Ремонт стиральных машин на дому.
Ремонт посудомоечных машин Люберцы, Москва, Котельники, Жулебино, Дзержинский, Лыткарино, Реутов, Жуковский, Железнодорожный. Раменское. 8-917-545-14-12. 8-925-233-08-29.
Партия «Яблоко» намерена выдвинуть на муниципальные выборы в Москве 900 кандидатов. Окончательное решение ее руководство планирует принять в четверг, 29 июня. За день до этого в сети появился список из 600 претендентов, отобранных через сайт Дмитрия Гудкова — бывшего депутата Госдумы и возможного кандидата на следующих выборах мэра столицы. В каком районе Москвы на депутатское кресло метят эксперт по комиксам и рок-музыкант и почему в списке не оказалось самого медийного кандидата — разбиралась «Лента.ру».
В партии неоднократно подчеркивали, что не чураются участия в выборах муниципального уровня — наоборот, всячески будут агитировать начинающих активистов начинать именно с них. Основатель «Яблока» Григорий Явлинский, выступая перед заинтересованными в муниципальной кампании, напомнил и о партийных амбициях регионального уровня, а именно о выдвижении мэра Екатеринбурга Евгения Ройзмана на выборы губернатора Свердловской области (вокруг которого разгорелся нешуточный внутрипартийный скандал).
«Невероятная ценность, когда люди начинают свой путь в политике с самого фундамента — с муниципальных собраний», — отметил Явлинской в ходе встречи с кандидатами на участие в московских выборах. Как отмечали в партии, таких собраний было четыре. Помимо Явлинского, «смотрины» проводили председатель «Яблока» Эмилия Слабунова, лидер его столичного отделения Сергей Митрохин и «независимый политик» Дмитрий Гудков.
Экс-депутат Госдумы запустил отдельный проект по отбору кандидатов на муниципальные выборы. Его соруководитель, глава предвыборного штаба Гудкова на думских выборах Максим Кац рассказал «Ведомостям», что около 800 человек из зарегистрировавшихся на сайте претендентов в итоге пойдут на выборы. Задача максимум — провести по два депутата в каждом московском районе и как минимум в десяти получить большинство.
В числе 800 человек, подавших документы для регистрации, оказались и те, кто уже пытался вступить в «Яблоко» и получил отказ. Это произошло на фоне конфликта Максима Каца и Сергея Митрохина прошлой осенью: первый пообещал добиться переизбрания лидера столичного отделения «яблочников». Конфликт затих, однако не исключено, что он может разрастись с новой силой в рамках муниципальной кампании.
«Мы привыкли к тому, что муниципальные депутаты — какие-то неизвестные люди, которых мы никогда не видели и которые ни на что не влияют. Все потому, что сейчас это в большинстве случаев — ставленники городских властей, которым совершенно не интересны проблемы реальных москвичей», — говорится на сайте Гудкова, посвященного муниципальным выборам.
Большая часть информации на нем открыта только для одобренных «выдвиженцев». Как гласят сообщения на сайте, прежде чем пройти верификацию, они должны выполнить несколько заданий: «Это прохождение тренингов, привязка «Телеграма», заполнение анкеты для регистрации в ТИКе и выбор партии, от которой будет баллотироваться наш мундеп». Тем, кто прошел испытания, открыты дополнительные данные — например, карта с описанием отношений между кандидатами в том или ином районе. Для того чтобы разнять поссорившихся, команда Гудкова даже создала спецотдел дипломатии.
Пример для подражания начинающим мундепам — 23-летняя Анастасия Брюханова, избравшаяся в совет депутатов муниципального округа Щукино. До этого в нем трудился сам Максим Кац. В своем Twitter девушка рассказывает, как носит «велосипедные обращения» в Мосгордуму и как «полицейские на лошадках» якобы прогоняют ее с друзьями от стадиона «Спартак».
Из потенциальных депутатов организаторы проекта выделили, в частности, претендующую на депутатское место в Троицке Лену Верещагину. «Я работаю журналистом, поэтому мне кажется, что нынешний совет [депутатов] очень закрыт: видео с заседаний не ведется, народные избранники недостаточно рассказывают о своей работе, даже если пытаются делать что-то хорошее, — говорит она. — Я же вижу, как можно выстроить эту работу по-другому: элементарно сделать чат в «Фейсбуке» и разместить номер мобильного в открытом доступе».
Отдельное видео посвящено самому медийному и нетипичному, по оценке Максима Каца, кандидату — журналистке Люсе Штейн. Именно после ее поста в соцсетях разгорелся скандал вокруг «задержания» десятилетнего мальчика, читавшего Шекспира на Арбате. Кац подчеркивал, что активистка уже привлекла в свой предвыборной штаб 25 волонтеров. Однако в списке кандидатов от проекта Гудкова, который просочился в сеть накануне, имени Люси Штейн не оказалось.
Штейн запомнилась не только историей с арбатским мальчиком, но и красочной акцией против московской реновации: девушка использовала для нее слепок собственной груди. «Грудь не покажу, но спрошу, — написал на своей странице в Facebook журналист Илья Азар. — Дамы и господа, люди, желающие оставить подпись за мое выдвижение муниципальным депутатом района Хамовники…»
Впрочем, и его в вышеупомянутом списке не оказалось. В нем 634 имени, которые едва ли назовешь публичными. Например, как кандидат от Южного Бутово указана Анна Одинцова, согласно информации в Facebook — бывшая сотрудница «Вечерней Москвы». На своей странице она делится историями об избирателях, а также раскрывает внутреннюю кухню команды кандидатов: «Анна, мы из штаба кампании просим вас поумерить количество сообщений в чате и добавить конструктива». — «я поумерю, как вертушки в сыктывкарских автобусах и добавлю, как вью… не могу найти теперь, но я посмотрела с примерно 35-летним дядькой, который из Кургана переехал в Питер, с зубами проблема, баритонистый, невнятная музыка), но ты сам классный. Это мое оценочное суждение. Я понимаю, что ты — конфликтолог, что я в чате давлю возрастом и категоризмом. Я сильно стараюсь не вякать. Мне бы выкинуться отсюда по параметрам, но с теми же параметрами я могу принести много пользы во фьюче. Я умерюсь ради пользы дела, но что делать, когда в чате — смоктуновская пауза немоты?» (орфография и пунктуация автора сохранены). Подробностей конфликта Одинцова не приводит.
Большинство потенциальных кандидатов информацией о себе, а уж тем более о своей предвыборной кампании не делятся. Например, на странице Даримы Моренковой, указанной в списке как кандидат в муниципальные депутаты Ясенево, посвященные выборам посты начали появляться только в этом месяце. А точнее — репосты о ней, в частности, о сборе средств.
В анкетах некоторых последователей Гудкова нашлись забавные детали. Михаил Зак, собравшийся выдвигаться в муниципальный совет элитной Якиманки, если верить его странице в Facebook, работал в Mars Incorporated и PepsiCo Russia, а учился в Хогвартсе — школе чародейства и волшебства из книг о Гарри Поттере.
Журналист Максим Кононенко, подробно изучивший список одобренных Гудковым и Кацем кандидатов, нашел в их числе автора блога о комиксах Марину Аверьянову-Потемкину и сотрудника студии Артемия Лебедева Антона Авдусина. Предполагаемый кандидат в депутаты Таганского района зарегистрирован во «ВКонтакте» под ником Zombie, а девизом выбрал фразу: «Ты живешь под каблуком, у меня город под подошвой».
Журналист также обратил внимание на некоего Алексея Тульского: молодого человека 1996 года рождения, на аватарке которого — его портрет с бутылкой пива «Жигулевское». В списке не обошлось и без творческих людей. Соперником «выпускника Хогвартса» Михаила Зака может стать специалист по разведению животных, лидер музыкальной группы из 1990-х «Манго-Манго» Андрей Гордеев. Закрывает же список самый интригующий персонаж: загадочный Андрей Юрьевич, о котором ничего неизвестно, кроме его имени и отчества.
«Не понимаю, как можно было убрать такого доктора?»
Фото: Григорий Сысоев / РИА Новости
Умерла годовалая Настя Орлова — пациентка трансплантолога Михаила Каабака, которого называют единственным в России хирургом, делающим пересадки детям с весом до десяти килограммов. Каабака со скандалом уволили из Национального медицинского исследовательского центра здоровья детей из-за того, что он использовал не одобренные, хотя и не запрещенные методики и препарат. Врача уже распорядились вернуть, но из-за бюрократических проволочек Настя своей операции так и не дождалась. В очереди — еще десятки детей. «Лента.ру» поговорила с родителями самых тяжелых пациентов доктора Каабака — близнецов Романа и Виталия с Сахалина — и других детей, ожидающих пересадки.
«Чтобы он жил, нужно было удалить почку. За нас брался только Каабак»
Дарья Кузнецова, мать 11-месячных близнецов Романа и Виталия, Сахалин.
Когда я услышала новости о том, что дети начали умирать, целый день ходила немножко не в себе, в шоке.
Сейчас Рома находится вместе с отцом в Москве, в РДКБ (Российская детская клиническая больница — прим. «Ленты.ру»), на гемодиализе. Он стабильно тяжелый. И неожиданно ухудшилось состояние у Виталика, он попал в реанимацию, сейчас на аппарате ИВЛ. У него проблемы с сердцем: побочка от почечной недостаточности. Ему нужен гемодиализ, но на Сахалине (где сейчас ребенок находится с матерью — прим. «Ленты.ру») такие процедуры малышам не делают.
Во время беременности возможные проблемы с почками у детей не диагностировались. Но когда они родились, были плохие анализы. Был неонатальный сепсис, и мы думали, что, возможно, проблема в этом. А уже спустя две недели после рождения сказали, что это патология почек и это не лечится. Заведующая сказала, что единственный шанс — трансплантация.
Мы ждали, когда ребята немного окрепнут. Когда им исполнилось полгода, появилась надежда. На Сахалине врачи отправили запрос в Москву. Сначала нам отказали, а потом у Ромы начались ухудшения. Чтобы он жил, нужно было удалить почку. Единственный, кто брался за нас, — это Михаил Михайлович Каабак. Рому прооперировали.
Мы готовились к трансплантации, как вдруг узнали, что наших врачей уволили. И что теперь делать? Мы в прокуратуру, в следственный комитет писали заявление, что детям отказывают в медицинской помощи. Нам ведь говорили: набирайте вес — и все сделаем, а детей меньше десяти килограммов мы не оперируем. Виталик весит 7,5 килограмма, а Рома — 6. И больше на диализе они не смогут набрать.
Потом, когда дело получило огласку, вдруг начали говорить, что в институте Шумакова мальчикам без проблем пересадку сделают. Но как это — вчера ведь нас заверяли, что никто в России, кроме Каабака, не пересаживает младенцам почки, а завтра все уже научились? Мы не хотим ставить эксперименты над детьми! Каабак использует протокол трансплантации, признанный во всем мире, а у нас в стране это запрещают почему-то. Не абсурд? Мы боремся за жизнь наших мальчиков с их рождения. Столько сил ушло, а сейчас вдруг кто-то хочет это все перечеркнуть!
«Пока у нас есть время. Но много ли — я не знаю»
Любовь Чистякова, мать 12-летнего Кирилла, Ярославль.
Кода сыну было шесть с половиной лет, стало известно, что у него хроническая почечная недостаточность — и сразу третьей степени. Причем обнаружили совершенно неожиданно для нас. Кирилл всегда был активным, ходил в бассейн. И абсолютно планово мы проходили диспансеризацию. Все анализы — крови, мочи — были хорошие. А на УЗИ заподозрили проблемы. Направили на консультацию в Москву. И там сделали биопсию.
Мы были на приеме у Каабака, нам посоветовали с ним проконсультироваться. Ситуация у сына ухудшается, и без трансплантации не обойтись. У нас будет родственная операция — в качестве донора или я, или папа. Кто подойдет.
Сейчас пока держимся, пьем лекарства. Кирилл на домашнем обучении. Мы сначала пытались ходить в обычном режиме в школу, но в первом классе Кирилл второй раз заболел скарлатиной. А все болезни очень сильно сказываются на почках, это ухудшает состояние. И нам врачи настоятельно порекомендовали домашнее обучение, чтобы не хватать вирусы. Иммунитет ведь ослаблен.
Я очень надеюсь, что Кирилла будет оперировать Михаил Михайлович Каабак. Когда мы у него были на приеме, как-то сразу поверили, что все хорошо у сына сложится. Мы ждем, у нас пока есть время. У сына скорость клубочковой фильтрации — 34 (клубочковая фильтрация — количество крови, очищаемой почками за определенный период времени; нормой у молодого человека считается значение 90-120 миллилитров в минуту — прим. «Ленты.ру»). Когда она станет 15, мы должны идти на трансплантацию. Пока у нас есть время. Но много ли — я не знаю.
«У нас уже и дата операции была назначена. Что творят наши чиновники?»
Аревик Меликсетян, мать 17-летней Мери, Оренбург
В июне дочери удалили почки. То есть Михаил Михайлович подготовил ее к трансплантации. У дочери почка будет от папы. У нас уже и дата операции была назначена — с 7 по 9 октября. Когда мы уже должны были ехать на госпитализацию, узнали, что нашего врача уволили.
Сейчас Мери по 12 часов в неделю проводит на гемодиализе. Это очень тяжелая процедура даже для взрослых, что уж про детей говорить. Она после нее никакая, давление повышено, сердечная деятельность зашкаливает. Вчера услышали новость про погибшего ребенка. Не могу даже об этом говорить, меня всю трясет. Не понимаю, как можно было убрать такого доктора! Очень страшно за детей. Что творят наши чиновники?
Дочь до девятого класса была на домашнем обучении. После ситуация со здоровьем ухудшилась, и стало не до этого. Конечно, она мечтает быть как все. Но…
Впервые за последние годы россияне поставили интересы отдельного человека выше интересов государства и заявили, что не готовы идти ради него на жертвы. Все потому, что граждане устали от несправедливости и разрыва между самыми бедными и самыми богатыми людьми. К таким выводам в ходе своего исследования пришла доктор социологических наук, профессор Национального исследовательского института Высшей школы экономикиНаталья Тихонова. «Лента.ру» узнала у социолога, почему мировоззрение россиян так резко изменилось, какие у них претензии к нынешней социально-экономической ситуации в стране и как ее исправить.
«Проблема не в том, что кто-то получает 20 тысяч, а в том, что кто-то получает 22 миллиона»
«Лента.ру»: Президент на Валдае неожиданно заговорил о стремлении людей к переменам, а не о стабильности. Глава Конституционного суда Зорькин в своей статье пишет со ссылкой на социологов, что требования социальной справедливости выходят у людей на первый план. Что все это значит? Мы подошли к какому-то рубежу?
Наталья Тихонова: До определенного рубежа мы, конечно, дошли. Все без исключения социальные группы, выделенные по разным основаниям (пожилые или молодые, благополучные или социальные аутсайдеры и кто угодно еще), считают в массе своей, что стране необходимы перемены. В каждой группе таких больше 50 процентов. Нынешнее состояние их уже не устраивает. Хотя, конечно, от того, что мы живем в эпоху непрерывных перемен, уже устали все, и эти перемены не должны, по мнению большинства, быть радикальными. Они должны строиться более эволюционно. Основной вопрос в том, какие это должны быть перемены.
Тут существуют определенные разногласия. Я могу изложить точку зрения безусловного большинства — то есть примерно четырех пятых тех, кто предъявляет запрос на перемены.
Уточните только, о ком мы говорим, когда говорим об абсолютном большинстве?
Эти люди довольно равномерно распределены по всем группам и слоям населения. И, как ни странно, те, у кого вроде бы все хорошо, практически в той же степени недовольны, что и те, у кого все плохо. Я должна сказать, что в массовые опросы в основном попадают люди, у которых доходы в пределах 100 тысяч в месяц. Те, кто получает больше, обычно живут в таких домах, что интервьюер к ним не попадет. Так что мы говорим именно о широких слоях населения.
Запрос на перемены выдвигает все общество — если не снизу доверху, то вплоть до достаточно благополучных слоев населения.
Чего же они хотят?
Они хотят жить в более разумном и более справедливом обществе. Они не против того, чтобы было глубокое неравенство, но нелегитимность, неоправданность и избыточная глубина этого неравенства вызывает уже открытый протест в обществе. То есть проблема не в том, что кто-то получает зарплату 20 тысяч, а кто-то — 220 тысяч, а в том, что непонятно, почему кто-то получает зарплату 22 миллиона. При этом ничем особо выдающимся в плане менеджмента он не выделяется, ничего такого полезного для окружающих в плане создания, например, новых рабочих мест, в общем-то, тоже не делает.
Население, конечно, возмущается и по поводу всех этих мажоров, начиная с Мары Багдасарян, которым все сходит с рук. Возмущается и по поводу того, что сколько ни работай — заработать на нормальную жизнь во многих регионах сложно. Причем это в Москве ты можешь работать и еще что-то о своих правах говорить, а по стране в целом переработки связаны с требованиями работодателя и обычно дополнительно не оплачиваются. Сверхурочные оплачиваются в основном на крупных предприятиях. А все остальные работают по 10-12 часов в день просто потому, что иначе они потеряют свою работу.
Это все вызывает сопротивление с точки зрения того, как организована экономическая жизнь, связанная с работой.
И в повседневной жизни тоже есть болевые точки. Главная из них — проблемы с медициной. Потому что бесспорно замечательные достижения, связанные с развитием высокотехнологичной медицинской помощи, в ряде случаев сопровождались абсурдными действиями по ликвидации специалистов в поликлиниках, по ликвидации фельдшерских пунктов в сельской местности и микрогородах и тому подобное. В итоге у нас получается фантастическая ситуация, когда люди в сельской местности порой умирают примерно на 10 лет раньше, чем в городах, — просто потому, что они физически лишены доступа к медицинской помощи.
И этот список можно продолжать, включая в него доступ к хорошим школам и вузам, возможность досуговой активности. И, конечно, все, что связано с детьми, очень болезненно воспринимается.
«Мы как народ всегда были готовы на достаточно большие жертвы»
В 2016 году вы давали прогноз, что еще два года все будет более или менее нормально, а потом люди начнут возмущаться, протестовать. Два года прошло. Честно говоря, не видно на улице протестующих людей.
Во-первых, прогноз сопровождался оговоркой: если не будет каких-либо улучшений. В ряде регионов, точечно, они идут. Например, они, бесспорно, есть в Москве. Столица первой выскочила из всех последствий кризиса, и достаточно благополучно.
Во-вторых, для организованных массовых выступлений нужно, чтобы была альтернатива, ради которой люди готовы выйти на улицу. Но поскольку все наши системные и несистемные оппозиционные партии не смогли сколько-нибудь внятно сформулировать альтернативу правительственной линии развития (то есть они просто критикуют правительство), связать недовольство в обществе с политическим протестом нельзя.
А если они так ничего и не сформулируют?
Все равно есть две вещи, которые очень настораживают уже сейчас и из-за которых нельзя сказать, что прогноз не оправдался.
Первая: в 2018 году впервые за весь период 30-летних наблюдений люди стали говорить о том, что права и интересы отдельно взятого человека важнее, чем интересы государства. Мы как народ всегда были готовы на достаточно большие жертвы (хоть наша топ-интеллигенция это не вполне понимала) ради того, чтобы страна успешно развивалась. И на это было готово большинство до последнего времени. Фактически только весной 2018 года мы зафиксировали перелом этой тенденции.
Это, конечно, не внезапный перелом. Раньше вообще отрицались права меньшинств, потом они допускались с оговоркой «если это не вредит интересам большинства», далее — с оговоркой «при условии, что это не создает кризисных ситуаций», потом — что в любом случае меньшинства и отдельно взятые люди имеют право бороться за свои интересы, в том числе и с помощью демонстраций, манифестаций и так далее. То есть это история с длинным хвостом. Но впервые интересы человека стали важнее интересов государства.
Что это значит?
Это значит, что на микроуровне люди будут стараться сделать все, чтобы реализовать свои цели уже на сознательном, декларированном уровне, закрыв глаза на формальные требования, предъявляемые к ним государством. Во всех отношениях — не только там, где это было особенно значимо (как с армией, например), но и в отношении, к примеру, налоговой дисциплины.
Второе настораживающее обстоятельство касается форм протестной активности. Поскольку она не носит оппозиционного политического характера, то это взрывоопасное состояние, когда речь идет уже не о социологии, а о психологии масс. Непрогнозируемо, из-за чего, где и когда рванет. Мы это видели, например, в Подмосковье этим летом — с протестами по поводу свалок. Точно так же непонятно с точки зрения рациональной логики в 2011 году вдруг вышли на демонстрации по поводу выборов в Думу. По большому счету, всем глубоко наплевать было тогда на Думу, и свалки были в Подмосковье десятилетиями. Но это были поводы, через которые выплеснулись общее раздражение и общее недовольство.
Кстати, когда в мае 2011 года я предсказывала, что у нас будут такого рода выступления, это тоже вызвало большой скепсис, как и те прогнозы, которые я делала полтора-два года назад.
Или кемеровская история, когда пожар в торговом центре привел к серии очень серьезных выступлений. Но у нас пожары с многочисленными жертвами — 12, 15 человек — не редкость, они происходят по нескольку раз в год. Так что здесь речь идет об определенном психологическом состоянии населения, когда спичку поднеси — и оно вспыхнет.
Какую форму может приобрести протест?
Протест этот может принять характер национального конфликта, например. Не потому, что на каких-то территориях живут сплошные националисты, а потому, что этот конфликт всего лишь примет форму национального, а на самом деле будет порожден именно недовольством граждан.
В таком состоянии общества мы не знаем — и это самое опасное, на мой взгляд, — где в следующий момент полыхнет и по какому поводу.
Из разряда острых проблем, которые, как я ожидаю, дадут нам очень серьезные последствия, — достижение пенсионного возраста людьми, которые не имеют права на пенсию. Пока эти случаи исчисляются сотнями, но скоро счет пойдет на десятки тысяч. И когда это будет достаточно концентрированно и территориально локализовано, мы можем ожидать выступлений, потому что пожилое население относится к социально активным группам.
Ситуация будет связана с недобором пенсионных баллов — из-за того, что у вас маленькая зарплата или в какой-то период она официально не выплачивалась. Причем человек может искренне верить, что отчисления в Пенсионный фонд работодатель за него делал.
Почему число людей с недобором баллов резко вырастет?
Потому что все больше будет тех, чей трудовой стаж приходится на постсоветский период. Недобор баллов будет связан с тем, что в 90-е годы была колоссальная теневая занятость, в 2000-е — меньше, но все еще большая, а сейчас она опять подросла после последнего кризиса.
Вторая проблема — это то, о чем еще несколько лет назад Ольга Голодец (вице-премьер по социальным вопросам — прим. «Ленты.ру») говорила: мы не знаем, чем у нас занимается 30 миллионов человек. И действительно, у нас статистическая отчетность сдается только крупными и средними предприятиями, и мы более или менее представляем, что происходит с занятыми только на этих предприятиях.
Всех, за кого работодатели не перечисляют никаких взносов, почему-то записали в самозанятых. По крайней мере 20 миллионов из них. Мы о них не знаем, где они работают и кем. А вы видите, какой сейчас колоссальный шум по поводу различных режимов налогообложения для самозанятых. По нашим же расчетам, реально самозанятых 2,5-3 миллиона человек. Это немало, но не более пяти процентов занятого населения, скорее меньше. Соответственно, остальные — это те, кто работает по найму, но не попадает ни в какую отчетность, потому что за них не перечисляют никаких взносов. Хотя эти люди часто искренне считают, что они официально трудоустроены. Такая ситуация не у всех, а где-то у 10-15 миллионов человек. Они работают на работодателя, но их почему-то посчитали самозанятыми. И вместо того чтобы бороться с работодателями, чтобы они осуществляли перечисления в фонды, что гораздо проще, чем гоняться за гражданами, мы подняли этот шум.
Если сейчас лишать людей выплат, пособий по безработице, медицинской помощи (а ведь активно идут разговоры о том, что если за тебя не проводятся отчисления в фонд медицинского страхования, то ты лишаешься этого права), это, конечно, вызовет колоссальный всплеск раздражения.
А кто те люди, которых путают с самозанятыми?
Это чаще всего низко- и среднеквалифицированные работники в так называемой малой России, то есть в населенных пунктах с населением менее 100 тысяч человек. Они работают в частном секторе — продавцы сельских киосков, водители маршруток в райцентрах, строители на промобъектах местного значения. Это люди, которым на самом деле деваться некуда. Какие условия предложил работодатель — на те они и вынуждены согласиться. Это в основном очень депрессивные рынки труда.
Даже в госсекторе у нас 20 процентов не в полном объеме получают больничные и отпускные, а это возможно только в том случае, если их зарплата не полностью проводится как белая. Они просто не знают, что часть их денег идет по черной бухгалтерии. А что творится в частном секторе — это вообще темный лес. Именно последние четыре года в этом плане дали очень большой всплеск.
Поэтому население находится в жестком прессинге. С одной стороны — работодатели, которых, конечно, тоже можно понять, потому что на них пытаются нажать налоговой дисциплиной, и взятки при этом никто не отменял — то есть у них двойная нагрузка. А с другой стороны, на людей давит государство, которое лишает их привычных социальных благ.
Таких примеров болевых точек можно привести много, но нельзя предсказать, какие из них и в какой точке страны будут давать всплески.
«Эмоциональный конфликт из-за денег переживается легче, чем из-за несправедливости»
Все, о чем мы говорили, так или иначе связано с деньгами. Социальное напряжение имеет чисто экономическую подоплеку?
Нет, оно имеет, безусловно, и ценностную подоплеку. Потому что бывало и хуже, но напряжения такого не возникало. Довольно долгий период — примерно до кризиса 2008 года или чуть раньше, до периода монетизации льгот, который начался в 2003-2004 годах, был так называемый негласный общественный договор.
Наши экономические элиты вообще вне европейской культуры. В европейской культуре есть тема общественного договора и идея ответственности элит. У нас с этим плохо. То есть ответственности перед народом элиты не ощущают, и довольно долгий период негласный общественный договор строился на принципе невмешательства. Мы вас не трогаем — вы нас не трогаете. Вы зарабатываете, а нам даете жить так, как мы считаем нужным, и выживать так, как мы считаем возможным.
Сейчас же та основа общественного договора, на которой все держалось, разрушается. Об одной из этих опор я уже сказала: вы нас не трогаете — мы вас не трогаем. Теперь начали трогать.
А вторая опора — социальные лифты. Все-таки раньше, в 1990-2000-е годы, они работали. Кто хотел выбиться — тот мог выбиться, потому что создавались новые высокооплачиваемые места в частном секторе экономики, худо-бедно развивался бизнес. Социально активная часть населения могла самореализоваться, и остальные понимали, что если их дети захотят куда-то пробиться, то они смогут пробиться. А сейчас этот канал работает хуже. Потому что если раньше среди факторов карьерного роста решающую роль играло качество человеческого капитала, то теперь — так называемый ресурс сетей. То есть имеешь ты знакомых, которые помогут устроиться в хорошее место, или нет. У большинства их все-таки нет. И население это осознает и в массе своей говорит, что успех в жизни зависит сейчас в России от связей и везения, а не от усилий и способностей самого человека.
Таким образом, проблема не только в деньгах и не столько в деньгах. Проблема — в несправедливости их перераспределения по разным полюсам и в том, что сокращается число хорошо оплачиваемых рабочих мест. Точнее, их не становится больше, а снизу подпирает все больше желающих эти места занять. В 90-х было на самом деле не так много людей, готовых и способных работать в современных условиях, а теперь в этих условиях выросло несколько поколений. Поэтому сейчас нужно быть не просто высококвалифицированным специалистом, а специалистом экстра-класса, к чему идут десятилетиями, а не пять-семь лет, как раньше. Все не только в экономику упирается, к сожалению. И это все усложняет.
Почему «к сожалению»? Желание справедливости — хорошее желание, разве нет? Для кого это все усложняет?
Для всех. Для людей — потому что эмоциональный конфликт из-за денег переживается легче, чем эмоциональный конфликт из-за того, что мир несправедливо устроен. И для власти — потому что решить проблему справедливости намного труднее, чем просто подкинуть денег тем группам, которые наиболее протестно настроены. Проиграют же в итоге все, потому что нестабильность в обществе вредна для всех. Еще никто в этом случае не выигрывал.
«Нас ждут очень сложные годы»
Эти противоречия способны изменить наше общество? К чему могут привести такие изменения в сознании?
Это приведет к тому, что нынешняя модель управления через несколько лет рискует перестать работать. Она уже сейчас пробуксовывает не только в экономике, но и в социальных вопросах. Но через несколько лет новая молодежь подрастет. Если говорить о пропорциях, то доля сторонников приоритета прав личности над интересами государства имеет возрастную привязку, то есть чем моложе группа, тем больше в ней таких людей.
Так что это будет нарастающий тренд. Он будет более характерен для выходцев из семей с высшим образованием, живущих в городах и мегаполисах. Москву, конечно, деньгами заливают, но не думаю, что через пять-семь лет это будет по-прежнему эффективной мерой.
А классовая система изменится?
Что касается классов, то сейчас пока у нас есть только группы так называемых классовых позиций, а потом будут, как Маркс их называл, «классы для себя».
Я думаю, что в ближайшие пять-семь лет у нас еще не сформируются классы в полном смысле этого слова, то есть классы, готовые бороться за свои интересы. Но у нас идет процесс понимания того, что есть противоречие между интересами работника и работодателя, а не только власти и народа. Поэтому можно говорить, что в среднесрочной перспективе 10-15 лет классы у нас сформируются, и этот процесс завершится.
Ярче всего выражено это противоречие среди работников частных предприятий, и это новая тенденция, что они об этом заговорили. Пошел хоть медленный, но рост классовых идентичностей, и этот тренд будет набирать силу.
Означает ли это, что общество становится современнее?
Не знаю. Вообще, при попытке удержать власть, которая постепенно делегитимизируется (говорю об этом не в порядке критики нынешней власти), имеет место большой соблазн закрутить гайки. Обычно в такой ситуации, с точки зрения идеологической составляющей, идет попытка фундаментализации. Это начинается даже с такого уровня, например, как гендерные роли в семье, со стимулирования рождаемости вместо заботы о семье. То есть не облегчить женщине жизнь, а добиться от нее того, чтобы она рожала больше детей. Это фундаменталистский, строго говоря, лозунг, хотя я горячо выступаю за поддержку семей.
Это также касается того, что нам пытаются навязывать позицию РПЦ при каждом удобном и неудобном поводе. Сейчас уже даже как-то неприлично стало говорить, что ты атеист.
Мы видим признаки попыток фундаментализации сознания, отката назад, в патриархальную традиционную Русь. И я думаю, что нас ждут очень сложные годы, потому что будут сталкиваться разные тенденции развития. К 2025 году, вероятно, уже определится, какая из них победит. Я надеюсь, что это будет установка на модернизацию, причем модернизацию, которую мы будем проходить своим собственным путем — в значительной степени из-за внешнеполитического положения. Нам нужно эффективное экономическое развитие, и из этого будет многое вытекать.
*** Редакция «Ленты.ру» ищет героев, которые могут рассказать о трудностях жизни, связанных с бедностью. Если у вас или ваших знакомых не хватает денег на базовые потребности (минимальный набор продуктов, одежду и так далее), и вы вынуждены искать способы выживания в этих условиях, поделитесь своими историями с нами. Пишите по адресу: russia@lenta-co.ru
Ровно 23 года назад, 3 июля 1996 года, Борис Ельцин победил на выборах президента России. Это была тяжелейшая борьба между демократами и коммунистами. Президентская гонка дошла до второго тура, сопровождалась многочисленными скандалами, а позже обросла множеством мифов. «Лента.ру» предлагает пройти тест и вспомнить подробности этой вехи политической истории страны.
Руководство музея Ростовского кремля недавно заявило, что картины художников-авангардистов Ильи Машкова, Александры Экстер и Жоржа Брака, подаренные музею почти год назад британским меценатом, князем Никитой Лобановым-Ростовским, оказались поддельными. Еще два года назад директор лично вручала всемирно известному коллекционеру символические ключи от будущей экспозиции, а теперь публично обвиняет его в подлоге. Впрочем ознакомить общественность с результатами экспертизы, которая могла бы подтвердить эти обвинения, в администрации музея не сочли нужным. Вместо этого музейщики обвинили Лобанова-Ростовского в попытке устроить в историческом особняке собственные апартаменты. Кому выгодна шумиха вокруг подлинности дареных авангардистов и чем объяснить интерес князя к Ростову — разбиралась «Лента.ру».
Неподдельный интерес
Меценат Никита Лобанов-Ростовский предложил передать часть своей коллекции в дар музею еще в ноябре 2011 года. Предложение приняли не сразу, но в марте 2013 года в Ростов Великий начали доставлять многочисленные экспонаты, в том числе предметы мебели. Всего в музей поступило около тысячи предметов — в частности, картины (акварели и рисунки художников-эмигрантов), книжные издания, а также старинные карты России и Европы. Были и произведения декоративно-прикладного искусства из камня, дерева, металла, керамики, ткани и фарфора.
Выставку предметов искусства из коллекции Лобанова-Ростовского открыли в мае 2013 года. Церемония проходила в парадном зале Красной палаты кремля. На открытии коллекционер подарил музею первые два эскиза художницы-авангардистки Александры Экстер. С этого времени меценат регулярно дарил музею части своей обширной коллекции: примерно дважды в месяц в Ростов привозили по два чемодана ценностей. В итоге коллекция музея пополнилась 15 тысячами экспонатов.
Картин и ценностей стало так много, что в 2014 году директор музея Наталия Каровская рассказала о намерении создать в Ростовском кремле филиал музея Лобановых-Ростовских. Разместить коллекцию предполагалось за пределами кремля, в купеческом особняке Шляковых, который нуждался в серьезной реставрации. Князь, в свою очередь, получил символический «золотой ключ» от музея и начал специально закупать картины для будущей выставки. Среди прочего, он собрал в дар музею девять работ русского художника Немухина.
Спустя полгода появился проект реставрации особняка, затем руководство музея получило 34 миллиона рублей на проведение ремонтно-восстановительных работ. Информация о выделении средств есть на сайте госзакупок. По плану реставрация должна завершиться в 2017 году, однако бурной деятельности на объекте не наблюдается. Сам Лобанов-Ростовский за все это время никакой информации о ходе работ от руководства музея не получил.
«Здание должно быть сдано в октябре, этим летом, по предварительным планам, мы должны были встретиться с директором и решить, как наполнять комнаты. Все, кроме одной — там планировался мемориал бывшего хозяина, купца Шлякова», — рассказал «Ленте.ру» Лобанов-Ростовский. Директор учреждения, в свою очередь, заверяет, что работы идут медленно потому, что музей «не может бросить все и заниматься только коллекцией Лобанова-Ростовского».
«У князя эмоциональное отношение к коллекции, у нас — профессиональное. Предоставленные нам дары не представляют собой цельной коллекции», — говорила Каровская в беседе с «Известиями» год назад.
Несмотря на неопределенность со сроками открытия экспозиции, в 2016 году коллекционер презентовал музею еще три картины: авангардистов Ильи Машкова, Александры Экстер и Жоржа Брака. Стоимость каждой оценивается в сотни тысяч долларов. Именно они были объявлены подделками. В музее подчеркнули, что работы получили негативные отзывы экспертов, впрочем, не указав, кем именно и когда проводилась экспертиза. Администрация уверяет, что были проведены также дополнительные исследования, отрицающие подлинность полотен. Но на официальном сайте музея говорится, что отчеты экспертов до сих пор не получены.
Неблагодарное дело
Никита Лобанов-Ростовский — прямой потомок Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха. Однако детей у князя нет. Единственное его детище — эта коллекция. На Ростов Великий, по словам Лобанова-Ростовского, выбор пал по родственным мотивам: предки мецената княжили в этом городе.
«Лента.ру» обратилась к князю за комментарием по поводу случившегося, в ответ Лобанов-Ростовский прислал копии экспертиз, проведенных ведущими российскими специалистами, докторами искусствоведения Георгием Коваленко и Глебом Поспеловым. Среди документов, поступивших в распоряжение редакции, также оказались результаты химических и графологических анализов, проведенных во Франции и Германии. По словам коллекционера, указанные компании несут юридическую и финансовую ответственность за проведенную экспертизу подлинности — они аккредитованы при суде.
«За последние 50 лет наше собрание побывало в музее «Метрополитен» в Нью-Йорке, в 50 музеях США и Канады, в ведущих музеях Японии и Европы, дважды — в ГМИИ имени Пушкина. Только невежда может предположить, что показ моих даров в провинциальном музее Ростовского кремля может улучшить мое имя в мире искусства или повысить стоимость имеющихся у меня произведений», — отмечает Лобанов-Ростовский. По его словам, в конце июня он получил письмо от директора музея, в котором утверждается, что в планах учреждения никогда не значилось создание музея Лобановых-Ростовских, а сам Никита Дмитриевич «вводит в заблуждение государственные органы и общественность».
«Мне кажется, что дирекция сознательно ищет способы меня дискредитировать, чтобы не создавать музей, — недоумевает меценат. — Диалога с директором у меня не было последние семь месяцев, она не отвечает на письма. Это само по себе странно, потому что все это время в Домодедово приезжал их водитель, который забирал мои посылки из Лондона и давал расписку о получении. Теперь они пытаются все выставить так, как будто я их заваливаю мусором».
Сомнения в ценностях
На сайте музея Ростовского кремля также появился комментарий сложившейся ситуации. В нем мецената обвиняют чуть ли не в самозахвате части музея (создание которого, по словам директора, в планах не значилось). По версии представителей Ростовского кремля, коллекционер «попытался построить собственный мемориальный музей с апартаментами для проживания».
Лобанов-Ростовский подобными обвинениями обескуражен: «Как мог даритель что-то строить в государственном музее? Утверждения о том, что я хотел там построить личные апартаменты, не выдерживают никакой критики. Для меня мука лишний час быть в Ростове, я стараюсь возвращаться поездом в тот же день, когда приезжаю. Я никогда не останавливался в имеющейся в музее гостинице, не пользовался никакими льготами со стороны администрации Ростовского музея».
В администрации музея отказались прокомментировать ситуацию, заявив, что вся информация представлена на сайте. По словам заместителя директора по научной работе Сергея Сазонова, результаты экспертиз будут опубликованы позже: «Он подарил нам работы год назад. Сомнения в подлинности возникли сразу. Экспертизы — дело небыстрое, об их результатах вы скоро узнаете».
«В течение последних четырех лет Ростовский кремль с удовольствием принимал дары, которые к ним возили чемоданами. Писали льстивые благодарственные письма, — поясняет публицист Андрей Новиков-Ланской. — Вызывает недоумение, что годами все были довольны, и вдруг такой скандал. Вероятно, это нужно для того, чтобы отвлечь внимание от ситуации с затянувшейся реконструкцией здания. Конечно, обидно, когда известного коллекционера шельмуют на девятом десятке лет».
Когда экспонат поступает в музей, по правилам, его проверяют на подлинность в кратчайший срок, потому что по пути картину могли подменить или испортить, объясняет доктор культурологии, преподаватель МГУ Екатерина Федорова. Ей кажется странным, что картины не отправили на экспертизу год назад, сразу после получения, тем более если их подлинность якобы изначально вызвала сомнения.
«Я уверена, что цель этой грязной возни вокруг пожилого человека — намеренно и прагматично вышибить его из седла. Чтобы он оставил все как есть. Это страшное оскорбление для мецената, который сам возит ценности чемоданами. Изумляет логика музея: раз три картины не подлинные, то выставки не будет. А как быть с остальными 15 тысячами экспонатов?» — возмущается Федорова.
Слухи о поддельности русского искусства, и авангарда в частности, сильно преувеличены, считает специалист по русскому авангарду, искусствовед Светлана Джафарова: «Из-за этой точки зрения мы рискуем потерять огромный музей. Вся эта шумиха раздувается ради выгоды торговцев искусством. Им необходимо, чтобы таких полотен было мало, а спрос и цена на них повышались».
По ее словам, никто из экспертов, давших ранее положительное заключение о подаренных полотнах, не может быть заинтересован в том, чтобы выдать фальшивку за оригинал. «Нам все время приходится подлинные вещи защищать. Провести отрицательную экспертизу гораздо проще, чем защитить произведение от нападок. Но, увы, русский авангард ценен тогда, когда его мало», — резюмирует Джафарова.