Русская православная церковь проявляет активность в социальной сфере, занимаясь, к примеру, воспитанием детей. Забота о сиротах — это очень хорошо, но насколько полезно ребенку воспитываться в монастырских условиях? Об этом сегодня нет объективных исследований, но есть люди, которым уже выпало пройти этот путь. Елена попала в женскую православную обитель шестилетним ребенком и провела под чутким присмотром монахинь 11 лет. Теперь она учится жить заново в миру, борясь с ощущением нереальности происходящего вне монастырских стен. Девушка поделилась своей историей с «Лентой.ру».

Мне было пять лет, когда мама захотела уехать в монастырь. Мы с ней жили в Питере. Без отца. 

И мы переехали в одну из обителей, где воспитывают сирот. Я там стала седьмым ребенком. 

Одна из нас была, как и я, дочка монахини.

Две сестры приехали из Подмосковья, где жили с родителями, страдающими алкоголизмом. Бабушка вывезла их оттуда в монастырь, и отец с матерью, похоже, этого даже не заметили.

Четвертая девочка приехала с острова Валаам. Там она жила сама по себе — беспризорной. Ходила от двора к двору, и ее подкармливали добрые люди. В обитель ее привезла побывавшая на острове паломница из Москвы.

Самой старшей из нас была девочка лет 12-ти. Мы считали ее бесноватой, но мне кажется сейчас, что она была нормальная, просто гиперактивная какая-то. Откуда она приехала я не знаю.

Шестую — самую младшую из нас, помню, звали Машей. Ее и брата родная мама буквально выкинула на помойку. Они так на ней и жили какое-то время. Брат был постарше и как-то находил пропитание. Потом их подобрали. Машу устроили к нам, а мальчика куда-то в другое место.

Потом прибывали все новые и новые ребята. Практически у каждого была подобная история и, хлебнув горя, им было приятно обрести дом, даже столь специфический, как монастырь. 

Нас — детей — поселили в первом отремонтированном, лучшем домике на территории обители. В комнатах стояли двухъярусные кровати. Тесновато, но тогда этого не ощущалось. В домике также была прихожая, ванная с туалетом и комната, служившая нам учебным классом.   

Остальные дома, в которых жили монахини, были тогда в чудовищном состоянии. Там крыши проваливались, отопления не было.

Мама поселилась в другой обители. С тех пор времени на общение у нас было мало, и я старалась заранее на листочек записать, что ей рассказать при встрече, чтобы не забыть.

«Хоббит был под запретом»

Монахини, которых нам назначили воспитателями, были людьми очень разными, но по большей части — из среды городской интеллигенции. У многих было хорошее высшее образование: техническое или гуманитарное.

Они держали себя в строгости, практически без сна и очень скудно питались. Было видно, что им это дается не просто, но на детях сестры не срывались.

У нас там сразу же появилась своя монастырская школа. Шестеро девчонок попали во второй класс, а я — в первый. В начальных классах нас учили сами монахини. Раз в четверть приходила педагог из обычной школы, чтобы принять экзамены. По документам мы находились на домашнем обучении. 

Начиная с пятого класса, учителя из обычных школ к нам стали приходить чаще. Монахини тоже вели какие-то предметы — у кого что лучше получалось в школе.

Одна сестра, помню, удивительным образом знала географию — не глядя в карту, могла рассказывать, где и какие города находятся.

Другая окончила математический институт, компьютеры разрабатывала. Она нас обучала алгебре. Но было очень сложно, потому что эта женщина нас пыталась учить какой-то высшей математике в пятом классе, и мы долго ничего не понимали.

Зато от нас не скрывали теорию эволюции, рассказывали о различных физических моделях, описывающих Вселенную. В общем, естествознание в монастыре уважали, но вот к литературе подходили строже. 

Не все книги нам благословлялось читать. К примеру, «Мастера и Маргариту» Булгакова.  Даже, помню, «Хоббит или туда и обратно» Толкиена был под запретом. Однако мы как-то раздобыли эту книгу и передавали другу другу втихаря. Потом кто-то покаялся в этом и всех сдал. Я тогда успела прочесть ее только наполовину и сожгла, чтобы скрыть улики.

Воспитательницы старались, чтобы мы с утра до вечера были чем-то заняты и не болтались без дела. Сначала нам выдумывали отдельные занятия, но потом выяснилось, что и детям, и сестрам проще работать бок о бок на кухне или на огороде.  

Мы подметали, красили, белили, снег чистили, помогали по кухне. Часто можно было выполнить работу побыстрее и сбегать искупаться на источнике — такая была забава. 

Читали утренние и вечерние молитвы, а по субботам, воскресеньям и по праздникам ходили на богослужения. А в первую и последнюю неделю Великого поста мы почти с утра и до вечера были в храме.

Торжественные облачения священников, пение хора, горящие свечи, запах дыма из кадил — мы погружались в особую приятную атмосферу. Конечно, церковнославянские тексты того же псалтири сначала звучали для нас как набор непонятных слов, но ведь можно же наслаждаться англоязычной музыкой без особого понимания о чем поют?

«Я ждала момента, когда смогла бы уехать оттуда»

У ребенка нет выбора. Он полностью зависим от родителей, опекунов или воспитателей. И только чудо порой ограждает сирот от чудовищных проявлений этого мира. 

Помню, как волосы вставали дыбом от рассказов девочек, поживших до монастыря в обычном детдоме. Они рассказывали про ребят из АУЕ, которые наводили свои порядки, опускали слабых, ставили их на счетчик, подсаживали младших на наркотики. Рассказывали про то, как насилуют девочек-подростков — нередко при участии самих воспитателей. 

От этих рассказов я, наверное, должна была еще сильнее полюбить свой монастырь, но… Многие годы я ждала момента, когда смогла бы уехать оттуда. 

К слову, нам не говорили, что наше будущее должно быть связано с монастырем или с женитьбой на священнике. Собственно, разговоры о том, куда идти учиться и чем заниматься в будущем велись только в том ключе, у кого из монахинь были какие знакомые в миру, которые могли бы помочь, сориентировать. 

Некоторые из нас хотели остаться. Вернее, классе в девятом говорили, что желают остаться, а в 11-м уже говорили, что передумали. Иногда так делали специально. Ведь к тем, кто хотел остаться, в монастыре было другое отношение. Их переселяли к сестрам и позволяли жить самому по себе. Они, как и другие, ходили в школу, занимались послушаниями, но при этом их уже никто не контролировал. 

Вообще, монастырский уклад жизни в России — вещь не железобетонная. Здесь тоже идет процесс смягчения какого-то. Даже относительно питания. Что, казалось, может быть более устоявшимся, чем пост? Но сейчас детей в нашем монастыре кормят мясом, а в мою бытность была только рыба и лишь в скоромные, не постные дни. А сами сестры до сих пор в первую и последнюю неделю Великого поста ничего не едят почти. 

В подростковом возрасте возникла жажда перемен, тяга к путешествиям. Возможно, монахини это чувствовали и старались организовывать для нас интересные паломнические и экскурсионные поездки. 

«Меня и подругу обзывали монашками, над нами без конца издевались»

Это удивительно, но все ребята, с которыми я там находилась, верили в Бога искренне и продолжают верить сейчас уже взрослыми и свободными людьми. Всем нам запомнилось, что в монастыре, несмотря на все трудности и несовершенства, все-таки ощущается присутствие Всевышнего.

Примечательно, что никто из выпускников не сгинул в миру. Особенно это касается наших сирот. Все получили жилье, разные профессии. Теперь у многих уже мужья, дети. Видимо, что-то их отличает от обычных детдомовцев, больше половины из которых спиваются или становятся жертвами своих же старших товарищей, отжимающих у них квартиры?

После окончания 11 класса я вместе с монастырской подругой переехала в Подмосковье и поступила в вуз на специальность «государственная служба». В течение пяти лет я жила в общаге с детдомовцами и вообще не понимала, где нахожусь. Что это за ад на земле?

Меня и подругу обзывали монашками, над нами без конца издевались. А ведь, живя с монахинями, мне почему-то представлялось, что внешний мир добрый, что он меня примет. Было очень неожиданно и неприятно узнать обратное, но я не сдавалась. 

Стала подрабатывать уборщицей вечерами и скопила себе на модную одежду. И что? Пришла на занятия в обновке — и в классе мне сказали: «Наконец-то ты не как бомж выглядишь!» После чего все хором заржали. Может, это было и ожидаемо, но фразочку-то выдала преподаватель, а не какой-нибудь студент.

После института я некоторое время вообще боялась разговаривать с людьми. Переехала в Москву, работала удаленно или где-то в офисе, но как-то без контакта с посторонними. 

Во время учебы в вузе я была изгоем и никто меня на пьянки-гулянки не звал, но однажды я приехала к дальним родственникам в деревню, и там ребята убедили меня выпить пива. Это была «Балтика 9». Там вся молодежь пьянствовала поголовно. В итоге — я только от горлышка отпила и не могла уже встать от головокружения. 

Вскоре сидеть с ними мне стало скучно. Смотрела на часы и считала минуты, когда уже можно уйти, чтобы никого не обидеть. Скучно становилось от тупых разговоров и непрекращающегося смеха, построенного на взаимных оскорблениях и унижении. Чем больше ты ржешь, тем круче — так что ли?

С тех пор выпивка у меня ассоциируется вот с этим тупым ржачем.

«Работа стюардессы похожа на монашество»

Стюардессой я стала практически случайно. Оставила резюме на ярмарке вакансий — и мне позвонили из авиакомпании. Я подумала сначала, что эта работа мне не подходит, так как у меня другое образование и нужно трудиться по профессии. Потом мне написали еще раз, и подруга убедила меня сходить.Пришла на собеседование — и меня взяли.

Ждала такого же отношения ко мне людей, как в институте. Там у нас было длительное обучение, получив которое ты обязан отработать в авиакомпании минимум три года. И надо мной там никто не издевался. Они, конечно, смеялись, как я потом уже узнала, но за моей спиной и не над моей внешностью, а над тем, что я с ними не гуляла. 

А на работе у нас постоянно разные бригады, и я удивилась тому уважению, которое ко мне стали проявлять коллеги. Я перестала быть вечным лохом и объектом для шуток. Нашла друзей, но встречаемся мы редко из-за постоянной занятости.

Вообще говоря, работа стюардессы похожа на монашество. Это ежедневный труд с раннего утра до позднего вечера, умение терпеливо относится к людям, к пассажирам, среди которых попадаются очень сложные персонажи.  

Иногда выходных нет вообще. После двенадцатичасового перелета сдаешь все документы и только часа через четыре уезжаешь домой. А уже через восемнадцать часов тебе нужно вылетать. Остается время только поспать, а еще нужно что-то приготовить поесть и доехать обратно. За два часа до вылета медосмотр и много другой мороки…

Праздников, включая новогодние, у нас нет. Я так сильно устаю, что во время отпуска часто болею. Видимо, организм как-то расслабляется, и сразу накатывает.

Командировки по миру мне, правда, очень нравятся. Далеко на экскурсии мы не ездим, но где-то прогуляться, в магазин зайти — стараемся почти всегда. 

«Мне уже казалось, что нормальных парней просто нет»

Недавно я нашла себе молодого человека. Два месяца мы встречаемся. А до этого, вот мне 28 лет, ни с кем у меня построить отношения не удавалось. 

Я телевизор включаю крайне редко, но как-то увидела передачу про то, как мужчина с мамой живет и она четыре раза отводила от него невест. Последний раз она подстроила ситуацию, чтобы девушка напилась и ему изменила. Теперь эта несчастная бегает за ним, а он во весь голос на нее орет, что она шлюха. В общем, цирк! Но этот мир действительно такой.

Мне уже казалось, что нормальных парней просто нет, и нужно смириться с этим, научиться закрывать глаза на какие-то моменты. Но они были — эти моменты — кошмарные. В итоге я расставалась с ребятами, и потом некоторые начинали меня преследовать, караулить где-то.

Все они ведь где-то работают, живут обычной жизнью, но когда начинаешь общаться, то видишь, что психика у человека ненормальная. Были мысли, что, может, это у меня с головой проблемы,  и даже желание обратиться к психологу возникло. С одним специалистом уже договорилась встретиться, но прежде встретила его. 

Я долго молилась и, похоже, вымолила себе жениха. Даже мама удивляется, какой он у меня, говорит, что и в ее время таких ребят не было. Теперь молюсь, чтобы у нас была крепкая семья и много детей.

«Очень рада тому, какое воспитание получила»

Своего ребенка я бы на воспитание в монастырь не отдала, но на пару летних месяцев в году привозила бы точно. Я удивляюсь тому, как моей матери хватило сил и решимости расстаться с маленькой дочерью, довольствоваться непродолжительными встречами. 

У меня нет склонности к депрессиям, нытью, я почти никогда не унываю. Эти заключения я сделала из наблюдений за собой и сверстниками в детдомовской общаге. Многих из тех ребят мне искренне жаль.

Впрочем, монастырь научил меня не зацикливаться на недостатках других людей, не совать нос в чужое дело. Выйдя за его стены, я удивилась тому, как много времени и сил люди тратят на осуждение ближних и дальних, называя это сопереживанием.

А сколько людей, называющих себя религиозными, говорят, что, к примеру, трагедия в Трансвааль парке, где крыша упала на людей — это наказание от Бога за желание ходить в купальниках и телеса свои показывать. Как работает голова у таких христиан?

Возможно, что в противовес закрытому монастырскому укладу жизни, я теперь очень уважаю и ценю многообразие, которое существует в мире.

Лучшая моя подруга — мусульманка. Я ей ничего не внушаю, и она — мне, хотя тоже человек очень религиозный: днем и ночью встает на молитву, когда положено намаз делает. Иногда я спрашиваю у нее что-то про ислам, чтобы это мне могло с пассажирами-мусульманами, например, помочь. 

Все, что во мне есть, все мои качества — они оттуда — из монастыря. Я смотрю на людей и, видя, что они творят с собой, очень рада тому, какое воспитание получила и какой характер приобрела. В то же время, когда мне совсем плохо, я утешаю себя мыслью, что я уже не в монастыре, что я свободна. Вот такое противоречие, если хотите. 

В настоящее время церковная деятельность по поддержке сирот подробно описана в документе, принятом Высшим Церковным Советом 21 июня 2013 года «Основные принципы деятельности церковных приютов Русской Православной Церкви».

Там говорится, что «приоритетом в работе церковного приюта является устройство ребенка в семью». С этой целью таким организациям предписывается «развивать систему патронатного воспитания, организовывать школы приемных родителей, помощь и сопровождение приемных и проблемных семей».

В том же документе есть также абзац про приюты при монастырях: «В церковных приютах, расположенных при монастырях, дети должны проживать отдельно от монашествующих. При этом настоятельно рекомендуется обеспечить размещение зданий приютов за оградой монастыря. Уклад жизни детей в церковных приютах не может быть ориентирован на монастырский устав».

«Лента.ру» продолжает рассказ про общину «Ной», где бездомным дают кров, работу и, самое главное, возможность начать новую жизнь и снова почувствовать себя людьми. В первой части мы познакомились с основателем и директором общины Емельяном Сосинским и побывали в одном из общинных домов в Подмосковье. О том, кто и какими путями попадает в «Ной» и как распоряжаются они этим шансом, речь пойдет во второй части репортажа.

«Я тебя благословлю»

— В начале 2003 года я был далек от всего этого, — не слишком охотно выходит на откровенность 47-летний Емельян. — Работал автоинструктором в Тушино, имел высокие рейтинги и зарабатывал до 120 тысяч в месяц. У меня было все: любимая жена, отличный автомобиль, хороший доход, но жизнь теряла смысл. И потеряла настолько, что стала в тягость. Я ходил к психологам, пробовал различные хобби. Однажды ученица из автошколы посоветовала креститься. Я был атеистом, но других вариантов для себя тогда не видел.

Емельян поехал к старцу Нектарию в Радонеж, но тот разговаривать отказался. Через пару месяцев он повторил попытку, приехал в Сергиеву Лавру и стал первому попавшемуся монаху задавать вопросы о смысле жизни и путях его поиска. Монах отвечал, но с такой неохотой и с такой скукой в глазах, что Емельян отстал и ушел. Следующему священнику он даже предложил денег за разговор, но интересующих его ответов не получил. После нескольких неудачных попыток знакомые знакомых рассказали, что в Красногорске, в так называемом Николо-Боголюбском храме есть батюшка, который ему нужен.

В первую встречу Емельян разговаривал со священником четыре часа кряду, с восьми вечера до полуночи. Во вторую встречу — три часа. Далее стал регулярно посещать службы и проповеди. Еще через месяц, в декабре 2003 года, Емельян подошел к настоятелю и спросил: «Почему у вас никто не занимается бездомными, которые просят милостыню на паперти?».
«Потому что некому, — ответил священник. — Но если ты хочешь, я тебя благословлю».

Пить и ничего не делать

— Я стал на свои деньги и на деньги прихожан помогать этим бездомным: квартиры снимал, еду покупал, билеты домой. Жена ненавидела мою новую деятельность, потому что я перестал бывать дома и тратил на бездомных примерно половину дохода, но терпела. Я же скоро понял, что все делаю неправильно. Съемные квартиры стоили слишком дорого — долго не поснимаешь. В съемных квартирах они запивали. Отправленные домой возвращались в Москву. К тому же необходимо было выдернуть их с улицы не временно, а насовсем. Тогда я стал искать приют — большое помещение в Подмосковье, где они могли бы жить вместе и под контролем. Одновременно искал людей, у которых уже есть опыт работы с бездомными. Кроме прочих, в 2005 году познакомился со священником, который раньше был участковым милиционером, мало того — содержал при приходе маленькую общину бездомных. Это была очень хорошая школа.

Новый знакомый со знанием дела объяснил Емельяну, что все душераздирающие истории, которые рассказывают бездомные, — ложь, которая помогает получить щедрую милостыню. Рассказал, что большинству из них просто нравится пить и ничего не делать. Что, к примеру, информация о храмах, где настоятель раздает бомжам деньги, высоко котируется у бездомных, и делятся они ею друг с другом совершенно не безвозмездно. Объяснил, что для начала бездомного необходимо правильно опросить и проверить информацию. Научил проводить допросы по всем правилам дознания, со всеми тонкостями и уловками.

— У меня тогда жила женщина из Белоруссии, — вспоминает Емельян. — Она показывала свидетельства о рождении четверых детей, рассказывала, что дом сгорел, муж с тремя детьми живет в палатке около железнодорожной станции, а четвертый ребенок в больнице и нужны деньги на лекарства. Я позвонил в Белоруссию. Выяснилось, что дом стоит запертый целехонек, детей у супругов отобрали уже давно, сами они сознательно ушли попрошайничать, потому что выпить любили очень, а работать отказывались. И таких историй оказалось 95 процентов. Более того, если у бездомных есть дети, они служат исключительно средством для попрошайничества. И вырастают в ста процентах случаев лгунами, пьяницами и профессиональными бомжами.

Емельян поделился «оперативной информацией» с настоятелем Николо-Боголюбского храма, тот донес ее до прихожан, и бомжам перестали подавать милостыню. Информация разнеслась по вокзалам, и с паперти исчезла публика с табличками: «Погорельцы», «Нужны деньги на операцию», «Помогите собрать на билеты» и так далее.

— Мы стали помогать только тем, кто хотел измениться, готов был отказаться от алкоголя и начать работать, — продолжает директор «Ноя». — Врут они про себя или нет — это дело второе. Тех, кто решил снова стать человеком, мы отправляли в приюты, обеспечивали и обеспечиваем работой, питанием и крышей над головой.

— Не назову точный процент, но среди них многие готовы работать, — добавляет Емельян. — Вот только они не могут делать это поодиночке. Если просто дать им квартиру и документы, они снова все пропьют. Здесь и опыт алкоголизма и бездомности и, возможно, врожденные деформации. Они способны жить только в общине. Но государство этого понимать не хочет. Государство говорит: «Ты восстановил ему паспорт, устроил на работу, снял жилье — молодец, дальше пусть он сам». Но это все равно что дать одинокому безногому коляску и отпустить на все четыре стороны. Без нашей помощи они умрут.

Дом за забором

Проехав Ивантеевку, попетляв по заводским переулкам, преодолев разбитую в хлам лесную дорогу, минивэн Емельяна остановился у четырехэтажного коттеджа из красного кирпича за глухим забором. Это оказался самый старший социальный дом «Ноя», которому три года. Коттедж снимается у частного владельца за 150 тысяч рублей в месяц. В нем находят кров 110 человек.

Территория за забором коттеджа большая — около гектара. В двух четырехэтажных кирпичных домах и одном большом бараке живут постояльцы. В барак попадают вновь прибывшие. Со временем переселяются в кирпичные дома. В домах на каждом этаже туалеты и душевые. В комнатах для мужчин стоят двухярусные кровати-нары. В каждой комнате живут человек 20-25. Женщины с маленькими детьми — в небольших комнатах по двое. Четвертый этаж одного из корпусов — для семейных: тут пары, образовавшиеся здесь же, в «Ное». Для совместного проживания вступление в официальный брак обязательно.

Работать должны все, да никто и не против. Женщины шьют в швейной мастерской. Несколько человек обслуживают дровяную походную кухню и готовят еду на всю общину. Человек двадцать чистят лес от валежника — дрова позволяют экономить дорогой газ. Десять человек занимаются ремонтными работами. Группа мужчин режет фигурки и иконки из дерева — на продажу. Отдельная бригада обслуживает подсобное хозяйство, в котором есть свиньи, козы, кролики и куры.

— Я теперь тут главный свинарь, — не без гордости говорит Коля Митин, 33-летний щуплый черноволосый мужчина с фактурным лицом. — Родился на Алтае, работал на разных работах, пьянствовал, увольняли. После смерти матери приехал в Москву, стал попрошайничать и пить еще больше. Жил в подъездах, чуть не умер от похмелья.

Добрые люди привезли полумертвого Колю в «Ной». Два года он не прикасается к алкоголю, дослужился до старшего свинаря, в его хозяйстве 17 животных. Говорит, что обрел здесь надежду.

Композитор, дядя Женя и другие

Композитора, как все его здесь называют, зовут Александр Турчаненко. До 30 лет он был пианистом, пока в драке не повредил руку. Психологическую травму от потери любимой профессии переживал, уединившись на два года в пещере на Кавказе. Потом лет десять мотался по стране, хипповал. Затем женился на москвичке, родилась дочь. Несколько лет проработал в издательском кооперативе «Камелопард». В начале 1990-х уехал с дочерью в Америку, где 17 лет работал таксистом. Вырастив дочь, привез ее на родину. Однако дочери родина не понравилась, она вернулась в США и вышла там замуж. У Александра жизнь на родине не заладилась. Он потерял жилье и, оставшись к старости один, работал сторожем на даче. Потом узнал про «Ной» и предложил свои услуги в качестве водителя — за кров и стол. Он говорит, что это место напоминает ему пионерский лагерь, только для взрослых.

Дядя Женя — на самом деле Евгений Семернин 53 года рождения. Он коренной москвич, вырос в районе Войковской. Водил тепловозы, начал здорово выпивать. Украл — сел. После отсидки выселили на 101-й километр. В 1983 году его родного брата убили, когда он возвращался ночью домой с 800 рублями отпускных. Дядя Женя приехал в Москву на похороны, задержался на несколько дней — поддержать мать, и снова сел за нарушение режима. Вышел. В 1987 году его снова прописали в Москву. Работал шофером. Потерял работу и не смог найти новую — по возрасту. Начал пить и пил, пока не остался без квартиры и документов. Сейчас директор «Ноя» Емельян восстанавливает дяде Жене паспорт, а там, глядишь, восстановит и пенсию. Но даже если так — дядя Женя останется в «Ное», потому что один боится запить и умереть.

Людей со сложными судьбами в этом месте 110 человек — со всей страны. А всего в общине в шесть с половиной раз больше. Алкоголь, тюрьма, обман, невезение, слабость характера, злой рок — причины, по которым они остались без дома и работы. Благодаря Емельяну Сосинскому и четырем священникам храма Косьмы и Дамиана — попечительскому совету «Ноя» — у этих людей, в большинстве неплохих и давно раскаявшихся, появился шанс прожить остаток жизни по-человечески. Они стараются его использовать, но окружающие не в восторге от соседства с ними и гонят их с таким трудом обретенных мест. А государство просто отошло в сторону. Странное дело, но к приютам для бездомных собак и общество, и государство зачастую относятся куда лучше.

Сифилис, клопы и бездомные дети

У меня еще оставались вопросы, но по пути в Москву Емельян все время говорил по телефону. Звонили юристы, волонтеры, социальные работники, управляющие домов «Ноя», бухгалтеры, журналисты и меценаты. Он объяснял, просил, распоряжался, рассуждал и уговаривал.

— Вы уверены, что ребенок с ними чужой? — спрашивал он в трубку. — Это сложная проблема. Если вызвать социальную службу — его вернут родителям-алкоголикам. Он, конечно, будет ходить в школу, но сопьется к седьмому классу и сядет в 17 лет. Если же он останется у нас, он не получит образования, но вырастет трезвым и работящим. А вы как думаете, какой вариант лучше?

Из телефонных разговоров Емельяна я узнал, что людям без паспорта и страхового свидетельства государственная медицина не оказывает в специализированной помощи. Что вылечить сифилис вновь прибывшему в «Ной» бездомному стоит 30 тысяч. Счета за гемодиализ бывают просто неподъемными, а клопов в рабочих и социальных домах приходится травить минимум четыре раза в год. Узнал, что «Ною» необходима любая помощь, но в первую очередь — дома для общин с большими первыми этажами, расположенные там, где местные жители не станут объявлять организации войну. Очень нужны заказы на надомную работу, любые лекарства, вещи, матрасы, старые компьютеры и много чего еще. Но больше всего нужна помощь министров и депутатов — изменение законодательства, чтобы жить и работать общиной было законно.

— А что жена, не ушла? — спрашиваю, прощаясь.

— После того как с 2012 года я стал получать за эту работу зарплату, она смирилась, — у Емельяна снова звонит телефон. — Но я думаю, она многое бы отдала, чтобы я снова стал автоинструктором.

Историк Екатерина Деревянко, сотрудница Брянского госархива, оказалась на грани увольнения из-за того, что чиновникам не понравилась «непатриотичная» научная статья о пособниках немецких оккупантов. Претензии предъявили несмотря на то, что работа основана на исторических документах. Деревянко упрекают в том, что она пишет об антигероях вместо того, чтобы заниматься, к примеру, знаменитыми брянскими партизанами. Коллеги-ученые вступились за Екатерину и ее право заниматься историей. В интервью «Ленте.ру» историк-архивист рассказала о сути претензий, о других пострадавших ученых и о проблеме освещения подобных тем.

«Передали претензию, что я пишу об антигероях»

«Лента.ру»: Расскажите, что, собственно, произошло с вашей статьей.

Екатерина Деревянко: В 2016 году была опубликована научная статья о Локотском округе, за подписью историка Екатерины Деревянко, а не работника Госархива. Это ключевой момент.

В нынешнем году в архив пришел запрос от Музея Победы [на Поклонной горе в Москве]. Они постоянно меняют экспозицию и попросили пополнить ее какими-то новыми документами. В качестве иных материалов я предложила свою статью — уже как работник госархива. Все материалы прошли рецензирование. Этим занимается департамент культуры, которому мы подчиняемся. Они могли бы завернуть мою статью, сказать, что она не в контексте, что она не подходит. Но ее пропустили свободно, и она пошла в музей с визой департамента культуры.

И вдруг возникли претензии. У кого?

Я точно не знаю. Через директора госархива я узнала, что есть некий академик, который написал разгромное письмо по поводу моей статьи. Мол, чуть ли не я сама — коллаборант. Еще мне передали претензию, что я пишу об антигероях вместо того, чтобы писать о героях.

Но это все на словах. Мне никто этого письма от академика не показал и его имени не назвал. Было бы интересно поговорить с ним, понять, в чем конкретно заключаются его претензии, подискутировать в переписке. Ведь так принято в научной среде уже многие века.

Как вы сами относитесь к этой своей статье? Хотите за нее биться?

Я не считаю изложенное в ней истиной в последней инстанции. К статье можно придраться. Можно поднять вопрос о том, почему я не включила вот это и это. Готова доработать материал, если получу к тому разумные доводы. Но никакой конкретики нет. У меня даже есть мнение, что никакого письма от академика нет, а просто кто-то из областной администрации на меня ополчился.

Давайте попробуем разобраться в сути претензий. Вы и правда пытались оправдать коллаборантов? В статье есть данные об экономических и культурных успехах администрации времен оккупации. Как это понимать?

Статья написана на основании документов Локотского самоуправления, в которых сами коллаборационисты описывали свою деятельность. Конечно, в этих текстах не могло быть самобичевания, самокритики. Они же писали о себе. Моя роль в том, что я эти документы ввожу в научный оборот, но я ни в коем случае не поддерживаю изложенные там идеи.

Да, Локотской округ был одним из самых больших административных образований коллаборантов. Там проживало около полумиллиона человек — по существу, это предатели. И я задаюсь вопросом: как это произошло? Где корень зла?

А моя статья — это лишь один из элементов огромной мозаики, который открывает взгляд на происходившее по ту сторону фронта. Конечно, этот элемент необходимо правильно разместить в общей картине. Этим может заняться кто угодно, ведь статья в открытом доступе. Она сугубо научная. Я в статье не пытаюсь проводить параллелей, где было лучше, а где хуже. Не пытаюсь обелить коллаборантов. Просто размышляю над причинами.

Эти люди — предатели и убийцы. Это люди, которые поддержали оккупантов. Они не только экономическую и культурную жизнь восстанавливали в округе, а проводили в жизнь репрессивную политику. Об этом также есть документы. Если мы в них заглянем, то увидим, что только в поселке Брасово сожжено и расстреляно почти шесть тысяч человек. Как же нам относиться к коллаборантам? Вариантов нет.

Но вас все равно попросили уволиться?

Сначала мне сказали, что необходимо переписать статью. Потребовали добавить туда акты ЧГК (Чрезвычайной государственной комиссии), чтобы мы могли аргументированно сказать начальству, что не поддерживаем предателей. Я согласилась, статью переписала. Но чиновники на этом не успокоились. Департамент потребовал меня наказать, а именно — перевести из Госархива в ЦДНИБО (Центр документации новейшей истории Брянской области — прим. «Ленты.ру»), бывший партийный архив. Пусть, мол, она идет туда и пишет о героях-партизанах.

Я уже была готова и на это согласиться, но начальство и этим не удовлетворилось. Решили от меня избавиться и тихонько уволить «по собственному желанию». Вот здесь я возмутилась, так как не считаю себя виноватой.

«Чиновники боятся этих тем»

Я занимаюсь наукой и имею право на мнение. У нас вообще-то свобода слова. И, опять же, я не настаивала на необходимости направить статью в музей. Департамент на стадии рецензирования мог ее остановить, но не сделал этого. А зачем тогда нужен этот фильтр? Почему они не возьмут ответственность за поставленную подпись?

Неприятно, что этот скандал наложился на основную тему, которой я занимаюсь, — историю Холокоста. Наша область в этом плане впереди планеты всей. Мы открыли «Аллею праведников» на набережной в центре города, и выставка у нас была «Дорогами памяти» — единственная и уникальная для России после Центра толерантности. Выставка эта посвящена Холокосту и оккупационному режиму на Брянщине.

Теперь мы хотим открыть музей Холокоста. Я как раз над этим сейчас работаю. Другими словами, планов много, и получается, что всей этой моей деятельности перекрываются ходы.

Освещение Холокоста тоже вызывает неприязнь у чиновников?

И Холокост, и коллаборация — это темы сложные для освещения, обсуждения и понимания. От исследователя они требуют профессионального подхода — без штампов, а от слушателей — некой подготовки, достижения определенного уровня восприятия.

Наши местные чиновники боятся этих тем и считают, что лучше их не трогать, не углубляться. Они хотят, чтобы мы занимались чем-то более известным, удобоваримым.

А конфликты ученых с чиновниками у вас в Брянске раньше были?

У нас было и такое, когда доставалось независимым историкам. Я говорю об Андрее Кукатове. Как-то он помогал немецкому ученому Штопперу, который работал у нас в архиве, а потом вернулся на родину и защитил там докторскую диссертацию. Труд Штоппера был впоследствии признан в России экстремистским материалом, а на Кукатова обрушились за то, что он привез из Германии снимки, сделанные немецким солдатом во время оккупации в Клинцах, у нас на Брянщине.

Понятно, что эти фотографии постановочные, и мы должны их рассматривать в соответствующим ракурсе. На них счастливые детские лица, танцы народного коллектива какого-то, и так далее. Однако они все равно имеют для нас определенную ценность, даже в краеведческом плане.

А Кукатова после открытия выставки в областной библиотеке обвинили в оправдании оккупационного режима. Экспозиция была со скандалом сорвана.

«Нельзя оперировать советскими штампами»

Давайте вернемся к коллаборантам. Каковы вообще были причины столь широкой поддержки оккупантов на Брянщине? Последствия Большого террора и коллективизации?

Да, до революции эти территории — Локоть, Брасово — принадлежали лично великим князьям Романовым. Соответственно, царская фамилия пыталась внедрить здесь передовые методы экономики, техническое оснащение. Такое отношение сформировало класс крепких, зажиточных крестьян. Поэтому коллективизацию здесь восприняли очень болезненно. Раскулачено было каждое второе хозяйство. Кого-то осудил НКВД, кого-то лишили земли и выслали, кого-то лишили избирательных прав.

Об этих проблемах хорошо знали немцы, и когда они пришли сюда, то с целью получения поддержки населения предложили свою программу — возвращение частной собственности и так далее. Конечно, в основном это просто декларировалось — немцы не собирались давать местным жителям никаких реальных прав, но появились выборные должности старост. Предпринимались и другие попытки заигрывать с населением путем налаживания бытовой жизни. Все это сопровождалось тотальной и продуманной до мелочей фашистской пропагандой. При этом, несмотря на все усилия оккупационных властей, в регионе существовала мощнейшее партизанское движение.

Об этом забывать нельзя. Об этом уже очень много написано, много сказано, но есть и свои сложности. Ведь были те, кто переходил с одной стороны на другую по нескольку раз. Были и такие, кто терроризировал местное население. Здесь тоже нельзя оперировать советскими штампами 50-х годов.

«Зарплата у меня смешная»

Что вы уже сделали, чтобы себя защитить?

Я рассказала о происходящем в соцсетях. Откликнулся наш местный телеканал «Городской», израильское телевидение ITON.TV, и завертелось обсуждение среди профессионалов, занимающихся исследованием темы коллаборационизма. Написаны письма в администрацию области, которые подкреплены рецензиями ученых-историков Дмитрия Жукова, Ивана Ковтуна, Григория Рейхмана. В них говорится, что можно обсуждать и дискутировать, но нельзя наказывать исследователя. Есть также открытое письмо на имя губернатора от Вячеслава Шатохина, который занимается изучением истории эвакуации евреев на территорию Средней Азии. Он юрист по образованию, работает в Америке.

Но я до сих пор не знаю, кто именно настаивает на моем увольнении, кому именно так сильно не понравилась моя статья.

Коллеги вас поддерживают или, наоборот, сторонятся?

У нас [в госархиве] всего несколько человек занимаются научной деятельностью. Они меня поддерживают. Другие погружены в работу технического характера и не в курсе происходящего.

В Госархиве Брянской области я тружусь с 1999 года. У меня много друзей и хороших знакомых среди российских ученых и в международной среде, так как я постоянно участвую в семинарах, конференциях, стажировках, как у нас, так и за границей. Мне очень приятно, что пишут и незнакомые люди, высказывают добрые слова в мой адрес. Видимо, тоже сталкивались с непрофессиональным, некомпетентным отношением российских чиновников.

Но ведь с вашей стороны были соблюдены все формальные процедуры. И как теперь быть другим ученым? С чисто бюрократической точки зрения — непонятно…

Да, получается, что раз они в департаменте это пропустили — значит, проявили халатность? Читали они статью или нет — мне неизвестно. Впредь я не буду направлять свои материалы куда бы то ни было через Госархив. В этом была ошибка. Нужно действовать как индивидуальный исследователь, тогда спрос будет только лично с тебя.

Почему вы, имея знакомства в Москве и за границей, продолжаете жить и работать в Брянске? У вас высокая зарплата?

Этой мой родной архив, и я очень хорошо знаю состав хранящихся тут документов, что позволяет мне успешно заниматься интересующими меня и востребованными темами. Здесь живут люди, с которыми мне удается заниматься разными серьезными проектами.

Зарплата у меня смешная, если честно, чтобы за нее как-то бороться. Я занимаюсь делом, которое люблю, и там, где мне хочется. Переезжать и увольняться я не собираюсь. Настроена на борьбу. Сейчас меня мотивирует желание отстоять свое право на дальнейшую исследовательскую деятельность.

Вы не думаете, что из-за всей этой истории брянские чиновники будут видеть в вас скорее общественного деятеля, чем историка?

Нет, я не хочу добиваться чьих-либо увольнений, наказаний для кого-то. Мне кажется, что чиновники задумаются и просто оставят меня в покое. В любом случае, мяч на их стороне.

Президент России Владимир Путин выступил с телеобращением, в котором рассказал о своем видении изменений в пенсионном законодательстве. Ранее реформа подразумевала повышение пенсионного возраста до 65 лет у мужчин и до 63 лет у женщин. Президент заявил, что повышение для женщин должно составлять не восемь, а пять лет, а также подчеркнул необходимость введения статуса «предпенсионный возраст». Он также озвучил ряд других изменений, которые в виде поправок будут направлены в Госдуму. Среди них — введение доплаты для сельских жителей со стажем от 30 лет, особые условия для народов Крайнего Севера. «Лента.ру» публикует главное из выступления президента.

Демографические проблемы рубежа 2020-х были очевидны

«Дискуссия о необходимости повышения пенсионного возраста началась не вдруг, не сегодня. Об этом говорили и в советский период, и в 90-е годы. Но решения не принимались, по тем или иным причинам откладывались.

В начале 2000 годов и члены Правительства России, и многие представители экспертного сообщества вновь настойчиво стали ставить вопрос о пенсионной реформе и повышении пенсионного возраста. Объективные предпосылки для этого существовали. Было очевидно, что на рубеже 2020-х мы неизбежно столкнемся с серьезными демографическими проблемами».

Оппозиционеры будут использовать эту тему для саморекламы

«Повторю, изменения в пенсионной системе, тем более связанные с повышением возраста выхода на пенсию, волнуют и тревожат людей. И естественно, что все политические силы, прежде всего, конечно, оппозиционные — будут использовать эту ситуацию для саморекламы и укрепления своих позиций. Это неизбежные издержки политического процесса в любом демократическом обществе. Тем не менее я просил Правительство самым серьёзным образом изучить и использовать все прозвучавшие конструктивные предложения, в том числе и от оппозиции».

Покрывать дефицит пенсионного фонда за счет бюджета больше нельзя

«Может быть, следует продолжить наращивать финансирование Пенсионного фонда? За счет федерального бюджета покрывать его дефицит? Уже говорил, что для этого пока есть ресурсы. Они действительно есть. Но посмотрите, какая здесь складывается картина в целом.

В текущем году на эти цели мы выделяем из бюджета 3,3 триллиона рублей, из них 1,8 триллиона рублей непосредственно на обеспечение выплаты страховых пенсий. Если предположить, что мы хотим достичь поставленной цели, выйти на среднюю пенсию в 20 тысяч рублей, ничего при этом не меняя, то дефицит Пенсионного фонда увеличился бы в полтора раза — до 5 триллионов рублей. Для сравнения — это больше, чем все расходы на национальную оборону и безопасность страны».

Пенсионный возраст для женщин надо повысить не на 8, а на 5 лет

«Предлагаю ряд мер, которые позволят максимально смягчить принимаемые решения.

Первое. В проекте закона предлагается увеличить пенсионный возраст для женщин на 8 лет — до 63 лет, тогда как для мужчин он повышается на пять лет. Так не пойдет, конечно. Это неправильно. И в нашей стране отношение к женщинам особое, бережное. Мы понимаем, что они не только трудятся по основному месту работы, на них, как правило, весь дом, забота о семье, воспитание детей, хлопоты о внуках. Пенсионный возраст для женщин не должен повышаться больше, чем для мужчин. Поэтому считаю необходимым уменьшить предлагаемое законопроектом повышение пенсионного возраста для женщин с 8 до 5 лет.

Далее. Мы должны предусмотреть право досрочного выхода на пенсию для многодетных матерей. То есть, если у женщины трое детей, то она сможет выйти на пенсию на три года раньше срока. Если четверо детей — на четыре года раньше. А для женщин, у которых пятеро и более детей, все должно остаться как сейчас, они смогут выходить на пенсию в 50 лет».

Для тех, кто выходит на пенсию в ближайшие два года, должна быть льгота

«Второе. Как уже говорилось, пенсионный возраст предполагается повышать постепенно. Чтобы люди могли адаптироваться к новой жизненной ситуации, выстроить свои планы. Но хорошо понимаю, что сложнее всего придется тем, кто первым столкнется с повышением пенсионного возраста. Уже совсем скоро. И мы должны это учитывать. В этой связи предлагаю для граждан, которым предстояло выходить на пенсию по старому законодательству в ближайшие два года, установить особую льготу — право оформить пенсию на шесть месяцев раньше нового пенсионного возраста. Для примера, человек, который по новому пенсионному возрасту должен будет уходить на пенсию в январе 2020 года, сможет сделать это уже в июле 2019 года. То есть повторю, на 6 месяцев раньше».

Для работодателей нужно ввести ответственность за увольнение пожилых сотрудников

«Считаю необходимым установить для работодателей административную и даже уголовную ответственность за увольнение работников предпенсионного возраста, а также за отказ в приеме на работу граждан по причине их возраста. Соответствующие изменения в законодательство нужно внести одновременно с принятием законопроекта о повышении пенсионного возраста.

Что здесь хотел бы добавить. Люди старших возрастов, как правило, обладают хорошим профессиональным опытом. Это, как правило, надежные, дисциплинированные сотрудники. Они способны принести большую пользу своим предприятиям и компаниям. При этом важно, чтобы они, так же как и более молодые работники, при желании могли пройти необходимое переобучение, получить новые навыки, повысить свою квалификацию.

А если человек предпенсионного возраста решил уволиться сам, добровольно и пока не нашел новую работу, то и в этом случае мы должны укрепить его социальные гарантии. В этой связи предлагается увеличить максимальный размер пособия по безработице для граждан предпенсионного возраста более чем в два раза — с 4 тысяч 900 рублей, как сейчас, до 11 тысяч 280 рублей с 1 января 2019 года — и установить период такой выплаты в один год».

Необходимо сохранить льготы шахтерам, чернобыльцам, народам Крайнего Севера

«Мы должны учесть особые условия жизни и труда людей. Мы уже предусмотрели сохранение льгот для шахтеров, работников горячих цехов, химических производств, чернобыльцев, ряда других категорий. Считаю, что нужно сохранить действующие условия назначения пенсий и для коренных малочисленных народов Севера.

Мы должны поддержать и жителей села. Уже неоднократно обсуждалось и даже принималось решение о необходимости 25-процентной надбавки к фиксированной выплате страховой пенсии для неработающих пенсионеров, живущих на селе. У которых не менее 30 лет стажа в сельском хозяйстве. Но вступление этого решения в силу откладывалось. Предлагаю начать эти выплаты уже с 1 января 2019 года».

Должна быть возможность выйти на пенсию не только по возрасту, но и по стажу

«Считаю, что у тех, кто начал рано работать, должна быть возможность выйти на пенсию не только по возрасту, но и с учетом заработанного стажа.

Сейчас в законопроекте устанавливается, что стаж, дающий право на досрочный выход на пенсию, составляет 40 лет для женщин и 45 лет для мужчин. Предлагаю на три года уменьшить стаж, дающий право на досрочный выход на пенсию. Для женщин до 37 лет, а для мужчин до 42-х».

Льготы по налогам на недвижимость и землю отменят не сразу

«Считаю принципиальным сохранить на переходный период, до завершения преобразований в пенсионной системе, все федеральные льготы, действующие на 31 декабря 2018 года. Имею в виду льготы по налогам на недвижимость и землю.

Да, эти льготы у нас традиционно предоставлялись только с выходом на пенсию. Но в данном случае, когда в пенсионной системе предстоят изменения, а люди рассчитывали на эти льготы, мы обязаны сделать для них исключение, предоставлять льготы не в связи с выходом на пенсию, а при достижении соответствующего возраста. То есть, как и прежде, льготами смогут воспользоваться женщины при достижении 55 лет и мужчины — с 60 лет. Таким образом, еще до выхода на пенсию они уже не будут платить налог за свой дом, квартиру, садовый участок».

Поправки к законопроекту будут направлены в Госдуму в ближайшее время

«Мы не были к этому раньше готовы. Но откладывать дальше действительно нельзя. Это было бы безответственно и может привести к тяжелым последствиям в экономике и социальной сфере, самым негативным образом сказаться на судьбах миллионов людей, потому что, сейчас это уже ясно, государству рано или поздно все равно придется это сделать. Но чем позже, тем жестче будут эти решения. Без всякого переходного периода, без сохранения целого ряда льгот и тех смягчающих механизмов, которые мы можем использовать сегодня».

«Предложения, о которых сегодня говорил, будут оформлены в качестве поправок и в кратчайшие сроки внесены в Государственную Думу».

«Еще раз подчеркну, нам предстоит принять трудное, непростое, но необходимое решение. Прошу вас отнестись к этому с пониманием».