Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Жизнь многое могла отнять у Ольги Царевской из Казани. Ее семнадцатилетний сын Саша заболел раком крови — острый лимфобластный лейкоз. Когда он попал в реанимацию, Ольга ясно осознала, что очень скоро потеряет сына. Навсегда. Выбор у нее был не большой. Смириться или вынести вместе со своим мальчиком все горести, тяготы и страхи его судьбы. Она была рядом, когда врачи сообщили о крушении прежней жизни, когда казалось, что проще умереть от химии, когда сына рвало, отказывали ноги, руки и терпение, когда пришлось искать смысл всего происходящего, силы для борьбы, и деньги, в конце концов. Рубрику «Жизнь. Продолжение следует» ведет Сергей Мостовщиков.
Сейчас, когда Сашу удалось спасти, мать рассказывает о пережитом не столько со страхом, сколько с чувством гордости. Она считает, что случившееся сблизило ее с собственным ребенком. Мать и сын понимают и любят друг друга больше, чем когда-либо. Через что ради этого пришлось пройти — рассказывает Ольга Царевская.
— Моя история такая. Я поздний ребенок. Меня родители родили в 43 года, когда у них было уже пятеро сыновей. То есть у меня еще пять родных братьев. Старшему вот будет 60 лет. Так что в семье больше привыкли воспитывать мужчин, ну и во мне, видимо, много оказалось мужского. Наверно поэтому, когда сын так страшно заболел, нашлись во мне силы, чтобы победить эту болезнь. А ведь были сложные моменты.
Саша у меня сын от первого брака. У нас очень хорошие отношения до сих пор с его отцом. Но просто получилось так — мы расстались. В жизни все меняется. В какой-то момент решили идти разными путями. А потом я познакомилась с Костей, со вторым своим мужем. У нас был служебный роман. Ничего легкомысленного. Сначала глубокая взаимная симпатия, а потом стали вместе жить. У нас появился сын Егор, сейчас ему семь лет.
Как это все с Сашей произошло? Это было в прошлом году, в мае. У Егора в детском саду предвыпускные дни. Суета. Я еще была председателем родительского комитета, занималась всеми вопросами, плюс работа. И смотрю — Саша какой-то вялый. Прихожу — он спит, никогда такого не было. Ну, думаю, устает, конец учебного года. А мы ему еще купили велосипед такой молодежный, так он после этого велосипеда вообще лежал ничком. У меня прям озабоченность: Саш, ты чего такой? Посмотрела на него. Вижу, на ногах какие-то пятнышки красные, мелкие-мелкие, с кровоподтеками. У меня шок. Спрашиваю: Саша, это откуда у тебя? Он говорит: мам, да это я был в спортивных брюках, в джоггерах, катался на велосипеде, и у меня волосы выдернуло. Думаю: нет, это что-то не то. И мысль — надо его завтра на анализы. А завтра он вообще лежит, у него температура под 38. Синяки какие-то везде.
Вызвали «скорую». Сначала повезли в инфекционную больницу нас, потом в обычную детскую. Сдали там анализ крови, ждем. И вдруг лаборантка говорит: вас, наверное, домой не отпустят. Что такое? Нужна консультация гематолога, у вас подозрение на ОЛЛ.
Это я потом только узнала, что это острый лимфобластный лейкоз. А сначала-то у меня ничего этого не было в голове. Что такое ОЛЛ? Мне говорят: системное заболевание крови. Я в интернет. А там сплошные системные заболевания крови и все разные. Какое у нас? Думать об этом — только себя загонять. А гематолога нет на месте, он в командировке.
Саше все хуже. Он не может уже даже встать, говорит: болят ноги, как будто переломанные. И главное — пятница, впереди выходные. Мы на свой страх и риск написали отказ и сами поехали в детскую республиканскую больницу. Здесь нам повезло. Нас приняли, сделали пункцию, положили Сашу под капельницу. Стали мы ждать результаты. Сначала пришел ответ, что это смешанный лейкоз — очень серьезный диагноз, шансов с ним мало. Я тогда говорю: давайте проверим еще раз. Отправили на этот раз анализы в Москву. Оттуда пришел ответ, что у нас острый лимфобластный лейкоз. Как сказала наш лечащий врач, мы вытащили счастливый билетик, шансы хорошие, надо начинать лечение.
Мне кажется, нам действительно повезло. В том смысле, что протоколы химиотерапии именно для детского онкологического лечения отличаются от взрослых: они направлены на то, чтобы вылечить ребенка, а не на то, чтобы просто, например, продлить человеку жизнь.
Первый курс Саша перенес более или менее нормально. Выходил на улицу, гулял с друзьями. Но во второй раз было очень тяжело. Бесконечная рвота. Выпали волосы. Руки и ноги стали тонкими. Он терял сознание, падал. С третьим курсом вообще было непонятно, что делать. С ноября до середины января, а в декабре Саше исполнялось 18, и нас должны были перевести во взрослую систему, чтобы лечить уже по другим протоколам. Но врачи решили, что лучший вариант — заканчивать лечение по той схеме, по которой начинали. Так что нам рекомендовали остаться в детской клинике, но уже на платной основе. А денег взять неоткуда. Пришлось обратиться в Русфонд.
Мы и сами раньше помогали людям, отправляли деньги по SMS. Но никогда даже не могли себе представить, что это коснется нашей семьи, что придется просить о помощи самим. И вот это случилось, люди помогли купить для Саши медикаменты.
Третий курс был самым тяжелым. Я в больнице практически не отходила от ребенка. Нам обоим было тяжело. Я к вечеру выматывалась, а он только приходил в себя и садился за компьютер. Я даже — не поверите — обошла все магазины, чтобы найти беззвучную мышку, чтобы она не щелкала. Потому что я только собираюсь поспать, а тут этот звук — цык-цык-цык, цык-цык-цык. И знаете — оказалось, что нет таких бесшумных мышек.
Сейчас мы приходим в себя. После лечения Саша принимает поддерживающую химию, это займет еще какое-то время. Потом он будет восстанавливаться. Через два-два с половиной года можно будет с уверенностью сказать, что мы вышли в ремиссию. А пока мы просто бережем себя, стараемся лишний раз не болеть.
Наверное, все это история не только борьбы, какого-то испытания, но и история любви, доверия друг другу. Когда все это началось, я даже не могла об этом говорить. На работе о болезни знал только ограниченный круг лиц. И самое главное — я не могла сказать об этом Саше. Не знала, как это сделать. Думала, пусть лучше врач. А она сказала сухо, жестко, как бы с математическими выкладками в руках. Он никогда до этого не плакал. А в этот день…
Но потом, знаете, вдруг я поняла, что у меня сильный сын. Он помогает не только себе, но и мне. Мы ведь с Сашей до этой болезни очень сильно отдалились друг от друга. У него подростковый возраст, началась своя жизнь. А болезнь нас очень сблизила. Не потому, что находились вместе 24 часа в сутки, а потому, что стали друг другу интересны. Вдруг выяснилось, что в наше время, когда все находят себя только в гаджетах, можно найти себя в ком-то другом. Можно общаться. Разговаривать. Рассуждать. И радоваться друг другу. И чувствовать, что именно это и делает тебя здоровым человеком. Тебя, всех вокруг. Может быть, болезнь показывает нам, какими мы могли бы стать, если бы потеряли друг друга. И чтобы победить ее, надо просто понять, какие мы на самом деле сейчас.
Автомобиль скорой помощи у здания инфекционной клинической больницы №1
Фото: Андрей Васильев / ТАСС
Россиянка по имени Юлия на днях вернулась из Италии в Москву, почувствовала недомогание и сама обратилась в скорую помощь, чтобы сдать тест на коронавирус. Но все обернулось так, что медики пригрозили ей полицией и отвезли в 1-ю инфекционную больницу — туда, где уже находится зараженный россиянин Давид Беров. Юлия рассказала «Ленте.ру», что в карантине люди больше страдают от условий и отношения врачей, чем от новой заразы, и объяснила, почему ей кажется, что медслужба в России больше озабочена сохранением секретности, чем лечением людей.
«Мы вызовем наряд полиции»
В Италии я находилась один месяц и почувствовала, что у меня немного поднялась температура и заболело горло. Решила вернуться домой раньше, чем планировала. Через два дня, 26 февраля, я прилетела в аэропорт Шереметьево.
Думала, что в аэропорту будет какой-то пункт досмотра или место, где я смогу обратиться за помощью. Ничего такого в терминале D не было. Никто нас не проверял, не встречал. Отправилась домой.
На следующий день я обратилась в скорую, чтобы спросить, где я могу сдать анализ на коронавирус, Боялась поставить под угрозу жизнь и здоровье близких людей, моего пожилого отца. Мне сказали, что пришлют участкового врача, он меня осмотрит и расскажет, как действовать дальше.
Врач приехала, зафиксировала мое состояние: красное горло, температура 37,2. Затем она вызвала бригаду скорой помощи. На них не было никаких особых костюмов. Обычная форма. Сказали, что нужно ехать в инфекционную больницу. Я сперва отказалась — спросила, почему нельзя взять у меня анализ и оставить дома?
Я согласилась поехать добровольно. Оказалось, что в частных клиниках этот тест пройти нельзя.
«Один туалет для мужчин и женщин»
В ночь на 28 февраля я приехала в 1-ю инфекционную больницу на Волоколамском шоссе. У меня взяли все анализы и поместили в палату, где уже было пять женщин. Все они тоже прибыли из Италии.
Были те, кто обратился к медикам спустя несколько дней после возвращения в Москву. Потом к нам поселили еще одного человека.
В других палатах нашего отделения — тоже от четырех до семи пациентов.
И вот сегодня Роспотребнадзор сообщил, что у Давида Берова, лежавшего в палате напротив нашей, положительные результаты анализа на коронавирус. С ним в палате находилось еще пять или шесть парней. Они теперь находятся в изоляции в соседних с нашим зданиях. Сам Давид — в отдельном боксе. Теперь их палата у нас единственная пустует.
«Заточение людей против их воли»
По сути, нас не имеют права держать в изоляции. Нет никакого официального документа, который говорил бы о карантине для людей, прибывших из Италии. Медики говорят, что есть распоряжение главного санитарного врача Москвы не о карантине, а об изоляции на инкубационный период, но эту бумагу нам они не показывают.
В Роспотребнадзоре также заявили, что никакого карантина пока не вводили. Только в чем разница? Речь идет о заточении людей против их воли в одном месте.
Мы уже даже не о коронавирусе думаем, а о различных других инфекционных заболеваниях, которыми можем заразиться друг от друга. Кому-то уже параллельно другие диагнозы ставят.
У меня первый анализ был отрицательным, даже обычного гриппа не было.
В качестве лечения (еще до получения результатов анализа) мне стали выдавать пилюли каждый день. Это какой-то дешевый аналог арбидола, некое противовирусное средство. Я пью шестнадцать таблеток в день.
На вопрос, можем ли мы купить себе более дорогие и качественные препараты, иммуномодуляторы, нам отвечают: «Вы не можете здесь принимать ничего, что государство не выделило». Фурацилин (противомикробное средство — прим. «Ленты.ру») можем только приобрести себе.
Нам меряют температуру электронными градусниками, но они не показывают реальную температуру. Нам приходится выпрашивать нормальные градусники и потом сообщать результаты измерений на пост или даже записывать их себе.
Вещи нам передают через специальный пост. Все пакеты тщательно проверяют. Есть список ограничений.
Общение с близкими происходит только по телефону и через интернет. Но печальнее другое: все новости, которые касаются нас напрямую, — к примеру, о результатах анализа Давида, — мы узнаем не от медиков, а из СМИ.
Врачи нас держат в информационном вакууме.
Непонятно даже, сколько времени мы должны провести в изоляции. Говорили, что две недели с момента прибытия из Милана на территорию России, но что будет теперь, после того, что показали анализы Берова? Будет отчет, наверное, вестись с момента контакта с ним, то есть с 27 февраля.
«Люди стараются лишний раз не мыться, обтираются влажными салфетками»
Говорят, что всем выдадут больничные листы. Однако многие здесь все равно боятся потерять работу. Здесь, как мы понимаем, все зависит от конкретного работодателя: способен он войти в положение или нет. Одна девушка тут с большим трудом добилась разрешения, чтобы ей передали ноутбук в палату — чтобы работать на удаленке. Мне повезло, что я самозанятая.
Особенность в том, что люди здесь лежат в основном достаточно обеспеченные. Многие могли бы заплатить за комфортное размещение, но такой возможности нет. Чтобы как-то снять общее напряжение, администрация прислала психолога, чтобы он нам помогал.
От неудобных кроватей болит спина. Смущает низкое качество питания, с которым ничего нельзя поделать. Это худший вариант столовской еды — с котлетами без мяса и так далее. Доставку сюда заказать невозможно. Особенно тяжело тем двоим, кто попал сюда из Ирана, — у них нет в Москве близких, кто мог бы им что-то передать, и они просто в шоке от такого питания.
Кроме ужасного туалета, у нас на мужское и женское отделение один ужасный душ на две кабинки. Там постоянно стоит вода на полу. Люди стараются лишний раз не мыться, обтираются влажными салфетками.
«Это стало для нас шоком»
За это время я прочитала не все, но достаточно много о коронавирусе. Я все-таки считаю, что это не настолько серьезная проблема. Люди вылечиваются. Вот Давид, к примеру, молодой парень, у которого даже симптомов никаких не было. Он себя нормально чувствует. Это просто грипп, другая форма гриппа и все.
Ужасно же, когда люди попадают в больницу здоровыми и заражаются уже здесь! Ужасно, когда к нам относятся не по-человечески, плюют на наши права.
Конфликты с администрацией у нас происходят каждый день, и отношение к нам становится строже. Я была очевидицей того, как одна женщина не выдержала и сказала: «Я здесь находиться не буду. Это что за тюрьма?» Она написала расписку, что отказывается от принудительной госпитализации, и просто ушла.
Теперь же из отделения никого больше не выпускают и никаких расписок не принимают. В больнице дежурит Росгвардия или охрана.
На этих выходных мы несколько часов пытались добиться встречи с врачом, чтобы узнать результаты наших анализов. Нам сказали, что врач один на три корпуса.
Сейчас в больнице началось какое-то движение: появилось много врачей и медсестер, в туалете повесили держатель для туалетной бумаги. Видимо, готовятся к проверке.
Я полагаю, что нужно подавать какой-то судебный иск на главврача больницы из-за непонятной ситуации с анализами, а еще хотелось бы добиться отдельного бокса, но это уже, вероятно, поздно. Главное, чего мы все хотим и будем добиваться, — получения результата анализов и права вернуться домой! Нам ведь даже не говорят, сколько времени занимает исследование крови: часы, дни? Нам не говорят ничего — и это раздражает больше всего.
Как московские власти борются с коронавирусом
Мэр Сергей Собянин в понедельник, 2 марта, заявил, что в Москве госпитализированы 24 человека, которые контактировали с жителем столицы, заразившимся коронавирусом. По его словам, это шесть родственников зараженного, пять его друзей, а также 13 человек, летевших с ним одним рейсом из Италии. Еще 83 человека помещены в карантин. При необходимости граждане, контактировавшие с потенциальными носителями инфекции либо нарушившие режим изоляции, помещаются в санатории и дома отдыха для постоянного медицинского наблюдения. В санаториях обеспечены изоляция, комфортное пребывание и четырехразовое питание пациентов, заявил он.
В Москве из-за коронавируса работодателям рекомендуется измерять температуру сотрудникам на рабочем месте. Кроме того, ежедневное измерение температуры вводится в детских садах и школах города, выборочно температуру будут измерять у пассажиров метро.
Следственный комитет возбудил уголовное дело о халатности в отношении командира пожарного звена, участвовавшего в тушении пожара в кемеровском торговом центре «Зимняя вишня», — по месту его жительства проводятся обыски и вскоре он будет задержан. Когда по подобным резонансным делам начинаются аресты «маленьких людей», создается впечатление, что следствие просто хочет найти виноватых, чтобы поскорее представить результаты своей деятельности обществу. О том, действительно ли это так, «Ленте.ру» рассказал ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге Кирилл Титаев.
«Лента.ру»: Найти козла отпущения в России пытаются после любого крупного происшествия. Откуда такая тяга?
Титаев: Эта тяга не только наших силовиков. Правоохранительные органы более или менее во всем мире ориентированы на публичную демонстрацию своей эффективности — кроме совсем уж авторитарных режимов, которые могут себе позволить наплевать на общественное мнение. Поэтому, если существует преступление, имеющее общественный резонанс, то правоохранительные органы пытаются демонстрировать свою эффективность. В странах с другими правоохранительными системами это достаточно часто выливается в так называемые «избыточные аресты», когда арестовывают много людей, а потом, разобравшись, отпускают.
Но в нашем случае, поскольку наша система не умеет отпускать, возникает довольно интересная дилемма: с одной стороны, нужно кого-то арестовать, с другой стороны, понятно, что арестованных потом не отпустишь. Арестовывать влиятельных или очевидно невиновных людей глупо, и поэтому приходится искать некоторый баланс. Находят тех, кто недостаточно влиятелен, чтобы защититься от такого, условно скажем, нападения правоохранителей и, одновременно, тех, кому можно хоть что-то поставить в вину.
В этом плане, учитывая, как у нас регламентированы действия практически всякого человека в любой сфере, обвинить в нарушении некоторых правил, регламентов и так далее можно более или менее любого. Совершенно непонятно — правильно, или неправильно действовал обвиненный начальник звена пожарной охраны, но тот факт, что он что-нибудь да нарушил в ходе своих действий не подлежит сомнению.
Но цепочку нарушителей можно проследить до самого верха.
Как я уже сказал, с сильными подозреваемыми непонятно, куда в итоге предъявлять обвинения. А система отчетности в наших правоохранительных органах устроена таким образом, что реабилитация — ситуация, в которой человеку сначала предъявили обвинение, а потом признали невиновным — влечет очень тяжкие последствия для следователя, с ненулевой вероятностью таковых для его руководителя и того прокурора, который подписывал статкарточку на предъявление обвинений.
То есть, можно сказать, что для них подобные аресты — некий ритуал?
Не ритуал, а типовая практика работы на любом крупном деле.
Как это воспринимает общество? Оно действительно хочет видеть подобные результаты работы правоохранителей?
Мы не знаем, как конкретно этот факт воспринимает общество, но в целом социум с симпатией относится к жестким правоохранительным мерам. Например, есть такой широко известный феномен, как резкое ужесточение приговоров у судей, идущих на переизбрание в тех странах, в которых судей избирают. За некоторое время до того, как начинается очередная избирательная кампания, судьи начинают выносить все более жесткие приговоры, особенно по резонансным делам, чтобы понравиться публике, и эта тактика работает.
Значит, общество просто требует наказаний, и кого — неважно? Но мне кажется, что простой человек, наблюдающий, скажем, за тем же делом «Зимней вишни», может запросто проассоциировать себя с этим самым командиром пожарного звена — ведь он тоже работает и совершает подобные ошибки на рабочем месте. Не будут ли его симпатии на стороне пожарного? Ведь его могут точно так же в один прекрасный момент посадить.
Это эмпирический вопрос, на который у нас нет сейчас ответа. Но на уровне здравого смысла я могу вам обосновать любую из позиций — за и против.
Обоснуйте, пожалуйста.
Одну вы уже великолепно обрисовали сами. Вторая же, особенно если все это будет подано определенными СМИ, состоит в том, что изначально мы все были неправы, проблема не в пожарной охране, не в том, что пожар случился, а в том, что его начали неправильно тушить. Соответственно, люди погибли именно поэтому. В общем-то, представить такого человека, как этот командир пожарного звена, страшным и неадекватным несложно. Можно найти какие-то данные, скажем, о его прогулах или каких-то других служебных проступках. Общество может отнестись к нему по-разному, в зависимости от грамотной работы медиа.
После трагедии в Кемерове люди собрались на митинг, на котором сразу же стали предъявлять претензии не к владельцам здания, не к пожарным в первую очередь, а к властям. Не стала ли эта достаточно неожиданная реакция населения причиной того, что стрелки начали переводить все ниже и ниже?
Я бы не сказал, что эта реакция была странной для трагедии такого масштаба. Вопросы разной степени громкости звучат к властям всегда. Просто большая часть трагедий с таким количеством жертв была связана либо с чем-то слегка осуждаемым — вроде пожара в ночном клубе «Хромая лошадь, — либо с высокорисковыми сферами, такими как авиаперевозки, в которых люди ожидают, что может случиться что-то плохое, и там далеко не всегда так ярко выплескивается подобное народное недовольство.
Сказались ли народные волнения на действиях следователей — это вопрос, ответа на который у нас нет и, наверное, никогда не будет. Но логика состоит в том, что без всякого недовольства социума правоохранительные органы работают по той схеме, по которой они всегда работали. Поэтому искать тут дополнительные факторы, побуждающие их действовать таким образом, нет никакого смысла. Грубо говоря, если бы это были не десятки погибших, а, скажем, 20 отравившихся не в Кемерове, а в Новокузнецке, которые дней 20 пролежали в больнице с пищевым отравлением, логика правоохранительных органов была бы плюс на минус той же самой.
Вы говорили, что в других странах происходит нечто похожее…
Не во всем — похожее в том, как работают правоохранительные органы и в том, как общество требует наказания.
Нужно ли что-то менять в плане действия наших силовых структур по таким делам?
В идеальном мире понятно, что в таком случае должно идти очень долгое расследование, позволяющее реконструировать ход событий. Там одни экспертизы должны длиться очень долго. Нужно много чего изучить, довольно сложным образом реконструировать. После этого уже можно устанавливать конкретных виновников. И я даже вам скажу страшную вещь: их может не оказаться. Ведь все это может быть просто роковым стечением обстоятельств, когда каждое отдельное действие не приводило к последствиям, за каждое из них отвечал отдельный человек, и его нарушение не тянет на уголовно наказуемое деяние, но случайный комплекс разных событий привел к тому что произошло. Виновных в уголовно-правовом смысле может и не быть.
Стоит ли их тогда искать?
Конечно. Смотрите, если у вас есть некоторые симптомы, позволяющие предположить, что у вас, скажем, рак. Вам нужно сдать 20 болезненных анализов и потратить месяц своего времени, хотя врач вам честно говорит: вероятность этого заболевания у вас составляет около 20 процентов. Стоит ли в этой ситуации тратить время и деньги, чтобы сдавать анализы? Мне кажется, да, поскольку речь идет об очень серьезном деле. Так же и тут. Возможно, есть конкретный виновник, и его выявление позволит каким-то образом приблизиться к восстановлению справедливости и, вероятно, одновременно обнаружить некую регулярную практику нарушений, предупреждение которой позволит снизить вероятность повторения таких трагедий в будущем.
Но когда смотришь на происходящее в России, кажется, что это стрельба во все стороны, из-за которой страдают не то чтобы очевидно виновные люди.
Мы не знаем, действительно ли они виноваты или нет, и не можем уверенно предполагать, что у самих силовиков сейчас тоже есть стопроцентная уверенность в том, что некто виновен. Соответственно, сейчас это действительно бомбардировка по площадям, из которой, может быть, что-то полезное и выйдет, но такова более или менее типовая практика.
То есть говорить, что это делается для того, чтобы выслужиться перед начальством, нельзя?
Возможно, это тоже присутствует, но мы об этом не знаем — никто не сидит в голове конкретных следователей — и не имеем понятия о том, какие указания они получили.
Время от времени политики и общественные деятели выступают с предложениями ограничить или даже отключить интернет на территории России. Каждый раз эти инициативы подвергаются жесткой критике. Предполагается, что негативные последствия этого шага — в первую очередь общественное недовольство — будут куда большими, чем возможные выгоды. Однако опрос Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), проведенный в апреле, показал, что почти половина россиян готовы жить без интернета. «Лента.ру» попыталась разобраться, действительно ли интернет так мало значит для соотечественников, что они готовы решительно захлопнуть это окно в мир.
По данным ВЦИОМ, 47 процентов опрошенных граждан заявили, что в результате гипотетического отключения глобальной сети в их жизни ничего не изменится. Еще 26 процентов заявили о незначительных изменениях, а 22 процента выразили готовность приспособиться к такой ситуации. Лишь пять процентов сказали, что не представляют своей жизни без сети.
При этом надо отметить, что сейчас в России интернетом пользуется 75 процентов населения, что на 24 процента больше, чем в 2015 году. Как правило, сеть нужна пользователям для общения, получения информации и развлечений. Почти половина респондентов учатся онлайн и пользуются банковскими услугами, 38 процентов оформляют госуслуги.
При таких-то показателях результаты опроса выглядят, мягко говоря, неправдоподобно. По словам руководителя практики информационной политики и коммуникационных технологий ВЦИОМ Кирилла Родина, дело в том, что россияне недооценивают степень влияния интернета на свою жизнь. А если разобраться, то окажется, что его отсутствие затронет не только самих пользователей, но и кардинально перевернет жизнь тех, кто вовсе не пользуется преимуществами глобальной сети.
Магия цифр
Заместитель директора «Левада-центра» Алексей Гражданкин считает такие результаты следствием того, что 25 процентов населения России, по данным тех же социологических опросов, вообще не пользуются интернетом, а 4 процента делают это реже раза в неделю. Эти люди составляют почти треть населения страны, и для них, конечно, жизнь не изменится. Гражданкин также подчеркнул, что и среди регулярных пользователей есть немало людей, недовольных сетью, и эти настроения тоже могут влиять на ответы.
— Если мы выбросим из числа тех, кто считает, что их жизнь не изменится с отсутствием интернета, людей, вообще не использующих сеть, и тех, которые пользуются ею редко, от этих 47 процентов останется 18, — отметил он. — То есть получится, что менее 20 процентов регулярных пользователей интернета сказали, что их жизнь не изменится. Не так уж много.
При этом Гражданкин предположил, что респонденты могли понимать вопрос о том, изменится ли их жизнь из-за отключения сети как «зависимы ли вы от интернета». «Если вы спросите людей, страдают ли они алкогольной зависимостью, не многие признаются, что страдают (поэтому в реальности их процент наверняка больше), — привел пример эксперт. — Респонденты пытаются показать себя независимыми и крутыми».
Общая масса россиян
Исполнительный директор Лиги безопасного интернета Денис Давыдов считает, что для многих россиян интернет действительно неважен: «Да, многие пользуются социальными сетями, но принципиально жизнь людей не изменится из-за того, что у них не будет интернета».
Давыдов отметил, что связи, установленные в соцсетях, граждане смогут с легкостью восстановить в реальной жизни. Но, по его словам, общение не стоит на первом месте среди активности пользователей интернета. Большую часть времени они тратят на развлечения. В случае отключения сети, уверен Давыдов, они просто «будут меньше развлекаться, что не повлияет на жизнь людей в массе». Не видит он и угрозы для бизнеса, ведь «тех, кто с помощью интернета зарабатывает деньги, существенно меньше, чем тех, кто делает это без него». Он рекомендует соотечественникам развлекаться в реальной жизни: посещать музеи, парки, спортивные состязания, проводить больше времени на свежем воздухе, «заниматься чем-то полезным».
При этом Давыдов отметил, что российские власти вовсе не планируют лишать страну интернета, и сеть может быть отключена только в результате внешнего воздействия. «Оно может быть разным. Какие-нибудь террористы, получившие в свои руки хакерские инструменты ЦРУ, — рассуждает Давыдов. — Был случай, когда АНБ США выключило интернет в Сирии. Это технически возможно, поскольку вся инфраструктура интернета управляется из Америки. Наша страна готовится к таким сценариям и не допустит их».
Артем Козлюк, руководитель проекта Роскомсвобода, согласен, что нужно проводить время с детьми и друзьями в офлайне, посещать культурные мероприятия, однако не согласен с тем, как описал проблему Давыдов. Козлюк считает аргументы директора Лиги безопасного интернета подменой понятий, переводом важной темы в другую плоскость. Большинство пользователей интернета не ограничиваются походами во «ВКонтакте» и «Одноклассники». «Они совершают покупки, в том числе трансграничные, ищут работу на соответствующих сайтах, получают новости в более широком спектре, чем это представлено на нашем телевидении», — перечисляет Козлюк.
Помимо этого, интернет сегодня встроен в экономические модели. Козлюк считает, что сейчас даже мелкий бизнес, не говоря уже о среднем и крупном, невозможно представить без использования интернет-пространства — не только для коммуникации, но и для построения коммерческого взаимодействия. Он также усомнился в том, что обычный пользователь понимает все варианты действий, при которых используется интернет. «Когда он сохраняет документ в облачном сервисе, то не всегда отдает себе отчет, происходит это локально на его компьютере, в облаке или и там, и там», — привел пример Козлюк.
«Но если смотреть правде в глаза, это не всегда нужно пользователю, — продолжил руководитель Роскомсвободы. — Он просто хочет получать информацию, покупать товары, смотреть кино и не задумываться о том, как это происходит. Интернет — это новая действительность. Ее нельзя отменить, запретить. Сеть принципиально исключает привязку к конкретной территории, дает возможность обходить блокировки и ограничения, чтобы информация максимально доходила до адресатов».
Козлюк не исключил возможности отключения России от интернета — в зависимости от политической конъюнктуры момента. Он, однако, предупредил, что на это нужны «многие миллиарды рублей»: потребуется нанять тысячи чиновников и создать «министерство цензуры» по китайскому образцу.
Опрос из другой вселенной
Советник президента по вопросам развития интернета Герман Клименко усомнился в результатах опроса. Он считает, что многие россияне просто не понимают, что «мы уже живем в интернете», что вся инфраструктура страны зависит от него. «Даже не очень понятно, где ВЦИОМ проводил этот опрос — может, не в нашей, может, в параллельной вселенной», — предположил он.
Клименко также сомневается в том, что стоит проводить такие опросы по телефону: «Надо проводить их среди пользователей интернета — например, опросить 70 миллионов пользователей «ВКонтакте», их ответ был бы более релевантным».
При этом Клименко, как и Денис Давыдов, опроверг возможность отключении России от сети по инициативе руководства страны. Он признался, что изучал опыт регулирования интернета в Китае и на Кубе, но заверил, что дорожной карты по переходу к этим моделям у нас нет, а риск того, что «западные коллеги отключат Россию», оценил как «очень невысокий».
Фото: Sefa Karacan / Anadolu Agency / Getty Images
Сегодня модно гулять по столице в сопровождении гида. Однако такие прогулки не всем по карману. Чтобы эту несправедливость исправить, профессиональные гиды знакомят всех желающих с Москвой совершенно бесплатно. Об одном из таких общественных проектов — экскурсионном бюро «Гуляем по Москве» — «Лента.ру» рассказывает в продолжение рубрики «Страна добрых дел».
Москва колбасная
— Вот, взгляните на это здание. Это один из сохранившихся корпусов знаменитой некогда колбасной фабрики Николая Григорьевича Григорьева, — показывает на трехэтажное здание из красного кирпича экскурсовод Евгений Степанов. — Николай Григорьевич Григорьев слыл колбасным королем Москвы. Выходец из крестьян, в шестнадцать лет он торговал вразнос пирожками в Охотном Ряду. Затем открыл небольшой колбасный цех. В Москве тогда своих колбас готовили мало, в основном их привозили из Углича, Коломны, Серпухова. Так что дело оказалось прибыльным. Николай Григорьевич быстро поднялся, женился на дочери своего бывшего хозяина, а на приданое жены купил в 1872 году на Ордынке неработающий колбасный завод, который переоборудовал по новейшему слову техники…
Экскурсовод Евгений Степанов
Хмурое субботнее утро. Накрапывает дождь. Ветер метет по 2-му Кадашевскому переулку опавшие листья. Наша группа, пришедшая на пешеходную экскурсию по Замоскворечью, останавливается у владения №3. Сейчас здесь идет стройка. Старые фабричные корпуса уже снесены, но за строительным забором и стрелами подъемных кранов все еще сопротивляется разрушению главный корпус «Фабрики колбасно-гастрономических изделий Н.Г. Григорьева», одного из самых больших колбасных заводов дореволюционной России. Подняв повыше телефоны, экскурсанты фотографируют остатки былого великолепия: старые, в трещинах стены, галерею и арочное окно под самой крышей.
— Надо же, до Григорьева в Москве своих колбас не было, — удивляется кудрявая девушка в черной дубленке. И добавляет, обращаясь к подругам: — Я у Евгения на экскурсии уже третий раз. Он всегда рассказывает что-нибудь интересное.
Гуляем за чаевые
«Гуляем по Москве» — новый экскурсионный проект. Он появился всего полтора года назад, однако уже стал популярным у жителей города. В рамках этого проекта профессиональные московские гиды — историки, краеведы, журналисты, искусствоведы — водят всех желающих по московским улицам, рассказывая об их истории, достопримечательностях, судьбах и тайнах. Причем делают это совершенно бесплатно.
— Москва — удивительный город, здесь сердце может петь, а песня — плыть, — говорит вдохновитель и создатель проекта Евгений Степанов. — Между тем тысячи людей, живущих в Москве, ее совсем не видят. Они живут в спальных районах, большую часть времени проводят на работе, остальное — в дороге между работой и домом. Главная задача проекта — открыть людям этот город, помочь его полюбить.
Евгений знает, о чем говорит. Худой, подвижный, с черными лукавыми глазами, в Москву он приехал из Чебоксар. Работал тележурналистом, затем в пресс-службе музея-заповедника Коломенское. И всегда любил наш город.
— Я ходил по улицам, и мне порой казалось, что здания разговаривают со мной, рассказывают свои истории, — говорит Евгений. — И я подумал: я ведь могу рассказать эти истории людям. Окончил курсы подготовки гидов и получил аккредитацию, а с ней и право водить экскурсии по столице.
Что же касается нового для Москвы бесплатного формата этих прогулок — Евгений подсмотрел его в Германии, где короткое время учился.
— В Берлине, как, впрочем, и во всех европейских столицах, есть так называемые free tours. Гид знакомит посетителей с историческим центром города, а в конце прогулки слушатели благодарят его чаевыми. Кто сколько даст.
Идея экскурсий чаевых Евгению очень понравилась. Правда, сначала он был не уверен, приживется ли такая практика в Москве — у нас давать на чай принято разве что в ресторанах. Однако посетители маршрутов «Гуляем по Москве» Евгения поняли. Дело пошло. Сейчас в арсенале проекта около ста экскурсий. В зависимости от сезона и дня недели гиды проводят от 10 до 15 экскурсий в день, на которые собирается по полсотни человек.
Иван Васильевич и галдарейки
— Заречье, Всполье, Загородье, Великий Луг — как только не назывался этот район в древности. Когда-то к югу от Москвы тянулись болота и заливные луга. Место было низкое, и район за Москвой-рекой считался дешевым. Здесь селились стрельцы, кузнецы, перевозчики, иноземцы. Ситуация изменилась лишь в XIX веке: в Замоскворечье хлынули богатые купцы, промышленники и фабриканты. Район сразу стал престижным, — звучит над собравшимися голос Евгения, усиленный микрофоном.
Экскурсия, на которую я попала, называется «Сорок сороков купеческого Замоскворечья». Она начинается на улице Бахрушина, а заканчивается в Лаврушинском переулке. За два с небольшим часа мы обходим все главные достопримечательности этих мест: храм Св. Николы в Толмачах; огромные городские владения купца Василия Варгина, главного поставщика сукна в русскую армию в 1812 году; изящный и строгий, построенный архитектором Шехтелем доходный дом меховщика Ильи Гальперина, в нижнем этаже которого и по сей день работает меховой салон; приют для вдов и сирот русских художников, который был выстроен в 1912 году в Лаврушинском переулке по завещанию купца и мецената Павла Третьякова.
Двухэтажная Москва, дворики и переулки. Золотые купола церквей, первыми подхватывавшие звон Кремлевских храмов. Именитые купеческие семьи Демидовых, Бахрушиных, Морозовых, Долговых и Григорьевых. Неспешное течение повседневной патриархальной жизни.
— Своей красотой Москва обязана старине. Отнимите у Москвы старину — и она сделается одним из самых безобразных русских городов, — цитирует во время одной из остановок Евгений слова архитектора Алексея Щусева.
Впрочем, одними рассказами о купцах и меценатах Евгений не ограничивается. Сорок сороков — эта вся пестрота и эклектика Замоскворечья. На Новокузнецкой, например, мы останавливаемся у «пьяного» дома постройки 1970-х годов. Именно с его балкона в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» Иван Грозный глядел на Москву и радовался: «Лепота!» И видел при этом Новый Арбат.
На месте бывшего трактира на Пятницкой Евгений рассказывает о правилах русского винопития: в кабаке можно было заказать целое ведро водки, а вот в трактирах наливали только чарками и только с закуской.
В одном из соседних двориков мы рассматриваем дом с «галдарейками» — так называли москвичи галереи на вторых этажах зданий, в которых сдавались квартиры в наем. Отдельного входа на «галдарейки» не было. Жильцы лазили в комнаты с улицы по приставным лестницам. Это было неудобно, зато очень выручало в периоды эпидемий: первый этаж было легко изолировать от второго.
Адреса государя
— А этот красивый усадебный дом — бывшие палаты Ржевского. Но не героя анекдотов, а современника Петра I, капитана лейб-гвардии Преображенского полка Василия Тимофеевича Ржевского, — Евгений подводит нас к зданию в Черниговском переулке, где сейчас располагается Международный фонд славянской письменности и культуры. И рассказывает, что в русской армии солдат набирали в разные рода войск по внешнему виду. — В гусары, например, брали кудрявых брюнетов, в Павловский полк — курносых. А в кавалергарды, личную охрану государя, блондинов двухметрового роста. Из-за этого однажды вышел курьез. Уже в начале XX века Николай II решил переодеть своих кавалергардов в форму допетровской Руси — кафтаны рынд. И лично их поблагодарить. И вот он пошел по строю, пожимая каждому руку и спрашивая имя. А в ответ услышал: Клопп, Блок, Фохт… Русские рынды сплошь оказались шведами и немцами…
«Сорок сороков купеческого Замоскворечья» — это классическая обзорная экскурсия. Главная же гордость проекта «Гуляем по Москве» — тематические прогулки по городу. В проекте сейчас работает тринадцать гидов, и у каждого есть своя тема и свой уникальный маршрут. Например, Сергей Рахманинов показывает экскурсантам «акунинскую» Москву, проходя по следам детектива Эраста Фандорина. Белла Воронова специализируется на Серебряном веке, рассказывая своим посетителям о Москве Есенина, Цветаевой, Маяковского, Шаляпина и Мейерхольда. А искусствовед Анастасия Чернышева погружает своих гостей на самое московское дно — в лабиринты злачной Хитровки, где обитали «раки», «утюги», «странники» и «волки сухого оврага».
Евгений тоже проводит несколько тематических экскурсий. Одна из них — «Последняя любовь империи», посвященная Николаю II. Последний царь из династии Романовых мало бывал в старой столице, однако в Москве сохранилось несколько адресов, которые не просто помнят государя, но которые стали роковыми и для самого Николая, и для всей российской империи.
Маршрут «Непокоренная Москва», посвященный столице в годы Великой Отечественной, Евгений проводит от Белорусского вокзала до Пушкинской площади, рассказывая о том, где в Москве рвались фашистские бомбы, какая паника началась в городе, когда 16 октября 1941 года закрылось метро, какие песни рождались под вой сирены воздушной тревоги и как уходили на фронт выпускники образцовой школы №25 в Старопименовском переулке — Василий Сталин, Серго Берия, Владимир Микоян…
Москва для взрослых
Но самая популярная экскурсия Евгения Степанова — маршрут для взрослых «Блеск и нищета московских куртизанок», в ходе которого гости посещают такие места старой Москвы, названия которых на рубеже XIX-XX веков даже произносить было неприлично.
— На создание хорошего тематического маршрута иногда уходит до полугода. Порой мне кажется, что я пишу научную работу! — говорит Евгений. — Жизнь Москве военных лет я, например, восстанавливал по письмам и дневникам горожан. А чтобы все узнать о московских кварталах красных фонарей, читал газеты столетней давности. В них можно найти объявления о знакомствах, которые давали бульварные феи, заметки о ночных сторожах…
Не обходится и без курьезов. Однажды, ведя группу по Сретенке и Цветному бульвару и рассказывая о некогда работавших здесь девушках легкого поведения, Евгений остановился у дома в Сергиевском переулке, который некогда посещали юнкера. Вдруг в доме открылось окно, в него высунулась местная жительница и прокричала: «Да хватит уже рассказывать про проституток, мы устали! Рассказывайте нам про Чехова и Перова!»
— Я так и сделал, — смеется Евгений. — Стал рассказывать, что по соседству, в Пушкаревом переулке, некогда располагался дом терпимости «Мерц», и именно сюда спускаются с Мясницкой «за развлечениями» студент-медик и студент-зодчий — герои рассказа Чехова «Припадок». А одна из здешних проституток послужила моделью художнику Василию Перову для картины «Утопленница».
Из Черниговского переулка мы попадаем в Кадаши. Останавливаемся напротив бывшей фабрики Николая Григорьевича Григорьева. Затем осматриваем храм Воскресения, благодаря белокаменной резьбе похожий на корабль, несущийся на всех парусах на восток. Дождь усиливается. Над нашей группой раскрываются зонтики. Но никто не уходит — напротив, люди только присоединяются.
Если человек устал от Москвы — значит, он устал от жизни
— Я москвичка, но Москву до недавнего времени не знала, — рассказывает девушка в рыжей шляпе и ярком шарфе, представившаяся Екатериной. — Сейчас по работе я много езжу по городу. С осени стала ходить на экскурсии. Мне нравится. Особенно я влюблена в рассказы Медеи Странадко — она жемчужина этого проекта.
— Мы любим ходить на экскурсии, причем в любую погоду! Столько нового узнаем о городе, что потом долго находимся под впечатлением, как от хорошей книги или фильма. Одна беда — Евгений так быстро ходит, что мы едва за ним успеваем, — делится впечатлениями пожилая пара.
«Я москвичка, но Москву до недавнего времени не знала», — рассказывает девушка в рыжей шляпе и ярком шарфе, представившаяся Екатериной. , — рассказывает девушка в рыжей шляпе и ярком шарфе, представившаяся Екатериной.
Евгений вспоминает другую пару, которая, встретившись летом на одном из его маршрутов, вскоре поженилась. А еще молодого человека, который, придя на экскурсию по Мясницкой, вдруг признался, что он потомок купца и чаеторговца Сергея Васильевича Перлова, по заказу которого был построен знаменитый магазин чая «Китайская шкатулка». В подтверждение молодой человек показал паспорт, где действительно было написано: «Сергей Перлов».
— Знаете, почему мне нравится водить экскурсии на общественных началах? — спрашивает Евгений. — На платном маршруте экскурсовод может и схалтурить: бегло рассказать о достопримечательности, провести 1,5 часа вместо двух… Деньги он уже взял. А когда гид работает только за чаевые, его гонорар напрямую зависит от того, насколько он выложился на прогулке, насколько людям понравился его рассказ.
Я свидетель: на экскурсии «Сорок сороков купеческого Замоскворечья» Евгений Степанов отработал отлично. Наша прогулка по Замоскворечью завершилась на перекрестке Лаврушинского и Большого Толмачевского переулка, у чугунной решетки особняка Аммоса Демидова и Дома писателей — того самого, окна которого била в романе Булгакова разъяренная Маргарита. Гости дружно поблагодарили Евгения аплодисментами. Многие дали на чай: кто 100 рублей, кто 200. Чуть позже Евгений рассказал, что на его экскурсии часто ходит один молодой человек, который каждый раз оставляет на чай ровно 16 рублей.
Как бы то ни было, деньги для проекта «Гуляем по Москве» совсем не лишние. На них организаторы поддерживают сайт, оплачивают работу администратора, продвигают проект в соцсетях, арендуют транспорт для автобусных экскурсий. К тому же проект постоянно развивается. Летом, например, специально к чемпионату мира по футболу-2018 Евгений хочет запустить серию экскурсий на английском языке. В планах также разработать автобусные маршруты по Золотому кольцу — Сергиев-Посад, Ярославль, Кострома, Суздаль…
— Когда я только приехал в Москву — думал, что город не примет меня, и я вернусь обратно в Чебоксары, — говорит Евгений, снимая микрофон и разглядывая промокшие ботинки. — А прошлым летом, возвращаясь пешком поздним вечером от храма Христа Спасителя домой в Замоскворечье, я вдруг почувствовал, что столица ответила мне взаимностью. Поэтому сейчас, когда я слышу от приятельниц «Я устала от Москвы!», спрашиваю: что значит — устала? В этом городе столько интересного — история, архитектура, театры, клубы, выставки, рестораны, учеба, работа, развлечения, друзья… Если человек устал от Москвы — значит, он устал от жизни. Потому что Москва — это и есть жизнь.