Медвежий угол, край географии, та еще дыра… Все эти определения вполне подходят селу Георгиевское в Ивановской области. Несмотря на относительную близость к столице, добраться сюда ой как не просто. Но это, возможно, к лучшему. Почти двадцать лет здесь работает центр реабилитации наркозависимых, созданный врачом-наркологом и физиком, променявшим НИИ на монастырь. В Георгиевское приезжают, чтобы вдали от привычного окружения научиться жить в недоверии к себе и в надежде на чудо. Подробности — в репортаже «Ленты.ру».
Славе 23 года. Он из подмосковного Орехово-Зуево. Вырос в православной семье, поступил в семинарию, но проучился там всего пару месяцев: не ощущал в себе стремления к аскетическим подвигам, да еще и сошелся не с той компанией.
«Выпивал, гулял. Вот и выперли из семинарии, — вспоминает Слава. — А потом попал в больницу и познакомился там с одним парнем: веселый, самостоятельный, при деньгах и с девушкой. Предложил устроиться в столичную кофейню, научил употреблять травку. Потом еще были спайсы. Я довольно быстро стал менеджером в той кофейне, неплохо зарабатывал и спускал все деньги на дурь».
Слава похож на типичного любителя рока конца 1990-х: худой, в очках, с длинными волосами, которые он подвязывает банданой. Джинсы и черная футболка с какого-то фестиваля. Он — самый юный из пациентов реабилитационного центра и один из немногих без уголовного прошлого. Попал сюда по любви.
«Влюбился в девчонку, начал за ней ухаживать, хотели вместе жить. Но ее отец сказал, что пока я не брошу «дуть» и не пройду курс реабилитации, видеть меня с ней рядом он, мягко говоря, не желает», — рассказывает Слава.
Психолог, к которому он обратился со своей бедой, связался с руководителем центра в Георгиевском — монахом Силуаном, и в августе 2016 года молодой человек приехал сюда с вещами.
«Думал, по-быстрому тут все сделаю и вернусь к своей девушке, к нормальной городской жизни. Но все оказалось не так просто», — говорит Слава.
Из Москвы до Георгиевского добраться — целая история. Сначала нужно доехать до города Кинешма на берегу Волги в Ивановской области. Это четыре сотни километров — либо на машине, либо на поезде, который останавливается у каждого столба (идет 10 часов). Потом полсотни километров по разбитому шоссе в сторону города Юрьевец. По обе стороны — заросшие колхозные поля, леса. Иногда виднеются дома, большинство заброшены. Затем проселочная дорога еще 10 километров. Автобусы не ходят, людей почти нет. Лишь несколько хозяйств, огороженных сплошными заборами.
И грунтовая дорога через лес. Проехать можно только в сухую погоду. Через пару сотен метров — въезд в небольшую деревушку. Это частная территория «Якимиха». У местного жителя берут лодки, чтобы переправиться через Волгу или порыбачить. Сквозь его хозяйство грунтовка ведет вниз к реке, где он построил пирс.
Волга здесь шириной в пару километров. На противоположном берегу никаких признаков жилья. Только в одном месте над лесом вздымается шпиль колокольни — примета села Георгиевское. Плыть туда на моторном катере минут десять. Моторка скачет по речным волнам, как джип по бездорожью, а потом мягко скользит сквозь камыши и пристает прямо к берегу. Отсюда уже видна изба, где живут работники центра реабилитации.
«Постоянной дороги нет, — говорит отец Силуан. — По эту сторону реки, с запада, в нашем направлении одно время собирались вести трассу, то есть выделили средства на строительство, но куда-то они пропали».
С севера Георгиевское отрезано от большой земли болотами, за которыми еще на многие десятки километров глухие леса, с востока — рекой Желватой, впадающей в Волгу.
Воспитанников никто под замком не держит. За все время существования центра был всего один побег: молодой человек украл лодку, переплыл через Волгу и как-то выбрался к людям. Позднее он скончался в Петербурге от передозировки.
«Спустя полгода, зимой, очень захотелось уехать, — рассказывает Слава. — А тут еще позвонила та самая девушка и объявила, что ее чувства ко мне прошли: мол, пока, парень. И я заявил тогда отцу Силуану, что здесь мне делать больше нечего».
Но его уговорили остаться, не бросать начатое дело. За год Слава научился жить без интернета и соцсетей, хотя прошлым летом представить себе такого не мог. Молодому человеку понравилось коптить рыбу и читать.
В роли воспитателей в реабилитационном центре выступают монахи, и на первый взгляд кажется, что это монастырь. Но это далеко не так.
Под строгим запретом в общине только нецензурная брань, курение и распитие спиртных напитков. Отказ от вредных привычек — важный элемент терапии. Распорядок дня достаточно мягкий: подъем в 7:15 (в монастырях обычно в 5:30), зарядка, завтрак, затем работа по хозяйству (в общине есть пасека, коровник, курятник, сыроварня, огороды), обед, снова работа, а после — групповые занятия. Собственно, религиозная жизнь воспитанников ограничивается утренней и вечерней молитвами и посещением воскресной службы.
Официально община отца Силуана — обычный сельский приход Свято-Георгиевского храма. Эта одна из немногих местных церквей, не закрытых и не разграбленных в советское время. Здесь сохранились старинные, ценные иконы. Потолок церкви закопчен от отапливавших храм много лет назад печей. На реставрацию сил и средств особенно не тратят, все уходит на реабилитационную деятельность.
«Здесь большая и интересная библиотека. Тут я открыл для себя Шекспира, Солженицына. А еще мы раз в неделю смотрим фильм и потом его обсуждаем, делимся впечатлениями. Последний раз это был «Брат»», — рассказывает Слава.
Зимой, в метели, когда все вокруг заметает снегом, Слава читал рассказы Джека Лондона об Аляске, полностью погрузился в эту романтику. На особенно тяжелые работы его, самого молодого, не кидали — в общине принята система дежурств по неделям: на коровнике, кухне, огороде.
Психологическую работу с подопечными ведет один из основателей центра в Георгиевском — врач-нарколог Елена Рыдалевская из Санкт-Петербурга.
«Реабилитацией наркоманов у нас в стране впервые занялись в 1989 году, в Санкт-Петербурге, — говорит Рыдалевская. — Тогда потребители этих средств были такой андеграудной группой, людьми интеллигентными. И я попала в такую компанию, сдружилась с ними, но не стала употреблять. Мы вместе тогда решили искать выходы, средства избавления от зависимости».
Энтузиасты нашли укромное место в Ленинградской области и на свежем воздухе принялись изучать разные методы избавления от зависимости. Люди в основном были творческие, увлекались модными тогда в их среде восточными учениями: Блаватской и тому подобным. А затем обратили свое внимание на православие, которое в ту пору было чем-то еще более неведомым и загадочным. Познакомились с молодыми священниками, заражавшими своей искренней верой и энергией. Так возник центр «Мельница».
«У нас сначала не было никакой программы, — рассказывает Рыдалевская. — Фактически это был такой пионерский лагерь для взрослых. С нашими подопечными работали несколько человек с медицинским образованием, профессиональный педагог. Веселая компания. Это был мотивационный центр с минимальными требованиями. Но и результаты получались скромные. Большинство ребят в городе возвращались и к употреблению наркотиков».
Постепенно сложилась схема: консультация, детоксикация, мотивационный центр ( «Мельница»), жизнь в отдаленной религиозной общине, затем переезд в адаптационную квартиру (съемное жилье не в родном для пациента городе) и возвращение к самостоятельной жизни.
«Посоветовали поехать на труднодоступный полуостров в Ивановской области, где уединенно живет некий монах, отец Мефодий, физик по образованию. Человек умный, честный и неординарный», — продолжает Рыдалевская.
И тут грянул кризис 1998 года. По Волге перестал ходить «Метеор», и некоторые еще живые села возле реки на глазах умирали.
«Я думал: как выживать? И вот решили взять к себе реабилитантов, чтобы они жили в этом брошенном людьми селе одной дружной общиной с нами, одним хозяйством, — вспоминает епископ Мефодий. — Было такое взаимное общение, взаимная помощь. Я рассказывал ребятам о православии, а они мне — о наркомании».
Первым через Георгиевское прошел Владимир — программист из Петербурга. После реабилитации он стал кандидатом и доктором наук. Хотя, по словам Рыдалевской, до сих пор нельзя сказать, что он «вполне благополучен».
Рыдалевская и отец Мефодий постепенно формировали методику психологической работы с воспитанниками, с тестами и заданиями для самостоятельной и групповой проработки. Пошли деньги от благотворителей и спонсоров. Появилась возможность принимать больше людей. Монаха-подвижника приметили в патриархии. Теперь он уже в сане епископа занимается проблемами реабилитации наркоманов на общецерковном уровне.
Старший воспитанник, отвечающий за дисциплину и порядок в общине, — Сергей из Рязани. Он попросил его не фотографировать, так как большинство родственников и знакомых не знают, где он находится.
Сергею 40 лет, в Георгиевском он уже 17 месяцев. И похож на крепкого русского деревенского мужика начала прошлого века: широкие штаны, цветастая рубаха, густая борода. Только вместо сапог — кроссовки. Со стороны кажется, что этот человек пышет здоровьем. На самом деле он наркоман с 20-летним стажем.
«Прошел здесь всю реабилитационную программу и сейчас планирую ресоциализацию на адаптационной квартире», — говорит он. Признается, что употреблял все виды тяжелых наркотиков и это первая для него реабилитация.
В прежние времена Сергей был разнорабочим: собирал окна, развозил фрукты, работал грузчиком. Неоднократно судим. В последний раз освободился из колонии в 2006 году.
«Наркотики потреблял в каком-то безумном количестве. И такая ситуация была, что мои друзья хорошо общались с милицией и Госнаркоконтролем. Нас поэтому не трогали, позволяли очень многое. И никаких берегов я просто не чувствовал, — вспоминает Сергей. — Бывало, ходил по улице в халате и с топором. Слава Богу, никого не зарубил! Были передозировки».
Однажды Сергей по какой-то причине надолго протрезвел. Взглянул на себя со стороны, ужаснулся. И попытался изменить свою жизнь.
Идти в наркодиспансер Сергей не хотел, так как официальный статус наркомана поставил бы крест на многих еще доступных ему профессиях. А для лечения в частных центрах требовались немалые денежные средства, которых у него не было.
Тогда он решил пойти в монастырь. «Я почему-то был уверен, что туда меня возьмут без всяких документов и справок. И меня взяли, поверили, со мной возились. Все было хорошо, но затем я сбежал и сорвался», — вспоминает Сергей.
После этого он впервые за многие годы испытал чувство стыда. Сергей понимал: второй раз ему не поверят. И он решил доказать свою решимость завязать с наркотиками.
«Вызвал себе скорую, лег в стационар. Потом пришел к наркологу в диспансер, встал на учет. Назвал полностью свой стаж употребления наркотиков. У меня спросили: ты понимаешь, какие ограничения в правах последуют? Но у меня главная цель была — получить справку, чтобы с ней пойти на реабилитацию».
В будущем Сергей хотел бы пройти курсы и работать крановщиком. Однако у него нет уверенности в том, что больше он никогда не сорвется.
Арсен — один из выпускников центра реабилитации в Георгиевском. Он организовал похожий центр в селе Сумароково Костромской области.
«Работаю там уже восемь месяцев. Там все так же, как здесь. Только с нами не живут монахи, и нет столько скотинки домашней. А распорядок тот же», — рассказывает Арсен.
По наколкам заметно, что он много лет провел в местах лишения свободы. Анализируя свою жизнь, многолетний стаж употребления тяжелых наркотиков, Арсен говорит, что все время искал какого-то счастья и имел из-за этого кучу проблем.
«Счастья нет, есть безопасное существование», — заключает он.
Поворот в его жизни случился, как и у Сергея, внезапно. «Я очнулся в какой-то спецзоне в Нижнем Новгороде, про которую еще Путин говорил, что там все исправляются. Там Лебедев сидел тогда, мэр Нижнего. Но они свободно передвигались, а я был в спецблоке по-соседству с какими-то чеченскими спецназовцами с 25-летними сроками и ворами в законе».
В тот момент он не мог понять, как все так сложилось. «Ведь я не против государства, не поддерживаю воровскую идеологию», — сетует Арсен.
На зоне он познакомился с батюшкой, который ездил к осужденным пожизненно. «Я спросил: а как там у них? Он отвечает: ну, вообще, овощи. Вы, — говорит он, — тут еще разговариваете, о чем-то думаете».
В 2013 году, после освобождения из тюрьмы, он узнал о центре в Георгиевском от соцработника в наркологической клинике. «Но когда мне объяснили, что сюда нужно ехать минимум на полгода, то я отказался. Пошел в обычный центр реабилитации, сорвался. Он был в городе, где соблазнов много. И тогда я уже понял, что нужно ехать сюда, подальше от людей».
По окончании программы реабилитации он, как и Сергей, впервые осознал, что никакого полного выздоровления быть не может. Поэтому решил не пробовать жить в городе, остаться и заниматься реабилитацией других товарищей по несчастью.
Еще один бывший воспитанник Георгиевского, Антон попал сюда в 2011 году.
«Занимался бизнесом и очень много бухал, — вспоминает он. — Очень много. Однажды как-то мучился от похмелья, и товарищ предложил мне ширнуться. Помогло. Потом я попробовал еще несколько раз и стал героиновым наркоманом».
У Антона мощная фигура, длинные седеющие волосы и борода. Один из интересов — фотографирование. На эту тему он может разговаривать часами.
В системе церковной реабилитации Антон работает на самой передовой — руководителем кабинета первичного приема наркозависимых при Кинешемской епархии. Туда поступают звонки от родственников и самих наркоманов, нуждающихся в помощи.
«Чудо не в том, что вот был наркоман и вновь стал обычным человеком. Чудо в том, что людям, находящимся на самом дне вдруг приходит в голову идея измениться и какие-то силы для этого появляются. Мое дело — поддержать внутренний порыв человека, подготовить к трудному многолетнему пути переосмысления себя и работы надо собой».
У Антона с 2011 года был всего один срыв. «Я совершенно не горжусь тем, что живу в трезвости, — отмечает он. — Это мое личное дело. Меня раздражает, когда бывшие наркоманы публикуют гордые посты в соцсетях: «я в трезвости уже три года семь месяцев и двенадцать дней». Гордиться можно большими делами и жизненными достижениями, а не этим».
Ключевая проблема реабилитации кроется в осознании смысла борьбы с тем, чего не победить. «А какой смысл продолжать? Вот человек опять сорвался и понимает, что ему уже никогда не быть свободным, здоровым, не быть таким, как все, — говорит Антон. — Зачем ему выходить из того наркоманского круга общения, где он свой, особенно в сорок лет, когда впереди только старость? Чтобы быть вечным изгоем без семьи и нормальной работы? На эти вопросы без задействования всей мощи религиозной философии сегодня ответов не найти. Здесь есть конкретика, а не общие слова».
