Россиянки накануне Хеллоуина запустили флешмоб в поддержку закона о защите жертв домашнего насилия, который призывают принять правозащитники, активисты и депутаты. Акцию начали активистки центра защиты пострадавших от домашнего насилия при консорциуме женских неправительственных объединений и сеть взаимопомощи женщин «ТыНеОдна» после того, как в Москве в очередной раз не согласовали митинг в поддержку закона. Вместо костюмов зомби и вампиров девушки примерили на себя образы жертв домашнего насилия, выложили фотографии с хештегом #ЗаконИлиСмерть в Instagram и рассказали, как реальность может стать страшнее фильма ужасов.

alexandramitroshina:

«Сегодня Хеллоуин. Весь день лента будет состоять из ужастиков, зомби, скелетов и вампиров; а кто-то нанесет кровавый грим и пойдет на тематическую вечеринку.⠀
На самом деле ужасные вещи случаются каждый день. Кошмары давно и прочно стали частью российской повседневности, и от них не удается скрыться даже в собственном доме.⠀
На протяжении пятнадцати лет Россия является лидером по абсолютному числу жертв домашнего насилия среди детей и женщин... Это число в относительном рассмотрении в 45-70 раз превышает аналогичный показатель во Франции и Великобритании.⠀
Согласно количественному опросу ФОМ, около 33 процентов опрошенных сталкивались с насилием в своих семьях и в семьях знакомых. В 2018 году в России только по официальной статистике МВД от домашнего насилия пострадали 33 378 человек.

Закон о профилактике домашнего насилия до сих пор не принят. Как в плохом ужастике, сложилась ситуация, когда монстра не видит никто, кроме вас».

leronmakaroooon:

«Ужасные вещи случаются каждый день.

Мы можем сколько угодно разводить демагогию про антисемейность и экономическое насилие в случае отказа купить жене шубу, но факт остается фактом: Россия является лидером среди развитых стран по абсолютному числу жертв домашнего насилия.

Едва ли какая-то женщина спит и видит: ага, сейчас примут закон, поскорее своего прекрасного муженька посажу, который никогда и руку на меня не поднял, и уважает, и детей любит, а то колечко на Новый год не подарил. Вы представляете себе такую ситуацию? Я — нет. Но даже если такие случаи и будут, все легко решается действующим законодательством. Да и закон о домашнем насилии так не работает! А как работает?

Как работает — посмотрите более чем в 140 странах мира. А чтобы увидеть, что бывает без него, далеко ходить не надо.

Возможно, если бы закон был, жизни многих моих подруг и знакомых, а может, и моя, сложились бы иначе.

Я согласна с одним: невозможно бороться с тем, чего не видишь. Поэтому всех призываю оглянуться вокруг и изучить информацию! Я вас уверяю, вы ужаснетесь, потому что ужасные вещи действительно происходят каждый день».

mshihee:

«Самый страшный костюм на Хеллоуин — не костюм, а самая настоящая мерзкая реальность. Потому что бьет — значит, любит».

chernobrovkina__olga:

«Сегодня мы все переодеваемся в страшных чудищ. Но как быть тем, кто рядом с самым настоящим чудищем живет? Я против домашнего насилия! . К сожалению, для многих насилие в семье — это норма. Многие мои подруги были жертвами рукоприкладства со стороны отца, отчима, мужа, молодого человека. Хватит это терпеть! Я сама один раз в юности получила пощечину от своего парня, который в этот момент стал бывшим.

Я всегда очень нейтральна к политике, но этот законопроект я готова отстаивать, чтобы у каждой жертвы домашнего насилия появилась возможность изменить свою жизнь, а во многих случаях и остаться в живых!»

valeri.kharicheva:

«Бьет — значит, любит? Бьет — значит, больной урод. На сегодняшний день в России остро стоит проблема домашнего насилия.

После принятия в 2016 году закона, установившего уголовную ответственность за побои в отношении членов семей и близких лиц, в феврале 2017 года Россия при поддержке РПЦ исключила формулировку о домашнем насилии из Уголовного кодекса и перевела все побои, не причиняющие вреда здоровью и случающиеся не чаще одного раза в год, в разряд административных правонарушений.

Сейчас идет активная борьба между сторонниками принятия закона о домашнем насилии и самим государством. Домашнее насилие оправдывают исторически сложившимися традициями — мол, мужчина в семье главный, если жена где-то там напортачила, можно и вмазать ей...

Домашнее насилие имеет множество различных проявлений: побои, сексуальное принуждение, психологическое давление и манипуляции. Оно распространяется на женщин и на детей.

И так уж сложилось, что многие российские женщины считают себя виноватыми в том, что муж на них злится, недоглядели чего-то, недостаточно хороши для него, "ну как я без него, он такой хороший". Об этом боятся говорить вслух: стыд, угрозы со стороны мужчины, страх разрушить семью, остаться ни с чем.

Государство не воспринимает это как проблему. "Не нужно выносить сор из избы", "ну подумаешь, ударил пару раз, значит, заслужила". Об этом можно говорить очень долго и много, и об этом нужно говорить. Привлекая к этой проблеме внимание, мы становимся ближе к тому, чтобы совершенствовать российское законодательство и изменить жизнь в России, чтобы она хотя бы вписывалась в рамки адекватности.

Давайте вместе приложим усилия, чтобы наконец-то прекратилось ущемление женщин и все эти страшные патриархальные стереотипы и предрассудки канули во тьму».

start2speak:

«Работа переводчика часто окутана некой романтикой. Это и переводы книг, фильмов... Но в реальности я часто перевожу судебные и следственные дела, и тут уже — вообще не романтик.

Хотите хоррор в Хеллоуин? Их есть у меня.

Маленькая заметка: страшные вещи происходят каждый день в реальной жизни. Поэтому давайте без хайпа и размусоливания поддержим закон о домашнем насилии».

elena_lunegova:

«Сегодня Хеллоуин. С праздником! Я хотела посвятить этому пост, и именно поэтому такое фото. Но! Второй раз не согласован запрос на митинг за закон о домашнем насилии. Но вот митинг против закона согласовали!

Я не понимаю, чем руководствуется власть? Чем? Почему нет поддержки? Одни говорят, что закон будет вредить семьям, другие не согласовывают митинги. Третьи говорят, что всех мужиков пересажают, дай волю — и оговаривать будут.

А сейчас отсутствие закона не вредит семьям? Я сейчас про всех! Про женщин, мужчин, детей! Страдают все! Закон нужен!

ЗАКОН НУЖЕН ДЛЯ ВСЕХ!

Мужчин этот закон тоже будет защищать. Просто случаи побоев от мужчин встречаются намного чаще».

good_donut37:

«Сегодня Хеллоуин. Целая лента будет заполнена фотографиями ваших мегакрутых образов — зомбаков, скелетонов, ведьм. Кто-то пойдет на вечеринку, кто-то просто останется дома и будет смотреть ужастики. Но на самом деле ужасные вещи происходят каждый день...

Закон о профилактике домашнего насилия до сих пор не принят. Сложилась просто ужасная ситуация, будто мы в фильме ужасов. Никто не хочет видеть монстра, а бороться приходится нам.

Давайте перестанем боятся говорить об этом. Сегодня центр защиты пострадавших от домашнего насилия и сеть взаимопомощи женщин "ТыНеОдна" проводят акцию #ЗаконИлиСмерть».

kotofey25_miy:

«Домашнее насилие не должно оставаться безнаказанным!»

__a_z_a_t_o_v_n_a__:

«Предвещая догадки: на меня никто не поднимает руку, не терроризирует, не заставляет чувствовать себя ущемленной. Но если этого нет со мной сейчас, это не значит, что этого нет нигде.

В 146 странах мира есть закон, способный помочь женщине в случае угроз и реальных действий со стороны родственников и мужа. В России его нет. В России 16 миллионов жертв домашнего насилия. Хочу, чтобы государство помогало женщинам, попавшим в этот капкан...»

Российскую студентку Алан Ерох отчислили из Ярославского государственного педагогического университета после участия в акциях против дискриминации геев и лесбиянок. Незадолго до этого ее внесли в черный список «Пилы» — организации «охотников на геев», участники которой разослали ЛГБТ-активистам угрозы смерти и взяли на себя ответственность за убийство активистки Елены Григорьевой. «Лента.ру» поговорила с Ерох о том, почему она продолжает выступать за права ЛГБТ-людей, несмотря на отчисление и угрозы.

Внимание: данная статья, как и все материалы на сайте «Ленты.ру», относится к возрастной категории «18+» и не предназначена для детей.

«Преподавательница сказала прямо, что постарается меня завалить»

Я прекрасно понимала, что меня отчислят. Я писала зачет по английскому перед комиссией. Мои одногруппники на пересдачу не явились, я присутствовала одна: как выяснилось позже, когда я разговаривала с деканатом, на самом деле я могла все сдать в ноябре, однако мне об этом ни слова не сказали. Правильно выполненных заданий у меня было 23, а в официальной бумаге написано 20. У меня все это сфотографировано, но в общем и целом мне это уже не поможет. Когда я попросила посмотреть направление на прошлый перезачет, меня отвели в деканат, сказали подождать, нарисовали это самое направление, потому что его не существовало, и прикрепили к ведомости.

Преподавательница в сентябре сказала прямо, что постарается меня завалить. Я подозреваю, что это потому, что я буквально за пару недель до этого дважды попадала в полицию. Одна акция была, когда мы вынесли гроб к мэрии, привлекая внимание к проблеме гомофобии в семье. А вторая — по поводу домашнего насилия, когда я легла с плакатом напротив здания МВД. Протоколов не заводили, брали только объяснительные. Но, как мне сказали, протоколы они могут завести сами и пригласить нас подписать их.

В случае, когда я лежала у МВД, меня задержали, и на протяжении получаса вообще не сообщали оснований для задержания, потому что их, по сути, и не было. Когда я попросила капитана полиции пояснить, почему меня задержали, он попросил меня «не философствовать». В итоге, когда уже пришел человек, наверное, пятый, который там со мной разговаривал, он смог придумать, по какому поводу меня задержали. Одно «но» — по этой статье я не подхожу. А с другой акцией основанием, кажется, была все-таки «пропаганда» (статья 6.21 КоАП «Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних» — прим. «Ленты.ру»). Но пока это не вписали. У нас в городе уже был один суд по поводу пропаганды. Но там дело сошло на нет, сам судья все снял.

Также я делала День памяти трансгендеров — там была серия одиночных пикетов. Потом «Бесплатные обнимашки» — мы ее три года подряд проводили. Мы выходили с плакатами, на которых с одной стороны было написано «бесплатные обнимашки» или «обними меня», а с другой «я гей» или «я лесбиянка».

На Первомай дважды выходили с флагами. Ставили шкаф на Советской площади в День каминг-аута, потому что выражение «coming out of the closet» означает «выход из шкафа». Потом опять День памяти трансгендеров, когда мы на Стрелке (полуостров в Ярославле, где расположен городской парк, — прим. «Ленты.ру») установили крест и, условно говоря, распяли там трансгендера, показав, как с ними по сути поступает общество.

Еще был месяц гордости, месяц определений, когда я несколько дней выходила с плакатами, где были различные определения по типу «гей — это...», «лесбиянка — это...», «трансгендер — это...» и так далее.

Меня задерживали до этого только один раз, но даже не брали объяснения, потому что оснований не было — это был одиночный пикет. Увели, полчаса побеседовали и отпустили. А другую организацию в нашем городе задерживали, причем, по-моему, даже неоднократно, у них висит несколько протоколов на четверых, кажется, участников организации. И у них в статьях, по-моему, «пропаганда», но я не уверена.

В этот раз мы понимали, что привлекаем куда больше внимания, потому что, во-первых, мы это сколько уже делаем — почти два года? А во-вторых, потому что другая организация до этого привлекла внимание полиции и силовых структур. Мы понимали, что в любом случае, что тут ни сделай, на нас будут вызывать [полицию]. В случае с акцией с гробом нас уже ждали на месте.

Ребята из других организаций, которых привлекали, на момент акции не учились и не работали. Единственное что, был один педагог, и сначала вроде все нормально среагировали, а потом он уволился. Не знаю, сам или не сам, но тем не менее.

«У нее просто мужика нормального не было»

Первой реакцией на то, что я попала в список «Пилы», была повышенная тревожность, и я обсуждала это с психологом горячей линии ЛГБТ, с очень большим количеством активистов, чтобы себя как-то успокоить. Все остальные люди в этом списке, насколько я знаю, это люди, которые в активизме давно, и для них это какая-то, наверное, более привычная вещь. Я вообще не понимаю, что я там делаю, потому что, ну как бы что? Вы меня с этими людьми в один ряд поставили? Тогда пришлось принять меры безопасности. Но сейчас, ну да, есть этот список «Пилы», и что дальше?

На самом деле я не знаю, как это получилось, что я начала заниматься активизмом. Просто когда был День памяти трансгендеров, я сказала: ребята, давайте выйдем с плакатиками, давайте сделаем такую штуку, поставим фотографии, поставим свечи и будем стоять с абсолютно нейтральными плакатами.

К нам приехали ребята из петербургской организации «Альянс гетеросексуалов и ЛГБТ за равноправие». На тот момент я еще не имела отношения к «Альянсу» — у нас была другая организация. Они нам очень сильно помогли, и с того момента появилась организация «Каллисто».

Москва и Питер куда лучше в том плане, что там банально проще найти психолога, юриста, шелтер [укрытие] при необходимости, если тебя выгоняют из дома. Есть какие-то тусовки внутренние, где ты можешь не бояться быть собой. В Ярославле с этим несколько сложнее, потому что людей меньше, и если тусовку еще можно найти, то все остальное зачастую идет просто по *****. Особенно в том, что касается работы. Мой работодатель знает, и ему пофиг, а многие вообще боятся, трясутся сказать, сделать что-нибудь лишнее, сделать что-то не так. В столицах с этим проще, потому что там ты через знакомых и эти тусовочки найдешь какую-нибудь работу.

Не то чтобы меня знает весь город, но последнее время у меня бывают ситуации, что я просто в магазине стою, продукты выбираю, а мимо меня проходит мужчина, и такой:

— Ну чо, когда революция?

— Какая революция?

— Сексуальная.

Стою на работе — подходит мужчина: «О, так это же ты флаг вешала!»

Одного моего знакомого, который участвовал в акциях и засветил лицо, побили. В остальном, насколько я знаю от ребят, все в общем-то более или менее терпимо относятся. Единственное, очень много негатива получаешь онлайн. Если я открою свою личку за последние несколько дней, я там найду столько всего...

Есть, например, и такая вещь, как корректирующие изнасилования. Это когда близкие люди ЛГБТ-персоны, зачастую родители, приглашают там какого-нибудь «друга семьи», чтобы он, условно говоря, изнасиловал их дочь, чтобы она стала «нормальной», гетеросексуальной, перестала быть лесбиянкой, потому что «у нее просто мужика нормального не было». Это все звучит как что-то очень странное, далекое, откуда-то с гор. Однако у меня есть ситуация со знакомой ЛГБТ-персоной, с которой родители пытались так сделать. Самого факта изнасилования, насколько я знаю, не было, но попытка со стороны родителей была.

«Это не только в "Гейропе проклятой" существует»

Акции — это не главная и необязательная часть. Акции — это лишь вопрос привлечения внимания к самому существованию ЛГБТ-людей. Я понимаю прекрасно, что акции не сделают людей толерантными. Более того, это даже вызывает какую-то большую агрессию и отторжение. Однако теперь я куда реже слышу вещи типа «да ЛГБТ-людей нет, что вы вообще о них думаете?» Теперь, по крайней мере, есть представление, что, да, мы есть.

Сначала я вижу реакции типа: «Нет, таких людей просто нет. Зачем нам о них думать?», потом вроде как понимание: «Ну ладно, люди есть, может быть, нам все-таки стоит о них подумать?», и как-то постепенно меняется сознание в сторону: «Ну да, они есть. Да, они тоже граждане этой страны. Это не только в "Гейропе проклятой" существует», что мы (ЛГБТ-люди — прим. «Ленты.ру») точно такие же, как они, что у нас есть проблемы на законодательном уровне. Постепенно приходит какое-то привыкание. Ты можешь продолжать к этому негативно относиться, но ты, по крайней мере, уже привык к тому, что они где-то рядом есть.

У меня есть стойкое ощущение, что единственная вещь, объединяющая местное ЛГБТ-сообщество, — это ненависть к ЛГБТ-активистам. Все остальные хотят спокойненько жить и считают, что, если они просто подождут, то все само как-нибудь изменится и люди привыкнут.

Но если сейчас продолжим молчать мы, то что будет у наших детей? Мне страшно это представить. Вот вся ситуация с арестами на митингах — если сейчас забьем о них говорить, то это продолжится. И ситуация с моим отчислением такая же — я стану лишь очередной в своем городе, кого отчислили, если промолчу.

Да, куда важнее какая-то более комплексная сервисная работа. Те же юристы, психологи — ими мы тоже занимались и занимаемся — группы поддержки, шелтеры. Есть много всяких направлений, но всем сразу в одиночку все равно заниматься не успеваешь.

Весной прошла школа активизма, после которой пришло довольно много новых участников. Мы специально там рассказывали базовые вещи, и появилось очень много новеньких. Это определенно дает желание продолжать и очень облегчает жизнь, когда появляются инициативные активисты или хотя бы люди, к которым ты можешь подойти и сказать, что ты хочешь сделать. Даже те акции, которые я провожу вроде бы в одиночку, очень редко я провожу действительно одна. Есть очень много людей, которые делают невидимую часть.

По моим ощущениям, как будто опускается железный занавес, медленно, но верно: закон о «пропаганде», закон об оскорблении чувств верующих, закон о согласовании митингов, аресты по политическим мотивам. Это же не вопрос случайности, а вопрос системности. И есть много людей, которые думают: «Да, это нормально».

Уезжать я определенно думаю, но это связано не столько с ситуацией с дискриминацией за активизм или ориентацию. Просто мне интересна гендерная психология и работа с подростками как психолога. Но я понимаю, что здесь мне эта дорога закрыта. Я учусь на психолога, но я никогда не смогу в этой стране работать с подростками. В России ЛГБТ-организации боятся работать с ними. Да и мне было бы интереснее идти не в специализированную ЛГБТ-организацию, а, например, в школу или подростковый центр, чтобы это была обычная среда, скажем так.

Недавно в Екатеринбурге управление вуза мониторило соцсети студентов и пригрозило отчислить одного парня, потому что заподозрило, что он гей. Самое отвратительное в таких ситуациях, что я им уже даже не удивляюсь. Я знаю уже как минимум одного человека, которого отчислили по той же причине. У Артема Шитухина из Пятигорска была та же самая ситуация: он активист, и его отчислили якобы за неуспеваемость. Он был вынужден эмигрировать, потому что ему стало опасно оставаться в городе.

Зачем был нужен советский внутренний паспорт, который ввели большевики, изначально выступавшие против царской паспортной системы? В каких целях он использовался государством, была ли в нем какая-то польза для граждан страны, к чему все это привело и почему главный документ россиян — это отголосок недоверия советского государства к своим гражданам? На эти и другие вопросы попытались ответить кандидат исторических наук Ирина Карацуба и доктор исторических наук Андрей Суслов в ходе дискуссии, организованной Фондом Егора Гайдара. «Лента.ру» публикует главное из беседы.

Из широких штанин

Ирина Карацуба:

Если играть словами, то можно сказать, что советский паспорт — это закрепощение вместо обещанной свободы. Мы знаем, что партия большевиков шла к власти под лозунгами отмены паспортной системы и полной свободы передвижения. Не совсем по воле партии большевиков и не совсем уж полная, но свобода перемещения, тем не менее, существовала в стране во времена нэпа после Гражданской войны, пока в 1925 году не был введен институт прописки, а в 1932 году — паспорта.

Советский паспорт был достойным наследником появившегося еще в конце царствования Петра I российского паспорта, система которого начала складываться в последние годы царствования Петра (подушные переписи и так далее). В основном это делалось для регулирования процесса миграции, передвижения населения. Если уж совсем грубо говорить — для борьбы с крестьянскими побегами, потому что сначала эти бумажки, которые позже начали называть паспортами, стали выдавать крестьянам, чтобы их перемещение можно было жестко контролировать.

И самым долгоиграющим институтом петровских реформ оказался именно паспорт. Долго был сенат, Синод, но все это ушло — сословия, титулы, табель о рангах… А паспорт до сих пор с нами, и это говорит о том, что главными целями паспортизации, что петровской, что советской, были фискальные, полицейские, мобилизационные и цель регулирования передвижения потоков населения. Паспорт освобождал государство и тотально огосударствлял человека. Притом, говоря о государстве — петровском, советском или нынешнем, — обычно понимают систему публичной власти. А какая же тут публичная власть? Скорее, здесь то, что называется вотчинной или патримониальной властью, — то есть и государство само по себе очень своеобразное.

Андрей Суслов:

Если представить 1932 год, то это ситуация голода и хаоса. Массы людей из сельской местности, те, кто пытается бежать от закрепощения в колхозах и голода, стремятся в города, думая, что там смогут найти для себя пропитание. Те, кому удается бежать со спецпоселений и добраться до городов, хотят сделать то же самое. В это время появляются продовольственные карточки, которые очень трудно реализовывать в среде рабочих, потому что те, кто прибывает в города, тоже стремятся к этой системе приобщиться. Появляется масса фальшивых продовольственных карточек, возникают люди, по ложным пропускам проходящие на заводы, чтобы питаться в заводских столовых.

Нормальный учет у власти не был налажен, и с этим хаосом надо было что-то делать. Плюс к этому совершалась масса преступлений как в селах, так и в городах. Поэтому причин для введения паспортной системы было три: закрыть сельскому населению доступ в города, наладить учет рабочих и, наконец, бороться с преступностью, криминалом.

Если же посмотреть, что стало получаться дальше, то у Сталина и его соратников из мер, продиктованных необходимостью, начало возникать иное значение. На мой взгляд, паспортная система явилась для Сталина одним из инструментов социальной инженерии, который позволяет выстроить квазисословное общество.

Что есть сословие? Еще давно советский историк Непряхин в своих книгах о Средневековье очень точно сформулировал, что важнейшая черта сословия — это привилегии. Как раз паспорт, в частности, закрепил эту привилегированную систему для части квазисословий, которые жили в городах. Это стало важной чертой того общества. Потом уже, в постсталинское время, явная социальная дискриминация ушла, но многое от нее осталось, а некоторые ее черты дошли и до нашего времени.

По форме советская паспортная система многое заимствовала из имперской. Стоит посмотреть на паспортную книжку образца 1933 года — и мы найдем заимствования из дореволюционного паспорта. Вместо возраста там записывался год рождения, графу «исповедание» сменила «национальность», вместо места жительства ставился штамп о прописке, сохранилась глава о воинской обязанности. Но с точки зрения самой системы, если в царской России получалось так, что паспорт скорее позволял податным сословиям передвигаться вдали от родных мест и давал им охрану, то в СССР паспорт давался тем, кто был привилегирован и жил в городах, а отсутствие паспорта делало человека дискриминированным, затрудняло его передвижение. То есть в царское время паспорт позволял передвигаться по стране тем, у кого не было привилегий, а в советское — выдавался тем, у кого были привилегии.

Второе крепостное право

Ирина Карацуба:

Для большинства населения страны процесс как бы эмансипации, освобождения от второго крепостного права, начался в 1974 году с началом выдачи паспортов колхозникам. Но он растянулся, и в некоторых местах паспорта получали аж в 1989 году. Это говорит о том, что основные цели, поставленные на самом деле этой паспортизацией, были глубоко интегрированы в саму суть большевистского, советского режима.

Интересно, кстати, что хотя очень много всего написано, сказано и исследовано относительно него, а никто до сих пор не пришел к консенсусу относительно того, как называть этот период. Социалистический? Советский? Что это было? Партия государства? Или что-то еще? У нас нет слов. Но как его ни называй, а тотальное огосударствление началось задолго до него и, я боюсь, продолжается до сих пор. Мы ему все говорим «уходи!», а оно возвращается. И роль паспорта в нашей жизни за последние двадцать лет, несомненно, повысилась. Каждый из нас чувствует, в скольких местах он обязан предъявлять этот несчастный документ.

Все мы знаем, что такое ВКП(б) — Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков), но крестьяне это расшифровывали по-другому: второе крепостное право (большевиков). Учитывая, что последние его очаги были ликвидированы в 1989 году, мы с вами только лишь лет 30 назад вышли из крепостного права, что не может не сказываться на нашей ментальности, нашем поведении, состоянии государства — на чем угодно. Конечно, в постсталинские времена были послабления — отменили, скажем, литеры, которые ставили в паспорт человеку, если он прошел через лагерь, он [паспорт] больше не мог рассказать о твоей мученической истории. Но все-таки он оставался основным документом.

Я родилась в 1960 году. В 1992 году я во второй или третий раз попала в Америку — но уже серьезно, чтобы работать. И вот я приехала в американский университет, и мой спонсор сказал мне: «Так, паспорт у тебя есть, теперь тебе нужно какое-то удостоверение. Ты машину водишь?» Я говорю: «Нет». Он отвечает: «Ну прекрасно, сделаем тогда тебе non-driver’s ID». Что это? Мне выдали такую пластиковую карточку с моей физиономией, и я год жила и преподавала в Америке с этой маленькой пластиковой карточкой. Для меня это было таким потрясением, что я не должна на каждом углу показывать свой паспорт, потому что весь мой предыдущий опыт приучил меня именно к этому.

Андрей Суслов:

Я родился в городе Пермь, который был закрыт для иностранцев. Это была одна из форм паспортного режима, существовавшего тогда в Советском Союзе. Не самая жесткая, конечно. Как жителю этого города мне не казалось, что это что-то особенное, поскольку в позднесоветское время не нужно было везде с собой носить паспорт. Он был реально нужен для каких-то важных вещей — допустим, для смены прописки при перемене места жительства, для устройства на работу-учебу и когда едешь в турпоездку.

Но в сталинские времена его нужно было обязательно носить с собой, без паспорта могли возникнуть серьезные проблемы. Сейчас, как мы знаем, тоже могут быть серьезные проблемы, если не иметь его при себе. Но тогда, несмотря на то что мы проживали в так называемом закрытом городе, никаких неудобств мы не испытывали, и не скажу, что в этом смысле мы сильно отличались от других городов и режимных мест. Другое дело, на селе и в тех городах, которые были закрыты всерьез.

Графа «национальность»

Эта графа была довольно строго лимитирована национальностью родителей — если у них были разные национальности, то можно было выбрать одну. А в 90-е годы началась вакханалия! Мне очень понравилось, что по результатам одной из последних переписей по национальности есть около тысячи человек джедаев, тысяч пять эльфов, и так далее. Идет конструирование национальностей. О графе «национальность» в советском паспорте написаны тома, библиотеки. В какой степени она формировала национальное сознание и как это вступало в противоречие с тем, что государство стремилось слить все национальности в «единую общность — советский народ»?

Мне очень понравилось высказывание одной моей заведующей по фамилии Павловская, но мы ее звали Тер-Минасова. И Аня Павловская сказала: «Знаешь, я как-то узнала, что я армянка, и долго очень думала: что мне с этим делать? Как с этим жить? Что значит — быть армянкой?» Это были ранние 70-е годы. Аня правильно решила для себя эту проблему. Сейчас она написала несколько книг об армянской кухне. Как человек, который очень любит готовить, она выстроила национальную идентичность через еду.

Николай Сванидзе, модератор дискуссии:

Мне кажется, что в предвоенные советские десятилетия, до того, как началась страшная антисемитская кампания по борьбе с космополитизмом, графа «национальность» была более безвредна по сравнению с графой о социальном происхождении. Потом, правда, выяснилось, что она вовсе не безвредна.

Уже в совершенно вегетарианские времена, в 1971 году, я получал паспорт. Так получилось, что я по отцу — грузин, а мама значилась как русская. Я пришел в паспортный стол — москвич, русский мальчик, русский язык родной, другого не знаю — там сидят три девочки и одна дама постарше. Я автоматически сел за столик к самой хорошенькой, и она спрашивает меня по имени-отчеству, что мне, конечно, польстило, мол, кем будете записываться, Николай Карлович? Вот, у вас мать русская, отец грузин…

И тут у меня мгновенно что-то пролетело в голове, с чем я ее тут же и ознакомил. «Вы знаете, — сказал я, — у меня фамилия Сванидзе и лицо не так чтобы очень славянское, поэтому давайте я запишусь грузином, и будет нормально. Конечно, по культуре я русский, но лицо не русское, фамилия не русская — со всех сторон буду получать. А так — грузин и грузин, нормально». Она говорит: «Хорошо, но у вас же мама русская? Запишитесь русским!» Я снова завел, мол, понимаете, я бы записался русским, — ну и опять по кругу. Она говорит: «Ну понятно. Но мама-то русская? Запишитесь русским-то!»

Тут я начал дергаться, потому что понимаю — на меня оказывается давление. Мне, в принципе, изначально было все равно, кем записываться, но так-то я уже принял решение, и, как всякий нормальный человек, видя, что на меня давят, начал укрепляться в принятом решении и раздражаться. «Нет, грузин!» — говорю. Наш диалог продолжался минут 20. Потом подошла дама-начальница и говорит: «Ну запиши ему, Валя, грузина». И мне во всю графу «национальность» в паспорте записали слово «грузин». И первое, что бросалось в глаза, когда этот паспорт открывали, — не фамилия, не имя-отчество, а «ГРУЗИН». Некоторые эту надпись за фамилию принимали.

А это была Москва, 1971 год. В Москве на это обращали внимание. Видимо, тогда уже была проблема в стране с соотношением количества русских к другим национальностям.

Паспортный контроль

Андрей Суслов:

Паспорт становится индикатором той группы сословий, которые его имели. Если такая группа, как колхозники, не имела его, то не могла жить в городах, не получив соответствующий документ, не могла получать те блага, которые есть там. Помимо всего прочего, колхозники не могли поменять место работы, ведь паспорт 30-х годов фиксировал не только прописку, но и прием на работу и увольнение с нее — для этого была специальная графа, в которой ставили штампики «принят на работу» или «уволен с работы». Если человек приходил — и этих штампиков нет, или, допустим, он не может каким-то образом показать, что работает на производстве или хотя бы каким-то образом связан с городом, он не может дальше передвигаться. Это и было показателем закрепощения для колхозного крестьянства.

Ирина Карацуба:

Конечно, главным пострадавшим было именно колхозное крестьянство, потому что, скажем, в совхозах были паспорта — но сколько было тех совхозов? Имелись еще и так называемые лишенцы по конституции 1918 и 1924 годов. Конституция 1936 года их ликвидировала на бумаге, но на самом деле все было не совсем так.

Категорий лишенцев было несколько: бывшие представители эксплуататорских классов, священнослужители, бывшие белые офицеры, кулаки, нэпманы и члены их семей. Если их самих было около двух процентов, то членов их семей было шесть процентов. Получалось около восьми процентов — огромное количество населения. Паспортов у лишенцев не было, и это тоже ограничивало их во многих правах.

В университете меня учил Петр Андреевич Ранчковский, замечательный профессор, специалист по истории XIX века, который прославился тем, что всех студентов знал по именам-отчествам. Он был сыном известного историка и белогвардейского генерала, и для того, чтобы как-то «компенсировать» свое происхождение, во-первых, женился на пролетарке, а во-вторых, был несколько лет пожарным в ГУМе у фонтана. Все это — чтобы получить паспорт и поступить в московский университет.

Андрей Суслов:

Еще одна категория — спецпоселенцы, число которых колебалось от миллиона до трех на всем протяжении сталинской эпохи, и они тоже были привязаны к месту поселения. Высылка в спецпоселение — это административное наказание. Первыми спецпоселенцами были «раскулаченные» крестьяне — я беру это слово в кавычки потому, что кулаков-мироедов к тому времени уже не было, и этот конструкт просто предполагал создание образа врага.

Сначала два с лишним миллиона спецпоселенцев представляли «раскулаченные» крестьяне с семьями, затем, в годы войны, эта категория пополняется представителями репрессированных народов, а это тоже порядка двух миллионов человек, а также менее значимые категории. Это несудебная мера, административная, применявшаяся по какому-то социальному признаку. Людей переселяли в отдаленные места, где они должны были проживать. С определенной периодичностью, которая могла меняться (скажем, раз в неделю), они обязаны были приходить к коменданту и отмечаться.

Если говорить о тех, кто освободился из мест заключения, то тут многое зависело от того, имели они раньше паспорта, проживали в городах или нет. Но даже те, кто проживал в городах ранее, зачастую не могли вернуться обратно, потому что сначала они получали справку, а потом — паспорт с отметкой (еще одна характерная черта сталинского паспорта). И с этой отметкой они могли приезжать только в места обычного паспортного режима — допустим, в Москву, Ленинград, еще в 25 городов, на режимные территории им нельзя было попасть.

Служба в армии для мужчин была вариантом вырваться из колхозного рабства. Отслужить в армии, а дальше устроиться на завод, на стройку и таким образом уже дальше получить паспорт. Другой распространенный легальный ход — выйти замуж или жениться на городских жителях. И не надо забывать, что в советское время все происходило не всегда так, как было предписано, — неформальные практики существовали: фиктивные браки, многие другие полулегальные ходы, которые предпринимали люди.

Недоверие власти

Паспорт — это лишь один из инструментов формирования сословной системы. Указ Президиума Верховного Совета от 26 июня 1940 года еще больше прикрепил сословие рабочих к местам производства. Кстати, надо понимать, что был похожий указ, когда учащиеся прикреплялись к своим училищам. Они не могли под страхом уголовного наказания их покинуть, и к тому же они были обязаны работать по месту распределения, куда их пошлют. То есть как рабочие, так и крестьяне таким образом закрепощались. Плюс, отчасти это касалось служащих. Свободы, по большому счету, в Советском Союзе не было, это вопрос о разных градациях несвободы. Тут, конечно, дело не столько в паспорте — он был инструментом, позволявшим сделать закрепощение более бюрократически формальным и демонстративным.

Формирование паспортной системы, помимо прочего, укрепляло недоверие власти к человеку. Коммуникация «человек-власть» в значительной степени происходила как необходимость что-либо доказывать ее представителям. Конечно, «есть бумажка, и в ней все написано». Но если взять то, что касается получения паспортов в 30-е годы, именно на гражданина возлагалась обязанность представить все необходимые справки, чтобы получить этот паспорт. Необходимо было доказать, что ты где-то работаешь, живешь в какой-то квартире, необходимо было представить справку относительно социального происхождения, чтобы доказать его… Если не дай бог ты что-то потерял, это становится твоей проблемой, и тебе не доверяют.

На мой взгляд, именно эта презумпция недоверия власти к человеку перекочевала в общую систему коммуникаций между человеком и властью уже в позднюю советскую эпоху и остается до сего времени. С этой системой мы живем. Те, кто достаточно долго был за рубежом, понимают, что там есть некая презумпция доверия власти к человеку. Покойный Задорнов мог сколько угодно шутить по поводу «глупости» американцев, но это по большому счету не глупость, а именно проявление доверия.

Ровно неделю назад, 10 октября, в Саратове нашли убитой девятилетнюю Лизу К. В преступлении сознался 35-летний Михаил Туватин, который раньше уже был неоднократно судим, в том числе за изнасилование. Сотни местных жителей были готовы растерзать мужчину, но полиции удалось спасти его от самосуда. После этого простые россияне, общественники и политики стали призывать вернуть смертную казнь, мораторий на которую действует с 1996 года. В официальной группе Госдумы во «ВКонтакте» даже провели опрос, который показал, что эту идею одобряет почти 80 процентов их подписчиков (на момент публикации проголосовали 150 тысяч человек). «Лента.ру» поговорила с одним из исследователей темы смертной казни в России, заведующим кафедрой уголовного права Пензенского государственного университета, доктором юридических наук, профессором Георгием Романовским. Он рассказал, почему был введен мораторий, почему высшая мера вряд ли защитит детей от преступников и как российское общество относилось к казням и палачам в разные периоды истории.

«Лента.ру»: Может ли страх смертной казни остановить преступника?

Георгий Романовский: Давно научно доказано, что никакого влияния это не оказывает. Причем уже в XIX веке наши дореволюционные русские ученые приводили это как один из основных доводов в пользу отмены смертной казни. Да и современная российская практика это показывает.

Посмотрите, мы «вне» смертной казни с 1996 года, и статистика по убийствам относительно снижается. Получается, если бы угроза смертной казни как-то останавливала, то преступность [после введения моратория] должна была вырасти. А она снижается по тяжким и особо тяжким преступлениям.

А, собственно, как смертная казнь отменялась? Мораторий 1996 года ведь не в одночасье был введен?

Вообще, мораторий 1996 года не первый в нашей истории. Если сделать небольшую историческую ретроспективу, то можно вспомнить, что моратории были и в царской России. В частности, мораторий на приведение в исполнение смертных приговоров вводила Екатерина II (который потом отменяла на несколько дней для того, чтобы казнить Емельяна Пугачева и его сподвижников). Во время царствования Елизаветы Петровны смертные приговоры не исполнялись. Она, кстати, поклялась на иконе, когда шла брать Зимний дворец с гвардейцами, что, если станет императрицей, то никогда не подпишет смертный приговор. И действительно, при Елизавете Петровне смертных приговоров не было.

Во времена советской России самый известный мораторий был в сталинские времена. Но он, опять же, был немножко хитрый. То есть официально смертная казнь была отменена, но в исключительных случаях смертные приговоры приводились в исполнение.

В годы после распада СССР, и даже уже в конце 1980-х годов, вопрос отмены смертной казни поднимался очень активно. И все к этому потихонечку шло. Поэтому Российская Федерация просто двигалась в логике тех событий. Плюс при вступлении России в Совет Европы одним из условий была отмена смертной казни. Это стандартное условие для любой страны, которая подавала заявку. Поэтому в 1996 году был подписан знаменитый указ президента об объявлении моратория на приведение в исполнение смертных приговоров. И, соответственно, на этом их исполнение закончилось.

А потом было постановление Конституционного суда, которое ввело еще один мораторий. Таким образом сейчас, несмотря на то что в Уголовном кодексе статья, посвященная смертной казни, по-прежнему есть, у нас, по сути, действуют два моратория: на основании указа президента 1996 года (это мораторий на приведение в исполнение смертных приговоров), и мораторий процессуальный — то есть на вынесение смертных приговоров судами, который определен постановлением Конституционного суда Российской Федерации.

То есть двойной барьер.

Да. Даже если такой приговор кто-то вынесет, его тут же отменят, потому что позиция Верховного суда однозначна: есть решение Конституционного суда.

«Пожизненное заключение более мучительно»

Как вы считаете, вопрос отмены смертной казни в нашей стране — политический?

Если посмотреть, как тогда смотрели на вопрос отмены смертной казни с точки зрения политики, то можно отметить, что эта тема была на первых полосах. Это, скорее, вопрос именно логики и юридической науки, потому что подавляющее число ученых стали сторонниками отмены этого вида наказания. Есть, конечно, и другие, противоположные точки зрения, причем тоже очень серьезные. Они обоснованы. То есть нельзя говорить, что есть правая сторона, а есть вторая сторона, которая ничего не понимает. Это неверно. Имеются, конечно, аргументы и с той, и с другой стороны.

За сохранение смертной казни приводятся следующие доводы: c ее отменой усилится уровень криминогенности; преждевременность отмены; права жертвы не менее важны, чем права преступника; родственники жертвы не должны как налогоплательщики содержать преступника в тюрьме; смертная казнь дешевле, чем пожизненное содержание; мертвый преступник безвреден; у пожизненно осужденного всегда есть шанс сбежать или попасть под амнистию; появятся самосуды.

Аргументы против смертной казни: нет зависимости между ростом преступности и смертной казнью; отмена позволит избежать судебных ошибок; казнь противоречит христианским нормам; сохраняется престиж гуманного государства и членство в Совете Европы; пожизненное заключение более мучительно, чем казнь; смертная казнь не сможет ликвидировать убийства.

Естественно, с обсуждением смертной казни связано много эмоциональных моментов, как, например, недавний случай со смертью девочки в Саратове. Единственное, о чем можно сказать, это об альтернативе. Я даже не знаю, что лучше: смертный приговор приводить в исполнение или обрекать преступника на пожизненное лишение свободы. Не знаешь, что гуманнее.

Представители уголовно-исполнительной системы при общении нередко говорят, что есть такой пороговый срок в семь-десять лет (у каждого он свой), когда приговоренный к пожизненному лишению свободы понимает психологически, что все. Если раньше у него еще есть какая-то надежда, что пройдет апелляция, вдруг что-то пересмотрят, то через семь-десять лет наступает психологический барьер, когда он понимает, что навсегда здесь. И главной задачей сотрудников тюрьмы становится не допустить, чтобы он наложил на себя руки.

А как в судейском сообществе относятся к смертным приговорам?

Тоже по-разному. Те, с кем мне приходилось общаться, высказывали абсолютно полярные точки зрения. Один из судей выразил очень интересную мысль: его всегда коробили рассуждения — выиграл в суде кто-то или не выиграл. Он сказал: «Вот я вынес смертный приговор, и кто выиграл? Потерпевший, который погиб? Убийца, которого я отправил на смертную казнь? Или я как судья, который вынес этот смертный приговор?»

Поэтому все судьи, исходя из подобных психологических моментов и личного мировоззрения, очень по-разному к этому относятся. И я знаю, что ни один судья не был равнодушен к тем смертным приговорам, которые он выносил. Это я могу точно заявить. Всегда это оставляло определенный след, потому что человек понимал, что брал на себя ответственность за судьбу другого человека. Сами понимаете, это трагическая ситуация.

«Императору доложили, что палача-то в стране и нет»

Давайте вернемся к истории вопроса. Как в прошлом в стране относились к смертной казни? Например, я помню, что после Февральской революции ее отменили, но большевики вскоре после прихода к власти ее восстановили, хотя и не сразу.

Здесь нужно сделать небольшую историческую справку. Для России вообще смертная казнь была нехарактерна. Если мы возьмем статистику царской России, то за весь XIX век, если мне не изменяет память, было казнено около ста человек. То есть один человек за год.

Вот очень интересный пример: когда надо было повесить декабристов после восстания в 1825 году и когда возник вопрос, кто будет палачом, императору доложили, что палача-то в стране и нет. Исчезли за ненадобностью. Поэтому палач был привезен из-за границы.

Кстати, здесь есть еще один интересный момент: когда этот палач сделал свое дело и, как все говорят, сделал не очень-то хорошо, — мы все знаем, что там повешение не сразу состоялось, он достаточно плохо отнесся к исполнению своих обязанностей, — его посадили в карету и в течение суток выпроводили за пределы Российской империи. Все данные о его личности — даже из какой страны он прибыл — были уничтожены, чтобы в памяти потомков ничего не осталось. Поэтому сейчас ученые гадают: то ли из Польши он был привезен, то ли из Германии, то ли из Швеции. То есть в русской традиции всегда было такое отношение к смертной казни.

А вошла она в нашу повседневную жизнь только благодаря советской власти, когда количество смертных приговоров в некоторые годы превышало десять тысяч. И это мы не берем годы репрессий, когда расстреливались даже не десять тысяч людей, а приводились в исполнение сотни тысяч приговоров.

После смерти Сталина количество приводимых в исполнение смертных приговоров постепенно снижалось. А не обсуждался ли при советской власти вопрос отмены смертной казни?

Да, количество приводимых в исполнение смертных приговоров действительно постепенно снижалось. При этом вопрос отмены смертной казни тоже поднимался. По крайней мере, в научных публикациях мне это встречалось. Это все сводилось к общей тенденции гуманизации уголовного законодательства.

«Иногда мы следуем псевдоидее защиты прав человека»

Почему, по-вашему, смертную казнь не убирают из Уголовного кодекса совсем?

Мое мнение, что в этом вопросе много эмоций и политики. Происходит нагнетание ситуации. По каждому информационному поводу. В нашем обществе и так много жестокости, не думаю, что возвращение смертной казни (а некоторые ратуют еще и за публичное приведение в исполнение приговоров) добавит нам таких качеств, как добро, милосердие, взаимопонимание. Жестокость нравов порождает тяжкую преступность. В то же время происходит передергивание: если ты против смертной казни, значит, защищаешь убийц. Понятно, что в таком информационном поле мало кто решится публично инициировать изменения Уголовного кодекса.

А если посмотреть на формальную сторону вопроса — чем у нас она отличается от, скажем, смертной казни в США, где этот вид наказания сохраняется? Я имею в виду сравнение, например, в плане защищенности от ошибок.

Я не думаю, что российская судебная система сейчас допускает много судебных ошибок. Некоторые моменты часто муссируются, но все-таки я бы хотел сказать, что по большинству болевых вопросов законодательство очень четко все определяет. И у нас процессуальное законодательство ничуть не хуже того стандарта, который есть в Соединенных Штатах Америки.

Если брать законодательство США — я часто привожу этот пример — то посмотрите: когда одно время США захватила насильственная преступность, и был значимый рост сразу в ряде штатов, они поступили очень хитро. Вразрез всем демократическим принципам внесли изменения в уголовно-процессуальное законодательство по делам, где есть смерть потерпевшего. В них последнее слово предоставлялось не подсудимому, как везде, а родственникам потерпевшего. Количество смертных приговоров и случаев наказания пожизненным лишением свободы тут же выросло в разы. С другой стороны, это сбило волну преступности, поскольку все поняли, что вся система настроена на карательную функцию. Это, кстати, один из аргументов, который могут использовать сторонники смертной казни.

И все же непонятно, почему в этот раз разговоры о возвращении смертной казни в России зазвучали столь громко. Об этом говорят главы регионов и политических партий. Хотят набрать политические очки?

Я думаю, что это связано в некотором смысле с безнаказанностью по ряду преступлений. Ведь преступление — это итоговый момент в цепочке событий. Иногда мы следуем псевдоидее защиты прав человека. Я хочу подчеркнуть, что говорю именно о псевдоидее, потому что реальная защита прав человека, конечно, нужна. Я всегда выступаю за человеческое измерение.

В общем, в нашем законодательстве и правоприменительной деятельности иногда есть некоторый перебор, когда начинают искать права человека там, где это делать ни к чему. Получается, что мы начинаем гнаться за этой псевдоидеей: человек раз что-то совершил, второй раз совершил, при этом какие-то нюансы помогают ему избежать ответственности. Потом, когда он совершает серьезное преступление, начинаем отматывать, и выясняется: то тут система не сработала, то там. И в итоге мы сами его подвигли совершить крайний поступок.

Естественно, определенные эмоции в связи с этим присутствуют — «давайте ужесточать в этой части уголовное наказание»! Но я думаю, что это очень серьезный вопрос, где надо взвешивать все за и против.

Кстати, по поводу ужесточения уголовного наказания за отдельные преступления. Наткнулся на такое досужее мнение, что сроки за изнасилование и убийство слишком слабо различаются, и это якобы развязывает руки преступникам — они убивают жертв, чтобы скрыть преступление, тем более, что срок будет примерно тот же, если поймают. Это ведь не так?

Наверное, все-таки это бездоказательно. В этой части у нас уголовное законодательство очень либерально. За изнасилование ответственность несоизмеримо мягче, чем в европейских странах. Я уже не говорю о законодательстве Соединенных Штатов Америки. Почему сильна тенденция к ужесточению ответственности? Если мы посмотрим, средний срок, налагаемый судом за убийство, варьируется от девяти до 11 лет. Это так, средняя температура по палате, как говорится. Если мы будем брать среднее наказание за убийство, допустим, в тех же США, то там средний срок — 40 лет или пожизненное лишение свободы. То есть мы видим, что мера ответственности совершенно другая. По сути, даже 40 лет — это как пожизненное лишение свободы.

В последние несколько десятков лет где-нибудь в мире было такое, чтобы смертную казнь вернули после отмены?

Например, в некоторых американских штатах общественное мнение постоянно меняется. Там происходят попытки отмены смертной казни, губернатор может ввести мораторий, потом происходит опять возвращение. Такое в США периодически бывает.

А если говорить о мире в целом, то есть несколько лидеров по вынесению и приведению в исполнение смертных приговоров. В первую очередь это, конечно, Китай. Но нужно учитывать, что там полтора миллиарда населения, и, опять же, статистику Китай секретит. То есть мы точно не можем сказать, сколько там людей казнят. Это все условные оценки правозащитных организаций. И то, если говорить о количестве смертных приговоров на душу населения, Китай сразу с первого места уходит на другие позиции.

А так тройка лидеров — это Китай, США, Нигерия. За ними Вьетнам, Саудовская Аравия. При этом сами цифры, в принципе, небольшие. В абсолютных показателях это не десятки тысяч.

А что можете сказать об опыте Белоруссии, нашего ближайшего соседа, где смертная казнь применяется?

Да, Белоруссия — единственная страна в Европе, где применяется смертная казнь. Достаточно редко, но применяется. Кстати, по ряду исполненных смертных приговоров есть определенные вопросы. И у правозащитников, и у независимых экспертов. Но здесь следует исходить из того, что Белоруссия — суверенное государство. Вряд ли в моей компетенции давать какие-то советы нашим соседям.

Паша Лапушкин родом из Екатеринбурга, а с недавних пор живет в Москве. У мальчика несовершенный остеогенез — очень хрупкие кости, ломаются даже от незначительной нагрузки. Кости Паше укрепляли с самого рождения всеми возможными способами: делали капельницы с препаратом памидронат, устанавливали металлические штифты в бедра и голени. Мальчик проявил недюжинную силу воли в борьбе с болезнью, но болезнь не сдается. Недавно Паша упал и сломал бедро, да так, что стержень, фиксирующий кость, погнулся. Его необходимо срочно заменить, иначе мальчик не сможет ходить.

В школе Пашу считают королем шахмат. Он выигрывает у сверстников, у старшеклассников и даже у взрослых. «Лапушкин у нас гигант мысли», — говорит его классная руководительница. А Паша только смеется в ответ. Ну какой он гигант? Всего-то метр росту да еще огромные очки на носу.

Все было бы в жизни у Паши хорошо и даже замечательно, если бы не его кости. Они ломаются от любого неловкого движения. К четырем месяцам мальчик перенес семь переломов, а потом мама перестала их считать: какой смысл?

В Екатеринбурге, где Паша жил до семи лет, педиатр предлагала не трогать мальчика. Она убеждала родителей, что в период полового созревания кости сами окрепнут, и Паша, как Илья Муромец, встанет и пойдет на своих ногах. Только родители в такие сказки не поверили.

— Я подумала: что за околесица? — вспоминает Кристина, мама Паши. — Ведь без движения все мышцы атрофируются!

Другие врачи тоже не хотели связываться со «стеклянным» ребенком. «Ваша болезнь не лечится», — обрубали они всякую надежду.

Первое время Кристина с Пашей жили так: две недели дома, две — в больнице на растяжке. И это при том, что Кристина брала своего малыша на руки только бережно, едва дыша. Пока они лежали в больнице, папа искал врачей, которые помогают таким детям. И нашел! В московской клинике Глобал Медикал Систем (GMS Clinic).

— Когда Паше стали капать памидронат, он впервые после рождения улыбнулся, — вспоминает Кристина, — а у нас началась вторая жизнь. С опозданием, но ребенок начал ползать, в три года пошел — это было чудо. Количество переломов сократилось.

Лечение помогали оплачивать благотворительные фонды. В начале 2015 года деформированные после множественных переломов бедренные кости, на которые приходилась основная нагрузка, дополнительно укрепили специальными раздвижными штифтами. Их установили в немецкой больнице Альтона (Гамбург, Германия) на средства, собранные Русфондом.

Но не прошло и года, как Паша снова сломал ногу, на этот раз голень. Врачи рекомендовали срочно укрепить штифтами и голени.

— Мы продали машину и бабушкину квартиру, — рассказывает Кристина. — Этих средств хватило на новую операцию в Германии.

После операции Паша начал ходить с поддержкой за одну руку или с ходунками. А по квартире передвигался самостоятельно, опираясь на стенку.

— В первый класс мы пошли в Москве, — продолжает Кристина. — Потому что в Екатеринбурге Пашу не хотела брать ни одна общеобразовательная школа. Говорили, ему место в интернате. И тогда мы продали все, что было, и уехали в Москву. Когда я увидела счастливую улыбку Паши — он знакомился с одноклассниками, — поняла: мы сделали правильный выбор. Я устроилась на работу в школу и стала там Пашиным тьютором, то есть помощником.

В Москве Паша занялся плаванием в спортшколе для детей с поражением опорно-двигательного аппарата. За год он выиграл несколько городских соревнований и получил первый юношеский разряд на двух дистанциях.

Беда случилась в сентябре этого года. В школьном дворе Пашу нечаянно толкнули, он упал.
— Павлик всегда чувствует, когда у него перелом, — рассказывает Кристина. — Я к нему подбежала, а он молчит и весь как-то съежился...

Рентген подтвердил: перелом правого бедра со смещением, от удара погнулся даже металлический штифт. Врачи предупредили: штифт надо заменить, иначе кость срастется неправильно — и Паша вообще не сможет ходить. Операция платная и стоит миллион. Таких денег в семье нет.

На днях Паше в больничную палату передали дерево из картона, а в качестве листьев его украшали 29 бумажных ладошек с пожеланиями одноклассников: «Здоровья!», «Новых кубков и медалей по плаванию!», «Побед в шахматах!», «Поскорей вернуться в школу!»

Эти пожелания Паша читает каждое утро в ожидании операции.

Педиатр Центра врожденной патологии клиники Глобал Медикал Систем (GMS Clinic, Москва) Алена Гаврина: «У Паши тяжелая форма несовершенного остеогенеза. Мальчик получает регулярное медикаментозное лечение, перенес несколько операций, ему установили телескопические штифты, и Паша смог ходить без вспомогательных средств, успешно заниматься плаванием, посещать школу наравне со сверстниками. Но переломы хоть и стали редкими, все же случаются. Недавно произошел особенно тяжелый перелом бедра со смещением, повлекший деформацию штифта. Паше необходима срочная операция с заменой штифта».

На 17:00 (16.10.2019) 255 читателей «Ленты.ру» собрали 292 573 рублей.
300 000 рублей собрали родители Паши.
350 рублей собрали читатели rusfond.ru
Не хватает 803 077 рублей.

Сбор средств продолжается.

Дорогие друзья! Если вы решите помочь Паше Лапушкину, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято.

ПОМОЧЬ ПАШЕ

Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда

Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года как благотворительный журналистский проект. Письма о помощи мы размещаем на сайте rusfond.ru, в газетах «Коммерсантъ», интернет-газете «Лента.ру», эфире Первого канала, социальных сетях Facebook, «ВКонтакте» и «Одноклассники», а также в 172 печатных, телевизионных и интернет-СМИ в регионах России.

Всего частные лица и компании пожертвовали в Русфонд свыше 13,692 миллиарда рублей, на эти деньги возвращено здоровье более чем 23 тысячам детей. В 2019 году (на 10 октября) собрано 1 067 665 148 рублей, помощь получили 1443 ребенка. В 2017 году Русфонд вошел в реестр НКО — исполнителей общественно полезных услуг и получил благодарность президента РФ за большой вклад в благотворительную деятельность. В ноябре 2018 года Русфонд выиграл президентский грант на издание интернет-журнала для потенциальных доноров костного мозга «Кровь5». Президент Русфонда Лев Амбиндер — лауреат Государственной премии РФ.

Серьезная поддержка оказана сотням многодетных и приемных семей, взрослым инвалидам, а также детдомам, школам-интернатам и больницам России. Фонд организует акции помощи в дни национальных катастроф. Русфонд помог 118 семьям моряков АПЛ «Курск», 153 семьям пострадавших от взрывов в Москве и Волгодонске, 52 семьям погибших заложников «Норд-Оста», 100 семьям пострадавших в Беслане.

Фонд — лауреат национальной премии «Серебряный лучник», награжден памятным знаком «Милосердие» №1 Министерства труда и социального развития РФ за заслуги в развитии российской благотворительности. Руководитель Русфонда — Лев Амбиндер, член Совета при президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека, лауреат премии «Медиаменеджер России» 2014 года в номинации «За социальную ответственность медиабизнеса».

Дополнительная информация о Русфонде и отчет о пожертвованиях Русфонда.