Советскую пенсионную систему сегодня принято поминать добрым словом. Впрочем, как и все прочие системы, внутри которых строилась жизнь советского человека в «старые добрые времена». Их вспоминают с ностальгией даже те, чей пенсионный возраст пока еще не наступил — вот, дескать, в СССР пенсионеры жили, а не выживали, не то что сейчас! Так ли это было на самом деле, разбиралась «Лента.ру».

«Бабушка работала очень мало, но жила в городе. У нее было четверо детей. Она получала, кажется, рублей 25 — в начале 1960-х. Бабушка покупала «с пенсии» 150 граммов докторской колбаски, просила ее нарезать, и мы с ней (мне было лет семь) съедали колбаску прямо возле магазина. Это было так вкусно, что лучше и не придумаешь», — рассказывает пенсионер Сергей Александрович в интервью газете «Новый пенсионер». Там же другие люди рассказывают о своих родителях: мама была колхозницей, в конце 60-х годов получала пенсию 12 рублей; мама работала на меховой фабрике, из-за прерванного стажа получала пенсию 30 рублей…

Теперь, когда заходит разговор о пенсиях, часто вспоминают именно советское время и советскую пенсионную систему. Дескать, пусть такого разнообразия продуктов на полках магазинов не было, и в очередях стоять приходилось, но пенсионеры не бедствовали, и на пенсию свою жили куда лучше нынешних, ведь те товары, которые можно было достать, пусть и отстояв несколько часов, стоили существенно дешевле.

Когда это было? Кто-то скажет, что в брежневские времена «благословенного застоя», кто-то поминает добрым словом Иосифа Виссарионовича, для кого-то этот период простирается вплоть до начала «проклятой» перестройки. Понятно, что тем, кто начал получать пенсию еще до распада СССР, сейчас в лучшем случае за 80, и судить они могут только о тех положительных и отрицательных сторонах пенсионной системы Советского Союза, с которыми столкнулись сами. Да еще сделаем скидку на то, что в те времена они были моложе, здоровее, а значит, видели мир в существенно более радужных тонах, нежели сейчас. Между тем пенсионная система СССР в том виде, в котором она существовала в 1980-х годах прошлого века, была принята вовсе не декретом большевиков в 1917 году.

Старикам здесь не место

Статус старика как уважаемого члена общества, прошедшего сложный трудовой путь, закрепился за советским пожилым человеком ближе к 1930-м годам. В первые же послереволюционные годы престарелые граждане — и прежде всего женщины — рассматривались, по словам историка Марии Ромашовой, как «идейно чуждые, отсталые, погрязшие в быту и разлагающие детей религиозным воспитанием».

«Старое было приравнено к вымирающему, и процесс вымирания не должен был занимать ничьего внимания. Молодость и старость перестали быть равно естественными биологическими явлениями, разными ступенями одной и той же человеческой жизни. Молодые явно не собирались стареть. Старость находилась под подозрением», — объясняет эту тенденцию литературовед Мариэтта Чудакова.

Действительно, пенсионная система, даже в своем рудиментарном виде, складывалась в СССР достаточно долго. В 1918 году декретом Совнаркома РСФСР право на социальные выплаты получили граждане, «лишенные основного заработка или его части вследствие утраты трудоспособности или безработицы». То есть тут речь шла либо о пособии по безработице, либо о пенсии по инвалидности.

В течение 1920-х годов постепенно появились и другие категории граждан, имеющих право на социальные выплаты. Так, в 1921 году на повышенные пенсии смогли претендовать «престарелые и инвалидные педагоги, имеющие заслуги в деле народного образования». Постепенно ввели пенсионное обеспечение для военных, потерявших трудоспособность во время боевых действий, а в 1929 году пенсии наконец получили определенные категории служащих. Это были работники горной, металлургической и электропромышленности, а также железнодорожного и водного транспорта. Тут же можно встретить знакомые цифры: пенсии назначались мужчинам 60 лет и женщинам 55 лет. При этом стаж первых должен был составлять 25 лет, а вторых — 20 лет.

Наконец, важной вехой в становлении пенсионной системы СССР стала статья 12 «Положения о пенсиях и пособиях по социальному страхованию», утвержденная постановлением Совнаркома в 1930 году. Согласно ей работники всех госпредприятий могли претендовать на пенсионные выплаты по старости. Впрочем, важно понимать, что в то время СССР был преимущественно аграрной страной, но о государственных пенсиях для колхозников и крестьян речь не шла, хотя они составляли большую часть населения страны. Но уже в 1935 году в Конституции Советского Союза было закреплено право всех граждан страны на пенсионное обеспечение.

Каким же образом оно осуществлялось? Прежде всего стоит отметить, что никакого пенсионного фонда тогда в стране не существовало. Бремя создания социальных фондов возлагалось на каждое предприятие. В колхозах же правление сельхозартели должно было по общему решению создавать социальный фонд и кассу взаимопомощи.

Но тут следует понимать, что бюджет колхоза прежде всего распределялся на сиюминутные нужды, и чаще всего колхозные пенсионеры никаких денег не видели: их заменяли натуральные выплаты — зерно, сено, дрова и т.п. К тому же они не были обязательными, поэтому в сильных колхозах выплаты были, а в слабых старики зачастую оставались ни с чем.

Как пишет доктор исторических наук Татьяна Димони, изучение работы по ликвидации и предупреждению нищенства, проведенное районными отделами соцобеспечения Вологодской области в начале 1950-х годов, показало, что престарелые и больные люди, часто одинокие (как правило, старше 70 лет), были вынуждены «собирать куски». При этом в каждом районе области таких насчитывалось от десятка до полусотни человек.

Тем не менее уже в 1939 году в Большой советской энциклопедии было записано, что «только в СССР граждане пользуются материальным обеспечением в старости, а также в случае болезни и потери трудоспособности». Тут же приводится сумма, которая зарезервирована на эти выплаты в бюджете страны за 1938 год: 3,46 миллиарда рублей.

Но, как пишет в своей работе «Пенсионное обеспечение в СССР» доктор исторических наук Владимир Мамяченков, если провести нехитрые расчеты, при общем населении страны в 160 миллионов человек, приняв удельный вес пенсионеров за 15 процентов, средняя пенсия получится в размере 150 рублей (дореформенные деньги — 15 деноминированных рублей). «В то же время один метр шерстяной ткани [по старым деньгам] стоил 87 рублей, пара сапог или ботинок — 50, метр шелка — 36, кубометр дров — 18, а пара тапочек — 11», — рассуждает он.

Несмотря на то, что в 1950-х годах ситуация в целом улучшилась, она оставалась крайне неудовлетворительной. Никакого способа в открытую жаловаться на низкие выплаты (или их отсутствие) у граждан не было, поэтому они изобретали достаточно интересные способы о них заявить. Мамяченков приводит пример, когда во время выборов депутатов Верховного Совета СССР 1954 года в урне был обнаружен бюллетень со следующим текстом: «Не разрешено до сих пор Положение о пенсиях. Размер пенсии установлен 90-155 рублей — эта сумма явно недостаточная при существующих ценах. Этих денег может хватить только на одного человека, и то только на хлеб, больше он ничем не сможет обеспечить свое существование».

Сбылись мечты народные

Закон о пенсиях был наконец принят в 1956 году. Он действительно существенно повышал пенсии в стране (в среднем на 81 процент) и устанавливал минимальную в размере 300 рублей, а максимальную — в размере 1200 рублей (то есть 30 и 120 рублей после деноминации). Но тут важно отметить, что все эти радости были доступны при наличии стажа 25 лет у мужчин и 20 лет у женщин. При его отсутствии или нехватке минимальная пенсия составляла 75 рублей (то есть 7,5 рубля), что, конечно, выглядело смехотворно.

И тут стоит учитывать, что многие женщины, состарившись и не имея стажа, буквально оказывались на содержании детей. «Они составляли многочисленный легион тех, кто воспитывал «нового советского человека», вопреки декларациям о необходимости общественного воспитания, нес на себе все домашние заботы, пока их взрослые дети трудились на производстве», — отмечает в своей работе Мария Ромашова.

Также немаловажно отметить, что закон 1956 года по-прежнему не касался колхозников — соответствующий законодательный акт был принят только в 1964 году. При этом трудиться им полагалось дольше других категорий граждан — 65 лет мужчинам и 60 лет женщинам, да и максимальная пенсия устанавливалась в размере не 120, а 102 рублей. «Но этот максимум так и остался недосягаемой мечтой сельских пенсионеров: в среднем размеры пенсий колхозников были просто мизерными», — пишет Мамяченков. Всего 12 рублей — столько обычно получали колхозные пенсионеры после принятия закона, а к 1985 году эта цифра едва доросла до 40 рублей.

Первые среди равных

При этом в обществе еще с 1920-х годов существовали привилегированные категории граждан, пенсия которых существенно превышала максимальную. Это были так называемые персональные пенсионеры — определенные люди, которые «внесли исключительный вклад в строительство советского государства». Люди, которые получали персональные пенсии, делились на персональных пенсионеров союзного, республиканского и местного значения. В 1977 году такие пенсии составляли 250, 160 и 140 рублей соответственно. Кроме того, существовали дополнительные выплаты партработникам с большим стажем, а также старым большевикам — ссыльным и политзаключенным Российской империи. Им были положены и особые льготы. Получали надбавку к пенсии и отставные военные. Круг этих персон, впрочем, был сильно ограничен, и заметного влияния на общую картину они не оказывали.

Заслуги, за которые назначали персональные пенсии, иногда были достаточно спорными. «Так, в 1961 году обком партии просил назначить пенсию республиканского значения некому М., работнику ГУЛАГа, который «…с 1942 года беспрерывно находится на партийной работе в системе исправительно-трудовых лагерей и колоний МВД«», — пишет Мамяченков.

Конечно, и коммунистическая партия, и советская родина не обходили вниманием тех, кто ими руководил. Например, Никита Хрущев, отправленный на пенсию принудительно в 1964 году, с 1965 года получал пенсионные выплаты в размере 500 рублей в месяц. Партийные чиновники высокого ранга тоже зачастую выходили на заслуженный отдых с пенсиями, размер которых превышал выплаты персональным пенсионерам союзного значения.

* * *

Нельзя, впрочем, не отметить, что выплаты регулярно повышались, и к 1980-м годам средняя пенсия в СССР составляла около 70 рублей. Но тут важно понимать, что около четверти пенсионеров Советского Союза получали минимальную пенсию. А отечественные сапоги с искусственным мехом стоили 80 рублей, пальто женское — 111 рублей, не говоря уже о всяких излишествах вроде бытовой техники и электроники (которую надо было еще и достать).

При этом число граждан пенсионного возраста к концу советской эпохи быстро увеличивалось, а выплаты госпредприятий на социальные нужды оставались прежними — разницу покрывали государственные дотации. Множественность различных систем пенсионного обеспечения, общая неразбериха и непрозрачность системы только усугубляли ситуацию. В условиях нефтяного кризиса 1980-х годов социальные расходы государства вносили существенный вклад в дефицит бюджета страны. Огромной советской страны, которая в конечном итоге рухнула под весом этой и других проблем, нараставших как снежный ком.

Рубрику «Жизнь. Продолжение следует» ведет Сергей Мостовщиков. Сегодня он расскажет о том, как можно взять на себя ответственность за все, остаться один на один с жизнью, справиться с ней и помочь другим.

Сережа Иванов родился раньше времени, мать и врачи ничего не смогли с этим поделать. Сережа очень торопился, еле дышал, его приводили в чувство в реанимации. Потом оказалось, что из-за спешки кости Сережиной головы срастаются слишком быстро, и все это опасно для мозга: ему некуда будет расти, чтобы успеть за нетерпеливым Ивановым. Матери пришлось искать врачей и деньги, чтобы оплатить сложную операцию. Голову Сереже раскроили, устроили там искусственные роднички. Остался шрам, как от битвы с препятствиями, встающими на пути слишком нетерпеливого человека. Сейчас ему год с лишним, кругом — Воронеж, есть старший брат Алеша, мать не работает, сидит в декрете, отец иногда появляется, но с ними не живет. К чему так стремился Сережа? Что это? Да обычная человеческая жизнь. О ней мы и разговариваем с Сережиной мамой Ольгой Ивановой:

— Я врач-терапевт. Пошла в медицину потому, что, скажем так, в моем лице моя мама реализовала свою мечту. В свое время она не добрала два балла в медицинский — и не прошла. Поэтому меня всегда целенаправленно готовили к поступлению. Не могу сказать, что жалею. Мне нравится. Все-таки я себя чувствую на своем месте. В декрет уходила с должности заместителя главного врача больницы.

Наверное, я ценю самостоятельность. Замужем не была, но вот родила двоих сыновей. Родила для себя. С отцом ребят у меня замечательные отношения, он нам чем может помогает, старается по крайней мере. Мальчики взяли от него лучшие свои черты: папа у нас рукастый и трудоголик. Но есть такой вот нюанс: человек женат, поэтому я знала, на что иду. Помните, как говорят: сильная я женщина, но немного долбанутая. А жизнь, знаете, она ведь как — если ты себе не придумаешь проблем, она сама найдет, что тебе преподнести и чем озадачить, чтобы держать тебя в тонусе.

Я всегда хотела большую семью. Но не получалось, получалась карьера. Обычно ведь как выходит — либо одно, либо другое. Я с двадцати шести лет вела приемы, с пациентами работала, у меня получалось руководить. К тому же одна из специальностей моего терапевтического профиля — онкология. Так что я в основном занималась людьми, а не собой. Тяжелые случаи, трудные разговоры. Всегда по ту сторону двери есть какой-то человек. И чтобы ему помочь, ты тоже должна почувствовать себя по ту сторону двери, чтобы понять, насколько это хреново. Какая тут семья?

Но вот у меня двое ребят. Подруги говорят: надо набраться смелости и родить еще двойню, вдруг будут девочки. Но я, честно сказать, не знаю, что делать с девочками, когда у тебя два пацана. С ними хорошо — одни сюрпризы. Сережа вот у нас родился раньше срока, на Рождество. Мне бы еще полтора месяца походить в свое удовольствие. Но нет, он решил: хочу сейчас. Хорошо, как скажешь. В принципе, все было в порядке. Ну, он был слабым, какое-то время пришлось набирать вес, но в целом ничего страшного. Правда, еще тогда неонатолог сказала нам, что форма головы у Сережи — ну, скажем так, не шариком. Посоветовала понаблюдаться, мало ли что.

Где-то в шесть месяцев уже стало заметно, что лобные доли у Сережи стали чуть выпирать, появилось подозрение, что с черепом что-то не в порядке. Съездили к нейрохирургам, и нам сказали, что сагиттальный шов, который соединяет правую и левую теменные кости, у нас уже действительно схватился раньше времени. Значит, мозгу будет мало места для роста, он начнет давить изнутри.

Нам предложили операцию: пока кости мягкие, их разрежут и сделают два искусственных родничка. Один из них фиксируется специальными биоразлагающимися пластинами. Год они не дают костям срастись, а потом растворяются. Чтобы приобрести эти пластины для операции, мне пришлось обратиться в Русфонд. Легко сказать — обратиться. Если бы мне надо было чего-нибудь отрезать, разговора бы не было. А тут ребенка собираются перекраивать. У меня от этого у самой полголовы седая, краска не берет.

Мой папа говорит, что Сережа после операции как-то повзрослел. А мне кажется, он вообще оказался человеком вдумчивым. Вот Алеша — он постарше, ему три с лишним года, у него устанавливается характер, он все больше права качает, немного хитрит. А Сережка — он смотрит на него оценивающе, внимательно, как бы со стороны. Но ведь он и на меня так смотрит. Так что я хотя и поседела, мне теперь совершенно ясно, ради чего я живу с этой седой головой.

Бывший член Европарламента и французского сената, президент франко-иранской организации содружества и председатель ассоциации мушкетеров герцог Амери Д’Артаньян приехал в Россию, чтобы стать наблюдателем на губернаторских выборах в Ярославской области. «Лента.ру» поговорила с мушкетером о Боярском, кумысе и русских женщинах.

«Лента.ру»: Какое у вас впечатление от выборов в России?

Амери Д’Артаньян: На Западе есть устойчивая тенденция — давать какие-то уроки России. Особенно в том, что касается демократии. Сегодня можно смело констатировать, что Россия, с новой электронной системой в действии, во многом обогнала нас в плане безопасности, надежности выборов и уверенности избирателей в том, что все проходит честно.

Резюмирую: у меня очень хорошее впечатление от выборов в России, я очень доволен передовыми технологиями. И я думаю, что мало где такая система есть. По крайней мере, во Франции ее нет — за все 27 стран Союза говорить не могу. Выходит, что на Западе больше не получится выступать с какой-то критикой.

Почему вы выбрали Ярославскую область?

Это не я выбрал. Но вот маленькая история (говорит по-русски): в первый раз я приехал в Ярославль в 1961 году. Это очень красивый город, там много зданий XVIII и XIX веков, при этом они со вкусом отреставрированы, и река Волга течет необыкновенно красиво.

А жители дружелюбны?

Русские всегда очень дружелюбны с Д’Артаньяном!

Вы смотрели советский фильм «Д’Артаньян и три мушкетера»?

Нет, но я хорошо знаю Боярского. Я с ним знаком, потому что я возглавляю ассоциацию мушкетеров, и каждый год какое-то количество русских принимается в эту ассоциацию. Всего сейчас где-то порядка 60 русских мушкетеров.

И Боярский — один из них?

Вот, вы сами сказали. Да.

Знаете песню «Пора-пора-порадуемся на своем веку»?

Он пел ее мне! Раз 150. Но в этот раз я ее еще не слышал, потому что очень серьезно наблюдал за выборами, и мне некогда было ерундой заниматься.

Как вы думаете, то, что вас так часто приглашают в Россию, связано с мемным образом мушкетера из-за Боярского?

Да нет, не думаю. Я 30 лет был парламентарием, дважды был председателем комиссии по иностранным делам, сначала как депутат, потом как сенатор. И я всегда выступал с позиции, благосклонной к России. Я резко против санкций, которые на самом деле бьют и по европейским странам — по сельскому хозяйству, промышленности. Бьют и по России, особенно в финансовой области. И с моей точки зрения, Россия — это естественное продолжение, естественный союзник Европейского союза.

Вы ознакомились с программами основных российских политических партий?

Нет, потому что я не вмешиваюсь, не занимаюсь собственно политикой в России, я просто приезжаю посмотреть, как все происходит. Я обращался к представителям разных партий, спрашивал, как им кажется — нормально ли проходят выборы? И все мне сказали «да».

Вы не первый раз участвуете в выборах в качестве наблюдателя?

Я уже был на выборах в Твери. Ну, и еще я был в Казахстане.

Пили кумыс?

Конечно. Я был в Казахстане где-то раз пятьсот. Конечно, я пил кумыс.

А в России пьете водку?

Да, конечно. Мне очень нравится атмосфера, места, где пьют водку.

Сейчас вы пьете красное вино, как вам оно?

Не думаю, что это французское вино, но мне кажется, что это вино из лучших.

Вы правда состоите в родстве с американским актером Джоном Малковичем?

Да. Он, кстати, мушкетер. Как и Леонардо Ди Каприо, например, поэтому я с ними знаком.

Насколько велика ассоциация мушкетеров? Сколько в ней состоит человек?

Размер — понятие всегда относительное (смеется). Самой организации уже 60 лет, и в нее входили или входят где-то четыре тысячи человек. Но это не какой-то социальный клуб — там совершенно разные люди, от короля Швеции и принца Монако до французских виноделов и олимпийских чемпионов. Есть и женщины: мадам Бокова, президент ЮНЕСКО, и мадам Каррер д’Анкосс, постоянный секретарь французской академии.

Нужно чего-то добиться, чтобы стать мушкетером? По каким критериям принимают в ассоциацию?

Нужно преуспеть в той жизни, которую ты сам себе выбрал. Эта организация занимается тем, что продвигает ценности мушкетеров: служба родине, отвага, элегантность. И в современной России я нахожу многое из того, что позволило Франции в XVII веке стать великой страной.

Склонны ли мушкетеры к монархизму?

Нет-нет, совсем нет.

Как выглядит парадный костюм мушкетера?

Он очень простой. От плеча к поясу идет повязка — голубая — с мушкетерским крестом. Шпагу носить необязательно. Шляпы с перьями тоже нет, это легенда. Ну, то есть, в XVII веке, наверное, так все и было, но сейчас это было бы просто смешно.

Как вы вообще стали мушкетером?

Я гасконец, как и Д’Артаньян. Не я создал ассоциацию. Но мушкетерские ценности, которые я только что описал, — я им привержен. Да и вообще, когда носишь фамилию Д’Артаньян, само собой как-то становишься мушкетером.

Это ваша настоящая фамилия?

Да… (показывает паспорт, там очень длинное имя). Это не псевдоним. (говорит по-русски) Ты мне не верила?

Еще вы говорили, что ваши предки сражались за Францию в одной из наполеоновских войн и были спасены русскими женщинами.

Не совсем так, это еще одна легенда, видимо. У меня было два предка, которые участвовали в наполеоновской русской кампании. Первый был адъютантом Наполеона, а второй — адъютантом маршала Нея. И второй как раз написал мемуары о войне 1812 года. Он был против этой войны, но как военный следовал приказам. Он дважды был в плену, однако говорил, что несмотря на это, его пребывание в России было приятным — благодаря русским женщинам.

А как вы выучили русский язык?

Тоже благодаря русским женщинам, но в плен они меня никогда не брали (смеется). Не дело, конечно, критиковать свою страну за границей, но, надо признать, нынешняя политика Франции по отношении к России неправильная, и я надеюсь, она исправится. Я приезжал в Москву в 2014 году, на столетний юбилей Первой мировой войны. И я поблагодарил Россию за то, что в 1914 году россияне атаковали Восточную Пруссию, именно это спасло Париж. Я напомнил, что во времена Де Голля, Жискар д’Эстена, Помпиду — президент никогда бы не допустил, чтобы какая-то третья страна влезла в отношения России и Франции.

То есть получается, общечеловеческие ценности вы ставите выше мушкетерской службе родине?

Я верю в национальные ценности, но если ты не согласен с политикой собственного государства — как раз-таки есть выборы, чтобы выразить свое несогласие. Если же ваша страна участвует в военном конфликте, несогласие с политикой не может быть поводом дезертировать из армии, ты все равно продолжаешь биться рядом со своими товарищами.

Российские выборы будут освещаться во Франции?

Боюсь, реакция во Франции будет критической даже несмотря на то, что никто не приезжал и ничего не знает. Именно поэтому я очень рад таким интервью — так я могу показать, что в России есть новая надежная система и что сами россияне доверяют результатам выборов. А раз так, то и другие страны должны доверять этим результатам.

Жители Дальнего Востока все чаще говорят о том, что людской поток в Россию со стороны КНР растет, если не по экспоненте, то в геометрической прогрессии. Форпостом проникновения китайской туристической, а следом — экономической экспансии в Сибирь стал Иркутск. Петр I в свое время прорубил «окно в Европу», построив Санкт-Петербург. Сегодня китайцы обстоятельно и неторопливо прорубают свою «форточку в Россию» через Иркутск. Отсюда они уже определили два основных направления продвижения — западное и южное. Из Иркутска китайцы сначала едут на Байкал, в Листвянку и на остров Ольхон. Потом — дальше по стране, в Москву и Санкт-Петербург. Отрицать отсутствие этой экспансии глупо — следом за толпами китайских туристов приходят бизнесмены, строящие в Приангарье свои магазины и гостиницы на берегу Байкала, покупатели сибирской тайги, сотрудничающие с бригадами «черных лесорубов». Говорят, они уже начинают присматриваться к «дальневосточным гектарам». Насколько реальна «желтая угроза»? Зачем китайцы сюда приезжают и что ищут в России? Как к этому относятся местные жители — в репортаже «Ленты.ру».

Новый «шелковый путь»

Февраль в Иркутске выдался лютым — с начала месяца стоят 30-градусные морозы. Китайских гостей это не пугает. Их любимый маршрут известен любому горожанину — вдоль по Карла Маркса, свернуть на Ленина (это центральный перекресток города) и чесать по прямой до 130-го квартала — клином врезающийся в центр города туристический оазис. Раньше здесь полуразвалившийся частный сектор утопал в грязи и мусоре, но восемь лет назад его полностью снесли, заасфальтировали и построили торгово-развлекательный заповедник со стилизованными под старину избушками, целиком отданными под кафе, рестораны, сувенирные магазины, и большой ТРЦ «Модный квартал».

Летом этот «шелковый путь» так забит жителями Поднебесной, что кажется, их пропорции к количеству аборигенов составляют один к одному. Но даже в морозы большие туристические автобусы стоят на улице Карла Маркса, на остановках общественного транспорта и в соответствии с культурной программой, — у филиалов краеведческого и художественного музеев. Китайцев тем не менее больше интересуют ценности материальные. Они бродят группами по пять-десять человек от магазина до магазина, легкомысленно помахивая фирменными пакетиками.

Внутри большого ювелирного магазина у прилавков суетится группа туристов. У дверей, сложив на груди руки и наблюдая за подопечными слегка снисходительно, ждет гид — юная девушка Лена. Она охотно поддерживает беседу.

— С китайцами я работаю всего второй раз, и у меня нет к ним негатива. Местных раздражает, что они галдят, ходят толпами. Да, они ездят большими автобусами, массово, но точно также ведут себя по всему миру. Когда работаешь с маленькими группами, они абсолютно адекватные, дружелюбные, милые, — сделают селфи с тобой, что-то подарят. Они абсолютно такие же, как мы, — откровенничает она. — Мы очень близки по культуре туризма — мы так же мусорим, мы такие же шумные. Неприятие русскими — это, наверное, психологический эффект, когда раздражает собственное утрированное отражение в зеркале.

Она открывает маленькую тайну — почему вдруг Сибирь стала так популярна в Китае. Несколько лет назад популярный китайский певец Ли Джанг написал и спел песню про Байкал, стилизованную под национальные русские мотивы. По сюжету, парень расстался с любимой девушкой при обстоятельствах непреодолимой силы. Они очень страдали в разлуке и спустя много лет случайно встретились на Байкале.

— Китайцы реально от нее «тащатся», ходят по берегам Байкала и слушают ее постоянно в наушниках, — утверждает Лена. — Они действительно считают Байкал частью своей культуры и истории и отчасти — своей территорией. Но в этом есть доля смысла, так как впервые о Байкале — Бэй Хэй, Северном озере — упоминается в китайских летописях. Понятно, что все это — территория России, но связь с Китаем очень тесная, и она есть. Им хочется верить, что они здесь не чужие.

Как сообщила руководитель Агентства по туризму Иркутской области Екатерина Сливина, с января по август 2018 года Байкал посетили 1,2 миллиона туристов. А за последние пять лет иностранных туристов стало приезжать в Иркутск больше, чем на 30 процентов. Подавляющее большинство из них — жители КНР. Рост количества туристов напрямую связывается с введением безвизового режима для группового въезда граждан КНР в РФ. Для сравнения — в 2016 году в области побывали больше 26 тысяч, в 2017 году — 23,5 тысячи китайских туристов.

Большой шоппинг

Все помнят времена, когда дешевым китайским ширпотребом были забиты магазины и барахолки. Раньше челноки ездили с огромными баулами в Маньчжурию за копеечным текстилем и скобяными товарами первой необходимости. Но в последние годы система сломалась — теперь к нам «затариваться» приезжают сами китайцы.

Говорят, они стали возмутительно богаты. «Виноват» в этом не только экономический бум в КНР. Есть и чисто иркутские особенности. Китай колоссально заработал на росте популярности криптовалют. Иркутск находится близко к Китаю, и здесь очень дешевая электроэнергия — спасибо каскаду ГЭС на Ангаре. Иркутск не так давно объявили «всероссийской столицей майнинга». Так вот, все майнинговые фермы иркутские криптовалютчики покупали в соседнем Китае.

Сегодня в Иркутске можно зайти в любой супермаркет и обнаружить там толпу китайских туристов. Китайцы скупают кондитерские изделия, очень любят шоколад, зефир и орехи. Но это по мелочи. Они едут в Иркутск за брендовой европейской одеждой — купить ее здесь стоит гораздо дешевле, чем в Европе, учитывая дорогу, скажем, до Италии. Также они очень любят российскую ювелирку и косметику.

— Захожу в «Рив Гош» — там треть иркутян и две трети китайцев, — рассказала женщина, прислушивавшаяся к нашему с Леной разговору. — Причем русские стоят у прилавков с бюджетной косметикой, а китайцы — только около элитной — «Шанель», «Клоранс». Они знают, что это не подделка. Если я захочу купить себе палетку «Урбан Дикей» и закажу ее на «Алиэкспресс», это будет стопроцентная подделка, которую нельзя наносить на кожу. А здесь это будет точно натуральное, фирменное. И они это прекрасно понимают.

Впрочем, это понимают и наши продавцы — и задирают цены именно в расчете на китайского покупателя.

— Туристы меня иногда спрашивают, сколько стоит соболиная шуба. Я не знаю, но отвечала — ну, тысяч четыреста, как, например, моя машина, — рассказывает гид Лена. — Вы знаете, в ТЦ «Комсомолл» есть меховой магазин «Шиншилла». В общем, я как-то решила узнать для себя цены, зашла туда. Длинная в пол шуба со скидкой летом стоила 2 миллиона 700 тысяч рублей. Без скидки — три миллиона. Конечно, на цену влияет и то, что она проделала путь монгольского кашемира — соболь баргузинский, но изделие пошито в Италии, — а на продажу вернулось сюда. Дешевле шуба соболиная, но местного покроя — 800 тысяч рублей. У меня был шок — она стоит, не как моя машинка, а как новый «Лендровер». Я разговорилась с хозяйкой, и она рассказала: к ней приходят гиды, приводят китаяночек, они покупают эти шубки, и хозяйка им предлагает гешефт — приведете за руку еще одного покупателя, я вам на руки, налом, дам десять процентов стоимости.
Представляете, 270 тысяч рублей можно получить на руки, просто приведя еще одного покупателя!

Встречают по одежке

Нужно понимать, что все китайцы разные. Очень сильно видно разницу между массовым и элитным туризмом — об этом можно судить хотя бы по одежде. Иногда в Листвянке (поселок на берегу Байкала в 30 минутах езды от Иркутска — прим. «Ленты.ру») можно увидеть большие группы китайских туристов, и видно, что люди собирались и надевали на себя свое все самое хорошее и яркое, но это дешевые и некачественные подделки брендов с «Алиэкспресса» — аляповатые блестящие очки «Ray Ban», сумки «Michael Kors». Это низший класс — говорят они едут с севера Китая, из Маньчжурии. Но есть и совершенно другие. Они приезжают небольшими группами, по специальным приват-турам.

В обычном уличном павильоне продавщица поведала случай, когда молодая китаянка не понимала, сколько стоит мороженое в Иркутске и пыталась заплатить за него тысячу рублей. То есть для нее это было нормально, а вовсе не дорого. Сейчас наблюдается расслоение, богатые начинают осваивать Байкал и едут сюда сами вне основного турпотока. Приват-туры численностью пять-шесть человек сейчас становятся все более популярными. Им нужно, чтобы в любой момент на трассе машину остановили в понравившемся месте, где они могли бы спокойно погулять и пофотографировать что-то совершенно обычное: голубое небо, солнце, березы, засыпанные снегом.

— У богатых обычный набор с собой — айфон, гоу-про и большая профессиональная камера. И фотографии они делают качественные. На самом деле они делают для Сибири огромный пиар. Это все выкладывается в соцсети. И любой желающий, посмотревший эти фото, может зайти на сайт местного туроператора и заказать себе поездку. Почти нет таких турфирм, которые отказываются работать с китайцами, — рассказывает Вадим, организатор туров для китайских туристов.

Местные жители признают — да, они недолюбливают китайцев. Китайцы демонстрируют некоторое неуважение к культуре, возможно, по незнанию. Например, в сакральном месте байкальского острова Ольхон, на горе Шаманка, шумят и мусорят, тогда как по местным поверьям на нее вообще нельзя забираться. Но это, скорее, недоработка гидов. Всех раздражает, что они мусорят всегда и везде. Бросить одноразовый носовой платок, которыми они постоянно пользуются — для них это норма. Рассказывают, что когда ходишь по весеннему льду Байкала, везде валяются «железные пакеты» (согревающие пакеты, в которых при доступе воздуха железная крошка вступает в реакцию с кислородом и вырабатывает тепло). Они засовывают эти пакеты себе под одежду, в сапоги и варежки, а потом выбрасывают под ноги.

— Я знаю, что на Ольхоне есть гостевые дома, которые принципиально не работают с китайцами, потому что они оставляют кучи грязи, упаковки, все затоптано. И еще они все сушат на обогревателях — хозяева боятся, что что-нибудь загорится. Но люди разные, с разным уровнем культуры, — рассказывает Алина, владелица небольшого гостевого домика на Ольхоне.

Однако при этом нельзя отметить и другое мнение — тех, кто общается с ними непосредственно. Они говорят, что китайцы — очень позитивные и открытые люди. Их не пугает скромный сервис и слабо развитая инфраструктура. Они легко пробуют копченую неизвестно где и как рыбу, они не предвзяты. Они в восторге от снега и льда, получают от всего настоящее удовольствие. Очень любят русскую культуру, особенно песни, «Катюша» для китайцев — это вечный хит.

Девочки-китаянки очень «няшные». Они ходят в своих розовых шубках, шифоновых юбках и легких угах, без варежек и шапок, в меховых наушниках, все — с селфи-палками. По ним не видно, что они мерзнут, они совершенно комфортно себя чувствуют на тридцатиградусном морозе. Они могут снять эту шубку, сесть на льдину, позировать и фотографироваться. При этом все на них зарабатывают. Рассказывают, что на пароме на Ольхон недобросовестные гиды могут брать с каждого туриста группы по тысяче рублей, тогда как билет… бесплатный. Нет никакого билета.

Империя наносит ответный удар

Видимо, ответом на недоброжелательное и одновременно потребительское отношение стала некоторая реорганизация туристической отрасли уже со стороны самих приезжающих. Известно об этом мало. В магазине изделий из нефрита и полудрагоценных камней на улице Ленина продавщица на вопрос, хорошо ли она зарабатывает на туристах из Китая, с неожиданным раздражением заявила:

— Да они и не заходят к нам! У них свои китайские гиды, которые их водят по своим, — китайским магазинам. Они стремятся бизнес замкнуть на самих себя — и налоги здесь не платить, и чтобы деньги туристов уходили к китайским же бизнесменам!

Действительно, многие иркутские продавцы «сувенирки» рассказывают про магазины, в которые местных просто не пускают. Что китайские группы едут не на местную инфраструктуру, а со своими гидами, в свои гостиницы. На Ольхоне есть китайская гостиница «Байкал Хан», при ней — одноименный ресторан. Одна из местных жительниц утверждает:

— Ко мне приехала подруга из Иркутска, мы решили попробовать китайской кухни. Пошли в этот ресторан, но нас сразу же на входе завернули обратно. Сказали, что ресторан только для проживающих в отеле.

Но существует более «мягкое» мнение — ситуация не такая критичная, как рассказывают русские гиды, это раздутая история. Действительно, есть китайские гостиницы, и есть китайские гиды, но нет полностью замкнутого на себя бизнеса. Например, утверждается, что местные отельеры не получают с них денег, но в то же время многие гостиницы на Ольхоне имеют круглогодичную загрузку именно благодаря китайским туристам. Это можно заметить по изменению кухни гостиниц — у многих появляется рис, фунчоза, морская капуста.

—Есть модель, когда в Китае тур-лидер сам собирает группу, что-то обещает, продает тур и сам едет бесплатно — они ему оплачивают эту поездку. Если группа большая — он берет с собой пару гидов. Но! В этом случае тур-лидер связывается с нашей турфирмой, никакая левая турфирма в Китае этот тур ему не продает. Хотя, может быть, уже есть и такое. Но об этом нужно спрашивать у китайских тур-лидеров, а они вряд ли расскажут, — резюмировал организатор туров Вадим.

По данным статистики, туристы из Китая в среднем приезжают на Байкал на срок до 3-5 дней. Подавляющее большинство после этого едет дальше — в европейскую часть страны. Половина из них возраста 20-40 лет, 30 процентов — от 40 до 50 лет. 50 процентов — женщины, 40 процентов — мужчины, 10 процентов — дети. По убывающей за китайцами количественно следуют гости из Южной Кореи, Германии и Франции (туристы, которых приезжает более тысячи в год). На Байкал приезжают от пятисот до тысячи туристов в год из США, Монголии, Швейцарии, Японии и Великобритании.

Земельные участки как «горячие точки»

Листвянка — маленький поселок на правом берегу Байкала, где из него берет начало Ангара, уже года два как стал местом активной битвы местного населения с китайскими захватчиками, — здесь идут земельные войны. Аборигены уверены, что китайцы на корню скупают здесь участки под свои гостиницы.

Один из таких агрессоров стоит рядом мной. Господин Джан, которого его русские работники называют просто Женя — владелец одной из гостиниц. К нему привела долгая дорога через Листвянку.

Она началась с обычного продуктового магазинчика. Продавщица в магазине не смогла точно сказать, какие гостиницы в поселке принадлежат китайцам, но саму нацию она активно недолюбливает, не стесняясь в выборе выражений:

— Везде срут и уезжают. Мусорят, харкают, не понимают, если им сделаешь замечание. Рыбу съел, тут же в магазине плюнул, — ну это что за свинья-то? В магазин заходят просто посмотреть. Все потрогать, понюхать, плюнуть и уйти. Кроме того, они носят майки, а на майках надписи — «Сибирь — китайская земля».

Это интересная местная легенда, фактических доказательств которой найти не удалось, но от этого она не стала менее живучей. Местные жители с удовольствием и в подробностях рассказывают, что в Листвянку время от времени приезжают группы туристов в одинаковых майках — однотонных, белых или желтых, на которых иероглифами, черными или синими, написано: «Байкал — великое китайское море!» Вроде кто-то из гидов им перевел…

Легенда или нет, но прошлым летом в Листвянке силами местного гражданского сопротивления, которое возглавляет композитор Евгений Кравкль, создатель Театра авторской песни, на улицах появились растяжки: «Байкал — священное море России». И говорят, что это такая «ответочка» местных жителей именно на те самые принты на майках.

Чтобы оценить степень китайской интеграции в местную инфраструктуру, пришлось сначала прицениться к земле.

— К вам обращаются китайцы с просьбой продать землю? — покупая нелегальную рыбу для поддержания разговора, спросили мы во дворе одного из домов, где аппетитно шкворчала коптильня с омулем, а на воротах висело объявление о продаже дома.

— Нет. Звонят в основном русские. Спрашивают, за сколько продаю участок. Я им цену говорю, они сразу — ну, мы подумаем. И пропадают. У меня семь соток, продаю за полтора миллиона. Год уже продаю. Дорого, наверное…

Еще как дорого — как выяснилось чуть позднее, это цена не за участок, а за одну сотку. Алена, жена китайца, живущего в Листвянке, говорит, что в Китае пять человек на место и переизбыток денежных знаков, а у нас — пустой рынок. И тогда они поехали с этими деньгами сюда, в Листвянку. Китайцы очень сильно разогрели рынок недвижимости на Байкале. Раньше участок земли на берегу продавался за два-три миллиона рублей — и считалось, что это дорого. Сейчас на первой линии никто не продает ниже одного миллиона за одну сотку. И рассчитано это именно на китайцев. В среднем построить здесь гостиницу стоит порядка 40 миллионов рублей. Для русского это огромные деньги. Для китайцев, видимо, нормально…

— Много участков продается?

— Ну, объявления висят… Гостиницы их есть — по улице Гудина, в переулке Шторкмана. Господи, только проснешься утром, гул стоит уже с четырех утра. Их завозят автобусами. Конечно, мы не хотим, чтобы китайцы были на Байкале…

Но есть люди, которые хорошо на этом зарабатывают. Обычная ситуация — бабушка умерла, остался домик, его можно продать. Лучше всего платят китайцы. В отличие от других стран, по нашему законодательству иностранцы могут быть собственниками земли. Сейчас по разным частным источникам, в Листвянке от 25 до 40 земельных участков принадлежат китайцам. Китайских работающих гостиниц — 12, но это те, которые работают уже давно (так что глупо говорить, что в последние два года началась активная и массовая китайская экспансия). Самая известная — «Мандарин» — работает уже полтора десятка лет, и никому она не мешала. В последние годы из-за повышения турпотока она начала достраиваться, расти, но это тоже попало в волну общего недовольства, — и сейчас ее продают.

Три процента китайского бизнеса

На центральной улице Листвянки идет строительство, хотя и не должно. Недавно приезжала прокурорская проверка, строители попрятались, но стройку все равно запретили. Мы приехали через несколько дней после этих партизанских боев — на стройке лениво работали меланхоличные таджики.

Хозяйка мини-гостиницы рядом со стройкой, пожимает плечами:

— Строят. Ничего не боятся. Копошатся. Сначала бурно начали, потом, видимо, прижали их. Но все равно строят.

— Как вы к этому относитесь?

— Да не то, что бы конкуренты… Они при строительстве склон горы снесли. Это тоже негативно сказывается, говорят, радиация какая-то пошла. Неправильно это. И вообще китайцев много стало. Как туристы пусть ездят. Но не жить же. Они скупают земли. Строят такие махины, будут приезжать, как к себе…

При этом мэр поселковой администрации утверждает, что присутствие китайского бизнеса в Листвянке составляет три процента от того, что там работает. Правда, сам мэр Александр Шамсутдинов сейчас находится под домашним арестом за то, что незаконно выдавал разрешения на строительство индивидуальных жилых домов в поселке в границах центральной экологической зоны Байкальской природной территории. На Booking указано около 80 гостиниц в Листвянке, и китайских — среди них почти нет. С другой стороны, можно легко заметить, что толпы китайцев выходят из центральной гостиницы «Маяк», то есть они селятся и в русских отелях. На стройках работают русские, в крайнем случае — таджикские бригады, как и на всех стройках Иркутска. То есть, опять зарабатывают на этом аборигены.

Разговор с господином Джаном

Женя-Джан согласился поговорить легко, заранее попросив прощения за не очень правильный русский язык.

— Как вы относитесь к начавшимся в отношении китайского бизнеса проверкам?

—Моя жена — гражданка России, это она хозяйка бизнеса. Мы давно его начали, уже пять-шесть лет. Но у нас живут не только китайцы, недавно немцы были, другие туристы, кто хочет смотреть Байкал.

Русская жена Валерия объясняет:

— Дом уже был построенный, в нем и до нас была гостиница, мы его купили. И никаких проблем не было. Это первый год, когда начались такие проверки.

Активное недовольство, выросшее в протесты местного населения, по срокам совпадает со строительством новой гостиницы. С главной улицы Листвянки есть поворот в Крестовую падь, и на этом повороте стоят две одноименные гостиницы. Рядом началось строительство еще одной, китайской. Есть версия, что русским владельцам гостиничного бизнеса не понравилась намечающаяся конкуренция. И тут понеслось…

— Лежачий поза и попали в бури, — вздыхает Джан (видимо, прямой перевод с китайского на русский «Никого не трогали, и все равно начались проблемы» — автор). — Какой китаец, какой русский — мы вообще не знали, кто что строил на берегу, что горы резали. Мы вообще тут ни при чем. Проверки начались с конца позапрошлого года. Прокуратура приехала и проверила. Проверяют пожарные, проверяют скважины, лицензию. Что касается пожарной безопасности, то они нам сами сказали, что у нас все отлично. Что у других людей нормы не соблюдаются. Какие-то были мелочи, но мы их сразу исправили. Мусорный бак поставили. Все журналы завели, все записываем. Пытаемся все делать по закону.

— Чем вызвано ваше стремление жить в России? Почему не делать свой бизнес в Китае?

— Я не знаю, как в Китае, — отвечает Женя-Джан. — Я сам из Даляня, но больше 20 лет, с конца 90-х, живу в России. Дети, жена — все здесь. В Китае бизнесом не занимался. Я учился в Новосибирске на строителя, из Новосибирска в Иркутск позвал двоюродный брат, предложил совместно открыть гостиницу. Приехал сюда. С будущей женой познакомился по работе. Двое детей.

— С местными китайскими бизнесменами общаетесь?

— Нет. Китайской общины нет. Наверное, каждый сам по себе.

Отношение к китайскому бизнесу в Листвянке разное, но не едино негативное. Есть группа, неформальными лидерами которой являются Евгений Кравкль (сам он это отрицает) и его жена Соня. Они искренне «топят» под лозунгом «Не отдадим свою землю!» Очень хорошие люди, искренние, любят Байкал. У них нет меркантильных интересов. Зато есть версия: искреннее недовольство засильем китайцев в Листвянке — в основном из-за строительства новых китайских гостиниц, а не количества туристов — используют в своих целях и искусственно раздувают местные отельеры. Пытаются избавиться от китайской конкуренции.

В Сибири, от Дальнего Востока до Урала, живут 37 миллионов человек — на 78 процентах площади страны живут и 25 процентов населения. Это приблизительно население двух китайских городов. Так что в Сибири страх перед «желтой угрозой» давний. Экономическая экспансия происходит — это факт. У них есть деньги, а российское законодательство позволяет обосновываться на этой земле всем, кто захочет.

Что касается ксенофобии, то в Сибири она невозможна, как социальное явление из-за исторически сложившегося здесь интернационала. Это изначально бурятская земля, которую не так давно освоили русские и немедленно стали наполнять ее, добровольно и принудительно, ссыльными и вольнопереселенцами. В Иркутской области, как в доменной печи, сварился стабильный сплав из бурятов, русских, украинцев, белорусов, татар. И даже поляков, у которых до сих пор есть национальная деревня Вершина в Боханском районе.

Как своей особенностью в Иркутской области гордятся тем, что на ее территории прижилась община пихтинских голендров — выходцев из Германии, которые несколько столетий прожили на границе Польши и Белоруссии, а затем, во время столыпинских реформ, переселились в Сибирь. Так что китайскими туристами сибиряков ни разозлишь, ни удивишь. А бытовое раздражение от толп туристов…

— Хорошо, китайцы распродадут свой бизнес в Листвянке — и что с ней будет? Будут другие автобусы, другие толпы. Запретят строить гостиницы — китайцы обидятся и уедут. Достраивать никто не станет — так и будут торчать эти долгострои. Кому будет лучше? — допытывался у меня один из собеседников, пожелавший остаться анонимным. — Вот и получается, как в анекдоте: «Не люблю я китайцев!» — «Ты просто не умеешь их готовить»…