В этом году Минздрав запустил очередной этап реформы медицинского образования. В июне вступил в силу приказ ведомства о новом порядке приема в ординатуру, куда выпускники медвузов поступают для получения врачебной специализации. Прежде выпускники сдавали экзамены по выбранной специальности.Теперь же по всей стране будут действовать еще и единые аттестационные задания. У практикующих врачей да и у самих студентов вызвали недоумение экзаменационные тесты, составленные с ошибками. По просьбе «Ленты.ру» будущие врачи рассказали, как они сдавали экзамены по-новому.

Эксперты медицинского сообщества отмечают, что в целом количество бюджетных мест в ординатурах вдвое меньше, чем выпускников медвузов. Предполагается, что не поступившие ребята пойдут работать в поликлиники. Сами студенты окрестили нововведение «поликлиническим рабством». Встревожены и пациенты. На их форумах все чаще высказываются опасения в связи с идеей ведомства ликвидировать кадровый дефицит в первичном звене таким способом. Получается, что молодым врачам предлагают тренироваться на больных?

Кривые тесты

Владислав, Санкт-Петербург:

Изначально аккредитация (так назвали новые тестовые задания) была подготовлена для будущих терапевтов-участковых, которые выпустятся из медицинских университетов в 2017 году и заполнят поликлиники по всей России уже в сентябре этого года. Для тех же, кто планировал продолжить медицинское обучение, то есть поступать в ординатуру, этот тест являлся, как нам объясняли, факультативным — подстраховкой на случай, если нас туда не возьмут. Но мы живем в России, и очень часто правила здесь меняются по ходу игры. В начале июня, ровно за месяц до подачи документов в ординатуру, аккредитация с вопросами по общей медицине стала обязательной для всех.

Представьте ситуацию: вы студент 4-5 курса медицинского университета, вас интересует травматология. Вы читаете литературу по своей специальности как отечественную, так и зарубежную, занимаетесь с хирургом в отделении, помогаете ему в работе в свое свободное время, присматриваетесь к месту, где хотели бы учиться дальше. Может быть, даже участвуете в конференциях и делаете первые публикации в журналах. К концу 6 курса вы уже отлично разбираетесь в травматологии и готовы сдать экзамен по своей будущей специальности. Но за месяц до поступления все вдруг меняется… Пытаясь закрыть дыры в поликлиниках, министерство рушит мечты многих выпускников о выбранной специальности.

Сами тесты составлены криво. Количество вопиющих ошибок в первоначальном варианте зашкаливало. Доходило до того, что нужно было заучивать неправильные ответы, чтобы пройти пробное тестирование. В разных разделах на один и тот же вопрос правильными считаются разные ответы. Некоторые «правильные» ответы противоречили друг другу.

После многочисленных жалоб Минздраву пришлось удалить часть вопросов. Но это не сделало тест лучше. Ошибки остались, и не только фактические, но и орфографические, грамматические, пунктуационные. Мне, например, на официальном этапе тестирования попался вопрос, правильным ответом на который была «милома» (есть заболевание миелома — прим. «Ленты.ру»). Формулировки же многих из оставшихся вопросов неоднозначны. Конечно, можно подумать, что мы придираемся, но все же этот тест является квалификационной работой для людей с высшим медицинским образованием, которых учили обращать внимание на все мелочи.

Пятерки — не показатель интеллекта

Мария, Нижний Новгород:

Основная масса вопросов в тестовых заданиях была посвящена терапии, часть — неотложной терапии, инфекционным болезням, туберкулезу, совсем немного по акушерству и гинекологии, по хирургии буквально 10-15 пунктов. Некоторые вопросы вызывали смех и недоумение. К примеру: «Какую немедикаментозную терапию можно предложить больному с диареей?» Правильный ответ: отвар из ольховых шишек. Вы это серьезно? Я правда должна это знать в 2017 году, при том что среди медикаментозных средств немало противодиарейных с минимальными побочными эффектами? Самыми сложными для запоминания мне показались вопросы по срокам больничных и частоте врачебных осмотров больных.

Думаю, если ты освоил программу за шесть лет, то написать этот тест выше порога в 70 баллов не станет проблемой. Первый этап прошел в целом безболезненно, но объективный структурированный клинический экзамен (ОСКЭ), который проходил с применением манекенов и тренажеров, вызвал приступ негодования практически у всех. Нормально составили только задания по сердечно-легочной реанимации, экстренной помощи, работе с острым коронарным синдромом. А вот блок заданий по неотложной помощи выглядел странно. В инструкции «как делать уколы» (ее надо знать) — 280 параграфов. Непосредственно к введению иглы в человека мы приступаем на пункте 180. Эта операция длится пунктов 20, а все оставшиеся посвящены правильной утилизации иглы шприца.

К заданиям в ситуационном центре нас готовили долго. Но манекены — это не люди. Например, ЭКГ у них необходимо снимать в конкретной точке, дыхание искусственного «человека» больше похоже на скрип половицы или хрипы зомби. Тренироваться измерять давление нам предлагали на силиконовой руке с аппаратом Короткова — это такой, где стетоскопом надо артерию прослушивать. Их уже практически нигде не используют, даже в глубинке. Отдельные «динозавры» остались только в медицинских вузах.

Цели аккредитации мне понятны: эти знания действительно пригодятся участковому терапевту. Но какое отношение это имеет к ординатуре, остается загадкой. Балльная система, как это было с ЕГЭ, существенно усложнила жизнь многим талантливым ребятам и упростила некоторым, скажем так, не сильно успевающим. Нельзя проводить поступление в медицинскую ординатуру по принципу среднего знания. Я считаю, что претендент на ординатуру по хирургии, например, должен знать хирургию, уметь что-то делать руками, а аккредитационный тест этого не учитывает совсем.

Теперь любой студент с большим количеством баллов может претендовать на любую ординатуру: хочешь — иди в психиатрию, хочешь — в хирургию или вообще медгенетиком. И не важно, есть ли у тебя хотя бы базовые знания по этим дисциплинам. Стаж дает неплохое преимущество (50 дополнительных баллов — за стаж менее трех лет в должности медработника и 80 баллов — за стаж более трех лет). Вот только все годы учебы преподаватели говорили нам: «Что у вас в приоритете? Вы сюда учиться пришли или работать?» То есть многие откровенно не одобряли наши подработки. А теперь, оказывается, это стало чуть ли не решающим фактором для продолжения учебы.

Дополнительные 100 баллов для поступления в ординатуру начисляются за красный диплом. Однако пятерки — давно уже не показатель старания и интеллекта, скорее хитрости и связей. И если ты по невезению своему получил тройку, скажем, по философии, дополнительных заветных баллов ты лишен, даже если оценки по специальности у тебя высокие. Ах да, и дополнительные баллы за стаж получают не все, система начисления — не без странностей. Вот фасовщик товара в аптеке (для этой специальности медицинское образование не обязательно) — это медицинский работник, а ночной дежурный в аптеке — нет.

Как в детсаду

Леонид, Москва:

Второй этап аккредитации, ОСКЭ — который подразумевал практические задания — самый одиозный. Чтобы сдать его, потребуются недюжинные актерские способности. Например, навык общения проверяли по тому, как правильно поздоровался с муляжом руки. За рубежом подобные экзамены проводятся с привлечением актеров. Но их актеров тоже надо обучать. Да и мало у нас в стране профессионалов, кто мог бы дать правильную оценку общения между врачом и пациентом.

Также студент должен был притвориться, что у него в руках фонарик и он им проверяет, как зрачки человека реагируют на свет. Или нужно было картинно, как ковбой в вестерне, осмотреться на предмет потенциальной опасности в помещении, сделать вид, что моешь руки с мылом в комнате без раковины и мыла. В общем, ощущения, как в детсаду. У нас была одна тренировка с муляжами. В повторном сеансе для подготовки к экзаменам нам отказали, отослав в платный центр аккредитации.

А самое главное — из-за сдвинувшихся сроков сдачи и неизвестных сроков приема в ординатуру абсолютно не остается возможности распланировать заранее свой отпуск (прощайте, дешевые билеты в теплые страны!).

Современная Российская Федерация — правопреемница Советского Союза, поэтому нынешнему поколению наших политиков критически важно сделать правильные выводы из ошибок своих предшественников. Почему в конце 1970-х годов в международных отношениях прекратилась разрядка, а СССР втянулся в афганскую войну? Как при Брежневе была устроена система принятия ключевых решений? Почему военно-промышленный комплекс выкачивал деньги из советской экономики? Какую роль должна играть Россия в будущем мире? Обо всем этом «Ленте.ру» рассказал бывший заместитель министра иностранных дел СССР и России, бывший посол СССР в Италии и России в Великобритании, бывший министр РФ по сотрудничеству с государствами СНГ Анатолий Адамишин.

«Лента.ру»: Ходит байка, что разрядка в начале 1970-х годов стала возможной в том числе благодаря хитрости тогдашнего американского госсекретаря Киссинджера. Якобы он постоянно пугал Брежнева неадекватным поведением президента Никсона, который каждый вечер напивался виски, после чего был способен на что угодно — в том числе на применение ядерного оружия. Могло быть что-то подобное?

Анатолий Адамишин: Похоже на дезинформацию, на жаргоне — «дезу». Обычно ее задачей бывает либо напугать противника, как в этом случае, либо создать у него ложное представление о целях и намерениях другой стороны. Если удается хотя бы одна «деза», ущерб может быть немалым.

Збигнев Бжезинский — «небезызвестный враг Советского Союза», как он мне представился при первой встрече, — утверждал, это он «затянул Советы в Афганистан». Если он не бахвалился, то у него для этого было одно оружие — искусная дезинформация. То, что США сделали все, чтобы мы там поглубже завязли, — это достоверно.

Вы говорите про поставки американского оружия моджахедам?

Особенно «Стингеров», которые лишали нас одного из главных козырей — вертолетов. Рейган даже не принял во внимание возражения Пентагона, где опасались, что это смертоносное оружие попадет в руки террористов. В итоге так оно и случилось. Если Советский Союз в начале 1970-х политически и морально содействовал или по крайней мере не мешал уходу США из Вьетнама, то они в конце 1980-х годов в аналогичной ситуации повели себя совсем иначе.

Не раз говорил я потом американским коллегам: «Если бы тогда вы вели себя более конструктивно, Афганистан не попал бы под власть талибов, там не укрепилась бы «Аль-Каида», устроившая вам теракты 11 сентября 2001 года. Первую партию «Стингеров» вы передали через Усаму бен Ладена — того самого, которого вы сначала взрастили, а затем убили, и «Стингеры» вынуждены были потом выкупать».

И что вам на это американцы отвечали?

Не возражая, говорили: в холодную войну вы нам тоже подбрасывали «дохлых собак». Повторяя нашу ошибку, американцы в начале этого века влезли в Афганистан и воевали там почти пятнадцать лет. Россия в этом случае им помогала, ибо наши интересы тогда совпадали. Часть их войск до сих пор там.

Вернемся к «дезе» о причинах разрядки. Четверть века безвыездно прослужив в центральном аппарате МИДа, вот что могу засвидетельствовать.

Тому же Брежневу не требовалось никаких подсказок на этот счет. По своему складу характера и образу мышления Леонид Ильич был, что называется, миротворцем. В отличие от почти всех тогдашних руководителей, он прошел войну и знал ей цену.

В трудные годы начала 1980-х (Афганистан, ракеты средней дальности) Андропов начал было находить просветы в отношениях с США, но гибель южнокорейского «Боинга» в сентябре 1983 года похоронила все надежды и окончательно подкосила его здоровье. Юрий Владимирович строил большие планы по обновлению страны, но ему был отпущен короткий срок.

Еще короче срок выдался у Черненко, но и он пытался что-то повернуть. Помню, как при нем однажды разослали всем ведомствам (такое нечасто случалось) решение Политбюро, где подчеркивалось, что надо возобновить контакты с США, что «на старом багаже далеко не уедешь» и «нужны новые идеи».

Новое мышление пришло с Горбачевым. Быстро забывается, какой полезный для страны урожай на поле внешней политики собрала за неполные семь лет перестройка — от прекращения сорокалетней холодной войны (сейчас после перерыва в 20 лет она опять в разгаре) до нормализации прежде враждебных отношений с Китаем, взаимопонимания с Югославией, восстановления дипломатических отношений с Израилем, прерванных за 20 лет до этого.

«You die, I fly»

Это правда, что инициатива встречи лидеров СССР и США исходила от Рейгана, а просьбу об этом он передал через вице-президента Буша-старшего и главу Госдепа Шульца, прилетевших на похороны Черненко в марте 1985 года?

Буш был на похоронах Брежнева в 1982 году, Андропова в 1984-м и Черненко в 1985-м. Говорят, он шутил: «You die, I fly» (с англ. «Ты умираешь, я лечу» — прим. «Ленты.ру»). Прибыв в очередной раз в Москву, Буш сказал только что избранному генсеку Горбачеву, что Рейган предложил встретиться с ним как можно скорее. Первый за шесть с половиной лет саммит СССР — США состоялся в Женеве уже через семь месяцев.

Это я к тому, что перестроечные инициативы СССР после некоторого периода недоверия были поддержаны Рейганом и Шульцем, что и привело в конечном счете к завершению холодной войны. Буш потом пошел по противоположному пути, но это уже тема другого разговора.

Давайте вернемся к разрядке. Почему к концу правления Брежнева она окончательно выдохлась?

Упомяну пару причин, о которых редко говорится. У нас разрядке вредило вмешательство идеологии в геополитику. По сути дела, у СССР были две внешние политики. Первую, нацеленную на защиту государственных интересов страны, олицетворял МИД; вторую, направленную на помощь «международному коммунистическому, рабочему и национально-освободительному движению», — Международный отдел ЦК КПСС. Хорошо, если они совпадали, но, по моим наблюдениям, такое случалось нечасто. Окончательный вердикт выносило Политбюро, причем Международный отдел имел право представлять туда записки с предложениями без предварительного согласования с МИД.

Странная практика.

Идеологическую составляющую внешней политики снял только Горбачев. Вот вам типичный пример того, как это тогда было. О нем в своих мемуарах рассказал корифей советской дипломатии Георгий Маркович Корниенко.

В августе 1975 года, после девяти лет нелегких переговоров, в Хельсинки завершилось Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). На высшем уровне руководители 35 государств-участников подписали Заключительный акт. Это был полный успех нашей инициативы — созыв СБСЕ, который предложили мы, стал кульминацией разрядки и наглядным доказательством того, что договариваться не только нужно, но и можно. И что сразу же едва не похоронило успех в Хельсинки? Бывшая португальская колония Ангола.

В ноябре того же года там вспыхнула гражданская война. МИД, КГБ и Министерство обороны совместно предложили руководству страны поддержать политически и, возможно, материально, «нашу» сторону — «марксистскую» МПЛА, но никоим образом не вовлекаться в этот конфликт в военном плане. Политбюро согласилось. Однако спустя несколько дней заведующий Международным отделом ЦК КПСС Пономарев по просьбе МПЛА составил другую записку, где предлагалось поставить ей наше оружие. Когда проект этого документа поступил на согласование в МИД (последним!), на нем уже стояли подписи председателя КГБ Андропова и министра обороны Гречко.

Корниенко пытался убедить Громыко не подписывать бумагу, но тот, «не желая конфликтовать со своими коллегами», все же поставил свою визу: мол, речь идет о небольших поставках. Но прецедент был создан, последовали новые просьбы Анголы и Кубы, и шаг за шагом СССР серьезно втянулся в многолетнюю войну в далекой африканской стране. Только в 1988 году горбачевская перестройка положила конец этому конфликту.

Афганский излом

Но почему Громыко так поступил?

Здесь проступает еще один наш тогдашний дефект. В Советском Союзе мало кто имел представление о том, как принимались решения на самом верху — Политбюро, и весь сказ. Но кто знал, что решение Политбюро о вводе войск в Афганистан значительная часть его членов подписала задним числом? Внешняя политика была табу для критики. За 28 лет министерства Громыко я не помню ни одного публичного критического высказывания о внешней политике, хотя в других сферах критика допускалась.

В этих условиях внутренняя дипломатия была важнее внешней. При постоянно болеющем Брежневе ключевые решения принимала троица Андропов — Устинов — Громыко. Между ними установилось негласное правило: если один из участников этого триумвирата что-то предлагает, двое других неизменно голосуют «за», что бы они на этот счет ни думали.

В книге «В разные годы…» вы много пишете про Афганистан, но до сих пор трудно понять логику советских руководителей, затеявших эту интервенцию, окончательно погубившую разрядку. Ведь еще в июне 1979 года Брежнев и Картер торжественно подписали в Вене договор ОСВ-2, а Москва готовилась к Олимпиаде 1980 года. Зачем?

Я читал стенограммы переговоров Брежнева, Косыгина и Громыко с президентом Афганистана Тараки. Ему неоднократно объясняли, почему СССР не может выполнить его просьбу о вводе войск, «не выгодном ни вам, ни нам». Но где-то в октябре 1979 года эта позиция вдруг резко изменилась (к тому времени Тараки задушили подушками по приказу свергнувшего его Амина). Внезапно выяснилось, что Амин работает на ЦРУ, и с его помощью американцы готовят вторжение в Афганистан.

Это была «деза»?

Определенно сказать не могу, но поневоле вспомнишь Бжезинского. С учетом расклада наверху логично предположить, что первым сказал «а» кто-то из троицы. Корниенко, ссылаясь на разговор с Громыко уже после ввода войск, реабилитирует министра: его, мол, дожали Андропов и Устинов. Есть и еще одно обстоятельство.

В отношении Восточной Европы какое-то время у нас с США действовало негласное правило: куда дошла в 1945 году нога советского солдата, там социализм и зона ответственности СССР. Реакция Запада на события в ГДР в 1953 году, в Венгрии в 1956 году и в Праге в 1968-м была сдержанной.

Видимо, в конце 1979 года в Кремле посчитали, что и Афганистан американцы проглотят — он же «наш». А может, была «деза» о такой реакции? Уже в 2000-х на конференциях и мероприятиях я расспрашивал отставных американских политиков, имевших вес в те времена. Бывшие генералы и дипломаты высокого уровня говорили одно: мы тогда и не рассматривали вопрос о вводе войск в Афганистан. Думаю, если бы это было не так, какие-то сведения просочились бы в печать. В США это неизбежно.

Мы вошли в Афганистан, плохо разбираясь в обстановке. Предполагалось, что советские войска встанут гарнизонами в ключевых городах, наведут порядок, заодно опробуют новое оружие, а через три-четыре месяца вернутся — и можно проводить Олимпиаду. Но нам в итоге пришлось воевать вместо афганских союзников. Мне рассказывали ребята из посольства в Кабуле, что засекли, как откровенничал в ближайшем кругу Бабрак Кармаль: «Советы затеяли эту войну, пусть они и расхлебывают».

Ситуацию еще усугубила наша неуклюжая ложь. В ответном письме президенту Картеру в декабре 1979 года Брежнев заверял, что наши войска в Афганистане правительство не свергали и никаких военных действий против афганской стороны не предпринимали. Растянувшаяся почти на десять лет война в Афганистане по-крупному подорвала силы СССР.

«У нас ракеты, у них воздух»

А гонка вооружений, которая началась после скандалов с размещением ракет средней дальности в конце 1970-х годов?

Она шла задолго до этого. Как ни парадоксально, в результате
развертывания «Пионеров» (западное наименование — СС-20) Советский Союз стал более уязвимым для ядерного удара.

Как так?

Если верна история, рассказанная мне одним конструктором, то при разработке межконтинентальной стратегической ракеты две ее ступени оказались удачными, а третья — нет. Но не пропадать же добру! Вот и решили на базе двух ступеней сделать ракету средней дальности — «Пионер» получился грозный. И мы развернули установку ракет, которые до США не доставали, но в упор били по Западной Европе.

Американцы, действуя по принципу «раз вы так, тогда мы так», ответили через несколько лет размещенными в Западной Европе «Першингами» и наземными крылатыми ракетами.

До Москвы они долетали за пять-шесть минут и, как образно говорили, могли попасть в форточку. Радиус их действия охватывал почти всю европейскую территорию СССР. Но еще раньше заволновались европейцы.

Еще раз даю слово Корниенко. Летом 1979 года, как пишет он в своей книге, в разгар споров вокруг размещения ракет средней дальности западногерманский канцлер Шмидт предложил компромисс. По пути из Бонна в Токио он специально сделал остановку в Шереметьево, где беседовал с Косыгиным. Информируя об этом коллег на Политбюро, Алексей Николаевич спросил: может быть, стоит подумать над таким вариантом? Все, включая Громыко, молчали, ибо помнили: что бы ни предложил Косыгин, Брежнев будет против.

Корниенко «в нарушении всей субординации» взял слово и сказал, что это реальный шанс достичь приемлемого для нас компромисса. Резко против выступил Устинов, а Брежнев все время смотрел на Громыко. «Тот молчит, не желая конфликтовать с Устиновым». А вылез Георгий Маркович потому, что по дороге на заседание Политбюро в машине они с Громыко обсудили этот вопрос (мидовские переводчики доложили им первым), и тот «не был настроен негативно в отношении зондажа Шмидта».

Этим, заключает Корниенко, обсуждение и закончилось, а шанс был упущен: «Отсутствие положительной реакции на зондаж Шмидта дало зеленый свет решению НАТО в том же 1979 году разместить в Европе “Першинги” и крылатые ракеты наземного базирования».

Что это означало?

Это решение считалось двойным: если до 1983 года не придем к полюбовному соглашению, американские ракеты средней дальности (РСД) в течение следующих двух лет будут установлены в Западной Европе. В Политбюро рассуждали так: «О чем говорить? У нас ракеты, у них воздух». В переговоры по РСД мы все же в 1981 году вступили, но вели их ни шатко ни валко.

Когда в соответствии с двойным решением США осенью 1983 года приступили к размещению «Першингов» и «Томагавков», мы хлопнули дверью: пока не уберете ракеты, к переговорам не вернемся. Одновременно мы вышли из всех переговоров по разоружению. Это был полный тупик — так мы дали своим оппонентам прекрасный пропагандистский козырь: они могли и ракеты размещать, и демонстрировать готовность продолжать диалог.

Государство в государстве

Почему так получилось?

Во многом из-за той системы принятия решений, о которой мы говорили. Теряли время до тех пор, пока не почувствовали холодок пистолета у виска. Только в марте 1985 года условились с американцами возобновить переговоры по комплексу проблем и разоружению, запрятав туда, чтобы скрыть конфуз, и РСД. При Горбачеве, но тоже с большим трудом, контакты стали результативными. В 1987 году был подписан договор по ракетам средней и малой дальности — они уничтожались физически. За год до этого «прозрел» Громыко: на заседании Политбюро он признал, что «установка СС-20 была грубой ошибкой в нашей европейской политике».

Вы упомянули Устинова. В советской верхушке он представлял интересы военно-промышленного комплекса?

Он отвечал за него. ВПК был у нас государством в государстве, и не зря славился высочайшими достижениями. Его руководители, естественно, стремились выдать на-гора как можно больше продукции, чтобы обеспечить загрузку своих огромных производственных мощностей. Понятно, что на разрядку и разоружение они смотрели с опаской.

Пока Брежнев был в форме, он сдерживал аппетиты ВПК. Иногда стоял непростой выбор, кому из конкурирующих между собой конструкторских бюро отдать предпочтение. Но с годами часто болевший Брежнев давал иногда добро на запуск в производство обоих соперничающих проектов. Соответственно, вдвое увеличивались расходы на оборону. В перестройку была оглашена цифра: на нее мы тратили, в пересчете на душу населения, в два с половиной раза больше, чем США.

Ныне общеизвестно, что арифметический паритет либо недостижим, либо дорог. Достаточно иметь столько оружия, чтобы нанести любому агрессору неприемлемый ущерб. Подобная доктрина есть, например, у Франции: в случае нападения она грозит убить своим ядерным оружием количество людей, равное ее населению. Нам пойти по пути оборонной достаточности не позволил принцип, действовавший вплоть до перестройки: за оборону страны отвечают военные.

В прошлом интервью вскользь упоминались «несогласные» внутри власти, которые понимали необходимость демократических перемен в нашей стране и поэтому сознательно вносили в проект заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в Хельсинки положения о гуманитарных ценностях. Вот сейчас, когда прошло столько лет, можете назвать этих замечательных людей?

Сами они, разумеется, так поступать не могли — этим занимались западные представители. Для тех это была наша плата за согласие четко зафиксировать в Акте принцип нерушимости границ, на чем мы настаивали, надеясь тем самым закрепить послевоенное территориальное устройство в Европе. Но были в госаппарате смельчаки, которые считали, что нам выгодно и то, и другое, поскольку советское общество отчаянно нуждалось в демократизации. Назову в первую очередь помощников высших руководителей: Анатолий Иванович Блатов, Андрей Михайлович Александров-Агентов, Георгий Аркадьевич Арбатов, Николай Николаевич Иноземцев, Георгий Хосроевич Шахназаров, Александр Евгеньевич Бовин, Анатолий Сергеевич Черняев, Николай Владимирович Шишлин. Это те, кто с ходу пришли на память.

Брежнев, Косыгин, Андропов и тот же Громыко не боялись окружать себя толковыми и грамотными людьми, умеющими возражать и отстаивать свое мнение, а главное — настроенными на разрядку и перемены внутри. Я близко сошелся с многими из них: вместе работали на цековских дачах, где группы писарей готовили проекты выступлений советских руководителей. Мое спичрайтерство длилось лет 10-12, поэтому Громыко и не отпускал меня на работу в посольство.

Андропов так наставлял своих помощников: «В этой комнате можете говорить мне все, что думаете, но за ее пределами соблюдайте правила». Свои несогласные были и в других ведомствах, в аппарате ЦК КПСС, в КГБ. У нас в МИД главным «разрядочником» считался Анатолий Гаврилович Ковалев. Благодаря его стараниям все принципы взаимоотношений между государствами, которые зафиксированы в Заключительном акте СБСЕ, вошли в Конституцию 1977 года. Но, к сожалению, результаты СБСЕ мало что изменили в нашей внутренней политике.

Надежды на перемены

Актуальный по нынешним временам вопрос: в своей книге «В разные годы…» вы писали, что в конце 1984-го один высокопоставленный коллега по МИД ситуацию в стране обозначил такими словами: «Все гниет». Неужели тогда в правящих кругах господствовали подобные депрессивные настроения и никто не предчувствовал грядущую перестройку?

Так сказал Рудольф Алексеев, помощник Громыко, далекий от правящих кругов. Подобные настроения были у мыслящих людей внутри власти и в близкой к ним среде творческой и научной интеллигенции. В нашем небольшом кружке ситуация в стране воспринималась как близкая к трагической, но мы жили надеждами на перемены.

Это выразил талантливый бард Юрий Визбор: «А мы все ждем прекрасных перемен, / Каких-то разговоров в чьей-то даче, / Как будто обязательно удачи / Приходят огорчениям взамен». Мы с ним долго дружили. К несчастью, Юра безвременно ушел из жизни в 1984 году, так и не дождавшись перестройки.

Один известный политтехнолог не так давно образно сказал, что Россия — это Европа, продленная до Тихого океана. Вы в предыдущем интервью говорили, что идее итальянского министра иностранных дел Де Микелиса о «большом договоре» между СССР и ЕЭС, выдвинутой во время горбачевской перестройки, помешали американцы. И хотя уже новая Россия в 1994 году на греческом острове Корфу подписала с Евросоюзом соглашение о сотрудничестве и партнерстве, потом все опять пошло не так. Верите ли вы, что концепция «Большой Европы» или «общеевропейского дома» когда-нибудь будет реализована, или наша страна слишком большая и самобытная, чтобы поместиться в эту конструкцию?

Не думаю, что будущее России в «Большой Европе». Ей предназначена сегодня многовекторная внешняя политика. Географическое положение России — между Европой, Китаем, Ближним и Средним Востоком да и США — создает условия для сотрудничества и распространения российского влияния по всем азимутам. Мы можем соединять между собой разные регионы. В будущем мире Россия может стать всеобщим посредником, глобальным медиатором.

Европа — наша прародительница, и с ней требуется сотрудничать везде, где только можно, но смотреть при этом надо во все стороны. Россия, если мерить уровнем жизни большинства населения, никогда не была богатой страной. И сегодня нашими основными проблемами признаются бедность и отсталость. Для их преодоления необходимы не только серьезные внутренние перемены, но и большая целеустремленность, больший вклад внешней политики. Под этим углом зрения она пока в минусе.

Девятилетней Арише Головеньковой из Буденновска этим летом поставили страшный диагноз: гипоплазия (недоразвитие) почек и хроническая почечная недостаточность в терминальной стадии. Девочка страдает от болей в пояснице, на ногах не проходят синяки и каждый вечер поднимается температура. За пять месяцев Ариша похудела на четыре килограмма. Спасти жизнь девочке может только пересадка почки. Донором готов стать ее папа. Но чтобы почка прижилась, необходимо очень дорогое лекарство, на которое в бюджете денег нет.

Ариша с Темой двойняшки. Они родились на два месяца раньше срока, крошечными, но дышали сами. Две недели малышей выхаживали в реанимации, затем перевели в детское отделение центральной районной больницы в Буденновске.

— Дочка — вылитый я, — радовался папа Андрей, — а сын в маму. Будут счастливыми!

Проблемы начались вскоре после выписки из роддома. Ольга стала замечать, что Тема заметно отстает от сестренки в развитии. В год ему поставили диагноз ДЦП.

А еще через два года у Ариши произошло нарушение работы мочевого пузыря.

— В этом возрасте такое бывает, — успокаивали маму местные педиатры. — Все наладится, не волнуйтесь.

Время шло, но ничего не налаживалось.

В мае 2014 года пятилетнюю девочку впервые обследовали нефрологи краевой детской клинической больницы в Ставрополе. Арише сделали УЗИ почек, но нарушений не обнаружили. И лишь через два месяца, после проведения дополнительных исследований в отделении урологии, поставили диагноз «гиперактивный мочевой пузырь» и назначили медикаментозное лечение.

Урологи взяли девочку под наблюдение, на протяжении трех лет все было хорошо. Но прошлой осенью очередной контрольный анализ выявил высокий уровень креатинина — это продукт белкового обмена, позволяющий судить о состоянии почек. Его уровень превышал норму почти в шесть раз.

Аришу срочно госпитализировали в отделение нефрологии детской городской больницы в Ставрополе. УЗИ показало значительное уменьшение размеров почек. Девочке рекомендовали перитонеальный диализ — процедуру искусственного очищения крови, но в Ставрополе не было необходимого оборудования. Знакомые посоветовали Ольге обратиться в Филатовскую больницу в Москве.

Самочувствие Ариши постепенно ухудшалось. Девочка слабела, быстро уставала и жаловалась на боль в боку, к вечеру у нее поднималась температура. В Филатовской больнице Аришу тщательно обследовали, провели нефросцинтиграфию — лучевую диагностику почек, рентген и УЗИ.

— Функции почек снижены на 82 процента, — сказал врач. — У Арины хроническая почечная недостаточность 4-й степени. Пока еще почки справляются, поэтому диализ делать не будем. Но этот процесс необратим, дальше будет только хуже.

Аришу отправили на консультацию к трансплантологу Михаилу Каабаку из Российского научного центра хирургии имени Петровского.

— Ищите донора, — сказал доктор. — Девочке необходима трансплантация почки, иначе она не выживет.

Операцию назначили уже на ноябрь. Откладывать ее нельзя: врачи опасаются, что почки у Ариши в скором времени совсем перестанут работать.

— Да я за свою доченьку не то что почку — жизнь отдам, — сказал отец ребенка.

Чтобы папина почка хорошо прижилась и дольше прослужила, Арише необходимы два препарата — солирис и лемтрада, которые снижают агрессивность донорского органа. В министерстве здравоохранения Ставропольского края отказались помочь приобрести дорогие лекарства. Лемтраду Ольге обещал купить благотворительный фонд. А на солирис у семьи, где мама ухаживает за двумя детьми-инвалидами, денег нет.

— Раньше Ариша присматривала за Темой, — говорит Ольга, — заступалась, когда его обижали, собирала карандаши и ложки, которые он часто ронял. А теперь Тема ухаживает за сестрой: приносит ей тапочки, угощает сладостями. Он даже отказался от операции на правой ножке, которой ждал несколько лет (мальчику должны были провести ахиллотомию, чтобы он мог наступать на полную стопу). Сказал: «Пусть сначала Арише сделают операцию, ей важнее. А я могу подождать».

Заведующий отделением трансплантации почки Российского научного центра хирургии имени академика Б.В. Петровского Михаил Каабак (Москва): «Девочке по жизненным показаниям требуется срочная пересадка родственной почки. Чтобы снизить риск отторжения донорского органа и увеличить срок его службы, перед операцией, во время и после нее необходимо применение специальных препаратов. Они не покрываются государственной квотой на лечение».

Стоимость лекарства — 2 370 376 рублей.

Дорогие друзья! Если вы решите помочь Арише Головеньковой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.

ПОМОЧЬ АРИШЕ

Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда

Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 170 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.

Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 12,238 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 20 тысячам детей. В 2018 году (на 1 ноября) собрано 1 304 235 677 рублей, помощь получили 1725 детей. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО – исполнителей общественно полезных услуг и получил благодарность Президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность. В ноябре 2018 года Русфонд выиграл президентский грант на издание интернет-журнала для потенциальных доноров костного мозга «Кровь5».

Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.

Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».

Дополнительная информация о Русфонде и Отчет о пожертвованиях региональных бюро Русфонда.