Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Если и не все, то большинство россиян уже знает, что раздельно собирать мусор просто необходимо, чтобы потом он шел на переработку, а не оставался на полигонах и не сжигался на мусоросжигательных заводах. Но как приучить сограждан к этой процедуре? И готова ли в России инфраструктура для этого, притом что раздельный сбор отходов входит в число приоритетных нацпроектов? «Лента.ру» публикует монологи россиян, которые сортируют (или в определенный момент своей жизни пытались сортировать) мусор.
Виталий Рыбальченко, Воронеж
В Воронеже это дело постоянно саботируют. Раньше контейнеры под пластик частные компании ставили чуть ли не бесплатно во дворы, и пока не пошла директива сверху — мол, у нас год экологии, и мы собираем пластик — все было достаточно ровно. Но вдруг власти начали этим заниматься, и неожиданно места под эти контейнеры во дворах не стало, и контейнеры пропали. Под всякими предлогами частные компании, которые в основном пластиком и занимались, начали с этого рынка выжимать, начался большой передел мусорного бизнеса в большие руки — то есть госкомпании.
Если говорить о нашем доме, все в нашем ТСЖ сказали: на фиг это надо? Многие фирмы предлагают бесплатный вывоз — есть же место под контейнер, сетку, вы только собирайте, мы знаем, что с этим пластиком сделать, мы бы вам поставили контейнеры, дайте нам только место! Но наши жильцы отвечают: у нас мусоропровод — и хватит.
Наша семья раньше это не пытались делать, поскольку видели, что должная инфраструктура отсутствует. Если, как я сам видел, в Москве вроде ставят контейнеры для раздельного сбора хотя бы у вокзалов, то здесь никто это даже и не пытался и не пытается это делать.
После того как мы с сыном делали школьный проект на тему раздельного сбора, стали выносить пластик в контейнер для пластика, который стоит через два дома. У меня постоянно из-за этого скапливаются огромные мешки на балконе, занимают место, и меня это раздражает. Кто-то приносит макулатуру, гофру, складирует в подъезде — но у нас, опять же, не хотят ее бесплатно вывозить. Поставили бы коробку, ты спустился, выкинул — она же не воняет.
Но что тут говорить… Когда люди на моей лестничной площадке бычки на пол кидают, трудно поверить, что они будут заморачиваться с раздельным сбором мусора. Это нужно прививать на уровне школы — как вот мой ребенок, который в рамках своего проекта рассказывал о вреде батареек, пластика и так далее. Но вот вчера я выносил пластик — контейнер был практически полностью заполнен, а значит, все равно кто-то сортирует мусор. Но, повторюсь, все это — вопрос культуры.
Мне тут попалась тема по Чехии — там около 60 или 40 процентов чехов не верят в раздельный сбор мусора, хотя у них у каждого дома установлено по пять-шесть контейнеров, а с прошлого года у них даже контейнер под жир ставят, чтобы они его не сливали в канализацию. Но и они сводят все к тому, что нужно делать образовательные проекты, начиная со школы, объяснять, как это важно.
И мы с сыном решили этим заняться. Ребенок, которому на тот момент было 8,5 лет, пришел к неутешительным выводам, что никому ничего такое в нашей стране не нужно (это он сам до этого дошел, своими детскими мозгами). Он, скажем, попробовал походить, поискать, куда можно скинуть батарейки. И оказалось, что нужно идти за тридевять земель, в центр Воронежа. Люминесцентные лампы с содержанием ртути вообще невозможно найти, куда выбросить. Макулатуру — разве что в школе, для показухи, раз в учебный год сдают, хотя на школьной площадке стоит контейнер-сетка под пластик. А с пластиком, как я уже сказал, нужно ходить через три двора.
Мы, родители, ему помогали нарыть всю информацию относительно мусора, насколько он вреден, насколько важно его перерабатывать, и поняли, что вопрос заключается именно в отсутствии должной культуры у населения. Она должна воспитываться как раз у детей. А в плане фидбека на проект от одноклассников — всем было очень интересно. Его водили по параллели, а потом они ездили на конкурсы в другие школы с аналогичными проектами, и он брал первое место дважды.
Бывший воронежский губернатор Гордеев, который хоть как-то пытался разрулить в том числе и ситуацию с раздельным сбором мусора, сейчас покинул собственный город, и теперь тут настоящий швах. Никаких условий под это не создается. Впрочем, и при Гордееве только точечно расставляли контейнеры на три вида отходов, а пункты приема вторсырья можно было пересчитать по пальцам.
Что касается того, уверен ли я в том, что мой пластик действительно перерабатывают, — да. В основном эти контейнеры и ящики для макулатуры ставят частные подрядчики. Многие из них везут мусор в Москву, и там у них уже скупают спрессованный пластик, и он идет на переработку. Ну и вообще же переработанный пластик много на что идет, так что все это не зря. Например, можно из него делать тару для стеклянных бутылок, как это делают в Германии, можно на мебель пускать, в строительстве использовать, да в чем угодно.
Если в доме заварят мусоропровод, к гадалке не ходи: если ничего не будет предпринято со стороны массовой агитации, то жильцы дома ничего не поймут и просто озлобятся. Они не понимают, почему так надо, и, естественно, бесятся. А на агитацию, рекламную кампанию нужны деньги. У нас могут стоять по году билборды без рекламы, их бы можно было социалкой заклеить, но этого никто не делает.
«Это выглядит странно, потому что полкухни забито отходами»
Ксения Живаго, Москва
Какое-то время я жила в Лондоне, и раздельный сбор мусора вошел у меня в привычку, это было для меня чем-то естественным. И когда мы с подругами в 2015 году сняли квартиру в центре Москвы, у нас было ощущение, что все эти станции и контейнеры находятся достаточно близко, и мы можем себе позволить, за счет большого шкафа, собирать бумагу, стекло, банки и отвозить их на переработку на машине раз в месяц. Мы ездили с Чистых Прудов на наиболее доступную станцию на Павелецком вокзале.
Главная трудность тут — это то, что в московской квартире сложно содержать достаточное количество баков. Копить приходится много, потому что станций для переработки мусора мало, и удобнее его вывозить большими объемами, чем выносить на станцию каждый день. Но чтобы его копить, нужно место, а у нас весь стенной шкаф забивался картонками и бумагой очень быстро, ведь нас в квартире жило трое.
Несколько раз я говорила своим друзьям, которые приходили ко мне в гости, что сортирую мусор. Они прищуривались, смотрели недоверчиво и говорили: «Гм, ну о'кей». На самом деле это выглядело странно, потому что полкухни было забито отсортированными отходами. А наши общие друзья очень даже нас поддерживали и понимали.
Потом мы все разъехались по своему жилью. У меня на новой квартире свободно сейчас, наверно, 2,5 квадратных метра на кухне, поэтому мне негде физически складировать отсортированный мусор. Я думала о том, что пора бы эту практику возобновить, я вижу, что на площадях и в скверах стоят специальные баки, а у меня рядом с домом такого нет. Я вот думаю, может быть, в машине собирать мусор, хотя бы картон? Непонятно, где отвести для него место, ведь у меня нет времени каждый день выносить по три маленьких пакетика.
Сейчас я вижу, что по городу стали ставить контейнеры для раздельного сбора, и это создает ощущение удобства, но я не знаю, действительно ли потом этот мусор перерабатывают. Хотя для меня, конечно, важно знать, пойдет ли это все на переработку, я услышала такое мнение: прежде чем запускать какие-то перерабатывающие предприятия, нужно сначала переучить людей, и мне как обывателю этого достаточно. Еесли даже я буду собирать мусор впустую, я послужу примером для других.
Что касается централизованных мер, которые можно предпринять, то заваривание мусоропровода — это, несомненно, прекрасно, вне зависимости от того, сортируют люди отходы или нет. У меня в квартире он заварен, и это замечательно. Я не слышу по четыре раза в день звук падающих бутылок, и это прекрасно. Плюс он постоянно засоряется.
Если же говорить о том, как мотивировать людей, то ведь может же город делать правильную агитацию, когда захочет, — какие-то плакаты, реклама и комфортная среда, чтобы человеку было удобно выйти с небольшим пакетиком и отправить мусор на сортировку. Старшее поколение, конечно, всего этого не понимает, но, думаю, его можно воспитать через младших родственников и окружающих. Если человеку дали в руки три рассортированных мешка, и он выносит их на площадку, на которой стоят три разных контейнера, через некоторое время у него этот ритуал будет отработан до автоматизма.
«Старое поколение переучивать бесполезно»
Арина Письменная, Москва
Я не помню, когда в первый раз услышала о раздельном сборе мусора — наверное, достаточно давно. Идея эта мне понравилась, но куда-то далеко возить отходы я не собиралась. Однако когда у нашего дома поставили контейнеры, мы сразу же начали ими пользоваться по назначению.
Мы с мужем оба с энтузиазмом относимся к этой затее. Я достаточно быстро и легко привыкла раздельно собирать отходы, единственное только — на пластике надо внимательно смотреть на маркировку, потому что есть два варианта пластика, которые вообще не перерабатываются, и к тому же нужно отделять комбинированную упаковку. Да, в этом действительно нужно разобраться, но привычка вырабатывается быстро.
У нас, правда, есть проблемы с мамой мужа, вместе с которой мы живем. Мы собирали в коридоре в отдельных пакетах разные виды мусора, а она их постоянно выкидывала в мусоропровод: «О, лежит пакет с мусором, надо вынести!» Когда мы ей пытались что-то объяснить, она очень несерьезно к этому относилась, говорила, что это какая-то блажь, что нам заняться нечем. Как настоящий советский человек, она считала, что «у нас других проблем хватает, а это для тех, у кого все хорошо». Дело в том, что у нас квартира плохо приспособлена к раздельному сбору мусора — ведь необходимо где-то расположить три-четыре большие емкости, а места нет. И именно поэтому мы все сортировали в эти пакеты, что, конечно, неудобно и некрасиво.
Как вывозят этот мусор, я не видела ни разу, но моя подруга видела, как это делают возле ее дома. Она жаловалась, что все сваливают в одну дырку. Но я читала, что по-настоящему они потом все досортировывают, ведь люди не могут все делать идеально. А на перерабатывающем предприятии есть специально обученные работники, которые все проверяют.
Мне кажется, в нашем районе многие по-хорошему увлечены раздельным сбором мусора, потому что когда контейнеры не вывозят несколько дней (бывают иногда накладки, видимо), они переполнятся, приходится запихивать с силой. Но некоторые ведут себя по-другому. Стоит вот эта штука для пластика, а рядом — обычная помойка. Идет мужик, тащит десять пустых пластиковых бутылок и кидает их в обычную. Что ему стоило в соседнюю их выбросить?
По моему мнению, людей, особенно молодых, которые осознанно подходят к этой проблеме, можно достаточно легко научить делать все это, но старое поколение переучивать бесполезно. Многие мои друзья интересуются этой темой. Вы знаете, что тетрапак очень сложно переработать, поэтому нужно собирать эти коробки на переработку отдельно? Одна моя подруга копит их целый месяц, а потом специально отвозит в пункт на «Винзавод». Подумайте, сколько она усилий прилагает для того, чтобы сделать хорошее дело!
Но для начала, чтобы приучить большинство, нужно сделать так, чтобы раздельный сбор мусора был максимально удобен. Я слышала, что эти контейнеры так массово расставляют только в нескольких районах Москвы, а в других местах энтузиастам приходится самостоятельно возить отходы за тридевять земель. Надо сделать так, чтобы каждый мог выйти из дома и сразу выбросить мусор. Запреты и штрафы — это следующий шаг, когда большинство будет согласно это делать. И я считаю, что прежде всего каждый, кто сортирует мусор, должен рассказывать об этом друзьям.
«Особо не хочется напрягаться, когда понимаешь, что все это не имеет смысла»
Я задумалась о том, что мусор надо собирать раздельно, когда в первый раз с ребенком поехала на дачу. Там же логично органические отходы выбрасывать в компост, бумагу сжигать, а стекло и пластик выбрасывать в общий контейнер, на выходе из садово-приусадебного товарищества, мусор из которого, конечно, к сожалению, на переработку не идет. Вот такой раздельный сбор в советском стиле.
Но, конечно, ты неизбежно знаешь, что происходит в мире, знаешь, что батарейки лучше не выбрасывать, пластик нужно перерабатывать… Увы, там, где мы живем, инфраструктуры для этого не было, да и многие говорят, что они видели, как все это сгружают в один контейнер и отвозят на свалку! Особо не хочется напрягаться, когда понимаешь, что все это не имеет смысла. Сама идея нравится, но зачем?
Когда я поехала на зиму в Испанию, я сразу заметила, что на улице стоят не одинарные урны, а уже с разделением: пластик, стекло, бумага… И, конечно, ты все бросаешь туда, куда нужно. Это естественно — когда ты приезжаешь в другую страну, ты принимаешь ее правила и соблюдаешь их. Потом я спросила у хозяйки квартиры, где выбрасывают мусор, она показала. Я прочитала на них: сюда бумагу, сюда стекло, сюда пластик и некий контейнер для всего подряд — и стала сортировать отходы и выбрасывать их соответственно.
Кстати, многие российские туристы, которых там пруд пруди, в эту общую кучу все и выбрасывают. Да и некоторые испанцы, которые сами по себе не очень дисциплинированные. Но мне это делать было несложно, и мы с дочками каждый день сортировали мусор и каждое утро по пути в магазин выбрасывали эти пакеты. Я быстро привыкла сортировать на автомате. Единственное, я не знала, скажем, что такое тетрапак — пластик, бумага?.. Но потом более внимательно посмотрела на контейнеры и поняла, что и куда. Вроде бы там был отдельный бак для них. И еще был отдельный контейнер для одежды, но я туда ничего не выбрасывала, по понятным причинам.
В Москве у нас рядом с домом нет специальных контейнеров для раздельного сбора, поэтому регулярно мы мусор не сортируем. Но, например, кучу баночек от детского питания я собрала и отнесла в пункт приема, который расположен в минутах пяти ходьбы от дома.
Одна моя подруга сортирует мусор, отделяет пластик, бумагу и так далее, несмотря на то, что знает о том, что это все может быть бессмысленно. Она говорит, что тут главное — чтобы люди привыкли, а власти потом уже займутся более тщательно проблемой переработки. Я в это верю как-то слабо, но тем не менее она это делает. Причем по правилам: моет пластик, наблюдая недоуменные взгляды коллег — мол, что это ты тут делаешь? Ведь даже люди, которые знают, что пластик надо выкидывать отдельно, не знают, что перед этим его надо мыть, и никто им не рассказывает.
Сортировать мусор мы с женой стали сразу, как только начали жить вместе. Мы до этого много обсуждали, как можно сделать мир чище, а тут еще и посмотрели программу по телевизору, в которой рассказывалось о семье, постаравшейся добиться нулевого выброса. У них был свой дом, они покупали только продукты в натуральной упаковке; то, что можно было сжигать, они сжигали; то, что могло пойти на компост, переводили на компост — и так далее.
Мы посмотрели, и нас просто проперло. Мы предпринимали какие-то попытки минимизировать выброс мусора — сначала покупать то, что не нужно выбрасывать. То есть если можно взять большую упаковку, берешь ее, а мусора от нее меньше, чем от маленьких. Но не получилось, ведь это неудобно. Продукт портится, и ты выбрасываешь и его, и упаковку. Вторая стадия — попытки брать продукты на разлив или россыпью. Но терпения надолго не хватило — все эти баночки потом надо мыть, не забывать брать с собой в магазин…
В итоге с переменным успехом какие-то вещи у нас вошли в норму, а другие остались невостребованными. Первое, что получилось, — это утилизация батареек, потому что это несложно. Скидываешь их в одну кучу, и когда набирается гигантская торба, свозишь в ИКЕА или «Ленту» и сдаешь. Потом мы начали сдавать одежду в чарити шоп. Когда хлама немного, сдавали в ИКЕА — там стояли контейнеры для одежды, а если много — то в чарити.
Что касается мусора, то мы предпринимали много попыток начать собирать его раздельно. Чаще всего это было так: ты пытаешься, тебя хватает на месяц — раз в неделю довозишь все это до урны, а в Домодедово, где мы живем, было с этим проблематично. Урн мало, надо было ехать к станции, к тому же они были постоянно завалены, так как вывозили их редко. А вот в последние пару лет у нас в Подмосковье началась какая-то экопрограмма, и в каждом дворе поставили контейнеры для раздельного сбора мусора.
Все, что от тебя требовалось, — завести дома пару мусорных ведер и раскладывать отходы по ним. А поскольку идти никуда не нужно, трудности исчезли. Но я столкнулся с другой проблемой. Пользоваться этими контейнерами мало кто умеет, и туда кидают все вместе, с пищевыми отходами или не развязывая, не сортируя, в целлофановых пакетах. А на них же написано, что если кто-то так выбросит, то этот контейнер поедет в обычную мусорку! И я периодически, бывает, выброшу мусор и заодно пересортирую чужой. На меня смотрят как на дебила, конечно, но кто-то должен это делать.
Единственный минус — эти контейнеры быстро заполняются. Их вывозят раз в неделю, но после выходных они всегда полные, и в понедельник за ними никто не приезжает. Видно, что народ как-то собирается с силами, устраивает генеральную уборку… Вообще многие соседи и знакомые действительно пользуются этими контейнерами по назначению. Поначалу они подходили и читали, что на них написано, потом кто-то начал делать это регулярно, кто-то периодически. Иногда, когда я подхожу выбрасывать мусор, меня спрашивают, что это. Как им пользоваться? Плюс я тренер по фитнесу, и у меня в группе точно человек десять сортируют отходы, причем некоторые начали это делать еще до того, как появились эти контейнеры.
Короче, тема нынче популярная, но я заметил, что тут все зависит от дохода. Если человек зарабатывает неплохо, он может начать сортировать мусор. А люди с низким доходом почему-то не сортируют. Не знаю, как это объяснить.
«В Европе нет мусорной мафии, там это хороший бизнес»
Это было более десяти лет назад, когда я жил в Японии. Я помню только, что японцы сильно заморочены этим, как и тапочками для туалета. Штрафы большие. И забирают мусор там по особому расписанию. Не дай бог не разложил вовремя, будешь долго ждать следующий забор или сам везти раскладывать на точку сбора.
Пластик к пластику, стекло к стеклу, пищевое к пищевому. Если сам пакеты вовремя не выставил, когда по графику приезжают. Это большие помещения для мусора, там контейнеры всякие. Причем у них очень много разных сортов мусора... Очень надо заморачиваться. Не четыре и не шесть, больше. Но я жил в семье, поэтому старался не расстраивать их и делать все заранее, и вообще я был юн, мне было интересно.
Для России тут, на мой взгляд, единственный путь — государственно-частное партнерство. Вот сейчас торговые сети пробуют собирать определенного вида мусор, предлагая скидки на продукцию тех или иных производителей. Можно было бы эти процессы поощрять государственными льготами. Надо строить сеть современных автоматизированных заводов мусоросортировки. Но главная проблема — наша мусорная мафия. Вы же понимаете, что для того, чтобы закрыть даже Кучинский полигон, пришлось вмешаться лично Путину...
Что касается Европы, то там создана инфраструктура, она появилась не вчера. И тем не менее именно немцы и австрийцы создают системы автоматизированной мусоросортировки, которые удорожают первоначальные инвестиции, удлиняют окупаемость, но в целом становятся выгоднее бизнесу, хотя сначала надо потратить больше, чем на мусоросжигательный завод. Плюс в Европе нет мусорной мафии, там это хороший бизнес. Вполне себе честный, а не серый.
А как в Японии у нас точно не получится. Никак. Это не наш путь. Мы тапочки не меняем в туалете. Чтобы это понять, надо быть японистом.
По поручению президента до конца лета Минздрав должен упростить процедуру назначения психотропных и наркотических обезболивающих препаратов. Сейчас врачи боятся иметь дело с этими лекарствами, опасаясь уголовного преследования за ошибки. Опасения их оправданны. В Свердловской области, в маленьком городке Новая Ляля, в августе будут судить гинеколога, который поспешил помочь страдающей от сильной боли пожилой женщине и теперь может получить срок как наркодилер. В истории врача разбиралась корреспондент «Ленты.ру» Наталья Гранина.
Дело за укол
В марте 2019 года в больницу города Новая Ляля Свердловской области попала 74-летняя Ольга Николаевна Михайлова(имя изменено). Предполагалось, что ей может понадобиться операция — у пациентки диагностировали полное выпадение матки. В таком состоянии она жила достаточно давно. Язвы прилипали к памперсу, который она носила, и постоянно кровоточили. Одежда, постель Ольги Николаевны были в красных пятнах. Гинекологические проблемы осложнялись старческой деменцией. Женщина вела себя неадекватно, не воспринимала ни себя, ни окружающих. Ни на что не жаловалась, просто плакала и стонала.
Лечащий врач Михайловой, акушер-гинеколог Олег Баскаков, в тот день делал ей перевязку и обработку язв.
— Чувствовалось, что пациентка измучилась, что ей больно, — говорит он. — Медсестры говорили, что она две ночи с момента поступления в стационар не спала. Мне сказали, что Ольга Николаевна в прошлом — наша коллега, всю жизнь проработала врачом-стоматологом. Хотелось помочь, сделать хоть что-то, чтобы она немного отдохнула.
Баскаков посчитал, что женщине помогут обезболивающий трамадол и успокаивающий сибазол. В недавнем прошлом эти препараты продавались в аптеках без рецепта, сейчас входят в списки сильнодействующих и наркотических. Порядок выписки таких лекарств формализован, требует особой тщательности и занимает много времени, поэтому доктора часто стараются «учетные» препараты лишний раз не трогать.
По регламенту Баскакову нужно было сделать запись о назначении лекарства в карте пациентки, после чего поставить в известность старшую медсестру, которая обычно заведует сейфом, где хранятся все препараты из списка. Врач в такой ситуации заполняет массу формуляров и протоколов. дело было под вечер, а рабочий день старшей медсестры заканчивается в 17 часов.
— Я вспомнил, что у меня в шкафу есть нужные лекарства, — рассказывает врач. Год назад мать Баскакова в Челябинске умерла от лейкоза. После ее смерти остался целый шкаф самых разных дорогих медикаментов, не только онкологических. Оставшиеся упаковки Баскаков привез в Новолялинскую больницу и раздал в разные отделения. Трамадол и сибазол, поскольку их было всего несколько ампул, оставил у себя — в комнате при больнице.
— Поэтому просто спустился к себе, взял две ампулы лекарства и отдал медсестре, которая работала в моем отделении. Попросил один укол сделать пациентке сразу же, а другой — перед сном.
В коридоре старшая медсестра отняла у коллеги ампулы, заперла в сейф и пригрозила, что будет жаловаться.
— Я, конечно, расстроился, что так получилось, — говорит врач, — но не придал значения. Со старшей медсестрой мы и раньше конфликтовали. Слишком разные взгляды на все были. Наверное, антипатия была взаимной. Пациентку ту мы подручными средствами пытались успокоить. Делали повязки с лидокоином, подобрали более удобные памперсы...
Через два дня в квартиру Баскакова (вернее, в комнату, где он жил) пришли с обыском. Полицейские изъяли еще одну ампулу трамадола. Против гинеколога возбудили уголовное дело о незаконном сбыте сильнодействующих и психотропных веществ (ст. 228,ч.2 Уголовного кодекса). Максимальное наказание — восемь лет колонии. Арестовывать врача не стали, взяли подписку о невыезде.
Уходящая натура
Новая Ляля — городок почти в 300 километрах от Екатеринбурга. Население — около 11 тысяч человек, и становится меньше каждый год. По одним данным, городу стукнуло 116 лет, по другим — он на сто лет старше. В советские годы градообразующим предприятием считался целлюлозный комбинат. Сейчас работу в городке найти все сложнее.
Здание Новолялинской больницы построено в 1970-х. Тогда для провинциального городка появление пятиэтажного больничного комплекса стало «социальным прорывом». Кроме детской и взрослой поликлиники, там был стационар со всеми возможными медицинскими профилями, роддом, женская консультация и прочее.
Сегодня больница понемногу вымирает. В 2013 году в ЦРБ закрыли роддом. Оптимизировали другие больничные отделения: сократили койко-места в стационаре, убрали штат. Местные говорят, что в Новолялинскую ЦРБ стараются не обращаться. Простуда обычно сама проходит, а если что-то серьезное — то даже сами оставшиеся в Новой Ляле врачи рекомендуют ехать в больницу города Серова, что в 70 километрах. Там больше профильных специалистов, лучше оборудование, а значит— больше возможностей для диагностики.
Время от времени лялинские активисты шлют гневные письма в Свердловское областное правительство и другие государственные ведомства. Региональный Минздрав, в частности, просят остановить развал медицины в городе. Из ведомства активистам приходят обстоятельные ответы, что в Новой Ляле все очень неплохо. В среднем по Свердловскому региону укомплектованность медперсоналом — 66,7 процента, у новолялинцев — больше 74 процентов. Если и не хватает каких специалистов, то имеющиеся кадры активно повышают свой профессионализм и приобретают новые медицинские специальности. Врач-рентгенолог, например, переобучился на психиатра, а дерматовенеролог стал врачом функциональной диагностики.
Кроме того, успокаивают чиновники новолялинцев, руководство района сотрудничает с рекрутинговыми сайтами и с их помощью вербует в город специалистов из других регионов. Одно из объявлений о свободных вакансиях увидел в газете врач-гинеколог, 58-летний Олег Баскаков. До этого он 30 лет жил и работал в Челябинской области.
— В Челябинске тогда тоже начались сокращения в больницах, — рассказывает он. — В Новой Ляле предлагали хорошую зарплату, и работа была интересная. Сын у меня взрослый, учится в Москве, в музыкальной академии Гнесиных. С женой мы в разводе. Вроде бы в родном городе ничего не держало, поэтому откликнулся на объявление. Меня сразу пригласили.
Была речь о том, что больница или городские власти Новой Ляли обеспечат приезжего доктора служебным жильем. Обещание сдержали, но поселили его в закрытом роддоме. Точнее, выделили комнату на втором этаже ЦРБ и разрешили обустраиваться. Баскаков говорит, что поначалу у него были мысли снять квартиру в Новой Ляле, но потом привык.
— Даже удобно, — с энтузиазмом объясняет он. — Я всегда на месте, всегда на работе. Вдруг что-то случится и срочно понадоблюсь? Не нужно время тратить на то, чтобы добраться из дома. Все врачи, которые к нам в командировку в Новую Лялю приезжают, тоже живут в роддоме.
Чужой среди своих
За два с половиной года в Новой Ляле приезжий доктор так и не стал своим. Имя одного из героев Жюля Верна — Жака Паганеля, рассеянного профессора-географа — стало нарицательным для ученых чудаков. В какой-то степени Баскаков для Новой Ляли и был таким чудаком Паганелем. Не пил, не курил, обсценную лексику, то бишь мат, совсем не употреблял. За материальным не гнался. В прямом смысле — ходил в каких-то непонятных рубашках, растянутых свитерах, мешковатых штанах.
Доктор любил читать. Любопытные лялинцы раскопали его страничку на одном из литературных интернер-сайтов. Там несколько рассказов и повестей, написанных самим Баскаковым. Подборка давно не обновлялась. На вопросы о творчестве доктор, заметно смущаясь, говорит, что после переезда в Новую Лялю писательство оставил.
— Вдохновения нет, — пытается объяснить мой собеседник. — В городе все непросто. Работы много, часто она опасная. Недавно оперировал женщину с внематочной беременностью — ситуация экстренная, то есть ни о чем не думаешь, когда надо спасать чью-то жизнь. Через несколько дней результаты анализов этой пациентки на ВИЧ и гепатит пришли. Оказались положительные. И ты вдруг вспоминаешь, что во время операции у тебя перчатка порвалась...
Как рассказывает Баскаков, в тот раз он, пока ждал своего анализа (обычно вирус в крови можно обнаружить не раньше чем через 2-6 недель после инфицирования), загадал, что если здоров — вернется в Челябинск, на родину. Однако не успел. Стал обвиняемым в распространении наркотиков.
— Если честно, до сих пор поверить не могу, что со мной это происходит, — с трудом подбирает слова врач. — Мне поначалу казалось, что это розыгрыш. Ночами даже спать перестал. Никогда никаких дел с полицией не имел, законы не нарушал. Да и живу я как на витрине — в больнице ведь весь на виду. Если бы наркоманил или пил — сразу бы все увидели. Мне посоветовали сделать освидетельствование на употребление наркотиков. Следователи даже поначалу не хотели эту справку приобщать к моему уголовному делу, так как результат этих анализов — отрицательный. Но адвокат их заставила.
Адвокат Марина Глузман поясняет, что расследование дела о «наркоторговце» Баскакове продолжалось несколько месяцев. Правда, велось достаточно формально. Следователь опросил только двух медсестер — старшую, инициировавшую вызов полиции, и ту, которой врач поручил ввести препарат. Обе подписали показания, что пациентка вполне могла обойтись без этого лекарства. Другие ведь терпят и — живы.
— Напрягает, что в этом уголовном деле нет ни одного показания врача, — говорит Глузман. — Мы просили следователя запросить в Челябинске медицинскую карту умершей матери Баскакова, из которой было бы ясно, что ей назначали и трамадол, и сибазол. Следствие пытается представить дело так, что врач преступным путем достал это лекарство. Документ бы наглядно показал, что это не так.
Родственники умершей самостоятельно не могут получить копию медицинской документации — поликлиника им отказывает, ссылаясь на закон о медицинской тайне. Но в полиции не посчитали нужным ходатайствовать об истребовании этого документа в Челябинске.
— Его просто съели в коллективе, — говорит Марина Глузман. — Баскаков — действительно, как тот рассеянный профессор, образ которого прославили в книгах, — может и в дырявых носках появиться, на уме только работа. Коллектив в больнице в основном женский, начались подколки, подхихикивания. Это обычная история — так ко всем непохожим относятся.
Глузман деликатно замечает, что даже она сама, увидев в первый раз врача, мягко ему намекнула сходить в магазин и купить новую куртку.
— Он обиделся, — продолжает юрист. — «Что, правда плохо выгляжу? — говорит. — Но ведь по уму же должны встречать». Что на это сказать? Мужик он нормальный, положительный. Была бы у него семья...
Особенно Баскакова поразило то, что следователь, занимавшийся его делом, предложил ему заключить досудебное соглашение об особом порядке рассмотрения его дела в суде. То есть признать свою вину. В этом случае правоохранителям не нужно представлять доказательства преступления, а обвиняемого за явку с повинной ждет более мягкое наказание. Обычно.
— Говорили, что в этом случае я могу рассчитывать на условный срок, — поясняет Баскаков. — Но я категорически отказался. За что? Это несправедливо. И, кроме того, из-за судимости, да еще по наркотической статье, мне придется оставить профессию.
Охота на врачей
Сейчас в Центральной районной больнице Новой Ляли затишье. Все пытаются делать вид, что ничего не произошло, вслух об «инциденте» не говорят. Баскаков уверен, что коллеги ему сочувствуют и поддерживают. Многие обещают прийти в суд, чтобы засвидетельствовать: единственной целью врача во всей этой истории было попытаться облегчить страдания пациентки.
Я позвонила и.о. главврача ЦРБ Татьяне Суровневой. Говорить что-либо о самом деле и о докторе она категорически отказалась. Сказала только, что обстановка в Новой Ляле, как и во всех провинциальных городках, напряженная. Молодежь уезжает, работы нет. Оптимизма, что в скором времени это изменится, нет и подавно.
— Может, вы собираетесь какое-то коллективное письмо в защиту Баскакова написать? — спрашиваю.
— Ничего мы не собираемся.
Бывший главврач Новолялинской ЦРБ Константин Остриков, когда узнал, что в его больнице поймали врача-наркодилера, удивился. Говорит, со стороны обвинение выглядит абсурдно. По форме вроде бы все верно, а вот по содержанию возникают вопросы.
— Формально медсестра права, что не взяла неизвестное лекарство, — комментирует Остриков. — Единственно правильный выход из этой ситуации — бросить на пол эту ампулу и раздавить каблуком.
Правда, Остриков уже 15 лет как уехал из Новой Ляли. Сейчас возглавляет отдел Свердловского центра медицины катастроф по Северному округу. За те годы, что он не работает в Новолялинской больнице, там сменилось 11 главврачей.
— Знаете, какие раньше в Новой Ляле доктора были? — вспоминает он. — Сейчас наши кадры по всей Свердловской области рассредоточены. А из Новой Ляли бегут все. Сейчас в местной больнице собрали докторов, у которых все странички в трудовой закончились. То есть там у них «Война и мир». Это не значит, что они популярные, и их работодатели отрывают с руками и ногами. Просто они пьют. Беда, что иногда алкаши имеют доступ к наркотикам. А тут нормальный врач совершил, конечно, фигню, но за это его в угол поставить один раз да и простить, а раздули какую-то ерунду на ровном месте. Кто пациентов-то лечить будет?
Судебно-медицинский эксперт, врач Валерий Ежков не согласен. По его словам, инструкции по медицинской безопасности, которым должны следовать учреждения здравоохранения, хоть и выглядят абсурдными, однако каждый пункт там написан кровью.
— Благими намерениями выстлана дорога в ад, — констатирует Ежков. — В инструкциях, в правилах внутреннего трудового распорядка, в других документах четко говорится: нельзя использовать лекарства, которые официально не закупались лечебным учреждением. Объясняется очень просто: если что случится — то хотя бы на лекарства грешить не придется. Либо это индивидуальная реакция организма, либо нарушение дозировки. По большому счету, запрещено применять и лекарства, которые родственники покупают пациентам.
Московский хирург, член независимого профсоюза «Альянс врачей» Ольга Андрейцева по-человечески понимает новолялинского коллегу.
— Вам любой врач или медсестра, работающие в стационаре, негласно подтвердят, что лекарств не хватает, — говорит она. — Часто надо просить пациентов, чтобы что-то купили. Безусловно, родственники пациентов приносят в больницу то, что у них осталось после лечения близкого. Говорят, спасибо за все, что вы сделали, у нас остались препараты — возьмите, может быть, кому-то понадобятся. Конечно, берут.
Андрейцева подчеркивает, что врачи становятся при этом уязвимыми. Поэтому некоторые, во избежание проблем с начальством и правоохранительными органами, могут и промолчать о трудностях в лечении.
— Сейчас достаточно легко завести уголовное дело на доктора, — продолжает Андрейцева. — В здравоохранении проблемы нарастают. А если малой кровью дыры залатать невозможно — значит, гнев общества по поводу того, что медицина становится малодоступной, нужно перенаправить на что-то другое. Например, на врачей-убийц и наркодилеров.
P.S:. Первое судебное заседание по делу акушера-гинеколога Олега Баскакова, обвиняемого в сбыте и хранении наркотических и психотропных веществ, состоится в августе в суде Новой Ляли. Вполне возможно, что дело о гинекологе-наркоторговце стает последним в истории этого суда. Его хотят «оптимизировать» — присоединить к суду соседнего города Серова, что в 70 километрах. За последние два года, кроме роддома, в Новой Ляле ликвидировали городской морг, налоговую инспекцию, военкомат. На городском интернет-сайте сообщается, что аналогичная участь ждет и новолялинское отделение пенсионного фонда. Сегодня одна из самых стабильно работающих компаний в городе — исправительная колония. Одна из главных новостей последнего времени на новолялинском интернет-портале — о визите дипломатов из Киргизии к своим землякам, содержащимся в ИК-54.
В этом году ВДНХ отмечает 80-летие. Фотограф и преподаватель Британской высшей школы дизайна Михаил Розанов несколько раз делал большие съемки ВДНХ и благодаря спецдопускам побывал на крышах, шпилях и в закрытых павильонах. «Лента.ру» расспросила Михаила, что интересного скрыто от глаз посетителей Выставки и почему она нравится ему больше Версаля.
«Лента.ру» Как вы воспринимаете ВДНХ?
Розанов: Как несбывшуюся мечту. Для меня это олицетворение мечты людей и народа-победителя. Такая ясность цели — то, как должно было быть, если бы все сложилось правильно.
Это была именно мечта, ставшая реальностью. Людям показывали: еще немного усилий — и все будут жить так.
Вы несколько раз делали архитектурные съемки Выставки. Расскажите, пожалуйста, о выставке 2015 года и альбоме, вышедшем недавно.
В 2015-м году мы делали в музее Москвы выставку, которая как раз и называлась «Ясность цели». Это цитата из фильма «Строгий юноша» — про моральные качества комсомольца, там это один из постулатов. Для того проекта я снимал и ВДНХ, и военную академию, и МИД, и скульптуры, которые находятся на Библиотеке имени Ленина. Но главный акцент сделал на ВДНХ.
Почему?
Я снимал в конце лета 2014 года, тогда только закончилась реставрация.
К 75-летию?
Да, и все было в идеальном состоянии: белое, сияло все. И второй проект — по заказу ВДНХ я делал книгу, которая называлась «Реконструкция ВДНХ». А сейчас выступаю как куратор: 30 июля открывается юбилейная выставка ВДНХ по фотографии. И мы с Линой Краснянской вместе работали в архиве Выставки.
И что вам запомнилось из рабочих моментов?
Когда я снимал книгу, мне давали такие допуски, такие точки, где ни один фотограф не бывал и не будет.
О каких допусках вы говорите?
Высотные — на шпили, на крыши. Скульптуры были в лесах, и мы могли подняться на уровень их голов. Поднимались на купола павильонов, на самый верх, куда попасть можно только во время реставрационных работ.
Почему вы говорите во множественном числе?
Я говорю «мы», потому что у нас группа — я работаю с помощником Михаилом Замковским, мы с ним отсняли всю эту историю. Например, мы поднимались к скульптурной группе на главном входе — сейчас просто невозможно там оказаться. А тогда все было в лесах, и мы для альбома снимали панорамы через скульптурные группы.
Вы снимаете много архитектурных объектов по всему миру. Я видел ваши съемки Версаля. Расскажите об аналогиях этих съемок с ВДНХ.
Это совсем другое. В Версале была договоренность, и мы снимали в выходные дни, когда там нет никого, поэтому в кадре нет людей. Для нас выключали фонтаны.
А что касается ВДНХ — это совершенно другая история, фонтаны там ради нас выключить не могли.
Версальский парк с анфиладой фонтанов — один из прообразов территории ВДНХ.
Ну да, на ВДНХ была создана центральная ось. И когда мы работали, создавая альбом, мы отсняли центральную ось, которая ведет от центральной арки до павильона «Космос». В Версале все другое: там парки, баскеты, а здесь люди ходят, и никаких тебе баскетов.
Мне очень нравится снимать ВДНХ, прямо очень! Но это совсем другая история. Потому что ВДНХ я всегда снимаю в первую очередь как идеологическую картинку, Выставка мне этим и нравится. Повторюсь: победа, ясность цели. А Версаль я расцениваю просто как очень красивое место, полностью выдержанное в духе классицизма. Наследие большой империи — но это было-то когда? Уже все.
Вы помните шашлычно-рыночный период ВДНХ в 1990-х?
Да, там было ужасно. Эти телевизоры жуткие — кошмар!
Я к чему: раз вы то время помните, то, наверное, и у вас есть ощущение, что вот оно — зеркало нашей страны. И какой бы период ни случился — все в нем отражается.
Отчасти вы правы. Да.
У вас есть ответ, что это за мир такой, созданный ведущими архитекторами страны по заказу власти под угрозой расстрела?
Да, это делали академики архитектуры. А с чего вы взяли, что кому-то грозил расстрел?
Первый главный архитектор Олтаржевский был в 1938 году осужден и отправился в Воркуту.
Да, первый состав уехал, потому что были технические ошибки, они не успевали к заявленным срокам. Но представляете, что бы в наши дни было с командой при срыве сроков такого крупного госпроекта, к тому же идеологического? Я думаю, тоже по голове бы не погладили.
И последующие архитекторы и администраторы знали: не справишься — Воркута или расстрел. Вот я о чем.
Вокруг строительства павильонов и их переименований было множество странных историй. Есть замечательные книги, где все это описано. Но у меня есть четкая позиция по поводу Выставки: это дико интересный объект, который я снимаю и буду снимать дальше. И для себя, и по заказу — неважно. Это визуализация мечты. Просто все пошло не так, и эта мечта не получилась. Которая была бы очень парадная и для всех, такая вот великая победа. Но все пошло иначе.
Ну, до нашего времени комплекс ВДНХ дожил, и я, например, там часто бываю — и на велосипеде, и пешком. Как бы то ни было, ВДНХ до нас дошла как прекрасный парк.
Все же много торговой истории там стало. Изначально-то все было по-другому. В период расцвета Выставки, в 60-е, на ней мало что можно было купить. Главное — там можно было посмотреть на передовую технику, на достижения, к которым пришла страна, — вот это было главное. То есть люди смотрели и гордились страной — я про это, про тему гордости и победы. А не про пойти купить телевизор, или, как раньше рекламировали, — помните? — «меха на ВДНХ». И я очень рад, что все это оттуда уходит. Пусть там будет культурная программа, главное — чтобы не было этих ларечников.
Согласен, это снижало образ. А ведь в 1950-1960-е для советского человека, особенно если он приезжал из глубинки, опыт посещения ВДНХ был сродни опыту паломничества в Мекку для мусульманина.
Не меньше, конечно.
За время съемок на Выставке вы, может, прикипели к какому-то объекту? Любимчики завелись архитектурные?
В первую очередь я очень люблю центральный павильон, который еще иногда называют первым или главным. Он у меня в топе: настолько парадный, настолько красивый, просто как будто идеальный. Еще я обожаю «Космос».
А если брать скульптуру — какие у вас фавориты?
Опять же на первом павильоне я был недели две назад, на уровне скульптур, и снимал панораму Москвы через скульптуры, когда уже убрали все леса. И, знаете, они очень интересные и классные. Сделаны очень хорошо, прекрасно выглядят после реставрации. Не знаю, правда, из чего они — из меди, из бронзы?
А когда я снимал интерьеры первого павильона, я там задержался дня на два. И еще, кстати, очень классный павильон мясной промышленности. Но он сейчас законсервирован под реставрацию, его никто не видит. Это за «Космосом», знаете такой?
Да, сверху на нем скульптура «Боец с быком».
Да. Вот там очень красивые интерьеры. Но когда мы снимали, они были, честно говоря, подубитые: где-то кафель сбит, где-то другие следы времени. Думаю, после реставрации все там нормально будет.
Вы снимаете архитектурные объекты во многих городах мира, у вас глаз-алмаз. Если оставить в стороне то, что вы просто любите Выставку, можете рассказать о плюсах и минусах ВДНХ с позиции профессионального архитектурного фотографа?
Во-первых, мне очень нравится масштаб: огромный комплекс, полностью подчиненный единому замыслу. Это, я считаю, огромный плюс и огромное достоинство ВДНХ. Масштабом берет. Центральная ось, единое стилистическое высказывание — все на месте. Что мне не нравится — там все-таки очень много людей. Я больше люблю гулять по пустым пространствам. Хотя для Выставки это большой плюс — что популярность столько лет не уменьшается.
И еще здорово, что Выставка живая, она все время менялась: переделывались фасады, названия павильонов. И, по-моему, замечательно и хорошо, что все это живет до сих пор. При том что задумывалась ВДНХ как выставка достижений всего советского народа — не русского, а именно советского. И мне очень нравится, что там до сих пор есть павильоны республик, которые содержатся на деньги этих государств, теперь уже независимых.
Есть такие урбанистические теории, в соответствии с которыми город и его здания физически должны принадлежать людям. И как сейчас есть коворкинги и коливинги, в будущем общественные пространства и здания будут совместно использоваться горожанами. Если бы вам дали возможность распределить пространства ВДНХ, вы в каких павильонах что бы организовали?
Я бы оставил их музеями и храмами культуры, а любое другое использование запретил. Чтобы приходили, поражались и уходили. Потому что оно того стоит.
Фото: Пресс-служба ГУ МЧС РФ по Хабаровскому краю / ТАСС
В ночь на 23 июля в Хабаровском крае сгорел палаточный детский лагерь, расположенный на территории горнолыжного комплекса «Холдоми». Четверо детей погибли, более десяти пострадали. 186 детям пришлось спасаться, выбегая на улицу практически голышом. Возбуждено дело о причинении смерти по неосторожности. Глава региона Сергей Фургал заявил, что чиновники не знали о существовании такого лагеря и что он работал с нарушениями. Однако факты свидетельствуют об обратном: не только знали, но и проверяли, и хоть находили недочеты, но работу не останавливали. «Лента.ру» поговорила с сотрудниками «Холдоми», а также с родителями его постояльцев и попыталась разобраться в истории «невидимого» палаточного лагеря.
Дети сушили вещи
Пожар начался примерно в половину четвертого утра в палатке №16, где поселились восемь девочек. Причиной возгорания, по одной из версий, стало то, что дети сушили промокшие от дождя вещи на тепловой пушке, обогревавшей палатку. Также есть информация, что обогреватель был неисправен. Огонь быстро охватил палатку и перекинулся на соседние: судя по фотографиям с места ЧП, все они стояли очень близко друг к другу.
«Сейчас многие СМИ транслируют фейки, к примеру, что мальчик пошел девочек спасать. Это не так. Он был в своей палатке №17, и у него обгорела нога. Этого парня вынес на себе вожатый», — рассказал «Ленте.ру» один из спасавших детей мужчин.
Детям пришлось выбегать на улицу в одном нижнем белье. Воспитатели разместили их в одном из теплых стационарных помещений на территории лагеря, одели и успокаивали до приезда родителей.
Общая площадь пожара составила 240 квадратных метров. Сгорели 20 из 26 палаток, остальные — пострадали. Огонь потушили прибывшие на место сотрудники МЧС.
Почти сразу стало известно, что один ребенок погиб — девочка, которая в этот день, 23 июля, отмечала бы свое 11-летие. Еще трое девочек в возрасте от 11 до 13 лет были доставлены в реанимацию. Спасти их не удалось. Всего же пострадали более десяти детей.
По словам губернатора Хабаровского края Сергея Фургала, власти не разрешали открывать на территории «Холдоми» палаточный лагерь. «Никто и не знал, что есть палаточный лагерь, что он частный», — заявил он.
Однако детей в палатках здесь размещают уже второе лето подряд. Губернатор пришел в регион чуть позже, осенью 2018 года, но «никто» не знать точно не мог.
«Да, это начало третьей смены. Две предыдущие и прошлый год прошли без нареканий. У нас были палатки "Памир", в них было проведено отопление, стояли радиаторы, — рассказала "Ленте.ру" одна из сотрудниц лагеря. — Прошлый год прошел хорошо. Наш директор лагеря очень тщательно следит за всеми нормами и правилами. У него у самого ребенок находился в палатке — в соседней палатке с той, в которой началось возгорание».
Ее бывшая коллега добавила, что в первые дни после заезда новой смены с ребятами обязательно проводится инструктаж по технике безопасности.
«О палаточном лагере все всегда знали, все было всегда официально! Каждый год перед началом смен приезжала комиссия и проверяла абсолютно все», — отметила она. Впрочем, правдивость этих слов еще предстоит выяснить компетентным органам.
Палатки «Памир» М-30 появились в «Холдоми» при подготовке к молодежному форуму «Амур» несколько лет назад. Они совсем не похожи на обычные туристические или военные. Это покрытый специальным тентом с утеплителем металлический каркас, устанавливаемый на деревянный подиум. В палатках есть окна, в них стоят железные кровати, есть электричество, тумбочки для личных вещей.
Такие палатки собираются один раз на весь сезон. Они запечатлены на снимках как этого года, так и прошлого. Кстати, о компетентных органах. Прошлогодние фото с палатками сделаны как раз в тот момент, когда в лагере были представители МВД. Вряд ли они могли не заметить палатки за своими спинами.
Нас посетил начальник УМВД по Хабаровскому краю — полковник полиции Ильичев Дмитрий Анатольевич.•В лагере все ОК, на комплексе идиллия, у гостей хорошее настроение ;) Это приятно !#холдоми2018 #komsomolsk #summercamp #холдоми #HLDM
Фото опубликовано @holdomi_official
Запись к фото, которое разместили в Instagram курорта почти ровно год назад, 30 июля 2018 года, гласит: «Нас посетил начальник УМВД по Хабаровскому краю — полковник полиции Ильичев Дмитрий Анатольевич. В лагере все ОК, на комплексе идиллия, у гостей хорошее настроение ;) Это приятно!»
Ильичев Дмитрий Анатольевич и сейчас возглавляет краевое управление МВД.
Однако в региональном главке МЧС, кажется, нашли объяснение «невидимости» палаток для проверок: «11 июля мы провели в лагере плановую тренировку и занятия по эвакуации, в том числе инструктажи. На момент проведения занятий стоял палаточный лагерь, про который директор пояснил, что палатки необходимы для экстремальных игр», — отметили в ведомстве.
Начальник территориального управления Роспотребнадзора Татьяна Зайцева, в свою очередь, заявила, что некоторые нарушения требований безопасности были выявлены в лагере еще в октябре прошлого года. «На путях эвакуации нет освещения. Часть детей размещали в стационарах, часть в деревянных строениях», — добавила она.
Однако разрешение на дальнейшую работу с детьми в «Холдоми» тогда получили, как и позднее, — в феврале. Следующая по счету проверка была запланирована на август.
Курорт за 600 миллионов
В пресс-службе губернатора края сообщили, что деятельность туркомплекса приостановлена.
Однако, по словам матери одного из находящихся там детей, это не так. Родители забрали в основном только тех ребят, кто жил в палатках. Другие, кто размещался в гостинице или коттеджах, еще остаются на месте.
«Всего там около 450 детей. В палатках жили 160-180, а большинство — в домиках и гостинице. Многие из них еще остаются в лагере. Можно забрать, — говорит собеседница "Ленты.ру". — Никто не препятствует. Мы решили посмотреть несколько дней, но не забирать пока. Закроют, сообщат, и тогда заберем».
Она сама только съездила на место, чтобы навестить ребенка. «Не знаю, чужих не рассматривала. Сейчас идут дожди, поэтому дети в общих комнатах с вожатыми. Играют, болтают. Дочь пока решила остаться. Немного грустные, — рассказала женщина. — Не все ребята с палаточного лагеря поняли [что произошло], некоторые хотят вернуться».
На внутреннюю территорию, по ее словам, по-прежнему без проблем пускают по паспорту, как и прежде.
Сам лагерь существует всего несколько лет. За этот проект взялся бизнесмен Виталий Бурлаков, ставший владельцем горнолыжного комплекса в 2013 году. Тогда курорт, по словам местных, «дышал на ладан».
За последние семь лет он превратил «Холдоми» в круглогодичный туристический центр с современными трассами, подъемниками и сопутствующей инфраструктурой, вложив в него уже 600 миллионов рублей. Старания бизнесмена поддержали в правительстве, включив эту территорию в границы ТОСЭР «Комсомольск».
В апреле этого года Виталий Бурлаков даже получил в столичном Белом доме правительственную премию за заслуги в области развития туризма по итогам 2018 года. Как раз за «Холдоми».
Игры хоббитов
Третья смена, во время которой вспыхнул пожар, началась 21 июля и должна была завершиться 7 августа. Она посвящалась «Хоббитским играм» по мотивам романов о Средиземье Джона Толкиена. Лагерь должен был разбиться на гномов, эльфов, людей и магов, цель которых — найти кольцо Всевластия. Этому сценарию подчинялись все спортивные, творческие и интеллектуальные конкурсы, а также музыкальные викторины.
По словам сотрудников и родителей отдыхающих в лагере детей, до сегодняшнего дня учреждение находилось на хорошем счету в регионе. Они описывают его как едва ли не самый интересный и насыщенный отдых для мальчиков и девочек в возрасте от 7 до 17 лет. В палатках, кстати, жить допускалось только ребятам старше 10.
«Лагерь хороший. От начала смены только три дня прошло, — рассказала "Ленте.ру" мама одного из отдыхающих там детей. — В прошлом году мы были всем довольны: и питанием, и вожатыми, и проживанием, и занятостью детей. Никаких нареканий по технике безопасности нет».
В очередь на путевку собеседнице «Ленты.ру» пришлось встать в феврале и заплатить 22 тысячи рублей, что больше половины ее зарплаты. «В прошлом году брали на заводе (КнААЗ оплачивал часть) в этом году брали уже за полную стоимость, минус субсидия», — подытожила женщина.
Стоимость размещения в палатке на ту же по продолжительности смену с той же программой составляла 15 тысяч (еще 9943,72 рубля субсидировалось государством).
Впрочем, в округе выбирать особенно и не из чего, подчеркнула женщина. «Почти не осталось баз отдыха. Хорошие лагеря — Космос и Шарголь — развалили», — добавила она.
Ане 16 лет, она живет в подмосковной деревне Городище. Пять лет назад девочке поставили диагноз «сколиоз» и рекомендовали лечебную гимнастику. Однако ни гимнастика, ни массаж, ни плавание Ане не помогли. Искривление позвоночника прогрессировало и уже достигло 4-й, самой тяжелой степени. Угол искривления достиг 30 градусов, у девочки вырос горб, началась деформация внутренних органов. Теперь выпрямить спину Ане поможет только операция с установкой металлоконструкции. Операцию оплатит государство, но дорогая металлоконструкция госквотой не покрывается.
Пять лет назад Аню, жизнерадостную девочку с русой косой, отличницу и мамину помощницу, кто-то «сглазил». Так на центральной лавочке деревни Городище решил совет местных старушек. Тем летом все Анины сверстницы, как-то вытянулись, но Аня, которая с пяти лет занималась танцами и отличалась царственной осанкой, наоборот, как-то сгорбилась, сникла или, как говорили местные старушки, «усохла».
— Тебе бы травок попить, — советовали одни.
— Какие травки? — возражали другие завсегдатаи скамейки. — Тут заговор нужен от сглаза.
— Ну что вы, – вежливо отвечала Аня, — я в это не верю, это все сказки.
И Аня с мамой Татьяной поехали в ближайший город Ступино показаться ортопеду.
— Я даже не думала, что у дочки может быть что-то серьезное, — рассказывает Татьяна. — Анюта родилась в срок, была абсолютно здоровой. Простужалась редко. В три года пошла в садик, с пяти лет танцевала, выступала на разных танцевальных конкурсах, вела концерты. Очень подвижный и активный ребенок.
— Обычное дело, — успокоил Татьяну ортопед, осмотрев спину девочки. — Это сколиоз. Наверное, сидишь на уроках неправильно, дома за компьютером сутулишься.
— Сижу как все, — пожала плечами Аня. — Только ни у кого из ребят спина не болит, а у меня очень-очень болит.
Врач рекомендовал девочке бассейн, лечебную физкультуру и массаж. По его словам, все это обязательно должно помочь. После массажа и упражнений Аня чувствовала некоторое облегчение, боль отступала, но ненадолго. Спать на спине было совершенно невозможно, школьный рюкзак с учебниками казался чугунной гирей.
Два года назад Аня резко вытянулась, причем как-то несимметрично. Левое плечо стало заметно выше правого, слева появился горб. Как девочка ни старалась, она уже не могла выпрямить спину, появилась одышка.
Любимые танцы, которыми Аня занималась почти десять лет, пришлось оставить. Девочке выписали специальный корсет, но спина болела все сильнее.
В конце прошлого года родители Ани обратились за консультацией в московский Национальный медицинский исследовательский центр (НМИЦ) травматологии и ортопедии имени Н.Н. Приорова. Девочку осмотрел профессор Сергей Колесов и поставил диагноз: диспластический комбинированный сколиоз 4-й степени, деформация позвоночника в грудном и поясничном отделе. Доктор сказал, что Ане поможет только операция.
— Если ее не сделать, искривление будет прогрессировать, — предупредил он. — Деформация приведет к нарушению функций внутренних органов, развитию дыхательной и сердечно-сосудистой недостаточности.
Операцию Ане проведут по ОМС, но необходимую металлоконструкцию родители должны оплатить сами. Для их семьи это астрономическая сумма.
Девочка призналась, что очень боится операции, но еще больше ее пугает перспектива оказаться в инвалидной коляске.
Аня успешно окончила 9-й класс, все экзамены сдала на четверки и пятерки. В конце учебного года они с классом писали сочинение на тему «Кем я хочу стать».
Аня долго размышляла, сначала написала, что хочет быть артисткой — петь и танцевать, как она это делала раньше, пока не болела спина. А потом зачеркнула: не может быть артистка с кривой спиной. И решила, что станет учителем начальных классов.
Аня обожает возиться с детьми, а своего трехлетнего братика Макара научила уже буквам и цифрам. Но потом опять зачеркнула: с больной спиной высидеть все уроки невозможно.
Может, стать пожарным, как папа? Он водит пожарную машину, спасает жизнь погорельцам. Или врачом, как доктор Колесов, который делает детям операции? Девочка расплакалась и вырвала тетрадный лист — получается, что с такой больной спиной она не сможет получить желанную профессию. А потом на новой странице написала всего три слова: «Хочу быть здоровой».
Заведующий отделением патологии позвоночника НМИЦ травматологии и ортопедии имени Н.Н. Приорова Сергей Колесов (Москва): «У Ани диспластический комбинированный сколиоз 4-й степени, выявлена деформация позвоночника с двумя структурными дугами: в грудном и поясничном отделе. Девочке необходима срочная операция – хирургическая коррекция и фиксация позвоночника с помощью специальной металлоконструкции. Операция позволит избежать возможных осложнений, предотвратит прогрессирование деформации, устранит болевой синдром. После периода восстановления Аня сможет жить полной жизнью, забыв о своем недуге».
Стоимость металлоконструкции 869 253 рублей.31 610 рублей собрали читатели rusfond.ru.
Не хватает 837 643 рублей.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь Ане Поминовой, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.
Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда
Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 172 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.
Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 13,414 миллиардов рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 23 тысячам детей. В 2019 году (на 18 июля) собрано 789 959 387 рублей, помощь получили 1123 ребенка. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО – исполнителей общественно полезных услуг и получил благодарность Президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность. В ноябре 2018 года Русфонд выиграл президентский грант на издание интернет-журнала для потенциальных доноров костного мозга «Кровь5». Президент Русфонда Лев Амбиндер – лауреат Государственной премии РФ.
Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.
Базовым элементом квартальной застройки Москвы в ближайшие годы могут стать урбан-блоки — именно эта модель не так давно была предложена главным архитектором города Сергеем Кузнецовым для региональных норм градостроительного проектирования жилых территорий. По словам экспертов, радоваться нововведению не стоит — медленно, но верно Москва идет к тому, чтобы застроить попавшие под программу реновации территории спальными микрорайонами образца 1970-х. Только в своей новой реинкарнации они, став многоэтажными, будут еще монструознее и лишь усугубят проблемы, за которые «спальники» раскритиковали полвека назад.
История урбан-блоков началась в XIX веке. Впервые о них заговорили в Англии и США. Идея была в том, чтобы создать внутри квартала более-менее приватную территорию, входы в которую располагались бы со стороны улицы. Там жильцы общались бы друг с другом, а не замыкались в себе.
Изначально планировалось, что это будет некое подобие коттеджей, дач. Но в конечном итоге урбан-блоки превратились в плотно застроенные кварталы с социальными и коммерческими объектами на первых этажах, внутренним двором и общественным пространством по внешнему периметру застройки.
Сейчас систему урбан-блоков можно встретить по всему миру. Они имеют средние размеры 100 на 100 метров, где-то больше, где-то меньше. Например, суперблок Барселоны разбит на 9 кварталов размером 113 на 113 метров, со скошенными углами. Рассчитывали такую структуру, исходя из того, что больницы, школы, детские сады и театры не нужны в каждом квартале, а планировать и строить их надо на более крупное городское образование.
К сегодняшнему дню население Барселоны в несколько раз увеличилось по сравнению с теми реалиями, под которые делался генеральный план города в 1860-е годы. Поэтому нагрузка, в том числе и транспортная, на эти улицы сегодня совершенно иная.
«Граждане Германии вершат московскую архитектуру»
Спустя два века после появления термина «урбан-блок» эти самые блоки добрались и до Москвы.
Их даже вписали в базовый свод правил для жилищного строительства — региональные нормы градостроительного проектирования жилых территорий Москвы (РНГП). В соответствии с предложенной для них моделью, урбан-блоки должны стать базовым элементом квартальной застройки города. По словам главного архитектора столицы Сергея Кузнецова, модель города состоит из микрорайонов, в состав которых входят кварталы, сформированные из урбан-блоков.
«Принципиально важно, что микрорайон, согласно проекту РНГП, не может быть с радиусом больше 500 метров, квартал — свыше 300 метров, а урбан-блок — больше 100 метров», — поясняет Сергей Кузнецов.
О том, как и откуда в российских архитектурных кругах появился термин «урбан-блок», рассказал заслуженный архитектор РФ, член-корреспондент российской академии художеств, бывший глава НИиПИ Генплана Москвы Сергей Ткаченко: «Представление о такой организации жилого квартала родилось в Англии и США. Но шире всего оно распространилось в Германии. И, собственно, оттуда и перекочевало к нам. Ныне считается, что у нас "самый главный архитектор" в городе — Сергей Чобан, у которого работал теперешний главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов. Именно они ввели в состав архитектурного совета бывшего главного архитектора Берлина Ханса Штимана. Собственно, совместными усилиями Чобан и Штиман ввели в Москве и очень рекомендовали понятие "урбан-блок". Штиман многим нашим архитекторам-градостроителям дарил планы Берлина, причем именно районов, разбитых на урбан-блоки. Чтобы не сомневались в том, как надо делать. Так что, поскольку граждане Германии вершат московскую архитектуру и градостроительство, термин "урбан-блок", именно в немецкой транскрипции, вошел в наш лексикон».
«Дети и старики уже не выйдут из двора»
Впрочем, новая концепция формирования кварталов далеко не у всех вызывает энтузиазм. По словам Сергея Ткаченко, столичные градостроители пытаются по сути реанимировать советский принцип формирования микрорайона образца 1970-х, 1980-х, со школой в центре.
«Сейчас предлагается строить все те же микрорайоны, только более жесткая система урбан-блоков разрешает очень плотную застройку, — уточняет он. — В советское время этого не допускали — нормативы не позволяли делать такие вещи. Никто не хотел злить народ, социальные гарантии выполнялись. Но сейчас потихонечку возвращаемся к той же системе, возрождая советскую микрорайонно-квартальную градостроительную структуру. При этом во главе угла уже стоит забота о соблюдении не социальных гарантий, а интересов инвесторов».
Однако у главного архитектора города другая точка зрения. Говоря об урбан-блоках, он отмечает грядущее улучшение качества жизни москвичей. Акцент делается на том, что урбан-блоки станут как бы крепостью горожанина, в которой будет безопасное внутреннее пространство. «Это территория, доступная только для жителей урбан-блока и закрытая для публичного посещения», — поясняет Сергей Кузнецов.
Впрочем, у такого подхода, по словам Ткаченко, имеется много минусов. «Ребенка за эти границы выпускать уже нельзя. То есть ощущение гетто создается и поддерживается уже самой планировкой: живу в своем дворе, и за его границы лучше не выходить, по крайней мере старикам и детям», — подчеркивает он.
«Понятие "урбан-блок" стало ругательным»
В профессиональной среде архитекторов высказывается и немало других соображений о том, почему урбан-блок не делает микрорайонную застройку квартальной. Критикуется «форма бублика», оставляющая в центре микрорайона огромное пустое пространство. Многих не устраивает то, что все улицы внутри микрорайона равнозначны: среди них не выделено главной, второстепенных и тихих жилых улиц. Кто-то считает, что в условиях отсутствия межевания территории девелопер сможет застроить весь квартал башнями или сделать один огромный дом по периметру.
Чаще всего обсуждается, что в предложенной для РНГП модели за основу берется все тот же средний размер как советских, так и постсоветских микрорайонов площадью 25 гектаров, ограниченной сетью магистральных улиц километр на километр. Но по территориям жилой застройки вообще не должны проходить магистральные транспортные коридоры. А при планировании компактного города, приспособленного для пешеходов, главные улицы должны располагаться с шагом не более 400 метров. И это не транспортные магистрали, как предполагается в московском варианте, а улицы с интенсивными пешеходными потоками и активным стрит-ретейлом.
У части архитекторов и планировщиков легкую фрустрацию вызывает то, что урбан-блоки обрезают бульвары. Ведь у нас всегда, на всех конкурсах, декларировались озелененные пешеходные связи, идущие внутри застройки из квартала в квартал. Теперь они оказываются обрублены, нет проницаемости, к которой стремятся европейские и американские архитекторы. Таким образом, принципы, которые шли от города-сада, у них не исчезли. У нас же вместо этого теперь предлагается ставить крепости урбан-блоков, окруженных асфальтом.
Более того, практически все специалисты обращают внимание на то, что в московской концепции микрорайона размеры квартала слишком большие — 300 на 300 метров. Именно поэтому, чтобы визуально имитировать приемлемые варианты застройки, принятые в европейских городах, московский квартал приходится делить внутриквартальными проездами на четыре части и называть их «урбан-блоками». На самом же деле, по словам архитекторов, это всего лишь мимикрия: при профессиональном градостроительном подходе они должны были стать настоящими кварталами, окруженными улицами. Как в той же Барселоне, где суперблок размером 400 на 400 метров состоит из девяти отдельных кварталов.
«Понятие "урбан-блок" стало в российских реалиях ругательным, — говорит Ткаченко. — А на самом деле это нормальный квартал 100 на 100 метров. Если их по-человечески спроектировать, а не делать дворы-колодцы, когда 25-этажные здания окружают ничтожный для них двор. И если бы по программе реновации шла декларируемая застройка в 8-15 этажей, а не то, что строится, — было бы не так плохо. Тогда эти урбан-блоки были бы оправданы и логичны, как во всем мире».
«Урбан-блок — это имитация, подмена. Обычный фейк»
Существуют и более радикальные позиции в отношении предложенной модели РНГП жилых территорий Москвы.
«Урбан-блок — это имитация, подмена. Обычный фейк, — считает профессор МАРХИ, заслуженный архитектор России Владимир Коротаев. — Декларируется идея о том, что если мы сейчас сделаем урбан-блоки базовой единицей структуры жилых районов, то город станет комфортным. При этом не говорится о том, что речь идет все о тех же кварталах, известных всем уже много десятков лет.
Есть очень мощные градостроительные тренды, которые действуют сегодня по всему миру. Первый из них — компактный город. Этот принцип лежит в основе программы и всех указов президента по жилищному строительству. Тут тоже произошла подмена, потому что рассказывается не о комфортной среде, комфортном городе, а о миллионах квадратных метров, которые мы обязаны построить, чтобы жизнь людей стала лучше. И с такой подачи в одно- и двухэтажных городах сегодня возникает пяти- и девятиэтажная застройка. А в Москве вместо заявленного среднеэтажного идет многоэтажное и высотное жилищное строительство. Никакие урбан-блоки не помогут решить эту проблему.
Нельзя расширять города за счет строительства на периферии новых жилых районов, состоящих из этих многоэтажных урбан-блоков. Ведь для этого там вначале обязаны появиться новые дополнительные дороги, в основном автомобильные, потому что внеуличный транспорт у нас с трудом приживается. А именно его количество надо увеличивать».
«Создается изначально некомфортная городская среда»
«Комфортным город, а в особенности столица, становится не за счет того, что там урбан-блоки приняты за градостроительную единицу, — продолжает Владимир Коротаев. — Это происходит за счет стратегически ориентированного, планомерного поэтапно развития. А на данный момент должного регулирования развития городов у нас нет. Так что имитация происходит и на уровне стратегии, и на уровне концепции. Строим огромное количество новых пустых районов на территориях, прилегающих к существующим городам, потом заполняем их как можем, отдаем военным, а по факту делаем все, чтобы города разрастались, как масляные пятна. Увеличиваем инфраструктуру, инженерное обеспечение, транспортное обслуживание и так далее, вместо того чтобы подумать о том, что города должны быть компактными. Фактически создается изначально некомфортная городская среда с многоэтажной застройкой, внутри которой нет иерархии, присущей любому европейскому городу. Пешеходные, торговые улицы — где они у нас в новых жилых районах?»
Эксперты напоминают, что микрорайонная застройка в СССР уже к концу 1980-х годов утратила свою актуальность и в профессиональных кругах подвергалась резкой критике. Получается, что теперь к ней предлагают вернуться и застраивать таким образом кварталы после реновации.
«Но давайте спросим у москвичей, которые по программе реновации получат или уже получили квартиры, в которых не бывает солнца, — хорошо это или плохо. Вопрос тут, может, не в здоровье, бактериях и туберкулезных палочках, а в том, как себя чувствует человек, если солнце к нему в квартиру никогда не светит», — говорит Ткаченко.
«Реновация дает прекрасный шанс продумать градостроительную политику с точки зрения формирования транспортно-пересадочных узлов, где можно сделать многоэтажные жилые дома с маленькими квартирами для молодежи, с большими объектами обслуживания, наземными и подземными паркингами. Вместо этого сегодня формируются типичные спальные жилые районы, которые ругали еще в 1960-х, 1970-х годах. Вместо этого мы по схеме, придуманной в XIX веке до изобретения автомобиля, расставляем многоэтажные монстры. Получается во много раз хуже, чем те пятиэтажки, которые сносят. Мы любуемся историческими городами Европы, видим их комфорт и масштабность, а сами создаем прямо противоположное: новые спальные районы. Формируем некрасивую, некомфортную, неэффективную среду. Некомфортным становится не дом, двор или урбан-блок, а целый город. Вместо эволюции градостроительной мысли мы наблюдаем ее стагнацию и деградацию», — резюмирует Коротаев.
Всемирная организация здравоохранения официально признала и включила в перечень заболеваний синдром эмоционального выгорания. Главный признак болезни — стресс на работе. Но официально такой диагноз могут поставить только с 1 января 2022 года, когда вступит в силу новый каталог международной классификации болезней. О том, как люди «сгорают» и как от этого спастись, «Ленте.ру» рассказала врач-психотерапевт, руководитель отделения психиатрии и психотерапии Ильинской больницы Оксана Чвилёва.
«Лента.ру»: С точки зрения медицины — что вообще такое эмоциональное выгорание?
Оксана Чвилёва: Психиатры под этим подразумевают психологическое истощение, которое связано с долгим и постоянным воздействием стресса средней и малой интенсивности на работе. Если это внезапный и сильный стресс — это одна история: происходит несчастье, беда, и нужно что-то срочно с этим решать. А когда что-то вроде бы слабенькое, но зато постоянное — поначалу мы даже и внимания на некий дискомфорт не обращаем. Я привожу своим пациентам такой пример: в Средневековье была популярна пытка, когда человеку на макушку капали воду, и через какое-то время жертва сходила с ума. Казалось бы, это всего лишь капелька воды, но со временем она ощущалась как кувалда.
Кто в опасности?
Обладатели профессий, связанных с коммуникациями, где нужно постоянно общаться с людьми: врачи, психологи, учителя. Сейчас уже в группе риска и менеджеры по продажам. Им все время нужно держать себя в форме и сдерживать эмоции.
Но все же чаще попадают под огонь «сочувствующие», «помогающие» профессии. И я бы сказала, что врачи выходят тут на передний план. Они постоянно сталкиваются с чужой болью, страданиями, частыми смертями, особенно в паллиативе, в реанимации. Это ведь не может проходить бесследно. Часто эмоциональное выгорание — это просто защитная реакция организма.
Как на практике это проявляется?
Выделяют несколько стадий. На первой, как правило, человек испытывает раздражительность, тревожность, у него падает интерес к его деятельности. Обычно это состояние мало кого пугает, оно рассматривается как плановое. Нам кажется — ну, с кем не бывает, просто не выспался и прочее. Но если ситуация не меняется, то все переходит в стадию неадекватности эмоциональных реакций. И не только в профессиональном поле, но и дома. То есть уже близкие понимают, что с человеком что-то не так. Например, по любому поводу может взорваться, выдает эмоциональные реакции, не соответствующие происходящему. Наступили ему на ногу, а он на обидчика с кулаками бросается, обрушивает все проклятья мира. Появляется безразличие к работе, частые ошибки, цинизм.
Последняя стадия — это когда происходит личностная отстраненность, профессиональная деформация, психосоматические нарушения. Наступает равнодушие, человеку все равно, что происходит вокруг, ему ничего не интересно.
Это состояние может быть необратимым. Конечно, человек не подлежит какому-то списанию, но ему может даже потребоваться уход из профессии, так как он не сможет быть эффективным и не сможет восстановиться.
Почему вы говорите об эмоциональном выгорании только в контексте профессий? Разве не может выгореть, скажем, человек, который долгое время борется с прогрессирующей болезнью? Или мать, уставшая воспитывать детей?
Термин «эмоциональное выгорание» как раз подразумевает риски в профессиональной деятельности. А все остальное — это уже другие истории, другие состояния, другие диагнозы. Ну и, соответственно, другое лечение.
Как быстро можно выгореть?
Сроки у каждого индивидуальны. У одного это может длиться несколько лет, у другого — несколько месяцев. Развитие различных патологий может идти по-разному.
Разве нет какого-то минимального или максимального периода?
Имеет значение комплекс факторов. Это зависит и от личностных особенностей человека, его ресурсов и того, как он восполняет свои эмоциональные силы, и от условий на работе. Допустим, ты врач, понимаешь, что лечишь и спасаешь людей — то есть перед тобой стоят высокие цели. Однако если рабочая нагрузка очень большая, нет поощрения труда, нет возможности развиваться в профессии, постоянно занижают твои успехи, обесценивают — конечно, это неблагоприятно сказывается на психологическом состоянии.
Если на работе нервная обстановка, недовольный начальник, то хорошая зарплата может это компенсировать или не допустить профессиональную деформацию?
Для кого-то, наверное, да. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что у каждого человека свои ценности, мотивации, приоритеты. В идеале, конечно, надо, чтобы было сочетание материального и морального. В последнем случае не обязательно грамоту давать. Если руководство и коллеги ценят, отмечают — уже важно. Хорошо бы сотрудника почаще хвалить, если нет возможности поощрять материально. Человек должен получать какую-то отдачу от работы, понимать, что это все не вхолостую.
Вы сказали, что скорость выгорания зависит от личностных особенностей. Каких?
Самые уязвимые тут — перфекционисты. То есть люди ответственные, имеющие высокие внутренние стандарты, которым они должны соответствовать. Но ведь невозможно всегда быть совершенным — и дома, и на работе, и везде. В результате перфекционист бежит как белка в колесе к идеалу, который в принципе недостижим. И ему кажется, что все, что он делает, впустую. Это очень способствует выгоранию.
Вам не кажется, что так часто употребляемые в последнее время термины «депрессия» и «эмоциональное выгорание» — это во многом дань моде?
Сомнительная радость — быть в депрессии. Вряд ли тут уместно употребление слова «модно», но это если мы говорим об истинной депрессии. Очень часто из психиатрии в обычный обиход перекочевывают многие термины. И употребляя их, люди, к сожалению, путают понятия. Например, грустно кому-то — тут же вывод: у него депрессия. Но это, конечно, вовсе не так. Просто этим словом человек выражает сегодняшнее плохое настроение. Однако к патологии это не имеет никакого отношения.
Депрессия все же тяжелее эмоционального выгорания? Или одно состояние переходит в другое?
Это разные патологии. Ведь довольно часто на фоне какого-то основного заболевания развиваются сопутствующие. Синдром эмоционального выгорания нередко сопровождает депрессию, особенно если человек уже дошел до второй и третьей стадии. Но это не значит, что выгорание — то же самое, что и депрессии.
Как помочь «выгоревшему»? Можно ли его снова зажечь, увлечь?
Сложность в том, что на первой стадии обычно человек не понимает, что с ним что-то не так. Те, кто испытывает легкий стресс, не в состоянии определить, что у него начинает формироваться какая-то патология. Обычно он думает, что просто устал. Кто-то ругает себя за лень и начинает сам себя подстегивать — то есть ставит перед собой задачи быть выше, сильнее, умнее. Пока не дойдет до ручки.
Что значит — до ручки?
Эмоциональное выгорание опасно суицидами. Это не такое уж редкое явление в «помогающих» профессиях.
На Западе есть много работ, посвященных этой проблеме. В России есть данные о суицидах, совершенных на профессиональной почве?
Статистики такой не видела. По аналогии с другими странами подозреваю, что такие случаи есть. Но нужно иметь в виду, что в разных национальных культурах — разные способы снимать напряжение. В некоторых странах, в том числе и в России, очень часто с пятницы по воскресенье с помощью алкоголя расслабляются. Это, конечно, тупиковый путь, он дает иллюзию временного облегчения, но ситуацию не меняет. Наоборот — возникает дополнительная проблема в виде хронического алкоголизма, наркомании.
Реально ли справиться с выгоранием самостоятельно, или обязательно идти к врачу?
Все зависит от того, на какой стадии находится пациент. Конечно, если ситуация не запущена, можно справиться самостоятельно. И поэтому я рада, что в СМИ начали об этом говорить. В результате многие люди начинают задумываться, что, может быть, с ними что-то не так, что это не просто какой-то каприз, когда не хочется идти на работу.
Самое простое — пересмотреть режим труда и отдыха. Неслучайно ведь были установлены нормы рабочего времени. Переработка не способствует психологическому здоровью. Иногда приходит на прием пациент, начинает жаловаться на то и на это. «А давно вы в отпуске были?» — спрашиваю. «Три года назад», — отвечает. И не просто отвечает, а еще и гордится своими стахановскими подвигами. И не понимает, что от работы без отдыха и без выходных пользы — чуть, потому что в конце концов она становится неэффективной. Сходите в долгожданный отпуск! Обучение, повышение квалификации — тоже один из важных способов профилактики выгорания. И кроме работы должно быть что-то еще, какие-то увлечения. Важно найти то, что человеку дает эмоциональную разрядку и подпитку вне работы, посвятить этому больше времени. Профессия — это не вся жизнь, а только ее часть.
К вам часто обращаются с жалобами на выгорание?
Иногда могут подойти коллеги и тихо спросить, что можно сделать. Но, как правило, такие истории не прилюдные, а достаточно интимные. У нас выгорание до сих пор считается чем-то стыдным.
Мне кажется, наоборот. В последнее время начали активно говорить про это.
Вы слышали, чтобы кто-то громко заявил «Все, я выгорел»? Обычно в обществе успешных считается, что это они выгорают, а я — молодец, передовик. До сих пор слово «выгорел» для многих синоним «ты слабак».
Если человек сходил в отпуск, но после возвращения снова впал в депрессию, что делать?
Если человек не хочет возвращаться из отпуска — это тоже важный знак. Значит, недостаточно накопил ресурса, не набрался сил. В идеале какая картинка должна вырисовываться? Утром хочется на работу, а вечером — домой. И из отпуска тоже хочется в коллектив. Потому что работа — любимая, ты ощущаешь моральное удовлетворение от процесса деятельности, достигаешь целей, получаешь материальное вознаграждение. Конечно, если отпуск всего неделя за весь трудовой напряженный год, вряд ли за этот срок можно восстановить ресурсы. Да еще если предполагаешь, что когда выйдешь из отпуска, коллеги начнут косо смотреть, потому как во время твоего отсутствия им приходилось за тебя трудиться.
Сколько оптимально отдыхать?
Не меньше трех недель за раз при интенсивном графике. Должно быть достаточно времени, чтобы выпрыгнуть из привычной колеи. И тогда будет нормальное восстановление психической сферы. На неделю, на две — этого мало. Когда ты возвращаешься на свои галеры, то возникает такое чувство, что будто никуда и не уходил. И в итоге снова начинается бег в колесе.
Медикаменты, антидепрессанты в этой ситуации рекомендуют?
Некоторые приходят: а что нам попить, чтобы не было такой раздражительности, не было такой злости. Но если мы используем только медикаменты — это временная помощь. Мы убираем симптомы, а причины и образ жизни остаются. Выпить спазмолитик, когда спазмы в животе, — это, конечно, поможет. Но мы не убираем источник, не решаем проблему в целом. Важен глобальный взгляд на ситуацию, и к решению надо подходить с позиции образа жизни, приоритетов и ценностей человека, его индивидуальности и понимания его истинных потребностей.
Родственникам «выгоревших» что можно посоветовать? Что делать, если они видят, что их близкий неадекватен после работы?
Нет универсального способа, который может подойти абсолютно всем. Кому-то действительно нужно, чтобы к нему какое-то время не подходили, оставили в покое. А кто-то наоборот — ждет, что начнут интересоваться. У каждого свои потребности, часто противоречивые. А, допустим, напечатают какие-то конкретные рекомендации в журнале, жена прочитает, начнет применять, а муж — в недоумении. Она ему: «Я читала статью, там сказали, что все это нужно делать. Но какой-то ты у меня не такой. Почему тебе это не подходит?»
Психиатры говорят, что эмоциональному выгоранию подвергаются в основном представители интеллектуальных, творческих профессии. Почему?
Человек — это один из самых сложных механизмов, которые создала природа. Люди «помогающих» профессий часто общаются не только с конкретными людьми, но и с их окружением. Например, если речь о врачах — с родственниками пациента. То есть в работе им нужно соблюсти очень много условий, а не только применить какие-то интеллектуальные знания по конкретной проблеме. Тот же врач постоянно находится в ситуации непредсказуемости, ведь трудно заранее предугадать, как на тебя будет реагировать клиент.
Получается, что выгорание для творческих людей — это практически неизбежность? Ведь есть стереотип, что даже самое любимое дело рано или поздно превращается в рутину.
В какой-то степени эмоциональное выгорание — это социальный вопрос. Я думаю, что государство не может не обращать на это внимания, особенно в ситуации с сотрудниками бюджетной сферы, у которых оплата труда несопоставима с усилиями, которые они прилагают работе. Иначе вы получите специалистов с низкой эффективностью, а потом они просто будут уходить из профессии.
Вчера только разговаривала с коллегой. Она врач, работает пять дней в неделю на одном месте. Но материальная составляющая оплаты труда недостаточная, чтобы нормально жить. Поэтому она собирается устраиваться на еще одну работу — то есть будет трудиться пять дней в неделю с 8 утра до 8 вечера. Человек приезжает домой в 22 часа, и уже в 8 утра ей нужно быть на рабочем месте. Насколько такой сотрудник может восстановиться, пообщаться с детьми дома? Он вообще может отдохнуть, отключиться от бесконечных решений проблем пациентов?
Наверное, интенсивный режим позволителен совсем юным работникам?
Это плохо в любом возрасте. Есть лимит психического восприятия какой-то полезной информации, когда ты можешь быть эффективным. Естественно, бывают какие-то авралы, но это совсем другая ситуация. Допустим, мы ставим своему организму задачу: три месяца нужно выдержать такой дикий темп. Мы подсознательно концентрируем свои внутренние силы, потому что знаем, что скоро можно выдохнуть. А когда авралы становятся чем-то постоянным — это губительно. В нормальном ритме сердце бьется 60-70 раз в минуту, оно может увеличить скорость и до 150, когда мы бежим, допустим. Но человек ведь не может все время бежать!
Дауншифтеры — то есть люди, которые бросают карьеру на самом пике и уезжают «в деревню, в глушь», — это как раз выгоревшие на работе?
Не могу сказать, у кого какие мотивы. Возможно, резкая смена деятельности может быть одним из проявлений выгорания. Человек чувствует, что для спасения ему нужна перестройка. И речь здесь уже не столько о спасении профессиональной деятельности, сколько о спасении жизни. Страшно, когда человека не радуют ни встречи с друзьями, ни дети, ни внуки. Самое тяжелое состояние — когда внешне вроде бы все благополучно, вроде бы все хорошо, а смысла — зачем, для чего все это — ты уже не видишь.