соответствующими их половой идентификации, а также заметил, что домашнее образование дает лучшие результаты, чем школьное. Комов также отметил, что закон, согласно которому во многих европейских странах родители обязаны отдавать детей в школы, был придуман в гитлеровской Германии, чтобы «индоктринировать их в национал-социализм». Теперь же с помощью него несчастных ребят «индоктринируют» в толерантность и либеральные ценности. Сказав это, он уступил место протоиерею Дмитрию Смирнову.
Тот сразу же заявил, что хотя люди могут сами осваивать объекты знания, без Христа, о котором «стало говорить неудобно», образование рассыпается, поскольку человек «остается в нравственных качествах существом вредным и даже самоубийственным». Смирнов заклеймил «лицемерие европейской культуры». «Вот, мол, у человека есть какие-то там права. Право на жизнь есть у террористов, садистов, но детей можно убивать сколько угодно, и все молчат. Постхристианский человек считает, что проблемы нет», — сказал он, намекая на то, что аборты неплохо бы было поскорее запретить.
«All you need is love!» — по-английски заявил Смирнов, сказав, что нужно строить «малую церковь», семью. Он посетовал на то, что любви человеку сейчас очень не хватает, и ему «грустно жить среди сволочей».
После этого он перешел к описанию собственного детства. По его словам, советские детский сад и школа были для него «сплошным адом», и он поклялся тогда, что если у него будут дети, он их туда никогда не отдаст. Затем он перешел к положительному примеру — у отца Дмитрия есть друг священник, который обучает детей дома, и у него все хорошо.
Он закончил свою речь на том, что детям надо показывать «красоту жизни, ее настоящесть», и тогда они будут ходить в церковь всегда, а не только пока живут с родителями. «Thank you for your attention», — усмехнувшись, проговорил он на английском. «Ты доволен, Лешенька?» — повернулся Смирнов к Комову. Лешенька был определенно доволен, ведь сразу стало понятно, что интересы у него в этом деле не только духовные, но и вполне меркантильные — развивать собственную компанию, занимающуюся образованием на дому.
Зарубежные спикеры примерно повторяли тезисы Комова. Среди них выделялась Мойра Чимомбо из Малави, которая заявила, что, несмотря на слова Терезы Окафор, в Африке не все так хорошо, свирепствует ВИЧ, а родители вступают в отношения инцеста со своими детьми, и не занимаются их воспитанием, потому что не понимают, что в этом плохого. Однако образовательные программы, которые продвигает ее организация SAFE, помогают исправить ситуацию.
Звездой секции стал профессор богословия Алексей Осипов. Он сразу же отверг идею о том, что для повышения рождаемости и качества жизни необходим высокий уровень достатка граждан. Осипов заявил, что человек в наше время «перестал понимать, зачем живет», и в такой ситуации ни о каком образовании идти речь не может.
«О чем говорят? О комфорте жизни, спорте, искусстве, о социальных пособиях, словно человек вечно будет жить на Земле. Этот материализм поражает своей примитивностью. Каждый человек находится под реальностью дамоклова меча!» — возмутился богослов, заявив, что первый вопрос, без которого невозможно говорить об образовании, заключается в том, есть Бог или его нет.
Он заявил, что все обессмысливается без понимания жизни вечной. «Ну знаю я энциклопедию наизусть, и что? Умер, как и те, что ничего не знают», — усмехнулся Осипов. По его словам, жизнь следует рассматривать как «экзамен вечности», и именно это является ее смыслом, а значит и целью образования. «Бердяев был прав, мы перестали понимать, зачем живем, и времени у нас подумать об этом нет. О, бессмертные боги, когда же мы опомнимся!» — патетически произнес профессор богословия, воздев руки к панельному потолку аудитории.
«Сборища педерастов»
Не менее интересная дискуссия развернулась и во время секции, посвященной «гендерной идеологии». В основном, на ней выступали зарубежные спикеры, которые клеймили позором современные западные представления о поле.
Профессор Стивен Баскервиль, автор книги о гендерной идеологии, сразу обозначил, что говоря о гендере, надо сразу говорить об идеологии, потому что гендер — это идеология, и пока сторонники консервативных ценностей не признают это, они всегда будут проигрывать. Он сравнил ее с фашизмом, исламизмом и коммунизмом, поскольку ее пропоненты «подавляют инакомыслие», заставляя общество принимать «извращения», что якобы приводит к понижению рождаемости, популяризации неофициальных союзов и разводам.
Другие спикеры также рекламировали свои книги, говорили, что «уничтожение идентичности мужчины и женщины ведет к искусственному размножению гомосексуалов». Один из них процитировал отрывок из книги Бытия: «И Бог создал человека по образу и подобию своему. Мужчину и женщину, все ясно как день. Мы женщины и мужчины в глазах Господа, и Христос это подтвердил». А значит, ничего другого просто быть не может.
Однако настоящий фурор произвел россиянин Андрей Цыганов, не заявленный в программе, являющийся, помимо прочего, главным редактором ИА «Катюша» и соавтором закона о запрете гомосексуальной пропаганды среди несовершеннолетних, доработанная версия которого была принята Госдумой несколько лет назад.
Взяв с места в карьер, он сразу разложил все по полочкам. Естественное происхождение гомосексуальности — миф. Никто геев к тому же не обижает, а продвигает эти «извращения» в России британское генконсульство, где до недавнего времени все консулы были лицами нетрадиционной ориентации. Виноват во всем режим Ельцина, который «первым делом» в 1993 году отменил уголовное наказание «за педерастию». Теперь же с заразой, ползущей с Запада, позволяет бороться закон об иностранных агентах, который создает трудности для всевозможных прозападных фондов и организаций, которые «продвигают» такие идеи «по продвижению педерастии». «Есть миф, что христиане должны терпеть. У нас есть философ Ильин, который вывел тезис о сопротивлении злу силой, и злу надо сопротивляться!» — завершил свое выступление он, заметив, что его патриотическая организация «успешно срывала сборища педерастов».
Гендер согласно Андрею Цыганову
Корреспондент «Ленты.ру» заинтересовался активистской деятельностью Андрея Цыганова и расспросил его о том, нужно ли, с его точки зрения, принять какие-нибудь еще законодательные меры в отношении «педерастов», или в России уже и так все хорошо. Как и в случае с Леваном Васадзе, беседа получилось объемной, и потому, опять же, «Лента.ру» приводит ее краткий конспект.
Гомосексуалисты размножаются с помощью пропаганды. Основной приток гомосексуалистов возникает или за счет совращения, или за счет навязчивой рекламы. Мы настаиваем если не на криминализации, то на возвращении психиатрического диагноза. Потому что эти гендерные теории — просто педерастия, психиатрическое отклонение.
У нас есть предложения для власти, но политической воли у руководства страны пока нет, хотя не удивлюсь, если скоро она появится. В том, что ее нет, виноваты мифы евроцентризма, из-за которых разрушился СССР.
Чтобы искоренить это явление на Западе, им не надо голосовать за политиков, которые употребляют в речи слово «гендер». Сказал «гендер» — все. Гендер — это слово-паразит, семантический террор, оно ничего не значит, но его накачивают политическими смыслами лоббисты. Европа погрязла в этом самом гомосексуализме и катится на дно.
В России своя норма права, она основана не на прецеденте, а на этических, непрописанных нормах. И согласно им — гомосексуализм является из ряда вон выходящим извращением.
То, что гомосексуалистов 3-4 процента от всей человеческой популяции — это миф. Когда мы проводили слушанья по поводу закона о запрете гомосексуальной пропаганды, у нас выступали крупные психиатры, которые говорили, что гомосексуализм — это синдром неодолимых влечений (так это правильно называется), и встречается он лишь у ничтожной доли тех, которые так себя называют. Это психи, это больные люди. А все остальные — жертвы пропаганды.
Вообще, разговоры о статистике — большая ложь. «Закон о шлепках» и попытки криминализации семейно-бытового насилия — это та же самая история. В январе прошлого года был включен в реестр иностранных агентов центр «АННА», который более 10 лет снабжал нашу Государственную Думу, другие органы власти заведомо ложной статистикой о том, что в России ежегодно от рук мужей погибают 14 тысяч женщин. Эта цифра — абсолютная ложь, они ее взяли с потолка. По-настоящему, по данным МВД, в России от всех видов насилия погибает не больше 400 женщин. А фонд «АННА» принадлежит подруге Хиллари Клинтон, и тут уже сразу все понятно.
Но враг не дремлет, поэтому надо держать ухо востро. С детьми нельзя разговаривать на определенные темы, пока они не достигнут соответствующего возраста. Вот в СССР не говорили о наркомании, и наркоманов не было.
Когда у меня родился третий ребенок, мы выбросили телевизор. У нас со старшей дочкой был случай, когда моя жена увидела в учебнике по ОБЖ гинекологические подробности, которые я, женатый мужчина и отец, не знаю и знать не хочу. И это хотели рассказывать мальчикам и девочкам вместе на уроке в школе в шестом классе!
Я жене говорю: дорогая, сейчас прямо ты идешь к классному руководителю, берешь ее за ноздри, вы идете к директору. И там говорите: если ты, дорогая моя, не хочешь завтра сесть в тюрьму, или чтобы с тобой случилось какое-нибудь несчастье, ты берешь и собираешь у всего потока эти учебники — я проверю лично — отдаешь их мне. Я поехал на рынок, купил на весь поток учебники, и мы их раздали. А эти сожгли во дворе школы.
«Смерти пугаться не надо»
Конгресс продолжался два дня. Многое было сказано, многое, определенно, делегатам предстоит сказать на следующем. Во время мероприятия собравшиеся активно рассказывали о силах зла, противостоящих им. Американцы превозносили Дональда Трампа и призывали молиться за него, в частности, и потому, что он «выступает за права нерожденных детей».
Богослов Алексей Осипов был вездесущ. На одной из секций он рассказал, что есть два рая: христианский и «рай аскариды». Он поведал собравшимся об Атлантиде — вот, жили люди, достигли высших стадий прогресса, а результат какой? То-то. А Бог — это первичная красота, и кроме Бога и вечной жизни человеку никаких благ не нужно.
На церемонии закрытия президент Молдовы Игорь Додон еще раз поблагодарил собравшихся и заверил их, что Молдова будет противостоять навязыванию либеральных ценностей извне. «Мы хотим дружить с [Западом], но свою идентичность будем охранять и сохранять. У нас нет сильной армии, газа и нефти, но есть люди, традиции и история. Зачем это разрушать?!» — задал он вопрос в зал. Все были согласны, что разрушать незачем.
Протоиерей Дмитрий Смирнов восхитился «мужеством и твердостью» президента в противостоянии «силам ада, которые, обнаглев, вылезают из преисподней, потому что хотят установить свой сатанинский порядок». Он уверенно заявил, что если страна будет иметь таких руководителей, ей нечего бояться. «А смерти не надо пугаться, она и так будет», — завершил свою речь священник на положительной ноте.
Двадцать лет назад террористы взорвали дом в Буйнакске. Кому и за что они мстили?
Фото: Олег Булдаков / ТАСС
В сентябре 1999 года в России одну за другой взорвали четыре жилые многоэтажки — в Буйнакске, Москве и Волгодонске. Жертвами этих терактов стали 307 человек, пострадали почти две тысячи. О трагедии в дагестанском городе, где погибли 64 человека, тогда писали меньше всего — он был где-то там, далеко, в полусотне километров от Чечни, где недавно снова началась война. Двадцать лет спустя корреспондент «Ленты.ру»Сергей Лютых побывал в Буйнакске, чтобы встретиться с теми, кто чудом выжил и хранит память о тех, кому выжить не удалось.
Пятиэтажка на улице Шихсаидова была по буйнакским меркам домом новым и престижным. По крайней мере, квартиры здесь стоили заметно дороже. До 90-х в этом доме жили только семьи офицеров 136-й мотострелковой бригады, которая базируется в Буйнакске.
Там жили и супруги Рамазановы — Рамазан и Бубу. Он был начальником гарнизонного дома офицеров, а она — домохозяйкой и швеей. Полы и стены их квартиры украшали вытканные ее руками ковры, лампа в прихожей была с домотканым абажуром из макраме. Десятки местных женщин ходили в сшитых Бубу платьях.
В Буйнакск семья Рамазановых переехала в 1995 году из Карабаха, почти сразу после Карабахской войны. Их сыновья, Саша и Руслан, прилежно учились в школе, ходили в драмкружок. Сашу назвали в честь погибшего в Карабахе сослуживца Рамазана.
1 августа 1999 года главу семейства перевели в республиканский военкомат Дагестана. Через две недели ему присвоили звание подполковника. Сыновья гордились отцом, получившим повышение. В планах у семьи было построить собственный дом и вырастить сад.
За неделю до взрыва Руслан ходил с отцом на рыбалку. Они наловили окуней. Мальчик сам пожарил рыбу и угощал пришедшую в гости подругу матери Зухру Акимову — жительницу Буйнакска, работавшую тогда в доме офицеров.
В день взрыва — в субботу, 4 сентября 1999 года, — Бубу принесла в дом офицеров свой комнатный цветок крокус.
«Я хочу подарить вам этот цветок. Вы любите цветы, они у вас хорошо растут, ваш кабинет утопает в зелени. А у меня он что-то сохнет, и вообще, я хочу вам подарить этот цветок от нашей семьи», — вспоминает ее слова Зухра.
В благодарность за этот подарок, да и просто по давней дружбе, Акимова собиралась прийти домой к Рамазановым, чтобы помочь Бубу с консервированием помидоров. Однако именно 4 сентября в доме офицеров ждали визита проверяющего из Министерства обороны — полковника Жихарева. Новый начальник клуба попросил подчиненных не уходить домой, пока не закончится эта инспекция.
В ту последнюю встречу Бубу рассказала Зухре, что уже через две недели их семья покинет Буйнакск, а затем отправилась домой к мужу, который в этот день приехал из Махачкалы.
Взрыв прогремел в 21:45. Вся семья Рамазановых, жившая на первом этаже, погибла. Машина ГАЗ-52, в которой находилось 2700 килограммов взрывчатки, изготовленной из аммиачной селитры и алюминиевого порошка, была припаркована прямо напротив их квартиры. Ударной волной тело Бубу выбросило из окна кухни на крышу находившихся рядом с домом гаражей. Она вся обгорела. Рамазана и его сыновей, Сашу и Руслана, нашли на третий день разбора завалов. Судя по расположению их тел, мужчина успел обнять детей, попытался их защитить.
«Яхья, твой дом взорвали!»
«Когда произошел взрыв, мы были в автопарке, занимались разгрузкой. Один поехал узнать, что случилось. Вернулся и сказал мне: «Яхья, твой дом взорвали!» Я тогда все бросил и побежал туда», — вспоминает Яхья Гамидович, в то время — начальник склада автомобильного имущества бригады.
Дома у него была жена и трое детей.
«Стеной стояла пыль. В темноте почти ничего не видно было. Обрушилась средняя часть дома: два подъезда по 15 квартир превратились в груду кирпичей. Левая и правая — еще стояли. Однако никакого хаоса не было. Вокруг развалин уже стояло оцепление из милиции и военных», — рассказывает Яхья.
Людей извлекали из-под обломков, везли в военный госпиталь и центральную городскую больницу. Всего насчитали 64 погибших и 146 раненных.
В то время в Буйнакске было много военных, имевших за плечами опыт первой и едва начавшейся второй чеченской кампании. Они уже научились действовать на уровне инстинктов. И это спасло город еще от одной трагедии.
Одним из первых на место взрыва прибыл майор Олег Крюков — опытный командир инженерно-саперного батальона бригады. С ним приехала группа подчиненных. Каким-то чудом он обнаружил возле одного из домов поблизости еще один начиненный взрывчаткой грузовик.
Майор Крюков сам обезвредил устройство за 15 минут до того, как установленный часовой механизм должен был инициировать подрыв, а затем сел за руль этого грузовика и уехал на нем из города. Офицер знал, что в любой момент мог взлететь на воздух, а еще он нарушил инструкцию по разминированию гражданского объекта. Позднее Крюков получит за этот поступок звезду Героя России.
А Яхья Гамидович в это время искал своих родных. Сперва он ринулся в госпиталь, а потом в больницу. Там офицера встретил знакомый, который обнял его и сообщил о гибели супруги.
Трое детей Яхьи — две девочки и мальчик — выжили. Их посекло осколками стекол. «В момент взрыва дети находились в той части квартиры, которая частично уцелела», — объясняет он.
Сын и дочери две недели провели в больнице, а сам он на семь дней уехал в родное село — хоронить жену. В это время дом разбирали, вытаскивали и складывали сохранившееся имущество. Трагедии часто привлекают мародеров, но в этот раз было по-другому: все найденные в развалинах золотые изделия, по словам Яхьи, лежали в одной кучке, откуда выжившие и их родственники забирали свое.
«Люди боялись, что боевики дойдут сюда»
Дом офицеров в Буйнакске стоял прямо напротив той самой пятиэтажки и тоже сильно пострадал от взрыва: уцелело только то, что было сделано из железобетона.
Осколки огромных толстых витринных стекол нашпиговали мебель и музыкальные инструменты. «Сторож чудом уцелел, так как в момент взрыва стоял, прислонившись к колонне», — рассказывает Акимова.
Сама она покинула здание всего за полчаса до этого. Ждала проверяющего до 21 часа. Тот стал отчитывать женщину за то, что в Калининграде и Москве культурно-массовая работа организована иначе. Свидетелем этой сцены стал муж Акимовой, который зашел за ней. Он вспылил и сказал инспектору из Москвы, что немедленно забирает жену домой.
«Мы только в квартиру зашли и вдруг… Обычное землетрясение вправо-влево шатает, а это как-то… Снизу вверх дом поднялся и опустился. Мы на балкон. С балкона в сторону бригады две ракеты: одна выше, другая ниже. И столб пыли. Во всем городе, наверное, окна повыбивало», — вспоминает Зухра.
По словам Акимовой, Буйнакск в то время был фактически прифронтовым городом, в котором все было подчинено одной цели — защитить Дагестан и Россию от наступавшей армии чеченских боевиков.
«Мы ночами не спали тогда. Буйнакск словно вымер. Кто в ополчение ушел, кто куда. Было тревожно, — вспоминает Зухра. — Люди боялись, что боевики дойдут сюда и возьмут город. Мне предложили уехать вообще из республики, но я не сомневалась, что наша 136-я бригада остановит захватчиков. Я знала всех этих ребят — солдат и офицеров».
Военные, милиционеры и ополченцы объединились на передовой, а горские женщины и жены русских офицеров — в тылу. «Полевые кухни не поспевали за бойцами, и женщины несли им туда еду. Без команды. Понимали, что воинам кушать надо», — вспоминает собеседница «Ленты.ру».
На следующий день после взрыва жилого дома в Буйнакск съехались большие начальники, в том числе глава МЧССергей Шойгу. Началось расследование произошедшего.
Акимова помнит, что террорист, который оставил машину со взрывчаткой возле пятиэтажки, некоторое время до этого торговал у дома, чтобы местные привыкли к нему. Люди покупали у него рыбу, овощи, арбузы.
«По нашей заставе пока не стреляют»
Взрыв в Буйнакске стал первым из четырех. Два других прогремели в Москве, третий — в Волгодонске. Жертвами стали в общей сложности 307 человек, почти две тысячи пострадали. Однако почему для первой атаки террористы выбрали небольшой дагестанский город?
За месяц до взрыва, 7 августа 1999 года, началось массовое вторжение бандформирований под командованием Шамиля Басаева и Хаттаба в Ботлихский район Дагестана. Это стало началом второй чеченской войны.
На самом же деле, конечно, никакого начала не было, рассказывают местные жители. Как не было и прекращения первой войны после подписания Хасавюртовских соглашений. Нападения боевиков на дагестанскую землю и российских военных не прекращались.
Зухра Акимова, ставшая известной дагестанской писательницей и поэтессой, написала книгу о 136-й мотострелковой бригаде «Жизнь, отданная Родине», в которой опубликовала собранные астраханцем Борисом Водомским письма его солдат-земляков, погибших в ту вроде бы мирную пору, а также во время августовских боев за Дагестан.
«Здравствуйте, папа, мама, Санек и Васяка! Письмо от вас получил. Большое спасибо. Словно дома побывал. Получил бандероль от бабушки, поблагодарите ее за меня. Хожу в носках, которые она связала. На твою десятку, мама, которую ты прислала в письме, мы с другом купили два лаваша. Папа спрашивает, чем мы тут занимаемся. Да всем. Постоянно ходим патрулировать в город. Если кто-нибудь сбежит, ищем. В основном изучаем уставы, оружие, технику. Я рад, что попал в эту часть.
Вы спрашиваете: «Кто еще из Астрахани служит у нас?» В моем взводе никто… В Гералахе (это Герей-Авлак) есть земляки. Да, в воскресенье сидим в столовой завтракаем, вдруг все застряслось. Оказывается землетрясение. Надо же! Как там бабушка с дедушкой? Привет им огромный. Пусть не беспокоятся за меня. Тете Вере Шкодиной, Ирине и дяде Юре, крестной тоже передавайте привет. Я сразу всем по привету. Писать времени нет. Сами больше пишите».
Автор этого письма, Андрей Сорваков, погиб 28 июля 1999 года. Он сопровождал автоколонну в Цумадинский район. На мосту через реку Андийское Койсу боевики подбили из гранатомета замыкавшую колонну машину, в которой находился солдат.
«Мам, привет! Сегодня мы точно должны уехать. Меня могли оставить здесь, но я решил ехать. Может быть, ты не поймешь, почему я так решил. Если бы я остался, я перестал бы себя уважать. Спроси у отца, может быть, он тебе объяснит, что движет нами в таких случаях. Прости. Как только вернусь, пришлю тебе телеграмму…»
Написавший эти строки военнослужащий Алексей Карцев погиб 17 августа. Его роте дали приказ выйти в указанный квадрат и атаковать противника. На месте оказалось, что боевики значительно превосходят их числом, однако солдаты не стали отступать. Карцев был на броне танка, когда получил смертельное ранение.
«Бабушка, дедуля, дядя, мамулечка, Леночка! Пишу вам из Кизляра. Вы не переживайте. Спросите, почему вас обманывал, уезжал в Дагестан? — просто не знал, как будет здесь работать почта. Не писал еще и потому, чтобы вы не приезжали. Сами понимаете.
Теперь о самом главном. Да, здесь стреляют часто. Но по нашей заставе пока не стреляют. У нашей бригады три заставы. По первой и второй бьют. Наша застава находится на старом рыбоводном заводе. Едим все, что сами себе готовим на полевой кухне. Здесь рядом живут дагестанцы. Хорошие люди. Приносят сыр, молоко парное, сметану.
Мы иногда у них покупаем: стыдно брать так. Хорошие очень люди. Как мы тут несем службу? Заступаем на ночь дежурить, утром сменяемся. Вода есть. Ходим в душ. Вода, правда, наполовину минеральная, сладковатая.
Вот вкратце и все о службе. Не беспокойтесь обо мне. Все будет хорошо. Приедем, возможно, в ноябре, тогда расскажу подробнее…»
Этого бойца, скрывшего от родных службу в Дагестане, звали Александр Никитов. Он погиб 10 сентября 1999 года на сопке в Новолакском районе Дагестана. В те дни основные силы боевиков уже вынудили отступить в Чечню. Никитов был в расчете зенитной установки. Расчет попал в окружение. Солдаты отбивались до последнего, всеми силами пытались сохранить орудие. Под конец командир расчета — молодой лейтенант (его фамилия неизвестна) — дал команду подчиненным уходить, а сам остался их прикрывать.
Уйти им не удалось. Боевики вывели всех бойцов из строя гранатометным огнем. Раненых добили, а тела мертвых изуродовали, в особенности труп того лейтенанта. Сослуживцы Никитова отбили сопку через три дня, но спасать уже было некого.
Существует мнение, что боевые порядки басаевцев были разбиты авиацией, а солдатам оставалось лишь добить их на земле. Но в Дагестане хранятся многочисленные свидетельства о личных и коллективных подвигах, об отчаянных, но захлебнувшихся атаках и невосполнимых потерях.
Именно поэтому у жителей Буйнакска не возникало вопросов, кто был организатором взрыва дома на улице Шихсаидова. Им все было ясно: боевики напрямую мстили остановившим их в Дагестане российским военным и их семьям.
За организацию и исполнение взрыва в Буйнакске в тюрьму отправили восемь человек. Двое — Иса Зайнутдинов и Алисултан Салихов — отбывают пожизненный срок. Одному террористу сидеть еще семь лет. Пятеро уже должны быть на свободе, причем двоих из них отпустили по амнистии.
Дольше всех разыскивали брата Алисултана Салихова Магомеда. Его арестовали в Азербайджане в 2004 году. Тот признался, что по просьбе Хаттаба перевез из Чечни в Буйнакск взрывчатку. Вернее, доставил некий груз, а какой именно — якобы не знал.
Большинство осужденных за тот теракт — дагестанцы. Большинство жертв — тоже.
«В 1993 году дивизию расформировали. Многие офицеры свои квартиры попродавали и уехали, так что в 1999 году в этой пятиэтажке уже было больше гражданских, чем военных», — вспоминает Яхья Гамидович.
В Буйнакске на месте взорванного дома теперь небольшой сквер, мемориал и маленькая мечеть. На каменных плитах выбиты имена всех 64 жертв теракта. На деньги служивших тогда солдат и офицеров в части был построен скромный православный храм. Рядом с ним — стена, выстроенная из необычного приплюснутого кирпича. Она и еще два корпуса казарм сохранились тут с XIX века, когда на месте Буйнакска была крепость Темир-Хан-Шура, в которой размещался Апшеронский полк Русской императорской армии.
В сотне метров от взорванного дома сохранилась такая же пятиэтажка. Они обе были построены в 1974 году на месте старого кладбища. Местных старожилов это несколько смущало. Теперь уцелевший дом весь оброс какими-то несусветными самодельными пристройками: люди продолжали жить, и жить лучше.
«Люди из этого дома получили намного больше денег, чем выжившие из взорванного. Так получилось, потому что они судились, а мы — нет. Некому судиться. Разъехались почти все кто куда», — рассказывает Яхья Гамидович.
Сам он живет прямо напротив воинской части. Яхья Гамидович работает в бригаде в качестве гражданского специалиста. Часть, как положено, обнесена высоким забором с колючей проволокой, а его ограда заросла лозами сладкого темного винограда. Худые загорелые солдаты проходят мимо и срывают ягоду-другую. На них, щурясь от солнца, смотрит переживший теракт сын офицера.
В 2001 году жертвам взрыва в Буйнакске дали ордера на новое жилье. Семья Яхьи Гамидовича получила ключи от трехкомнатной квартиры в подмосковном Чехове. Однако мужчина решил отказаться — остался верен Буйнакску и своей бригаде.
Здесь, среди коллег, вдовец встретил новую любовь, и эта женщина подарила ему еще одного сына.
А за плечами бойцов и командиров 136-й мотострелковой бригады теперь уже не только две чеченские кампании, но и поход в южноосетинский Цхинвал.
Тех, кто погиб 4 сентября 1999 года, и военных, и гражданских, здесь вспоминают, как погибших в бою солдат: возложением цветов, маршем и салютом почетного караула. Будет также театральная постановка к 20-летию трагедии.
А еще в бригаде часто вспоминают Олега Крюкова, в честь которого теперь названа одна из улиц в Буйнакске. Этот офицер в тот трагический вечер вступил в схватку с невидимым противником и победил, сумев предотвратить второй взрыв, сохранив десятки жизней.
В России слабые регионы регулярно получают дотации из федерального бюджета, но жизнь в них особенно не меняется. Этого и не произойдет, пока там не найдут собственные конкурентные преимущества. Так считает профессор географического факультета МГУ, эксперт по региональной экономике Наталья Зубаревич. Но еще до этого, по ее мнению, в стране нужно изменить систему институтов и начать поддерживать деньгами как раз перспективные, а не депрессивные регионы. И перестать бояться внутренней миграции. Почему риски регионального неравенства преувеличены, эксперт рассказала на Х «Чтениях Адама Смита» в Москве. «Лента.ру» публикует главное из этого выступления.
Модернизация мозгов и дедовский патернализм
Пространство никогда не развивается равномерно. Соответственно, неравенство является основой развития, потому что территории развиваются, опираясь на те или иные конкурентные преимущества.
Я в разные регионы езжу и всегда тестирую публику там: какие у вас преимущества? И вы знаете, тут даже не поведенческая экономика, тут либо тупой патриотизм, либо тупая чернуха. Либо «нет ничего», либо «все у нас отлично». Рациональность — полезная история, когда вы хотите понять страну, и мы попробуем это сделать вместе.
Вот набор конкурентных преимуществ — назовите мне российские конкурентные преимущества, как вы их видите. Ресурсы? Даже не обсуждается. А что-нибудь еще есть? Человеческий капитал — для оптимистов. Еще что-то найдете?
Агломерационный эффект. У нас каждый пятый россиянин живет в городе-миллионнике, на минуточку. Нам есть, вообще-то, как формировать преимущества от эффекта масштаба, экономя на издержках. И в городах не менее важен эффект разнообразия. Есть у нас это? Другое дело, что все это обставлено такими институтами, что они этим преимуществам очень плохо дают реализоваться.
Если мы вспоминаем про неравенство еще раз, территории развиваются по центр-периферийной модели. В России она работает как часы. Все центры самого разного уровня, от райцентров до Москвы, стягивают ресурсы — человеческие, финансовые, — и при хорошо действующей системе взаимодействия эти ресурсы концентрируются, рождая инновации. А потом инновации тихо-мирно распространяются на периферию.
Только проблема в том, что стягивать у нас получается хорошо, институционально все отстроено, а вот сгенерить инновации и потом направить их на периферию в России получается плохо. Как вы думаете, если взять великие «дураки и дороги», что жестче препятствует движению? Дороги, конечно, имеют значение. Без сомнения, в стране с плохой инфраструктурой инновации не очень здорово распространяются. Но вы обратили внимание на то, с какой скоростью пролетел страну сокол телефонизации? Ведь получилось! Частный бизнес поставил все, что нужно. Сейчас — интернет. Медленнее, но пролетает. А вот модернизация образа жизни, мозгов, уход от патернализма нашего дедовского как-то вот туда, на периферию, не очень двигается.
И здесь вопрос не только дорог. И здесь вопрос скорее не дураков. Институтов и ценностей. С ценностями проблема.
Страна середины без преимуществ
Теперь вот наша дифференциация. Тоже картинка, которую я везде показываю. Если вам будут ставить, что мы страна чудовищных различий, — расслабьтесь и попробуйте не обращать внимания. Мы — страна безумно большой середины без явных конкурентных преимуществ. Потому что те, кто наверху — все их знают, это Тюменская [область] с округами, Сахалин, Москва, — у них все в порядке, либо это агломерационный эффект суперразвитых городов, либо это огромная концентрация ресурсов. Если мы берем аутсайдерскую группу, то ее тоже все знают.
Но беда-то в том, что у нас относительно развитых немного. А вот эта зона [средних регионов] — гигантская. Это значит, страна в большинстве территорий имеет такой невнятный набор конкурентных преимуществ, который надо еще от пыли отчистить и под микроскопом посмотреть. И тогда сразу диагноз. Если явных конкурентных преимуществ нет, то вы не пробиваетесь через барьеры российских институтов, правил игры. Поэтому без институциональной расчистки эта середина не вылезет, она так и будет полуполная-полупустая. Это ведь не только точки, регионы. Это люди.
У нас ровно так же в регионах-лидерах каждый девятый живет, приличная, почти пятая часть, — в относительно развитых, что радует, ведь это перспектива, это надежда. Но почти две трети — опять середина. С аутсайдерами явно не заморачивались. Для такой страны, как наша, это не так много. Можно перераспределять, и ничего смертельного в этом нет. Проблема России не в неравенстве, еще раз. Проблема в гигантской середине, малоподвижной, мало меняющейся вследствие кирпича плохих институтов и отсутствия явных преимуществ.
Будет ли это меняться? Сможем ли мы выйти из этой колеи? Вот вам прогноз Росстата. Это структура инвестиций по 2017 году. Куда пошли деньги в России? Почти 15 процентов всех инвестиций в стране — Тюменская область с автономными округами. Вопросы есть по слезанию с нефтяной иглы или вам все понятно? Вторая порция — 12,5 — Москва. Добавляем, по-честному, еще четыре с лишним, итого 17 — Московская агломерация. Вопросы есть? 30 процентов всех инвестиций в стране пошли в территории с суперконкурентными преимуществами. Вот и все. Эта матрица воспроизводится.
О значении нефтегазовой ренты
Теперь обратите внимание, как она еще институционально дополняется. Ведь преимущество Москвы как крупнейшей агломерации объективно: концентрация всего и вся, это все работает. Но помимо этого — суперинституциональное преимущество столичного статуса в сверхвертикальной стране.
Вы здесь такие крутые и умные, потому что живете в агломерации, но у вас или у ваших родителей, друзей заведомо больше доходов еще и потому, что столица стягивает почти все качественные рабочие места, за исключением тех, которые немного перепихнули в Санкт-Петербург. Вы знаете, как это происходило. Рента просто перешла в Санкт-Петербург, и он ожил. Генерятся новые рабочие места. И, в том числе, за счет того, что туда переехала «Газпром нефть», «Газпром» уже доползает окончательно. Появляется спрос, появляются качественные рабочие места в сервисах.
Посмотрите на долю Москвы и Санкт-Петербурга. Питер в 2,5 раза меньше. Вот вам, институты имеют значение. 42 процента всей внешней торговли, включая 42 процента экспорта, сидит в Москве. Москва, что, нефть с газом качает? Нет, она просто централизует на столицу за счет штаб-квартир.
Поклонник вы Собянина, не поклонник, это не суть важно. Давайте обратимся к цифрам. Если взять расходы всех бюджетов регионов, на транспорт, от 60 до 69 процентов — это доля Москвы. Вы понимаете, что может этот город сделать? А если мы возьмем не к ночи будет упомянутое благоустройство, то это под 60 процентов. Вся остальная страна благоустраивает себя на 40 процентов, а Москва — на 60. И ни в чем себе не отказывайте в других регионах, когда соберетесь все это делать. Это же фикция. Но это фикция ровно потому, что стяжка денег на Москву фантастическая. И у них деньги не потому, что Собянин крутой, а потому, что страна с точки зрения налогов так устроена.
Мертвому не больно
Ключевой вопрос — где сидят самые глубокие барьеры, которые нужно преодолевать. В том числе, может быть, через либеральную идею, хотя мой внутренний голос мне говорит, что она будет преодолеваться через левую идею, и этот риск — он, в общем, понятен.
Обратите внимание на дифференциацию регионов Российской Федерации. Вы увидите, что, как и во многих странах, неравенство между регионами росло, а потом аккуратненько начало падать. Мы еще не досчитали последние два года, там они довольно стабильные. Почему стало сокращаться экономическое неравенство, можете догадаться? Примерно с середины нулевых? В середине нулевых у нас перло, как больше никогда не было. У нас были годы, когда реальные доходы населения росли на 11 процентов.
Правильно — нефтяная рента поперла. У государства появились ресурсы на перераспределение. Деньги перекидываются в менее развитые регионы, идут в их бюджеты. Соответственно, расходы на образование растут, на здравоохранение, соцзащиту, культуры и далее по списку, и это все считается ВРП (валовой региональный продукт — прим. «Ленты.ру»). Перераспределение мощной нефтяной ренты смягчило экономическое неравенство.
Неравенство по доходам сокращалось до последнего кризиса 2015 года, сейчас легло на дно. И это означает, что мы страна, которая смогла довольно прилично снизить межрегиональные неравенства по доходам. Хорошо это или плохо? Отвечу — хорошо.
Теперь смотрите: мы, казахи, Украина. Кто как развивается? По неравенству региональному мы были с Казахстаном примерно одинаковыми. Две нефтегазовые страны, судьбы похожи. И вы видите, что мы начали смягчать [региональное неравенство] в середине нулевых, а казахи немного подумали в эту сторону, а потом остановились. Там особо насчет социальных вещей не заморачиваются, там гораздо более жесткий либеральный режим. И только Украина демонстрирует устойчивое нарастание неравенства. В чем причина? Нет ренты. Нечем выравнивать. Жизнь идет так, как она идет. А она идет по-простому. Те территории, — вы помните, с чего я начала? — где есть конкурентные преимущества, они больше, сильнее притягивают инвестиции бизнеса, развития, и неравенства позже из них вырастают.
Совсем другая ситуация на рынке труда, то вверх, то вниз. Давайте я вам вопрос детский задам. Есть регион, в котором все плохо, всегда, и рабочих мест нет. Есть регион живой, в котором создаются рабочие места. В кризис где положение ухудшится сильнее? В живом. Потому что мертвому не больно. Поэтому у нас рынки труда демонстрируют сближение в кризисы [между Россией, Казахстаном и Украиной] и разрывы [в благоприятный период]. У нас вообще рынок труда, хоть мы его обычно плохим считаем, абсолютно четко реагирует на ситуацию. У Украины тоже, как-то. А вот чудесный Казахстан, который забил на экономические циклы. У них система регистрации безработицы близка к никакой, у них уровень безработицы один процент. Все хорошо. Так что если вдруг захочется подрихтовать картинку…
Почему я и говорю, что мы абсолютно не самый жесткий вариант. И эти вопли, крики… Я даже как-то у президента прочла фразу, что в 80 раз душевой ВРП больше у богатого Ненецкого автономного округа, чем у бедной Ингушетии. Так вы как считали? Вы, на минуточку, стоимость жизни заложили? Вы понимаете, что регион, в котором 50 тысяч живет [Ненецкий автономный округ], его вообще сравнивать ни с чем нельзя. Знаете ли вы, что там половина людей — это вахтовики, если не две трети? Они в знаменателе «подушевки» не сидят.
Не надо приписывать стране экстремальных проблем там, где у нее их нет. У нас слишком много реальных, больших и тяжелых, проблем.
Мы прилично выравнивались, особенно по доходам; казахи утомились на этом пути, и в кризис уже пошел рост неравенства.
Догоняющие страны делают ставку на сильные регионы
Теперь про то, как живут другие, что они делают. Потому что, если читать документы о региональной политике, становится плохо, потому что: а) за все хорошее против всего плохого, а так не бывает, все имеет цену; б) чудная невнятица стратегических направлений. Вот сейчас я вам рассказываю картину жестко, как она есть в мире.
Логика номер раз: догоняющие страны делают ставку на сильные регионы. Потому что они бегут быстрее и тащат за собой страну. Развитые страны гораздо более гуманитарно-ориентированные, долгое время просто кормили трансфертами менее развитые регионы. Это, конечно, Евросоюз. Толку оказалось немного. И потом, где-то в нулевых, поменяли стратегию: в более слабых регионах стали искать точки роста, методами проектного финансирования начали их вытаскивать.
У кого что получилось? Конечно, чемпионы мира по неравенству — кто говорит Бразилия, кто говорит Китай. Я спорить не буду, это смотря что считаете, [индекс] Джини или фондовые коэффициенты. Мы рядом с ними, даже чуток помягче. Первое, что было сделано в Китае, — стимулирование массовой миграции в территории с конкурентными преимуществами. У нас такое происходит? Даже стимулировать не надо! Руки в ноги и — в Москву. В крайнем случае — в Питер. Но они [Китай] стимулировали миграцию к побережью, и они стимулировали в крестьянской стране с низкой мобильностью. И у них это получилось. Гигантский переход.
Теперь вот вам [большое] китайское неравенство. И они живы до сих пор и продолжают развиваться. Я понимаю, что у Китая могут быть какие-то проблемы, как у всех, но, в общем, я бы из-за них сильно не заморачивалась с точки зрения пространственных диспропорций. Восточный пояс — суперконцентрация экономики. Уже заходит экономика вглубь, и даже на тяжелую периферию, кроме Тибета. В Сычуане уже все неплохо. [Развиваются] точки, где месторождения нефти либо крупный региональный центр. На стыке с казахской границей они сделали очень приличную зону. Поэтому китайцы в этом смысле предельно рациональны и, я вам честно об этом скажу, очень умны в своей территориальной политике.
И вы знаете, там есть очень важная вещь. Первое — они играют вдолгую, и второе — они не любят себя пугать, как мы. То китайская угроза, то европейская угроза, то американская… Они просто делают по уму и долгу.
Чем они отличаются в своей политике? Они видят дифференцированные цели. И для востока страны, который уже развит, это усложнение экономики, рост потребления, развитие агломераций — все по уму. На территориях северо-восточных, где советская индустриализация, — убирать советское железо, пускать частный бизнес, учить людей. И идти из побережья вглубь у них получается. И на западе, в слабо развитых территориях, — инфраструктура, города, образование. То есть точки, за которые они эти территории вытаскивают.
Вот когда вдруг вам на глаза попадется «Стратегия пространственного развития Российской Федерации», она выпущена будет в декабре, ради интереса сравните, что я вам рассказывала про Китай и что «нарожали» мы. С констатацией там все неплохо, но у нас с вами директивно назначены 40 агломераций, которые мы будем развивать, директивно назначены специализации регионов… Ну, вперед и с песней. Очередная «хотелка». Потому что нет трезвого взгляда.
Что в развитых странах? Вы знаете, здесь уже картинка, когда вошла Центрально-Восточная Европа, и она поразительная. До какой степени наши соседи по карте слева, бывший соцлагерь, делают ставку на развитие сильных регионов. То есть это регионы пристоличные, где-то приморские, где-то граница с развитыми западными странами, потому что всегда плюс — перепад цен, стоимости рабочей силы, инфраструктура и электроэнергия выгодны. И вот вы видите, каким было неравенство между странами и что с ним стало [оно снижалось] и каким было неравенство между регионами внутри стран. Оно не только сохранилось, оно даже маленько выросло. То есть ценой опоры на регионы с конкурентными преимуществами вытаскивается вверх скорость развития всей страны.
И это то решение, которое должны были принимать мы. Но у нас получилось то, что получилось: гиперстоличная агломерация, нефть и газ. Да, страна большая, издержки территориальные есть, но нельзя ли бы как-то поумнее?
Важная история, почему европейцы выравнивают, но они выравнивают не столько экономическое развитие, они пытаются выравнивать домашние хозяйства. Людей, по-простому. То есть нельзя допускать большого разрыва уровня жизни. И выравнивают они не столько через региональную, сколько через очень сильную социальную политику. Лучше, больше помогают бедным домашним хозяйствам. А, поскольку в отстающих регионах доля бедных домашних хозяйств выше, как следствие, происходит некоторое выравнивание и межрегиональных различий.
Устранение неравенств — вопрос морали
(…) Благодаря нефтегазовой ренте мы стали страной с меньшей дифференциацией между регионами. Но тем не менее мы страна с латиноамериканским уровнем неравенства между доходными группами в целом по стране (в 16 раз коэффициент фондов), а в регионах — до 17-18. То есть внутрирегиональное неравенство подоходных групп. Проблема не в межрегиональном неравенстве доходов. Проблема в диком социальном неравенстве по доходам как в целом по стране, так и внутри регионов.
Попробуем как-то суммировать то, что я вам сказала. Будет две стороны. Первая будет близка к либертарианской идее: не режьте курочек, несущих золотые яички. Не мешайте экономически сильным регионам развиваться быстрее. Не отдирайте у них такое количество денег, что это замедляет их экономическое развитие. Знайте меру.
И второе — социальное неравенство обязательно должно смягчаться. И ведь это вопрос не только политических последствий. Это вопрос морали в обществе, это вопрос социальных лифтов для значительной части людей. Поэтому каждая страна на этой кривой [дилемма «равенство — эффективность»] (в каждый момент времени она может быть разной, и решение может быть разным) сдвигает свой выбор либо в сторону роста эффективности, но тогда с равенством будет напряженка, либо в сторону роста равенства, но, пардон, тогда будут вопросы с эффективностью, то есть скоростью развития.
Прежде чем я перейду дальше и покажу, как мы-то это делаем, у меня вопрос к аудитории. Будет три ответа: первое — сдвигаться в сторону эффективности, второе — сдвигаться в сторону равенства, потому что жуть у нас что творится, и третье — все оставить как есть, как-нибудь разберемся. Я его задаю потому, что мне нужно сравнить поведение государства и отношение аудитории.
Теперь я попробую вам объяснить, почему этот вопрос имеет значение. Потому что от того, как мы принимаем решение, формируется наша бюджетная политика — основной механизм выравнивания. Первое, и печальное: оставить регионы в покое, дать им те деньги, которые они зарабатывают, и дальше жить, как живется не получится. Потому что мы страна с чудовищными масштабами перераспределения, от которых мы быстро не уйдем. Как вам картинка последнего [2014-го] нефтяного года, когда еще цена была высокой? 27 процентов всех налоговых доходов федерального бюджета давал Ханты-Мансийский автономный округ, а три региона, с Москвой и Ямалом, — половину всех доходов. Вот [в 2016 году] грохнулась нефть, и вы видите, что теперь четыре — Питер добавился — дают больше половины. Как будете отпускать регионы на свободу, как потопаешь, так полопаешь, поработай сам, при таком адском неравенстве налоговой базы?
Причем государство собирает прежде всего рентные налоги, это налог на добычу полезных ископаемых, и, во-вторых, государство берет НДС, у которого очень сильный агломерационный эффект. Потому что конечное потребление — Москва, Московская область, Питер — там самый большой сбор НДС. Вы как это раздадите регионам? Потому что еще больше вырастут неравенства между [регионами с] суперконкурентными преимуществами и всеми остальными.
В двух словах — как шла наша политика поддержки. Доля дотаций в целом по доходам бюджетов субъектов Федерации все время снижалась. Наше государство стало маленько либеральным. Я скажу поточнее. Наше государство в 2015-м, 2016-м, 2017-м имело дефицит бюджета. И когда у вас дефицит федерального бюджета, что надо делать с регионами? Ну, маленько сэкономить. В 2017-м только начали добавлять, потому что выборы были на носу.
Теперь смотрите на уровень дотационности. Вам нравится вот это? От 85 до, где-то у Ямала, у Москвы, 2-3 процентов. То есть если мы не будем перераспределять, а бюджет — основной инструмент выравнивания, то у нас с вами получится интересная картинка. Как будет воспроизводиться человеческий капитал в слаборазвитых регионах? Ответа на это нет.
Геополитика вместо борьбы с бедностью
Ответ есть на то, почему мы перераспределяем именно так, как мы перераспределяем. (…) Россия не просто много перераспределяет. Она перераспределяет еще и непрозрачно.
Кому мы помогаем? Мы уже договорились, что помогать надо бедным, слабым. Вопрос: эти приоритеты соответствуют критериям бедности? 11 процентов — Дальний Восток (это не критерий бедности; это критерий очень высоких бюджетных издержек, там очень дорого все содержать), 11 процентов — республики Северного Кавказа, и рост с 4 до почти 7 процентов доли Крыма с Севастополем. Это про бедность или про геополитику?
Теперь, как мы довыравнивались. Потому что, помните, принцип оспаривать невозможно. Разбираться нужно в инструментах. И здесь много чего скрывается. (…) Мы дораспределяли чаще всего так, что, если ты бедный, чего тебе трепыхаться, все равно догонят до какого-то стандарта, это где-то 70 процентов от среднедушевых расходов по России. Кто наверху? Два типа: у кого нельзя отнять налог на прибыль и на доходы физлиц, и второе — кто считается главным геополитическим приоритетом. Калининград немножко другая история, там особая зона. Вот как мы выравниваем. Может, в этой модели надо что-то поправить?
И вот я подвожу как бы итог. Мы много берем у экономически сильных регионов? Да. Но мы берем в основном рентные или квазирентные налоги, и это более или менее справедливо. Потому что западносибирскую нефть поднимала вся страна, и дивиденды не могут идти только в Тюменскую область с округами.
Второе. Мы большое перераспределительное государство? Да. И это наша беда, потому что большое перераспределительное государство — это много бюрократии со своими частно-групповыми интересами.
Далее. Мы должны перераспределять? Да, конечно. Но по более прозрачным критериям и не так, «заборчиком», а все-таки дифференциация должна быть между теми, кто топает лучше и топает хуже.
Что еще мы пытаемся делать? Как избавиться от нашей родовой проблемы? Первое: ну если у Москвы так все отлично с рентой, давайте мы и Питеру эту ренту пересадим? Вот, «Газпром» уезжает в Питер, «Газпром нефть» уже там, а Валентина Ивановна Матвиенко вообще родила гениальную идею: а давайте все крупные российские компании рассадим по городам-миллионникам? Вы представляете, какая прибыль будет у «Аэрофлота»? Уже «Сапсанов» давно не хватает, а так летать-то мы будем по всей стране. Конечно, это маразматические предложения, связанные с рентоориентированным мышлением. Это беда российская — видеть прежде всего ренту.
Второе. То, что мы наделали особых экономических зон, стимулирующая политика, — толку грош. Потому что маленькие, плохонькие, и, когда у вас есть вот такая дырочка вымытая, а тельце все еще покрыто коростой, в этой дырочке экономики как-то много не становится.
Про программы развития рассказывать даже не буду, там одна печаль.
Главное в России — не неравенство. В России главная проблема — чудовищные институты, которые задавливают регионы, не имеющие суперъявных конкурентных преимуществ. Это первое.
Второе. У нас не получится хорошо реализовать либертарианскую идею дерегулирования, децентрализации. Не верьте тем, кто будет говорить «сбросим налоги». А что мы можем сбросить? Налог на прибыль, НДС и НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых — прим. «Ленты.ру»). НДПИ — значит, жирные коты получат еще больше. НДС — Москва уже лопается от денег, а получит еще больше.
Нет простого решения. Это беда. Можно поукрупнять все к чертовой матери, [сделать] 5-6 субъектов, но тут-то я начну беспокоиться о территориальной целостности Российской Федерации.
Если мы будем внедрять хоть какие-то вменяемые институциональные меры, пожалуйста, имейте в виду, платой за это будет рост территориального неравенства. Это неизбежно. А вот вопрос по социальному неравенству требует отдельной дискуссии, потому что это не только помощь государства, это инвестиции в человеческий капитал, и они должны быть терпимо сопоставимы на разной территории. В вашей аудитории, я надеюсь, не надо опровергать лозунг «хватит кормить Кавказ»? Я очень устала его опровергать. Ну, пожалуйста, инвестируйте в пенитенциарную систему, у вас всегда есть альтернатива, ни в чем себе не отказывайте. Или в ФСБ на территории Северного Кавказа. Я предпочитаю инвестировать в человеческий капитал. А мобильность России будет расти, и следующие поколения будут более свободны в выборе.
Но я бы сказала так. В моем понимании все очень просто. Быстро в стране ничего не изменится. У регионов права выбора очень мало. У нас вертикальная, очень жесткая система. А у человека право выбора все равно остается. И шоб оно у вас было.